Текст книги "Дети пространства"
Автор книги: Виктор Вагнер
Соавторы: Ирина(2) Емельянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)
Атмосферное давление
В пинассе Н-229 на Луну прибыла куча пассажиров. Тут была Алисия Флинт, вернувшаяся в Клавиус после небольшого перерыва, Мишель Рандью и Ганс Пфельце, а к ним в придачу Барбара Леннарт – единственная из врачей госпиталя Порт-Шамбалы, никогда не служившая на боевых кораблях и не имевшая офицерского звания. Просто когда-то давно, лет двадцать назад, лейтенант Мейер-второй встретил на набережной Лерны девушку-выпускницу Бетанской медицинской академии, так же как Келли Лависко встретил в Пратере Элен Арети, и некоторое время спустя она перебралась в Порт-Шамбалу.
По специальности Барбара была детским врачом, поэтому появление её в Клавиусе было несколько странным. С другой стороны, не Илайджа Вертера же было сюда отправлять и не Хань Сяо. Тем более, что благодаря сугубо мирной профессии Барбары Ким оставался старшим по званию офицером ВКФ на Луне, и это очень грело его самолюбие.
Не успели все прибывшие на «Маринеско» и пинассе бросить свои вещи в выделенных им комнатах, как мастер Брукман собрал своих дипломников-экотехников в каминном зале и стал ставить им задачу.
Ким тихо просочился в каминный зал и притащил с собой шварцвассеровских мальчишек. Мориц и Линда почему-то не сочли нужным присутствовать.
Брукман рассказывал про разрабатываемый вирус и необходимость обеспечить полную изоляцию испытательного полигона от обитаемых куполов. На большом экране на стене была выведена система куполов Клавиуса, объединённых общей вентиляционной системой, а также обозначены подлунные цеха заводов.
– Вероятно, для этого придётся строить новые купола, – заключил он.
Выслушав описание проблемы, Труди задала вопрос:
– Мастер, а при каком давлении в этой вентиляционной системе происходит отсечка по разгерметизации?
– Стандартно – восемьдесят процентов номинального давления.
– А номинал здесь сколько? – Труди втянула носом воздух, как будто пытаясь на нюх определить его плотность. – Стандартные земные 100КПа? А если снизить давление в одном из малых куполов, скажем, до 50?
– Та-а-ак, – протянул Брукман.
– Смотрите, что получается, – продолжила Труди. – Жить в таком куполе вполне можно. Особенно если сделать состав атмосферы как у нас, тогда парциальное давление кислорода будет как на Земле. Но защитная автоматика вентиляционной системы обеспечит изоляцию купола. А даже если где-то произойдёт утечка, то воздух будет течь только из большого купола в малый, при таком перепаде-то. И тогда в малом куполе можно будет искать течь по повышенному содержанию азота.
– Интересно, почему до этого до сих пор никто не додумался? – пробурчал мастер.
«Почему-почему, – подумала девушка. – Да потому, что никто из вас не был в Гелиуме во время метеоритного инцидента девяносто первого года. А я была.»
На подготовку первого малого купола к сбросу давления ушло три дня. За это время Мориц даже с помощью Ганса и Мишеля никак не мог запустить изготовление телеуправляемых роботов, которых нужно было оставить в куполе с тем, чтобы людям уже никогда не пришлось там появляться. Однако в багаже Труди оказался новенький лёгкий экзоскелет с нагрузкой до 750 ньютонов. На Земле такая модель выдержала бы саму Труди и от силы килограммов двадцать груза, но на Луне она, пожалуй, могла бы жонглировать Морицем и Вагабовым – двумя самыми тяжёлыми людьми в Клавиусе. Такие экзоскелеты были рассчитаны на использование в качестве машины телеприсутствия и могли управляться как со второго экзоскелета, так и с компьютерной приставки для управления жестами. Приставка же нашлась у Мишеля и Ганса, которые привезли её с собой для экспериментов с дракончиками.
Поэтому через четыре дня Линда Раштен наконец смогла приступить к той работе, ради которой уже два месяца отиралась в Клавиусе, занимаясь вместо молекулярной биологии странной смесью геоботаники с археологией. Когда она начала жестикулировать перед приставкой, распределяя подопытных мышей по клеткам в изолированном куполе, мастер Брукман объявил своим экотехникам выходной.
Труди устроилась на газоне перед зданием планетологической экспедиции с планшетным компьютером. Последние несколько дней ей было совершенно некогда следить за тем, что творится вокруг её фильма в земной, да и в марсианской Сети, и что вытворяют там две копии её аватара. Но не успела она открыть страничку дискуссии на Синематроне, как из тоннеля, ведущего в большой купол, вылезли двое земных мальчишек, над которыми почему-то шефствовал Ким, со своими дракончиками. Сегодня, кроме обычных двух бронзовых, они волокли с собой целую охапку красных.
– Труди, привет! – поздоровался Ганс. – Хочешь персонального дракона?
– А что, вы их так просто раздаёте?
– Ну да! Сегодня конвейер запустили. Теперь красных дракончиков будет много.
– А они все будут одного цвета?
– Можно было заложить разные цвета, но смысл? Пусть уж бронзовые и золотой останутся уникальными.
– А разве золотые не девочки? – Труди уже выбрала время и поинтересовалась той книгой, к которой возводила происхождение первого дракончика рассказанная Кимом легенда.
– Золотой есть только один – Рут. Эльза, его хозяйка, очень хочет, чтобы это была девочка. Но ничего женственного в его движениях нет, вся пластика такая же, как у бронзовых.
– Погоди-погоди, – Труди вытащила стилус из кармашка своего планшета, сделала несколько набросков, потом аппроксимировала их формулами и показала Мишелю. – У тебя ведь шея движется вот так, а лапы – вот так. А если сделать вот так?
Мишель вытащил свой планшетный компьютер – заметно меньше, чем у Труди, зато военного образца, ударопрочный и водонепроницаемый, – полез в исходные тексты контроллера движений дракона и минут пятнадцать возился там, периодически спрашивая совета у Труди, не отрывавшей взгляд от его экрана. Потом выбрал одного из красных дракончиков, у которого на передней лапке было алюминиевое колечко с цифрой «9», и залил в него – вернее, теперь уже в неё – новую программу.
– Её будут звать Джейнайн. Потому что девятый номер. А десятый будет с японским именем Кайтен, – сообщил он, после чего снял с плеча бронзового Адама и пустил их гулять рядом.
Разница в пластике прямо-таки бросалась в глаза: красная драконочка кокетливо изгибала шею и плыла по газону, слегка покачивая бёдрами задних лап, в то время как бронзовый увалень топал за ней вразвалочку.
– Ура! – завопил Ганс. – Труди, ты лучший 4D-художник в Галактике!
– Разве что в Клавиусе, – улыбнулась девушка. – И то потому, что здесь других нет. У нас на Марсе, например, в Мельдилорне есть Джулия Джойнер, так я рядом с нею что плотник супротив столяра. А на Земле у вас есть Жозе Перейра.
– Но Перейра же обыкновенный, двухмерный художник, – робко возразил Миранду.
– Перейра великий художник, он сколько надо измерений, столько и может, – отрезала Труди. – Статуя Христа, которую он реставрировал – это три измерения. А я уже только из обсуждения с ним моего фильма столько почерпнула...
Тут из двери, ведущей в тоннель, появился Ким в рабочем комбинезоне, на ходу вытирая руки ветошью.
– О, они у вас теперь разнополые, – оживился он, увидев дракончиков. – А брачный полёт ты уже запрограммировал?
Вопрос был задан Мишелю, но почему-то, услышав его, краской залился Ганс.
– Откуда мне знать, какие реакции должны быть у драконов во время брачного полёта? – кинулся Мишель на защиту друга. – Давай, что ли, я на вас с Труди навешаю датчиков на ночь, чтобы иметь исходный материал!
Теперь смутился Ким.
– Не помогут тебе никакие датчики, – происходящее откровенно развеселило Труди. – Я про романтическую любовь вон сколько книг читала и фильмов смотрела, но пока ко мне самой не явился прекрасный капитан на своём корвете, не представляла себе ничего похожего на то, как оно на самом деле. Так что, Ким, придётся тебе самому программировать брачный полёт у дракончиков. Так и быть, помогу тебе в том, что касается женской особи.
В университете Бордо
Капитан II ранга Мигель Гонсалес-первый, кряхтя, выбрался из флиттера, припаркованного на улице Командан Арну в Бордо. Давно прошли времена, когда механик торгового флота Мигель Гонсалес мог спокойно лазать по скобтрапам корабля на глиссаде при двойной перегрузке. Да и те, когда старший лейтенант свежеобразованного Военно-Космического Флота Гонсалес облазил с видеокамерой и инерциальным датчиком всю матку шияаров на только что воссоединённой с человечеством планете под Осануэва. Как сейчас выясняется, именно это и было делом всей жизни, за которое Мигеля Гонсалеса будут помнить века спустя, если будут.
А теперь даже флиттер не попилотируешь. Хорошо хоть внучка Лаура разыскала где-то сумасшедших биологов – вроде тех самых, которые сейчас возятся в Клавиусе – и не менее сумасшедшего мальчишку-программиста, и они все вместе сочинили алгоритм для автопилота флиттера, который разгонял и тормозил машину так, чтобы старик Мигель не терял сознание. А то сидеть бы ему в Порт-Шамбале, словно в тюрьме, как предыдущие пять лет. Теперь хоть в Бордо можно выбраться.
Нет, кто-нибудь из курсантов, конечно, отвёз бы. Правда, Ким, который глубже всех влез в проект по изучению шияаров, торчит на Луне, но здесь есть Лаура. Да и у малыша Джека уже открыта категория «F» в лётных правах. Но одно дело, когда летаешь сам, пусть с автопилотом, пусть преодолевая боль, и совсем другое – когда тебя везут, и ты по дороге теряешь сознание. Потом ещё с Хань Сяо пришлось бы ругаться.
Впрочем, внешнему наблюдателю было бы невдомёк, что подтянутый, совершенно седой офицер – практически инвалид, не способный к самостоятельному передвижению даже в пределах планеты. Ходить пешком здоровье ему ещё вполне позволяло. Профессор Бромптон, встречавший Гонсалеса у малозаметной боковой двери университета в своём неизменном растянутом свитере, выглядел куда менее физически крепким.
– Добрый день, Айзек! Ну, как у вас тут дела?
– Вашими молитвами. Никогда не думал, что со мной будут раскланиваться в коридоре не только ректор и проректор по хозчасти, но даже завкафедрой египтологии. Техноархеология у нас всегда была в загоне, а уж на моё увлечение темой космической войны вообще смотрели как на политическую фронду. А тут ваш грант, плюс мешок обломков шияаров. Признайтесь, вы распотрошили все личные коллекции офицеров эскадры? Да ещё эта странная машинка для неразрушающей масс-спектрометрии. Теперь ко мне стоит очередь из археологов, работающих с дотехническими культурами. Всем хочется узнать технологию изготовления всяких ценных металлических украшений, а только ваша машинка даёт достаточно детальную информацию.
Гонсалес улыбнулся.
– Да, нам моямашинка в своё время тоже очень помогла. Я ведь выдумал её, потому что припёрло разбираться с потенциально взрывоопасными захваченными роботами. Как-то неохота, чтобы ты ткнул в него отвёрткой, а он от этого рванул тонн на пятьсот тротилового эквивалента. А потом её у меня оторвали с руками арктурианские археологи. У них те же проблемы – никогда не знаешь, не остался ли взрывоопасным артефакт технической цивилизации, провалявшийся миллион лет в наносах. Но ведь это было сорок лет назад. Сорок лет все CAD/CAM файлы лежат в открытом доступе. Неужели у вас никому не пришло в голову начать это тиражировать? Ну ладно сорок – восемнадцать лет назад, когда мы начали строить свои корабли на ваших заводах. У нас эта машинка сейчас входит в аварийный комплект даже на торговых судах – мало ли на что в космосе наткнёшься.
За этим разговором они добрались до рабочего места Бромптона.
– Так вы действительно полностью уверены, что архитектура электроники шияаров имеет земное происхождение? – спросил спейсианин.
– Готов поклясться в этом на «Искусстве программирования» Кнута, – Бромптон протянул руку к полке над столом и вытащил некогда белый, пожелтевший от времени том. Гонсалес с трудом сдержал восхищённый вздох: это было очень древнее, прижизненное издание, одно из тех, где задача «доказать Великую Теорему Ферма» ещё имела сложность 50 24
[Закрыть].
– Если так, то следы происхождения шияаров надо искать на человеческих космических верфях. Насколько я понимаю, мы оба уже начали копать этот вопрос. Как у вас успехи в этом деле?
– Покойный Дюбуа в своё время, уж не знаю, на какие шиши, но сумел выкупить в архивы университета полную бухгалтерскую документацию космических верфей Земли конца позапрошлого века. Поэтому мы можем точно сказать, где и когда строились на Земле все корабли массой более пятисот тонн. Насколько я понимаю, первая матка шияаров должна быть больше, ведь нижний предел размера скачкового корабля – тысяча тонн сухой массы.
– Шестьсот пятьдесят, – уточнил Гонсалес. – Такой тоннаж имел самый маленький из известных скачковых кораблей. Но это был межзвёздный курьер, у которого обитаемость была как у пинассы, а полезного груза влезало не более пары тонн. Матка же шияаров должна была нести на себе завод-автомат, способный воспроизвести её самоё, а это не менее пяти тысяч. И то, по-моему, пять тысяч – это перспективные проекты для безгравитационной среды. Для Япета вроде планировали такой. А хотя бы один взлёт и посадка на атмосферную планету дают не менее семи тысяч.
– Мы точно можем сказать, что корабли-заводы такого тоннажа на Земле не строились, а судьбу всех кораблей, которые могли быть переоборудованы, мы можем проследить. Без вести пропадали в основном тысячетонники.
– То же самое я могу сказать по Толиману, Арктуру и Бете. Можно проследить судьбу каждого корабля-завода, построенного на Авалоне после 2098 года. Один сгорел под Осануэва, остальные все на месте. Был ещё корабль-завод, потерянный вместе с первой колонией на Тау Кита-e, он клавиусской постройки, но колонисты второй волны уже раскопали его и даже задействовали часть оборудования. По Харе данных пока нет, но под ней вроде никогда и не строили кораблей-заводов. Значит, остаётся Клавиус. Там пока ещё бьются с приручением компьютера коммерческого отдела верфей, но вот, взгляните, – Гонсалес достал из кармана запаянный пакет с блоком старинной твердотельной памяти. – Мы изъяли оттуда бэкап за 29 июня 2106 года. Есть основания полагать, что после этого момента Клавиус уже не принимал заказов на строительство кораблей.
– Хочется схватить эту штуку и бежать в подвал. Там у нас есть кое-какое оборудование, способное прочитать носители столетней давности, – Бромптон аж подпрыгнул на стуле. – Но есть ещё один вопрос к вам, капитан. Вы предоставили подробнейший видеоотчет об исследовании матки шияаров. У вас там явно работало несколько специалистов. При этом вас интересовало не столько то, какие боевые роботы могут там производиться, сколько то, как приспособить эту штуку к производству техники, совместимой с человеческим программным обеспечением. Почему?
– Понимаете ли, в чём дело, – старый капитан вздохнул. – Колонизация новой планеты выглядит так: собираются около десяти тысяч человек, небедно живущих на приличной промышленно развитой планете, продают всё, что нажили за свою жизнь, и покупают три вещи: корабль-завод, проспект колонизации и билеты в один конец. Из всего этого стоимость корабля-завода составляет процентов шестьдесят. То есть его цена равна цене всей собственности примерно двух-трёх тысяч небедных семей. Дарить такой подарок системе Осануэва не может себе позволить ни одна промышленно развитая система в Галактике. Свой же корабль-завод, с которого началась цивилизация в Мире Осануэва, был уничтожен шияарами. У них уже появились вне его кое-какие металлургические мощности, которые им удалось сохранить, но ни электроники, ни тонкой биохимии всё ещё не было. То есть они по-прежнему оставались бы без надёжной связи, медицинской техники и лекарств. Купить необходимое оборудование россыпью? Наверное, это было бы возможно. Но там было всего три миллиона населения, да и вообще практически не существует товаров, которые на развитые системы выгоднее ввозить, чем производить на месте. Так что эта история могла тянуться и по сей день, и до сих пор у них там не хватало бы спутниковых терминалов, антибиотиков и томографов. И от этого умирали бы люди. Поэтому мы решили заставить захваченную матку шияаров отрабатывать, восстанавливая те разрушения, которые причинило её потомство.
Последний житель Клавиуса
Ким подловил Линду Раштен в каминном зале.
– Слушай, ты тут вроде единственный представитель antispace.org?
– Ну... – замялась девушка. – Была когда-то. А что?
– Да есть тут одно дело. Бромптон-таки установил, кто именно заказывал того реплицирующегося робота, потомки которого известны нам как шияары. И этот человек родился, жил и умер в Клавиусе.
– На Луне же запрещено вынашивать и рожать детей. Слишком мала гравитация.
– Так прежде, чем появился запрет, кто-то должен был попробовать. Вот Эндрю Таннер как раз и есть результат одной из таких попыток. Удалось выяснить адрес его квартиры в Большом куполе. И вот теперь я хочу её посетить и приглашаю тебя участвовать в этом как представителя антиспейса.
– Но ведь это незаконное проникновение в чужое жилище.
– В Большом куполе уже сто лет никто не живёт, так что это не грабёж, а археология. Но если тебя это так волнует, могу попросить Келли выписать формальный ордер на обыск. Будешь понятой.
Линда наконец сообразила, что имеет дело с «космическим оккупантом», который только на днях исполнял в этом самом зале старинную песню со словами: «Нам пропишут синоптики, словно лекарство, погоду, а погоду на море, пожалуй что, делаем мы 25
[Закрыть].» Эти люди привыкли прогибать под себя не то что человеческие законы, но и погоду, гравитационное поле, расположение планет и чуть ли не циклы активности звёзд.
– А кто ещё пойдёт?
– Само собой, Труди Карпентер. Если я отправлюсь куда-то в обществе другой девушки, а её не возьму, она будет ревновать. Хотел взять ещё Мишеля Рандью, но, прочитав вот это, засомневался, – Ким вытащил из планшетки распечатку из журнала планетологической станции Клавиус-4.
Линда прочла:
12.11.2126 11:00 GMT. Сегодня не вышел на связь дедушка Энди, персонаж непонятного гражданства, проживающий в Большом куполе и иногда поставлявший экспедиции свежие овощи в обмен на муку и запасные части к бытовой технике. Попросил Айвена и Олега съездить к нему и проверить – может быть, он заболел.
15:00 GMT. Вернулись из Большого купола Айвен и Олег. Доложили, что старик Энди сидит в кресле перед своим компьютером, холодный и окоченевший. Предложили врачу экспедиции доктору Сарно освидетельствовать труп, после чего организовать похороны.
18:00 GMT. После консультаций с Землёй по E-Mail доктор Сарно заявил, что Эндрю Таннер не значится ни в каких базах данных, так что выписать свидетельство о смерти не представляется возможным. Поэтому он предлагает не отвлекать персонал экспедиции на организацию похорон. Обсудив с ним этот вопрос, я наложил запрет на посещение членами экспедиции 4-го квартала Юго-Восточного сектора Большого купола сроком на один год. Через год тело должно мумифицироваться и перестать представлять эпидемическую опасность.
– Н-да, – только и смогла сказать Линда.
– Теперь понимаешь, почему я не хочу тащить туда мальчишку тринадцати лет от роду, выросшего в том же городе, что и ты? Вот нашего первокурсника я бы взял. Так что пойдём втроём.
Труди, которую они вытащили из спортзала (Линда вообще не очень понимала, почему эта девушка после достаточно тяжёлой физической работы в малых куполах ещё и так упахивается в спортзале – куда больше, чем её однокашники-марсиане, и даже куда больше, чем земляне), пришла в состояние какого-то неумеренного энтузиазма:
– Так там сто лет лежит непогребённый труп создателя шияаров? А может, его призрак чахнет там над чертежами астероидного харвестера?
Линда попыталась урезонить молодую коллегу: мол, нехорошо глумиться над покойниками.
– Скажи спасибо, что здесь нет никого из-под Осануэва, – заметил на это Ким. – Вот уж кто поглумился бы. Узнай они, что сохранился труп создателя шияаров, они бы точно тем или иным способом вытребовали его себе, залили в пластик, чтоб не развалился, и повесили на вечные времена где-нибудь около входа в Парк Памяти в Нуэва-Картахена.
Девушки быстро переоделись в рабочую одежду, и все трое спустились в тоннель, ведущий в Большой купол. Когда они добрались до трамвайных рельсов, Ким предложил подождать трамвая. Через несколько минут к остановке подъехал роботрамвай, ходивший тут ещё при жизни Эндрю Таннера и, обнаружив ожидающих людей, остановился и открыл двери.
Когда вагон тронулся, Труди вдруг задумчиво произнесла:
– Ким, а ведь если бы не он, мы бы с тобой никогда не встретились.
– Хуже. Если бы шияары не атаковали Землю, а арктурианцы, отбив их, не основали Порт-Шамбалу, я бы, скорее всего, вообще не стал тем, кто я есть. Сидел бы, как в тюрьме, в сиротском приюте где-нибудь в Дублине и считался умственно отсталым асоциальным злобным типом. Поэтому предлагаю, если мы действительно найдём труп, кремировать его по-человечески, пока до него не добрались осануэвцы.
– Ты же вполне взрослый парень, – удивилась Линда. – Из приютов вроде выпускают после достижения совершеннолетия.
– Это по нашим спейсианским понятиям я взрослый. А по вашим земным шестнадцать лет – ещё несовершеннолетний.
Линда ещё раз оглядела парня и задумалась. Рослый, на полголовы выше неё, мускулы слегка выпирают через идеально сидящую рабочую форму ВКФ, всегда спокойный, уверенный в себе. С того самого момента, как на пороге альпийского приюта в клубах тумана возникли четверо в камуфляже и касках, она подсознательно воспринимала Кима как ровесника. Мара и Лаура всё же выглядели помоложе, курс этак на второй-третий земного университета. Мишель как-то прошёл мимо её внимания. А Ким вёл себя совершенно по-взрослому. И когда он возился с ней, обучая её разбирать-собирать гауссовку, и здесь на Луне, когда в спортзале курировал марсиан и этих двух подростков из шварцвассеровской лаборатории, было видно, что преподаванием он занимается не впервые в жизни. Ну никак он не тянул меньше, чем на аспиранта.
– А почему асоциальным и злобным? – тем временем поинтересовалась Труди.
– Потому что земные приюты всех стригут под одну гребёнку. А я под эту гребёнку категорически не подхожу. На Земле уже лет двести нет приютов, которые готовят офицеров. В каком-нибудь кадетском корпусе XIX века, может, я и вписался бы в образ жизни. А тут... Но вообще в семье со мной возились даже больше, чем с родными детьми. На Мару могли и прикрикнуть, чтобы не капризничала, а со мной всегда старались разобраться, что не так. Ну а Келли – он вообще старший, если что, на нём вся ответственность. Пока он в юнги не ушёл.
Ким ещё долго вспоминал своё детство в Порт-Шамбале и в юнгах. С точки зрения Труди это было детство как детство. Кому-то достаётся менее интересная работа в подмастерьях, кому-то более. Пожалуй, она не променяла бы свою работу на его, хотя успела побывать только на двух планетах – родном Марсе и Фобосе, а не на десятке, которые успела посетить Солярная эскадра за те три года, пока Ким служил в юнгах. Зато она видела и хандрамиты, и купола рудничных посёлков, и Гелиум – и не так, как видит их отпущенный в увольнение космонавт, а изнутри, можно сказать, с самой изнанки. А вот для Линды это всё было совершенно не похоже на тот мир, который знала она.
Трамвай подъехал к нужной остановке, и Ким мгновенно переменился. Вместо парня, флиртующего с двумя девушками одновременно, появился рейнджер, сопровождающий гражданских лиц через малознакомое опасное место.
А место и правда было странноватым. Когда-то здесь был сельскохозяйственный пригород Клавиус-сити, маленькие домики, разбросанные среди полей. Но за сотню безлюдных лет заброшенные поля заросли кустарником и тем самым тонкоствольным клавиусским лесом, поэтому домик Таннера было не так просто найти. Киму даже пришлось кое-где прорубать дорогу.
Наконец они добрались до домика. Рядом с ним был мощёный дворик, который сумел устоять против наплыва вездесущей клавиусской флоры. Под дряхлым пластиковым навесом в углу стояли несколько насквозь проржавевших квадроциклов, и лежала куча всяких сельхозорудий. На двери домика по-прежнему болталась на стекловолоконном шнурке пластиковая печать Лунной Планетологической базы.
Ким решительно сорвал печать и шагнул внутрь. Миновав небольшую террасу, он распахнул дверь в комнату, окна которой закрывали жалюзи. В ней в полутьме перед выключенным компьютером сидел… На первый взгляд им показалось, что просто невысокий и очень худой старик. Со второго взгляда стало понятно, что это высохшая мумия.
– Труди, собери каких-нибудь сухих веток на дрова, – скомандовал Ким. – А ты, Линда, помоги мне его вытащить.
Вдвоём они выволокли почти невесомый труп на двор и аккуратно положили его на брусчатку, потом натаскали довольно большую кучу хвороста. Ким вытащил из рюкзака бутылку с какой-то жидкостью и обильно полил этот хворост. Они аккуратно положили труп на костёр, сложив ему руки на груди, и Ким, встав у изголовья, сказал короткое прощальное слово. Затем он вытащил из кармана небольшой предмет, что-то дёрнул и бросил его в дрова. Те моментально вспыхнули по всей длине костра, и через несколько минут на брусчатке остался только пепел и несколько угольков.
– Всё, печальный долг выполнен, – сказал курсант. – Теперь можно спокойно заняться сбором информации.
