Текст книги "Дети пространства"
Автор книги: Виктор Вагнер
Соавторы: Ирина(2) Емельянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 40 страниц)
* * *
Минут через сорок Мара спрыгнула из пилотской кабины в жилой отсек, выдвинула непонятно откуда кухонный столик с разнообразной посудой и занялась приготовлением кофе, напевая:
Но он не вписался в пролив Гибралтар —
Тот случай мы не позабудем.
В Скалу он влетел и навек там застрял,
Сломав два старинных орудия.
– Мара, ты что-то задумала, – заметил Анджей. – У тебя даже спина выражает коварство и ехидство.
– Ага, – полуобернулась к нему от кофемолки Мара. – Я задумала посадить эту штуку на Луну, не включая большой тяги. Тут малая больше лунного g.
– Ты точно ничего не сожжёшь Вагабову с такой посадкой? – засомневался Шварцвассер.
– А то я не тренировалась ходить в ордере и не знаю, какой длины факел плазменного выхлопа у P-26E. Тут есть маршрут захода, по которому на пути ничего нет.
– А почему на малой тяге больше опасность что-то сжечь, чем на большой? – удивился Анджей.
– На большой тяге у двухрежимного ТЯРД рабочее тело просто нагревается и ускоряется за счёт теплового расширения, – пояснил Шварцвассер. – Поэтому температура выхлопа может быть достаточно невелика. А на малой тяге выбрасывается плазма, разогнанная магнитным полем до ста километров в секунду. Это требует намного больше энергии, но зато очень небольшого расхода вещества. Поэтому на малой тяге можно разгоняться сутками.
– Значит, задача – всего лишь сэкономить несколько тонн воды? – спросил журналист.
– Кстати, вода тоже лишней не будет, – энергично кивнула Мара. – На Луне это не такой распространённый минерал, как на Земле, тем более, что большая часть шахт по её добыче законсервирована. Но вообще в кои-то веки мне в руки попала такая забавная игрушка, как P-26E. Хочется поиграться всласть.
– А Келли тебе уши не оторвёт за такие игры?
– Если мне не оторвёт их Вагабов сразу после посадки, то Келли потом простит.
– А что, Вагабов имеет право драть уши курсантам ВКА?
– Ну ты прям как антиспейсовцы, – рассмеялась Мара. – Можно подумать, мы здесь на самом деле злобные космические оккупанты. Вагабов – начальник Лунной базы и, по факту, всей Луны, потому что других поселений на ней нет. А я всего лишь командир корабля, совершающий посадку на его планету.
– Ладно, – махнул рукой Шварцвассер. – Если что, я как разработчик данной машинки тебя прикрою. Скажу, что это были натурные испытания. Только ты уж постарайся, чтоб не вышло так, как в третьем куплете твоей песенки.
– А что было в третьем куплете? – Анджей продолжал чувствовать, что у Мары и Шварцвассера есть какая-то общая жизнь, куда он не допущен. Ревновать девушку к профессору втрое старше её? Когда сам старше всего лишь вдвое?
– А в третьем куплете там как раз был Клавиус, – сказала Мара и пропела:
Но он не вписался в орбиту Луны —
Я быть не хочу в его шкуре:
На Клавиусе он оставил штаны,
А кепочку на Байконуре.
Не прерывая разговора, Мара сняла с плитки сразу три джезвы, разлила кофе по чашкам и предложила всем присутствующим.
– А почему такой низкотехнологичный способ приготовления кофе? – поинтересовался Мориц. – Я думал, тут будет какой-нибудь хитрый автомат.
– Во-первых, мне кажется, так вкуснее, – ответила Мара. – Во-вторых, это новая пинасса, у которой пока нет постоянного экипажа. Поэтому тут есть только то, что входит в стандартный комплект оборудования, и то, что притащила на борт я. Естественно, тащить громоздкую кофеварку-автомат мне было лень. Но вообще обычно экипажи соревнуются, у кого более хитрая система для приготовления кофе. Потому кофеварка и не входит в типовой комплект – всё равно пилоты притащат что-нибудь вычурное и нестандартное.
* * *
Часа через два Мара поднялась в пилотскую кабину, а в жилой отсек спрыгнул Джек. Тем временем Шварцвассер рассказывал Морицу и заинтересованно прислушивавшимся Анджею и Линде про особенности вооружения пинассы.
– На протяжении всей военной истории метательное оружие поражает цель той энергией, которая предназначена для его движения. Даже во второй половине XX века, когда особенно увлекались сверхмощными боеголовками, был случай, когда аргентинцы поразили английский эсминец ракетой воздушного базирования, и та не взорвалась. Однако эсминцу это совершенно не помогло – невыработанного топлива маршевого движка ему вполне хватило, чтобы загореться и утонуть. Как бишь та ракета называлась? «Экосекс»? Или «Экстрасенс»?
– «Экосекс» – это не в XX веке, а в XXI, – вмешался в разговор Джек. – Были тогда, между первой и второй космической эрой, такие чудики, которые занимались публичным сексом во всяких музеях и церквях якобы для пропаганды охраны природы, которую тогда зачем-то называли «экология». А как называлась ракета, надо спросить у Мары. Мы на первом курсе по истории военного искусства ещё не дошли до Фолклендского конфликта.
Линда, уже имевшая опыт общения с миссис Флинт, заметила, как напряглась та, услышав, что тринадцатилетний подросток рассуждает о публичном сексе, и решила всех отвлечь:
– Между первой и второй космической эрой? Джек, а расскажи, как вы вообще делите новейшую историю?
– Новейшую – это после братьев Райт? – Джек ненадолго задумался. – Предупреждаю: всеобщую историю в Академии я ещё не учил, она в конце второго курса. Поэтому буду рассказывать по курсу для младшей школы. Значит так, XX век. Сначала был позднеколониальный период. Куча мелких войн – англо-бурская, русско-японская, балканская. Он же вторая техническая революция – телефон, самолёты, автомобили, массовая химическая промышленность. C 1914 года – Первая Мировая война. Ютландский бой. Последнее эскадренное сражение артиллерийских кораблей, он же последний бой, в котором участвовал наследник престола… английского. C 1918 – межвоенный период, двадцатилетнее перемирие по Фошу. В тридцатые – работы Урванцева и Ушакова на Северной Земле. Гражданская война в Испании, первая массированная бомбардировка города. В сороковые – Вторая Мировая. На европейском театре – глубокие прорывы механизированных частей, активное применение фронтовых бомбардировщиков и штурмовой авиации. Критский и арнемский десанты. На азиатском – авианосцы. В конце войны – массовое уничтожение городов стратегической авиацией на обоих театрах. С 1945 по 1961 – холодная война. В процессе развития средств доставки ядерных зарядов создаются космические ракеты. С 1961 по 1972 – первая космическая эра. Первая высадка на Луну. Начало Эпохи, в смысле системы учёта времени, не привязанной к планетам. С 1972 до конца века – Малое Средневековье. Развиваются в основном средства управления людьми, пропаганда, маркетинг и всё такое, и поддерживающие их технологии – компьютерные сети, мобильная связь. Дальше XXI век. Малое Средневековье кончилось в двадцатые годы, когда наконец развились технологии машинного зрения и ориентирования в сложной среде. Началась эпоха обезлюдения промышленности. К середине века она закончилась, и случился кризис безлюдности производств. С 2049 года, когда был основан город Клавиус, куда мы сейчас летим, началась вторая космическая эра, освоение Солнечной системы. Следующий период – Экспансия. Начался в 2074 году со второй межзвёздной экспедиции Игоря Венёва и основания постоянного базового лагеря археологов на Лемурии. Толиманцы могут сколько угодно доказывать, что их систему Венёв посетил первой, но высадка на Мир Толимана состоялась позже, чем на Лемурию. Концом Экспансии считается 2098 год, когда правительство США попыталось установить свою администрацию в системе Арктура. Непонятно, правда, почему США – иранцев и шведов там тогда было куда больше, чем американцев, экспедиция была от упсальского университета, а корабль Венёва приписан к украинскому порту Николаев. Но в любом случае у них не выгорело. С этого момента история колоний и история Земли пошли разными путями… – неожиданно Джек запнулся. – В младшей школе историю Земли от Лемурийского инцидента до Антверпенского договора совсем не учат. А в истории колоний не так уж много событий общегалактической значимости. Обычно выделяют период социальных экспериментов до 2125 года. За это время появилась бетанская система образования, принята Хартия Торгфлота, вообще сформировалась спейсианская культура, какой мы её знаем. Потом период экстенсивного роста до 2188 года, когда была осознана шияарская угроза и создан ВКФ. Потом – освобождение Осануэва, шияарский ультиматум Земле и Антверпенский договор. А дальше уже не история, дальше уже текущая политика, – Джек перевел дух, налил себе чашку чая и уселся на край чьего-то противоперегрузочного кресла.
В этот момент Мара объявила по громкой связи:
– Внимание, пассажиры! Через пять минут будут произведены маневры, сопровождающиеся исчезновением тяготения на жилой палубе. Просьба всем занять противоперегрузочные кресла и зафиксироваться.
Джек сделал вид, что данное объявление его не касается, поскольку он член экипажа, однако извлек откуда-то из ящика кухонного столика крышку и надел на свою чашку.
– Тогда, профессор, может быть, вы расскажете нам, что происходило с космонавтикой на Земле в последние сто лет? – спросила Линда Шварцвассера.
– Да ничего хорошего. Вся Вторая Космическая Эра была большим финансовым пузырем. К сожалению, у нас на Земле до сих пор основной критерий принятия решений – экономическая целесообразность. А освоение космоса не может быть экономически выгодным. Первую космическую эру двигали военные бюджеты двух противостоящих сверхдержав. Вторую – средства, освободившиеся после сворачивания военных бюджетов. И если бы не открытие Карла Ангстрёма, сделавшее возможным колонизацию землеподобных планет в других звёздных системах, скорее всего, к настоящему моменту у Земли не было бы ни одного искусственного космического объекта.
– А научные проекты, вроде нашего? – запротестовала Линда.
– Заметь, мы летим на военном корабле. И научные станции по всей Солнечной системе последние восемнадцать лет снабжаются военным флотом. Мирное применение космоса, вроде спутниковой связи или вашего изолированного биосферного полигона, на Земле окупается только как побочный эффект от военного. Любая космическая колония должна быть самодостаточной, а возить материальные ценности между планетами можно только в виде курьёзов или предметов роскоши. Правда, окупается перевозка людей – в основном поучиться друг у друга. Или что-нибудь поисследовать, – профессор вздохнул. – Сдаётся мне, что без колоний в других звёздных системах вымерли бы не только лунные города, но и марсианская колония. В колониях целеполагание устроено как-то по-другому, там экономическая выгода рассматривается не как цель, а как граничное условие: деятельность не должна разорять. А цель этой деятельности – какая-то совсем нематериальная. Поэтому, имея регулярное сообщение с колониями, марсиане чувствовали себя частью Объединённого человечества, а не отщепенцами, брошенными матерью-Землёй на негостеприимной планете. Ну, чудаки, предпочитающие жить под куполом, а не под открытым небом. Но в колониях все по-своему чудаки. Там это нормально, – Шварцвассер снова невесело усмехнулся. – А база на Луне, куда мы сейчас летим, продолжает функционировать только потому, что Международный Институт Солнечной системы на протяжении XXII века дважды умудрился заменить свой единственный космический корабль на новый, купив его у арктурианцев на Марсе. Хотя, честно говоря, не могу понять, что мешало построить новый самим, пользуясь промышленными мощностями Клавиуса. В первой половине прошлого века на этих заводах было произведено столько интересного оборудования для баз на спутниках планет-гигантов...
Внезапно сила тяжести исчезла, и Шварцвассер замолчал. Казалось, пинасса куда-то обрушивается. У не слишком опытных в космосе пассажиров закружилась голова, и они не обратили внимания на то, что пинасса развернулась на 180°.
Через несколько секунд двигатели вновь заработали, и Мара объявила по громкой связи, что можно выбраться из кресел.
* * *
Через пару часов Мара вызвала Джека в пилотскую кабину – предпосадочные маневры требовали работы обоих членов экипажа. Пассажиры опять заняли свои кресла. Шварцвассер сначала пытался понять, какую именно схему захода придумала Мара, но после пятого маневра с отключением двигателя и разворотом корабля на 90° сбился.
Внезапно ускорение настигло жилой отсек с необычной стороны – со стороны ног. Пинасса качнулась на амортизаторах шасси и встала.
– Вот мы и на Луне, – сказал профессор.
– Откуда вы знаете? – удивился Мориц. – Ускорение примерно такое же, как и при работе двигателя.
– Направление, – пояснил начинающему инженеру более опытный коллега. – Со стороны шасси у пинассы попросту нет двигателей, кроме ориентации. Поэтому, если мы чувствуем ускорение с этой стороны, значит, шасси упираются в планету.
Мара объявила, что можно покинуть кресла. В отсеке через дверь в переборке, которая теперь снова стала стеной, а не потолком, появился Джек уже в легком скафандре, извлёк откуда-то ещё стопку скафандров и стал помогать пассажирам их надевать. Анджей и Шварцвассер справились сами, более того, Шварцвассер даже помог облачиться своему ученику. Анджей хотел было помочь Линде, но пока он возился со своим скафандром, вагабовские ребята уже успели упаковать обеих дам.
В отсек вышла Мара, тоже уже в скафандре, и после короткой проверки стала выпускать пассажиров по одному через присоединенную к двери складную шлюзовую камеру. Пока она проверяла скафандры, Джек уже успел пройти туда и спустить из двери складную лесенку. Через несколько минут все собрались на площадке рядом с кораблём
– А почему нас никто не встречает? – поинтересовалась миссис Флинт.
– Здесь не любят без нужды выходить под открытое небо, – ответила Мара. – Сами доберёмся как-нибудь.
На площадке рядом с пинассой высился огромный трамп-тысячетонник, скособочившись на обломленную левую стойку основного шасси. В районе машинного отделения в его обшивке зияла огромная дыра с торчащими кусками металла, а в передней части фюзеляж был испещрён маленькими дырочками.
– Что это? – спросила Линда.
– Знакомьтесь, это «Индевор», – ответил один из планетологов. – Последний космический корабль, принадлежавший Институту. Стоит здесь с 2208, когда его мимоходом расстреляли шияары.
– Но это же старинный арктурианский межзвёздный торговец! – удивился Мориц. – Вон в пробоину даже видно кусок полюса Ангстрёма.
– Я же только что рассказывал вам, как Институт покупал корабли у арктурианцев, – напомнил Шварцвассер. – Естественно, это скачковый корабль – как бы иначе его пригнали сюда с Авалона?
Встреча старых друзей
От стояночной площадки до шлюза, ведущего в купол, было рукой подать. Пожалуй, здешняя шлюзовая камера была способна вместить грузовик средних размеров, не то что девять человек. Около внутренней двери прилетевших встречал грузный высокий мужчина с наголо выбритой головой. Даже не поздоровавшись с пассажирами, он с ходу принялся отчитывать Мару:
– Что это за маневры? У тебя сколько воды на борту?
– Двадцать пять тонн.
– И чего тогда выпендриваешься? Садилась бы по-человечески.
– Тимур, оставь, – вмешался Шварцвассер. – Считай, что это были испытания предела возможностей новой машины. Я как разработчик одобрил.
– Привет, Ганс, рад тебя тут видеть. Вот уж не думал, не гадал, что ты когда-нибудь выберешься сюда. Но всё же зря ты так потакаешь этой девушке. Помнится, с её братом намучились и я, и Стивенс. Впрочем, с ним ты тоже знаком…
– Я и с их родителями знаком, и даже с дедом. Давай лучше представлю тебя остальным членам нашей команды. Анджея Краковски ты вроде уже знаешь. Это Линда Раштен, сотрудница Вейссмана, из-за которого и заварилась вся эта каша. Это Алисия Флинт, менеджер из фонда Джулио Раске, это Мориц, мой аспирант. А это, – обернулся он к своим спутникам, – Тимур Вагабов, начальник Лунной базы.
– Так, ребята, вы знаете, что делать, – обратился Вагабов к своим новоприбывшим сотрудникам. – Только не забудьте сдать скафандры экипажу, они ВКФ-овские. А остальным я предлагаю пока разместиться, – он указал рукой на длинное двухэтажное строение, пересекавшее купол по диаметру. – В три часа по Гринвичу жду вас у себя в кабинете. Мара, настоятельно рекомендую тебе поспать хотя бы два часа. Ганс, а ты небось уже успел проголодаться? Пошли, что ли, напою тебя чаем. У нас тут ещё только десять утра, а обед по расписанию с двух.
Шварцвассер и Вагабов разместились в кабинете начальника Лунной базы. Эти двое знали друг друга давно – ещё до 2208 года аспирант Венского Технологического Ганс Шварцвассер рвался конструировать космическую технику, а аспирант Международного Института Солнечной Системы Тимур Вагабов отчаянно нуждался в этой технике.
– Что там случилось у вас на Земле, и почему вдруг кого-то заинтересовали наши богом забытые купола? – спросил планетолог.
– По-моему, младшее поколение Лависко, воспользовавшись отсутствием родителей и попустительством Тадеуша, решило организовать на Земле третью космическую эру, – усмехнулся Шварцвассер. – То моего лучшего аспиранта сманят младшим механиком на арктурианский трамп, то арктурианскую певицу пристроят в Венскую оперу. Теперь вот посоветовали молекулярным биологам Вейссмана использовать в качестве полигона Луну. Причём это уже Келли.
– Что забавно, не только они. Моих ребят уже два раза приглашали на общечеловеческие конференции по планетологии. И эта самая Фаррани появилась на Земле отнюдь не по приглашению Келли Лависко.
– И как твои ребята?
– Ты знаешь, довольно неплохо. Они там у себя в колониях мало работают со спутниками планет-гигантов, все силы уходят на планеты, пригодные для колонизации. Поэтому МИСС в Галактике котируется чуть ли не наравне со Станцией Сириус. Единственно что – сложно искать оказии. К нам в Солнечную систему заходит не так уж много кораблей.
– А почему у тебя нет своих?
– Откуда? Мне режут финансирование каждые четыре года. У меня весь внутрисистемный транспорт – исключительно за счёт практики студентов ВКФ, а вся программа исследования Ганимеда идёт на те средства, которые Порт-Шамбала выделяет на ганимедскую станцию мониторинга скачковой зоны.
– У тебя же Луна есть. Ты сидишь в Клавиусе, как собака на сене, а у тебя за стенкой, – Шварцвассер указал в сторону главного купола, – можно сказать, промышленные мощности целой планеты. В своё время здесь была построена примерно половина технологических кораблей, из которых раскручивалась промышленность колоний. Только после Лемурийского инцидента их начали строить на Авалоне. А до того – все здесь.
– Допустим, запущу я заводы. Но нужна хотя бы парочка инженеров, чтобы за ними приглядывать. А где я их возьму?
– Не проблема. Только свистни, от меня сбегут последние аспиранты. Любой инженер, работающий с космической техникой, втайне мечтает побывать на других планетах. Ты можешь сразу предложить ему Луну, а будет хорошо себя вести, так и всю остальную Солнечную систему. Но вообще, если мы сейчас начнём расконсервировать это дело для вейссмановского проекта, будут у тебя инженеры.
– А проекты?
– Да у меня куча этих проектов. Сильверхавн, Лерна и прочие колониальные верфи в обмен на мои разработки для ВКФ регулярно шлют разработки для Торгфлота. Мне они совершенно не нужны, но не зажимать же свои военные разработки из-за такой ерунды.
– Хорошо, построили мы с тобой пару трампов, – продолжал рассуждать Вагабов. – А экипажи к ним где брать?
– А где брали экипажи для «Индевора», а ещё раньше для «Челленджера»? Думаешь, я не знаю? Улетал человек на два года на дежурство на базе «Япет-орбитальный», а потом почему-то оказывался в толиманской космоходке. Но это тогда. Сейчас всё проще: звонишь Тадеушу Лависко и просишь принять учеников на курсы смены специальности при ВКА. И лететь никуда не надо.
– Мне бы твой оптимизм. «Возьмем, расконсервируем, настроим для Вейссмана изолированных куполов»... – Вагабов скривился. – Беда в том, что Клавиус никто не консервировал. Он медленно пустел, забрасывался, деградировал… А потом сбрендивший компьютер объявил боевую тревогу, которую не смогли отменить нигде, кроме этого маленького купола, и заблокировал все проходы. Разумеется, тревогу было с чего объявлять – вон на стоянке до сих пор останки «Индевора» валяются. Но как вы будете добираться до главного купола, не представляю.
– На это у меня есть двое курсантов ВКА. Может быть, их учили штурмовать вражеские купольные города, – задумчиво произнёс Шварцвассер. – А если не учили, так они сами под куполом росли, может, знают что интересное…
