Текст книги "Стоим на страже"

Автор книги: Виктор Астафьев

Соавторы: Юрий Бондарев,Олег Куваев,Владимир Карпов,Владимир Возовиков,Александр Кулешов,Борис Екимов,Николай Черкашин,Валерий Поволяев,Юрий Стрехнин,Владимир Крупин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Так было, когда сын Дроздова Витька убежал из дому и только на пятые сутки его нашли.

Виновато скрипнула дверь, и старшина Ляпушев заглянул в кабинет, глазами спрашивая: можно ли?

– Заходи, заходи, старшина! – обрадовался живому человеку майор.

– Сейчас, докурю папироску.

– Ладно, заходи, кури, – поторопился майор, боясь, что старшина раздумает и уйдет совсем и снова придется быть одному.

Счастливый от такого нечастого гостеприимства, старшина заморщился в улыбке и, усаживаясь, расстегнул китель.

– Значит, так, товарищ майор, – любуясь собственной деловитостью, проговорил он. – Значит, все в роте в порядке. Проверка, отбой, все спят, – мотал он в воздухе красной вялой ладошкой, – наряд службу несет. Все лично сам проверял. Сам беседовал с личным составом перед отбоем. Разъяснял, чтоб не вздумали в казарме курить. Предупредил.

– Правильно, Михаил Михалыч. Чаще с людьми беседуй. Привыкай выступать. И вот что еще, старшина. В твоей роте есть курсант Ляшко. Завтра или послезавтра он поедет домой оформлять брак. Невеста у него беременная. Я с утра командиру скажу. А ты начинай ему документы оформлять.

– А не получится, товарищ майор, как с Токаревым? Съездит, прокатается, а девке своей дулю покажет.

– Да не должен, парень вроде надежный. А поди узнай, что у него на душе.

– Мне домой надо, товарищ майор, жена ругать будет.

– Иди отдыхай, старшина. Привет от меня Клавдии Максимовне передавай, – проводил майор Ляпушева до двери и принялся за работу.

Он просидел за донесением почти до двух часов ночи и закончил его. Он поговорил со старшиной, приехавшим из Москвы, и проводил его до КПП, а сам пошел обходить батальон, прихватив с собой дежурного по части. Дежурный ежился, зевал, думал лениво: «И какой черт тебя по ночам носит. Спал бы и спал».

А майор шагал легкой утиной походочкой, иногда замирал на месте, вытягивал вперед голову. «Нюхает папа, – усмехался про себя дежурный. – Носом водит». Услышав говор возле казармы, майор нырнул в тень и двинулся вперед осторожно, мягко сгибая ноги в коленях. Но разговаривали дежурный и дневальный.

Окунувшись в сладковатую духоту казармы, майор зажег свет и пересчитал людей по головам. Сначала недоставало трех человек, а во втором счете их стало на двух больше, и только на четвертый раз, когда начали считать чуть ли не хором майор, дежурный и дневальный, вышло все правильно.

Сержант – помощник дежурного по части – дремал, прислонившись к стене. Он не злился, потому что уже привык к майору, и приготовился к бессонной ночи, и очень бы удивился, если бы майор поступил по-иному.

Но повод к таким размышлениям не представлялся. Дроздов шел от казармы к казарме, медленно проходил возле кроватей спящих. «Вот оно, золотое времечко, – думал он. – Все видно, как на ладони. Где порядок, а где вакханалия. Не укроешь». И низко наклонялся к аккуратно разложенному обмундированию, строчил что-то неразборчиво в блокноте.

«Завтра опять разгон будет», – вздыхал сержант-дежурный.

А потом майор шел от поста к посту, уходил в кабинет и вновь неожиданно появлялся там, где его не ждали. И прокрутилась эта карусель далеко за полночь.

И улегся он тут же, в кабинете, на сдвинутых стульях, прикрывшись шинелькой, приказав себе: «Спать!» И успокаивал себя: «Утро вечера мудренее». Но покой не приходил, и с тоской думал майор, что не все нужное в нынешнем дне он сделал и не все сделал верно, поддавшись раздражению, усталости. И многое завтра придется передумывать на свежую голову.

Спи, майор, спи.

Владимир Крупин
ЧУЖАЯ МИШЕНЬ
Рассказ

Стрелять по бегущим должны были из положения лежа. Батарея в полном составе, исключая сержанта Нестерова, прибыла на огневой рубеж. Но стрельбу не начинали: пошел дождь. Чтоб не ложиться на сырую землю, послали за брезентом.

Ефрейтор Гончар, отпуск которого зависел от сегодняшних стрельб, был назначен дежурным на вышку корректирования.

– Вот это и глупость, – говорил Гончар, давая сигарету солдату, сидевшему у пульта управления целями. – И тебе покоя нет, круглые сутки пальба, и нас в воскресенье погнали.

Солдат, равнодушно слушая, кивнул и спросил:

– Долго проходят?

– Что проходят?

– За подстилками, говорю, долго будут ходить?

– Как идти, – ответил Гончар, поглядывая на дорогу, – да каптенармуса не найдешь, да подстилки пожалеет. И то, говорю, что бы завтра не стрелять? Ни свет ни заря шум, крик.

Солдат снял один сапог, задрал ногу на сиденье и стал перематывать портянку.

– Мне вот отпуск.

Солдат поднял голову:

– По семейным обстоятельствам?

– За службу, – обрадовался вопросу Гончар. – А главное, что обидно. Я на отлично отстреляюсь, а если расчет не на первом месте, то и отпуска мне не видать. Чтоб каждый за всех. Политика у комбата.

Солдат намотал портянку, засунул ногу в сапог, попинал носком сапога в стенку.

– Ты откуда?

– Кривой Рог, – ответил Гончар. – О! Дивчины там! Я вам доложу!

Солдат оживился.

– Что там! На Львовщине, вот да! Мы сопровождали груз, день стояли. А они ходят, они ходят одна к одной! Тебя как?

– Микола.

– Коля! – солдат расправил грудь. – Я заболел! А ты говоришь – Кривой Рог.

– Да хоть и Львовщина, – быстро согласился Гончар, – хоть какое место, мне главное отпуск.

Внизу у бруствера перед солдатами стоял старшина батареи прапорщик Лялин, недавно перешедший на сверхсрочную службу.

– Меня спрашивают, – говорил он, поправляя под погоном ремень портупеи и дергая плечом, – меня спрашивают, повторяю, встаньте как положено. Первый расчет, в чем дело?

Сержант Борис Фандеев, стоявший рядом с Лялиным (это на его расчет прикрикнул старшина), негромко, только для Лялина, заметил:

– Брось, старшина.

– Не действуй под локоть, – тоже тихо огрызнулся Лялин и повысил голос: – Первый расчет! Фандеев, наведите порядок.

– Кто разрешил курить в строю? – спросил Фандеев.

– Прапорщик, – ответили из строя.

– Я разрешил, – пояснил Лялин, – но строй ломать не имеете права. Меня, повторяю, спрашивают, почему стреляем одиночными? А потому, – и он стал повторять слышанные от комбата слова, – а потому, что очередью бегущую мишень подобьет и Сидоров. Это условно говоря. А если вокруг Сидорова враги и патроны на исходе? Вам не довелось быть на войне…

«Тебе довелось», – подумал Фандеев, отошел и сел на ящик из-под снаряжения для учебной наводки. Взял в руки кусочек коры и стал медленно крошить.

Борис и его друг Леонид Нестеров собирались вчера вместе в увольнение. Но из-за стрельб комбат отпустил только Леонида. Борис и так часто ходил в увольнение.

Лялин, кончив урок, подошел и миролюбиво сказал, имея в виду портупею:

– Жмет, – и подергал плечом.

– Притрется. – Фандеев встал.

Лялин обиженно произнес:

– Мы ж без подчиненных можем быть как друзья. Конечно, вы с Леней дружки-приятели. Но я тебе, Фандеев, скажу, что, во-первых, вы мне препятствия в колеса не чините, а наоборот, на первых порах надо помочь в авторитете, а если говорить во-вторых, то в этом плане ты меня не осуждай.

– Я не осуждаю, – ответил Фандеев, – у каждого свое, – отошел и крикнул, глядя на вышку: – Гончар! Как там?

– Несут! – откликнулся Гончар, высовываясь.

– Ты чего там, куришь?

– Никак нет! Я слезу, товарищ сержант, отстреляюсь первым – и снова дежурить!

– Давай, – разрешил Фандеев и пошел к машине комбата.

Комбат читал газету.

– Принесли! – крикнул Фандеев.

Комбат открыл дверцу кабины и ступил хромовым сапогом на мокрую траву.

– Эх, – крякнул он. Согнулся, разогнулся. – Наслаждаюсь! – сказал он. – Хорошо, Фандеев!

Слабый ветер оттянул со стрельбища запах пороха, неназойливо висела в воздухе неслышная изморось, пробовали щелкать птицы, но негромко, таясь в березах за тяжело обвисшими ветвями. Вдали маячили мишени, похожие на начинающих движение людей.

– Убрать, – показал на них комбат. – Чем занимается личный состав?

– Прапорщик Лялин объясняет, почему стреляем по бегущим одиночными. – Фандеев посмотрел на комбата. – На случай, если у Сидорова останется мало боеприпасов.

Комбат усмехнулся. Получалось, как будто Фандеев посмеялся над Лялиным. Фандеев, заминая неловкость, закричал:

– Солдат! Эй, на вышке! Рядовой.

Солдат, отвечающий за управление мишенями, высунулся:

– Чего?

– Приготовить бегущие, – приказал Фандеев.

…Леонид проснулся оттого, что Лида потянулась через него за сигаретами. Уже проявился квадрат окна на темной стене.

Лида закурила, отвела сигарету, выдохнула в сторону дым, склонилась:

– Ты не спишь, я видела.

– Оденься, – сказал он, закрывая глаза.

– Еще темно.

Леонид открыл глаза и, избегая глядеть на плечи и грудь Лиды, посмотрел в глаза. Глаза были большие, веселые. Лида, все так же отводя руку с сигаретой, другую положила ему на глаза и поцеловала, прижимаясь всем телом. Он легонько отвел ее руку.

– О, господи! – разозлилась она. – Как будто я что требую. Повернись, я укрылась. – Он повернулся. Она лежала на боку, и когда он стал подходить за одеждой, она откинула одеяло. Он сел на кровать.

– Я дрянь? – спросила она.

– Ты не дрянь, – он закрыл ее плечи одеялом. – Я могу даже поцеловать тебя.

– Даже, – сказала она. – Надо же, даже поцеловать! Скажите!

– Лида, – сказал он, – я хочу что сказать. Без обиды. – Он заметил, что тени у глаз, которые ночью казались следами усталости, подведены краской. – У меня не было никого до тебя. Была, но я не считаю…

– Она была старше тебя? Сколько тебе было лет?

– Было плохо, – повторил он.

– Дай сигареты. – Он подал. – А со мной? Зажги спичку. – Он зажег. – Со мной тебе было хорошо?

– Если хочешь, я женюсь на тебе, только… в общем, если надо, я женюсь.

– Дурачок, – сказала Лида, – иди сюда, иди ко мне.

– …Но я бы не хотел жениться.

– Вообще или на мне?

– На тебе.

– Ну знаешь, – возмутилась она. – Ну и мотай отсюда. – Она села, погасила сигарету и стала одеваться.

– Лида, – сказал Леонид, – зачем так? Ведь не просто – сошлись, разошлись. Я понял, что бывает хорошо, когда остальное хорошо.

– Ничего я не хочу понимать. – Она не попадала крючком в петлю. – Вы с Фандеевым на одну ногу пара сапог. – Она, не застегивая, запахнула халат.

– Он тебя любит.

– А ты что говорил? – она повернулась к Леониду.

– Я в тебя за одни его рассказы влюбился, – виновато объяснил он.

– Что ты мне о нем говорил? – мстительно добивалась она.

– Фандеев мне друг больше некуда.

– Другом стал, а ночью? С грязью смешивал!

– Всегда был, – заторопился Леонид, боясь почему-то, что Лида ударит его.

– Если хочешь знать, – Лида приблизилась, – я его люблю. А с тобой – слышишь – случайно.

– Я ничего не скажу, Лидочка, – говорил Леонид, оглядываясь. – Ты не сердись, Лида. Я пойду.

– Иди, – ответила она, села и закашлялась.

– Ты б не курила, – посоветовал Леонид. – Он не такой, как я, – решился добавить он, – ты не думай, что если солдат, так что-то плохое. Говорят, конечно, о девчонках. Болтают больше. У нас парень есть, ефрейтор, тому только… Лида!

Лида молчала. Когда Леонид, уже одетый, подошел и сказал: я ухожу, она лишь дернула плечом.

…– Делай ра-аз! – протяжно командовал Лялин. – Отставить! Резче, резче! Делай ра-аз! Так. Делай два-а! На ремень! – Он увидел комбата. – Смирно! Товарищ капитан…

– Вольно! – сказал капитан.

– Вольно! – сдублировал Лялин.

– Три мишени, – отрывисто произнес капитан. – Интервал появления четыре секунды. Одно поражение – тройка, два – четверка, все – пятерка. Кому неясно?.. В укрытие! Первая смена – на исходный рубеж! Лялин!

Лялин выдал по три патрона.

– На огневой рубеж шагом марш, – сказал комбат. И когда солдаты легли на брезент, зарядили оружие и доложили о готовности к стрельбе, махнул рукой.

Солдат на вышке включил моторы. Мишени – избитые фанерные силуэты людей – появились и поплыли выше травы справа налево.

Гончар выстрелил. Мишень упала. Рядом ударили еще выстрелы. Гончар покосился, чтобы увидеть комбата, но показалась вторая мишень. Гончар свалил и вторую, а третью срезал, когда она только появилась. Он весело повернулся на бок и крикнул:

– Ефрейтор Гончар стрельбу закончил. – И сам себе скомандовал: – Оружие к осмотру!

Соседи еще стреляли, и хлопки выстрелов, как удары бича, неслись по полигону. Матовая изморось все висела в воздухе. Солдаты, выполнившие упражнение, встали. На брезенте светло-серыми пятнами остались следы, где лежали солдаты. Подошли следующие четверо. Лялин собрал у отстрелявших гильзы, раздал очередным патроны.

Комбат записывал результаты, прикрывая листок.

– Хорошо идет, товарищ капитан, – обратился к нему Лялин. – Скоро все отстреляются, ни одного перестрела.

– Не сглазь, – ответил капитан.

– Тьфу, тьфу! – ухмыльнулся Лялин. – А вы стрельнете, товарищ капитан? Может, очередью? Что ж экономить, все равно списывать, срок подошел.

Гончар тоже считал результаты. Его расчет отстрелялся без троек, оставался командир расчета Фандеев.

– А он хорошо стреляет? – спросил солдат.

– О! К гадалке не ходи!

– Это который?

– Вон под березой.

– А, – увидел солдат, – орал на меня который. Нажать блокировку – ни одной не свалит.

– Давай нажмем, – обрадовался Гончар.

Леонид взмахнул из кузова машины, крикнул шоферу, чтоб не останавливался. Попал ботинками в грязь, ругнулся и побежал к полигону. Солдат оцепления строго крикнул:

– Эй, сержант! – Но, узнав Леонида, сбавил: – Товарищ сержант, что ж вы в парадном? Да вы ж в увольнении!

– Не отстрелялись еще? – спросил Леонид. – Фандеев там?

– Кончаем. Все там.

Леонид, ступая по глине и оскальзываясь, подошел к комбату и, видя боковым зрением, что Фандеев подходит к нему, доложил комбату о прибытии.

– Ну и вляпался ты, – сказал комбат.

– Сейчас отмоюсь, – весело ответил Леонид и повернулся к другу: – Здорово, Борис! Как дела?

– Два перестрела.

– Не мои? – испугался Леонид.

– Взвод управления.

– А-а, – отозвался Леонид, крутя головой и кивками здороваясь с солдатами. – Ботинки надо вымыть.

Они подошли к чистой, налитой в затравеневшей ложбине, луже. Леонид нагнулся, смывая глину с обуви. Неслышно падали нечастые капли. Леонид потоптался на сухом месте, стряхивая остатки воды, вытер замерзшую руку носовым платком, посмотрел в сторону мишеней.

– Я сразу, как узнал, что вы здесь, сюда.

– Ты видел ее?

– Да. – Леонид посмотрел на ботинки. Потом взглянул на Фандеева и еще раз подтвердил: – Видел. Пойдем, пора.

– Подожди, – остановил Фандеев, – ну и?

– Что ну?

– Слушай, – дружелюбно попросил Фандеев, – ну, не понравилась, мало ли что, я-то о ней хуже думать не буду.

– А что хуже? Ничего не хуже. Сказала, что любит тебя.

– Ну, утешил, – засмеялся Фандеев. – И об этом поговорили?

Леонид неожиданно засмеялся, но тут же оборвал себя.

– Ленька, ты чего это? – нахмурился Фандеев. – Ты что, тоже в нее влюбился?

– Я? – спросил Леонид.

– Ладно, идем, – Фандеев шагнул было, но еще спросил: – Ты у ребят из ее группы ночевал? Да? Я тоже у них. – Он оглянулся, ожидая подтверждения.

Леонид стоял у тонкой ветвистой березы, и когда Фандеев оглянулся, он ударил каблуком в ствол и ударил еще раз, и когда оторвались и упали быстро сверкнувшие капли, он снял фуражку, стукнул ею о колено и сказал:

– Спал я с ней.

Хлопнул выстрел, сорвалась с березы серебряная капля и упала в перевернутую фуражку. Леонид хотел надеть фуражку, но не успел: Фандеев ударил его по рукам. Фуражка покатилась, упала козырьком кверху и, намокая, заметно темнела. Они стояли, обданные последними каплями с листвы: Леонид, припертый к стволу, и Фандеев.

– Ты! – сказал Фандеев. – Чтоб ты еще! Выбирай выражения!

Леонид попытался застегнуть пуговицу на кителе, но не смог, нагнулся за фуражкой. Держа ее на весу, пока стекла вода, сказал:

– Ну, убей.

От бруствера Лялин закричал:

– Сержанты, на огневой рубеж! Сержанты!

Они пошли рядом. Леонид отряхивал фуражку.

– Ну, – ласково обратился Лялин, – не посрамите Россию-матушку, вы – последние. Патрончики. – Он положил в ладони по три патрона. – Не жалко, Леня, мундир? Две! – крикнул он солдату на вышке.

С вышки Гончару и солдату было видно, как сержанты присоединили рожки к автоматам, легли на брезент. Комбат махнул рукой.

– Слушай, – торопливо заговорил Гончар, – я тебя прошу, будь человеком! Помоги.

– Чего? – спросил солдат. – Чего? – И нажал кнопку пускателя.

Вдалеке из траншеи поднялись, качнулись и поплыли мишени.

– Нажми блокировку! – закричал Гончар. – Нажми левую мишень, блокировку!

Сержанты выстрелили, и мишени исчезли. Гончар охнул, подскочил к пульту и нажал «стоп».

– Ты что, так твою! – вскочил солдат.

Гончар растерялся и только повторил:

– Бутылку, говорю, две! Левую блокировку.

– На вышке! – крикнул Лялин. – Чего там?

Гончар высунулся, ответил:

– Заело! – и скрылся.

Сержанты, ожидая вторую мишень, молчали. Леонид, стрелявший по левой, повернул голову к Фандееву и позвал:

– Борис!

Фандеев не отозвался. Он поглядел, куда упала гильза. От гильзы шел дымок. Леонид спросил Лялина:

– Долго там?

– Откуда я знаю, – ответил Лялин, но пошел к вышке. – Эй, Гончар, долго там?

Гончар опять быстро подскочил к окну:

– Сейчас, сейчас. Леонид предложил:

– Борис. Давай – я по твоей, ты по моей? А? Как бывало.

– Какая разница, – ответил Фандеев.

– Я говорю, стреляй по моей, я по твоей. Давай?

– Чего ради? – спросил, глядя на гильзу, Фандеев.

– Я тебе все расскажу, – заговорил Леонид, – что я сказал, это было. Я скотина. Но она сама… Ты не молчи, Борька. Слышь? – сдвигая брови и вытирая ствол автомата рукавом кителя, он продолжал: – Будет говорить, что любит, – не слушай. Это у нее легко. Чтоб наша дружба, Борис! Из-за…

– Цыц! – оборвал Фандеев.

– Ладно, я молчу, – ответил на это Леонид. – Она плевка твоего не стоит. – Он отложил в сторону автомат, сел.

Комбат издали крикнул:

– На рубеже!

Леонид лег. С вышки закричал Гончар:

– Готово!

– Готово! Приготовились! – подбегал с тыла Лялин.

– Слышь, Борь! Не забудь, ты по левой, – напомнил Леонид.

– Ладно, – отозвался Фандеев.

Лялин, остановившись поодаль, поглядел на комбата, махнул рукой и скомандовал:

– Огонь!

Появились и поскользили по направляющим мишени. Выстрелили.

– Левая промах! – крикнули сзади.

– Ленька! – растерялся Фандеев.

– Брось! – отмахнулся Леонид. – Следующая!

Третья пара мишеней уже возникла и двигалась. Леонид выстрелил первый, Фандеев чуть-чуть позднее, тщательно целясь.

– Левая промах!

Фандеев бросил автомат, вскочил.

– Без команды не вставать, – кричал подбегавший Лялин. – Оружие к осмотру! Какой пример подаете подчиненным?

– Иди ты! – выругал его Леонид.

– Расстроился, Леня, – язвительно заметил Лялин. – Ночку небось не спал. Проси перестрел. Все свалишь – на балл ниже.

Подошел комбат. Лялин нагнулся за гильзами. Сержанты доложили об окончании стрельбы.

– Приехал – молодец, промазал – плохо, – сказал комбат Леониду. – У тебя увольнение до вечера. Может, не считать?

– Почему, считайте. – Леонид спустил затвор, щелкнул ударником.

Солдат полигона крикнул:

– Все, что ли? Закончили, товарищ капитан?

– Будешь перестреливать? – спросил комбат.

– Нет, – ответил Леонид.

– Перестреляй, – попросил Фандеев.

– Не буду, – повторил Леонид.

– Дело твое, – сказал комбат и крикнул солдату: – Закончили! Лялин, построишь, отведешь. После обеда всем отдых. Я поехал.

Гончар пустился вприсядку:

– Спасибо, друг Сережа. Ты не сомневайся. У меня отпуск в кармане, а у тебя бутылка на столе.

– Скотина ты в общем, – отозвался солдат, – я в стереотрубу глядел – щепки летели.

– Я для уверенности, – оправдывался Гончар. – Чтоб расчет наверняка был отличным.

Он побежал вниз, чтобы успеть, перехватить комбата, но тот уже уехал, и Гончар подбежал к Фандееву.

– Первое местечко, товарищ сержант! Ну вы пульнули! Я в стереотрубу смотрел: только появились – нету! Только появились – нету! Как не было! А я волнуюсь, сами понимаете. Левая промах – по сердцу медом!

– В строй, – приказал Фандеев, и Гончар, козырнув, отбежал.

Лялин распределял, кому что нести: скатанный брезент, мешок с гильзами, мешки для упора, тренировочный стенд, покрикивал, подергивал плечом.

– Я не мазал, Ленька, – сказал Фандеев Леониду. – Не может быть такого.

– Плюнь, – беззаботно сказал Леонид. Он даже чувствовал облегчение, что Фандеев не попал. – Туда-сюда… Да плюнь! – энергично добавил он, не желая, чтобы Фандеев подумал, что это «туда-сюда» обозначает промах из-за Лиды.

Но Фандеев подумал именно так: Леонид уверен, что он промазал из-за Лиды.

– Бат-тарея! – запел Лялин. – Автоматы на ре-емень! Р-р-равняйсь! Отставить! Это не равнение. Р-р-ряйсь! Ищи грудь четвертого человека. Грудь, а не живот. Отставить! Не живот отставить, а равнение! Р-рясь! Ир-рна! Напр-раво! Товарищи сержанты, в голову колонны!

– Лялин, – негромко сказал Фандеев, – можно тебя на минутку?

– Шаг-гом-арш! – выдохнул Лялин и спросил: – Чего, Борис?

– Дай пару рожков, – попросил Фандеев, – все равно списывать.

– Зачем?

В колонне ефрейтор Гончар запел строевую, но взял высоко: не вытянул, сорвался.

– Иди, отстанешь: без твоей команды не остановятся, – Фандеев отнял у Лялина подсумок. – Мы догоним.

– Ты чего придумал? – отбегая, спросил Лялин. – Ты ответишь.

– Иди, иди, догоним, – успокоил Фандеев.

– Что ты в самом деле? – спросил Леонид. – Он ведь доложит.

– Постой тут, – сказал Фандеев, бросил на траву подсумок и полез на вышку.

Солдат увидел его и спросил:

– Забыли что-нибудь?

– Включи бегущие, – сказал Фандеев. – Наше время не вышло.

– Флаг спущен, – ответил солдат. – Не видишь?

– Поднимем. – Фандеев перекинул автомат за спину и, перебирая рывками шнур, поднял флаг.

– Не хозяйничай, – рассердился солдат, – тут я начальник.

– Сейчас мы стреляли, видел? Последние? – Солдат кивнул. – Вот. Стреляли наоборот. Я по его, он по моей. Я промазал.

– Ты не промазал, я видел, – осекся солдат.

– Я говорю промазал, потому что я по его мишени стрелял, получилось – как будто он. Включи. Что ты в конце концов?

– А ефрейтор?

– Что ефрейтор? – увидев, что солдат растерялся, спросил Фандеев. – Что ефрейтор? Гончар? – Он посмотрел на пульт, потом на солдата. – Блокировку нажимал?

– Ничего не нажимал, – ответил солдат. – Ладно, иди, включу.

– Включи бегущие, все, сколько есть. Четыре? Все включи.

У бруствера стоял Леонид.

– Включит? – спросил он. Фандеев кивнул. – Не ложись – грязно, – посоветовал Леонид.

– Отмоюсь, – Фандеев прищелкнул рожок.

Леонид досадливо сморщился:

– Борис, бросил бы ты. Если хочешь доказать, что хорошо стреляешь, я и так знаю.

Фандеев стал на одно колено, натянул локтем правой руки ремень, передернул затвор.

– Махни.

Леонид махнул рукой. Солдат включил моторы. Цели вынырнули из травы и поплыли перед прицелом. Борис приложился, повел стволом и… не выстрелил. Цели скрылись. Фандеев встал, посмотрел на колено.

– Действительно, грязно, – грустно сказал он. – Грязно все это, Ленька.

Они молчали и смотрели, как четкие в свете наставшего дня приходили и уходили мишени.

– Эй! – закричал солдат. – Чего зря моторы гонять!

– Давай! – заорал Леонид. – Все давай! – Он зарядил свой автомат, перевел рычаг с одиночной стрельбы на очереди. – Стреляй, Борька! Стреляй, в душу ее, в гроб!

Он полоснул короткой очередью, не попал, выругался, переступил ногами и, сдерживая бьющийся в руках автомат, скосил две или три.

– Подсоби! – крикнул он, зверея. – Поддержи огоньком, не успеваю.

Фандеев тоже начал стрелять, но одиночными, поглядывая на Леонида. Ни одной неупавшей мишени не ушло в траншею. Солдат, охваченный азартом, добавил к бегущим и появляющиеся и падающие.

– Правильно! – орал Леонид, обрывая крюки на вороте кителя. – Все давай! Все под корень! Борька! Чтоб из-за какой-то… – он отбросил пустой рожок, схватил новый, полный, и разрядил его весь, почти не целясь, не отпуская прижатый спусковой крючок, оскалясь и полосуя пространство перед собой. Когда автомат замолчал, он уронил его, и автомат повис на сгибе локтя. Не глядя на друга, Леонид стал застегивать китель.

А Борис давно уже не стрелял. Солдат выключил моторы. Было тихо. Остывали пули, врытые ударом в землю. Пришел и ушел несильный ветер.

– Что ж ты не расстрелял до конца? – спросил Леонид.

– Да ну! – отозвался Фандеев. – Ты тоже, палишь в белый свет.

– Как на войне. – Леонид попытался улыбнуться. – Злость выходила.

– У тебя-то злость?

Леонид нагнулся собрать гильзы, обжегся о еще не остывшие, бросил и выпрямился.

– Плевать! Все равно патронам срок вышел.

Фандеев не откликнулся. Они пошли, прошли мимо березы.

– Ты прости меня. Ты знаешь за что.

И на этот раз смолчал Фандеев. Береза, отряхнутая от воды, была светлее других и легко покачивала высыхающую листву.

– Сержант! – закричал солдат с вышки. Они оба остановились, подняли головы. – Скажи ефрейтору, пусть подавится своей бутылкой.

Фандеев кивнул, а Леонид спросил:

– Какая бутылка?

– Я не знаю, – ответил Фандеев. – Ты иди, я пойду спрошу.

– Я подожду.

– Не надо, не жди.

От поворота Леонид оглянулся. Фандеев не поднялся на вышку, смотрел ему вслед. И Леонид понял, что Фандеев не собирался выяснять, что это за бутылка, а хочет идти без него.

Солдат на вышке спустил сигнальный флаг.

Когда Лида, спящая в халате поверх одеяла, проснулась, она сразу хотела бежать на почту, давать телеграмму Борису. Но пока умывалась и причесывалась, бежать раздумала. Она решила, что Леонид испугается и ничего не расскажет Борису. Она бы не рассказала.

А мы склонны судить по себе других.