Текст книги "Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники. 1972-1977"

Автор книги: Виктор Курильский

Соавторы: Светлана Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

Вторую половину января АБС проводят в Комарове, где пишут первый сценарий «Сталкера».

Рабочий дневник АБС

[Запись между встречами]

Полещук Ал<ексан>др?

Зав. сектором печати отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ.

12.01.76

Прибыли в Комарово писать ПнО-С. Ком<наты> 21, 22. Ком<ариная> плешь; труба и камешки; телефон; дом с лабиринтом.

13.01.76

Миражи: a la Рерих; девица у воды.

Телефон: «Проверка»; ученый звонит Лоле, болтовня, снег. Автомобиль с деревом, и мотор работает.

Экспедиция в петле времени.

Пылевой чертик.

14.01.76

Сделали 6 стр.

15.01.76

Сделали 6 стр.(12)

Тебе это не нужно.

16.01.76

[См. рис. карты на стр. 3 вклейки.]

Сделали 6 стр.(18)

Гайки

Пылевой чертик Привал

Авт. с деревом → труба → телефон → мираж

Место, где вышла на дорогу экспедиция

Развилка

Петля времени

17.01.76

Сделали 6 стр. (24)

Была Адка.

18.01.76

Сделали 6 стр. (30)

1. Не верю тебе, шеф. (Зачем мы тебе? Трубы проходить?)

2. Не верю З<олотому> Кругу. (Почему повесился Стервятник?)

3. Не верю миру (нечего мне там делать, писать – гнусно). Хочу покоя.

19.01.76

Сделали 6 стр. (36)

Страх Виктора (перед болотом).

Пустышка.

Привал.

20.01.76

Сделали 6 стр. (42)

Экспресс-лаборатория!

21.01.76

Сделали 5 стр. (47)

1. Как это было.

2. Ученые.

3. Результаты изучения: добро.

4. Результаты изучения: зло (браконьеры, сталкеры).

5. Директор монополист.

6. Ограждение Зоны.

7. Золотой Круг.

22.01.76

Сделали 3 стр. (Хроника)

И ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК ПНО-С.

23.01.76

Письмо в Секретариат СП.

О том, чем заняты в это время АБС, делает запись в своем «Мартирологе» Андрей Тарковский.

Из: Тарковский А. Мартиролог

20 января 1976

13 января вернулся из Мясного. В ЭТО на «Мосфильме» заключили с Братьями Стругацкими договор на «Пикник на обочине» (по последней главе). Сейчас они под Ленинградом – пишут после нашего с Аркадием сидения над идеей и схемой.

Двадцатого же января Вячеслав Рыбаков в письме Беле Клюевой рассказывает об обстановке, возникшей вокруг семинара БНа, и своем посещении АБС в Комарове.

Из: Рыбаков В. Жизнь сама плыла к нам в руки…

<…>

С другой стороны, поднялась какая-то возня против Борис Натаныча, якобы чтобы не вовсе попинать его из шефов семинара, но, как тут выражаются, «одернуть, чтоб не зазнавался»[187]. Борис Натаныч, правда, об этом, 187 Конечно, память моя сохранила, кто именно так выражался, – но все эти давно отшумевшие бури в давно высохшем стакане воды уж не благодаря мне будут возмущать напоминаниями о себе наше нынешнее благорастворение воздухов. Плохих людей нет; а что до ошибок – то все быльем поросло и не стоит ни малейшего внимания со стороны двадцать первого века. Я упоминаю о дурацких тех дрязгах лишь для того, чтобы сделать более понятными обстановку тех лет и мое собственное поведение – наверняка тоже частенько бывавшее и бестактным, и глупым, и до тех дней, и после них. Потом уж я с ухмылкой сообразил, что в той ситуации повел себя точь-в-точь как юный Юра Бородин из стругацковских «Стажеров»: как выразился Юрковский, если бы сей кадет прослышал, что знаменитый штурман Космофлота, добрейший Михаил Крутиков ворует и продает продовольствие, тут же помчался бы к нему объясняться и сразу понял, что это чепуха. Не такой уж худой способ разбираться, между прочим, – хотя, безусловно, весьма наивный. А вообще-то перечитываю сейчас эти письма и поражаюсь: ведь ни разу не написал о том, как в семинаре было увлекательно, интересно, вдохновляюще! Увы, я тоже отдал дань (к счастью, лишь в ранней молодости) известному предрассудку, когда все хорошее – как бы само собой видимо, знает и пренебрегает, потому что, когда набежал я на братцев прямо в логове их, в Комарове[188], и зашел об этом разговор, он прямо заявил: «Да знаю я, просто есть люди со стервозными характерами, не стоит на это обращать внимания»[189]. Ему, конечно, с высоты виднее, а все-таки противно. Например, когда уж совсем тихий какой-то старичок, который за три года моего пребывания в семинаре вообще ни слова не сказал, и я даже имени его за это время не запомнил, вдруг лепит что-то про негативные для нашей организации аспекты руководства оной организацией Б. Н. Стругацким с общеполитической точки зрения…

До свидания. Может, я еще до Москвы доберусь, тем более, что вот Аркадий Натанович мне обещал повентилировать касательно Тайбэйского издания мемуаров Цзо Цзунтана, а в Ленинграде их нет[190].

разумеется, о нем, дескать, и говорить не стоит – а вот о пятнах на Солнце непременно надо защищать диссертацию. Очень многие, к сожалению, так пишут, а еще больше – так живут. – В. Рыбаков.

188 По сию пору так и не знаю, для написания какой вещи Стругацкие съезжались в Комарове в январе 1976-го года…. И, конечно, не считал себя вправе спрашивать – ни когда застал их без предупреждения в творческом угаре, ни впоследствии. – В. Рыбаков.

189 Совершенно не помню, кто это был и в каком контексте это было сказано. И слава Богу. Но, конечно, такая мысль не могла не витать: кто хотел немедленно публиковаться, а не самосовершенствоваться и умнеть помаленьку, те, вероятно, в ту пору и впрямь могли беспокоиться, что столь «одиозная» фигура, как один из Стругацких, ими, пусть и совершенно формально и номинально, руководит… И не в том страх, что чему-то не тому научит, а в том, что редактор какой-нибудь, заслышав вызывающие слова «член семинара Стругацкого», тут же неизбежно сообщит: «Ваша рукопись не представляет художественного интереса». – В. Рыбаков.

190 Не нашлось их тогда и в Москве. Это я по молодому делу шибко губу раскатал. – В. Рыбаков.

Всё крутится вокруг ПНО. В январе в Ленинграде проходит конференция школьников. О ней 31 января в ленинградской пионерской газете «Ленинские искры» публикуется заметка, подтверждающая популярность ПНО и среди школьников.

Из: Зернов А. Вечный двигатель? Он существует: Да здравствует фантастика

<…>

Самой большой сенсацией на конференции учащихся было присуждение первой премии – почетного диплома Борису Федукову из 366-й школы. Он изобрел игру «Зона», в которую на переменках охотно играют его товарищи по десятому «б».

– В сто раз «Морского боя» интересней, – говорят почитатели «Зоны». – А ловушек, неожиданностей сколько! Умственная игра. Побеждает логика, стратегия.

Как удалось выяснить корреспонденту в беседе с лауреатом, идея такой игры, развивающей интуицию, возникла у ее создателя после прочтения повести Стругацких «Пикник на обочине».

<…>

Письмо Аркадия брату, 1 февраля 1976, М. – Л.

Здравствуй, Борик.

Все у нас больны гриппом, что вообще-то сейчас обыкновенно. Однако кое-что успелось.

1. Тарковский прочитал. Пришел, получил от меня деньги и выразил ФЕ. Понять его было чрезвычайно трудно, однако смысл его претензий в следующем:

А. Ему не надо, чтобы был атомный взрыв. Гл. обр. потому, что а) это значит, что ученый вышел с заранее обдуманным намерением и оное претворил в жизнь, пронеся идею невредимой и неизменной через всю Зону; вот если бы он вышел с этой идеей и в ходе перехода ее изменил, тогда другое дело (или, если бы он вышел с другой идеей, а в конце пришел к выводу о взрыве, тогда тоже другое дело), б) Зону вообще не надо взрывать (я сказал ему, что речь идет о Машине Желаний, но он возразил, что это все равно), ибо она, Зона, есть квинтэссенция нашей жизни. Тут, естественно, у меня глаза на лоб полезли.

Б. Для него сценарий очень пестр, его надо ускучнять. Больше всего ему понравился телефонный разговор (только содержание должно быть другое) и сцена, где двое спят, а один на них смотрит. Эту сцену (сна) он хочет сделать очень длинной.

Впрочем, ближайшее его действие будет: утвердить это на худсовете как первый вариант, а потом все обсудить заново и дать нам конкретные указания. На чем и порешили. Этим он будет заниматься сам.

2. Пришло из ЦК ВЛКСМ письмо след. содержания:

«Уважаемый Аркадий Натанович! Ваше письмо рассматривается в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ. О результатах Вы будете информированы. Зам. зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ Л. Паршин». Подпись неустоявшимся почерком.

3. У меня к тебе вопрос. Пошел я на книжку за деньгами и обнаружил, что после 10 ноября прошлого года у меня всего два поступления: 118 р. из ВНР и 704 из Студии. Кажется, должны были быть еще. Или я ошибаюсь? Посмотри у себя и сообщи.

Вот пока все.

Жму, обнимаю. Твой Арк.

Приветы Адке и Андрею.

О сложностях взаимоотношений с Тарковским БН вспоминал:

Из: БНС. Комментарий к пройденному

<…>

Главная трудность заключалась в том, что Тарковский, будучи кинорежиссером, да еще и гениальным кинорежиссером вдобавок, видел реальный мир иначе, чем мы, строил свой воображаемый мир будущего фильма иначе, чем мы, и передать нам это свое, сугубо индивидуальное видение он, как правило, не мог, – такие вещи не поддаются вербальной обработке, не придуманы еще слова для этого, да и невозможно, видимо, такие слова придумать, а может быть, придумывать их и не нужно. В конце концов, слова – это литература, это высоко символизированная действительность, совсем особая система ассоциаций, воздействие на совсем иные органы чувств, наконец, в то время как кино – это живопись, это музыка, это совершенно реальный, я бы даже сказал – беспощадно реальный мир, элементарной единицей которого является не слово, а звучащий образ…

Впрочем, все это теория и философия, а на практике работа превращалась в бесконечные, изматывающие, приводящие иногда в бессильное отчаяние дискуссии, во время коих режиссер, мучаясь, пытался объяснить, что же ему нужно от писателей, а писатели в муках пытались разобраться в этой мешанине жестов, слов, идей, образов и сформулировать для себя наконец, как же именно (обыкновенными русскими буквами, на чистом листе обыкновеннейшей бумаги) выразить то необыкновенное, единственно необходимое, совершенно непередаваемое, что стремится им, писателям, втолковать режиссер.

В такой ситуации возможен только один метод работы – метод проб и ошибок. Дискуссия… разработка примерного плана сценария… текст… обсуждение текста… новая дискуссия… новый план… новый вариант – и опять не то… и опять непонятно, что же надо… и опять невозможно выразить словами, что же именно должно быть написано СЛОВАМИ в очередном варианте сценария.

<…>

Андрей Тарковский был с нами жёсток, бескомпромиссен и дьявольски неуступчив. Все наши робкие попытки творческого бунта подавлялись без всякой пощады и неукоснительно. Лишь однажды, кажется, удалось нам переубедить его: он согласился убрать из сценария и из фильма «петлю времени» (которую мы сами же для него и придумали – монотонно повторяющийся раз за разом проход погибшей некогда в Зоне бронеколонны через полуразрушенный мостик) – этот прием почему-то страшно его увлекал, он держался за него до последнего, и только соединенными усилиями нам удалось убедить его в том, что это банально, общеизвестно и тысячу раз «было». Он согласился наконец, да и то, по-моему, только оттого, что ему пришлась по душе наша общая идея: в Зоне должно быть как можно меньше «фантастики» – непрерывное ожидание чего-то сверхъестественного, максимальное напряжение, вызываемое этим ожиданием, и – ничего. Зелень, ветер, вода.

В конце января Борис Штерн обращается к БНу с просьбой посетить его семинар в марте – но инкогнито. 3 февраля БН отвечает:

Из архива. Из письма БНа Б. Штерну

<…>

Вашу идею приезда приветствую вполне. Но:

1. Никаких гарантий, что буду именно в марте, в указанные Вами дни, на месте. Возможно, в конце февраля буду знать это точнее. В конце концов, я полагаю, с этим уладим.

2. Что за бред с инкогнито? Я этих всех розыгрышей, шюток и разнообразных интрижек ненавижу (так, кажется, говорили, когда-то в Одессе?). Семинар относится к Вам прекрасно – с одной стороны. Если семинар захочет топтать, так и будет это делать, независимо от разных там инкогнито. И вообще, что за фокусы? Или Вы отвечаете за то, что написали, или – нет. Или Вы хотите знать, что об этом думают коллеги, или – опять же нет. Все перечисленное – с другой стороны. При чем же здесь инкогнито? Нет уж, роднуля, извольте явиться во всем блеске обмундирования, с открытым забралом и соответствующим девизом на щите. Тоже мне – Дездишадо[191], «Черный Рыцарь забрал мое сердце в полон…»[192] И тут я выхожу на арену – весь в белом. Знаете этот анекдот? Так он – про Вас.

Вы, кстати, со Славой Рыбаковым не переписываетесь ли? Очень славный мальчик, и очень талантливый. Последнее время так и рубит повесть за повестью – одна другой краше. И тоже страшно нуждается в обмене эмоциями и опытом.

<…>

Письмо Бориса брату, 6 февраля 1976, Л. – М.

Дорогой Аркаша!

Очень интересное письмо! Что ж, ничего неожиданного, согласись, не произошло. Конечно, хотели бы мы другого, но ведь мы имеем дело с титаном – что с него взять? Я вполне удовлетворен развитием событий. Пусть он выбивает очередные проценты, и пусть он предлагает конкретное. Ему теперь есть над чем подумать. Два вопроса по этому разделу:

191 В. Скотт, «Айвенго»: «…девиз на его щите изображал молодой дуб, вырванный с корнем; под ним была надпись на испанском языке: „Desdichado“, что означает „Лишенный наследства“» (гл. 8).

192 Песня из повести Дж. Б. Пристли «31 июня».

1. Сколько ты ему вручил (т. е. сколько я теперь тебе должен)?

2. А как он отнесся к повороту с Шухартом? К рюкзаку с деньгами? Безотносительно к атомному взрыву?

Письмишко, значит, в ЦК ВЛКСМ наше дошло. Что ж, посмотрим. Ответ, надо сказать, холодноватый, но, с другой стороны, я и такого не ждал.

Теперь по поводу гонораров. С 10 ноября 1975 у меня, кроме тобою перечисленного, имеют место следующие поступления:

Из ВААПа 598 р. с копейками за «Малыша» в ГДР и ПНР (ноябрь).

Из ВААПа же 350 р. с копейками… впрочем, пардон, деньги пришли на книжку без сопроводительной бумажки, так что это только я лично предполагаю, что они из ВААПа и выданы за ДоУ на эстонском языке (самый конец декабря). Больше ничего не поступало.

Когда пойдешь в ВААП выяснять про эти деньги, обязательно спроси, какова судьба денег из ГДР, которые мы попросили (помнишь?) перевести в банк в виде валюты. Это было, по-моему, в мае прошлого года, когда я приезжал в Москву. (Речь шла о паре сотен рублей, кажется.)

У меня никаких новостей нет, только ужасно одолевают посетители. Я гоню их в шею, прямо с порога, но они валят валом со своими слюнявыми объятиями.

Написал наше с тобой интервью для «Ленинских Искр». Отослал.

Да! Может, к тебе еще раз нагрянет поляк из Варшавы с марочками для меня. Ты уж извини, христа ради, но вся беда в том, что командировочные все едут в Москву и почти никто – в Ленинград.

16 февраля Севка будет у нас на секции выступать с сообщением о положении в критике ф-ки. Заодно хочу с ним кулуарно поговорить о Медведеве и Ко.

Вот пока и все. Жму руку, твой [подпись]

P. S. Девочкам – поцелуи!

Письмо Аркадия брату, 18 февраля 1976, М. – Л.

Дорогой Борис.

Я здесь обратно сильно приболел и по сей день вынужден сидеть дома, однако некоторые новости все же имеются.

1. Пришел договор из ВААПа по «Дас Нойе Берлин» на издание «Сборника рассказов» (наш именной сборник: как я понял, туда будут включены рассказы из П22В, отрывки из «Стажеров» и «Частные предположения»). Договор на двух параллельных языках и на 6 стр. плюс 3 стр. приложений.

Подписываю и отсылаю два экза, а два (если не ошибаюсь – лень ворошить эту груду бумаги) остается у нас.

2. С совершенно неожиданной стороны проявился Тарковский. От него до сих пор нет ни гласа, ни послушания, и я, потеряв терпение, позвонил в контору Эксперимент-студии. И что же? Сценарий распечатали еще на той неделе. Но! Тарковский хочет порвать с Эксперимент-студией и перейти в объединение Райзмана (все это, конечно, Мосфильм, и что лучше – я понятия не имею, однако мог же Андрюшенька-душенька хотя бы в известность меня поставить обо всем!).

3. В последний день моего здорового состояния – прошлую пятницу – я встретился с неким Эриком Симоном все из того же «Дас Нойе Берлин». Милый парнишка, он будет писать предисловие для вышеупомянутого «Сборника рассказов». Привез мне экз ДР в их издании. Очень мило.

4. Как только смогу выходить, иду в гонорарный отдел ВААПа. Какая-то там путаница, надо разобраться. Я им звонил, но с телефоном шутки плохи, и мы договорились встретиться и посмотреть – это по ГДР. Заодно попробую выписать данные и по Польше, Чехии и др.

5. Касательно встречи – ничего неизвестно. Пока не будет худсовета по сценарию, работать не имеет смысла, да и сценария у нас нет. Будем ждать.

6. Звонила Бела. Они опять требуют журнальный вариант ДоУ – через Главлит-де слишком долго (это для Лундваля). Так что пятьдесят рублей за перепечатку ушли в трубу. А откуда у меня экзы? Все давно им же скормил. Буду сопротивляться.

7. Звонили из Детгиза и потребовали определенности. Я им твердо сказал: сборник будет ПНвС плюс ПиП. И продиктовал аннотацию.

Такие дела. Обнимаю, жму, твой Арк.

Привет Адке и Андрею.

О посещении АНа (и событиях, предшествующих посещению) Эриком Симоном вспоминал Вл. Гаков.

Из: Фантариум

<…>

Вл. Гаков: В году эдак 1975–1976 (точнее уже не вспомню) в Москву прибыл молодой писатель, переводчик и редактор берлинского издательства Эрик Симон. Ему необходимо было встретиться по делам со своими авторами – Аркадием Стругацким, Киром Булычевым и со мной, тогда начинающим критиком. Встречу назначили на дому у Кира Булычева, который тогда жил в тесноватой квартирке на Мосфильмовской улице, производившей на неподготовленного посетителя впечатление музейного склада: везде валялись старинные кивера, каски, шлемы, кажется, даже кремнёвые ружья и кое-какое холодное оружие. Не говоря уж о коллекции орденов и прочих регалиях, слава о коей ходила по всей Москве.

Иностранного гостя и, что существенно, издателя решили встретить достойно, по-русски. Короче, у нас с собою было, кажется, бутылки три хорошего коньяка. Однако гость, несмотря на молодость, в ту пору страдал язвой – и ограничился молочком; а коньяк употребила «принимающая сторона»: два мэтра фантастики и один начинающий критик (в ту пору еще употреблявший). К концу деловой встречи трезвый Эрик, аккуратный и педантичный, как все немцы, изумленно взирал на то, как живут и развлекаются советские фантасты: Аркадий Натанович и я уже успели примерить многие из экспонатов коллекции, а сам хозяин вытащил откуда-то совершенно допотопную фотокамеру-«гармошку» на треноге и, каким-то шестым чувством наводя фокус, фиксировал для потомков это историческое действо.

<…>

О своих приключениях в СССР вспоминает Эрик Симон:

Симон Э. Воспоминания

Впервые я в Москве был в феврале 1976 г. Шел по редакциям, интересовался их продукцией в области НФ, детектива и приключенческой литературы и предлагал нашу. Принимающей организацией было изд-во «Мир» (мы вместе с ними издали советскую НФ на немецком языке); очень любезно, даже дружески меня также принимали в «Знании» и в «Знание – сила», в «Вокруг света», «Детской литературе» и в ВААПе, где тогда работала Белла Клюева. (Правда, там я не сразу нашел ее комнату, спросил где-то поблизости и вызвал панику у одного начальника – ходит себе по зданию иностранец, да еще, так сказать, иностранец беспризорный!) Встретился с Ковальчуком, Ревичем, Григорьевым, переводчиками… Но атмосфера была явно тягостная, все чего-то боялись, в частности, выдать информацию, которую могли бы использовать против них, причем впечатление было такое, что это может касаться буквально любой информации. Миша Ковальчук мне тогда рассказал, что уже на одну весть, что как будто существует новое произведение Стругацких, их враги начинают кампанию против сего произведения. Кое-кто пустил слух, будто Стругацкие подали заявление на выезд в Израиль, в связи с чем АНС объявил (по словам Ковальчука), что «Стругацкие никуда не будут выезжать, разве что на советском танке». (А я лишь тогда, по глупости своей никогда не задумавшийся об их отчестве, сообразил, что Стругацкие – евреи. По общему восприятию то есть, ведь не по закону: ни по советскому паспорту, ни по галахе, даже не по пресловутым нюрнбергским законам. Знал я тогда несколько евреев в восточном Берлине, там, например, в одной семье папа был профессор по евреистике, мама – профессор по марксистско-ленинской философии и член партии, плюс двое взрослых детей, все явно неверующие, но в синагогу они все ходили, на дверном столбе квартиры мезузу имели, кашрут хотя бы по праздникам соблюдали. Ничего подобного я в СССР никогда не видел и только со временем понял, почему не мог видеть.)

Одним словом, порядки я в 1976-м застал как у Кафки. Или как в Управлении в «Улитке». Не принимали меня тогда у себя два человека, с которыми мне надо было встретиться по линии работы: Аркадий Натанович и Юрий Медведев. Последний наотрез отказался принимать меня в редакции; причину, которую он называл, я забыл (ремонт? переезд?), но помню, что это был явно предлог (ведь ко мне в гостиницу прийти он тоже не желал), и о настоящих его соображениях так никогда и не мог догадаться. Но он согласился встретиться со мной на улице, «неофициально», вот мы с ним полчаса или больше ходили по Москве; он мне рассказал, что вообще самое важное в советской НФ – из Сибири и о Сибири, БАМ и все это, и не хочу ли я, чтобы «Молодая Гвардия» мне организовала командировку в Сибирь? Стояли февральские московские морозы, и это меня сильно клонило к ответу, что нет, спасибо, в Сибирь мне, пожалуй, рано. (Тот же самый ответ пригодился несколько лет позже, когда в издательстве МИР вдруг сообразили, что я уже несколько раз в Москве бывал, а в Мавзолей меня еще не водили. «Вы что, в Мавзолей не хотите?» – «Да рано мне…»)

Может быть, АНу было просто неудобно принимать меня у себя дома, но вполне допускаю возможность, что он мне тогда не очень доверял. Но согласился он встретиться со мной у Булычева, с которым у меня все равно встреча была назначена. Присутствовал при этом и Миша Ковальчук. Впечатление у меня тогда было, что АНС долго не бывал у Можейко; во всяком случае, Игорь не удержался от демонстрации нескольких предметов из своего богатого собрания мундиров, орденов и знаков отличия, кажется, даже саблей махал; фотографировали, а потом одевали АНа.

Либо еще в 76-м у Булычева (надо бы спросить Мишу Ковальчука, помнит ли он такое), либо в начале 80-х мне рассказали весьма любопытную историю. Я помню так, что это рассказал сам Аркадий Натанович, но после долгих попыток вспомнить обстановку (лет тридцать прошло!) я теперь уже не исключаю, что это ложная память – рассказать это мог также кто-то из узкого круга тех товарищей АБС, с которыми я тогда общался – Булычев? Ковальчук? Ревич? И даже если рассказал сам Аркадий Натанович, то не берусь судить, придумал ли он эту историю на месте или что-то подобное на самом деле случилось. Но в отличие от обстоятельств саму историю я запомнил весьма подробно.

Итак, апокриф от Эрика.

Однажды у АНа дома раздается звонок в дверь, он открывает. Стоит там китаец и осведомляется, Аркадий Стругацкий ли он. «Да, он самый». Китаец ему передает маленький пакетик и уходит. Пакетик оказывается завернутой в бумагу пулей. АН недоумевает. Больше ничего страшного не случится. Только много позже АН понимает, в чем там, скорее всего, было дело. Рисовал он себе в шутку стенную газету в стиле хунвейбинов, а писал на ней (китайский не знает, но иероглифы-то умеет писать) текст: «Председатель Мао – тухлое яйцо». Когда-то его с братом снимали в квартире АНа, и там на снимке оказалось и то дацзыбао. А фотографию эту опубликовали в какой-то книге Стругацких (кажется, ТББ) в Чехословакии[193].

Письмо Бориса брату, 22 февраля 1976, Л. – М.

Дорогой Аркаша!

Что же это ты, братец, все болеешь? Нехорошо! А мне доносили, что ты вроде бы оклемался. Значит, снова схватило. Ну, все мы в руце божией. Вот у меня, скажем, печенка с самого утра сегодня болит.

Насчет Тарковского – ну что тут скажешь? гений, он гений и есть. Надобно потрафлять, я понимаю. Тем более что глядишь – и подкинут еще что-то там. Ты уж, брат, терпи. Такая наша в данном случае доля.

Эрика Симона я (как и ты, впрочем) знаю уже много лет. Это тот самый мальчик, с которым ты не пожелал переписываться в свое время. Он был физиком, а потом вдруг выгребся в редакторы «Ное Берлин». Сборник этот, договор на который тебе прислали, он составил по моему совету (о чем я тебе в свое время докладывал).

Что касается ДоУ для Лундваля, то пошли их всех в задницу. Главлит им, видите ли, долго. Да эта бодяга уже 193 Дацзыбао попало на снимок АБС и пуделя Леля, сделанный А. Лессом 6.03.67 и опубликованный в чешском издании ОУПА: Hotel «U mrtveho alpinisty» / A. Strugackij, B. Strugackij; Prel. J. Piskacek. – Praha: Cs. spis., 1972.

три месяца тянется. Сразу бы отдали в Главлит, все было бы уже ОК. Коекакеры, мать их. Стой как скала: деньги, мол, на перепечатку потрачены, а экзов-де давным-давно не осталось! Тем более, что все это – истинная правда.

Сборник для Детгиза (ПНвС + ПиП) одобряю. Баба с возу.

Насчет встречи, действительно, пока неясно. Давай уж сначала разберемся с Тарковским, а там – видно будет.

У меня новостей пока никаких нет. Сборник в нашем Детгизе (с ПиП) застрял. В «Аврору» я пока не суюсь. Сижу больше дома, читаю семинарские рукописи и помогаю Адке по работе. Давеча вот принесли проект очередного интервью – для ЛитОбоза. Плохо получилось, надо исправлять. Ужо.

Был тут Севка, делал доклад у нас на секции. Все было очень мило. Оказывается, Бритиков разразился еще одной статьей об основаниях фантастики. Хорошая, между прочим, статья, хотя в основу фантастики он и кладет принцип научности. О нас в этой статье много. Общий смысл: талантливые писатели, лидеры совфантастики, но уклонились от принципа научности (загипнотизированные собственными доморощенными теориями) и стали писать такие вещи, как ОО, ДоУ (очень увлекательно, но лишено глубины) и УнС (пессимизм, аллюзии и опять же нет научной глубины). В общем, я читал с любопытством.

Вот пока и все.

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Ленке и Машке – приветы!

Тарковский в это время размышляет о сценарии по ПНО – «Машине желаний» и вновь конфликтует с Госкино.

Из: Тарковский А. Мартиролог

22 февраля 1976

<…>

Соображения по поводу сценария бр. Стругацких.

1. По поводу «благодетелей рода человеческого» – прибавить что-нибудь типа «так называемых благодетелей» или те, «кто вообразил себя благодетелями».

2. Сказочные детали (Круг, деньги). Ликвидировать все фальшивое.

3. Линия Ученого (атомный взрыв).

4. Линия Художника (покой?).

5. Линия Виктора (гибель в конце).

6. Имена (Антон).

7. Название.

Пожалуй, я нашел цель – следует снять фильм об Иисусе. Конечно, не так как Пазолини. Здесь два пути – или снимать его за границей, либо любительской камерой и иносказательно.

24 февраля 1976

Вчера через Сизова меня вызвал Ермаш. Мне кажется, для того, чтобы усыпить мое недовольство тем, что я безработный.

1. Просил прочесть Стругацких. И заранее выражал недоверие бр. Стругацким, ибо они сделали сценарий для Соловьева В. И. «в духе сионизма». Из заявки Ермаш ничего не понял.

<…>

Все это болтовня и способ, которым он хочет добиться от меня покоя на время съезда.

26 февраля 1976

Написал письмо в президиум XXV съезда о моей безработице по вине Госкино. Пойду отправлять.

Написал письмо Ермашу:

«26 февраля 76 г.

Москва

Филипп Тимофеевич!

Меня несказанно огорчила и даже унизила встреча с Вами 23 февраля (то есть накануне съезда КПСС). Потому, что передо мной возникла еще более неприступная пропасть на пути к запуску в производство, чем это было раньше.

1. Стругацкие оказались людьми, протаскивающими какую-то свою идею в сценарии, написанном для Одесской киностудии. (Я хоть и не читал сценария, никогда в жизни не поверю в это.) Тем не менее Вы этим предупреждением как бы говорите – будь готов к тому, что сценарий, который Стругацкие пишут для Вас, очень может быть мною зарезан. До 23-го (нашей встречи) я был уверен, что буду ставить его.

<…>

Для меня ясно, что эта волокита связана с желанием оттолкнуть меня подальше от творчества, не дать мне картины ни в коем случае

<…>

Андрей Тарковский»

Поступок совершен. Теперь наступает новый этап.

О последствиях этого письма рассказывает ассистент Тарковского Марианна Чугунова.

Из: Рерберг Г., Чугунова М., Цымбал Е. Фокус на бесконечность. Разговор о «Сталкере»

<…>

М. Чугунова. А потом был очередной съезд партии, на который Андрей Арсеньевич написал письмо о том, что ему не дают работать. Я напечатала его и отправила с центрального телеграфа заказным письмом с уведомлением о вручении. Через несколько дней – еще съезд не закончился – мне позвонили из приемной Николая Сизова, директора «Мосфильма», и попросили, чтобы я немедленно пошла к Тарковскому домой (в то время у него в новой квартире еще не было телефона) и сообщила, что его срочно вызывают в госкино.

В Госкино Тарковскому сказали: «Мы вас сейчас же запускаем. Что у вас есть?» А у Андрея Арсеньевича в тот момент был сценарий «Светлый ветер», о котором они категорически и слышать не хотели, и вот этот сценарий – «Машина желаний». Больше у него ничего готового не было. Он предложил «Машину желаний», и в Госкино сразу согласились. Так Тарковского запустили в производство.

В конце февраля АБС на несколько дней встречаются в Ленинграде. Но не работают.

Рабочий дневник АБС 24.02.76

Приехал в Лрд Арк. Просто так. Болтали.

25.02.76

Арк где-то шляется.

26.02.76

Обсуждали планы-прожекты.

И т. д. Сплошной треп.

28.02.76

Арк уехал.

Письмо Аркадия брату, 1 марта 1976, М. – Л.

Дорогой Борис.

1. Даю текст письма из ЦК ВЛКСМ:

«Уважаемый Аркадий Натанович! Ваше письмо рассмотрено в Отделе пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ. Сообщаем, что мы внимательно ознакомились с рукописью повести „Пикник на обочине“. На наш взгляд, она требует определенной доработки. Издательству ЦК ВЛКСМ „Молодая Гвардия“ поручено согласовать с Вами вопросы, связанные с осуществлением доработки, а также принять необходимые меры к выпуску сборника „Неназначенные встречи“, с тем, чтобы не были ущемлены Ваши материальные интересы. Желаем Вам всего хорошего. Зам. зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ (подпись) Л. Паршин».

Штамп: № 04/с-89. 20.02.76 г.

Как мы с тобой договорились, ждем до 10 марта. Если МолГв не откликнется, пиши и присылай текст письма главреду Синельникову и текст письма тому же Паршину.

2. Вчера был у Тарковского. Любопытные новости. Во-первых, экспериментальная студия переведена с коммерческого на общий режим, и наш сценарий остается там. Это тем более хорошо, что директор объединения – друг Тарковского, а главред Замошкин – мой старый знакомый и доброжелатель. Завтра или послезавтра состоится худсовет, где сценарий должны утвердить в качестве первого варианта.