Текст книги "Степи нужен новый хозяин (СИ)"

Автор книги: Виктор Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Ночь с 13 на 14 сентября четвертого года. Рим

С тех пор, как построили второй дом, каждый жил в отдельной комнате. Нет, «семейные», понятное дело, имели эту роскошь на двоих, а последний год ещё и детей при себе держали. А «холостяки» наслаждались простором, уединением и свободой: хочешь – пораньше спать ложись, хочешь – до утра колобродь (если негромко), можешь девушку привести на ночь. Если найдешь, конечно. Даже Хоме комнаты хватило. Правда неандертальцу вскоре предстояло подселение других подрастающих спиногрызов, но он по малости лет на эту тему не переживал.

Батяня не был ярко выраженной "совой", но перед сном полюбил стоять на крыльце, закинув голову и наблюдая за звездами. Звезды в общем-то ничего не делали, только подмигивали время от времени, и совсем уж редко проносились метеоры, словно намекая, что не только на Земле что-то происходит.

Иногда это стояние помогало решать какие-то сложные задачи, уж больно хорошо думалось при свете звезд. А иногда – не помогало, потому как достойных задач на текущий момент не имелось, и Лешка просто стоял, смотрел в небо и ни о чем не думал. Потом тихонько уходил к себе, раздевался, не зажигая света, укладывался на нары и отрубался до утра, до нового дня и новых забот.

Сегодня тоже думать было не о чем. Предстоял большой поход, отмеченная на карте точка отстояла от Рима километров на триста пятьдесят, если не больше: съемку Малой вел на ходу и за точность, скорее всего, сам бы не поручился. С это крокой ещё работать и работать, хотя дойти до нужного места она позволит. И Снежок дорогу знает. А организация… Они же туристы, в конце концов, походы – их профессия.

Батяня усмехнулся и отправился спать. Тенью проскользнул через кают-компанию, скинул одежду, нырнул в постель… И обнаружил, что он там не один. Сильные руки обвили шею, а прямо в ухо жарко выдохнули:

– Буртасов, я пришла тебя трахнуть!

– Свет… – Батяня попытался дернуться. Не пустили.

– Ничего не говори, ладно, – прошептала Светка и впилась в Лешкины губы.

И Батяня исчез, растворился в этом поцелуе, в жарких объятиях, в прикосновениях обнаженного тела. Остался Лешка Буртасов, влюбленный именно в эту девочку с девятого класса, мечтавший о том, что происходило сейчас, все эти долгие годы, и все эти долгие годы старавшийся не показывать своих чувств. Ни жестом, ни взглядом, ни полусловом. Сначала по детско-подростковой стеснительности, потом из чувства долга… Но сейчас чувство долга смело жарким шепотом, поцелуями, объятьями, прикосновениями…

А потом Лешка откинулся на спину, гладя прильнувшую к нему девушку, и блажено прикрыл глаза.

– Ну как? – шепнула Светка.

– Свет… – чувство долга проснулось и требовало действий.

– Начинается, – протянула Лапа. – Не порти ночь! Я и так всё знаю. И что ты меня любишь ещё со школы. И что тебе было нельзя, пока у ребят нет пар. И что ты князь и символ. Всё, Лешенька! Через неделю все будут женаты. Князь тоже имеет право. А княгине надоело ждать! И между прочим, баб там на одну больше, чем нужно! А я не хочу оставаться пятой лишней!

– Как ты могла такое подумать! – возмутился Лешка. И в доказательство поцеловал подругу. Нет, уже жену. – Я бы тебя не променял!

– Верю, – головка заерзала, поудобней устраиваясь на плече. – Но теперь точно не променяешь. Просто всем уже неважно, вместе мы проводим эту ночь или порознь. Так что расслабься и наслаждайся!

И прильнула к нему так, что ничего другого не оставалось. Только наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться…

– Свет… – протянул Лешка когда пришлось расслабиться. – Я дурак, да?

– Угум! Ещё какой! Только знаешь, я думаю, что если бы ты не был таким дураком, мы бы не выжили. Парни давным-давно передрались бы между собой. Или ещё что-нибудь случилось. Это очень важно, чтобы был князь, – девушка ненадолго замолчала, водя пальчиком по его груди. – А ещё важнее, какой это князь. Ты хороший князь, Леша. Очень хороший. Именно потому, что иногда ведешь себя, как дурак. Правильно себя ведешь, – снова пауза. – Лех, ведь все всё понимают, у нас ничего не скроешь. Или ты думаешь, что все настолько альтруисты по жизни, что готовы делиться женами и годами отказываться от таких подарков? Брось! Давно бы не выдержали! Может, не наших обезьянок пустили бы по кругу, а притащили из степи новых. Ну вырезали бы пару стойбищ… Немного поступились принципами, и всех делов. Знаешь, почему этого не произошло? Потому что есть знамя, на которое можно и нужно равняться. Есть ты.

– А завтра…

– А завтра… – Светка хихикнула. – А завтра все увидят, что командир настолько уверен в успехе похода, что счел более важным уравновесить душевное состояние старшей остающейся группы. Что я к тебе неровно дышу с девятого класса во всей школе только ты и не знал! Потому что дурак, лопух и вообще! И кстати, так и не ответил на мой вопрос.

– Какой?

– Я спросила: "Ну как?"

Лешка демонстративно выдержал паузу, нарочито громко почесал в затылке и задумчиво произнес:

– Чего-то я не распробовал. Давай повторим, что ли!

16 сентября четвертого года. Поселок тах

Неделя сплошного кошмара! Ладно, не неделя, шесть дней, но растянувшиеся на годы и тысячелетия!

А ведь так всё хорошо начиналось. Сопровождаемый настороженным взглядом Иркиной копии (нет, ну точно близняшки, а ведь даже не родные, дважды двоюродные), вошел во двор, ссадил с шеи Маугли, картинно поклонился. Поймал восхищенный взгляд на ожерелье (все-таки здорово аборигены придумали). Представился. И попросил разрешения позвать в гости друга.

– Только ты карамультук Ирке отдай, а то ещё палить начнешь. С перепугу-то!

"Карамультук" Надьку завесил, зато на "с перепугу" среагировала круче, чем Ирка на "Маугли".

– Я?! Да ещё не родился, кто меня напугать может!

Усмехнулся:

– Вот и проверим. Но ружьё все-таки отдай. На всякий случай.

Забрал. Отдал Ирке. И свистнул.

Снежок примчался, словно на пожар. Только вместо огнетушителя притащил ещё теплую антилопу. Успел скогтить, пока бездельничал в ожидании. И то верно, все равно пошлют, так чего два раза бегать? Надька завизжала, словно её режут, и рванула к Ирке (не наутек бросилась, за оружием!). На визг вылетели две девчонки постарше. Тоже с винтарями в руках, но хитрый кошак, грамотно спрятался за скульптурной группой "Олег с двумя охреневшими подругами" и царственным жестом положил добычу к ногам вопящей красавицы. И сам улегся, твердо зная правило: лежащий гомотерий вызывает визга меньше, чем стоящий гомотерий и тем более чем бегущий. Не помогло: лишенные возможности стрелять вновь прибывшие тоже завизжали. Ирка подумала и присоединилась к хору.

Надька тут же замолчала и возмущенно уставилась на сестру:

– Ты-то чего визжишь?

– За компанию, – пожала плечами Ирка. – Имею право! Я на нем третий день еду, а ещё не визжала ни разу! А ты чего перестала? Уже не боишься, что ли?

– Боюсь! – призналась Надька. – Но что-то же делать надо!

– Шкуру с добычи сними, – посоветовал Олег. – Отрежь, сколько на еду надо, а остальное верни Снежку. Сразу полегчает.

– Кому полегчает? – подошла высокая девица лет двадцати с хвостиком. И девица с хвостиком, и года.

Олег припомнил описания:

– Всем, Наташ. Но в первую очередь Снежку. А то он с утра всякой фигней мается: то девиц на спине катает, то по свистку как собачка бегает, то слушает концерт по заявкам гомотерия. А пожрать бедолаге ни одна сволочь не даст. И это несмотря на то, что хлеб наш насущный опять же Снежок добывает, – Олег обезоруживающе улыбнулся и крикнул четвертой девчонке, так и стоящей на крыльце с вскинутой винтовкой: – Кать, сразу стрелять будешь, или сначала познакомимся?

– Балабол! – выплюнула Катька, подходя, и заворожено уставилась на ожерелье: – Ты это что, все сам?! – неуверенно протянула руку и коснулась самого большого клыка. – Их же пули не берут!

– Держи, – Олег протянул девушке нагибату. – Только с возвратом. Попозже и вам сделаем. Будете охотиться на львов и саблезубых кошек. Один на один, как подобает настоящему мужчине! – он внимательно обвел притихших сестренок взглядом. – Слушайте, девчонки, а оно вам надо? Вы же ни разу не мужчины! Может, мы будем гонять медведей и тигров, а вы нам еду готовить?

– И постель согревать? – нехорошо прищурилась Надька.

– Не без того, – Олег забрал из Катькиных рук копьё. – Но исключительно по собственному желанию! Слушай, Маугли, а ты меня ни с кем познакомить не забыла? Почеши Снежка за ухом, и пошли, что ли.

– Не называй меня так! – взвизгнула Ирка, послушно провела дрожащей рукой по голове кошака (не то чтобы почесала, скорее просто погладила) и захромала к дому.

Василь Сергеич оказался крепким с виду стариком. Высокий, жилистый, с умными серыми глазами. Седых волос не так и много, а морщин и вовсе не видно. Вот только с роскошного кресла явно не местного производства (откуда, интересно, такая прелесть) не вставал весь вечер.

– Ноги не слушаются, Олежка, – ответил он на невысказанный вопрос. – От кресла до кровати ещё могу, а в туалет внучки дойти помогают. Кровать мою на кухню перетащили, чтобы ходить поменьше. Кончается моё время. Хорошо, что вы нашлись, теперь я за девочек спокоен буду.

Они говорили весь вечер. Олег больше рассказывал, чем расспрашивал. Куда спешить? Почему не уважить хорошего человека и не удовлетворить сначала его любопытство? Пусть старик выяснит все в мельчайших подробностях, вместе же жить (о переезде "тахов" в Рим договорились в первые полчаса). Можно понять деда: бесперспективный, убийственный тупик вдруг обернулся полной надежды дорогой. Для внучек, собственная судьба волновала Василь Сергеича в последнюю очередь.

К тому же Олегу надо было параллельно беседе нарисовать кроку, написать записку и отправить Снежка к ребятам. Организовывать такое переселение в одиночку очень трудно. И очень рискованно. А поспрашивать можно и после ужина.

Но после ужина из той самой антилопы Олега сморило. Утром он даже не помнил, как добрался до постели.

Пробуждение было необычным. Слева, прильнув к Олегу и положив голову ему на плечо, спала Ирка. Справа точно в такой же позе сопела Надька. Судя по тому, что куртки и сапоги на всех троих отсутствовали, но штаны, а на девчонках и рубахи, присутствовали, ничего интересного ночью не случилось. Просто выспались за компанию. Олег возражений не имел, хотя не отказался бы предварительно сходить в баньку. Видел, имелась на дворе. Но уж как вышло. Можно и сейчас. И лучше той же компанией. А что? Разве ночь, проведенная в одной постели – не повод совместно попариться?

Но сначала надо решить животрепещущую проблему: каким способом и в каком порядке будить девчонок? То есть про способ сомнений не было. Но порядок! Вторая неминуемо обидится! Первая, кстати, тоже может.

Дилемму решил оглушительный визг.

"Катька, кажется, – думал Олег, уже на бегу. – Чего они всё время визжат?"

На кухню он влетел в штанах, ожерелье и с нагибатой в руках.

Оружие не требовалось. Не было никакого врага, никакой угрозы… Вообще ничего не изменилось. Кроме одного. Василь Сергеич ушел. Окончательно и необратимо. Окоченение ещё не успело исказить счастливую улыбку умершего, но одного прикосновения к шее (Олег зачем-то попытался нащупать пульс) хватило, чтобы понять: это случилось несколько часов назад, тихо и незаметно.

И начался кошмар.

Спецназовец должен принимать смерть без эмоций. Любую смерть, хоть врагов, хоть друзей. Эмоции мешают делу. Олег не помнил, в каком наставлении вычитал эту фразу, но только сейчас понял: писал идиот! Эмоции невозможно уничтожить. Можно сделать вид, что их нет. Можно загнать их внутрь, сдерживая усилием воли. Можно… Много чего можно. Но по-настоящему сильная эмоция, всё равно прорвется наружу, сметая волевые барьеры и затапливая сознание счастьем и ликованием или горем и отчаяньем.

Олег десятками убивал сэров, без малейших переживаний выбивал покойникам зубы, за ноги стаскивал трупы к ямам для захоронения. И был уверен, что иммунитет к мертвым телам выработал если не абсолютный, то близко к этому. Возможно, если умрет кто-то очень близкий… И то… Конечно, он будет горевать, но сумеет совладать с эмоциями и действовать так, словно ничего не случилось. Иначе, какой он, к черту, элитный боец?

Василь Сергеич не был близким человеком. Они только вчера познакомились, несколько часов поболтали, поужинали вместе. Ну да, симпатичный дед, и что? Но тяжелая холодная тоска вдруг затопила сознание, жесткая рука сжала сердце, и Олег вдруг почувствовал себя тем, кем и был: семнадцатилетним мальчишкой, никогда и никого не терявшим и знающим смерть лишь по страницам прочитанных книг и компьютерным игрушкам. Ведь как бы красочно и правдоподобно ни были прорисованы тела на экране, они всего лишь набор пикселей. И сэры, безликие агрессивные фигурки, расстреливаемые из луков со спины Снежка или Пузика, воспринимались как такие же точно юниты в какой-то новой игрушке. Мочи, собирай зубы-трофеи, стаскивай трупы в ямы или бросай на поживу стервятникам… Ух ты, как реалистично прорисовано!

И совсем другое, когда умирает человек. Настоящий, живой, симпатичный тебе человек. Из твоего (или близкого) времени, с похожей (или непохожей, не успел выспросить) судьбой, говорящий на твоем языке. Вчера вечером он сидел в кресле, смеялся над твоими шутками, восхищался: "Четыре года? И все выжили! Даже приблуд не потеряли? Олег, ты даже не представляешь, какие вы молодцы!". А сейчас это неподвижное тело, с каждым часом всё больше теряющее сходство с живым. Труп, покойник, муляж…

И наваливается тоска, заставляя выть, плакать, метаться, заламывать руки. А потом вспыхивает ярость. И хочется найти кого-то, виноватого в этой проклятой смерти. Найти и порвать в клочья голыми руками. Или порубить на гуляш верной нагибатой, штыком от Иркиной винтовки или перочинным ножиком. Или… Если бы в такой момент какому-нибудь льву или медведю вздумалось бы прогуляться мимо Поселка, Олег точно бросился в бессмысленную и никому не нужную драку. И зарезал бы несчастного хищника, словно беспомощного котенка. Или погиб, пропустив удар когтистой лапы. К счастью, звери не сочли достойной себя роль козла отпущения для обезумевшего от горя мальчишки.

И в тоже время Олег понимал: девчонкам гораздо хуже. И он, единственный в Поселке мужчина, просто обязан… Что именно обязан, не формулировалось. Обязан и всё!

И он старался: обнимал; гладил по головке; делал гроб, благо имелись и доски, и инструмент; говорил ласковые слова; рыл могилу; вытирал слезы; строил памятник с притащенной Наташкой неизвестно откуда выкрашенной красной краской железной звездой; снова обнимал, гладил, говорил ласковые слова и вытирал слезы.

А следующие пять дней рассказывал про Рим; про ребят; про то, как Эйнштейн бережно растит Аню; как носится Оторва с любимым Колькой; про маму Галю, зловещую Гау Рю, повелительницу смерти в представлении аборигенов, а на самом деле Галочку Егоровну, самую добрую заботливую и любящую девушку, которую он только знал. И особенно много про Андрея Дудника с его умелыми руками и про Артема, человека, ещё в том мире сделавшего из них тех, кто способен выжить в любых условиях. И сделать это так, что никто даже не заметил, что его переделывали и воспитывали.

А ночами обнимал прижавшихся к нему девчонок, губами снимал текущие по щекам слезы, шептал всякую ласковую хрень, и благодарил бога, что старшие как-то сами решают ночные проблемы. Четверых он бы не выдержал, просто рук не хватило бы. В какой-то момент вспомнил выуженное когда-то с просторов и-нета: "хороший секс отвлекает от переживаний", некоторое время обсасывал эту мысль, но отбросил. Просто почувствовал: девчонкам этого не надо. Да и ему, честно говоря… Не здесь, не сейчас и не так. И снова обнимал, гладил, шептал…

Вечером шестого дня, когда о чем-то шептавшиеся на вышке "близнята" прокричали тревогу, Олег рассказывал Катьке об Дудке. Он вообще старался побольше занимать её головку именно Андреем, а Наташкину – Артемом, удивляясь, откуда вдруг появилась тяга к сводничеству. От сестры, что ли, заразился. А с другой стороны, что сейчас нужнее девчонкам, чем мечта о заморском принце на белом саблезубе? Тем более, белого саблезуба видели, и принцы уже на подходе. Батяню в этих раскладах Малой всерьез не рассматривал: Железная Лапа своё не отдает. Лешка, хоть и командир, а давно просчитан, построен и обработан. А не окольцован только потому, что так пока надо.

Единственное, что мучило Олега: что делать с "близнятами"? Одну взять себе, это понятно. Непонятно, какую. Надьку? Ирка обидится. И правильно. Спасал, обнимал, целовал, и…? Ирку? Так Надьку тоже жалко. К тому же, не спасал, но и обнимал, и целовал… А что со второй делать? Свободных парней больше нет. К кому-нибудь второй женой? Э, а Олег чем хуже? Эту мысль надо бы хорошенько обдумать.

Вот Олег и обдумывал, параллельно рассказывая Катьке об Андрее, когда объекты его раздумий заорали благим матом, указывая стволами винтовок направление тревоги. Олег мухой взлетел на вышку, и сердце, впервые с того кошмарного пробуждения, наполнилось радостью.

Кошачий легион шел в боевом порядке. В авангарде Снежок, Бублик и Таська. Правый фланг прикрыт молодежью: Марсик, Чубик и Лучик. Левый – Милка с дочерьми: Кралей и Чувырлой. Няша с Зямой и Бумкой замыкает процессию. А в центре, в окружении парней – мама Галя верхом на Пузике и верная телохранительница Фифа. Стройные, как по линеечке, ряды зверей, блестящие жала нагибат, мерный, уверенный бег. Олег представил, как удирают, бросая добычу, случайно встреченные львы и медведи, как спешат убраться с пути легиона обычно флегматичные мамонты и, неустрашимые, опять же обычно, носороги. Впечатляющее зрелище! Только авиации не хватает! Надо было пяток орлов приручить! Скосил глаза на девчонок. Однако и без птичек хорошо! Стоят все четверо, разинув рты, глаза по пять копеек, про винтовки начисто забыли. Последнее к лучшему. Олег улыбнулся:

– Ну что, девочки, пошли встречать принцев?

Старшие помчались вниз. Не к воротам, конечно. В дом, марафет на рожицы наводить! А "близнята", странно переглянувшись, с двух сторон прижались к Олегу:

– А наш принц уже здесь…

Вот так! Ты мучаешься, соображаешь, думаешь, как им подкинуть эту идею… А оказывается, тебя давно просчитали, построили и обработали. А не окольцевали только потому, что так пока надо было! И всем глубоко плевать, какие у тебя клыки на ожерелье и сколько.

23 сентября четвертого года. Степь от Поселка до Рима

Обратно шли медленно. Берегли и людей, и зверей. Груза получилось многовато. А ведь взяли далеко не всё. По-хорошему, ещё на одну ходку хватит. Вот только когда она будет, и будет ли…

Батяня с Эйнштейном всю дорогу обсуждали перспективы оставленного дома и разработки железного месторождения, найденного-таки совсем неподалеку. Всё упиралось в логистику. Плавить в Риме? Сорок кошкодней, чтобы перетащить пару тонн руды, в которой железа дай бог половина. Еще надо найти и перетащить уголь. Туда же, в Рим. Сколько и откуда неизвестно, но пусть те же сорок кошкодней. То есть пять гомотериев больше двух недель будут таскать камни ради тонны железа, из которой какой-то немаленький процент уйдет в отходы.

Если же плавить на месте, то логистика несколько сокращается. Пусть даже вдвое. Только уголь возить. Но тогда придется строить неслабые сооружения в районе месторождения, а вся денежно-вещевая база в Риме. И глиняный карьер – тоже. Кирпичи таскать придется один раз, но количество!..

И люди. Кто копать-то будет? Не впятером же! Можно попробовать собрать по степи и загнать в рабство всех аборигенов, до которых удастся дотянуться. Вооружить их малыми пехотными лопатками, отковать кирку или даже две… Вот только работнички из них – как с конфеты пуля. Дешевле выйдет перетащить на месторождение весь Рим, включая ледовые стены, два дома, три бани, колючую проволоку, а так же глиняный и известковый карьеры.

И это при том, что если не ставить основной задачей скорейший переход человечества в железный век (к чему это человечество категорически не готово), то запасов водопроводных труб римлянам хватит до конца жизни и ещё внукам достанется. А сейчас ещё прибавились раздолбанные (а частично и не очень раздолбанные) винтовки без патронов. Стоит овчинка выделки?

Дудник от обсуждения уклонялся: мол, идите все на фиг со своим железом, оружием и прочей фанаберией, у меня Катька случилась! Катька, которая случилась в первую же ночь после знакомства, желала продолжать случаться как можно чаще, а потому от Андрея не отходила. Или он от неё.

У Артема с Наташкой как-то спокойнее всё протекало, все-таки взрослые люди, умеют обуздывать свои хотелки. Правда, у Артема вдруг прорезался нешуточный интерес к сельскому хозяйству. Вот и обсуждал с Натальей перспективы развития посадок в Риме. И днем обсуждал, и ночью, подробно и обстоятельно.

Олег, обнаружив, что две жены в постели даже при полном отсутствии опыта и знаний у всех заинтересованных сторон скорее плюс, чем минус, пытался найти подвох в своем новом положении. "Две жены, красота, что ни говори, – напевал Малой, – Но с другой стороны, тёщи тоже…" Запнулся. Две тёщи не попадали в рифму. Иметь же трех не хотелось даже в песне. Наконец сообразил что жены ему достались без досадного обременения в виде толстых сварливых тёток. Настроение взлетело до небес и огляделось в поисках чего-нибудь пролетающего мимо: красивого и с перьями, достойными девчонок. Стрела легла на тетиву, но все орлы предусмотрительно убрались за пределы досягаемости влюбленного психа, так что "близнятам" пришлось довольствоваться букетиками на ходу сорванных ромашек.

Время от времени Олег обзывал Ирку ненавистным "Маугли" и усаживал на кошачью спину: нога ещё побаливала. Заклинание действовало всё хуже, зато девушка привыкла к Снежку и почти его не боялась. Гомотерий горько вздыхал, но особых возражений не высказывал. Только взглядом косил: мол, всё понимаю, брат, любовь-морковь, шуры-муры, ножка больная и красивая… У самого бывает, когда у сестренок течка. Правда, раз в год, но зато сразу у троих! А с Пузиком мы завсегда договоримся. И смотри, какие котята получаются! Нет, ты глянь! Орлы! То есть саблезубые тигры!!!

Единственное, о чем Олег сожалел, было кресло Василь Сергеича. Очень уж неудобна оказалась бандура в перевозке. Впрочем, сожалел не сильно: жены важнее.

Ниндзя торчал в авангарде, надеясь подстрелить свежатинки на ужин, однако "свежатинка" упрямо разбегалась задолго до приближения отряда. Охотиться такой толпой – это тебе не там!

Галочка Егоровна возилась с котятами. Выискивала раны и царапины от "ужасного колючего кустарника", тщательно исследовала зверячью долю еды на тему свежести, переживала, что бедняжек перегрузили и слишком редко дают отдыхать. В ответ кошки облизывали Галкино лицо вместо несуществующих ран, жадно поедали забракованное "мамой" мясо и отказывались двигаться с места, пока единственная и неповторимая не утвердится на спине кого-нибудь из них. Лишние пятьдесят килограмм веса "котяток" совершенно не пугали.

Время от времени Галка, жалея котов, перебиралась на спину Тараса (единственное, с чем саблезубы мирились). Бульбе, и без того тащившему больше всех, дополнительные полцентнера давались тяжеловато, но Картошин крепился и только устраиваясь на привал хрипел, что к концу похода жена сделает из него гомотерия.

Остальные девчонки шли пешком, даже мысли не допуская залезть на клыкастых чудовищ.

Чума трудолюбиво пыхтел под рюкзаком, жутко жалея об отсутствии жены. Оторва такая ласковая, нежная, смешная, маленькая, сильная, ей бы этот рюкзачок в развлечение… А ещё Чума мечтал о картошке! Заварзин давно смирился с жизнью в каменном веке. С отсутствием телефона, компьютера, книг, теплого сортира и всего прочего. А необходимость пахать с утра до вечера и вовсе почитал за благо. Почти. И единственное, чего ему не хватало в новой жизни – это картошки! Сырожаренной, с грибами в сметане! Хотя со сметаной тоже проблемы! Ладно и без сметаны пойдет под жаркое из хобота мамонта! Или отварной со сливочным маслицем! Эх, блин, масло… Пора отловить пару телочек и бычка! Или быков можно и диких использовать? Но телочек – точно надо! А пока сойдет и сальце из шерстистого носорога, которое куда вкуснее кабаньего! И больше его в этой зверюге. Галочка Егоровна один раз сделала, два года доесть не можем! А ведь мясо давно съели, хоть оно и жестковато, и на вкус очень так себе! Четыре с лишним года прошло, уже и вкус картофельный почти забылся, и вдруг! В Поселке, за избой… Нет, картошки там уже не было. Но она там была раньше! Совершенно точно! Именно она! Взвыв раненым носорогом, Колька рванулся вперед, запуская руки в сухую землю. И нашел-таки. Одну, крохотную, пропущенную при уборке, но нашел! Прибежавшая на крик Наташка покачала головой, взяла Чуму за грязную руку и отвела в сарай. А там… Крупная, отборная, очищенная от грязи! В мешках, ряды которых тянутся до горизонта… Роль горизонта исполняла стенка сарая. Вообще-то, картошки было меньше тонны, и всё равно часть пришлось оставить. Вот когда Колька жалел об отсутствии Оторвы больше всего. Золотце вполне могла пару мешков прихватить. Ну ладно, два, конечно, перебор, но мешок-то точно! А с волокушей – два!

И что бы ни думали отцы командиры, а второй ходке быть! Колька всю плешь им проест!

Вот так и получилось, что ни полтора десятка мосинок, ни Иркина (единственная) "светка", ни личный пистолет Василь Сергеича, ни даже ручной "Дегтярь" со сменным новеньким и даже не проржавевшим стволом и двумя дисками никого особенно не волновали. Обходились без огнестрела четыре года, и после обойдемся. Всё равно патронов кот наплакал. А уж пилы-лопаты-топоры даже не все забрали. Полежат до следующей ходки, у самих есть, и получше.

Спокойное передвижение закончилось на границе родного леса. Сначала на пути обнаружились брошенные хозяевами аборигенские волокуши, а чуть позже десяток тел сэров. Трупы никого не обеспокоили. А вот невыбитые клыки и невырезанные стрелы!

Караван проснулся мгновенно. Зазвучали команды, полетели наземь рюкзаки и хурджины, и через считанные минуты большая часть группы исчезла в лесу, оставив на месте девчонок под охраной Артема, Дудки и пятерки молодых саблезубов.

До Рима долетели в рекордные сроки. Вывалились на давно очищенное от леса "предполье" и замерли.

– Ох поле… – выдохнул Бульба. – Кто ж тебя так… усеял… мертвыми…

Сэров было с полсотни. Истекшие кровью в "Егозе", утыканные стрелами, пробитые арбалетными болтами, с разбитыми обломками кирпичей головами. И, похоже, не ушел ни один, судя по спокойствию зверей.

Но волновали потери другой стороны.

Стены Рима не пострадали, даже в гидростеклоизоле свежих дырок не появилось. Только вход был заблокирован изнутри, без тарана не суйся! А наверху приплясывала Оторва, жонглируя тремя половинками кирпичей и скалясь в довольной улыбке.

Увидев прибывших, девчонка радостно зарычала, аккуратно сложила у ног реквизит, медленно провела рукой слева направо, потом стукнула левой рукой по сгибу локтя правой, хлопнула ладонью по кулаку со стороны мизинца, характерно подвигала бедрами с соответствующими движениями руками, провела большим пальцем по горлу и напоследок выставила вперед обе руки с поднятыми вверх большими пальцами… Мол, кто к нам с копьем придет, того мы чпок-чпок, чпок-чпок и чпок-чпок. С летальным исходом, естественно! И нам за это ничего не будет!

После этого неандерталка сочла объяснения завершенными и исчезла. То ли вход помчалась открывать, то ли сообщать остальным о прибытии экспедиции.

Олег тронул Батяню за плечо, ткнул себя в грудь, махнул рукой. Дождался согласного кивка и умчался. Народ успокоить, стрелы собрать… Ну и к женам поближе, не без того.

Вот так. Не одной же Оторве жестами разговаривать! Мы тоже умеем!

А когда уже втянулись в крепость, предварительно сходив за людьми и брошенными вещами, освободились от груза и огляделись, обнаружили у дальней стенки семью местных: три женщины, пятеро детей от грудничка до восьмилетнего мальчишки и труп здоровенного бугая с пробитой грудью.

– Туп, сын старой Чмо, – Олег удивленно разглядывал тело. – Спрашивается, кто и за что его убил?