Текст книги "Осенние дали"

Автор книги: Виктор Авдеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

IX

Звонки с лестничной площадки не разбудили Зила, даже не встревожили. «Крепко набрался», – подумал Артем, лежа на своей кровати. У него самого уши заболели от напряженного ожидания этих звонков. Ему уже казалось, что с того времени, как они легли, прошло часов пять и вот-вот наступит утро. Подниматься и отпирать квартиру Артем, конечно, не стал, наоборот, плотнее смежил глаза, начал подсвистывать носом. Против воли вспомнились зловещие звонки той ненастной октябрьской ночи, когда Зил поднял его с постели.

Скрипнула дверь дальней комнаты, где жил техник, зашаркали шлепанцы.

«Данилыч открыл оперуполномоченным, – отметил Артем, чутко ловя малейший шорох в передней, стараясь догадаться, что там происходит. – Встал? Тоже ведь хватил по завязку. Это его Настасья Павловна взбудила, жена. Трусиха она известная, сама средь ночи отпирать дверь ни за что не станет».

Из передней минуты две доносились негромкие переговоры, скрип половиц. Затем все еще заспанный, хрипловатый голос Данилыча произнес:

– Можете поглядеть: откуда чужие? Вот у соседа, правда, ночует гражданин. Эта дверь. Хороший знакомец из Болдова. А посторонние у нас откуда? Квартира тихая.

Шаги многих ног приблизились к их комнате, раздался настойчивый стук. Артем затаил дыхание, в груди гулко колотилось сердце. Стук в дверь повторился громче. Наконец на диване заворочался Уразов, рывком приподнял голову. Спрыгнул на пол, подскочил к двуспальной кровати, на которой с присвистом сопел Артем, грубо потряс его за плечи:

– Вставай. Кто-то стучит.

Притворяясь спящим, Артем не сразу открыл глаза, пробормотал:

– А? На работу? – Он сел в постели. – Это ты, Макса? Чего взбудил?

Тот показал на дверь. В нее из передней опять сильно постучали. Женский голос, словно рассуждая, проговорил:

– Спят, что ли, так?

– Слышь, Казбек? Баба. Кто такая?

Артем спустил ноги на пол, нащупал впотьмах брошенные на стул брюки, ответил также шепотом:

– Не пойму. Кажись, эта… как ее… в общем, из домкома.

– Она не одна, Казбек. Что ночью понадобилось?

Не дослушав его ответ, Уразов подскочил к своей одежде, схватил в охапку, бросился к окну. Стекло заледенело, слабо искрилось снизу от уличного фонаря. Двойная рама была обмазана оранжевой замазкой, обклеена газетой, внутри белела вата, а сверху лежали высохшие, сморщенные гроздья рябины. Артем зорко наблюдал за Уразовым, зная, что с улицы за окном следит милиция. То ли Уразов сам понял, как хлопотно возиться с рамами, то ли решил действовать по-другому, но вдруг на цыпочках вернулся к дивану, снова лег и накрылся своим пальто.

– Стучат, Артем, – вдруг проговорил он нарочито громко, тоном только что проснувшегося человека. – Открой.

Быстро натянув брюки, Артем зажег свет и откинул задвижку.

В комнату вошли трое работников милиции. Сзади виднелась пожилая женщина в старой шубке с кроличьим воротником, в рыжих валенках. Из-за нее с любопытством выглядывал сосед-техник.

– Едва добудились, – проговорил молодой коренастый лейтенант, ступавший носками внутрь. У него был короткий тупой нос, широкая переносица, на которой почти сходились густые черные брови. Окинув черными бегающими глазами Уразова, остатки пиршества на столе, пустые бутылки с краю, под кроватью, он проговорил: – Прошу предъявить документы.

Это был старший оперуполномоченный Юртайкин, Артем узнал его: два месяца назад в управлении их представил друг другу майор Федотов. Быстрого взгляда, которым они обменялись, не заметил никто. Отступив на шаг от двери, Артем произнес с хорошо разыгранным удивлением:

– Почему так поздно? Днем нельзя?

– Поговорим после, гражданин. Ближе к делу.

Слегка пожав плечами, Артем стал доставать документы. Все это время Уразов спокойно лежал на диване. Не торопясь, он щелчком выбил из пачки папиросу, закурил и выпустил густой дым. Лейтенант долго рассматривал паспорт Люпаева, проверил прописку.

– Вы хозяин квартиры?

– Я.

Артем понял, что вопрос этот Юртайкин задал специально для Уразова, представительницы домкома: показывает, будто видит его впервые. Мастак маскироваться.

Переворачивая листки документа, точно все не желая с ним расстаться, лейтенант через плечо глянул на Уразова.

– А почему вы не предъявляете?

– Разве это и к гостям относится? – спросил тот, развязно улыбаясь, и хладнокровно выпустил новую струю дыма.

– Мы на работе, гражданин, шутить с другими будете.

– Виноват. С похмелья голова не с того боку думает.

И так же небрежно Уразов вынул из висевшего рядом на стуле пиджака свой новенький паспорт, протянул лейтенанту. С дивана он по-прежнему не вставал. И Артем понял, почему так держит себя его бывший однокашник: надеется на паспорт. Действительно, не знай в розыске, что он за птица, и попадись при обычной проверке простоватый, оперуполномоченный, Зил мог бы и выскользнуть.

– Откуда к нам приехали? – спросил Юртайкин.

– Там написано.

– Я грамотный, – слегка нахмурился старший оперуполномоченный. – Если спрашиваю, стало быть, так нужно.

– Не возражаю. Проверочка насчет подозрительного элемента? Рад служить милиции. У меня в биографии все чисто. Жил на станции Алзамай под Нижнеудинском. Сибирь-матушка. Точно?

Уразов шутил, старался держаться с оперуполномоченными на равной ноге. Артем удивился его самообладанию: хоть бы голос осекся, рука дрогнула, забегал взгляд. Простоватое спокойствие, под которым чуть ли не легкая издевочка прячется.

– Все едут в Сибирь, – рассматривая прописку, говорил Юртайкин, – а вы, Куклин, наоборот?

«Куклин? – тотчас мысленно повторил Артем. – Вон как теперь прозывается!»

– Рыба ищет где глубже, товарищ оперуполномоченный. Слыхали? А человек где лучше. С чего ваши такие строгости?

– Жуликов, верно, ловят, – простосердечно вставила пожилая представительница из домкома в шубке с кроличьим воротником. – Универмаг на Посопе третьего дня ограбили. Там, говорят, часов забрали, обуви, матерьялу! Грузовой машиной вывозили.

– Универмаг? – повернулся к ней Уразов. – Не слыхал, мамаша. – Он чуть усмехнулся, покачал головой. – Работают люди. Все понятно, товарищ оперуполномоченный. Вопросов больше нету. А я думаю: с чего, ночью тревожат?

Руку он держал полупротянутой, как бы готовясь взять обратно свой документ.

Неожиданно лейтенант Юртайкин положил оба паспорта к себе в планшет.

– Одевайтесь, граждане: вы, Люпаев, и вы, Куклин. Придется проехать с нами в Управление милиции: там разберемся.

Даже сейчас ничего не изменилось в лице Уразова, только усмешечка, появившаяся в глазах, стала острее.

– Вы шутите, товарищ лейтенант? Что тут выяснять? В чем дело? Вы на кого устраиваете облавы: на взломщиков, беспаспортников или у кого… полный порядок? Не полагается арестовывать без ордера. У нас Конституция есть. Я буду жаловаться в Москву.

– Жалуйтесь, это ваше право. А наше право выявлять, кто без прописки ночует не по своим квартирам. Вас, гражданин Куклин, мы не арестовываем, а временно задерживаем для выяснения личности. Закон нам разрешает на двадцать четыре часа. – Старший оперуполномоченный повернулся к Люпаеву. – От домкома к нам поступили сведения, что у вас незаконно проживает один гражданин. Вот понятая может подтвердить.

Женщина в шубке с кроличьим воротником, в валенках кивнула утвердительно:

– Говорили, верно! Ночует, мол, мужчина. Этот ли, другой, сказать не могу. Высокий из себя, здоровый. Знакомец из Болдова. Раньше ходил без пальто, после приоделся. А в точности сказать не могу, сама не видала.

Все это время сосед-техник Данилыч, стоявший в передней за понятой, с недоумением прислушивался к разговору. Был он в женином халате, наброшенном поверх ночной майки, с припухшим от недавней выпивки и сна лицом, растрепавшимися волосами на лысеющей голове. Раза два Данилыч пытался что-то сказать, но его никто не слушал.

– Я для пояснения, товарищ лейтенант… два слова пояснения, – улучив момент, влез он в разговор. – Выяснять этого ночующего гражданина нужды нету. Я его основательно знаю, он по осени больше недели жил у нас… У Артема Филатыча. Все тут знаем. Не Куклин он, а по-правильному, как записан в паспорте, Николаев. Николаев Василь Иваныч. Вы почему… как ее… Алзамай-станцию назвали? Сибирь… назвали, Василь Иваныч? Он из Болдова, товарищ опер… опер… все тут знают. На работу просился к нам в завод… Только сказал: не сразу могу поступить, после Нового года.

Видимо, Данилычу хотелось взять под защиту Уразова, внести ясность в положение. Кончил он, однако, тем, что недоуменно заморгал-заморгал и умолк. Юртайкин видел, что хмель еще крепко бродит в голове техника, и согласно кивнул ему: мол, ваше сообщение принял к сведению.

– Николаев из Болдова? Отметим. Вас, когда потребуется, вызовем для дачи свидетельских показаний.

– Выпивши он сильно, – негромко, чтобы не слышал техник, сказал Уразов. – Сидели мы тут. Шутили разное.

Он все еще лежал на диване, но уже смотрел зорко. Раскаивался ли Артем в том, что сделал? Жалел Уразова? И не раскаивался и не жалел, но совершенно не сочувствовал и оперуполномоченным уголовного розыска. Этот «привод» в управление слишком живо вызвал в памяти то, что было с ним самим девять лет назад. Состояние, охватившее его, легче всего было охарактеризовать так: он не был «за», но и не был «против». Если бы милиционеры вдруг заротозейничали и дали Уразову возможность скрыться, Артем едва ли пожалел бы об этом. Долг свой он выполнил, сообщил в розыск, а сумеют ли они взять преступника – их дело.

Сам он уже стоял одетый, готовый к выходу. Исподтишка остро следил за Уразовым: не заподозрил? Не раскусил, что и он, Артем, тут замешан? Вопрос этот занимал его больше всего.

Одеваться Уразов по-прежнему не торопился: наверно, взвешивал обстановку, искал лучший выход. Артему он сейчас напоминал насторожившегося зверя, который внутренне собрался к прыжку. К какому? В какую сторону?

– Собирайтесь, – повелительно сказал Уразову лейтенант. – Не задерживайте.

Юртайкин взял со стула его брюки, протягивая, ощупал карманы. Уразов немедленно поднялся с дивана, почти вырвал брюки, стал натягивать. Особенно долго он возился с правым сапогом, раза два поправлял портянку, суя руку в голенище. Молоденький толстощекий сержант милиции поторопил:

– Вы б побыстрее.

– А куда мне спешить? – вдруг грубо, насмешливо сказал Уразов. – Чай, не к теще на блины.

Крупное располневшее лицо его закаменело, глаза холодно сузились, движения могучего, жилистого тела сделались осторожными. Очевидно, Уразов понял, что запутался. Однако самообладание только на минуту оставило его. Он вновь постарался взять себя в руки, весело, беспечно бросил старшему оперуполномоченному:

– Готов, товарищ лейтенант. Могу сопровождать вас хоть на край света.

И первый направился к выходу.

– Обождите, Куклин, – сухо остановил его Юртайкин. – Дайте сперва сержанту пройти.

– Дорогу старшим, – тут же нашелся Уразов, видимо неприятно пораженный тем, что его ведут уже под охраной.

Все еще не теряя присутствия духа, он на лестнице с наигранной шутливостью сказал Артему:

– Башка трещит. Придется, как вернемся, раньше времени опохмелиться. Где бы поллитровочку достать?

Глухая зимняя ночь стояла над городом. На северо-востоке белесая туча, поднимаясь снизу, как длинная снежная гора, начала закрывать небо. Дул ветер, неся сухую, колючую поземку. В окнах поселковых домов почти не виднелось огней, лишь светили редкие уличные фонари. Через дорогу на столбе, погромыхивая, раскачивалась полусорванная автобусная вывеска, и густая тень ее словно утюжила сугроб.

Против подъезда на дороге чернел милицейский автомобиль с высоким крытым кузовом. Когда сходили с крыльца, Уразов оказался зажатым посреди двух оперуполномоченных: сержанта и Юртайкина. Он продолжал зубоскалить с ними, а сам привычно огляделся. Вокруг ни души. Дворы большинства поселковых домов стояли неогороженные, открывая сарайчики, погреба; пробитая тропинка вела в темень к оврагу. Сделав шагов семь по снегу, Уразов резко дал подножку лейтенанту, со страшной силой толкнул в грудь: Юртайкин упал. Молоденький сержант цепко схватил Уразова обеими руками, испуганно крикнул:

– Стой!.. Стой!..

Стряхнув его одним движением плеч, Уразов молниеносно пустил в ход свои огромные кулаки: сержант не удержался на ногах. Третьего оперуполномоченного Уразов встретил пригнувшись: в руке у него блеснул нож, выхваченный из-за голенища, и налетевший работник милиции со стоном опустился в сугроб.

Надо же так! Случилось именно то, о чем Артему подумалось в доме. Лишь с той разницей, что милиция не ротозейничала и все произошло совсем по-другому. Нельзя сказать, чтобы Артем не ожидал от Уразова решительных действий: он слишком хорошо знал его. Просто Артем при этом аресте надеялся остаться в стороне, не участвовать в следствии.

Путь Уразову был открыт – на зады к оврагу; за оврагом угадывался лес. Правда, с подножки машины торопливо спрыгнул шофер-милиционер, из снега подымался лейтенант, шаря у пояса кобуру нагана, – оба находились далеко. Уразов бросился к оврагу. Бежать ему предстояло мимо Артема. Тому стоило сделать лишь один шаг вперед, чтобы подставить ногу.

И он его сделал. В нем заговорило что-то более сильное, чем все рассуждения о неприязни к милиции.

– Ты? – падая, закричал беглый заключенный. – Ты?..

Он тут же вскочил, замахнулся ножом. Артем схватил его за руку, стиснул, и оба покатились в сугроб. Неизвестно, чем бы кончилась эта борьба; подбежавшие Юртайкин, сержант, шофер навалились на Уразова, скрутили руки. Шапка его слетела, чуб развевался, он был весь в снегу, тяжело дышал. Встав на ноги, он горящими глазами впился в Артема, выдавил сквозь зубы:

– Выходит, это ты, гад, меня продал?

– Когда продают, деньги получают. А ты думал, опять меня в шайку втянешь? Я не стул, чтобы с места на место переставлять. В колонии давил и тут захотел? Па-ра-зит! «Законник»!

– Ну, ты еще, падло, меня вспомнишь. Сперва покрывал.

– Не покрывал, а пожалел… считал: одумался ты. Ан волком оказался. Знаю, как ты спекулировал… в лесу под Пензяткой на синем такси.

– Вон ты какой! – даже задохнулся Уразов. – Во-он ты какой!

Он вдруг заскрипел зубами, разразился страшными ругательствами, на нижней губе выступила пена.

– Довольно, – одернул преступника лейтенант Юртайкин. – Довольно психа разыгрывать. У следователя поговоришь. Лезь в машину.

Вместе с Уразовым, Артемом в кузов автомобиля сели два работника милиции. Раненый сознание потерял ненадолго, поддерживаемый товарищами, поднялся на ноги: его спасла толстая зимняя шинель и то, что Уразов не рассчитал удара. Все же кровь из левого порезанного плеча выступала наружу, и раненого милиционера поместили в кабину к шоферу.

Автомашина понеслась по тихим улицам в город, остановилась перед областной больницей. В приемный покой раненого отвели лейтенант Юртайкин и Артем; когда они возвращались, лейтенант сказал:

– Жалко, Люпаев, поцеремонился я у вас в квартире. В таких случаях мы всегда обыск делаем. Брюки Уразова я ощупал, под подушку заглянул, сапоги ж осматривать не стал. А нож как раз в правом лежал. Все хотелось тебя побольше замаскировать… Майор наказывал. Хорошо, что промахнулся вражина, не попал в сердце.

В управлении, несмотря на поздний час, находился майор Федотов. От недосыпания под его глазами обозначились сиреневые мешочки, но мягко светился белый подворотничок, блестели начищенные сапоги, и это придавало угловатой костистой фигуре начальника розыска свежий, подтянутый вид. Майор вышел в коридор, где сидели задержанные, остановился возле Артема.

– Так это ты, Люпаев, помешал скрыться преступнику?

Очевидно, лейтенант Юртайкин все рассказал ему об аресте. Под охраной сейчас находился один Максим Уразов – нахохленный, со скрученными за спиной руками.

Артем поднялся.

– Товарищ начальник, – сказал он, – разрешите, я дополнительные сведения дам об Уразове-Николаеве-Куклине. Могу и свидетелем на суде выступить.

Из кабинета показался сержант.

– Куклин! На допрос к следователю!

Бросив последний злобный взгляд на Артема, Зил вышел. Майор Федотов еще минуты две пристально рассматривал Артема. Вдруг улыбнулся, чуть покривив губы, почти не сузив глаза, и, не ожидая, когда за конвоиром закроется дверь, сказал:

– Правильный шаг сделал, Люпаев. Чего в потемки играть? Вошел в новую жизнь, крепко стой на обеих ногах. Закон у нас один: народный. И нечего придерживаться других законов… писанных вилами на воде. Своего бывшего «дружка» не бойся. Судить его будут по статье 191-й Уголовного кодекса: покушение на жизнь работника милиции при исполнении служебных обязанностей. Получит самое малое… пятнадцать лет. Теперь рецидивистов изолируют, содержат на строгом режиме. Местожительство его дружка Моргуна, как ты называешь, установим и тоже заберем. В нашем городе Уразову-Куклину некому будет передать «наказ» о мести. Да и… шибко преувеличивает преступный мир свою силу. Власть сумеет защитить и тебя, и семью. Мы-то, работники розыска, не боимся? Ну и вот.

Маскироваться теперь Артему не было нужды, и в управлении не стали его задерживать. Он собрался идти домой, да неожиданно для себя спросил начальника:

– Как ваша жена? Слыхал, в больнице лежала? Продукты в хозяйственной сумке вы, помню, сами в дом покупали. Поправилась?

Такого вопроса Федотов не ожидал: это Артем увидел по его поднятым бровям. Казалось, майор раздумывал: стоит ли посвящать бывшего поднадзорного токаря в свою семейную жизнь? Легкие морщины на его лбу разгладились, будто перешли к глазам; глаза залучились признательным человеческим теплом.

– Выздоровела. Подозрение, как потом мне медсестра призналась, на рак было. Оказалось, камни в печени. Операция тоже не легкая, ну… обошлось. Дома уже моя хозяйка, с ребятами, и все боли сняло.

Заговорили они теперь как двое давних знакомых.

– Чем блатные хвастаются? – сказал Федотов, собираясь пройти в кабинет к следователю. – Одним – что волевые. Все могут. А что могут, если разобраться? Ограбить, исподтишка пырнуть в живот. Красиво? Здо́рово нужно людям? Слезы одни от такой «воли», горе одно. Мы же хотим, чтобы веселые все были, дети играли без заботы. Нашей волей хлеб растет, заводы стучат, спутники в космосе летают. Так чья же воля крепче? Здоровей? И неужто мы своей волей не можем перебить гнилую, воровскую? Еще как! Это всем и надобно делать.

Улицу обнимала глухая, засугробленная, подмороженная тишина, когда Артем Люпаев все, еще нервно возбужденный, чутко подвижный, вышел из уголовного розыска. Поземка прекратилась, тротуар местами лежал асфальтово-черный, обнаженный, а к домам, воротам прибило косицы снега, мерцавшего нетронутой белизной. Фонарь, вполнакала, по-ночному горевший против управления, словно решеткой был пересечен голыми ветвями тополя.

Едва Артем двинулся домой, как от ствола тополя отделилась высокая фигура и перерезала ему путь; за ней – вторая. Плечи Артема напряглись, он остановился, сунул руку в карман ватной фуфайки, зажал в кулаке железный болт, готовый к обороне. Кровь горячим варом разбежалась по жилам. Что ж, он готов принять бой. Пусть налетают сколько хотят – отступить его не заставят.

– Ты, Артем? Заждались.

Передний был Владимир Зубарев, с ним знакомый электрик с их завода. Вот это кто! Фу, черт! Почему-то в коленках вдруг слабина. Да уж не жалеет ли он, что обманулся? Во в какой азарт вошел! Артем лишь покосился на друга и ничего не сказал.

Погоди! А почему Зубарь и его товарищ очутились тут? Не стряслось ли что с Марусей? Лизонькой? Вчера вечером, перед тем как принять Зила, Люпаев отправил жену с дочкой именно к Зубаревым в слободку, а не к двоюродному брату на Посоп. Вроде оба спокойны? Артем вдруг почувствовал, как он измотался за эту бесконечную, тревожную ночь. Он по-прежнему не вынимал из кармана руку с болтом.

– Все в порядке? – оживленно спрашивал Зубарев. – Поймали? Одним добрым делом на свете больше стало. Пошли, Маруся с дочкой уже дома. С ними и моя жинка. Беспокоятся. Чайник согрели, ждут. Ну, а мы с Костей решили тебя встретить.

И они гурьбой тронулись по зимней безмолвной улице к поселку.

«Из-за меня не спали», – все еще взбудораженно отметил Артем. Он по-прежнему молчал, горбил плечи, иногда поглядывал по сторонам.

Очевидно, время уже близилось к утру, там и сям окна в домах, тронутые морозными узорами, чисто, уютно светились, мелькали тени: люди собирались на работу. Вот-вот проснется большой трудовой город. Артем почувствовал, что ему жарко, расстегнул воротник пальто. Ртуть в термометре, наверно, поднялась, сдают холода. Или согрела быстрее побежавшая по жилам от недавнего волнения кровь? А может, дружеские улыбки, слова заводских товарищей, шедших рядом? Хорошо ему. Будто он только что проснулся и все видит свежим, острым глазом. И город родной, и людей, а сейчас встретит самых близких. Артем тихонько вынул из кармана железный болт и выкинул его в снег.