Текст книги "Безвременье"
Автор книги: Виктор Колупаев
Соавторы: Юрий Марушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)
36.
Пров спел еще несколько песенок. Феи млели от любви к нему. Но взгляд моего друга становился все более отсутствующим. Наконец, он отложил гитару и сказал:
– Хватит. Выпьем, закусим и за работу.
Девчонки надули губки. Конечно, постели их редко пустовали, но такого кавалера, как Пров, среди высокопоставленных посетителей особняка вряд ли можно было сыскать. Я им сочувствовал.
Пров подал пример, начав опустошать тарелочки, мисочки, чашечки, да еще приговаривая при этом:
– М-м... Говядина. Картошечка... Похоже на сметану... С красным молотым перцем... Сорок градусов. Стандарт.
При этом он умудрялся оказывать внимание девушкам, шутил, подковыривал меня своими остротами. В голове у меня уже шумело от выпитого.
– Все, красавицы, – сказал он. – Не прощаемся, но на время расстаемся. – Он обнял их, прижал к себе, похлопал по плечам. – Жучихи, вы мои, милые! – И выпроводил их из кабинета. Мне кажется, они даже не обиделись. А если и обиделись, то не на Прова, а на его неотложную, будь она неладна!, работу.
– Начнем, пожалуй, – сказал Пров. – По ходу давай развернутый комментарий.
– Без всяких...– засомневался я.
– Без всяких! – заявил Пров. – Они все равно нас выпотрошат, если захотят.
Компьютер воссоздал обстановку, в которой я действовал. Пров иногда спрашивал:
– Здесь что-нибудь?
– Нет. Ничего особенного. Дальше?
Задержались мы, когда пошли кадры моего вступления в Смолокуровку. Пров тщательно исследовал избы, крупным планом вызвал на экран наличники окон, крылечки, печные трубы. Песню смолокуровского ваганта он прослушал дважды.
– Какая-то уж очень необычная одежда, – сказал я.
– Занятный тип, – согласился Пров.
Вот я догоняю идущую впереди женщину, вот окликаю ее, она оборачивается. Пров остановил кадр, увеличил изображение. Какая-то доброта светилась на лице женщины. Пров, не отрываясь, смотрел на нее и дыхание его становилось все тише, все незаметнее. Кажется, он вообще уже не дышал.
– Да-а... – сказал я. – Такая, кого хочешь, заворожит.
– Кто это? – спросил Пров и часто задышал. Ожил, значит.
– Знакомая одна. Галина Вонифатьевна...
– Галина Вонифатьевна, – повторил, как эхо, Пров. – Принеси водки.
– Что?
– Водки, говорю, принеси. Прозрачная такая...
Я отошел к кругленькому столику, налил в рюмку водки, прозрачной, крепкой, все еще холодной, вернулся, поставил перед ним. Кадр на экране компьютера так и не сменился.
– Самой интересное дальше, – сказал я
– Куда уж интереснее. – Он опрокинул рюмку в горло. Не булькнуло даже. – Она замужем?
– Да нет, вроде. С матерью живет. А вообще-то я насчет замужества не интересовался. Оплошал.
Пров не обратил на мою иронию внимания и пустил запись дальше. Вот я вхожу в дом Галины Вонифатьевны, вот иконы, картина на стене.
– Картина ночью ожила, – сказал я. – Не там, а сегодня ночью в карантинном отсеке.
– Понятно. – Пров больше не задерживал кадры.
Батюшка, караулка, снова иконы. Я укладываюсь спать. Внезапное мое пробуждение.
– Сейчас будет он.
Он непрерывно и неуловимо меняющийся лицом. Наш короткий разговор.
– Какой мир ты имел в виду? – спросил Пров. – Наш или тот, что в Смолокуровке?
– Где мне хорошо?
– Да.
– Не знаю даже.
– Вспомни.
– Наверное, тот. Ведь я был там, а он спросил: "Хорошо тебе в этом мире?" Да, тот, Смолокуровский.
Пров задал компьютеру какую-то программу. Кадры начали отщелкивать раз в секунду. Лицо того было, по-прежнему, размыто.
– Действительно, неуловим, – сказал Пров. – Частота развертки – сто гигагерц. а его лицо продолжает меняться. Это же с какой частотой он измывается над нами? Ведь лицо не просто размыто, оно успевает измениться! Ну и тип!
Пров, кажется, снова становился прежним.
– Что тебе тут еще показалось?
– Страх. Черт! Я же тебе говорил. Крути дальше, там я на улицу выскакиваю.
Пров пустил изображение в нормальном темпе. Сбивчивые кадры, по которым даже сейчас можно было ощутить, с каким ужасом я бежал.
– Обрати внимание на звезды, – посоветовал я.
Пров обозрел небосвод, покрутил его и так и сяк, приблизил, отдалил.
– Да, чужота, – сказал он.
– Дальше все, вроде бы, нормально.
Мы досмотрели запись до того момента, когда я его встретил, нашел, то есть, в лесу.
– Любопытно, Мар, любопытно. ГЕОКОСОЛ, конечно, перешел на круглосуточную работу. Но что-то должно быть еще.
– Что?
– По какой причине они нас туда пустили...
– Кто? Эти или те?
– И те, и эти. Почему ГЕОКОСОЛ и сам Галактион согласились на нашу экспедицию?
– Хартия... – заикнулся было я.
– Твое крещение – это удобный повод как раз для них, а не для тебя. Захотелось креститься, тебе и позволили. А так бы им пришлось искать уважительный повод, чтобы спровадить нас туда.
– Уверен? Мне тоже казалось, что уж слишком много совпадений.
– Совпадений, действительно, много. Странных совпадений... Мар, поищи-ка в новостях что-нибудь интересное. Не для всех, а для планетуралов, причем, планетуралов второго ранга. Ты ведь теперь крупная шишка!
– Думаешь, все компьютерные системы теперь оповещены?
– Это делается немедленно. Ищи, требуй. Это не только нам нужно, им – в первую очередь.
Пров отошел к столику и взял в руки бутылку.
– Ты не много пьешь? – спросил я. Мне-то уж было вполне достаточно.
– Много... – отозвался Пров.
– И где только научился?
– В снах...
– Значит, и сны им известны, раз ты так...
– Да знают они, все знают. И о снах – в том числе. Неужели ты не понял, что нас тысячу раз проверили и перепроверили, а потом сунули в этот... Как и назвать-то, не знаю. Мир, ад, рай...
– И ты уже тогда догадывался?
– Не то, чтобы догадывался... Нет. Что-то было неопределенное... Но березовую рощу шел искать без всякого подвоха со своей стороны. Прости, что втянул тебя в эту историю.
– Если ты прав, то эта история все равно произошла бы. Так что, просить прощения тебе не за что.
– Ну и ладно...
Пров-таки хлебнул еще одну рюмку. Видеть его взволнованным более, чем я сам, мне еще не приходилось.
Я ввел в компьютер свой новый пароль, провел сканером по ладони и запросил последние известия о каких-либо исключительных событиях.
Мощный циклон разрушил систему радиокоммуникаций гдома на Гавайях... Не то! Неожиданное нашествие огромного количества тараканов в Паленке... Мразь всякая мутирует! Незарегистрированные бомжи... Попробуй их всех зарегистрировать! Осада гдома в Междуречье войсками Александра Македонского... Исторический фильм снимают.
– Послушай, Пров! Александр Македонский на нас напал.
Пров подошел, остановился сзади. На экране мелькали фигуры людей со щитами и короткими мечами в руках. Толпа тащила штурмовую лестницу, Вооруженные всадники мчались вокруг гдома, Некто, наверное, сам Александр Македонский, в мундире генерала восседал на коне. И вовсе не на Буцефале, а на какой-то облезлой кляче. Легковооруженные воины тащили на плечах реактивные гранатометы.
– Все, что ли, психами стали? – сам у себя спросил Пров.
Картина была, действительно, чудовищной. И не тем, что войска Александра Македонского, вооруженные реактивными снарядами, штурмовали гдом. Действие разворачивалось не на съемочной площадке, а в отравленной, непригодной для дыхания атмосфере. Легионеры задыхались, падали. Вполне натурально горел сам гдом. Смерть в кино и смерть настоящая – не одно и то же. Ни один актер не сумеет упасть так, как падает мертвый человек.
– Это что, специально для планетуралов? – спросил Пров. – Что за чушь! Или я, действительно, много выпил?
Дальше показали окончание штурма. Гдом, конечно, выстоял, хотя кое-где еще дымился. А армия Александра Македонского вся погибла от удушья, включая и самого полководца. Тело Александра Филипповича опознал его бывший учитель, перипатетик Аристотель.
– Ведется расследование, – закончил сюжет диктор.
– Я свихнулся, – сказал Пров. – Посижу немного. А ты поищи без меня.
Он отошел в сторону, но не к круглому столику, а к дивану. Сел, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
– Достоверность последней информации? – сделал я запрос.
"Информация достоверна".
– Действия Соляриона и Орбитурала в связи с последними событиями?
"Информация закрыта".
– Выводы ГЕОКОСОЛа?
"Информация закрыта".
– Для чего тогда сама информация, если нет никаких объяснений?
"Утечка информации".
Все, они заткнулись. Или кто-то сошел с ума, но его уже обезвредили.
Я запросил другие события. Событий на Земле не было. Не только из ряда вон выходящих, но и вообще никаких!
– Солнечная система, – запросил я.
"Событий нет".
– Галактика?
"Событий нет. Взорван крейсер "Блистательный". Событий нет. Взорван крейсер "Блистательный". Событий нет. Взорванкрейсерблистательныйсобытийнет".
Я включил обычный канал: танцевальная музыка. Вторично запросил информационный канал для служебного пользования. Танцевальная музыка.
– Кажется, приехали, – сказал я.
На экране неожиданно появилось:
ИНФОРМАТОР ИНФОРМАТИВНО ИНФОРМИРУЕТ:
ИНФОРМАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ИНФОРМАТИВНА.
– Пров, – позвал я. Но он уже стоял рядом.
Текст сообщения вдруг как бы сдвинулся чьей-то рукой, возвратился назад, снова поехал в сторону, вернулся, задрожал, поупирался, поупирался, но не устоял перед какой-то непреодолимой силой, сломав буквы, рассыпался. Вместо него появилось новое сообщение:
ЖУТЬ СТАЛА ЛУЧШЕ, ЖУТЬ СТАЛА ВЕСЕЛЕЕ.
Отец.
37.
Мне-то что. Я мог обернуться Ильей Муромцем и поспать всласть, оставаясь в то же время своим другим "Я" здесь. А вот Фундаментал явно валился с ног. Он еще боролся со сном, пытаясь задавать вопросы, но все это с трудом, через силу, превозмогая себя.
– Да будет вам, – сказал я. – Отдохните. Я всегда к вашим услугам, вчера ли, завтра ли, сегодня...
– Нет, нет, только не вчера. Я пошутил. Для меня вчера прошло и не вернется, проходит и сегодня. Встретимся утром. Ведь мы – друзья? Друзья, друзья. А как же...
Он открыл дверь шара, прошел со мной несколько шагов по коридору и спросил:
– Дорогу найдете?
– Дорога в никуда везде, – ответил я.
– Вы уж тут у нас не виртуальте, – попросил он.
Я пообещал и оказался возле дома с улучшенной планировкой. Кое-что нужно было проверить, осмыслить. Что-то здесь было не так. Посоветоваться бы. Я отделил от себя Платона, Прокла и Плотина, и они теперь стояли на снегу, переминаясь с ноги на ногу.
– Может в Академии появимся? – предложил я.
– Да мы оттуда и возникли, – недовольно заворчал Платон.
– Прогуляемся, – предложил Прокл.
– Пошли, нечего раздумывать, – решительно двинулся Плотин. – Прогулки полезны.
Академия располагалась на юго-северной окраине Сибирских Афин, в шести стадиях от Дипилонских ворот. Каждый раз, когда я шел этой дорогой через Керамик, меня охватывал трепет, ибо вся дорога была обрамлена транспарантами, напоминающими об уме, чести и совести Безвременья, каменными стелами, воздвигнутыми в честь борцов за установление Безвременья. В этом тихом уголке, лишь иногда раздираемом воем электричек, набитых под завязку мичуринцами и садоводами, рвущимися на свои заветные шесть соток, в этом уютном уголке возле реки Кефиса, среди широколистных сосен и старых маслин с краниками для сливания подсолнечного масла, серебристых хвойных тополей и увязших в земле вязов, там и сям виднелись садовые домики, баньки, сортиры. Вся близлежащая местность находилась под покровительством героя Академа. Поэтому сады, рощи и старинный гимнасий этого живописного уголка и назывались Академией. Платоновская школа размещалась в здании гимнасия, перед входом в который висела надпись:
Не академик да не войдет.
Но, поскольку все виртуальные люди были в том числе и академиками, они с полным правом могли входить сюда. Тем более, что, вообще говоря, садов Академа в Безвременьи было несчетное количество, а следовательно, и Академий, да и самих Платонов, кстати, тоже.
Подходя к Академии, мы встретили статую Артемиды "Лучшей и прекраснейшей", точную копию моей жены, той, что хотела, чтобы я потер ей спинку. Храм Диониса – Освободителя от всего, а неподалеку – могилу всех вождей демократии.
Платон любил беседовать, прогуливаясь под деревьями в роще Академа, но на этот раз мы вошли в самый дом, где была устроена экседра, зала для заседаний. Платон стер полой хитона пыль со своей статуи работы скульптора Силаниона и с посвятительной надписью: "Платону от Платона, просто платоников, старо– и неоплатоников с платонической любовью"
Мы расположились на деревянных ложах вокруг стола. Питались здесь лишь овощами, фруктами, да молоком. Платон взял смокву, пожевал ее немного, спросил:
– Ну, в чем на этот раз кажущаяся неразрешимость очередного диалектического противоречия?
– Вот мы – одно, одно сущее, – сказал я. – Но есть и иное.
– Людо-человеки? – спросил Плотин.
– Да.
– Ну, а нам-то что?
– Не знаю.
– Наш, истинно-сущий виртуальный мир, всеобъемлющ, – заявил Плотин. – Видимый же мир людо-человеков – лишь его подобие. Понятно, что наш истинный всеобъемлющий мир не находится в чем-либо другом, потому что ему не предшествует в бытии ничто другое. Напротив, мир, который по бытию следует после него, конечно, должен уже в нем находиться и на нем утверждаться, а без него не может ни существовать, ни быть в движении или покое. Но, надеюсь, никто не думает, что чувственный мир людо-человеков находится в нашем, как в пространстве. Он только покоится, как в своей основе на нашем истинном и вездесущем мире, который содержит в себе все.
– Это каждому виртуальному дураку понятно, – сказал я, когда Плотин потянулся за топинамбуром, абсолютной идеей топинамбура, если уж быть предельно точным. – Я про людо-человеков и их Космоцентр, или Центр Космоса, как они его называют. Кто такие людо-человеки?
– Что такое они сами? – переспросил Плотин, разжевав и проглотив абсолютную идею топинамбура. – Составляют ли они саму мировую душу или представляют собой лишь то, что приближается к ней и происходит во времени? Конечно, нет. Прежде чем случилось их возникновение, они существовали здесь, в нашем виртуальном мире: одни как виртуальные люди, другие как боги, как чистые души и различные духи в лоне нашего чистого всеобъемлющего бытия; они составляли части самого сверхчувственного мира, но части не выделенные, а объемлемые, слитые в одно с нашим единым целым. Впрочем, даже теперь они не совсем отделены от нашего сверхчувственного виртуального мира; только теперь в них к прежнему, чисто духовному, виртуальному человеку присоединился другой, желающий быть иным, нежели тот. Этот иной человек, найдя их, присоединяется к тому сверхчувственному человеку, которым некогда был каждый из них. Таким образом, каждый из них, став двойственным человеком, людо-человеком, уже не бывает тем единым, каким был прежде.
– Все это так, но есть одна загвоздка... Давайте создадим возможность Космоцентра и возможность людо-человека Фундаментала.
– Зачем? – спросил Платон.
– Чтобы узнать, чего они хотят?
– Да это яснее ясного, – сказал Платон. – Когда они направляют свой взор вовне, а не туда, где коренится наша природа, то, конечно, не могут усмотреть нашего единства со сверхчувственным целым, и их, людо-человеков, тогда можно уподобить множеству лиц, которые на первый взгляд кажутся многими, несмотря на то, что в существе своем они держатся на одной и той же голове. Но если бы каждый из этих людо-человеков, собственной ли силой или движимый Афиной, мог обратиться на самого себя, он увидел бы в себе Бога и, вообще, все. Конечно, сразу они не увидят себя как единое все, но глядя все больше и больше и не находя нигде точки опоры для очертания собственных границ и определения, до каких пор простирается их собственное бытие, они в конце концов оставят попытки отделить себя от всеобщего бытия и, таким образом, не двигаясь вперед, не меняя места, окажутся там же, где это всеобщее бытие, – сами окажутся этим бытием.
– Разве наше одно не самодостаточно? – спросил я. – Разве в нем не все? Разве нашей виртуальной реальности недостает, например, идеи людо-человека Фундаментала?
– Нет, конечно, – сказал Платон. – Виртуальность некоего Фундаментала уже должна быть в одном..
– Давайте мгновенно переберем все наши бесконечные возможности, поищем в них Фундаментала и остановим эту возможность на миг, – предложил я.
– Странно слышать такое от виртуала, – сказал Прокл, как всегда вызывающе красивый. – Разве тому, что есть одно сущее, надо что-то перебирать в уме? В уме у него должно быть все сразу.
– В том-то и дело! В уме все сразу, кроме Космоцентра, Фундаментала и прочих людо-человеков.
– Да какое нам дело до людо-человеков? – спросил Плотин. – Ущербность их материального мира не должна нас трогать.
– Как бы не оказалось, что и наш виртуальный мир – ущербен. – Нет, не вызвал я у них, а значит, и у самого себя интереса к проблеме существования человеко-людей.
– Да почему же...– возразил Платон. – Определенный интерес, конечно, есть. Тем более, что они тщательно изучают мое "Государство". Вопросы задают, Просят кое-что растолковать.
Платон бесконечное число раз пытался улучшить форму правления государств, но успеха не достиг ни разу даже в возможности. Хотя, тут-то все было ясно: нельзя улучшить самое наилучшее. Но уж усовершенствовать государственное устройство материального мира, раз такой почему-то образовался, ему очень хотелось.
– В чем причина их интереса к нашему миру? – задумался я.
– Ответ прост, – сказал Прокл. – Все сущее эманирует из одной причины, из первой.
– И это первое для них, конечно, мы, то есть одно сущее, – сказал я.
– Да, – хором подтвердили они.
Ясно. Им было хорошо, им ничто не угрожало. Они чувствовали себя богами. И какие-то там дробящиеся человеко-люди их вовсе не интересовали, разве что как материал для воплощения великих идей, на что, как я был уверен, рассчитывал виртуальный Платон со своей идеей идеального государства. Их бытие не испытывало недостатка ни в чем. Оно было полно, самодостаточно и единосущно.
– Мы с тобой – одно, – сказал Платон. – Я есть ты, я есть все, но я и Платон. Они, – Платон указал на других находящихся здесь великих диалектиков, – тоже есть все, хотя один из них Прокл, а другой – Плотин. И ты есть все. Но кто ты, кроме этого всего?
– Я-сам. Я – личность.
– Странно, – сказал Платон. – Это что-то новое. Даже боги не являются личностями, но лишь идеальными телами. Эйдос – идея любой вещи – тоже тело, хотя и идеальное, не имеющее ни массы, ни электрического заряда, не существующая в пространстве и времени. Мы все – тоже идеальные тела, совершенные умозрительные скульптуры. Но я что-то не припомню, чтобы в виртуальном мире обитали какие-то личности. Странно, однако. Ты, называющий себя личностью, но даже в разговоре с нами не имеющий лица... Кто же ты?
– Я-сам. Я не знаю, кто я. Но я есть Я-сам.
– Полагаешь ли ты, – продолжал Платон, – что мы должны больше опасаться каких-то ничтожных материальных людо-человеков, чем тебя, неведомой ни нам, ни самому себе личности?
– Я не опасаюсь, я хочу знать.
– Мы знаем все. И кроме этого всего уже нет больше никакого знания.
– Хорошо. Бывайте.
Я на миг остановился Платоном. Нет, как Платон я действительно был самодостаточен и хотел, разве что, вот эту слегка засахаренную сушеную смокву. Вернее, ее абсолютную идею.
А я? Чего хотел я? Я еще и сам не знал. Душа моя была в смятении.
Убедившись, что никто больше не тревожит их глупыми вопросами, диалектики, Платон, Плотин и красавчик Прокл, съели по одной абсолютной идее смоквы и запели гимн Солнцу, написанный, кстати, самим Проклом:
Мысленного огня властелин, о Титан златобраздый,
Царь светодатец, внемли, о владетель ключа от затвора
Животворящей криницы, о ты, кто гармонию свыше
Льешь на миры матерьяльные вниз богатейшим потоком!
Надо же, подумал я, идеальные, идеальные, а поют о вполне матерьяльном мире.
38.
Пров стоял за моей спиной и хохотал. Хохотал громко, оглушительно и как-то облегченно, словно снял со своей души непомерную тяжесть.
Буквы на экране замерцали, вспыхнули, сгорели синим пламенем и через секунду появилось: "Ага... А как же...". после чего экран погас.
А Пров все хохотал и хохотал.
– Что ты тут нашел смешного? – спросил я, вставая. Пров хлопал себя по ляжкам, корчился и никак не мог успокоиться. – Ладно. Подожду немного. – Я даже отошел в сторону, чтобы лучше было видно это дикое смехо-хохотание Прова.
– Ага... А как же... – выдавил он из себя через смех. – Фу! Насмешили отцы-вершители!
– Давай твою гениальную отгадку.
– Постой... Сейчас... Ха-ха-ха!.. Фу... Все... Сейчас, сейчас. – Он немного отдышался. – Ну и насмешили!
– Кто?
– Да все вместе. Орбитурал, в первую очередь. С разрешения Галактиона, разумеется.
– Ты думаешь, что все эти дикие сообщения – шутка?
– Шутка, шутка, Мар. Все! Собираемся и по кварсекам. Живем теперь тихо мирно. Ни в какие авантюры не вмешиваемся, если даже Орбитурал на коленях будет умолять. – Эй, вы! – вдруг крикнул он своим хрипловатым басом. – Отвезите нас в гдом! Иначе мы пешком доберемся! Слышите?! Кар к подъезду, и мы вас больше не беспокоим. Но уж и вы нас – тоже. Ну, насмешили!
– Объясни, – потребовал я.
– Да что тут объяснять... Пошутили над нами. Тараканы гдом приступом взяли! Ладно... Собираемся и – по кварсекам.
– Поподробнее не можешь?
– Не могу. Не знаю, просто. Но в эти игры я больше не играю. Не хочу, чтобы меня за придурка держали. Не верю я им. Пусть Александр Филиппович Македонский хоть ГЕОКОСОЛ приступом берет! Жил я тихо и спокойно и в дальнейшем намерен прозябать таким же образом.
Это его "прозябать" насторожило меня. Не таков был Пров, чтобы "прозябать". Что-то он задумал, но не хотел мне объяснять. Может, надеялся, что я сам догадаюсь. Но я что-то стал недогадливым. Кроме того, я чувствовал, что что-то произошло.
– Как же нам вызвать кар? – поинтересовался Пров.
– Поори еще. Услышат – прибегут немедленно.
– Дельное предложение, – согласился Пров и в самом деле начал орать: —
– Орбитурал! На помощь! А то действительно уйдем сами. Отвечать придется или, того хуже, – хоронить. Эй! Отцы-сенаторы!
Никто не откликался и не спешил к нему на помощь.
– Пойду, фей потормошу.
– Сходи, только долго не задерживайся.
Пров вышел из предоставленного нам для отдыха кабинета и его вопли еще некоторое время были слышны, затем стихли, затерялись где-то в других залах и кабинетах.
Я снова сел за компьютер, провел сканером по левой ладони, набрал свой код. Экран засветился. Я сделал запрос о связи с Орбитуралом, срочной, немедленной связи.
На экране высветилось: "СВЯЗИ НЕТ".
Я потребовал разъяснений. Ответом мне была фраза: "ИНФОРМАЦИЯ ОТСУТСТВУЕТ". Вполне возможно, что в компьютерной сети возникли какие-то неполадки. Во всяком случае, монитор не нес тот бред, что шел с экрана несколькими минутами раньше. Я попытался связаться со своей семьей. Тщетно. Связи не было. ГЕОКОСОЛ тоже не ответил. Отключение компьютера от общей или служебной линии не подтвердилось. На все мои попытки связаться хоть с кем-нибудь, ответ был один: "ИНФОРМАЦИИ НЕТ. СВЯЗЬ ОТСУТСТВУЕТ". Тогда я ввел компьютер в режим поиска любых сообщений. Но никто, видимо, ничего не собирался сообщать мне или сообщения из нашего мира исчезли полностью и бесповоротно.
Вернулся Пров, все еще в веселом настроении. Феи, оказывается, спали, когда он разыскал их. На совместный поход к ближайшему гдому, как он их ни упрашивал, феи не согласились. Как вызвать кар, не знают. Живут здесь время от времени. На вопрос, как сюда добираются и как отсюда выбираются, вразумительного ответа не дали. Не отошли еще ото сна.
– И что в итоге? – спросил я.
– Очередной поход.
– Немыслимо. У нас нет ни скафов, ни кислорода, ни маршрута.
– У них тоже ничего нет.
– У кого?
– Да у жучих этих.
– А им-то они зачем?
– Видимо, совсем ни к чему. Согласен. Ну, что, сидеть здесь будем?
– Посидим, – согласился я. – Компьютерная линия связи не работает. Правда, розыгрыши прекратились. Тишина.
Пров отошел к круглому столику, но пить больше не стал, а, наоборот, что-то там привел в порядок, закрутил пробки бутылок, поизучал этикетки. Потом спросил:
– А что с информацией с наших "несъемных датчиков"?
Я набрал программу.
– Пусто. Что же все это значит?
– Шутки, Мар, шутки. Нет, сидеть я не намерен.
– Глупости. Никуда ты не пойдешь.
– Ну, хотя бы вокруг этого "дворца" прогуляться... Отпустишь? А ты бди. Не пропусти послание от Орбитурала. А скорее всего, от самого Галактиона.
Пров снова ушел. Не сиделось ему. И я уже представлял, как он находит баллоны с кислородом... А... Ерунда все это. Из тюрьмы бежать легче, чем из этого особняка.
Прошло с полчаса.
На экране компьютера вдруг появилась надпись: "ВНИМАНИЕ!"
– Жду, – сказал я.
– Планетуралу второго ранга, Мару. Подтвердите прием. – Даже СТР мой не понадобился. Просто: Мару. И все. Я сделал подтверждение.
– Мару вместе с Провом срочно прибыть в ГЕОКОСОЛ. Шестнадцатый ярус, отсек двадцать. Подтвердите исполнение.
Ничего себе! Где он, этот ГЕОКОСОЛ? На чем прибыть? Я затребовал дополнительной информации. На экране пошли какие-то чертежи, общие виды, лестницы, переходы, лифты. Ладно, это, видимо, внутри ГЕОКОСОЛа. А до него-то как нам добраться? Неразбериха полная. Нет, что-то все-таки произошло. Система компьютерной связи на Земле, да и не только на Земле, всегда работала четко.
Я попытался выбить из компьютера необходимую информацию, но тут вошел Пров, таща под руки девиц. Вид у него был лихой. Не хватало только чубчика, спускающегося на правый глаз, красной рубахи, плисовых штанов, да скрипящих сапог.
– Поехали! – заорал он. – Провожатые нашлись.
– Куда поехали?
– Не знаю точно, но думаю, что в ГЕОКОСОЛ. Больше некуда.
– На чем? Нас и так вызывают туда срочно. – Я показал на компьютер.
– А-а... – сказал Пров. – Так мы в ГЕОКОСОЛе и находимся.
– Как?
– Да так. Прогулялся я вокруг "дворца". А там – пневмолифты, стены, лестницы. Да и красавицы наши милые не отрицают. Согласились дорогу показать. Правда, ведь?
– Шестнадцатый ярус знаете? – спросил я фей, явно расстроенных предстоящим расставанием с Провом.
– Нет, нам можно только на двести третий, сектор два, – сказала одна из них.
– Ладно. Разберемся, – сказал Пров, не выпуская прилипших к нему девиц. – Ведите.
Нам пришлось выйти из особняка, пощелкать подошвами ботинок по настоящей каменной мостовой, обогнуть угол здания, пройти еще метров тридцать и уткнуться в металлопластиковую стену. Здесь уже было не так светло, как перед парадным подъездом. Феи нашарили что-то на стене, в стороны разъехались двери лифта, и мы вошли в кабину.
– С трехкратным ускорением, – потребовал Пров. Девицы завизжали притворно. Они верили Прову. – Ладно. Пошутил. Нормально поедем. Сначала дам проводим, а потом уж...
– Давай выйдем, где нам нужно, сразу, – пытался настоять я.
– Да ведь лифт не откроется. ГЕОКОСОЛ, все-таки.
Наверное, он был прав. Вряд ли когда девушки бывали на шестнадцатом ярусе. У них своя работа.
Где-то на самой вершине ГЕОКОСОЛа, так мне казалось, мы высадили девиц. Пров пообещал им встречу с песнями в недалеком будущем. И можно было не сомневаться, что он выполнит свое обещание. Его щепетильность даже в таких случаях была просто потрясающей. Скажет в шутку, а все равно выполнит.
На шестнадцатом ярусе, как только мы вышли из лифта, нас встретил охранник. Справившись о рангах, титулах и СТР, он повел нас по широкому светлому коридору. Вокруг было пусто. И только перед двадцатым отсеком стоял еще один охранник, даже не взглянувший на нас, когда мы входили в проем откатившейся в сторону двери.
Почти сразу же у входа нас встретил Орбитурал. Был он в форме, немного растерян, но неприступен. Официальная обстановка! Теперь его не назовешь: Ныч.
– Люблю шутки, Ныч, – сказал Пров.
