Текст книги "Загадка тауматургии (СИ)"

Автор книги: Виктор Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Интерлюдия 2. Андреа Синков

Вечером воскресенья по черепице барабанили капли дождя, и улицу сотрясал гром. В разуме стоящего на чердаке Андреа, ливень становился марширующими невпопад солдатами, а частые удары грома – выстрелами раздраженного командира.

Он помотал головой. У богатого воображения были свои недостатки. Порой сознание взмывало в воздух свободной птицей, пролетало сквозь плотные облака, чтобы затем нырнуть в летающие мокрые комки... И вот опять.

Андреа сжал переносицу пальцами и вновь позволил воображению перенести его. Но этот раз был другим. Более осознанным. Мужчина представил свой дом.

Посреди пустой белизны возвышалось двухэтажное здание. Молочные стены, острая крыша из темно-коричневой черепицы и окна с застывшей внутри тьмой. Он шагнул вперед. Из воздуха на землю падали каменные кирпичи, выстраивали дорожку прямо к входным дверям.

Андреа фыркнул, когда на глаза попалось позолоченное кольцо в пасти пятиглазого льва. Средние дворяне видели в животном лишь наглость и открытую похоть. Упускали главную задумку – саму сущность зверя.

«Кучка высокомерных олухов», – подумал мужчина, толкая рукой дверь.

Пятиглазый лев воплощал в себе борьбу за выживание. Проживающий на западе Острокийской империи в Алой саване, он считался самым слабым из всех местных видов. У животного не было ни выдающейся силы, ни молниеносных рефлексов. Оно выживало за счет хитрости и внимательности. Пятиглазые львы использовали окружение: находили удаленные и скрытые от взора места, разбивали там гнезда и даже сооружали простые ловушки.

«Тем, кто родился с серебряной ложкой во рту, никогда не понять тяжести борьбы за счастье...» – устало вздохнул Андреа.

Он опустил взгляд вниз. Под ногами стелился каштановый ковер, ворсинки собирались в рисунок трех звеньев цепи. Одно золотое и два металлических.

«Одна треть Власти».

Мужчина повернулся к вешалке. На шесте из темного дерева стремительно вертелись пять шестеренок размером с ладонь. Одна дрожала при каждом повороте.

«Четыре пятых Развития».

Андреа прошел на кухню. Сине-красные языки пламени на плите снизу щекотали наполненную до краев кастрюлю воды.

«Голод... Полностью».

Взгляд мазнул по стеклянной пирамиде на столике со специями. Одну из четырех граней покрывали полупрозрачные водяные разводы.

«Три четверти Порядка».

Напоследок он взял металлическую баночку с наклеенной бумажкой: «Рождение». Внутри лежали пять черных круглых семян. Только одно целое.

«Одна пятая Рождения».

Андреа открыл глаза. Взволнованно помял в руке прямоугольный кусок красной ткани, который взял у Жанны, пока она не видела. Свернул его в комок, расправил, снова свернул, снова расправил. Глубоко вдохнул и монотонно проговорил:

Ее звали Элли.

Девочка родилась в выливающимся за края озере после обильных ливней.

Элли росла мягкой и податливой. В один день девочка решила измениться. Когда она повзрослела, последовала зову приключений и покинула родные края.

Первый день странствий выдался тяжелым. Элли потеряла мешок с золотом. Девочка плакала весь вечер, но на утро собралась и продолжила путь.

На второй день она встретила двух беглых крестьян. Двое мужчин поделились с Элли едой. Стоило девочке отвернуться, они рванули в леса. Когда она поняла, что произошло, было уже поздно. Крестьяне украли куртку Элли. Оплакивала она весь вечер свою утрату, но не сдалась и на утро продолжила путь. Девочка вспомнила слова отца: «Каждая утрата закаляет человека».

На третий день Элли пробиралась сквозь густые заросли. Они хлестали и резали по оголенной коже. По щекам бежали слезы, но девочка шла вперед.

«Это всего лишь раны, – подумала она. – Со мной случалось и похуже».

На четвертый день девочка вышла в сад принца. Вдруг прогремел гром, и на лес обрушилась буря. Ветер и ливень буйствовали. Элли забежала в замок, желая скрыться от непогоды, и там ее встретил принц. Он предложил остаться.

Элли не сразу поверила удаче. Три дня ее преследовали несчастья, и она ожидала, что и четвертый не будет отставать от братьев. Девочка ошиблась. Принц оказался приветливым и милым. Он быстро растопил успевшее покрыться ледяной корочкой сердце Элли.

Они поженились, и у Элли родились пять сыновей. Девочка была счастлива, но вскоре четверо умерли от страшной болезни.

Элли опекала последнего, уделяла все свободное время. Он вырос в прекрасного мужчину, которым гордились родители. Но вскоре муж Элли сошел с ума. Она расстроилась, но не разбилась и продолжила жить.

Ее звали Элли. За это путешествие она стала выдающейся женщиной. Первый день научил ее внимательности. Второй – осторожности. Третий – непоколебимости. Четвертый вернул веру в людей. А смерть мужа... подкосила разум.

Через много лет она стала известна за силу духа. И прозвали ее именем – Твердая Элли.

Стоило последним словам сорваться с губ, по коже пробежали мурашки, а внутри что-то задвигалось. Словно сотни насекомых ползали под плотью меж костей и мышц. В разуме многочисленным хором заголосило благоговение. Андреа закрыл глаза от наслаждения и предвкушения. Он услышал приглушенный треск молний, но не за окном, а глубоко в груди, рядом с сердцем. Затем по незримым каналам заструилась мана, рекой побежала от груди к руке, сжимающей кусок ткани.

Когда она достигла цели, в разуме ярким фейерверком взорвалось удовлетворение. На миг Андреа почувствовал себя актером, закончившим выступление и кланяющимся перед ликующими зрителями. Он не знал почему, но воображение, как безумный художник, каждый раз рисовало эту картину после произнесения любого заклинания.

Мужчина открыл глаза и бросил взгляд на свернутую в комок ткань. Попытался развернуть ее. Бесполезно. Она слиплась и уплотнилась, как засохший пластилин. Когда Андреа надавил на твердый шарик, послышался хруст, как от сухой травы. Он улыбнулся.

Для создания чуда нужна была формула. Заклинание, ритуал, даже изображение или статуя. Главное, чтобы формула содержала пять соотношений и повествование. Соотношения определяли тип чуда: преображение, связывание, повеление или якорение. А повествование – само воздействие. Андреа задумчиво повертел перед глазами комок.

«Преображение, – заключил он. – Изменение формы и внутренности предметов».

Когда мужчина узнал о структуре формул, сильно удивился. Министерство защиты культуры, что отбирало предметы искусства, заиграло новыми красками. Если любое повествование служило формулой, тогда художники, писатели и скульпторы могли случайно создать целую формулу или только часть. Один раз Андреа специально не закончил формулу, оборвал историю на половине. Разум накрыли знакомое благоговение и следующая за ним по пятам досада, как от взгляда на портрет первого императора.

«Весьма изобретательно. Использовать это таким образом».

Андреа осторожно провел пальцем по шероховатому шарику. Ощущения двоились, как если бы он потер палец об палец.

Основной проблемой тауматургии была отдача. После завершения формулы, вместе с главным чудом создавалось побочное. Оно было слабее и неуправляемее. Если для основного цель и воздействие выбирал практик, то для косвенного все избиралось волей случая. Из-за этого люди часто калечили себя, не осознавая этого. Лопнувшая кожа, вывернутые конечности, сожженные внутренние органы. Отдача становилась причиной смерти большинства практиков.

«Тоже связывание, но чуть слабее, чем прошлое, – подумал мужчина и швырнул мячик в стену. Когда тот ударился, Андреа ничего не почувствовал. Связь без якоря существовала только во время прикосновения к предмету. – Я на верном пути. Когда-нибудь мне попадутся числа без отдачи».

Он не верил, что благословение освобождало высшее дворянство от отдачи. Секрет крылся в числах. От них зависела сила отдачи и мощность основного чуда.

«У меня есть преображение и повеление. Остались связывание и якорение, и тогда у меня будет полный набор! – мысленно предвкушал мужчина. – Но как их соединять? Не убью ли я себя отдачей?»

Простые формулы создавали простые чудеса. При совмещении нескольких простых формул получалось сложное чудо, но вместе с ним появлялась и сложная неуправляемая отдача.

«Вот только есть проблемка... Для затвердения шматка понадобился коротенький рассказик, а для чего-то по-настоящему сложного понадобится целый роман? – заключил Андреа. – Чушь какая-то! Не зачитывает же император пелену текста каждый раз?»

Он помотал головой и зашагал к лестнице.

На первом этаже на диване сидела Жанна и пила чай. Пока мужчина спускался со второго этажа, заметил вторую кружку на подносе. Она ждала его. Андреа глубоко вздохнул. Предстоял длинный и тяжелый разговор.

– Как поездка? – спросила Жанна, когда он сел напротив нее.

– Скудно, – ответил мужчина, поднося кружку ко рту и делая глоток. Горячий. – За мной весь день следил второй. Ну этот... Как его там?

– Невилл?

– Точно.

Каждое воскресенье Андреа ехал на поезде в Фельтшир-Ливеньтаун за новой партией книг. Затем он возвращался в Пейлтаун и продавал их миссис Краговой или Луи. Но не в этот раз. Весь день его преследовал охотник за мистикой, поэтому Андреа приехал обратно с пустыми руками.

– Герман приходил сегодня, – прошептала Жанна. Кружка в руке задрожала. Мужчине казалось, что еще чуть-чуть и белый фарфор треснет от слишком частого дерганья. – Сказал, что придет завтра. И послезавтра. И после...

– Хватит, – спокойно протянул Андреа. – Они ничего не найдут. Я не сумасшедший, чтобы хранить что-то запрещенное в доме.

– Я знаю. Знаю, но... Это беспокоит меня, Анди. Они действуют мне на нервы... Особенно Герман. С ним мне нужно следить, что я говорю. А иначе...

– Тише, тише, – подсел он к жене и положил руку на плечо. – Все будет хорошо. Ты в безопасности. Мы в безопасности. Лучше... Лучше думай о будущем. О нашем ярком будущем. Когда-нибудь видела замок?

Жанна медленно помотала головой.

– А я видел. Огромный, величественный. Да по сравнению с ним поместье местного графа – жалкий домишко!

Она улыбнулась. В такие мгновения Жанна напоминала солнце. Подобно любящей матери, свет обволакивал теплом и нежностью. Андреа желал часами греться от улыбки жены, быть ее причиной. Но в последнее время она показывала ее очень редко. По понятным причинам.

– Вот-вот, – радостно подбодрил Андреа. – Думай лучше о том, что когда-нибудь мы будем жить в таком замке. У нас будет своя прислуга и огромная баня.

– Нам точно не о чем волноваться?

– Совершенно.

▪ ▪ ▪

Прибытие поезда сопровождалось протяжным гудком и ритмичным стуком колес. Вечно спешащие куда-то люди застывали столбом на перроне и приветствовали взглядом ползущего по железным путям «червя». Из трубы на голове валил знакомый желтый смог. Он вздымался и растворялся в небесной синеве.

Фельтшир-Ливеньтаун был несравнимо больше Пейлтауна. Столица маркизата притягивала людей со всего края. Сюда стекались купцы, владельцы предприятий, шевалье и бароны. Даже хозяева местных графств проводили здесь важные встречи. Но кое-что вызывало у Андреа много вопросов.

В домах стояло от трех до десятка артефактов. Каждый производил желтый смог, который уходил по трубам. На юге, подальше от жилых районов, располагались все предприятия. Пром-городок был в пять, а то и в шесть раз больше завода Пейлтауна. Ежедневно столица маркизата выбрасывала в воздух огромное количество мана-отходов, но сейчас на небе не было ни облачка. А солнце ехидно сияло в зените. Насмехалось над жалкими попытками Андреа понять.

«Возможно все дело в географии? – подумал он, сидя на скамейке и наблюдая за выходящими из поезда людьми. – Или в том, что завод стоит прямо в центре графства?»

– Простите! – прервал мысли вскрик в паре метров. Андреа повернулся на голос.

Мужчина упал на каменные плиты, а его багаж раскидало вокруг. Спешащие на поезд пассажиры с холодной отрешенностью ступали по одежде бедолаги. На паре белых маек уже виднелись отчетливые следы туфель. Неудачливый владелец багажа в панике собирал заляпанную одежду и пихал в чемодан.

Андреа посмотрел в лицо мужчине и встретил оттянутую до лба верхнюю губу. Казалось, цирюльник осторожно отсек скальпелем кожу, перевернул краснеющей стороной наружу и пришил поверх лица.

«Я сплю», – обыденно заключил Андреа.

Безликие разбежались кто куда. Одни заскочили в открытые двери вагонов; другие вдавили себя в столбы, поддерживающие навес; а мужчина с разбросанным багажом нырнул, как опытный пловец, в открытый чемодан. Взору Андреа предстал опустевший в мгновение ока перрон.

– Бесит, – раздраженно процедил сквозь зубы. – Чулять! Облезлые козуки! Блохастые псы!

Из-за слежки охотника за мистикой Андреа вернулся домой ни с чем. Миссис Крагова поймет его один раз, но что будет дальше? От него отстанут? Или преследование продолжится и в следующее воскресенье или даже через неделю... А закончится ли оно? Возможно, стражи будут изводить его месяцами, ожидая, пока Андреа совершит ошибку.

– А они могут? – произнес он вопрос в пустоту. Ответа не последовало. Мужчина глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. – Все будет в порядке... Всегда было. Они отстанут от меня. Я...

Ощущение чужого присутствия прервало его. Установленная связь ударом тяжелого молота по металлическому листу сотрясла вокзал. Андреа болезненно потер виски и бросил взгляд на поезд.

Из пассажирского вагона вышел лысый мужчина в темно-коричневом плаще. Над верхней губой сидели пышные усы с закрученными концами.

– Гляжу, ты не в настроении? – ухмыльнулся Луи.

– Луи, – ответил улыбкой Андреа. – Тебе я рад всегда. Проходи, присаживайся. Как день?

– Слякотно и мокро, – сел рядом мужчина. – А у тебя?

– У меня, – радостно начал он, но быстро посерьезнел. – Хреново... За мной весь день хвостом бегал охотник. Эти козуки уже который день изводят нас. Жанна вся как на иголках!

– ... Мда, – вздохнул Луи.

На несколько секунд воцарилось молчание. Тишина на перроне ощущалась чуждо и отталкивающе; а пустой вокзал вместе со стоящим на рельсах поездом выглядел зловеще. Как заброшенный, но еще не успевший обветшать, город.

– Эй, Луи, – нарушил давящее молчание Андреа. – Мне любопытно кое-что.

– Да?

– Мы знакомы уже давно. Ты не раз останавливался у меня. Можно сказать, мы почти что семья.

– Не нравится мне, куда ты ведешь...

– Расслабься, – махнул он. – Почему ни ты, ни звездная леди не принимаете книги по тауматургии?

– Понимаешь ли...

– Со снами все хорошо. Вы охотно берете работы по грезам и бестиарии, но остальная часть... Том про ритуалы – запрещен, сборник историй про культы с подробным описанием практик – запрещен. Да даже учебник алхимии, Луи! Что с вами не так?

– Тауматургия – опасна. Сам знаешь.

– И что? Деньги, Луи! Все дело в деньгах! – запротестовал Андреа. – На вокзале графства охраны нет. Никто не досматривает багаж. Местные охотники буквально кричат: «Нам нет дела до ваших книжек!» И что делаете вы? Не покупаете их! Золотая жила лежит перед глазами, так чего же вы ждете!

– Подорвавшийся бедолага... Рентин думает иначе. Неужто хочешь, чтобы таких стало больше?

– Плевать. Чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся? Тауматургией, Луи! Снохождение тоже тауматургия.

– Здесь меньше шансов умереть.

– Зато десятки путей сойти с ума и привести в наш мир нечто.

– Кстати, о грезах, – попытался перевести разговор Луи. – Ко мне тут недавно в магазин заходила хромоножка. Искала книгу по снам.

– Хромоножка? Красавица хоть?

– Парень, – покачал головой мужчина.

– Но... – начал Андреа, но затем устало вздохнул. Луи часто использовал слова не по назначению и придумывал новые. Когда они познакомились, Андреа часто поправлял товарища, но потом свыкся. – Неважно. Какой-то парень искал книжку. И? Что было дальше?

– Он отрубился. Ну я перетащил его в гостевую. Просыпается он посреди ночи и как заорет. У меня аж кровь застыла в жилах. Ты бы слышал этот вопль.

Андреа кивнул, призывая продолжить.

– Напялил я одежду для улицы. Маску, очки и перчатки. Я же не дурак – вижу с парнем что-то не так. Захожу в комнату, а он скребет шею ногтями!

– ... Ужас, – поморщился он.

– Вот именно! Еще эта рука... Полностью немая.

– А вот тут поподробнее, – подсел ближе Андреа. – Хромой, немая рука и... ты сказал, шея?

– Ага, – кивнул Луи.

– О боги, Берислави...

– Знаешь его?

– Конечно. Он работает у меня. Приходит постоянно раньше всех, включает станки. Говоришь, он искал книгу про сны?

– Еще и так уверенно, – согласился Луи. – Без запинок сказал название и автора – «Странствия в ночи» Фрэнка Рузова. Так, еще и недавно он приходил вызнавать, где у нас библиотека. Ну я и направил к Краговой.

– Что тебе сделала звездная леди, раз ты послал к ней чумного? – нервно усмехнулся Андреа. Он желал перевести разговор в шутку. Но понимание, что каждый день рядом с ним работает больной, тревожило.

«Нужно поскорее избавиться от него, – подумал мужчина. – Чумной. Да еще и связавшийся с тауматургией... Секундочку. Он знал про книгу. Откуда?»

– Рассудил, что лучше сказать. Ну, чтобы он быстрее ушел, – встал с лавки Луи и зашагал к ближайшему вагону. – Ну, скоро рассвет. Мне еще лавку открывать.

– Было приятно поговорить, – попрощался Андреа.

– Мне тоже, – скрылся за дверью Луи, оставляя мужчину наедине со своими мыслями.

«Завтра скажу Берислави, что увольняю его», – решил Андреа и открыл глаза, просыпаясь.

Глава 9. Последствия

– ... Корона Цепей, – произнес Сэмюэль имя бога в третий раз.

Вызов вестника, чтобы прогнать фею был излишен. Подобно попытке убить назойливого комара взрывом квартиры. Но у парня не осталось выхода. Других способов он не знал.

Немо замер столбом, не веря в происходящее. Секунду спустя резко отбросил в сторону помятую ножку и запустил обе руки в складки хламиды. Покопавшись, вытащил шарик плоти размером с ладонь.

«Такой маленький», – подумал Сэмюэль.

Затем тело феи съежилось, словно из него высосали всю влагу. Кожа обвисла на костях, как одежда на вешалке. Шарик плоти, который когда-то был правой рукой Сэмюэля, шмякнулся на пол. Пальцы Немо всосало в ладони, затем ладони – в локти, локти – в плечи.

Парень поморщился. Тело феи вместе с бело-красной хламидой мерзким червем пролезло через пуповину, а сама мясная трубка рассосалась в воздухе, как сигаретный дым.

В следующий миг он что-то почувствовал. Нечто тяжелым булыжником упало в кокон, создавая волны и тысячи брызг. Скамейки пугливо подпрыгнули, по молочным колоннам поползли трещины, а мозаики лопнули мыльными пузырями.

Сэмюэль не знал, как выглядели вестники. И не желал знать. Палец вдавил ржавый болт глубже в фанеру и... Выстрела не было. Вдавил снова. На этот раз сильнее. Снова ничего. Еще раз, еще, еще и еще. Тщетно. Оружие для пробуждения в одну секунду обратилось в бесполезную бутафорию. Он в ужасе отбросил его в сторону.

«Проснуться, проснуться, проснуться!» – истерично повторяя, сомкнул веки. Представил потолок спальни. Осторожно приоткрыл. Ничего. Сэмюэль все еще был в коконе.

Вдруг на храм опустилась тьма. Казалось, солнце спешно сбежало за горизонт, лишь бы не встречаться с вестником. Парень видел не дальше пяти метров. Почему-то вокруг него, как от свечи, расходился тусклый свет.

Сэмюэль вжал голову в плечи и подтянул колени к груди. Он дрожал от страха, по лбу и спине обильно стекали капли пота. Парень чувствовал себя запертым в гробу и погребенным глубоко под землей. Выхода не было. Сэмюэль мог только скрести ногтями давящую на грудь крышку и истошно кричать. Кричать в надежде, что кто-то его услышит. Бесполезно.

Со стороны входа в храм раздался грохот. Нечто тяжелое упало перед дверьми и медленно поползло вперед, звеня цепями.

Сэмюэль зажмурился. Что-то внутри подсказывало, что он не должен был смотреть. Не должен был создавать какую угодно связь с вестником.

Уши стрелой пронзили скрип и треск деревянных скамеек. Огромное тело раздвигало их в стороны и дробило в щепки, налегая всем весом. Звон цепей сменился шлепками мокрой плоти по каменной плитке и ритмичным постукиванием сотен пальцев.

В парне боролись два желания. Первое кричало, что он ни в коем случае не должен открывать глаза. Второе вопило о необходимости видеть угрозу, чтобы защитить себя. Бездействие и беспомощность тяжким грузом давили на разум. Он не мог сидеть и ждать, пока вестник приблизится. Но в то же время страх крепко держал веки сомкнутыми.

«О боги, прошу, хоть бы я оказался прав, – уповал Сэмюэль на последнюю надежду. Боги даровали высшему дворянству благословение. По мнению парня, благословение освобождало отдачи. Вестники из мастерской Цепей повелевали связями и ограничениями. Он верил. Надеялся, что все правильно понял. – Мир должен быть справедливым. За все мои страдания... Прошу, освободи меня от отдачи!»

Мысли прервал укол холода в кончик носа. Сэмюэль дрожащей левой рукой потянулся к лицу. Пальцы отказывались разжиматься, поэтому он дотронулся костяшками. Это была капля. Ледяная капля упала откуда-то сверху. Вдруг кольнуло холодом на правой щеке. На губе. Посередине лба.

Любопытство и глупость оглушительными выстрелами раздались в сознании. Острая необходимость в действии переборола страх. Парень медленно приоткрыл веки.

Перья. Белоснежные крылья разных размеров покрывали змееподобное туловище вестники. Из сочленений выглядывали бледные руки. Костлявые пальцы мертвой хваткой держали крылья, мешая тем распахнуться. В ответ перья, подобно острым кинжалам, пронзали руки насквозь. Насмешка над свободой и волей. Если крылья росли хаотично, то руки образовывали некий узор. Возникало ощущение, что стаю голубей поймали в рыбацкую сетку из рук.

Сэмюэль повернулся направо. Взгляд встретило огромное тело вестника. Посмотрел налево. Снова крылья и руки. Чудовище заполняло все свободное пространство вокруг парня, словно змея вокруг добычи. По наитию он поднял взгляд вверх. И сердце пропустило удар.

В паре метрах над головой завис глаз размером с Сэмюэля. По белку плотной сеткой ползли алые капилляры. Их было настолько много, что око казалось багровым. Десятки рук держали веки широко открытыми, а ногти вонзались в нежную кожу до крови. Белоснежные ресницы заменяли небольшие крылья. В темном зрачке и ярко-желтой, словно солнце, радужке отражалась искаженная фигура парня.

У него не было глаз, носа и рта. Лицо заменял покрытый трещинами шмоток кожи.

– ... Я, – вырвался нервный смешок. – Мне жаль... Я...

Он не успел договорить. Сзади в горло впились худые, как ветки, пальцы. Сэмюэль хотел отвести взгляд от глаза вестника, но руки на шее мешали двигаться. Парень открыл рот для вдоха. Тщетно. Руки сдавили глотку. Душили его.

– Знаешь, – раздался из ниоткуда знакомый голос. Его голос. – ... в последнее время я только теряю и теряю.

«... Нет».

Сэмюэль бил онемевшим кулаком по пальцам, сжимающим горло; извивался, стараясь проскользнуть вверх или вниз.

– Можно сказать, я хорош в этом. Поэтому я решил потерять что-то еще, – на середине предложения голос резко оборвался. – ... Потерять что-то еще... Потерять что-то... Потерять... что... то...

Он звучал искаженно. Слова двоились. Сначала их проговаривал высокий голос, затем низкий. Вестник словно игрался с ними. Проверял, как еще он может произнести их.

Мир в глазах Сэмюэля укрылся алым. Око, веки, крылья и руки смазались в цветную кашу. По телу пробегали судороги, а в мыслях повторялось слово:

«ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИ...»

Вдруг Сэмюэль почувствовал облегчение. Разум захватили невесомость и пробирающий до костей холод. Мысли сдуло, как свечи сильной вьюгой, а вместе с ними исчезли страх и тревога. Не осталось ничего, кроме осознания:

«Я умер».

Оно принесло облегчение и...

– Столь малая плата, – произнес вестник голосом Сэмюэля, и парень распахнул веки.

Взгляд встретил знакомый потолок, пятно над изголовьем. По телу пробегали судороги, с шеи на подушку стекали холодные капли пота. Сэмюэль открывал и закрывал рот, вбирая как можно больше воздуха. Не мог насытиться. Он хотел вопить от ужаса. Но почему-то вместо тревоги и паники чувствовал лишь леденящее спокойствие.

– Я, – левая рука инстинктивно потянулась к шее. – Я жив?

Сэмюэль, дрожа, поднялся с кровати. Захромал в ванную.

В мутном зеркале над раковиной его встретил заросший мужчина. Темная щетина точками облепляла подбородок и кожу вокруг губ. Русые волосы торчали в разные стороны и напоминали дикий кустарник. А шея... На шее с правой стороны виднелись темно-багровые рытвины – старые следы. Вестник не оставил никаких меток. Вообще ничего.

Сэмюэль посмотрел на безвольно висящую правую руку. Попробовал подвигать. Никак. Он думал... Надеялся, что все вернется на круги своя, стоит фее отдать конечность.

– ... Я что-то потерял, – пробурчал парень под нос. – Что-то жизненно важное. Рентин описывал что-то похожее. Он чувствовал поломку...

Сэмюэль с трудом мог описать ощущение. Оно было сродни жужжащему над ухом комару. Парень чувствовал: что-то не так; но не мог сказать что именно.

– ... Чулять, – полушепотом сказал отражению. – Чулять!

Вместе со следующим выдохом из горла вырвался смешок. Затем еще один. И еще. Скромное хохотание перемешивалось с кашлем, перерастая в самоуничижительное кряхтение.

Он смеялся над собой. Над своей глупостью. Левая рука с силой сжимала край раковины, удерживая тело. Сэмюэль дрожал, а по щекам текли слезы. Парень прикусил губу.

– Та же ошибка! – прокричал он отражению, еще сильнее сжимая край раковины. – Ты ничему не учишься! Жалость-то какая! Ничтожество!.. Корм для вестника! Когда же ты поймешь? В мире нет справедливости... Нет жалости к таким червям... Захотел что-то изменить? Славно! Получай! Сначала тебя будет мучать фея. Ты справишься. Несомненно. Убежишь, как всегда. Хочешь избавиться от нее? Так вызови вестника! Мировая катастрофа с радостью одарит тебя благословением и от феи избавит. Как же!

Сэмюэль перенес опору на ноги, замахнулся левой рукой и вдарил по отражению. От кулака к краям зеркала побежали, как стремительные ручьи, трещины, образуя паучью сетку. С перекошенным лицом Сэмюэля по центру.

На ум сразу пришло безликое отражение в глазе вестника. От воспоминания по спине пробежал холодок, а плечи задрожали. Со сжатых в кулак пальцев в белую раковину попадали алые бусинки.

– ... Чулять, – прошипел он, отводя руку от разбитого зеркала. Один из острых осколков рухнул следом. Затем еще один поменьше. – Бесполезное ничтожество!

Сэмюэль поднес кулак поближе, чтобы разглядеть новые раны. Кожа на пальцах была изрезана, костяшки побагровели. Он не чувствовал боли. Только пробирающий до костей страх и гнев. Ненависть к самому себе.

«Хоть от феи избавился, – свечей среди беспросветной тьмы вспыхнула мысль. – Надеюсь...»

После вызова вестника грезы Рентина больше никто не посещал. Ни фея, ни даже безликие. Мужчина остался совершенно один. Поэтому Сэмюэль и подумал, что вестник «одаривает» одиночеством.

«Одиночество они даруют? Глупость!» – вспомнил он слова Немо.

– Если так, то почему Рентин остался совершенно один?..

Из раздумий парня вырвал громкий стук. Удары без продыху сотрясали старую входную дверь. Казалось, незваный гость старался скорее выбить ее, чем оповестить хозяина о своем приходе.

Опираясь рукой на стену, Сэмюэль захромал по коридору. Трость осталась в комнате, поэтому двигался он медленнее.

Стоило щеколде провернуться, в квартиру ввалился запыхавшийся Дерек. Мужчина тяжело дышал, а по краснеющему лицу обильно стекали капли пота. Когда его взгляд упал на парня, Дерек вцепился в плечи Сэмюэля.

– ... Сэмми... ты... как? – прерываясь на вздохи, говорил он. – Что... случилось?

Парень долго думал, что сказать. Он желал похвастаться разрешением проблемы с феей, но победу омрачила потеря. Поэтому Сэмюэль решил поступить, как всегда. Соврать. Рассказать только о хорошем и умолчать об ужасном.

– Я в порядке, – уверенно ответил он.

– Сэмми? – запаниковал Дерек. – Скажи же что-нибудь!

– ... Что? – округлил глаза парень. – Я же сказал. Я в порядке.

Мужчина нахмурился и отшатнулся от него.

– Ты... Ты ничего не сказал, – шагнул назад Дерек. – С тобой... все хорошо?

– Говорю же, – с нотками раздражения сказал он. – Я в порядке.

Мужчина молча уставился на парня.

«Погодите, – тихой поступью подкралось осознание. – Нет... Быть не может...»

Сэмюэль глубоко вдохнул и отчеканил:

– Я – Еврентий Мудров. Родился и вырос в Благословенном царствии Острок.

Каждый школьник знал о первом императоре. Биографию основателя проходили на самом первом уроке истории Острокийской империи. Парень наизусть помнил ранние годы, отрочество и взрослую жизнь Еврентия Мудрова. Все события от Восстания крестов до смерти императора отскакивали от зубов любого жителя страны.

Дерек не шелохнулся. Казалось, мужчина пропустил высказывание мимо ушей.

Сэмюэль словно щелкал переключателем и непонимающе смотрел на охладитель. Опускал и поднимал рычаг в надежде включить артефакт. Другой человек сказал бы, что рубильник и устройство не соединены и бросил бы эту затею. Но только не Сэмюэль. Парень совершенно не замечал отсутствующий кабель.

«Я не могу врать, – понял он. – Вернее, могу, но меня не слышат».

Сэмюэль чувствовал движение губ, поднимающийся по гортани воздух, отчетливо слышал каждое слово. Но ни один звук не долетал до Дерека.

– Мистер Нейви?

Мужчина дрогнул.

– ... Да?

– Что я сказал последним? – поинтересовался Сэмюэль.

– Сэмми, я... С тобой все в порядке? Фея напала на тебя, да? Оборвала связь и... пытала? – спросил Дерек. Вопросы лились рекой. – Ты... ты сам не свой. Говоришь что-то, а затем резко замолкаешь. Тебя будто выключает...

– Я просто стою с закрытым ртом?

Мужчина медленно кивнул.

«Чулять! – выругался парень. – Ладно. Это лучше, чем просто открывать и закрывать рот...»

Сэмюэль хотел засмеяться. Упасть на пол. Свернуться в комок и залиться истерическим хохотом.

Вестник, будто, говорил: «Себе можешь врать сколько пожелаешь, но другим – не смей».

– Сэмми, ты пугаешь меня, – сказал мужчина, нервно обнимая себя. – Скажи хоть что-нибудь.

– Я прогнал фею, – осторожно подбирал слова парень. Он не хотел беспокоить Дерека еще больше. Прямо сейчас ему нужно было успокоить его.

– Врешь, – заявил он. – Ты ведешь себя... жутко. Я даже не понимаю, Сэмми ты или кто...

– Я – это я, мистер Нейви. Спросите меня о чем угодно.

Мужчина чуть помялся.

– Если это действительно ты, то мне жаль, – произнес он, отводя взгляд в сторону. – Когда погиб Дэнни?

Сэмюэль прикусил губу. Вопрос ледяным колом пронзил сердце. Колючий мороз карабкался из груди, сорняком разрастался по всему телу. Парень закрыл глаза и глубоко вдохнул. Медленно выдохнул.

– ... Папа умер... восьмого нима.

– Ты действительно Сэмми, – заметно расслабился Дерек. – Как ты сделал это? Как победил фею?