Текст книги "Загадка тауматургии (СИ)"

Автор книги: Виктор Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

– Малая жертва ради убийства Почтенной.

– Ты сам в это не веришь. Убийство Почтенной? Хорошая шутка. Изгнание лучше подходит. Сколько времени ты выиграешь в обмен на три жизни? Полвека? Пару столетий? Я сбегу в другую страну. У меня есть наработки по всей Сцене. Сотни соглашений и тысячи знакомых.

– Чего ты хочешь? – спросила Гисли.

– Сбежать. Договоримся?

– Боюсь, мы в тупике, – сказал Максвелл. – Вы не уйдете отсюда.

Алхимишка прокрутил рукоятку и занес трость для удара.

«Голод двадцать восемь и пять десятых».

Фея отвела ручку от шеи девушки, сжала и всадила острый кончик в артерию.

«Буря семнадцать и триста сорок две тысячные».

Расслабила левую руку. Отпустила тело. Дама не успела вскрикнуть.

«Упадок сто пятьдесят ровно».

Амелия пнула ее ногой в спину.

«Гниль два и семьдесят пять сотых».

– Помогите! Тауматургия! Убивают! – прокричала фея и резко развернулась к окну.

«Цепи тридцать девять и семь десятых».

Сжала ману в душе. Создала формулу.

Амелия использовала старые соотношения. В эпоху Пробуждения – когда она была театралом – эта формула образовывала связь.

Фея избрала целями средний и безымянный пальцы на правой руке.

Из глубины тела к пальцам ударила молния. По коже пробежали мурашки. Правая ладонь вспыхнула ярким пламенем.

Для феи формула возводила якорь, а отдача нагревала воздух вокруг цели и зажигала огонь. Амелия дважды использовала формулу в теле рогокошки. Первый раз – когда Сэмюэль спал в разрушенном доме. Фея хотела проверить старые соотношения. Второй раз – осознанно, для создания огня и отвлечения внимания охотника за мистикой на вокзале.

За спиной раздался удар трости об пол.

Амелию обволокла невидимая толща, воздух сделался вязким, веки потяжелели, предметы распались на цветные кляксы, на секунду мир мигнул.

Максвелл использовал этот трюк в своем доме. Ослабил связь с телом рогокошки и вытолкнул в Закулисье.

Бесполезно. Мост между душой и телом был связью частично. Театралы навесили на него множество формул для отслеживания состояния души, проверки местонахождения и автономной работы. Все ради безопасности. Мост сообщал другим формулам, если душа проваливалась в Закулисье, и они возводили кокон и запускали сюжет. Люди называли это «сном». Алхимишка не знал об этом.

Фея врезалась горящей рукой в окно. Стекло лопнуло. Распалось на осколки. Амелия налегла всем весом. Вытолкнула себя на улицу.

Острые кусочки стекла впились в кожу через одежду, оставили порезы на лице и конечностях.

Она рухнула на землю. Оттолкнулась руками. Поднялась и побежала прочь.

Подальше от библиотеки, подальше от Максвелла и Гисли. В спину ей кричали удивленные прохожие.

Глава 42. Новый смысл

Амелия забежала в улочку между домами. Оперлась спиной на стену.

Дыхание сбилось. Рубашка облепила спину от пота. По лбу стекали холодные капли. Кожа горела от новых ран. Сердце выпрыгивало из груди.

Тело не привыкло к таким нагрузкам.

Фея отдышалась и выглянула на улицу.

Пешеходы спешили по своим делам, по дороге проносились кареты.

Она сбежала от практиков. Максвелл и Гисли не преследовали ее. Девушка с ручкой в шее отвлекла их. Прекрасно.

Амелия шагнула на оживленную улицу и встроилась в поток пешеходов.

Плевать на любопытные взгляды. Плевать на неопрятный внешний вид. Плевать на порезы на лице.

Сейчас фея думала о письме.

Она сунула левую руку в карман плаща, нащупала конверт и выдохнула с облегчением. Донос не выпал во время побега. Задумка еще в силе.

Ноги вывели Амелию на набережную.

Алое солнце скрылось за крышами домов, окрашивая небо в малиновый. В реке виднелись другой берег и Часовая башня. Отражение колыхалось, силуэты домов выгибались под разными углами, разделялись на несколько и собирались вновь. Зрелище успокаивало.

Скамейки занимали парочки и рыбаки. На забор опирались удочки. Фея насчитала больше инструментов для ловли рыбы, чем их хозяев.

Амелия зашагала вдоль набережной. Взгляд выискивал пустую скамейку.

«Нужно поспешить, – подумала она. – Иначе не успею на поезд».

Фея ускорила шаг.

В памяти всплыли старые воспоминания.

Театралы упивались драмами и трагедиями. Сложный выбор, грустная концовка и душераздирающее расставание. В ход шли любые клише для выдавливания чувств.

Но все чувственные сцены разделяли десятилетия покоя. Спокойные времена. Старейшие называли их «надстройкой». Роли знакомились друг с другом, строили отношения и набирались опыта. Жили обычную жизнь, чтобы в один миг опуститься в болото ужаса и отчаяния. Все ради потехи театралов.

Взгляд остановился на парочке. Мужчина в цилиндре что-то весело рассказывал даме в бледно-розовом платье. Она заливисто хохотала и смущенно прикрывала рот рукой.

Спокойное время. «Надстройка» перед неминуемым кошмаром. Ничего не поменялось.

Недавно эта страна воевала с соседним государством. Это был миг падения. Ужас и отчаяние.

Перед началом войны жители обеих стран наслаждались спокойствием. Строили семьи, растили детей и надеялись на лучшее.

За этим представлением не стояли Старейшие, но роли вели себя совершенно так же. Спокойные времена. Миг падения. Спокойные времена. Все шло по кругу. Снова и снова, и снова, и снова, и снова.

Люди осознавали это? Понимали, что живут в повторяющемся сюжете с разными декорациями? Амелия сомневалась.

Двое мужчин поднялись с соседней скамейки и ушли. Фея заняла их место. Села посередине, откинулась на спинку и закрыла глаза.

Она подождет пару минут. Осторожно достанет из кармана письмо. Положит рядом и уйдет.

Амелия глубоко вздохнула.

Что делать дальше? Зачем она стремилась на Сцену? Ради чего? Хотела поучаствовать в бесконечном представлении? Нет. Хотела закончить его? Нет. В этом не было смысла. После завершения ее ждало одиночество. Театралы не очнутся от ролей. Все знакомые мертвы. Как на Сцене, так и в Закулисье. Почтенные разорвали собственные души, театралы состарились и умерли.

Ради чего она стремилась сюда?

Фея мысленно отсчитала две минуты. Открыла глаза и вытащила из кармана конверт. Поднялась и быстро зашагала прочь.

Тело ныло от ран. Пальцы на правой руке пульсировали. Она лишний раз не доставала обожженную руку из кармана. Не желала пугать прохожих и привлекать слишком много внимания.

Амелия позвала ближайшего извозчика.

– Подвезите до вокзала, пожалуйста, – сказала фея и залезла в карету.

По дороге она думала о покупке билета и выборе поселения, но мысли возвращались к вопросу:

«Ради чего она стремилась сюда?»

Подобного Амелия боялась больше всего. Раздумья о смысле разъедали рассудок.

В Закулисье фея нагружала себя переговорами с людьми, заключением сделок и завоеванием доверия. В свободное время она обращалась в маленький шар.

Разум был продуктом души. Механизм из маны наделял владение достаточного размера самосознанием. Поэтому Амелия путешествовала по руинам дома в виде шара. Держала разум пустым большую часть времени.

– Приехали, – отозвался извозчик.

Амелия расплатилась и вышла из кареты.

Высокие колонны удерживали металлический навес. Повсюду сновали люди с сумками. Много людей. Разговоры сливались в какофонию.

Фея нашла кассу с билетами. Замерла, как вкопанная.

Рядом на скамейке сидел старик в цилиндре. Он читал газету. На обложке Амелия разглядела портрет.

Впалые щеки, наметившаяся щетина и темные круги под глазами. Веки закрыты. Мужчина выглядел истощенным.

Фея узнала его. Сэмюэль. В газете напечатали портрет Сэмюэля.

Под ним в ряд шли маленькие изображения других людей. Зачем они выделили Сэмюэля?

Амелия знала: в каждом поселении выпускали свою газету. Зачем для столичной опубликовали большой портрет?

«Они знают, что он здесь», – быстро пришло осознание.

Фея осторожно развернулась. Медленно пошла прочь.

На вокзале дежурили офицеры. Надеяться на удачу, как Сэмюэль, она не могла. Слишком рискованно.

«Через вокзал не сбежать. Нужно найти другой путь».

☽☽☽

Обветшалые дома, выбитые окна и старая дорога. Амелия попросила извозчика высадить ее рядом с трущобами.

В Пейлтауне Сэмюэль скрывался на окраинах графства. Фея поступила так же.

Она переночует здесь. Соберется с мыслями и решит, куда двигаться дальше.

Амелия свернула в улочку между домами.

В представлениях театралы путешествовали от поселения к поселению на лошадях. После открытия «магии» и «чар» в сюжете появлялись порталы. Сотни входных точек соединяли континенты и поселения.

Люди во всем подражали сюжету театралов. С одним отличием. Они никогда не открывали «магии» и «чар». Участники этого представления изначально знали о тауматургии. Свободному использованию мешала отдача. Поэтому человечество пошло по иному пути. Но начало было одним и тем же.

Фея не сомневалась: до открытия поезда люди перемещались на лошадях. Иначе никак. Как правители управляли большими территориями? Как собирали дань?

Строительство железной дороги стоило каких-то денег. Глупо прокладывать рельсы через все ближайшие поселения. Проще соединить крупные пункты, а для деревень оставить повозки.

«Найду перевозчика и скроюсь в деревушке. После буду думать, что делать дальше», – решила фея.

Амелия вышла на улицу. Вдоль дороги стояли палатки и навесы. Между ними ходили люди.

Она посмотрела на бездомных и нырнула в другую улочку. В прошлый раз Сэмюэль не нашел общий язык с бродягами. Глупец устроил настоящий цирк, и местные запомнили его.

Парень не задумывался о последствиях и следовал инстинктам. Глупо. Очень глупо. Сэмюэль закрыл множество путей, перечеркнул множество полезных знакомств. Поэтому дураки не жили долго.

Фея встала перед разбитым окном. Заглянула внутрь. Помещение пустовало. На месте крыши зияла огромная дыра, ветер свободно бродил внутри. На первое время сойдет.

Амелия сняла плащ, намотала на руку и сбила осколки стекла с хлипкой рамы. От всех она не избавится.

Фея сбила самые большие. Постелила плащ на раму и пролезла внутрь.

Под ногами захрустели обломки. Стены между комнатами отсутствовали, на полу лежало несколько горок кирпичей и досок. Пахло гнилью. Люди и животные сторонились мест с таким запахом. Чувствовали, что найдут в них смерть.

Фея улыбнулась. Ее задумка. Она долго уговаривала Старейших оставить этот инстинкт. Театралы согласились на одно представление, и с тех пор ни одна игра не обходилась без него. Страх мертвых тел открывал новые витки сюжета. Некоторые роли отгоняли запахом животных и устрашали врагов. Другие нашли в нем необычную зависимость. Маньяки убивали жертв ради «аромата».

Амелия села на горку из досок и кирпичей. Задумалась.

Что делать дальше? Как узнать про маршруты между деревнями?

Ее разыскивали практики и охотники за мистикой. Донос на Максвелла и Гисли отвлечет на время внимание вторых. Сколько у нее было времени? Пара дней? Неделя?

«Буду отталкиваться от недели», – подумала фея.

Вторым делом по важности было получение соотношений. Амелия уязвима. Любой практик угрожает ей неминуемой гибелью. Без соотношений она не даст отпор.

Сверху что-то захрустело. Взгляд взмыл к потолку.

Из огромной дыры на нее смотрел зверек с парой крыльев на спине. Люди звали его спинокрылом.

«Запах гнили отпугивает животных».

Амелия посмотрела на душу зверька. Механизм из маны покрывали швы. Перед ней фея. Ее нашли так быстро?

– Договоримся? – спросила она. – Мне есть что предложить.

– Фея в человеке? – донесся женский голос. – Это что-то необычное. Ты не связана. Я не вижу других формул.

– Мне нужны соотношения для феи. В обмен могу освободить тебя.

– Освободить? – усмехнулся зверек. – Меня не держат насильно. Я могу уйти, когда захочу.

– Ты меня не поняла. Оковы. Я могу снять их.

Спинокрыл замолчал.

Амелия спокойно ждала. На решение требовалось время. Будь она на месте зверька, не согласилась бы. Слишком много неизвестных. Фея не доверяла себе подобным. Другие феи казались жалкими тенями театралов. Искаженными пародиями. Вид их душ оживлял неприятные воспоминания.

Вдалеке щелкнули ножницы.

Амелия подавила приступ страха. Оно не здесь. Вестник остался в Закулисье. Она в безопасности.

– Звучит невероятно, – ответил спинокрыл. – Какая-то фея снимет оковы? Так просто?

– Я – Почтенная.

– Доказательства? Насколько я знаю, они мертвы.

– И как я могу доказать? – спросила Амелия. – Рассказать что-то про эпоху Пробуждения? Как ты поймешь, что я говорю правду?

– Намеренно закапываешь себя? Умно. Ты потеряла мое доверие.

– А оно было? – улыбнулась фея. – Ты ничего не теряешь. Из нас двоих в шатком положении – я. Практики из другого района уже заявили претензию на эти земли?

– Ты много знаешь.

Амелия пожала плечами.

Ничего необычного. Люди обращались к тауматургии для получения власти и денег. Жадность – общая черта всех практиков. Большая часть тауматургов южного района мертвы. Положение оставшихся пошатнет донос.

Она очистила место, и другие захотели его занять. Ожидаемый итог. Поэтому фея спешила с побегом.

– Итак? – спросила Амелия. – Договор таков: ты даешь мне соотношения, а я снимаю оковы. Избавлюсь даже от связи с какой-нибудь погребенной заживо оболочкой, если твой хозяин настолько подозрителен.

Иногда проскисиологи привязывали фей к отдаленной и труднодоступной оболочке на краю света. Камень на дне океана, мешок глубоко под землей, труп животного в ящике. Они запугивали фей. Угрожали поместить в эти оболочки, если ослушаются.

Забавно. Люди продвинулись в привязке души дальше театралов. Раз в сутки мост между душой и телом ослабевал, и силы прилива уносили душу в Закулисье. Проскисиологи придумали «магниты души» – формулу, которая постоянно удерживала душу на Сцене.

– Чем оплатишь молчание? Свобода в обмен на числа. Что насчет моего молчания?

Амелия улыбнулась.

Слово в слово. Она бы запросила то же самое, поменяйся они местами. Фея предусмотрела этот поворот разговора.

– В эпоху Пробуждения меня называли Скульптором плоти. Какое тело хочешь?

– Человеческое. Молодое.

– Предлагаю временное решение, – протянула руку в сторону зверька Амелия. Раскрыла ладонью вверх. – Я изменяю нынешнее тело по вкусу. Позже подселю в живую девушку. Сойдет?

– Вполне.

Зверек сорвался с крыши, замахал крыльями и сел на ладонь феи. Рука опустилась под весом.

– Слушай внимательно, – произнес спинокрыл и медленно продиктовал соотношения для четырех чудес. Каждое число с точностью до тысячных. – Я хочу...

Амелия направила ману в душу. Сотворила преображение.

– Благодарю.

По телу зверька пробежала волна. Коричневый мех пробили осколки костей, из черных глаз брызнула кровь.

Спинокрыл раскрыл пасть. Маленький розовый язычок бешено задергался, словно червяк. Из горла вырвался сдавленный писк. Бесполезно.

Фея создала в душе новую формулу преображения, и крик оборвался.

Преображение. Амелия расширила владение, накрыла им зверька целиком с душой.

Преображение. Разорвала все связи, кроме души и «магнита» в спинокрыле.

Тело дрожало от судорог.

Она поднесла собеседницу ко рту и медленно, словно для ребенка, прошептала:

– Я восстановлю голосовые связки. Закричишь, и я разорву твою душу. Отвечай честно, иначе тебя ждет участь хуже смерти.

Направила ману в душу. Создала формулу для преображения. Восстановила горло и легкие зверька. Собеседница не закричала.

«Умница», – подумала фея.

– Сколько разведчиков видели меня?

– Один. Я.

– Твой хозяин знает обо мне?

– Нет.

– Отлично.

Преображение. Мышцы в голосовых связках завязались в узел. Преображение. Язык вывернулся наизнанку. Преображение. Легкие сжались в пару точек.

Больше она не заговорит.

Преображение. Позвонок пробил череп и вырвался наружу. Преображение. Грудная клетка и конечности слились в единое костяное лезвие и вылезли с другой стороны. Преображение. Кровь сжалась в алый шарик. Он вывалился из разорванной плоти и упал на землю. Преображение. Мех и мышцы собрались в рукоятку.

Внешний вид оружия готов.

Амелия обратила взор на «пульт» вокруг души феи. Еще одно нововведение людей.

Оковы состояли из трех частей: «магнита души», «пульта» и «связанной бомбы».

Второе представляло собой слой с доступными для феи формулами. Свободная фея – верная смерть практика. Поэтому проскисиологи создавали «пульт», в который добавляли формулы – «кнопки». Фея нажимала их маной, когда желала воспользоваться.

Если сущность из грез пыталась использовать формулу не из доступных, срабатывала «связанная бомба». Механизм разрывал связь между душой и оболочкой. Особо жестокие практики разрушали им души фей, превращали в отголоски.

Амелия насчитала пять «кнопок». Больше, чем она ожидала. Практики ограничивались двумя. Изредка тремя.

Узница тянула тонкий жгутик маны к ближайшей.

«Наивное дитя».

Преображение. Формула сломалась. Преображение, преображение, преображение, преображение. Амелия разрушила все «кнопки». Узница осталась с пустым «пультом».

Мана в душе феи запульсировала.

– Не выйдет, – прошептала костяному клинку Амелия.

Преображение. «Связанная бомба» увеличилась вдвое.

– Попробуешь сбежать, и она разорвет твою душу целиком. Ты не станешь отголоском. Смирись.

Амелия покрутила в руке новое оружие.

В фее внутри не было нужды. Она убрала лишнего свидетеля и размялась. Вспомнила, как управлять маной на Сцене.

Села на горку досок и кирпичей. Одной бедой меньше. Практики не должны знать о ней.

«Зачем я здесь? – мысли вернулись в прежнее русло. – Ради чего я стремилась на Сцену? Мне здесь не место».

Взгляд скользнул по фее в костяном клинке. Это дитя было на своем месте. Слуга проскисиолога. Хитрое чудовище из грез. Нечто, с чем заключили договор. Нечто, что стремится к свободе.

Амелия была такой же... Нет. Не была. Да, она – фея. Да, она заключала договоры и стремилась на Сцену. Амелия достигла цели. Она здесь. Свободная, в человеческом теле. Но ради чего? Что делать дальше? К чему стремиться «всемогущему бессмертному существу»?

Словосочетание напомнило о старой дилемме.

– До Забвения я обнаружила кое-что, – прошептала фея оружию. Амелия оставила уши целыми. – Дилемму бесконечных желаний. Если в мире существует «бессмертное всемогущее существо», то или мир или все живое обречено. А я и есть это «существо». Понимаешь, дитя? Рано или поздно я сломаюсь. Рано или поздно уничтожу этот мир. Так что же мне делать?

●●●●●● пришел к глупому ответу. Он придумал загадку. Ответ решал дилемму. Так считал ●●●●●●. Наивно. Для дилеммы требовалось одно всесильное существо. Убийство большинства не решало ее.

Что могла сделать Амелия?

– Знаешь, что самое забавное? Тауматургия способна превратить людей во «всесильных бессмертных существ». Когда-нибудь они столкнутся с нашими бедами. Придут к тем же выводам, что и я. Все повторится вновь. Новая катастрофа Забвения. Новая раса существ. И так по кругу. Бесконечные представления до скончания веков.

В мыслях проскочила задумка. Крошечный миг просветления. ●●●●●● мыслил в правильном направлении. Ему помешала гордыня.

– Что если отобрать желания у всех людей? Забрать у них тауматургию?

Театралы создали механизм вокруг своей души. Он преобразовывал повествование в формулу.

В грезах вестник отрезал от ее души механизм, поэтому феи создавали формулы вручную.

Люди не видели потоков маны. Без механизма человечество окажется без тауматургии.

Да, они станут уязвимы перед феями. Но люди находчивы.

Амелия вспомнила артефакторику, проскисиологию, синдесиологию, филакторику и другие дисциплины. Человечество создало их. Возвело науку на фундаменте опасной «магии». С гордостью шагнуло из эпохи Раскола в нынешнюю – эпоху Царствий.

– Люди не пропадут. Они намного лучше нас.

На лице растянулась улыбка. Амелия нашла цель. Причину жить. Свою роль в бесконечном представлении.

Она освободит человечество от тауматургии. Подарит наследникам театралов надежду на спокойное будущее. Будущее без дилеммы бесконечных желаний.

Глава 43. Я еще существую

Со встречи в библиотеке прошло три дня, и практики нашли ее.

По небу без продыху летали фальшивые спинокрылы. Амелия держала в руке одного из них. Зверек вырывался. Истерично хлопал крыльями. Пищал раздавленным ртом.

Фея стояла неподвижно. Она методично чистила формулы в теле спинокрыла. Ее прервали

Мимо одного из якорей вокруг дома прошли двое. Максвелл Илинов и Гисли Зилова.

Амелия развесила на домах неподалеку глаза спинокрылов и соединила связями в одну сеть. Она подсмотрела прием у Фреи.

Наглая девчонка следила за жертвами с помощью антиквариата годами. От жилища тянулась паутина связей. Белые нити ослепляли ярким светом. В доме Фреи Амелия редко смотрела через взор маны.

Фея разорвала связи с глазами вокруг дома, чтобы Гисли не отследила. Перевела взгляд на спинокрыла в руке. Работу нужно закончить. Обратилась к формуле в теле и направила ману в зверька.

Она готовилась к столкновению. Плела формулы, запасалась инструментами. Вела себя как опытный практик.

Избавление человечества от тауматургии она отложила на время. Все внимание занимали побег и подготовка к возможным сражениям.

От души в руку ударила молния. Мех спинокрыла выпал, зубы и глаза вывалились. Амелия раскрыла ладонь. Скелет вылез через широко раскрытый рот. Голый зверек сжался в маленький шар плоти. Кожа истончилась – через розовую пленку виднелись вены и внутренние органы. Комок сердца бился неистово.

Мана-батарейка готова.

Фея поднесла шарик к цепочке на шее и использовала одну из формул в теле.

Он сросся с ниточкой из мышц. Пополнил ожерелье из мана-батареек.

«Шестой, – подумала Амелия. – Теперь должно хватить».

Ее посещали феи-разведчицы. Каждая удивлялась сородичу в человеческом теле, и Амелия этим пользовалась. Предлагала наивным детям услугу за молчание и освобождение от оков. Они сомневались. Что-то подозревали, но жадность и наивность брали свое.

Практики близко. Нужно действовать быстро.

Фея провела рукой по ожерелью на шее. Сосредоточилась на мане внутри. Вытянула шесть жгутиков и пронзила шарики плоти.

«Сначала якорь».

Она впервые использовала эту формулу. Буквально придумывала ее с нуля.

В душе появился якорь. Амелия направила в него ману из двух шариков. Представила воздействие от будущей формулы, разбила на простые шаги и воспроизвела по порядку.

Люди с легкостью создавали самые сложные формулы. За них всю работу проделывал механизм в душе. Феи жили без него. Каждое простое действие требовало осознанных усилий. Там, где человек читал короткий рассказ, феи заполняли пять ячеек в душе, сжимали ману и выбирали цель. Они создавали одни и те же формулы каждый раз перед использованием.

Для упрощения работы Амелия закрепила некоторые формулы в теле. Они нуждались в постоянной подпитке маной и ограничивали не самый большой запас. Поэтому фея создала шесть мана-батареек.

«Закончила, – проскочила мысль. – Спусковой крючок готов».

Амелия села на горку досок и кирпичей.

На всякий случай проверила «спусковой крючок» в душе. Приготовления завершены. Она сделала все возможное.

Фея перевела взгляд на ману снаружи и осмотрелась. В улочку зашли два белых огонька. Две души. Максвелл и Гисли. Они знали, где Амелия скрывалась, и медленно приближались.

«Я убирала всех свидетелей, – подумала фея. – Кто им сказал?»

Она не выходила из дома надолго. Развешивала вокруг глаза спинокрылов и сразу спешила обратно. Питалась останками зверьков. Перед сном накрывала себя формулой для защиты и сокрытия от любопытных взоров разведчиков. Тяжело укрыться маной от тех, кто эту ману видит.

Она схитрила. Формула искажала окружающую ману, создавала помехи. Со стороны казалось, что дрожит само пространство. В местах скопления людей мана вела себя подобным образом. Сказывались естественные выбросы и работа формул внутри тел.

Со стороны окна перед ней донесся хруст щепок. Амелия рассыпала их в первый день.

Хруст прекратился. Гости замерли на месте. Фея разглядела темный силуэт в пустой раме.

Амелия заметила через взор: в воздухе взорвался фейерверк белой маны. Выброс. Они использовали формулу.

Фея оттолкнулась ногами от земли. Вскочила. Отпрыгнула в сторону.

Надеялась на короткий разговор перед сражением. Увы. Враги напали молча. Скучно. Ни капли театральности. Никакой выразительности.

Маны поползла сеткой по воздуху, пронзила место, где сидела Амелия.

Горку досок и кирпичей сплющило. Земля под ней треснула. Осколки не раскидало в стороны – невидимая сила прибила их к полу.

– Я ждала последних слов, – прокричала Амелия. Скрываться не было смысла. – Охотники за мистикой вас быстро отпустили.

Стена взорвалась. Обломки замерли в воздухе и прибились к полу вместе с облаками пыли. Перед взором феи предстал Максвелл.

– Алекс Крилов оставил письмо вместе с внушительной горой золота, – объяснил алхимишка. Он двумя руками сжимал рукоятку трости. – Практика способствует обогащения. Сама понимаешь.

Максвелл посмотрел на ожерелье из шариков плоти. Приподнял брови и прочистил горло.

– Вижу, ты достала соотношения. Неприятно.

– Как меня нашли? – встала Амелия полубоком к алхимишке.

Гисли не было видно. Внучка Фреи скрывалась снаружи, что-то готовила. Фея понимала: Максвелл заговорил не из вежливости.

– Помощь друзей из другого района. Связи Фреи весьма обширны.

– Союзники не отвернулись от наглой девчонки после смерти?

– Девчонки? А, точно. Иногда забываю, с кем говорю, – кивнул алхимишка сам себе. – Она умела строить связи. В этом есть что-то необычное?

– Нет, – шагнула назад Амелия. Повернулась к Максвеллу полубоком и осмотрела окружающую ману. Никаких отклонений. Гисли скрывалась слишком далеко.

Фея пригляделась. От алхимишки в стену за ее спиной тянулась тонкая связь. Другой конец медленно двигался.

Сомнений не осталось. Внучка Фреи чертила вокруг полуразрушенного дома руны. Что-то запретное? Возможно.

Фрея поглощала любые знания. Собирала имена вестников и копила заклинания из разных дисциплин. Наглая девчонка проходила по верхам, никогда не углублялась во все сразу. Исключением была синдесиология – основное направление рода Зиловых.

Амелия знала про увлечение запретными дисциплинами, но недооценила Фрею. Она не думала, что наглая девчонка пожертвует собой для убийства Джеймса. Среди снежной пустыни безразличия скрывался островок с ростком человечности.

– Ее внучка окружает нас? Готовит ловушку?

– Ты весьма беззаботна, – нахмурился Максвелл. – В библиотеке ты была энергичнее. Насколько хорошо подготовилась? Слегка изменила лицо?

– Да. Мое старое украшало страницы местной газеты. Пришлось подтянуть «маску».

За три дня Амелия убрала ушибы и синяки. После исцеления ран принялась за внешность. Уменьшила нос, сузила разрез глаз и убрала темные круги. Фея исказила самые яркие черты. На мелкие изменения пожалела время.

В кропотливой работе не было смысла. Люди не запоминали все лицо целиком, в памяти откладывались наиболее выразительные черты.

– Сэмюэль. Берислави, – распробовал алхимишка имя на языке. – Я сразу подумал, что он похож на кенца. Русый цвет волос не редкость в тех местах, но лицо – другое дело.

– Разделяешь людей по форме черепа?

– Я – алхимик. Работать с человеческими останками – мое призвание. Ты заметила, что я тяну время. Почему бездействуешь? Зачем подыгрываешь?

– Слишком бросается в глаза? Надеюсь, Гисли не пошла по стопам Фреи. Она же отказалась от запретных дисциплин?

– Мы проиграли?

Амелия не ответила.

Максвелл пришел к ответу слишком быстро. Фея намеренно затягивала сражение, хотела увидеть как можно больше приготовлений. Неприятно, но исправимо.

– Мы проиграли, – вздохнул алхимишка. – Когда? С нашей встречи в этом доме или раньше? Ты заметила нас через те глаза и подготовилась. Весьма печально.

– Сдаешься? Так просто? Ты еще называешь себя практиком?

– Не ожидал услышать это от тебя. Мне, казалось, за долгие столетия ты познала суть практики лучше любого человека, – произнес Максвелл. Он усмехнулся: – Многого ждал от бессмертного чудовища.

– Что о долгих столетиях знаешь ты? Я стояла у истоков тауматургии.

– Тауматургии театралов. Не людей. Стоило получить заветные соотношения, и ты забыла каково быть практиком-человеком.

– Просвяти же меня, практик-человек.

– Не люблю пустые разговоры. Увы, наше время вышло.

В спину Амелии ударила волна теплого воздуха. Пространство вокруг окрасилось в розовый, в ушах забилось чуждое сердце.

Фея посмотрел на ману. Заброшенный дом сиял. Белизна укрыла тонкими шторами обломки стен, пол и потолок.

«Я увидела достаточно».

Ладони резко сомкнулись в замок сами собой, носки ног ударились друг о друга. Она в последнюю секунду удержала равновесие. Колени подогнулись. Тело двигалось против ее воли.

Амелия обратилась к пальцам. Тщетно. Ногти впивались в кожу до крови. Чужая формула опутала ее оболочку. Фея увидела белую сетку на одежде.

«Несколько повелений. Зачем?»

Максвелл вытащил из кармана плаща дуэльный пистолет. Бесполезное оружие. Красивая побрякушка. Мало патронов и ужасная дальность. Офицеры использовали другие пистолеты.

Амелию привлекло другое. Все вокруг светилось от маны. Максвелл, трость, стены, пол, воздух. Все, кроме оружия. Пистолет напоминал дыру в пространстве. Свет от маны безвозвратно исчезал в ней.

– Вестник, – заключила фея. – Станешь обреченным ради моего изгнания?

– Нет. Это оружие для Гисли. Помнишь наш разговор в библиотеке? Малая жертва ради убийства Почтенной.

– Буду знать, – дотянулась она жгутиком маны до «спускового крючка» и нажала его. – Отвечая на твой вопрос: вы проиграли еще до нашей встречи.

Формула в теле высушила четыре шарика плоти вместе с ее резервом и впилась в душу. Острым кончиком прошлась по каждому миллиметру, считала все изменения, обратилась к якорю в «душе несколько минут назад» и отпечала их.

☽☽☽

Фея открыла глаза.

Она стояла в доме одна. Внешняя стена и горка из досок с кирпичами – целы. Максвелл пока не пришел, а Гисли не поглотила дом своим владением. Все произошедшее казалось сном.

Рука коснулась ожерелья из шариков плоти. Два поддерживали якорь для отката, четыре пухли от маны.

Это не возврат во времени. Искажение одной временной линии воспоминаниями из другой. Ни одно разумное существо не нарушало первую аксиому тауматургии: нельзя создать что-то из ничего. Тауматургия допускала или разрушение, или искажение. Амелия воспользовалась вторым.

Фея развернулась спиной к окну, в котором прошлый раз увидела силуэт. Побежала прочь. Выставила перед собой руку. Обратилась к мане.

Перенос изменений выжигал весь запас у четырех фей и большую часть ее. По расчетам у Амелии хватало свободной маны на две простых формулы.

Холодная стена коснулась пальцев и ладони.

Преображение. Владение объяло преграду. Преображение. От сердца ударила молния, и по стене поползли трещины. Свободной маны не осталось.

Фея задержала дыхание, врезалась и прошла насквозь. В разные стороны разлетелись клубы пыли.