Текст книги "Загадка тауматургии (СИ)"

Автор книги: Виктор Борзов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 38 страниц)

– Они пустые. Почему?

– А это, – улыбнулся охотник за мистикой. – Недавно здесь был особо опасный преступник. Он знал практика тауматургии.

– Поэтому обе камеры пустуют?

Он не видел связи.

– У нас есть порядок действий для содержания практиков. На время заключения обе камеры освобождаются, а все мелкие преступники переправляются в тюремные вагоны, – объяснил Герман. – После казни или отправки камеры тщательно вычищаются и ставятся на карантин на пару недель.

Сэмюэль нахмурился.

– Только из-за одного практика? – недоумевал парень. На его взгляд, слишком много усилий.

– Тауматургия – болезнь. История помнит случаи, когда заключенные передавали знания или проводили ритуала прямо в камерах. Нередко отчаянные практики создавали смертельные болезни перед казнью.

– Ужас, – поморщился Сэмюэль.

– Тауматургия – это болезнь, – повторил офицер. Он подошел к первой камере и отпер дверь. Лист металла открылся без звука, словно его смазали совсем недавно. – Прошу.

Парень зашел без пререканий и повернулся на Германа.

– Я проведу здесь всю ночь?

– Да. Утром мы обыщем вашу квартиру и заберем Дерека Нейви. Затем я допрошу вас, пока мой напарник проверяет ту заброшку.

Дверь захлопнулась с грохотом. Охотник за мистикой щелкнул ключом в замке и вернулся к переключателю.

– Небольшой совет, – сказал он на прощание. – Постарайтесь сразу заснуть. Если вы невиновны, то и волноваться вам не о чем.

На последних словах Герман широко улыбнулся. И Сэмюэль понял: ему конец. Дневник Рентина лежал на кухонном столе. Завтра офицеры найдут отпечатки пальцев Андреа, приведут сюда Дерека, а после отправят обоих на костер. Они обречены.

Герман вдавил переключатель, и опустилась тьма. Парень услышал стук туфель охотника за мистикой. Шаги медленно удалялись.

Сэмюэль нащупал кровать и рухнул. Мебель слегка прогнулась под весом. Голова упала на подушку. Холодно и твердо. Набивка расползлась по бокам, голову и скамейку разделял тонкий слой ткани.

Он лег на спину и закрыл глаза. Прямо сейчас Сэмюэль желал лишь одного: как можно скорее уснуть. На помощь пришла усталость. Дневной ритуал истощил тело, а вечерняя прогулка – разум. Парень провалился в грезы почти сразу.

Обычной жизни пришел конец. Работа на заводе уже казалась далеким воспоминанием. Таким теплым и приятным. Беззаботные деньки, повторяющиеся будни. Он потерял их. Разрушил собственными руками. Каждый раз Сэмюэль повторял одно предложение, жалкую отговорку:

«У меня нет выбора».

Довольно. Если выбора нет, он выгрызет его собственными зубами и возьмет собственными руками.

Ему приснилась квартира.

Глава 20. Музыка на пороге

Он осознал себя сразу. Не прошло и пары секунд, в разуме возникла мысль:

«Я сплю».

Сэмюэль смотрел в окно. Вместо прямоугольных силуэтов в желтом смоге за плотным стеклом горела ослепительная белизна.

Парень перевел взгляд на плиту. Вода под крышкой пузырилась, а в воздухе витал запах гречки. Он уже видел этот сон. Помотал головой и захромал к столу.

На ножку опиралась трость. Подхватил ее и поспешил к выходу. Время поджимало.

Крепко сжал холодную ручку и произнес:

– Дерек Нейви. Дерек Нейви. Дерек Нейви!

Потянул на себя и отступил. Вместо длинного коридора ему предстала темная лестничная клетка. Не сработало. Сэмюэль нахмурился.

– Дерек Нейви. Дерек Нейви. Дерек Нейви, – захлопнул дверь и повторил.

Открыл. Снова лестничная клетка.

– Чулять! – прокричал он. – Почему не получается?

Взгляд упал на запястье левой руки. Из-под рукава плаща выглядывал травяной браслет. Тоненький и хрупкий. Такие вязали дети от скуки. Трава давно высохла и пожелтела. Грубое прикосновение сломало бы его.

– Связь с Амелией, – понял Сэмюэль. – Я могу разорвать ее только в грезах.

Парень посмотрел на пустую лестничную клетку.

– Нет времени, – хлопнул дверью. – Амелия. Амелия. Амелия.

По ту сторону послышались шаги. Медленные и уверенные. Гостья не спешила.

Он открыл дверь. На пороге стояла Амелия в человеческом образе. Короткие каштановые волосы, белая рубашка без рукавов и сине-зеленая юбка. Сэмюэль уже забыл, что до призыва она являлась в этой «одежде». Парень встал столбом.

– И? – спросила Амелия. – Зовешь и молчишь. Ничего не хочешь сказать?

– Есть разговор, – захромал он на кухню. – Срочный.

– Не сомневаюсь, – фыркнула фея и впорхнула внутрь. Она беззвучно опустилась на стул, за обеденный стол. Посмотрела на парня исподлобья. – Жду извинений.

– Что? – встал напротив Сэмюэль, оперся на плиту.

– Оставил не пойми где. Среди трупов, Сэмюэль! – прокричала Амелия. – Ты хоть понимаешь, что я испытала?

Он поморщился. Беды феи нисколько не волновали его. Но сейчас Сэмюэлю жаждал ответов, поэтому проглотил раздражение и произнес:

– Мне жаль. У меня не было выбора. Я встрял. У меня мало времени.

С лица Амелии спала маска гнева. Она посмотрела на парня с холодным безразличием.

– Насколько все плохо? – спросила пустым голосом. Фея не моргала. Сидела неподвижно, только рот поднимался и опускался во время разговора, как у куклы чревовещателя.

– Вопрос жизни и смерти. Я выберусь.

– Ты веришь в это, – прищурилась она.

– Знания в обмен на тело, помнишь? Время поджимает.

– Спрашивай, – одобрительно кивнула Амелия.

– Как получить благословение? Избавиться от отдачи? – на одном дыхании выпалил Сэмюэль.

– Благословения не существует, – помотала фея головой. – Идеи неразумны. Они – концепции. Буквально.

Парень прикусил губу. Споткнулся на первом вопросе. Ожидаемо. В жизни не было легких путей. Он усвоил этот урок через боль и страдания.

– Как герцоги и император избавились от отдачи?

– Только предполагаю, – предупредила она и подняла два пальца. – Есть два пути. Подобрать точные соотношения и перенаправить отдачу. В основном используют только второй.

– Почему?

– Люди не чувствуют маны, поэтому подбирают числа перебором. Сам понимаешь, чего это стоит.

– Ясно, – поторопил Сэмюэль. – Как перенаправить?

– Отдача – неуправляемые чудеса. Чудо создается только на владении или на предмете, который касается владения. Хочешь перенаправить отдачу, создай владение вне тела. Чем больше размер, тем выше шанс. Практики называют это «громоотводом».

Парень устало сжал переносицу, закрыл глаза. Тяжело вздохнул.

– Ладно. И как мне создать это владение?

– Ты уже делал это, – ответила Амелия. – Якорь превращает предмет или пространство во владение.

– Чтобы избавиться от отдачи, мне нужно пережить отдачу от создания якоря. Так?

Фея кивнула.

– Чулять, – выпалил Сэмюэль. – Чулять. Просто чудесно.

– Есть много подводных камней. Например, время существования, подпитка маной и поддержание связи.

На последнем предложении Амелия поставила на стол локоть и провела пятерней по каштановым волосам. Он увидел браслет. Пять разноцветных нитей сплетались воедино в узоре. Фея покачала рукой, и браслет сполз ниже.

– Не важно, – отмахнулся парень. – Мне нужны числа для преображения. А еще лучше заклинание.

– Заклинание не дам, а вот числа – запросто. Тридцать пять из ста «Власти», восемьдесят три из...

– П-погоди, – перебил Сэмюэль. – Как-то слишком много.

– Много? – округлила глаза Амелия. – А поняла. Ты ожидал нечто вроде «одной третьей»?

Парень кивнул.

– Точность повыше. Отдача послабее. А теперь умолкни и запоминай. Я поставила на тебя, Сэмюэль. Не заставляй меня жалеть.

Фея повторила соотношения три раза. Сэмюэль запомнил с трудом. С большим трудом. Парень не исключал: память где-то подвела, но время песком сочилось сквозь пальцы.

– И помни, – добавила она, – отдача поражает похожую цель. Если основное чудо использовалось на плоти, то и отдача ударит в плоть. Вспомни о руке.

Сэмюэль кивнул и резко обернулся. Рядом с плитой лежала Подделка. Дожидалась своего часа. Подхватил оружие, обыденно приставил ствол к виску.

– Буду ждать, где оставил, дитя человека, – послышалось из-за спины.

Парень вдавил ржавый болт в фанеру, и прогремел выстрел.

Темнота. Холод пробирал до костей. Тонкая простынка, плащ, рубашка и майка не помогали. С коридора доносились голоса. Несколько слоев стен заглушали их до бессвязного бормотания.

Сэмюэль медленно поднялся, стянул простынь и захромал к двери. Во тьме он различил силуэт решетки. В обезьяннике не было окон. Свет долезал из прихожей и пары кабинетов в коридоре. Его хватало. Глаза привыкли к мраку.

Парень растопырил пальцы, приложил к замку. Он выступал из железного листа. Глубоко вдохнул и с задержкой выдохнул. Прошептал:

В деревне родился парень по имени Нил. Гадалка отмерила ему сто лет жизни.

В тот день вместе с Нилом родилось еще сто детей. По деревне ходила чума, и семьдесят пять умерло.

В один день Нил играл во дворе и нашел сундук. Внутри лежало ровно сто золотых. Родители похвалили сына. Забрали почти все. Оставили только тридцать... семь? Тридцать пять!

После восьмидесяти трех лет Нил заметил седину на волосах. Он понял – началась старость. С того дня у него становилось все меньше и меньше сил.

Дни повторяли себя всю жизнь Нила. Пробуждение, работа, сон. И так по кругу. Но в восемьдесят восемь лет он решил все изменить.

Нил помнил о сотне лет. Обратился к колдунье. Она сказала: пей... травяной отвар, вроде, перед сном, и дольше проживешь. Нил так и сделал. Добавил в распорядок дня отвар.

Стукнул Нилу век. Сидит старец на крыльце, смерти дожидается. Закрыл глаза и вспоминает. Всю жизнь он бедности и голода не знал. Да улыбается.

Прошел день. Два. Неделя. А смерти нет. Ухмыльнулся Нил. Встал с лавочки. И распался пылью.

Сэмюэль обладал скудным воображением. Он взял рассказ отца, добавил числа и подправил некоторые детали. Здравый смысл хромал. Сэмюэль подумал:

«И так сойдет».

В груди взорвалось благоговение. Тело задрожало от наплыва чувств, по коже побежали мурашки. От сердца молнией стрельнул разряд в руку. Металл под пальцами размяк и захрустел. На туфли рассыпался песок, и дверь беззвучно отворилась.

Парень замер на месте. Не от шока. По жилам бежала кровь, сердце насосом закачивало и выдавливало жидкость, миллиарды маленьких точек бились о стенки кровяных каналов и о друг друга.

Сэмюэль чувствовал кровь. Каждую клетку в отдельности. Ощущения ревущей рекой смыли мысли, смыли «его». Бесчисленные огоньки вспыхивали и затухали внутри. Сотни сотен тысяч раз.

– Я... – пробормотал он.

Чувства резко оборвались. Сэмюэль очнулся.

«Я в участке, – напомнил себе парень. Помотал головой. – Нужно спешить».

Он шагнул из камеры. Под ногами захрустел металлический песок.

«У меня получилось», – ликовал Сэмюэль. На лице невольно расползлась улыбка.

Парень шел на цыпочках. Давалось с трудом. Из-за хромоты Сэмюэль припадал на левую ногу, и доски опасно поскрипывали. Он вслушивался в бормотания после каждого шага.

Доковылял до ближайшей двери, обхватил ладонью ручку и надавил. Тщетно. Холодный металл не сдвинулся. Парень прикусил губу.

«Все хорошо, – успокоил себя и глубоко вздохнул. – Все будет хорошо».

Сэмюэль перевел ладонь на замок, растопырил пальцы.

Отдача ударила по крови. Парень застыл на месте, пока на полу рассыпался металлический песок.

Он не знал, насколько числа ослабляли побочное чудо. Вместо пары секунд отключался бы на минуту? Или связь бы выжгла мозги? От одной мысли о полной отдаче по коже пробегали мурашки.

Бормотания стали четче и громче. Сэмюэль разобрал отдельные слова. В коридоре посветлело, послышались тяжелые шаги и скрип половиц.

Парень толкнул весом дверь, ввалился внутрь. Тихонько прикрыл. Сломанный замок не дал закрыться полностью. Дверь свободно ходила взад вперед.

Сэмюэль просунул ладонь в отверстие на месте замка. Заклинание обратило часть металла в песок. Остатки кольнули кожу, песчинки впились в ладонь и пальцы. Он приглушенно застонал.

«Все хорошо».

Шаги приближались. За ними следовали кашель и шуршание одежды. Парень задержал дыхание. От напряжения тело сотрясали судороги. Зажмурился и вслушался.

«О боги, прошу».

Поступь остановилась в шаге от двери. Сэмюэль сжался сильнее. Шуршания участились. Парень с трудом отличал их от громкого бормотания.

Он скривился напротив двери. Рука держала ее на месте, пальцы выглядывали в коридор. Его спасала темнота. Мрак скрывал под завесой пыль на полу и раздробленный замок.

Побегу угрожал тусклый лучик света. Парень макушкой ощущал холодное лезвие смерти. От падения кинжал удерживала тонкая нить.

Уши стрелой пронзил истошный кашель рядом. Сэмюэль подпрыгнул от неожиданности, сердце пропустило удар.

Сквозь стук крови в ушах парень услышал хлопок двери напротив. Переключатель щелкнул, приглушенно загудели лампы. Офицер ничего не заметил.

Он вздохнул с облегчением. Отпрянул от двери и медленно развернулся.

Прокрался между столов. Левая рука металась из стороны в сторону, ощупывала окружение. Сэмюэль шагал после тщательной проверки. Любая ошибка закончилась бы поимкой. Он не желал рисковать.

Пальцы уперлись в каменную стену. Парень осмотрел ее. На полотне тьмы виднелись два темно-желтых квадрата с решетками. Окна.

Сэмюэль захромал к ближайшему. Опустил ладонь на стекло и повторил заклинание.

Отдача раскаленными иглами пронзила ногти. Пальцы на руках сами сжались в кулак. Ногам повезло меньше. Парень чувствовал, как тесные туфли мешали, удерживали.

Побочным чудом выступало связывание. Связь формировалась с похожей целью в теле Сэмюэля. Стекло и ногти укладывались в сознании как нечто «равное». Металл и кровь то же.

Хруст отвлек парня от боли в ногтях. Он поднял взгляд.

Песок осыпался. От дыры размером с ладонь ползли трещины. Верхний кусок не выдержал и рухнул. Сэмюэль успел подхватить. Другой поменьше стукнулся с одним из нижних, упал наружу. Соседние последовали незамедлительно. Осколки забарабанили по решетке и полу.

От окна осталась квадратная дыра с маленькими зубчиками по краям. Парень застыл в страхе. Прислушался. Бормотания не стихли. Его не заметили.

Сэмюэль медленно выдохнул и опустил кусок стекла на пол. Один шаг отделял от свободы. Одна решетка.

Приложил ладонь посередине. Темный смог потек между растопыренных пальцев.

«Он же не помешает?» – подумал парень.

Заклинание раздробило металл в порошок и связало кровь с разумом. Он повторил четыре раза. Два по верхним краям и два по нижним. Проход на свободу готов.

Сэмюэль снял отцовский плащ, постелил поверх осколков. Из-за слабости залез на окно с трудом. Парень корчился на прутьях, как пойманная рыба. Металлические куски впивались в кожу сквозь рубашку.

Он упал на землю боком и перекатился на спину. Сэмюэль лежал неподвижно, наблюдал, как проплывали мимо кудри мана-отходов.

Сбежал. Парень сбежал из участка. Мысль не укладывалась в голове. Две недели назад он работал на заводе и не задумывался о будущем. Две недели. За столько жизнь перевернулась с ног на голову.

«Ну как изменился? – захихикал внутри ехидный голос. – Добился своего?»

– Да, – прошептал Сэмюэль. Отряхнулся и надел плащ. Натянул на лицо очки и платок. – Это только начало.

Квартира Дерека находилась ближе, но парень пошел за Амелией.

Светало. Он чувствовал, как молот заносился над графским колоколом. До начала смены оставалось несколько часов.

– Долго, – произнесла фея.

Сэмюэль вскарабкался на второй этаж заброшки. Парень тяжело дышал, по спине и лбу стекали капли пота.

Она вышла из темноты. Тело склонялось то влево, то вправо. Голова дрожала и поворачивалась заевшей шестерней. Амелия смотрела на него немигающим взглядом.

– Что случилось, Сэмюэль? – дергано наклонила голову вбок.

– Меня поймали, – протянул он и захромал вперед.

На второй этаж пробивались лучи утреннего солнца. Сэмюэль различал отдельные силуэты. Парень склонился над бугром мрака.

Тело не успело завоняться. Он нащупал хвост и поднял Дими.

– Я подумала, что ты решил поменять мне «одежку» на более свежую, – подскочила Амелия. Сэмюэль открыл дверь в квартиру. – Насколько все плохо?

– Где-то между смертельно и ужасно, – оперся на стену локтем и зашагал по коридору.

– Любишь же ты неприятности.

– Они сами меня находят.

Парень зашел в ванную. В воздухе витал запах мертвечины. Стояла темнота, лучи не проникали в комнату. Он нащупал туфлей гнилое корыто и опустил Дими.

– Ненавижу трупы, – произнесла Амелия.

Сэмюэль вспомнил Андреа.

– Да, я тоже.

– Распахни плащ, – неожиданно потребовала фея.

– Зачем?

– Чтобы нести меня. Или у тебя есть мешок?

Он покачал головой. Расстегнул до живота и наклонился. Сэмюэль нагнулся к Амелии, но фея резво прыгнула на грудь. Лапы зацепились за рубашку. Пара пуговиц оторвалась. Парень болезненно зашипел, когти вонзились в кожу.

– Что ты, козука, творишь? – сквозь зубы прошипел Сэмюэль и опустил взгляд.

Амелия карабкалась вверх и мяла под собой ткань. Голова оказалась на груди, рога – ниже шеи. Фея резко замерла.

– Не видно? – бросила она. – Располагаюсь. Теперь застегни.

– Сползи на живот, – приказал парень. – Мы слишком выделяемся.

– Отказано, – хмыкнула Амелия. – В такую рань улицы пустые. Прорвемся.

– Чулять, – протянул он.

Сэмюэль застегнул плащ. Отцовская одежда была ему велика. Вместе с Амелией чувствовалась нормальной.

Парень с раздражением посмотрел на грудной бугор. В вырезе виднелся темно-фиолетовый мех и пара рогов. Фея подняла голову. Две пары черных глаз встретились со взглядом Сэмюэля. Амелия игриво подмигнула ему.

– Чулять, – повторил парень и захромал прочь.

Он вышел из заброшки.

– Что думаешь? – прошептала фея.

– Нужно встретиться с мистером Нейви, – свернул в сторону жилых ульев. – Дальше будем думать. Есть какие-нибудь мысли?

– Тебя поймали охотники?

– Пока нет.

– Мда, – протянула она. – Забеги в дом красивейшей дамы. Свяжи ее и подсели меня. Ты выполнишь обещание, а я спокойно уйду. Разойдемся полюбовно?

Сэмюэль покачал головой.

– Тебя убьют сразу. Утром меня объявят в розыск. Времени в обрез. Какие еще варианты?

– Сбежать отсюда. Сесть на поезд или что у вас там. И просто уехать.

– Мало денег, – возразил парень. – На билеты хватит, а дальше туго. Где жить? Что есть?

– Ты правда спрашиваешь это у меня? У феи?

– Ладно. Отложим пока.

Он потянул на себя тамбурную дверь и ввалился в улей. Захромал вверх по лестнице.

– Что насчет защиты? Если настигнут охотники, ты что-то можешь?

– Я – кошечка, – промурлыкала Амелия. – У меня лапки.

– Точно, – закатил глаза.

Сэмюэль постучал в дверь Дерека. Прошла минута. Мужчина не открыл.

– Давайте же, мистер Нейви, – энергичнее забил он.

Прижался ухом к двери и прислушался.

По ту сторону играла музыка.

Интерлюдия 4. Герман Вилбов

Он ищет смерти.

Герман наблюдал за ползущими вдаль горами, покой нарушали стук колес и легкая тряска.

Он устало вздохнул и отвернулся от горных просторов. В проходе виднелась закрытая дверь в другое купе. Пустое. Герман выкупил весь вагон ради тишины. Мужчина не любил шумные компании, а пробуждение посреди ночи из-за кричащего ребенка было сродни удару хлыстом.

Тишина играла не одну роль. Разговоры отвлекали от самоистязания, заглушали внутренний голос. Он не дает себе передышки.

Герман бросил взгляд на маленький столик. На белом блюдце подрагивала кружка черного чая. Делает глоток. Пробует на языке и сплевывает.

– Никакого вкуса, – поморщился он.

Мужчина скучал по коллекции отца. Герман бросил ее в столице маркизата, так же как дом, большую часть одежды, медали, дорогую мебель и другой «хлам».

Взгляд сам вскарабкался на третью полку. Два толстых чемодана бились друг об друга и подпрыгивали. Он забрал самое важное: фотографии и дневники. Инструменты для собственных пыток.

Каждый день Герман напоминал себе о совершенном грехе. Искупления не существует. Спасения то же. Самоистязание на пару минут подавляло чувство вины. Оно грызло, снедало голодной крысой изнутри.

Мужчина вытащил из плаща пистолет. Блестящий, удобный. Подарок от друзей на день рождения. Каждому офицеру позволялось носить с собой оружие.

Герман повертел в руках и вернул в плащ. Не хватало духа. Мужчина хмыкнул. Раньше оружие пылилось в подарочной обертке в шкафу. Он использовал другой. Более вместительный и дальнобойный. Герман сжег его в приступе гнева.

– Надо было оставить, – пробурчал мужчина. – Лучше инструмента не найти.

«Пейлтаун. Пейлтаун. Пейлтаун», – затрещал из колонок монотонный голос.

Герман посмотрел в окно. Горы уходили далеко за горизонт. Мужчина прислонился щекой к холодному стеклу. Впереди над хребтовым кольцом возвышался желтый купол. Знаменитый «газовый колпак». Худший из худших.

Каждый год газеты составляли списки графств на потеху читателей. «Самые богатые», «Самые населенные», «Самые привлекательные для иностранных гостей». Пейлтаун занимал первое место в «самых худших для жизни» более пятидесяти лет. Фельтшир-Ливеньтаун во многом был обязан графству. Люди стягивались со всей страны, чтобы посмотреть на «худшего из худших». Смелые посещали Пейлтаун в противогазах, особо безумные обходились платком и очками.

Толчок вывел из раздумий.

«Пейлтаун. Пейлтаун. Пейлтаун», – повторил голос.

Герман стащил чемоданы и побрел к выходу.

Он увидел желтый смог. Вездесущий туман обволакивал вокзал и вагоны. Большая часть людей безмолвно волокла чемоданы прочь от поезда. Местные. Другие кружились на месте, глазели и восторженно болтали. Приезжие.

Мужчина закрыл глаза и глубоко вдохнул. Ничего. Ни запаха, ни привкуса на языке. Кроме внешнего вида, смог не отличался от чистого воздуха ничем. Герман цокнул. Какое разочарование.

Неподалеку зеваки в противогазах смотрели на него и что-то горячо обсуждали. Плевать. Он искал смерти. Пейлтаун станет последним пристанищем и гробницей.

Недавно по графству прокатилась волна новой эпидемии. Каменная кожа. Болезнь начиналась с хруста в суставах и обращала человека в ломкую статую. Лекари из столицы маркизата нашли средство. Мазь. Травы росли на юге в горах. Лекарство останавливало окаменение, но не излечивало полностью.

Герман зашагал к привокзальной гостинице. Граф благоустроил вокзал для приезжих. Гостиницы, лавки, забегаловки. Правитель возвел графство внутри графства. Вокзал сильно отличался от остального Пейлтауна.

Путники никогда не забредали дальше, в настоящее графство. Они утоляли любопытство здесь. Возвращались в уютные дома и рассказывали за обеденным столом о «терзаемом болезнями, но не сломленном».

Мужчина заселился в дешевый номер, приставил чемоданы к стене и упал на жесткий матрас. Завтра он найдет квартиру в жилом районе. Сегодня Герман отдыхал. Путь выдался тяжелым. Один день растянулся на неделю по ощущениям.

Рука пролезла в плащ, нащупала пистолет и опустилась ниже. Герман достал из кармана смятое письмо. Приказ о вступлении на должность охотника за мистикой.

Перед смертью он утащит за собой как можно больше грешников. Практиков Герман ненавидел больше, чем себя.

▪ ▪ ▪

Утро начиналось с газеты и с кружки черного чая из Северного альянса. Герман недолюбливал их. Частые склоки на границе, спорные территории и ужасная внешняя политика.

Мужчина самодовольно хмыкнул. Альянс походил на шутку, но чай они делали отличный.

Герман перелистнул страницу и положил газету на обеденный стол. На первой печатали статьи о подвигах герцогов и о смертях обычных людей. Ничего нового. Разнообразие начиналось на втором листе.

Сделал глоток. Кипяток обжег рот, а крепкий вкус обволок язык. Мужчина закрыл глаза. Мятное послевкусие плелось следом и расслабляло. Он замычал в блаженстве.

– Твое мычание слышно на втором этаже, – раздался женский голос.

– Терпи, – протянул Герман.

Он повернулся на голос. Данна спускалась по лестнице и поддерживала полотенце на голове. Оно башней ходило из стороны в сторону.

– Сколько осталось? – зашла жена на кухню.

– Еще на троих, – вернулся к газете Герман.

Она достала из сервиза чашку, налила чай и села напротив.

– Что пишут?

Герман перевел взгляд на первый заголовок.

– Казнь староверов, – фыркнул мужчина. – Так им и надо. Грязные кенцы! Пусть катятся куда подальше со своими лжебожками.

– В морозилке остался завтрак?

– Да, я вытащил его полчаса назад, – ответил Герман. – Ты только послушай: главарь секты чуть не подорвал себя. Вот же ублюдок.

– Как там с погодой? – поправила она полотенце.

Мужчина бросил взгляд вниз. Прогноз погоды печатали в конце второй страницы.

– Солнечно. Весь день.

– Отлично, – кивнула Данна. Подняла руку ко лбу и вяло отдала честь. – Как по работе? Есть подвижки?

Герман отложил газету в сторону и наклонился вперед.

– Есть, – устало вздохнул. Он служил подполковником. В мирное время вышестоящие скидывали на него всю бумажную работу. Мужчина тонул в отчетах и приказах. – Мне предложили баронию на юге.

– Но ты отказался, – заключила она.

– Конечно! Кто захочет жить на одной земле с кенцами! Еще и в баронии! Эти деревушки – рассадники староверов, – воскликнул Герман. – Император желает поглотить остатки Кенского королевства как можно скорее. Среди рядовых одни кенцы! Чудо, если найдется хоть один из наших.

– Что насчет шевалье? – спросила она. Данна развернула полотенце и высвободила светлые влажные кудри.

– Эй! Не за обеденным столом!

– Поняла, – закатила она глаза и встала из-за стола.

Дана закатывала глаза при раздражении. Всегда. Ворчание Германа, капризы Алисы, ошибки подруг. На все был один ответ.

Герману нравилась эта черта. Армия научила мужчину постоянству, и он ценил его во всем.

Данна кинула полотенце на стол гостиной и вернулась за стол. Она ехидно улыбнулась.

– Не. За. Обеденным. Столом, – четко произнесла каждое слово.

Герман закатил глаза. Постоянство в привычках разбавлялось тягой к нарушению правил. Мелкие шалости сопровождались широкой улыбкой. В озорных глазах читались слова: «Я сделала, как ты велел. Почему ты недоволен?»

– Шевалье не нужны стране, – сдался мужчина. – Только не в мирное время.

– Зато у тебя будет сила или скорость, или что там еще дают?

Вместе со званием шевалье клеймились особенностью. Улучшенная сила, ловкость, скорость, зрение и другие. Список тянулся за горизонт. Солдаты обращались в оружие и лишались всех человеческих прав.

До Германа доходили ужасные слухи. Целую роту заклеймили взрывными рунами и отправили во вражеский город. Местный правитель сдался сразу.

– А также полгода обучения и разрыв связей с родными, – перечислил мужчина. – Есть и приятное. Большая награда и медали.

– Оу, – поежилась Данна. – Извини. Я не знала.

Герман отмахнулся.

На втором этаже забарабанили шажки. Грохот и треск прогремели через минуту.

– Бедствие проснулось, – усмехнулся он.

– Маленький ураган, – поддержала Дана и встала со стула.

Алиса спрыгнула с лестницы на второй этаж. Взгляды девушки и Германа пересеклись. Она поджала губы и виновато посмотрела в сторону. Выпрямилась и степенной поступью пошла к столу. Светлые косички подпрыгивали на каждом шагу.

Герман раздраженно выдохнул. От Данны Алиса унаследовала искру непокорности. Герман с трудом звал «это» искрой. Внутри дочери горело настоящее пламя озорства. Подростковый возраст подкидывал дрова.

– Доброе, – протянула она и бросила взгляд на настенные часы, – ночи?

– Утро, – поправил Герман. – Они отстают. Еще не завели.

Раз в неделю Данна обходила соседей и узнавала время. Часы отставали на пять минут каждый день. Мужчина молился богам, чтобы умники собрали более точные часы.

– Утро, – стукнула Алиса кулачком по голове. Она села за стол.

– Твоя походка, – сказал Герман. – Нужно стараться лучше.

– Что меня выдало?

– Волосы.

Она простонала и потянула за косы.

– Бесит.

– Эй! Девочки так не говорят, – воскликнул Герман.

– Бесит, – громче повторила Алиса. – Этикет у меня в печенке сидит, пап. Как ходить, как говорит, что говорить. Если все будут ему следовать, то станут неотличимы! А когда мне быть собой?

– Папа прав, дорогая, – поставила Данна на стол кружку и налила чай. – Юная леди должна приглядно выглядеть в обществе. Дворян грубостью не соблазнишь.

Алиса закатила глаза.

– Может, я не хочу выскочить замуж за дворянина? – скрестила она руки на груди. – Ну знаешь, самой выбирать, как жить.

Герман и Данна обменялись взглядами. Жена кивнула.

– Мне жаль, но девочки выходят замуж за вышестоящих. Ты не можешь обручиться с работником или, не дай боги, деревенщиной.

– Я не про свадьбу, – нахмурилась Алиса. – Хочу быть художницей.

– О боги, – высокомерно фыркнул Герман. Он не выдержал. – Искусство вредно для женщин.

– Так и есть, дорогая, – поддержала Данна. – Недавно вычитала, что писательство сушит кожу. И только боги знают, что делают краски.

– Чушь, – отмахнулась девушка. – Анна Неглова, Оливия Кунова, Зоя Финкова. Да, женщин-писателей меньше, чем мужчин. Но они же есть!

– Уверена, все они тратят баснословные суммы на мази.

– Проехали, – вздохнула Алиса. – Сегодня у меня представление. Я отвечала за украшения. И у меня главная роль! Принцессы!

– Прости, – сказал Герман. – Не смогу прийти.

Алиса посмотрела на Данну.

– Конечно, – улыбнулась она. – Во сколько?

– Отлично! – радостно воскликнула девушка. – Начало в...

▪ ▪ ▪

На следующее утро Герман зашел в участок. По пути заглянул в местный храм Пятерни. Святыня пустовала. Мужчина не сомневался: грязные кенцы умышленно обходили храм стороной и поклонялись лжебожкам у себя дома. Мастерили алтари из подручных средств и каждый вечер после ужина водили богомерзкие хороводы.

– Добрый день, – поприветствовал он женщину на входе.

Тучная дама отлепила взгляд с газеты и посмотрела на него исподлобья.

– Вы кто?

– Герман Вилбов, – сдержал недовольство мужчина. Протянул конверт с приказом. – Меня прикрепили к этому участку. Я не расслышал, как вас зовут?

– Мисс Фирова, – приняла бумажку она.

«Слава богам, – вздохнул с облегчением Герман. – Хоть не кенка».

Мисс Фирова повертела в руках конверт, небрежно бросила в один из лотков.

– Вы все еще здесь? Дальше по коридору кабинет. Узнаете по запаху.

– Ясно, – кивнул он.

Вдоль коридора друг на друга смотрели два ряда дверей. Герман шагал вперед. Найдет, не найдет. Без разницы. За пару дверей до решетки в нос ударил терпкий запах сигаретного дыма.

Мужчина вошел. Внутри стоял серый туман. Герман подумал, что кто-то забыл закрыть окно и в помещение проник смог. Вторая мысль была о помутнении взора. Курение в закрытой комнате казалось немыслимым.

В плотном дыму вспыхнул оранжевый огонек. Герман присмотрелся. За плотной серостью виднелись руки и лицо мужчины. Из-за серого кителя казалось, что конечности парили в воздухе.

– Добрый... – закашлялся мужчина, – день. Меня приставили к участку.

– Добрый, – замахал рукой курильщик. Сигаретный дым расплылся по сторонам, и Герман увидел лицо: густые усы и короткие русые волосы.

«Чудесно, – подумал он. – Напарник – мерзкий кенец».

– Герман Вилбов? – спросил кенец и подошел поближе. – Получили вчера телеграмму. А я Нельсон Рогги.