Текст книги "Создавая Иллюзию (СИ)"
Автор книги: Вика Ланина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)
Создавая Иллюзию
Глава 1
Сегодня
Он осторожно пробирался сквозь пелену утреннего тумана, словно тень, убегающая от света. На лице оседали частицы росы, а под ногами хрустели сосновые веточки. Он шел, наслаждаясь каждым шагом, ведь в лесу юноша чувствовал себя живым и свободным. Сбежав на рассвете из дома, он прихватил с собой только карандаш и папку с бумагой, хотя всегда носил целую сумку принадлежностей для рисования. Но сегодня, в такое душное, тягучее летнее утро, этого было достаточно. Эйдан пришел делать наброски чудаковатых растений, насекомых и деревьев. Рисование успокаивало его и отвлекало. Лес стал родным и любимым домом, а поляна, на которую он спешил – комнатой, убежищем, укрытием. Вместо потолка – небо. Вместо светильников – солнце или луна и звезды. Эйдан любил это место и очаровывался им каждый раз. Придя на поляну, Эд сбросил с ног белые кроссовки, рядом с ними небрежно пристроил рюкзак и двинулся в центр лужайки, покрытой высокой, тонкой, глянцевой травой. Утонув в зеленый волнах, захлебнувшись пряным ароматом цветов, Эд принялся писать наброски.
Мальчишка рисовал наблюдая, как солнце торопливо, словно раскаленный металл, протекает меж листьев и ветвей. Парень изображал молодой сахарный клен. Он не в первый раз приходил на поляну, где рос предмет его обожания. Эд не мог придать наброскам живости, настоящей атмосферы леса и осознания, что среди пихты, кедра и тсуги вырос клен с размашистыми ветвями и алыми листьями.
Раз за разом он возвращался на поляну, стараясь подлинно передать предмет обожания. Но не мог придать наброскам живости, настоящей атмосферы леса.
Он не мог успокоится и ходил в лес раз за разом в поисках вдохновения, часов спокойствия и блаженства.
Юноша не в первый раз приходил на поляну, где рос предмет его обожания. Эд не мог придать наброскам живости, настоящей атмосферы леса. и осознания, что среди пихты, кедра и тсуги вырос клен с размашистыми ветвями и алыми листьями.
Эйдан любил лес, любил его постоянность и тишину. Любил сидеть на траве с рассвета до полудня, наблюдая, как скачут трусливые белки на соснах, как торопливо бегут облака и как солнце играет лучами на его рисунках и книгах. В такие минуты он чувствовал себя бесконечно счастливым и свободным, полным сил и энергии. Но при этом совесть и тоска всегда были у него за спиной. Лес отнял у мальчика то, что никогда не вернет назад. И Эйдан должен ненавидеть его, но он не может. Густота неизвестности зовет его каждый раз все громче и громче, словно тень преследует его куда бы он не пошел.
Эйдан отбросил карандаш и бумагу на землю, ноги затекли от сидячего и неизменного положения. Поднявшись, он потянул руки к бледно-голубому небу и поймал себя на мысли, что его голубая выцветшая рубашка не коснулась сегодня травы и девственно чиста. Чуть-чуть размявшись, он сделал пару шагов к «натурщику» и хотел еще детальнее и внимательнее рассмотреть то, что мог внести в набросок, но справа от него хрустнула сухая ветка. Эйдан дернулся и уставился потупившимся взглядом в россыпь сосновых стволов, но ничего там не увидел: наверное, белка. Но сомнения закрались в голову, когда, отводя взгляд ему показалось, что что-то темное метнулось в сторону. Словно самостоятельная ожившая тень сбежала в россыпь деревьев. С минуту он всматривался между сосен и боялся кого-то увидеть. Мурашки пробежали по коже, оставив за собой холодок. Ведь встретить животное в лесу в полном одиночестве – опасно. Овладев чувствами, он вновь посмотрел на клен и отогнал пришедшую мысль.
Юноше было так лениво стоять,он хотел вновь прилечь в травяной покров. Тяжелый горячий воздух дурманил голову, хотелось уснуть под высокой сосной, дышать чистейшим ароматом хвои и никогда не возвращаться домой. Но спать в лесу могло быть здорово только в фантазиях. Эду бы не знать, какой жестокой бывает природа.
Эйдан понимал, делать это опасно, к тому же он далеко от дома и еще час нужно потратить на дорогу назад, а сон такая неуправляемая вещь, что парень себе в этом откажет.
Парень подхватил свои вещи и направился между двух сосен. Эйдан обернулся, еще раз посмотрел на сахарный клен и на поляну, которую нашел пару месяцев назад, в голове пронеслась мысль о том, как прекрасно, что она у него есть. Из-за появившегося гостя в этих краях, мальчишка стал звать поляну «сахарной», пусть у себя в голове. Небольшая поляна, огороженная прочным забором из сосен и покрытая пушистым зеленым газоном была лучшим местом отдыха. Он мог лежать часами под палящим солнцем, мог прятаться от дождя под деревьями, мог читать, опираясь о ствол дерева, мог устроить под голову рюкзак и рассматривать небо в закат или быстро бегущие тучи перед грозой. Эйдан мог найти все что угодно на этой поляне, она была его приют ото всех и от самого себя.
Час, когда он шел по извилистым тропинкам вниз по склону, где на вершине красуется его поляна, парень думал о том, как скоро лето кончится и подобных беззаботных дней станет меньше. Придется вставать рано, нехотя отрывать голову от подушки и идти в школу, где часы тянутся вечность, а темы для разговора давно себя исчерпали. Грустно только думать об этом. Но ничего не изменить, август подходил к концу и выбора не было. Дни сгорали друг за другом, но пока еще оставалось время понежится на солнце, побездельничать и просто побыть одному. На летние каникулы Эйдан получил много домашнего задания, но он и не думал его выполнять ни в июне, ни в июле, ни уж точно в августе. Пусть получит плохой балл, все равно! Хотя иногда казалось, что он не прав, даже сейчас, перепрыгивая небольшой камень на пути, думал, что стоит взглянуть на математику, но как только прошел еще пару метров, решил, что ерунда все это.
Мальчишка дошел до дороги, где красовался знак, на котором говорилось не уходить в лес без сопровождающих лесничих. Его соорудил местный житель Пит Янсли. Мужчина почти двенадцать лет трудится во главе сотрудников леса. Он заботиться о том, чтобы дети местных жителей не уходили в чащу, да и сами взрослые не шастали между сосен. Мистер Янсли позаботился о том, чтобы дважды в год в школе проводились собрания на тему техники безопасности, как действовать в чрезвычайных ситуациях и как сообщить лесникам, если ты потерялся в чаще. Эйдан старался обходить Пита стороной, особенно, когда тот на дежурстве. Лесничий ходил за ним словно по пятам, не давая вздохнуть и заняться любимым делом. Он то и дело оказывался там, где только уселся Эйдан, чтобы нарисовать жука или куст. Такое трепетное отношение к работе жутко бесило юношу, ведь под этим оберегом оказывался в большей степени он. Эйдан привык быть один, ему не нужны няньки, он справится сам.
Он едва не выдал себя, когда обходил ель, ведь на той стороне дороги стоял черный пикап. Мужчина выгружал инструменты из машины и осторожно, со всей присущей ему заботливостью, носил их в небольшой «домик» лесника. Это была небольшая постройка для хранения. Инструменты, припасы и аптечка – необходимое, что может понадобиться в лесу. Но Пит всегда возил туда провизию и инструменты, необходимые для похода в лес, а также мог оставить там вещи, которые находил в чаще. Домик выглядел абсурдно, находясь у дороги, а не где-то в лесу, но Питу так не казалось. Сейчас было важно мгновенно пробраться к велосипеду, чтобы утащить за собой в лес и выйти немного в другой стороне, дабы не столкнуться с лесником. Эйдан потер руки о шорты и согнувшись почти пополам, медленно, по-черепашьи, засеменил к красному знаку. Пройдя часть пути, он резко дернулся и подскочил, позади него звонко и неугомонно залаял пес. Это была немецкая овчарка, бессменный напарник лесничего. Парень не увидел пса, тихо сидящего в кузове пикапа.
– Что ж спасибо, дружок, – уныло выдохнул Эйдан, поглаживая пса по макушке. Лесник сложил руки на груди и с вызовом смотрел на мальчишку.
Эйдану ничего не оставалось, как взять велосипед и, понурив голову, отправится прямо в руки к власти.Он знал все речи Пита наизусть. Знал все слова и уговоры, от которых устал.
– Привет, Питерс! – наигранно весело поздоровался Пит, когда Эйдан подошел к нему, крепко держа руль велосипеда. – Как прогулка?
– Угу, Пит. Здорово, – промямлил мальчик. Ладони вспотели, он стал тереть их о руль, продолжая смотреть под ноги, будто искал среди дорожной пыли ответ или возможность молча улизнуть.
– Что будем делать, Эд? Ты не реагируешь, твои родители тоже, – процедил лесник. Он оглядел дорогу со всех сторон, а потом поднял голову к небу – Ты не оставляешь мне выбора. Еще раз, только один раз, и шериф Мэйсон об этом узнает. Сегодня я не буду никому говорить, но я предупредил тебя. И лучше убирайся отсюда поскорее.
Дважды повторять не пришлось. Юноша сел на велосипед и погнал что есть мочи. За его спиной поднималась пыль, а настежь расстёгнутая рубашка колыхалась на ветру. Он ехал и думать забыл о поляне, о клене, о лесе. На языке вертелось предательское «сегодня». Сегодня он не скажет…
Сегодня все ведут себя иначе, снисходительнее. Сегодня он и так чувствует предел душевной боли. Меньше всего ему хочется жалости и мнимого понимания. Легче не станет, если малознакомый тип слабо улыбнется ему и похлопает по плечу. Засуньте поглубже свою жалость. Не сегодня, не сегодня, не сегодня. Эйдана заводило мгновенно, когда кто-то относился к нему по-особенному из-за произошедшего.
Мысли закружили его в душном водовороте многолетних обид. Именно поэтому он сбежал ранним утром из дома: чтобы остаться одному, чтобы заглушить боль, которая не проходит, чтобы подышать воздухом, который освободит его легкие от напряжения.
Жажда отняла бóльшую часть сил, и парень больше не мог ехать, он шел, держа рядом велосипед. Подняв голову Эйдан увидел у дома черную машину. Значит, дома был отец. Он не ждал его ни сегодня, ни завтра, ни даже на следующей неделе. Ведь он живет и работает в крупном городе, к ним приезжает на выходные, хотя последнее время и вовсе перестал бывать дома.
Эйдан бросил велосипед на заднем дворе и медленно побрел по газону, запустив руку в волосы. Ему не хотелось встречаться с родителями, не хотелось говорить, обсуждать, снова ссориться, но как только он вошел на кухню, почуял яркий аромат свежих апельсинов. В нос ударил запах цитрусов, а во рту, казалось, уже разливается холодный сок с мякотью. Жажда проснулась с небывалой силой, так, что юноша едва не галопом помчался к напитку. Осушив заветный стакан, громко выдохнул и потянулся, поставив стакан в раковину. Он оперся руками о кухонную тумбу и медленно обвел помещение взглядом. Небольшая комната, стены которой выкрашены в фисташковый цвет, как и второй этаж. Гарнитур из дешевого дерева, цвет которого является загадкой (что-то между молочным и бежевым). Джоан, мать Эйдана, не очень любит готовить, поэтому гарнитур маленький: четыре тумбы, плита, холодильник, встроенный в стену, два подвесных шкафчика полностью нагруженных посудой, которой в полной мере никто не пользуется. В прошлом году отец настоял на островке. По его мнению, это необходимая деталь на кухне. И он прав. Семья Питерс не собирается на приемы пищи; каждый ест, когда голоден и чаще в одиночестве. Поэтому дубовый стол когда-то созданный дедом Эйдана, пылится на чердаке, больше не собирая вокруг себя родных.
В центре комнаты светлый диван с кучей ненужных подушек, а рядом кофейный столик, небольшие горшки с цветами в каждом углу. Несколько Джоан умудрилась повесить на лестнице, прямо за диваном.
– Эйдан? – дверь у лестницы медленно открылась и на кухне появилась Джоан. На ней было розовое застиранное платье с множеством карманов для инструментов. – Где ты был? – она подошла к раковине и принялась мыть стакан.
– Гулял на стадионе. – соврал мальчик. Он двинулся вперед и сел на диван, прихватив подушку.
– Твой отец дома. Он расстроился, когда не обнаружил тебя, – сухо процедила она, поставив влажный стакан на бамбуковое полотенце у окна. – Голоден?
– Нет, спасибо, – он знал, что мать спрашивает лишь из-за того, что так надо, а не потому, что беспокоится. Но он и правда не хотел есть. Жара утомила мальчишку, ему хотелось открыть окно в своей комнате и отдохнуть. – Мне плевать, я его не ждал. Пойду спать.
– Эйдан, – вновь заговорила мать, как только парень коснулся лестницы. – Вечером у нас ужин. Будь дома.
– Вообще, я думал встретиться с Дэнни, – соврал он. Эйдан мечтал, что сегодняшний вечер не состоится, что все забудут и просто пойдут спать, но нет, этому не бывать.
– Сегодня… – голос матери дрогнул. Она открыла холодильник и достала бутылку воды.
– Я знаю, что сегодня за день, – понизив голос, ответил он. – Думал после ужина. Может она зашла бы ко мне.
– Эйдан, – твердо начала Джоан, медленно наполняя тот же вымытый стакан. – Ты не понял. Твой отец дома. И меня мало волнует, чего ты хочешь. Вечером будет ужин, после отправимся по постелям, а завтра приглашай кого угодно. Сегодня семейный день, – она отпила, промочив сухое горло и громко выдохнув бросила: – Хоть раз послушай меня. Из уважения к нему.
– Хорошо. Но какой же семейный день без семьи? Или ты о нас? Группе абсолютно чужих людей? – он сказал это так же безразлично, как и другие слова, которые произносил находясь рядом с родителями.
Поднявшись по лестнице, он прошел небольшой коридор с пыльной занавеской, висевшей на небольшом оконце. Комната Эйдана находилась у лестницы. Зайдя в свой склеп, он сразу открыл окно и улегся на кровать. Он лежал на спине потолок. Шторы едва заметно колыхались, в спальню закрадывался летний ветерок, спокойный, легкий и почти неосязаемый. Мальчишка быстро заснул…
Проснувшись Эд взглянул на часы. Было почти пять. До ужина оставался час, может чуть больше, но вставать с постели он не собирался. Он вдруг задумался, почему ему досталась такая маленькая комната. Ведь его кровать стоит под небольшим, вытянутым окном, а напротив, стол, где навалена куча книг, кистей, красок. Встроенный в стену шкаф. И все это в крохотной комнате. Но он не может упрекнуть себя в том, что не пытался расширить свои владения. Над кроватью он развесил, наверное, сотню полароидных снимков, на которых были лес, закаты и рассветы, милые моменты с друзьями, любимые места в городе. А на противоположной стене, в углу за дверью нарисовал сосну, совсем еще молодую. Эйдан нарисовал бы и тот сахарных клен, который пока не подчиняется его руке. Мысль о дереве снова вернула его в утренний лес и спокойствие. Мальчишка лениво поднялся с постели и двинулся к шкафу. На полу лежала папка, с которой он был на поляне. Достав набросок, Эд внимательно разглядывал его, а затем беспощадно смял и бросил в урну под столом. Снова не так. Что ж, он пойдет опять.
Телефон в кармане завибрировал, и он впервые за весь день вспомнил о его существовании. Это было сообщение от Дэнни, его подруги. Эд снова лег в кровать, и уставился в экран.
от: Дэнни
Вечер у тебя фиговый. Если хочешь, могу влезть в окно после девяти.
от: Эди
Спасибо Дэн, но не нужно. К нам заявился отец, так что мама будет не в духе еще неделю. Я удивлен, как он вообще помнит о сегодняшнем дне. Наверное, напоминание поставил или его помощница мисс-тупая-дура напомнила.
от: Дэнни
Она не такая тупая, если вспомнила.
от: Эди
Хочу, чтоб он уехал и на этот раз навсегда.
от: Дэнни
Не злись, Эди. Он уедет и, как всегда, надолго. Ладно, пойду, мама зовет к ужину. Держись, Эди.
Эйдан засунул телефон под подушку и хотел еще немного подремать, но тут же услышал голос матери, зовущей спуститься к ужину. Парень встал с кровати и побрел к двери.
Джоан как обычно расставила блюда на кофейный столик. На диване уже сидел отец, до сих пор находившийся в синих брюках и белой рубашке, но без галстука. В руке у него была бутылка пива, другой он что-то печатал в телефоне. Джоан продолжала ставить тарелки, хоть это было неудобно. Из мастерской она вынесла два плетеных кресла и поставила их напротив дивана. Единственное, что заинтересовало Эда, так это запах еды. На маленьком столике ютились: тарелка с печеным картофелем, тыквой, морковью и фасолью, рядом, в желтой глубокой миске, мясо кролика в кисло-сладком соусе. Когда Эд подошел к дивану, на котором сидел отец, тот не отвлекался. Поставив последнюю миску с салатом, мать Эйдана присела на диван и стала раскладывать еду по тарелкам. Эд же сел напротив родителей.
– Привет, сынок, – наконец, оторвавшись от телефона, поздоровался Роберт. Он глотнул пиво и криво улыбнулся. – Представляешь, Джо, – начал он, наигранно весело. – Кейси опять перепутала пакеты документов, мне придется уехать утром. Ничего без меня не могут.
– А почему бы тебе не заменить эту идиотку? – прыснул Эд. – Она хоть задницу себе подтереть может или ты ей и в этом помогаешь?
– Смешно, – снова отпив, ответил Роб. – Еще, Джо, – он отдал ей пустую бутылку. – Мог и по-другому привлечь мое внимание.
– Оно мне не нужно, – сказал Эд и начал есть картофель. – Я все равно знаю, что ты говоришь со мной из-за того, что мама попросила. Хотя если б я был похож на Кейси, кто знает, может, ты обращал бы внимание чаще.
После этих слов Роберт поднялся и открыл нижний ящик и достал виски. Хлопнул дверцей, прихватил с тумбы стакан, ни слова не проронив.
Они ели в тишине, слушая только лязг приборов по тарелкам. Мальчишка чувствовал злость к отцу и не мог с ней совладать, он пытался успокоить себя едой и съел слишком много. Затем вызвался собрать посуду и вымыть ее. Когда на кофейном столике остались орешки и кувшин с соком, Роберт закурил.
– Хватит, – Джоан ненавидела, когда курят в доме. Муж послушался ее и тут же затушил сигарету. Было видно, что он подбирал слова; так же, как и Эйдан метался в голове от темы к теме. Но толком не мог ничего сказать, лишь пил и раз за разом проверял телефон.
– Она скидывает тебе интимные фото? – пробубнил Эд.
– Эйдан, – шикнула Джоан. – Прекрати. Прошу, хоть сегодня будем семьей.
– А долго нам осталось?
– Эйдан. Пожалуйста, прекрати, – снова повторила Джоан. – Не сегодня.
Она допила свой сок и наполнила стакан виски. Ей было за сорок, но в свете тусклой лампы казалась лет на двадцать старше. Каждый год отнимал у нее силы, каждый год забирал два. Джоан не научилась жить с болью, она не могла разделить ее ни с кем, потому что ее боль отличалась, ее боль не утихает, не становится легче, не забывается, не остывает. С годами она проявляется на ее лице, глазах, руках и даже походке. Боль изменила ее. Не сделала сильной, нет, она словно поставила у женщины перед лицом песочные часы и та вынуждена смотреть на них, наблюдая, как каждая крупица ее жизни падает. Каштановые волосы уже не будут блестеть на солнце, а зеленые глаза вновь не заискрятся. Нет. Теперь же ее лицо осунулось и стало некрасивым. Нос словно увеличился, а подбородок заострился. Джоан сидела, сжав в тонких пальцах стакан, она сжимала его так сильно, как теснила боль.
– Я думаю, нужно запереть ту комнату и больше в нее не входить, Джо. По тебе сразу видно, что ты там была, – нарушив тишину, сказал Роб. Он налил еще виски и боком глянул на Эда. Тот буравил его.
– Позволь мне самой решать, что делать с комнатой погибшего сына.
– Если помнишь, он был и моим сыном тоже. От того, что ты бываешь в ней, боль возвращается и саднит сильнее. Нужно научиться с ней жить, дорогая. А не поощрять ее и не подпитывать, – огрызнулся Роберт. Он поднялся и подошел к окну. – Не у тебя одной болит.
– Да, ты прав, Роб. Ты ведь с ней смог совладать, – на лице Джоан блеснули слезы. – Именно поэтому ты уезжаешь из этого города, развлекаешься на вечеринках, и приезжаешь еще реже, чем звонишь, – она отпила виски. – Ты проделал блестящую работу над собой, конечно, было бы лучше, если бы эту работу мы проводили вместе, а не по одиночке.
– Я работаю, Джо. За этот дом нужно продолжать выплачивать кредит, а также собирать деньги на колледж Эйдану. Ты же сама знаешь, сколько ушло денег тогда.
– Знаю! Но и я работаю.
– Твой маленький бизнес не покрывает всех расходов, поэтому будь добра, не говори о том, чего не понимаешь. И перестань делать из своей боли цирк. Надоело уже.
– Мне кажется, что ты никогда его не любил, – сказала Джо, отхлебнув большой глоток виски.
– Я его любил и до сих пор люблю. Он был хорошим мальчиком, – Роберт отвернулся и потер глаза, которые защипали от слез, не бывавших на мужском лице уже очень давно.
– Недостаточно, – Джоан, глотнула еще. – Недостаточно, чтобы сберечь его.
– Этот разговор не имеет смысла, – встрял Эд. Ему было тошно слушать, как родители ссорятся из-за того, что случилось. Ищут виноватого или показывают, что они чувствительнее к тому, что произошло. Как глупо и как по-детски, думал юноша. – Но в одном мама права. – перебил Эд. – В том, что ты уехал и оставил нас вариться в этом. Тебя не было, когда приходили полицейские, тебя не было, когда на нас смотрели с жалостью. Когда в школе я слышал, «это же тот парень, у которого брат умер». Тебя не было, когда в первую годовщину его смерти люди приносили цветы к подножию леса, а в школе объявили классный час, в котором показывали фильм о том, как важно уметь переживать горе и как справиться с болью. Тебя не было, когда ты так был нужен. Ты просто исчез в своем огромном городе и забыл о нас.
– Я не забыл о вас. Просто я понимал, что должен был нести ответственность за вас. Пока вы грелись в лучах жалости к себе, мне нужно было работать.
– Ты даже не звонил, – дрогнувшим голосом, произнесла Джо. – Оставил меня одну!
– У тебя был Эд, а я был наедине с собой.
– Ладно, давайте заканчивать. Мы ненормальная семья и мы точно не договоримся сейчас. Сегодня мы тут не за этим собрались, как мне казалось, – пробормотал Эйдан. – Шесть лет прошло, как нет Джейми, а мы все ругаемся.
– Это никогда не кончится, – ответил Роб.
– Мы можем с этим справится, если ты вернешься домой. Твои поездки разрушают все, – Джо все никак не могла остановится обвинять мужа. Эйдан хотел сбежать из дома от того, как несправедливо они обвиняли друг друга, но за прошедшие годы он знал, они живут вместе только для того, чтобы ненавидеть. Внутри юноши тоже жили глубокие обиды на родителей, но каждый раз проговаривать их в пустоту казалось ему бесполезным и болезненным действием.
– Мы не семья, не обманывайся, мам.
Роберт смотрел в окно, будто и не слышал слов жены. Джоан встала ;она двигалась медленно, словно волоча на спине недосказанные слова. Ей надоело страдать еще и из-за этого. Она ушла, оставив их наедине этим вечером. Пусть говорят, что хотят, но она устала. А Роб продолжал смотреть в окно, словно на ветках яблони есть таблички с возможными ответами, и он выбирает. На самом деле Эйдан был прав, и они оба знали это. Но сказать ничего не могли.Они сказали многое, но ненависть разрослась, как раковая опухоль и теперь будет мучить их. Сына будет поедать обида, ненависть, бессилие. Отца трусость, злость, отчаяние.
Эйдан и Роберт пробыли в тишине еще несколько минут и разошлись по комнатам. Горький вкус этого вечера лег тонкой пеленой на горло, саднящее от бестолковых разговоров, ни к чему не приводящих. Он опустил руки уже давно, так давно, что не помнил точно. Но что он бережно хранил, так это день, когда вся его жизнь изменилась, когда родители стали другими и когда он, мальчуган, стал видеть тени.
