Текст книги "Когда молчит совесть"

Автор книги: Видади Бабанлы

Башир высоко поднял над головой тоненький журнал в яркой обложке и небрежным жестом швырнул на стол. Но даже этот грубый жест не смог вывести Гюнашли из терпения.

– Напрасно утруждаете себя, Башир Османович, – подхватив иронический тон противника, ответил Гюнашли. – Нам это известно давным-давно, остается пожалеть, что вы узнали об этом так поздно. Но никто, кроме вас, тут не виноват! Да! Первыми изобретателями магганских антидетонаторов являются Меджлей и Бой…

– Вы разоблачили самого себя! Выходит, что и аспирант и его научный руководитель заняты плагиаторством, а если говорить просто – воровством! Башир торжествующе оглядел собравшихся.

Гюнашли побелел.

– И тут вы заблуждаетесь, Башир Османович! – сдерживая гнев, возразил он. – Проблема ТАД возникла в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. С тех пор над ее разрешением трудятся многие ученые, целые научные институты и компании. Ею занимались Фишер, Юр, Пайпер и Коттон, Браун и Шапиро. Названные ученые, изменив законы синтеза, технологические методы, химические составы, разрабатывают каждое соединение по-своему. И наши советские ученые, наши научно-исследовательские институты давно заняты этой проблемой. Что же касается антидетонатора, разработанного аспирантом Шамсизаде, то он совершенно иной, отличный от изобретенных ранее. Так что о плагиате не может быть и речи. Ваши слова, говоря мягко, абсурдны…

– Вот это здорово! – И Башир Бадирбейли, прикрыв рот ладонью, громко расхохотался. – Выходит, ваш Шамсизаде этакий вундеркинд?! Он, видите ли, решил проблему, над которой много лет бьются виднейшие ученые мира? Да у него еще материнское молоко на губах не обсохло…

– Что поделать, Башир Османович, к великому вашему сожалению, это именно так! Проблема, над которой бились мировые ученые, разрешена юношей, у которого, как вы изволили выразиться, не обсохло на губах материнское молоко. Но, как говорит французская поговорка, «факты – упрямая вещь»!

– Гипербола – великолепная штука, профессор. Но мы должны помнить, это не дипломная работа, а диссертация. Или вы забыли, что партия и правительство требуют, чтобы диссертации и после защиты не пылились на полках, в институтских архивах, а работали на пользу государства? Считаться с этим требованием – долг каждого ученого!

– Тот, кто именует себя ученым, должен помнить еще об одном: наш долг – помогать молодым и талантливым. Я высоко оцениваю работу Шамсизаде. И действительно поддерживаю этого юношу, – вот единственное, в чем вы правы! Так мне велит совесть. И я не только не отказываюсь от своей поддержки, но и горжусь. Найденная аспирантом лигатура, примесь для бензина с высоким октаном, необходима современной технике. Она, несомненно, найдет широкое применение в нашей промышленности. Технический прогресс – вопрос первостепенной важности.

– Что ж, посмотрим, – Башир Бадирбейли пожал плечами. – До подножия виднеющейся горы не так уж далеко… Поглядим, сколько воды можно унести в решете!..

– Куда вы так спешите, товарищ Шамсизаде?! – раздался визгливый голос, и Вугар задержался на лестнице, повернувшись в ту сторону, откуда прозвучал вопрос.

Ступенькой выше позади него стоял человек, маленький и толстый, квадратный – можно было сказать о нем. Небольшие глазки, спрятанные в глубоких глазницах, лукаво посмеивались. Это был один из старших сотрудников института Зия Лалаев.

Зия Лалаеву в институте многие завидовали. Нет, не его таланту или научным открытиям, – завидовали его счастью. Этот человек, как говорится, родился в сорочке. Во всем-то ему везло! А жена? Такой красавицы в целом городе не сыщешь. Высокая, стройная. На нее не только мужчины заглядывались. Девушки и молодые женщины, увидев ее, останавливались и провожали завистливыми и восхищенными взглядами. А юноши или молодые холостяки, увидев ее под руку с Зия, от досады кусали губы: маленькие ножки, яркие губы, пухлые белые пальчики, черные вразлет брови – и все это уродцу! Народная мудрость гласит: лучшие груши в лесу достаются шакалам. А иные так говорили: не насмешка ли судьбы – писаная красавица, достойная кисти великих мастеров, рядом с таким безобразным?..

Словом, чего только не говорили люди от зависти к Зия Лалаеву! Но это его ничуть не смущало. Он лишь крепче держал под руку Шойлу и, улыбаясь, заглядывал в ее карие прекрасные глаза. А завистникам всегда отвечал односложно: «Не родись красивым, а родись счастливым!»

Когда Зия женился, по городу шли самые разнообразные слухи: одни утверждали, что он похитил невесту, другие, что купил, щедро одарив ее родителей драгоценностями и деньгами. Конечно, в жизни всякое случается, бывает, что жених крадет невесту, бывает, что покупает. Но в данной истории все произошло совсем иначе.

Шойла приходилась племянницей Мархамат-ханум. Отец Шойлы погиб на войне, и Мархамат-ханум взяла девочку на воспитание, чтобы помочь овдовевшей сестре. Каким образом Зия втерся в доверие к Мархамат-ханум, одному аллаху известно! Но Мархамат-ханум сумела уговорить и Шойлу и ее мать и выдала племянницу за аспиранта своего супруга. С тех пор Зия Лалаев, как тугим ошейником, сковал лебединую шею красавицы Шойлы. Что же это каприз судьбы?

О нет, Лалаев был человеком весьма предприимчивым, он умел добиваться своего. Удачная женитьба лишь подкрепила веру в собственные силы.

По научной лестнице он продвинулся весьма быстро. Конечно, родство с прославленным ученым сыграло здесь известную роль, но надо отдать Зия справедливость, что и работал он не покладая рук. Дни и ночи сидел над диссертацией, а защитив ее и получив научное звание, был зачислен в институт старшим научным сотрудником. Одновременно он вел в университете практические занятия по химии и получил звание доцента. Короче, занял в жизни прочное место.

Вугар познакомился с Лалаевым в университете. Студенты дружно недолюбливали надменного уродца. Важно, заложив руки за спину, он расхаживал в перерывах по коридору, всегда один, высокомерно поглядывая на окружающих, не удостаивая никого разговором. Над ним подтрунивали, о нем сочиняли анекдоты. Кому-то удалось проникнуть в его тайну: когда Зия был влюблен в Шойлу, он решил попытать силы в поэзии, писал стихи и посвящал любимой. Одно стихотворение даже появилось в центральной газете под псевдонимом «Бариз». Впрочем, как пришел Зия с этим стихотворением в литературу, так же бесследно с ним и ушел, больше никогда не печатался.

Кто-то из студентов не пожалел времени, раскопал в архиве стихотворение Зия, состоявшее всего лишь из десяти строк, выучил наизусть и прочитал в аудитории. Стихотворение это переделали, обратив против автора.

Последняя строфа звучала так:

 
О девушки! Возлюбленные и друзья Бариза!
Вы постоянны в дружбе и любви.
Но если б хоть мельчайшую частицу
Ума и чести передать смогли
Тому, кто ковыляя прет в науку,
Не ведая ни чести, ни стыда,
Тогда б вы Зия протянули руку,
О девушки! О верные друзья!…
 

Вскоре в институте не было человека, который не знал бы этих стихов. И до сих пор новые студенты не без удовольствия повторяют их, а старые товарищи подчас, словно невзначай, называют Зия Лалаева Зия Бариз.

Вугар не любил Лалаева и старался избегать встреч с ним. Вот и сегодня, увидев его, с трудом скрыл неприязнь и, ничего не ответив на его слова, хотел пройти мимо. Но Зия с неожиданной ловкостью перепрыгнул через две ступеньки и, догнав Вугара, фамильярно взял за руку.

– Хи-хи! А вы, Шамсизаде, между нами говоря, счастливчик! – захихикал он без всякой на то причины. – Честное слово, я завидую вам. И даже ревную… Вот так счастье, вот так успех!

Настроение у Вугара было и без того отвратительное, а тут еще неуместные шутки! Он резко выдернул руку и нахмурился. Помрачнел и Зия.

– За что вы так со мной? – сердито спросил он. – Чем, смею спросить, заслужил столь пренебрежительное отношение? Может, вы не верите в искренность моих слов? Странный вы человек, очень странный!

Желая показать Вугару, что он оскорблен в лучших своих чувствах, Зия отошел от него и, держась за перила, стал быстро спускаться по лестнице, семеня короткими ногами. Однако на площадке второго этажа он остановился, поджидая Вугара. Когда тот, мрачный, погруженный в невеселые мысли, поравнялся с ним, Зия опять подошел к нему.

– Что случилось? – еще раз спросил он. – Чем вы расстроены? Профессор Гюнашли дал о вашей диссертации такой отзыв, что вы должны чувствовать себя на седьмом небе. А он еще, видите ли, недоволен! Не обижайтесь, но вы действительно странный человек!

Вугар пропустил мимо ушей слова Зия. Ему хотелось одного – чтобы тот поскорее отвязялся. Но, увы, отвязаться от Зия было не так-то просто! Он встал на пути Вугара, как старый пень посреди лесной дороги.

– Послушай, дорогой, я знаю, ты скромник! И напрасно! – Зия покровительственно перешел на «ты». – Знаешь, как любит меня Сохраб-дадаш? И у меня нет человека дороже! Сохраб-дадаш – око мое… Ты же слышал, как он тебя восхвалял? Как превозносил… Клянусь, не всякий отец способен так защищать родного сына! Каждое слово пронизано любовью к тебе. Думаешь, легко завоевать любовь Гюнашли? О, подобное счастье выпадает далеко не каждому на долю! Так что я тебя от души поздравляю!

Вугар нехотя поблагодарил, продолжая думать о том, как бы скорее отделаться от назойливого собеседника. Но Лалаев не собирался так скоро распрощаться с Вугаром. Приподняв левую бровь, он продолжал:

– Я хочу, чтобы ты правильно понял меня! И говорю это вовсе не потому, что Гюнашли мой родственник. Хвала аллаху, мне от тебя ничего не надо и заискивать перед тобой незачем. Ты всего лишь аспирант, для меня это пройденный этап… Давным-давно пройденный… Ты уже несколько лет живешь в Баку, скажи, хоть раз слышал, чтобы профессор Гюнашли причинил кому-нибудь зло? Ручаюсь, что нет! Потому что он – честнейший человек! Я могу запятнать свою совесть, а он – никогда! Если Гюнашли уверен, что человек талантлив и работа заслуживает внимания, он грудью встанет на его защиту и окажет всяческую помощь. Ни одну просьбу не оставляет он без внимания… У нас много ученых. Но кто их них так, как Гюнашли, заботится о молодежи? Никто! Вот, например, Башир Бадирбейли… Как он выступал сегодня? Заносчиво, надменно!.. А его профессорскому стажу куда больше лет, чем тебе! В области химических наук он первый в Азербайджане получил профессорское звание. А какая от него польза? Ровным счетом никакой! Кому он открыл новые пути в науке? Никому! Что нового сделал в области химии? Ничего! А какой гонор! Во всей вселенной не уместится! Хи-хи-хи! Кстати, помнишь, какое прозвище дали ему студенты? «Профессор Бе-бе», то есть профессор-малютка. Точнее не придумаешь! Он в науке и есть малютка…

«А у тебя самого гонора хоть отбавляй, – подумал Вугар. – Недаром говорят: если слепой слепого не обзовет слепым, у него сердце от горя лопнет!» И он с трудом удержался, чтобы не сказать это вслух.

А Зия Лалаев разошелся:

– Заметил, с каким пафосом выступал он против тебя? Каких только обвинений не налепил! И это ученый с положением, с званием профессора! Как нелогична его речь! Он из кожи лез, чтобы убедить всех в несостоятельности твоей работы, доказать, что это абсурд, грубая никчемная затея. Догадываешься, почему он так неистовствовал? Да потому, что больше всего на свете боится, что в науку придут новые талантливые люди. Злой дух, он вечно за свое положение! А вдруг в один Далеко не прекрасный день такие молодые ученые, как я, прижмут его к стенке и скажут: уважаемый Бадирбейли, то, что вы сделали в науке, равно нулю! Не пора ли сдать вас в утиль сырье?

Вугар впервые улыбнулся. За все время длинной речи Зия. Его рассмешило то, что этот сорокалетний человек с поседевшей головой называет себя молодым. Но Лалаев по-своему истолковал улыбку Вугара.

– Да, да! Не смейся. Тут нет ничего смешного! – Он понизил голос. Старый хрыч не такой уж безумец, как мы все думаем. О, это большая каналья! Думаешь, сегодня на совещании он хотел тебя изничтожить? Не-т, милый! Он надеялся одним выстрелом двух зайцев убить. Заронив сомнение в ценности твоего изобретения, он хотел скомпрометировать научного руководителя и доказать его несостоятельность. Бадирбейли ненавидит Сохраба-дадаша. Гюнашли как бельмо на его старом глазу. Денно и нощно распространяет Бадирбейли грязные небылицы про Гюнашли, каждую минуту готов сунуть палку в спицы его колеса… Почему? За что? Завидует! Гюнашли любят, уважают, а Бадирбейли терпеть не могут. Сохраб Гюнашли, видите ли, строит завод за заводом, а Бадирбейли это не удается… Сохраба Гюнашли избрали членом-корреспондентом Академии наук, а Башира Бадирбейли нет! Изобретения Сохраба Гюнашли удостоены Государственных премий, а работы Бадирбейли нет! Беда Бадирбейли заключается в том, что он не может и не хочет понять того, что не стоит мизинца своего соперника. Если на одну чашу, весов положить научные труды Гюнашли, а на другую самого Бадирбейли, то чаша, на которую лягут книги Гюнашли, перетянет. Этот заядлый консерватор не желает усвоить простую истину. Гюнашли науке отдает все: силу, здоровье, талант, энергию. Он трудится, не зная ни дня, ни ночи. Да если у тебя, Бадирбейли, есть талант, умение, прояви их, кто мешает? Кто за руку держит? Занимайся спокойно своим делом, не обращай ни на кого внимания. Этот прохвост и меня одно время преследовал, назло Сохрабу-дадашу хотел угробить. Но не вышло! Я защитил диссертацию, теперь сам черт мне не брат. Мой авторитет куда прочнее его. Меня все любят и уважают. Мое имя в первом десятке самых уважаемых химиков…

Лалаев гордо похлопал себя по груди. Исполненный уважения к себе, он стал читать Вугару наставления:

– Не советую, друг мой, впадать в отчаяние. Пусть живет и бодрствует Сохраб-дадаш. Пока тень его осеняет наши головы, пока горячо его дыхание, не страшна нам никакая сволочь! Сохраб-дадаш – наша опора, наша защита. Не придавай значения глупым вылазкам. Вершину горы омывают дожди и студят снега, а она продолжает выситься над всеми. Я не случайно так долго задержал тебя, хочу, чтобы знал, кто тебе друг, а кто враг. Запомни: таких, как Бадирбейли, немало. Потому было бы легкомыслием возлагать надежды только на собственный талант. Опора и еще раз опора! Заруби это на носу!

Они спустились на первый этаж. Лалаев по-военному приложил руку к виску, откозырял Вугару, круто повернул налево и поспешил прочь. Но, не сделав и пяти шагов, возвратился.

– Склероз, склероз!… – засмеялся он. – Главное-то чуть не был. Должен сообщить тебе весьма важную новость. Впрочем, такую новость причитается магарыч. Ну, да ты человек свой, придет время – отплатишь. – Он снова засмеялся, его толстая шея расползлась и вросла в плечи. Прищурив левый глаз, Зия продолжал: – Ты очень… хи-хи-хи… понравился нашей Мархамат хи-хи-хи… Со вчерашнего дня она то и дело тебя вспоминает. Ну, что еще тебе нужно, дружок? Вот везет так везет! – Лалаев многозначительно подмигнул Вугару. – Салют!

Вугар знал: самовлюбленный, заносчивый Зия ни за что не стал бы распинаться перед таким «молокососом», как он, не будь на то весьма серьезных причин. Витиеватые речи, многозначительные намеки – все это, конечно, не случайно. Так что же произошло? Почему вдруг высокомерие и гордость покинули Зия Лалаева и он стал так ласков и доброжелателен? Однако у Вугара не было ни времени, ни охоты раздумывать над подобными вопросами. Спор, возникший на заседании ученого совета, вконец расстроил его. Он понимал, что отныне возникли трудности и препятствия, которые будет не так-то легко преодолеть. Все, что происходило сегодня, являлось своеобразной репетицией – определились силы нападающие и защищающие. Это была своего рода тренировка перед раундом, когда работа будет закончена и представлена к защите. Тогда-то и предстоит настоящее сражение.

Профессор Бадирбейли, несомненно, сделает все, чтобы увеличить количество своих сторонников. И кто знает, какие еще обвинения предъявит он Вугару? При этой мысли кровь останавливалась в жилах.

Он вышел на улицу. На душе тоскливо и неспокойно. Еще утром, едва проснувшись, Вугар с тревогой подумал о том, что говорили вчера родители Арзу после его ухода. Не опьянел ли он, не наговорил ли глупостей, не допустил ли какой бестактности? Сейчас, едва он покинул стены института, эти вопросы снова завертелись в мозгу, оттеснив на время деловые заботы. Вугар хотел немедленно позвонить Арзу по телефону, но, взглянув на часы, понял, что она еще не вернулась из университета, и решил отложить звонок до вечера. Чтобы не терять времени, он отправился в библиотеку Академии наук.

Вчера Вугар заказал в архиве несколько редких книг, вероятно, их уже приготовили и, если сегодня не взять, книги сдадут обратно в архив.

Подходя к дому, известному в городе под названием «Монолит», Вугар столкнулся с Арзу. Счастливая случайность обрадовала его.

– Арзу?! – удивленно воскликнул он.

Веселый смех был ответом. Упругие плечи Арзу вздрагивали под шелковой блузкой.

– Почему ты смеешься? Что случилось?

– Салам, Вугар! – с трудом подавив звонкий смех, ответила Арзу и рассмеялась. – Я давно наблюдаю за тобой! Поглядеть со стороны, так ты спишь на ходу. Идешь, идешь и вдруг ни с того ни с сего останавливаешься… О чем задумался?

Обрадованный встречей, Вугар, казалось, не слышал ее слов и на ее вопрос ответил вопросом:

– Куда направляешься, Арзу?

– Не направляюсь, а возвращаюсь! – продолжала смеяться Арзу. Теперь она смеялась над его растерянностью. – Из университета возвращаюсь домой, или не видишь – вот книги, тетради!

– Не вижу… – растерянно ответил Вугар. – Почему же ты идешь в эту сторону? Твой дом в прямо противоположном на правлении.

– Тебя хотелось повидать…

– Меня? – Вугар ничего не понимал, поведение девушки казалось ему весьма странным.

– Не веришь? – Арзу заглянула ему в глаза, и в ее взгляде он прочел упрек. Взяв теплую маленькую ладошку в свои руки, он ласково улыбнулся.

– Да как я смею не верить тебе! Раз так говоришь, значит, правда!

Арзу стала серьезной.

– Клянусь жизнью, я не шучу! Я и сама не знаю, как это получилось. Вышла из университета, хотела идти домой, вдруг точно кто-то в сердце толкнул: «Вернись, скорее вернись, Вугар идет тебе навстречу!» А мне почему-то именно сегодня так хотелось увидеть тебя…

– Арзу, родная моя, говорят: сердце сердцу весть подает. Я и раньше часто слышал об этом, но только сейчас понял их смысл. Мне тоже так нужно было увидеться с тобой, я собирался позвонить, но потом подумал – рано, еще нет дома.

Арзу улыбалась ласково и радостно. Они долго шли молча. Наконец Вугар нарушил молчание:

– Арзу, вчера после моего ухода что говорили обо мне твои родители?

Арзу удивленно подняла на Вугара свои большие глаза:

– Не знаю! А что они должны были говорить?

– И я не знаю… – Вугар помолчал, в горле пересохло, он проглотил слюну и продолжал: – Я думал… ну… а вдруг выпил лишнего, наболтал глупостей…

Улыбка снова тронула губы Арзу, но она мгновенно погасила ее и, притворяясь серьезной, заговорила:

– Зачем напоминаешь об этом? Или мало того, что вчера мне пришлось краснеть за тебя? Ты был так пьян, так пьян… Прыгал как сумасшедший, шумел, кричал. А что говорил! Нет, я не могу повторить! Оскандалились мы перед гостями…

– Правда? – Вугар побагровел. – Ты не шутишь?

– Какие шутки! От стыда я готова была забиться в мышиную нору… Меня бросало то в жар, то в холод…

Вугар опустил голову, щеки его горели, с губ готовы были сорваться слова покаяния. Он взял Арзу за руку и вдруг почувствовал, что рука ее вздрагивает. Он резко поднял голову и взглянул в глаза Арзу. Она не выдержала его взгляда и весело расхохоталась. Вугар понял, что Арзу подшутила над ним, и тоже рассмеялся:

– Лгунишка!

– Сам лгун! – Арзу кокетливо посмотрела на него.

– Я-то почему? Ты…

– Нет, ты!

– Тогда мы оба…

– Согласна!

Они шли, перебрасываясь шутками и весело подсмеиваясь друг над другом. Прохожие, глядя на них, тоже улыбались, – со стороны эти двое напоминали расшалившихся детей.

Вот и музей Низами, где они встретились вчера…

Пройдя под часами, они направились к Приморскому бульвару. И вдруг замолчали. Да о чем говорить? Казалось, все высказано, и теперь так хорошо молчать. Изредка наклонялись, заглядывая друг другу в глаза. Куда выразительнее слов были эти взгляды, легкие и радостные. Чему они радовались? Кто знает! Любовь, молодость – есть ли на земле счастье большее?..