Текст книги "Когда молчит совесть"
Автор книги: Видади Бабанлы
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
Рано утром в дверь постучали.
– Да будет мир в этом доме! – раздался шутливый голос. – Кто спит? Кто бодрствует?
Шахсанем, стоя на коленях на старом паласе, раскатывала тесто для хингала. Она сразу узнала голос Джовдата и радушно отозвалась:
– Заходи, заходи. Вугар давно проснулся!
Джовдат переступил одной ногой порог, и хотя едкий дым от очага, заполнивший комнату, резал глаза и перехватывал дыхание, он, верный себе, пошутил:
– Кажется, я вовремя подоспел. Везучий я человек, теща меня любит!
Шахсанем поворошила концом скалки угли в очаге и, раздув пламя, повернулась к Джовдату:
– Добро пожаловать! Не стой в дыму. В самом деле, тебя любит твоя теща, пройди, сядь рядом с Вугаром.
Протирая слезящиеся глаза, Джовдат подошел к тахте и поздоровался с Вугаром, который ещё лежал под одеялом, не сводя взгляда с кусочков теста, аккуратно разложенных в большом медном луженом тазу.
– Догадливый я, однако! Сидя в правлении, поглядел в окно, вижу: из вашей трубы дым валит. Сразу смекнул: Шахсанем-хала хингал готовит. Быстро отдал приказания бригадирам, поплевал на пятки – и бегом сюда. Боялся опоздаю лишусь хингала.
– Напрасно боялся, сынок, – радушно ответила Шахса нем. – Я уж думала, приготовлю все и пошлю за тобой соседского мальчика. Вугару в горло не полезет мое угощение, если рядом не будет друга.
– Насчет аппетита не беспокойся, Шахсанем-хала. Я прихватил с собой верное средство, готовь побольше теста, масла, приправы не пожалей, а там пусть лучше лопнут наши животы, чем хоть один хингал останется на тарелке!
Джовдат расстегнул синий плащ и, достав из внутреннего кармана бутылку водки, торжественно поставил на тахту. Повернувшись к Вугару, полушутя-полусерьезно добавил:
– Вот вы, горожане, бежите от вонючего, ядовитого дыма. Денно и нощно ломаете голову, как очистить городской воздух. А мы, деревенские, мечтаем о дыме из очагов… Как увидим, что из трубы дым валит, так спешим туда, заранее зная, что в этом доме встретят гостя вкусной едой…
Вугар лежал на спине, закинув руки за голову и устремив глаза в черный от копоти потолок. Веселая болтовня Джовдата не могла оставить его равнодушным. Он серьезно ответил:
– Ничего, придет время – и в городе дым перестанет быть врагом. Обезвредим…
– Мы тоже мечтаем о таком времени! Потому что тот, кто трудится над разрешением этой насущной проблемы, родился в нашем селе! – Джовдат произнес это громко, подчеркивая каждое слово, потом многозначительно помолчал, не сводя глаз с Вугара, и проворчал себе под нос: – Не могу скрыть от тебя, матушка Шахсанем, свое недоумение. Есть у моего друга одна черта, которая доставляет нам немало огорчений. Почему-то раньше мы не замечали, что он очень ленив, настоящий последователь Обломова.
Вугар нахмурился, сразу же уловив смысл последних фраз Джовдата, и вопросительно поглядел на него, ожидая, что он еще скажет.
Джовдат не смог до конца выдержать серьезного тона. Невольная озорная усмешка сморщила его губы. Он заискивающе сложил на груди руки и чуть склонил голову.
– Может, вы осчастливите нас, Илья Ильич, и подниметесь наконец? Сделайте милость! К вам пожаловал ваш лучший друг, а принимать гостя в постели – неуважение!
На самом деле Вугар проснулся давно, поднялся вместе с Шахсанем и, не слушая ее возражений, сам наколол дров и растопил очаг, стараясь чем может помочь матери. Но вчерашняя слабость еще не прошла, и, закончив хозяйственные дела, он снова разделся и лег в постель. Поняв наконец, что Джовдат дурачится, Вугар весело рассмеялся. Принимая игру, затеянную другом, он торопливо натянул на грудь одеяло и, кутаясь, жалобно простонал:
– О, нет, нет! Не подходите ко мне, сударь. Вы с холода!
Джовдат, ухватив конец одеяла, потянул его на себя.
– Потрудитесь, Илья Ильич! Не забывайте, что сейчас шестидесятые годы двадцатого века! Каждая минута на счету. Наш век – век пламенной деятельности…
– Жаль, жаль, уважаемый господин, ворвавшийся ко мне с холода. Весьма, весьма сожалею, что мы встретились с вами в этом деловом веке. Нарушать покой друзей и вмешиваться в их образ жизни по меньшей мере предосудительно! В моем, минувшем, деликатном веке за подобные действия вы были бы вызваны на дуэль.
Лицо Джовдата искривилось в лукавой гримасе.
– А ну, вставай, почтенный господин Обломов! – тоном, – не допускающим возражений, приказал он. – Хватит проповедовать о ваших прогнивших порядках. Подымайся! Я сию же минуту вызываю тебя на дуэль! Хингальную дуэль. И секундантом нашим будет Шахсанем-хала.
– Хингальная дуэль?… Что-то я не слышал о такой, сударь…
– Сейчас растолкую вашему благородию! Это значит, кто не уничтожит целый поднос хингала, а потом не оближет пальчики, тот потерпел поражение.
Шахсанем, ласково улыбаясь, прислушивалась к их незамысловатым шуткам и наконец вмешалась в разговор:
– И правда, вставай, родной мой! Пока умоешься и оденешься, все будет готово.
Джовдат снял плащ, аккуратно сложил его и бросил на тахту.
– Слыхали, ваше благородие? Не заставляйте себя ждать, пошевеливайтесь!
– О я, несчастный! – потягиваясь, продолжал Вугар. – Что за бессердечные люди! Не дадут спокойно полежать, подремать. Как жить среди таких злодеев, как вынести их гнет?
Стеная и притворно сердясь, он нехотя поднялся и уселся на тахте, почесывая грудь. Все так же медленно натянул под одеялом брюки. И вдруг легко, весело, словно расшалившийся школьник, вскочил на тахту и, надев рубашку, спрыгнул на пол. Сминая задники, он быстро сунул ноги в туфли и, озоруя, побежал к двери. Едва Вугар скрылся, Джовдат серьезно спросил у Шахсанем:
– Что ты сделала с ним? Какими кушаньями кормила, какой водой поила! Его не узнаешь, человеком стал!
Шахсанем пожала плечами и лишь скромно улыбнулась в ответ. Со двора донесся бодрый голос Вугара:
– Моя мама владеет доброй волшебной силой…
– Что?!
– А то, что слышишь: прикоснется к хворому – а он уже и здоров!
* * *
Прошло минут пятнадцать – двадцать, и в комнате воцарилось праздничное настроение. На тахте были разложены пестрые подушки, поставлены твердые подлокотники. Джовдат и Вугар уселись друг против друга за чистой белой скатертью. Дым еще не совсем рассеялся, запах душистого лука, поджаренного на сливочном масле, смешивался с острым ароматом гурута – вкусных сушеных шариков из кислого процеженного молока. Еще с вечера Шахсанем размяла их и сложила в миску, плотно закрыв крышкой. И сейчас, едва она сняла крышку с медной, луженной внутри миски, как вкусный кисловатый запах распространился по комнате. Ну а когда на большом медном подносе был подан хингал, глаза Джовдата от восторга расширились и заблестели. Взяв сразу несколько кусочков, он разом отправил их в рот и, не в состоянии выговорить ни слова, одобрительно покачивал головой и старательно работал челюстями. Наконец, проглотив, воскликнул:
– Да здравствует Шахсанем-хала! Отличный хингал! – И тут же потянулся за следующей порцией. Затем с веселым возгласом «пах-пах!» смачно облизал пальцы и бережно взял в руки бутылку, которую Шахсанем отставила было в сторону. Зная, что Шахсанем не одобряет подобные возлияния, он решил задобрить ее: – Да пошлет тебе аллах в самое ближайшее время двух хороших невесток, Шахсанем-хала! Не сочти за труд, дай нам два стакана, чтобы выпить за твоих будущих внуков. Как бы ни был вкусен хингал, но если его не сдобрить этим… – Джовдат засмеялся. – Ну, короче, без «этого» хингал не хингал! Сам аллах на стороне тех, кто умеет веселиться! Право, Шахсанем-хала, я это слышал от умнейших и благовернейших мужчин. Наверно, и ты слышала, что ангелы на небесах частенько устраивают пиры, резвятся с гуриями. А почему произносят тосты? Да потому, что все пожелания, высказанные за чашей вина, тотчас доходят до аллаха…
Едва бутылка была раскупорена, Шахсанем прикрыла платком рот и отвернувшись, отодвинулась подальше.
– Оставил бы ты аллаха в покое! – сердито сказала она.
Но как ни набожна была Шахсанем, как ни сердилась на молодежь за то, что нарушают закон Магомета, строго запрещающий пить вино, нынче ради Вугара не могла отказать Джовдату и нехотя направилась к нише, где стояла посуда. В это время в дверь постучали, раздался звонкий детский голос:
– Доброе утро, бабушка Шахсанем! Дядя Вугар дома?
Обрадовавшись, что можно наконец избавиться от ненавистного запаха водки, Шахсанем быстро пошла к двери:
– Дома, сынок, дома. А кому он понадобился?
На пороге стояли мальчик и девочка лет тринадцати. Они вдруг одновременно отдали пионерский салют, официально приветствуя Вугара, глядевшего на них с нескрываемым удивлением.
Джовдат, сидевший спиной к двери, повернулся к ребятам.
– А, наши пионеры! – ласково улыбнулся, он и обратился к Шахсанем: Видишь, Шахсанем-хала, как ни старались мы спрятать нашего гостя, чтобы дать ему отдохнуть, а весть о его приезде уже разнеслась по селу. – Дети, что привело вас сюда?
Ребята растерянно молчали, уставившись на носки своих туфель, время от времени подталкивая друг друга локтем:
– Начинай!
– Нет, ты начинай!
Первым заговорил мальчик – все-таки мужчина! Он явно робел, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.
– Мы пришли за дядей Вугаром… – наконец выдавил он из себя. – В школу пригласить…
– В школу? – удивился Джовдат. – Это еще зачем?
Мальчик смущенно замолчал, давая понять девочке, что настала ее очередь говорить. Вытянув руки по швам, горделиво вскинув голову с туго заплетенными косичками, девочка затараторила бойко и звонко:
– Нас прислал директор, чтобы пригласить дядю Вугара в школу, учителя наши хотят его видеть.
Ее бойкость понравилась Джовдату.
– Когда же вы собираетесь устроить встречу? – спросил он.
– Сегодня! В перерыве между первой и второй сменами…
Джовдат взглянул на часы и недоуменно поднял брови.
– А может, отложить встречу на завтра?
– Это невозможно! – категорически ответила девочка. – Завтра у нас запланировано другое мероприятие…
– Так, так… – продолжал сопротивляться Джовдат. – А нельзя ли завтрашнее мероприятие перенести на послезавтра?
Девочка изумленно взглянула на него.
– Как же можно нарушать план? – с искренним недоумением спросила она.
– Да, ты права! – Джовдат многозначительно усмехнулся в усы. Нарушать планы никуда не годится. – Он подмигнул Вугару и снова обратился к девочке: – На встречу одного дядю Вугара приглашаете?
– Конечно…
– Это почему?
– Потому что дядя Вугар наш гость и к тому же выпускник нашей школы…
– А я разве другую школу кончил?
– Ну… Это совсем другое дело… – растерянно замялась девочка.
– Как это другое?.. – не унимался Джовдат.
В растерянности девочка теребила концы галстука, оправляла складки на юбке и молчала. Джовдат испытующе глядел на нее. «Вот сейчас скажет: думал он. – Где тебе, простому агроному, равняться с дядей Вугаром? Он ученый, мы гордимся им…»
Опасения его были напрасны. Справившись с волнением, девочка ответила спокойно и с достоинством:
– С вами, дядя Джовдат, мы встречаемся часто, вы приходите к нам в школу, интересуетесь нашими делами, вы свой человек. А дядя Вугар живет в Баку, и кто знает, когда он еще раз приедет к нам в село…
Джовдат остался доволен ответом.
– Смотри, какая умница, – весело сказал он Вугару. – Никого не обидела! – И добавил, обращаясь к пионерам: – Возвращайтесь в школу и скажите вашим учителям, что приглашение принято. Позавтракаем и придем.
Отсалютовав и подталкивая друг друга, дети выбежали из комнаты.
А Джовдат закупорил бутылку, отставил в сторону. Ему было немного досадно, что не удалось посидеть с другом, поговорить по душам.
– Эх, Шахсанем-хала, сегодняшний завтрак не в счет! – с сожалением проговорил он. – Пионеры спутали все наши карты. Хингал остыл, водки отведать не успели. Придется тебе и завтра, и послезавтра все повторить…
– Конечно, конечно! – отозвалась Шахсанем. – Все, что есть у меня, ваше, дети мои.
Хингал и вправду остывал, покрываясь вязкой пленкой жира, тесто темнело и слипалось. Еще несколько минут – и кушанье потеряло бы всякий вкус. Не теряя времени на разговоры, Джовдат засучил рукава и ринулся в атаку на хингал.
А у Вугара аппетит пропал. Появление пионеров с новой остротой заставило заныть его раны, но, не желая огорчать мать, он промолчал.
Едва они с Джовдатом очутились вдвоем на улице, Вугар быстро спросил:
– Что все это значит, Джовдат, зачем мы идем в школу?
– Значит, надо!
– Я серьезно спрашиваю, Джовдат, почему ты, не спросив меня, дал согласие? К чему это? Кто я? Рядовой аспирант… Да и…
– Ни о чем не беспокойся! – прервал его Джовдат. – Кто ты, мы и сами прекрасно знаем. Или не слыхал, что сказала девочка?..
– Все обстоит совсем иначе… – начал было Вугар, но вдруг решительно прервал сам себя: – У меня дома дел много!
– Каких еще дел?
Вугар указал на окна, заколоченные фанерой.
– Сам погляди, стекла разбиты, солнечный свет в комнату не проникает, бедная женщина как крот в темноте живет. Да и мало ли других забот по дому? Надо ремонт хоть кое-какой сделать, в лес съездить, дров на зиму запасти.
– Дела не убегут, да ты один с ними и не управишься. Завтра вызову строительного бригадира, и они тебе мигом и окна застеклят, и ремонт сделают. С дровами же решим так: через несколько дней дам тебе арбу и хорошего помощника. По лесу погуляешь – сейчас пора-то золотая! – и дров заготовите. Нельзя же сразу в физическую работу впрягаться, отдохни пока, приди в себя, подыши спокойно нашим деревенским воздухом. Есть еще возражения?
– Есть. Не хочу я идти на эту встречу!
Джовдат осуждающе взглянул на Вугара:
– Не перебарщивай, скромность тоже имеет пределы…
– При чем тут скромность, Джовдат? У меня нет морального права идти, понимаешь? Ваши представления обо мне и моей работе весьма преувеличены, вы ошибаетесь, поверь мне…
– Идем! – коротко бросил Джовдат и, взяв Вугара под руку, властно подтолкнул его вперед. – Или ты хочешь обидеть учителей? Забыл, чем ты им обязан? Не они ли учили тебя, воспитывали, сделали из тебя человека?
– Я все помню! Я бесконечно благодарен им за все, что они для меня сделали. Прошу тебя, выслушай! Право, это серьезный разговор…
– Поговорим по дороге.
– Но послушай!
– Потом, потом! – Джовдат крепче сжал его ладони. – Неужели ты не понимаешь, что не пойти, если тебя приглашают, неучтиво. Это неуважение к людям! Подумают, ты зазнался. Да идем же, мне тоже надо кое-что тебе показать.
«Будь по-твоему, Джовдат! – думал Вугар. – Раз ты настаиваешь, я пойду. Только боюсь, что встреча эта никому не доставит радости. Я откровенно расскажу о своих делах. И все узнают, что того, кого они считают своей «гордостью», выгнали из аспирантуры. Они ужаснутся! Я не хотел, чтобы мой позор стал достоянием всех. Не потому, что боюсь осуждения, просто не хотел их огорчать. Но ты вынуждаешь меня, что ж, пеняй на себя!»
Они дошли до угла, откуда вела к школе узенькая короткая тропка. Когда-то в давние годы эту тропинку протоптали Вугар и Исмет, бегая в школу кратчайшим путем; Сейчас тропинка заглохла, заросла травой и колючками. Вугар с грустью глядел на нее, стараясь отыскать знакомые изгибы. Однако Джовдат почему-то повел Вугара дальней дорогой. Пройдя через центр села, он остановился возле здания, стены которого до половины были старые, красной кирпичной кладки, а верхняя часть надстроена, по-видимому, позже.
– Помнишь это здание? – загадочно улыбаясь, спросил Джовдат.
Как не помнить? Начали строить его перед самой войной, весной 1941 года, выложили первый этаж и законсервировали – не до него было в те грозные годы. Так и осталось здание недостроенным, днем дети играли здесь в прятки, на ночь сюда загоняли скотину. Кончилась война, а о здании словно забыли, никто его не достраивал. Но никто и не разрушал, будто люди сохраняли этот своеобразный памятник трудным военным годам.
– Кажется, помню… – после долгого молчания задумчиво ответил Вугар. – Здесь должен был разместиться сельский клуб?..
– Верно! Это он, наш горемычный клуб! Но, как видишь, и ему улыбнулось счастье. В прошлом году достроили…
– Двадцать лет дожидался…
– Пожалуй, побольше… И если бы я всерьез не взялся за него, так и стоять ему без крыши! Когда избрали меня секретарем партийной организации, я сразу же ребром поставил вопрос перед правлением о строительстве клуба. В район ездил, с начальством разговаривал. Натерпелся, намытарился. А все таки на своем настоял. Выделили необходимые средства и за год отстроили клуб. А это магазин, видишь? А там под баню из пяти секторов фундамент заложили, все село сможет мыться на славу!
Сразу за зданием клуба был разбит цветник, яркие осенние цветы источали аромат, по-осеннему пряный и резкий. Среди цветов высился большой монумент из черного гранита, на основании которого художник изобразил боевые эпизоды, рисунок был четкий, выразительный. На черном щите – золотом высечены имена тех, кто ушел из села в годы Отечественной войны. Ушел, чтобы никогда не вернуться. Десятки имен.
Вугар остановился и стал медленно читать фамилии. Среди погибших нашел он имя своего отца. В горле защипало.
– Спасибо… – еле слышно прошептал он.
– За что благодаришь? – негромко отозвался Джовдат. – Это наш священный долг! Ты не думай, что я тебе все из хвастовства показываю. Пока это лишь капля в море! Когда я был на военной службе, мне пришлось видеть и в России и на Украине множество благоустроенных просторных сел, с дворцами культуры, кинотеатрами и больницами городского типа, с общественными банями, хлебопекарнями, телефонными переговорными пунктами, не отличишь город или деревня. И все построили уже после войны. А мы за это время один клуб и то с трудом осилили. Почему? Да потому, что наши колхозные руководители пеклись только о том, чтобы выполнить план госпоставок, подумать о чем-нибудь другом им в голову не приходило. Да разве только в нашем селе так? Ничего подобного! Соседним селам тоже нечем похвастаться. Вот мы часто жалуемся, что молодежь норовит из села в город перебраться!
Окончат десятилетку – и в город. Получат высшее образование, а в село возвращаться не хотят. Кто виноват? Да мы, руководители, аксакалы! Не желаем думать о том, что у молодежи свои запросы, свои интересы и требования. Не могут они по старинке возле калиток сидеть или смотреть телевизор. – Джовдат замолчал, задумавшись о чем-то, и, вдруг, улыбнувшись своим мыслям, продолжал: – Знаешь, о чем я вспомнил? Когда мы подросли, это было в самом конце войны, – сделали из тростника дудочки и организовали этакий самодеятельный оркестр. Кто-то на зурне играл, бубен заменяли ржавые ведра или дырявые тазы. По вечерам собирались мы в пустой, полуразрушенной избе соседа, веселились, играли, танцевали, пели. Парни постарше, призывники, тоже приходили. Доставалось нам от наших бабушек и матерей – и били нас, и ругали, ведь многие из них носили траур по убитым, где было понять им наше желание повеселиться? Сколько неприятных слов пришлось выслушать! А мы продолжали свое, – едва выдавалось свободное время, устраивали концерты, ставили спектакли. Разве мы это делали из желания досадить старшим? Или не понимали, что творится вокруг? Все прекрасно понимали и вместе со взрослыми горевали о погибших. Но ведь жизнь продолжается, ничто не остановит ее… А нынешняя молодежь выросла совсем в других условиях, да и время иное. Большинство родилось уже в пятидесятых годах. Откуда им знать, что такое голод, холод, лишения? Развлекаются, наряжаются – естественная потребность. У них совсем другие требования к жизни, чем были у нас. Что ж, осуждать их тягу к городской жизни? Да вместо того чтобы жаловаться, какая, мол, нынче молодежь неблагодарная, надо думать о том, чтобы в селе они жили так же интересно и с удобствами, как в городе. А это значит – неуклонно, всесторонне и всеобъемлюще повышать культурный уровень. И не возведением одного-двух общественных зданий, клубов, не радиоприемниками и телевизорами решается эта проблема. Духом современности должна быть пронизана вся наша жизнь, и материальная, и духовная. Вугар молча слушал друга.
Глава восьмаяНа просторном школьном дворе было шумно и многолюдно. Ученики старших классов выстроились в линейку на спортивной площадке. Учителя столпились чуть поодаль, с нетерпением поглядывая на дорогу. Казалось, они собрались, чтобы встретить почетного официального гостя.
Вугар еще издали увидел торжественные приготовления, и волнение с новой силой охватило его.
– Сми-ирно! – раздался звонкий ребячий возглас, едва Вугар и Джовдат приблизились к школьным воротам.
Вугар узнал голос той девочки, что сегодня утром так бойко и непринужденно разговаривала с Джовдатом. Говор в рядах смолк. Навстречу Вугару вышел худощавый, убеленный сединами директор школы. Обеими руками пожал он руку бывшего своего ученика и провел его мимо строя школьников, туда, где стояли учителя.
К Вугару подошла пожилая женщина. Она обняла его, по-матерински нежно поцеловала в лоб. Лицо ее светилось внутренним волнением, глаза блестели. Первая учительница! Это она учила его держать перо, выводить буквы, складывать слоги в слова. Как давно это было!
– Рада видеть тебя, – негромко сказала она. – Вот ты какой стал.
А вот этот темнолицый человек лет пятидесяти, бодрый, энергичный, лишь кое-где в черных волосах поблескивают седые нити, – любимый учитель Вугара. Он преподавал химию. Его лицо в крупных, словно родинки, рябинках расплылось в гордой, счастливой улыбке. Он молча обнял Вугара, крепко, по-мужски. Так отец обнимает любимого сына после долгой разлуки. От избытка чувств на глазах его выступили слезы.
Следом за ним к Вугару подошли и другие педагоги, приветствуй его.
– А теперь пройдем в школу, – предложил директор, снова беря Вугара под руку.
Учительская празднично прибрана. Карты, глобусы, схемы, таблицы аккуратно были сложены на полках. В застекленном шкафу ровными рядами стояли классные журналы и ученические дневники. Даже красная скатерть на длинном столе, который занимал половину комнаты, постелена новая, без следов мела, без чернильных пятен.
Директор усадил Вугара на почетное место, а сам сел рядом вместе с Джовдатом. Преподаватели чинно расположились вокруг стола, а те, кому не хватило стульев, стояли, опираясь на подоконники. Вугар сидел, не поднимая глаз, чувствуя устремленные на него исполненные любопытства взгляды учителей.
«Надо сейчас же, сразу, сказать им всю правду! – мысленно твердил он. – Потом будет поздно».
Он приподнял голову и быстро оглядел собравшихся. Радостные, гордые глаза улыбались ему со всех сторон. Решимость его была поколеблена.
«Порой даже правда бывает бессильна! – подумал он. – Разве они сейчас поверят моим словам? Их не переубедишь! К тому же обращать радость в печаль – человечно ли?»
Тишина делалась все тягостней, и, чтобы нарушить ее, учитель химии громко спросил:
– Вугар, дорогой, теперь расскажи о себе! Как идут у тебя дела? – И, чтобы лучше слышать, почти вплотную пододвинул к нему стул и уселся рядом.
Вугар вконец растерялся.
Согласно педагогике, если ученик смущен, ему задают дополнительные вопросы. Вот и сейчас, видя замешательство бывшего ученика, на помощь пришел красноречивый учитель истории.
– Из газет и журналов, – заговорил он, – нам известно об огромном значении твоего изобретения. В нашем красном уголке есть специальный стенд, посвященный твоей работе. Мы тебе потом его покажем. Но одно дело – читать в газетах и журналах, а другое – услышать рассказ из уст самого изобретателя.
Мы слушаем тебя…
Положение Вугара все усложнялось. Мелкие капельки пота выступили у него на лбу.
– На днях, – медленно, с расстановкой продолжал учитель истории, – в одном из центральных журналов я прочел интересную статью о том, что в начале двадцать первого века, примерно первой его четверти, население нашей планеты достигнет семи миллиардов, то есть увеличится почти вдвое…
– Да, да, – поддержал историка сидевший напротив преподаватель черчения. – Я тоже читал статью. Вопрос этот волнует многих. Выдающиеся социологи и экономисты, основываясь на научных исследованиях, выдвигают гипотезу о том, что через каких-нибудь сто – сто пятьдесят лет на каждом квадратном километре земли будут построены города с населением не менее полумиллиона человек и, таким образом, понятие «село» исчезнет из словарей.
– Это не гипотеза, дорогой коллега! – раздался как обычно размеренный и спокойный голос преподавателя физики. – Социологи говорят сущую правду! Развитие науки и техники, без сомнения, должно привести к тому, что человечество в далеком будущем будет жить в городах. Об этом свидетельствует статистика последнего времени. Почти во всех известных нам странах процент плотности городского населения в три-четыре раза выше сельского…
– Что говорить, развитие науки и техники само по себе явление отрадное, – грустно вздохнув, вмешался в разговор учитель естествознания. Но оно имеет и оборотные стороны. Скопление в городах промышленных предприятий и комбинатов влечет за собой неисчислимый вред. Химические вещества загрязняют воздушные бассейны, что пагубно действует на здоровье людей, а также на животный и растительный мир…
– Приведу и я один горький факт… – негромко сказал преподаватель географии. – Нельзя забывать о том крупном ущербе, который нанесен рекам, озерам, морям… и даже океанам! Они загрязняются нефтью, органическими и химическими соединениями, радиоактивными и другими вредными веществами. Именно поэтому стали исчезать некоторые водоросли, а следовательно, нарушен биологический режим водоемов, что ее дет к массовой гибели ценнейших пород рыбы…
Преподаватель естествознания строго и категорически заявил:
– К сожалению, есть люди, рассуждающие эгоистически: после нас хоть потоп! Порой мы варварски расточительно относимся к природным ресурсам, забывая о том, что, как бы ни были они велики, настанет день – и запасы иссякнут! Короче говоря, охрана природы – важнейшая задача сегодняшнего дня. От этого зависит не только наша жизнь, но и жизнь будущих поколений.
Долговязый преподаватель физкультуры, до этого молча стоявший в дверях, подался вперед и, тихонько кашлянув, тоже счел необходимым вставить свое веское слово.
– Подобные явления особенно явственны в капиталистическом мире, хриплым басом отчеканил он. – Я читал в «Известиях», что над крупными городами Рурской области, одного из главных промышленных центров Европы, а также над городами Африки и Северной Америки часто возникает густая дымовая завеса, так называемый смог, и в этих городах широко распространены страшные болезни…
– Довольно! – раздался резкий голос. – Хватит философствовать! Послушаем наконец дорогого гостя…
Вугар оглянулся. Это произнес преподаватель языка и литературы. Он стоял опершись о подоконник и, перехватив взгляд Вугара, приветливо улыбнулся ему.
Директор постучал пальцами по столу:
– Тише, товарищи, тише! Соблюдайте дисциплину. Мурад муэллим прав. Мы собрались сюда, чтобы послушать нашего талантливого питомца. Полемика потом… – И он ласково обратился к Вугару: – Мы готовы слушать тебя, дорогой…
Вугар повеселел. Смущение его постепенно исчезло. Он искренне признался:
– Мне нечего добавить. Мои уважаемые учителя, по-моему, все сказали. Они прекрасно разбираются в затронутых вопросах.
Но, видя устремленные на него взгляды, спрашивающие, полные внимания и интереса, он стал увлеченно рассказывать об институте, о тех государственной важности проблемах, над которыми трудятся ученые. Однако о себе и о своей работе умолчал.
– А ты все такой же, опять о себе ни слова, – покачивая головой, проговорил директор, когда Вугар окончил свой рассказ. – Каким вышел из нашей школы, таким и остался – застенчивый, скромный!
Учитель химии даже заерзал на стуле:
– Твоя скромность радует нас, мой мальчик. Оставайся и впредь таким же.
– Скромность – свидетельство внутреннего богатства, а простота проявление духовной красоты, – заявил преподаватель литературы. – Обе эти черты – важнейшие признаки таланта.
Преподаватель математики, до сих пор не сказавший ни слова, задумчиво нахмурил брови и важно провозгласил с противоположного конца учительской:
– Нельзя забывать, что скромность производное простоты. Понятие простоты – качественная единица сдержанности. Итак, скромность, плюс сдержанность, да плюс…
Учитель литературы отошел от окна и, подойдя к преподавателю математики, перебил его:
– Об этом прекрасно сказал великий Низами:
В море вливаются тысячи рек, не нарушая его покой.
А переполнить канаву может маленький ручеек…
Математик нисколько не обиделся, что его прервали. Только глаза под густыми нависшими бровями блеснули иронически, он усмехнулся и скрестил руки на груди: к бою готов!
Странные отношения сложились у этих двух учителей, столь похожих друг на друга. Когда один начинал говорить, размеренно и чуть высокомерно, с присущей ему математической точностью, другой обязательно старался метко и остроумно обрезать его, цитируя высказывания великих писателей, приводя в восхищение слушателей. Он говорил с жаром, щеголяя дикцией и отличным произношением, словно желая доказать преимущество эмоционального мышления над логическим. Математик тоже не оставался в долгу. Сыпал мудрыми пословицами, народными поговорками, афоризмами великих физиков и математиков, вызывая у слушателей добрую улыбку, а то и веселый смех. Споры превращались в своеобразные диспуты, которые могли длиться часами. Впрочем, это нисколько не мешало их дружбе. И сейчас директор, понимая, что присутствующим вот-вот предстоит стать свидетелями одного из таких диспутов, решил предотвратить словесный поединок и быстро сказал Вугару:
– У нас на сегодня разработан следующий план. Мы хотим, чтобы ты посидел на двух-трех уроках и послушал наших учеников, а потом устроим общее собрание, и ты поговоришь с ними…
– У нас уже есть опыт таких встреч, – добавил завуч. – Они всегда приносят хорошие результаты, после них ученики начинают серьезнее относиться к занятиям. Вот почему мы и решили тебя побеспокоить…
– Прекрасно! – воскликнул Джовдат. – А для нас, бывших учеников этой школы, посидеть на уроке и вспомнить свои школьные годы немалая радость!
– Тогда не будем задерживаться и пойдем на урок к Гашам-муэллиму, решительно сказал директор, указывая на преподавателя химии. – Тем более что именно ему принадлежит инициатива сегодняшней встречи.
Услышав свое имя, Гашам-муэллим вскочил с мальчишеской проворностью и, сунув под мышку наглядные пособия, гостеприимным жестом показал на дверь: Милости прошу!
Вугар и Джовдат первыми последовали за ними. Когда они поравнялись с преподавателем литературы, тот быстро шепнул:
