Текст книги "Когда молчит совесть"
Автор книги: Видади Бабанлы
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Прошу, объясни, в чем моя вина? Не начинай свою речь с того, чем должен ее закончить.
– Мало того, что я сказал?
– Да что я тебе худого сделал?
– Если ты честный человек, почему сразу не обрубишь концы? Почему не скажешь честно, что у тебя есть любимая девушка и тебе больше никто не нужен? Какую цель преследуешь своим молчанием?
– Кому я должен это сказать?
– Мархамат-ханум, Алагёз и прежде всего самому профессору Сохрабу Гюнашли, вот кому!
«Опять этот бред! – с тоской подумал Вугар. – Как спокойно мне жилось. Не было печали, черти накачали…»
– Просто смешно все это слушать, Исмет. Смешно, понимаешь? Меня никто ни о чем не спрашивает. Что же, я должен сам прийти и сказать: «Знаете, у меня есть любимая девушка»? А они мне ответят: «Нам до этого какое дело? Ты нам не кум, не сват…» С профессором у меня только деловые отношения.
– Ну и пусть не спрашивают! Все равно обязан сказать! Мархамат-ханум уверена, что ты их будущий зять. В Кисловодске только и разговоров было, что о тебе. Едва увидела меня, сразу: «Где ваш брат? Как ваш брат?» Алагёз как твое имя услышит, в лице меняется…
– Все эти разговоры не стоят выеденного яйца, – вяло ответил Вугар, уткнулся лицом в подушку, и голос его опять зазвучал глухо и отдаленно. Пустые слова, уверяю тебя…
– Нет, не пустые! Я сам слышал. Мне всегда приходилось делиться с тобой. Вся жизнь пополам. В младенчестве пил молоко моей матери, теперь хочешь у меня отнять Алагёз!
Вугар ничего не ответил. Сон одолел его.
Глава шестаяОбычно в коридорах института царили тишина и строгий порядок. Сегодня же Вугара встретил громкий смех, говор, там и тут слышались приветственные возгласы. Люди шумно здоровались друг с другом, веселые, нарядные, улыбающиеся. Не сразу поняв, чем вызвано такое оживление, он удивился, а потом вспомнил – окончилось лето, в институте начался новый трудовой год. Вугар невольно позавидовал этим празднично одетым людям, у которых за плечами был отдых, путешествия. Многие побывали в далеких уголках страны, повидали новые города, посещали музеи, театры, лазали по горам, купались в море, наслаждались прохладой. А он… Впрочем, сегодня у него больше оснований радоваться, чем у них! Пусть провел лето в неустанных трудах, в душном жарком городе, но зато он многого добился, а значит, заработал право гулять и развлекаться сколько душе угодно!
Подстегиваемый столь приятными размышлениями, он быстро, как на крыльях, взбежал по лестнице и вошел в лабораторию. Какая чистота, какой порядок! Это Нарын и Хадиджа-хала вернулись из отпуска. Нарын – словно она и не выходила из лаборатории – сидела на табурете возле окна, уткнувшись в книгу. Чуть поодаль, важно восседая на стуле, что-то вышивала Хадиджа-хала.
Увидев Вугара, они поднялись. Как всегда, первой заговорила Нарын.
– Где же вы, Вугар… братец? – нехотя сказала она. – Мы все глаза проглядели, ожидая вас. Беспокоились, думали, не дай бог, заболели…
Вугар внимательно смотрел на нее – перед ним была прежняя веселая Нарын, резвая и кокетливая. Ее небольшие живые глаза улыбались приветливо и ласково. Глядя на нее, он тоже заулыбался. Поздоровавшись с обеими женщинами, радостно сообщил:
– Я здоров! И работа к концу идет.
– К концу?!
На какое-то мгновенье Нарын замерла, удивленно глядя в глаза Вугара, и, вдруг опомнившись, совсем по-детски подпрыгнула и захлопала в ладоши.
– Ой, как хорошо, как хорошо-то! – приговаривала она, прыгая, вот-вот готовая броситься на шею Вугару. Кто знает, может, она и осуществила бы свое намерение, но Вугар стоял серьезный, сдержанный, и она умолкла, опустив руки…
Всегда молчаливая Хадиджа-хала обрадовалась. Лицо ее посветлело, помолодело, морщины разгладились.
– Слава аллаху, наши труды не пропали даром! – удовлетворенно сказала она.
Мгновенная тишина установилась в лаборатории, – так затихает небо после раскатов грома, готовое разразиться проливным дождем. И в этой тишине снова звучал звонкий, радостный голос Нарын:
– Пойду сообщу новость профессору! Магарыч получу! Сохраб Мургузович утром заходил, спрашивал вас, интересовался работой…
Она бросилась к двери, но ее остановил голос профессора. Гюнашли стоял на пороге.
Все обернулись. Улыбаясь, по-стариковски тяжело ступая, профессор вошел в лабораторию и, приветливо поздоровавшись со всеми, обратился к Нарын:
– Я все слышал, доченька. Да, за хорошую весть тебе причитается подарок.
Нарын смутилась, ее загоревшее лицо залила яркая краска.
– Поздравляю тебя! – Профессор повернулся к Вугару и с чувством пожал ему руку. – Нарын права: добрая весть достойна вознаграждения, тебе тоже полагается подарок.
Вытащив из кармана очки, он не торопясь надел их и уселся за письменный стол.
– А теперь несите ваши вычисления! Проверим. А вдруг все неправильно… – лукаво улыбаясь, сказал он.
Шутливые слова профессора заставили Вугара содрогнуться. Как молния промелькнула в мозгу страшная мысль: «А если и в самом деле ошибка?» Дрожащими руками достал он таблицу исчисления, дневник итоговых опытов и, волнуясь, положил перед профессором.
Гюнашли долго водил указательным пальцем по таблице, задерживаясь на отдельных цифрах, потом взял листок бумаги и стал проверять результаты. Погрузившись в таинственный мир цифр, он, казалось, забыл о том, что рядом стоит Вугар, взволнованный, напряженный, с сильно бьющимся сердцем… И Нарын и Хадиджа-хала, устремившие на него нетерпеливые взгляды, тоже не существовали для профессора. Наконец он отложил карандаш, снял очки, спрятал их в карман и выпрямился.
– Как вакуумметр? Ты проверял?
– Конечно… – озабоченно ответил Вугар, стараясь угадать по лицу профессора, что он хочет сказать своим вопросом.
Гюнашли подумал о чем-то, покачал головой, и снова Вугар не понял, удовлетворен он его ответом или нет.
– А показатель температуры? Где выводы?
Вугар раскрыл дневник, профессор сравнил выводы, помолчал и снова спросил:
– Процент стабильности?
Вугар ответил. Профессор опять погрузился в вычисления, потом поднялся из-за стола и направился к аппаратам.
– Что показывают хроматографические анализы изомеров?
– Не проверяли… – В голове Вугара зазвучали виноватые нотки.
– Проверить обязательно!
– Как, опять проверять?! – в страхе воскликнула Нарын. – Когда же это кончится?
– Кончится, доченька, не беспокойся! – успокоительно сказал Гюнашли, поворачиваясь к ней.
– Да когда же? – Нарын явно была огорчена. – Одно не успеем проверить, снова надо что-нибудь проверять… Вы хоть скажите, наша работа не пропала даром?
Профессор подошел к девушке, положил руку на ее худенькое плечо и, весело улыбнувшись, осветил:
– Пока могу одно сказать: я доволен полученными результатами!
Вздох облегчения прошел по лаборатории. Слова профессора словно камень у всех с души сняли. Не зная, как выразить свою радость, Нарын кинулась к Хадидже-хале и, обняв ее, крепко поцеловала.
* * *
Едва профессор вышел из лаборатории, как Вугар выбежал в коридор. Сердце гулко колотилось, он торопился.
Хотелось скорее поделиться своей радостью с Арзу. Только что при участии профессора был проведен хроматографический анализ, который подтвердил правильность полученных ранее выводов. Итак, душевным беспокойствам пришел конец!
Он заглядывал в соседние лаборатории, где были телефоны, но везде множество людей, а что за разговор с любимой в присутствии посторонних? То ли дело телефонная будка, – захлопнул дверь и выкладывай все начистоту!
Вспомнив, что у входа в институт есть телефон-автомат, он кинулся вниз. Вот уже сколько времени они не виделись с Арзу, и Вугар не сомневался, что девушка не на шутку обижена. Сообщить радостную весть было единственным путем к примирению. Конечно же она обрадуется и забудет все обиды!
Он уже бежал по коридору первого этажа, как вдруг кто-то окликнул его:
– Куда летишь, Шамсизаде, от чего выросли твои крылья?
Не сразу поняв, кому принадлежит этот голос, Вугар ответил сквозь зубы, злясь на непредвиденную задержку:
– Дело есть!
– А где твой салам?
Мысленно выругавшись, Вугар замедлил шаг. Чуть в стороне важно стоял Башир Бадирбейли. Вугара словно молнией ударило, но он сдержался и вежливо поздоровался. Бадирбейли подошел к нему:
– Взволнован? К добру ли?
– К добру, профессор!
– Рад за тебя! – Он помолчал. – Почему ты не пришел ко мне? Я ждал.
– Простите, профессор, был очень занят.
– Да-а?… – протянул Бадирбейли. Вугар и не подозревал, что коротенькое «да» может быть таким длинным, точно резиновое. На губах Башира мелькнула хитрая усмешка.
– Да, профессор!
– Ну что ж, тебе виднее! А как твои дела?
– Хороши. Очень хороши!
Решительные ответы Вугара явно не понравились профессору, и, скорчив кислую мину, он торжественно удалился, а Вугар продолжил свой путь к телефонной будке. «Опять этот дьявол-искуситель» испортил мне кровь… злился Вугар. – И откуда он только взялся?»
Однако услышав в телефонной трубке нежный голос Арзу, Вугар тут же позабыл о Бадирбейли, словно его и не существовало.
– Салам, Арзу!
– Кто это?
– Не узнала?
– Вот теперь, кажется, узнаю…
– Как ты живешь, Арзу?
– Не могу пожаловаться! Разве я могу плохо жить, когда ты так часто вспоминаешь обо мне?
«Опять недовольна… – с невольным раздражением подумал Вугар. – Ох эти обиды!»
– Арзу, дорогая!
– …
– Поздравь меня, родная!
– Это еще по какому поводу?
– Поводов много…
В трубке все смолкло.
– Арзу! – голос Вугара стал серьезным. – Когда ты вернулась с дачи?
– Позавчера! – многозначительно ответила Арзу.
«Опять упреки… Хочет сказать, что уже целых два дня в городе, а я до сих пор не удосужился позвонить…»
– На мою долю привезла винограда?
– Кто хочет рыбу поймать, должен хвост замочить!
Вугар рассмеялся.
– Неудачно шутишь! У меня больше нет хвостов, ни одного!
Снова молчание в трубке.
– Арзу!
Молчание.
– Арзу-джан!
Все тщетно…
– Радость моя, цветок мой…
– Осень на дворе, цветы давно увяли…
– Ты никогда не увянешь! Ты мой вечный цветок, Арзу!
Снова молчит трубка.
– Ну, скажи хоть слово, моя розочка!
– От твоих сладких слов меня тошнит. Что с тобой сегодня?
– Сегодня? Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Я добился победы! Сегодня торжествует мое сердце…
– Не понимаю…
– Погоди, сейчас поймешь! – Вугар переложил трубку к другому уху. – Я закончил работу, понимаешь? Точка!
– Как, совсем закончил? – Голос Арзу потеплел, обида сменилась радостью.
«Молодец! – подумал Вугар. – Значит, она и вправду любит меня! Как изменился ее голос…»
– Да, совсем! Профессор Гюнашли все проверил и остался доволен мною. Поручил в течение трех дней привести в порядок всю документацию и передать в проектный отдел…
– Вот теперь я тебя поздравляю!
– Поздравлений мало!
– Целую…
– Заочно? Не согласен!
– Можно и очно…
– Это другое дело! – И спросил уже совершенно серьезно: – Когда увидимся?
– Приезжай к нам!
– Эх! – Вугар махнул рукой. – Не пойдет! Ты должна сама прийти ко мне. На дворе прохладно, можем провести чудесный вечер…
– Я занята, должна приготовить обед.
– Про дела не желаю слушать! С нынешнего дня я человек свободный.
– Что ж, пусть будет по-твоему, сегодня ты это заслужил.
Через час они встретились, как всегда, у музея Низами.
Глава седьмаяНаучные успехи Вугара обрадовали Мархамат-ханум. Мысленно давно называя его зятем, она расценивала их как залог будущего счастья дочери. Есть ли большая награда для любящей матери, чем умный и знаменитый зять?.. «Особенно нынче, когда молодежь так легкомысленна! – рассуждала Мархамат. Какие у них идеалы? Модная одежда, рестораны, жизнь без труда и забот. Отдать дочку за бездельника – безумие! Разве человек, для которого жизнь танцевальная площадка, сможет быть, хорошим семьянином?»
Муж с положением и хорошей зарплатой, способный обеспечить жену всеми благами жизни, – иного счастья для женщины, а значит, и для Алагёз, она не могла представить. Недаром ее старику говорили: ашуг поет о том, что видит вокруг себя. Мархамат-ханум прожила именно такую жизнь. Талант Сохраба Гюнашли, уважение, которым он пользовался в научном мире, давали ей возможность жить беззаботно, в полном довольствии, и она чувствовала себя счастливой.
«За, удачное замужество нужно бороться! – повторяла она. – Это серьезная борьба, где женщина должна проявить ум, ловкость, а подчас и хитрость. Ради такого дела можно пойти на все. Горе девушкам, что, начитавшись романов и наслушавшись нелепых баек, надеются построить жизнь по велению сердца. Стыд, приличие, репутация – какие старомодные, глупые понятия! Просто девушка беспомощна и бездеятельна. В таком деле, как замужество, надо идти напролом, сметая с пути все препятствия».
Что ж, Мархамат в свое время так и поступала. Она хорошо помнила, каких трудов стоило завоевать Сохраба, на что только не шла она, чтобы разлучить его с любимой. И теперь, исходя из собственного опыта, она мертвой хваткой вцепилась в Вугара, раскидывая прочные сети интриг и ухищрений.
Познакомившись с Вугаром, Мархамат-ханум сразу поняла, что юношу ждет большое будущее. Выдержанный, серьезный, скромный. Со всех сторон слышала она похвалу его таланту и работоспособности. Не так ли в молодости превозносили ее мужа?! Казалось, в Вугаре повторяется сам Сохраб Гюнашли. Можно ли пожелать лучшего дочери?
Одно тревожило Мархамат – Алагёз так непохожа на нее! Стыдливая, застенчивая, она начисто лишена хитрости, расчетливости и уж конечно настойчивости. Изо всех сил старалась Мархамат наставить дочь на ум, сначала отдаленными намеками, потом заводила откровенные разговоры, поучала, читала наставления. Все тщетно! Алагёз оставалась самой собой. Порой Мархамат злилась на дочь, но материнское сердце не знает долгого гнева, и она начинала оправдывать ее: «Бедняжка не виновата, все проклятая болезнь…» Мархамат-ханум не сомневалась в благополучном исходе задуманного дела. Не уйдет от них Вугар! Имеет ли значение, что он любит другую! Временное увлечение. Какой дурак предпочтет дочери профессора дочку простого рабочего? Только надо, чтобы он понял – ни Сохраб, ни Мархамат не станут чинить препятствий его женитьбе. И тогда – сам Сохраб так говорит ни к чему окажутся старания Мархамат, все произойдет само собой.
То, что удалось выведать в Кисловодске у Исмета, не на шутку встревожило заботливую мать. Однажды Исмет в присутствии Алагёз рассказал, что не сегодня-завтра должна состояться свадьба Вугара и Арзу. Накануне отъезда Исмета приезжали, мол, из деревни родственники Вугара, состоялось обручение, назначили день свадьбы.
Действовать надо было быстро и решительно. Мархамат не сомневалась: против ее хитросплетений никто и ничто не устоит.
«Мало ли кто с кем обручился? – думала она. – А потом все лопалось, как мыльный пузырь». Еще находясь в Кисловодске, она разработала подробный план действий. Первое, что нужно сделать, возвратясь в Баку, распространить по городу слух: Вугар настойчиво добивается руки их дочери. Это должно стать известно в институте. Сразу достигалось две цели. Первая: если в научном мире узнают о намерениях Вугара, пути к отступлению будут отрезаны. Отказ жениться на дочери научного руководителя равносилен измене самому профессору. Это значило оскорбить уважаемого человека, бросить тень на его честь. Только сумасшедший может решиться на подобный шаг. Да и общественность не допустит. Вторая цель была куда менее значительной. Мархамат с вожделением предвкушала, как она будет гордиться перед профессорскими женами: «Сгорайте от зависти! Вот какого жениха отхватила наша «больная» Алагёз!»
Узнав, что Вугар успешно завершил работу над своим изобретением, Мархамат решила, что настал момент ринуться в открытый бой.
Дождавшись, пока дочь и свекор уснули, она неслышными шагами вошла в кабинет и, незаметно подкравшись, обняла Сохраба за плечи, прижалась щекой к его лицу. Взглянув на разбросанные по столу листы бумаги, исписанные неразборчивым почерком мужа, она капризно спросила:
– Опять работаешь?
– А что же я должен делать? – сердито ответил Гюнашли, – Целое лето отдыхали, разве мало?
– Работай, радость моя, пусть рука твоя не знает усталости, вкрадчиво промурлыкала Мархамат.
– В таком случае иди в спальню и не мешай мне!
Но Мархамат, пропустив мимо ушей его слова, взяла стул и, усевшись рядом с мужем, прижалась к нему. Гюнашли повернулся, смерив ее из-под очков долгим спокойным взглядом:
– Почему не спишь?
– Не спится, дорогой… Я так люблю смотреть, как ты работаешь, казалось бы, глаз не отрывала… – И, склонившись над бумагами, она с притворным интересом стала разглядывать формулы. – Над чем ты трудишься?
– Тебя это интересует? – насмешливо спросил Гюнашли.
– Конечно! Должна же я знать, чем занят самый дорогой на свете человек, каким новым открытием порадует меня…
Гюнашли ничего не ответил, задумчиво разглядывая лицо жены. Опять она разбередила его старые раны. В молодости он так старался пробудить в ней хоть малейший интерес к своей работе! Как часто, усталый, измученный поисками и неудачами, шел домой, мечтая рассказать жене о трудностях и сомнениях, найти поддержку, посоветоваться. Но Мархамат никогда не понимала и не хотела понимать, чем живет ее муж. Научная работа – главная часть его жизни – не существовала для Мархамат. Почему же теперь она заинтересовалась? Может, возраст сказывается? Говорят, человек к старости становится отзывчивее. Гюнашли внимательно смотрел на жену, пытаясь найти в ее глазах искорку сочувствия и интереса. Нет, глаза были пусты и равнодушны. «Ей что-то нужно от меня», – с тоской подумал он, тяжело вздохнув.
– Ты хочешь что-то сказать мне, Мархи? Говори…
Мархамат оживилась и повеселела.
– Раз ты так добр, отложи на десять минут перо.
Гюнашли нехотя исполнил ее просьбу и, скрестив руки на груди, грустно и выжидающе поглядел не нее. Придвинувшись еще теснее, Мархамат торопливо заговорила:
– Прости меня, Соху, что отнимаю у тебя время…
– Говори же, я слушаю!
– Хочу посоветоваться…
– Прошу!
– Все об Алагёз… Помнишь ли ты, что через три дня ей исполнится двадцать лет?
– Конечно, помню!
– Мне хочется отпраздновать этот день.
– А разве мы каждый год не празднуем? – удивился Сохраб.
– Да, да, конечно! Но в этом году круглая дата. Двадцать лет – дело не шуточное. Пусть все будет торжественно, пышно. Много гостей…
– Пожалуйста, я не возражаю.
Обычно Мархамат, добившись от мужа согласия на свою просьбу, целовала его, обнимала и, сияющая, счастливая, тут же удалялась в спальню. Но на этот раз Мархамат не думала уходить, точно прилипла к стулу. Брови сошлись на переносице, собравшись в черный мохнатый узел. Гюнашли понял: первая просьба была лишь присказкой. Да она никогда бы и не стала советоваться по столь пустяковому делу. «Какой червь точит ее мозг?» – подумал Гюнашли, терпеливо пережидая паузу, и уже не сомневался, что за многозначительной паузой кроется какая-то каверза.
– Сохраб, родной, у меня к тебе важное дело. Очень важное! Ты должен дать слово, что не будешь волноваться…
– Какое еще дело, Мархи, разве разговор не окончен? – сердито спросил Сохраб, давая понять, что у него нет никакого желания продолжать беседу.
– Нетерпеливый! Рта не даешь раскрыть, – грустно усмехнулась Мархамат.
– При чем тут терпение! – вспылил Гюнашли. – Тянешь резину, а я занят!
– Не сердись, радость моя! Пусть все дела идут к черту, лишь бы ты был жив и здоров. Что моя жизнь без тебя, мой светлый? Ради аллаха, не сердись. Ну хочешь, я уйду?..
Она поднялась, но, опершись руками о стол, постояла минуту и снова уселась.
– Видишь, хочу уйти, а сердце не пускает, – пошутила она. – Сидит в моем сердце заноза, вынь ее – уйду.
Гюнашли с трудом сдерживал раздражение, дыхание стало частым и прерывистым.
– Да не тяни, выкладывай начистоту и отправляйся спать. Дай мне спокойно поработать.
Но Мархамат продолжала тянуть:
– Собственно, ничего важного… Я хотела спросить, кого приглашать на день рождения…
– Приглашай кого хочешь, у меня нет времени заниматься такими пустяками! – отмахнулся Гюнашли и, уложив в стопку лежавшие перед ним бумаги, взял в руки перо.
– А если кто из приглашенных придется тебе не по душе? Зачем портить настроение в такой торжественный день?
Гюнашли не ответил, взгляд его застыл на недописанной строке, и Мархамат поняла, что надо как можно скорее высказать главное, иначе муж погрузится в работу, и тогда все ухищрения пропадут даром.
– Понимаешь, – начала она и запнулась, – мне бы хотелось пригласить твоих товарищей по работе, ну, конечно, с женами…
– Кого, например?
– Например?… – Мархамат задумалась. – Директора института, секретаря парткома… и…
– Кого еще? – насупился Гюнашли.
Как произнести имя Бадирбейли и его супруги? Мархамат потупилась, поперхнувшись. Зная о вражбе Сохраба и Башира, она понимала, что надо соблюдать осторожность. А Мархамат так хотелось, чтобы они присутствовали на именинах. Она считала жену Бадирбейли первой и главной своей соперницей в городе, надо унизить ее, продемонстрировав свое благополучие.
– Кого скажешь, того и пригласим, хоть весь институт, – притворяясь покорной, сказала она.
– Что, ты свадьбу играть собираешься, что ли? – горько усмехнулся Гюнашли. – К чему такая шумиха? Где мы разместим столько народу?
– Место найдется. – И она продолжала, оправдываясь: – Понимаешь, дорогой, до меня стали доходить слухи, что некоторые профессорские женушки распускают сплетни про нашу семью. На свадьбах, на поминках судачат о нашей дочери, подсмеиваются над ней. Недавно старая ведьма одна на каком-то сборище посмела сказать про ненаглядную нашу Алагёз, что она неизлечимо больна и до смерти останется инвалидом. Жалко девочку! Можем ли мы позволить порочить ее? Я хочу раз и навсегда заткнуть им рот, пусть перестанут чесать поганые языки. Придут и увидят, что дочка наша здорова… Иначе кой черт стала бы я глядеть на их мерзкие рожи?! Да они, вместе взятые, мизинца моего Сохраба не стоят…
Ради дочери Гюнашли готов был идти на все, и, хотя слова жены раздражали и он чувствовал в них фальшь, ему пришлось согласиться.
– Делай, Мархи, все, что тебе угодно! Только оставь меня в покое, мне нужно работать! – резко сказал он.
Мархамат обиделась на его резкость, но решила не ссориться. К чему? Ведь она своего добилась. А насчет супругов Бадирбейли скажет завтра… Крепко поцеловав мужа в знак благодарности, она ушла в спальню, грузно переваливаясь с боку на бок.
На следующий день рано утром Мархамат позвонила Зия Лалаеву и попросила немедленно приехать. В таких делах Зия незаменим. Заручившись его поддержкой, легче уговорить Сохраба.
Гордо улыбаясь, Зия вошел в комнату. Но Мархамат-ханум отвернулась, словно не она пригласила его, и гневно спросила:
– Что случилось? Почему скалишь зубы, как обезьяна?
Ее грубость не смутила Зия Лалаева, не впервой приходилось выслушивать «сладкие» речи Мархамат, он давно примирился с унижениями благодетельницы.
– Прежде всего, салам алейкум, тетушка!
Покачиваясь, как утка, Зия подошел к Мархамат-ханум, склонился и, прищелкнув каблуками, поцеловал ее руку.
– Вот теперь я готов выслушать любые приказания обворожительной и любимой тетушки! Покорный раб преклоняет голову перед повелительницей. Ваше желание – закон!
– Перестань дурачиться, мерзкий комедиант!
– Первое приказание выполнено! – Он выпрямился, принимая серьезный вид, улыбка исчезла. – Готов выслушать второе…
Мархамат окончательно вышла из себя:
– Прекрати шутовство! Надоело!
– К выполнению второго приказа готов!
Зия прошелся по комнате и молча сел на стул, склонив голову в знак полного раскаяния и повиновения.
Кажется, она достаточно припугнула его. Теперь можно сменить гнев на милость. И, фальшиво улыбаясь, Мархамат сказала:
– Хватит выламываться, садись ближе.
– Надоедливый предпочитает находиться поодаль, – обиженно ответил Зия. Однако, подчиняясь приказу, пододвинул стул и сел напротив.
Изложив в двух словах дело, Мархамат принялась восхвалять его дипломатические способности:
– Сохраб-дадаш души в тебе не чает! Ты можешь легко с ним договориться. Поразмысли хорошенько, как лучше добиться согласия на приглашение Бадирбейли. Да, да, я хочу пригласить этого негодяя вместе с женой! Мое благополучие колет ее завидущие глаза. Пусть поглядит на нашу красавицу, убедится, что здорова, хороша, лопнуть бы старухе Бадирбейли…
– Хи, хи! – горделиво хихикнул Зия, закатывая глаза.
Неуместный смех разозлил Мархамат, но без Зия не обойтись, надо терпеть его развязность. И все же Мархамат не выдержала:
– Что за глупый смех? Опять разинул рот? Над чем смеешься?
– А над тем, что без меня не замесить тебе теста! Приходится туго Зия вспоминаешь.
«Чванливый дурак!» – мысленно выругалась Мархамат, однако приторно улыбнулась, пошла на кухню и принесла на подносе стакан свежего крепкого чая.
* * *
План действий разработали быстро. Едва Мургуз Султан-оглы отправился на свою ежевечернюю прогулку, Зия, согласно уговору, прошмыгнул в столовую, где Сохраб спокойно допивал чай. Дочку Мархамат услала в свою комнату, а сама ушла на кухню и возилась у плиты, делая вид, что понятия не имеет, зачем пожаловал Зия.
Достав из кармана вчетверо сложенный лист бумаги, Зия протянул его Сохрабу и, заискивающе улыбаясь, проговорил: – Минуту времени, Сохраб-дадаш, взгляните-ка сюда…
Переводя недоумевающий взгляд с нежданного гостя на лист бумаги, который он протягивал, Сохраб спросил:
– Что это?
– Так, мелочь, ничего особенного!
– А все-таки?
Зия помялся.
– Список… Список гостей, которых мы собираемся пригласить на день рождения Алагёз.
Гюнашли помрачнел, на его высоком лбу резко обозначились морщины.
– Мархамат и тебя вовлекла в свои приготовления?
– Я сам составил список, Сохраб-дадаш!
– Зачем?
– А затем… – Зия громко проглотил слюну, – чтобы не было обиженных. Не запишешь – и, глядишь, кого-то забыл! А люди обижаются…
– Иди к Мархи, она лучше знает, кого не положено забывать, насмешливо сказал Гюнашли, не заглядывая в список.
– Нет, Сохраб-дадаш, это не женское дело! Мне нужен ваш совет.
– Могу дать один совет: порви бумагу и не трать время на такие мелочи!
Но Зия был настойчив!
– Поймите, Сохраб-дадаш, обидеться могут не только родственники, но и товарищи по работе. Если не скажут прямо, станут между собой судачить. Мне не раз доводилось слышать, что Сохраб Мургузович, мол, нас за людей не считает, даже не знаем, где его дом. Сколько праздников, торжеств, а он ни разу на стакан чая не пригласил.
– Скажи им, пусть проявят инициативу, пригласят, мне будет с кого пример брать.
– Если бы они слышали сейчас ваши слова! Тысячу раз пригласили и усадили бы на самом почетном месте.
– Хочешь сказать, что я не пойду?
– Угадали! Вы почти нигде не бываете.
– Ты-то знаешь, в чем причина!
– Нет, не знаю! Болтают, что вы горды, надменны, не хотите делить с людьми радость и горе. Короче, считают вас нелюдимом.
Гюнашли задумался.
– Прийти в дом к другу, разделить с ним печаль или радость прекрасная традиция. Забывать традиции своего народа нельзя. Но, к сожалению, порой традиции опошляются, теряют истинный смысл. Званые обеды, вечеринки подчас преследуют корыстные цели. Человека приглашают не потому, что его общество доставляет удовольствие, а потому, что он нужен! За последние годы я что-то не припомню ни одного сборища, где бы мне было легко и свободно. Интриги, сплетни, устройство мелких делишек… За таким столом кусок в горло не идет. Вот я и дал слово не принимать участия, а если представится случай, открыто выступить против подобных «увеселений».
– Вы правы, Сохраб-дадаш! Однако надо иметь снисхождение к младшим. Улыбка, ласковое слово такого уважаемого человека, как вы, для них драгоценный подарок! Вы знаете, с каким почтением относятся к вам в институте и молодежь и старики. Принять вас у себя или быть вашим гостем каждый почтет за честь и счастье. А вы ни к кому не ходите и к себе никого не зовете. Отсюда и разговоры… Разве об угощении идет речь? О чести.
Зия замолчал. Через раскрытую дверь Мархамат слышала весь разговор и осталась вполне довольна. Воспользовавшись Паузой, она со вздохом облегчения поспешила из кухни.
– Верные слова, говорит Зия, – сказала она, появляясь в столовой. Стоит ли из-за куска хлеба восстанавливать против себя людей? Зови всех – и дело с концом!
Почувствовав что-то неладное, Гюнашли подозрительно посмотрел на Зия, потом на жену. Пожав плечами, безучастно сказал:
– Одному уму с двумя не тягаться. Делайте, как считаете лучше!
Он поднялся, намереваясь уйти в кабинет. Мархамат незаметно подмигнула Зия: «Быстрее к цели, уходит!»
– «Бе-бе» тоже разрешите пригласить? – поспешно спросил он.
– Кто это? – удивился Гюнашли.
Зия ехидно хихикнул:
– Башир Бадирбейли, его в институте прозвали «Бе-бе».
Гюнашли поморщился:
– Что за глупая манера придумывать прозвища! Нехорошо.
– Это не мы, Сохраб-дадаш, студенты придумали. Они народ веселый, озорной.
– И напрасно придумали! – Гюнашли не на шутку рассердился. – Доказали свою невоспитанность!
– Что посеешь, то и пожнешь. Бадирбейли сам виноват.
– А я говорю, что это невоспитанность и невежество!
– Хи-хи, Сохраб-дадаш, ваша гуманность не знает пределов. Вы готовы защищать даже врага.
– Я никогда ни с кем не сводил личных счетов! Прошу зарубить на носу. Между мною и Баширом Османовичем существуют научные разногласия. Отразиться на наших личных взаимоотношениях они не могут! – резко ответил Сохраб.
– Да вы просто святой, клянусь аллахом! – воскликнул Зия. – У вас щедрое сердце! Но «Бе-бе» не таков. Подвернись случай, не откажет себе в удовольствии попить вашей крови. Вы рождены ангелом, а не человеком.
Мрачный, побагровевший Гюнашли покосился на Зия и молча, не оглядываясь, вышел из столовой.
Зия торжествующе подмигнул Мархамат и крикнул вдогонку:
– Я все понял, Сохраб-дадаш! Включаем Бадирбейли в еписок. Пусть убедится, что ваше сердце чище и прозрачнее родниковой воды!..
