Текст книги "Когда молчит совесть"
Автор книги: Видади Бабанлы
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
Директор завода поначалу не понравился Вугару. В лоснящемся поношенном пиджаке и вылинявшей байковой рубашке, худой, чернявый, лет сорока – сорока пяти, он больше был похож на заведующего маленькой частной мастерской, чем на руководителя крупного завода.
У Вугара сразу испортилось настроение. О чем говорить с таким человеком? Какие соображения может он, рядовой производственник, высказать по серьезной научной проблеме?
Мохсумов встретил его приветливо. Отложив папку с деловыми бумагами, он встал и пошел к нему навстречу. Уважительно поздоровавшись, с почтением взял Вугара под руку и подвел к столу. Нажав кнопку звонка, распорядился принести чаю.
Но даже эта уважительная вежливость не вызвала у Вугара доверия. Он отнес ее за счет того, что Мохсумов хочет выслужиться перед профессором Гамзаевым, безукоризненно исполнив его поручение. Скучающим взглядом Вугар обвел кабинет. Выбеленные известкой голые стены, старые стулья, на окнах выгоревшие шторы из скучной одноцветной ткани. Над столом портрет Карла Маркса. И Вугар, взглянув на портрет, подумал: как, верно, скучно ему среди этой невзрачной обстановки.
Худенькая шустрая секретарша внесла на подносе чай и, кокетливо улыбнувшись Вугару, вышла.
– Вы, кажется, заскучали? – спросил Мохсумов.
– Не в скуке дело, времени у меня мало…
– А мы с утра вас ждали, здесь были члены технического совета. Только-только ушли на обед.
Вугар стал неохотно объяснять причину своего опоздания:
– Наш разговор с профессором Гамзаевым затянулся… – И, сдерживая раздражение, спросил: – Может, не будем дожидаться товарищей, начнем?
– Вы очень торопитесь?
– Мне необходимо как можно скорее вернуться в город.
– Постараемся не задержать вас, но товарищи хотели бы познакомиться с вами…
– Отложим знакомство до следующего раза!
– Вам виднее. Но… у них есть к вам некоторые предложения.
– Предложения или возражения?
– Мы выдвигаем только предложения.
– В таком случае вы сами можете изложить их.
– Я вправе излагать лишь собственные суждения.
– Слушаю вас…
Мохсумов помолчал немного.
– Мне кажется, – сказал он, – что активность полученного вами катализатора для данной цели мала.
– В чем же причина?
Мохсумов задумался, стараясь выразить свою мысль как можно яснее и четче.
– По-моему, у вашего катализатора слишком мелкие поры. Кокс, возникающий во время реакции, быстро забьет их, и таким образом понизится активность катализатора, а следовательно, нарушится нормальный ход всего процесса.
– Что вы предлагаете?
– Хорошо было бы предварительно очистить сырье от бесполезных элементов, содержащихся в его составе. Тогда и процент выхода повысится и октановое число окажется на желаемом уровне.
Дискуссию на этом можно было бы закончить, – к чему терять время на споры о проблеме, давно устаревшей? Но Вугару вдруг захотелось до конца выяснить позицию директора.
– У вас есть еще предложения? – спросил он.
– Я высказал свои пожелания, – сдержанно ответил Мохсумов. – А говорить о предложениях товарищей не уполномочен.
Вугару понравилась скромность этого безвкусно и неряшливо одетого человека, он начинал испытывать к нему невольную симпатию.
– Товарищи скоро вернутся?
Мохсумов не мог не почувствовать неожиданную мягкость, прозвучавшую в последнем вопросе молодого собеседника, не ускользнуло от его взгляда и то, что Вугар поудобнее уселся на стуле. Однако директор ничем не дал почувствовать своей победы и по-прежнему приветливо ответил:
– Скоро. – И, улыбнувшись, добавил: – Мы не собираемся заставлять вас принимать все наши предложения. Если они покажутся вам неубедительными и не удовлетворят вас, можете не соглашаться, это ваше право. Работа нам понравилась, и мы хотим, чтобы при заводских испытаниях не возникло затруднений, требующих дополнительной работы. Поверьте, иных целей у нас нет.
– Я верю вам…
Вугар произнес эти слова еще мягче. Директор переменил тему разговора:
– Чай-то у вас остыл, может, сказать, чтобы принесли свежий?
– Что ж, это было бы неплохо… Но только с одним условием… Вернее, у меня к вам просьба…
– Пожалуйста!
Вугар достал из кармана тетрадку и вместе с листком, на котором были замечания и поправки Гамзаева, положил все это перед Мохсумовым.
– Я буду пить чай, а вы, пока не пришли товарищи, ознакомьтесь с этими заметками, если, конечно, это возможно.
– Возможно! – ответил Мохсумов, хотя ему и не совсем был понятен смысл этой просьбы. – У нас все возможно.
* * *
Из кабинета директора Вугар вышел воодушевленный. На огромном заводском дворе он увидел Нарын и очень обрадовался ей:
– Добрый день, Нарын-ханум! Рад видеть вас!
Нарын отвернулась.
– Вы чем-то обижены?
– А вам так важно знать, обижена я или нет?
– Ну конечно!
– Зачем? Кто я такая?
– Вы мой заботливый, благожелательный коллега, высокочтимая моя помощница.
– Нельзя ли без преувеличений?
– В моих словах нет ни малейшего преувеличения, Нарын-ханум. Я говорю от чистого сердца. Если я и достиг значительных успехов, то благодаря лишь вашему труду, вашей помощи и заботе.
– Хватит, не вгоняйте меня в краску!
– Нет, Нарын-ханум, я говорю все это не для того, чтобы смутить вас. Это чистая правда. В деревне я так часто с благодарностью вспоминал вас…
– Вот как все хорошо получается! Вы вспоминали о нас в деревне, а мы в городе вас разыскивали.
– Спасибо. Матушка Джаннат рассказала мне, что вы заходили к нам. К добру ли?
– Заходила… Нарын замялась, словно припоминая что-то. – Когда вы несколько дней не появлялись в лаборатории, мы с тетушкой Хадиджой стали беспокоиться – не случилось ли чего? Да и на ученый совет вас вызывали, чтобы заново обсудить ваш вопрос.
– Вот и надо было вам вместо меня пойти на совет, вы же все наши дела лучше меня знаете.
– А вы думаете, я не пошла?! – волнуясь и повышая голос, гордо воскликнула Нарын. – Пошла и сказала. Кое-кому кое-что сказала. Ну, посудите сами, возможно ли угробить такой огромный труд!
– Вот потому-то я и люблю вас! Без преувеличений говорю, что люблю. И никогда не забуду все то добро, что вы мне сделали.
На губах Нарын заиграла слабая улыбка. Сердце ее уже смирилось, но смирить язык было куда труднее.
– Однако ваша поездка так затянулась, что мы уж думали, вы навсегда останетесь в деревне.
– Я бы и остался, да жаль стало затраченного вами труда, – игриво ответил Вугар.
– Ишь, герой! – горько упрекнула Нарын. – Едва попали в трудное положение, сразу бежать. Вот оно, ваше хваленое мужество!
Вугар нахмурился. Не впервые слышал он подобные упреки. Нарын медленно повернулась к Вугару.
– Простите меня, – неожиданно сказала она. – Не обижайтесь. Мне очень горько, потому я так и говорю.
Вугар усмехнулся.
– У вас есть для этого основания. Язык правды всегда горек.
– Вы были у директора?
– Да, беседовали…
– Ну и какой толк от вашего разговора?
– Толк есть, технический совет высказался в нашу пользу.
– Эх, – Нарын, покачиваясь, недовольно морщила маленький носик. – Если они высказались в нашу пользу, почему так долго задерживали отзыв? Сколько дней я обиваю здесь пороги и каждый раз слышу: «Пишем, пишем…» Можно подумать, книгу пишут!
– Успокойтесь, задержка пошла нам на пользу.
– Что же это за польза? – Нарын окинула Вугара надменным взглядом.
Он взял ее под руку и повел к автобусу, ожидавшему пассажиров возле железных ворот. По дороге он рассказал ей все.
Но, вместо того, чтобы обрадоваться, Нарын огорчилась:
– Выходит, наши противники были правы и мы зря подняли такой шум-гам?
– Шум-гам был не напрасен. Ведь мы не отказываемся от своего технологического принципа, а лишь совершенствуем его.
Но Нарын по-прежнему недовольна.
– Значит, надо начинать все сначала и зачеркнуть проведенные опыты?
– Кажется, работа уже тяготит вас?
– Конечно, тяготит! Я хочу, чтобы все скорее закончилось и наша победа спицей вонзилась в зрачки некоторым подлецам.
– Надо набраться терпения, Нарын-ханум! Каждая победа дается нелегко.
– Странный вы парень! Ну, сколько может быть вариантов одной работы? До каких пор можно переделывать? Вас словно замесили на терпении…
– Это и есть наше главное достоинство, Нарын-ханум, пока что, кроме терпения, мы ничем похвастаться не можем, шуткой закончил он серьезный разговор.
* * *
Автобус был почти пуст, и они сели рядом на заднее сиденье. Нарын смотрела в окно, а Вугар с той минуты, как оказался в автобусе, забыл обо всем. Всем сердцем рвался он на свидание с Арзу. Они проехали уже полпути, как вдруг Нарын нарушила молчание:
– То, что о вас говорили, правда?
– Что именно? – с трудом соображая, спросил Вугар.
– Ну, на ученом совете…
– Там много чего говорили.
– Про девушку…
– Какую девушку?
– Девушку из рабочей семьи, которую вы будто обманули, ну и еще там то да се…
– А вы как думаете, Нарын-ханум? – с горькой усмешкой спросил он. Похоже это на меня? Только правду скажите…
– Правду я хочу от вас услышать. В тот день каждый говорил, что ему вздумается.
– Но прежде я хочу звать ваше мнение…
– Я не верю ни одному сказанному слову.
– Спасибо! – от души поблагодарил Вугар. – Все это грязные измышления.
– Хотели замарать вас?
– Да. И рассорить…
– С профессром?
– И еще с одним человеком.
– Кто же он?
– Девушка, которую я люблю.
– Что?! – Нарын смотрела на Вугара с нескрываемым изумлением. – У вас есть любимая девушка?
– Да, и меня хотели с ней поссорить. Та самая девушка, девушка из рабочей семьи…
Нарын переменилась в лице, побледнела и нервно потирала руки.
– Как я ошиблась! Мне казалось, что вас ничто не интересует, кроме вашей работы. Я даже про себя называла вас бессердечным. Простите меня. Ой, я совсем потеряла голову. Как хорошо, что я оказалась не права!
Удивительное создание – человек! Откуда взялись у нее силы и воля, чтобы смирить свои чувства? Вугар, не скрывая восхищения, воскликнул:
– Вы необыкновенная девушка!
– Необыкновенная или легкомысленная? – недовольно проворчала Нарын.
– Что вы, что вы! Назвать вас легкомысленной, Нарынханум, было бы несправедливо. Иметь бы мне такую добрую, шуструю сестренку…
Нарын не проронила ни слова. Опустив ресницы, она отвернулась к окну. А Вугар вдруг обрадовался слову «сестренка», неожиданно сорвавшемуся с языка.
– Нарын-ханум, у меня к вам просьба! Давайте вот сейчас, с этой минуты станем друг для друга братом и сестрой. Я знаю, у вас нет брата, а только сестра, вы сами когда-то рассказывали мне. А я… – он замялся. – Я один, никого у меня нет!
Нарын молчала. Ласковое слово «сестренка», да еще произнесенное так нежно, звучало для нее как самое страшное оскорбление. Так вот что предлагают ей взамен любви?
А Вугар и не помышлял о том, какую сердечную боль причинил девушке, не видел ее бледного лица и возбужденно продолжал:
– Почему вы молчите, Нарын-ханум? Или не верите в искренность моих слов? А может, не верите, что чужие люди могут породниться, стать братом и сестрой? Если так, вы ошибаетесь! Разве родство в том, чтоб родиться от одной матери, быть вскормленным одним молоком, носить одну фамилию? Нет, не это главное. Надо, чтобы родственное чувство свило прочное гнездо в твоем сердце, надо уметь беречь это чувство, чтобы оно вошло в плоть и кровь твою, согревая своим неиссякаемым теплом. Я знаю родных братьев и сестер, которые месяцами, а порой и годами не переступают порога друг друга. Есть и такие, что завидуют, злятся, когда их родные живут хорошо. Если вы согласитесь стать моей се строй, вы тем самым подарите мне новую жизнь, навсегда сотрете с души ощущение сиротства. Я буду знать, что в одном городе со мной живет любимая сестра. Взгрустнется ли мне, заболит ли голова или зуб, я побегу к вам, чтобы утешиться…
Нарын душили слезы. Но она снова справилась с ними, и Вугар опять ничего не заметил. Она сдержанно спросила:
– А ваша любимая знает о тех разговорах?
– Конечно! Если вам интересно, вот… – Не договорив, он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал письмо Арзу. – Прочтите – и все поймете.
– Письмо?
– Да, это она писала, когда я был в деревне.
– Не надо! Нельзя читать чужие письма.
Но Вугар настаивал:
– Теперь ты не чужой человек! – с жаром говорил он, переходя на «ты» и желая этим подчеркнуть свою сердечность. – Ты моя сестра, а у брата не может быть от сестры никаких тайн.
Нарын упрямо качала головой, но Вугар силой сунул ей письмо:
– Прошу, прочти, посоветуй!
Что было делать? Дрожащими от волнения руками Нарын развернула письмо, разгладила его. Слезы снова застлали глаза, и некоторое время она ничего не различала. Читать любовное письмо к человеку, которого сама любишь, какое мучение! Вугар, увидев искаженное страданием лицо Нарын, только сейчас понял, что он наделал, и мысленно обругал себя: «Что за идиотство, как мне могло прийти такое в голову!»
Первую страницу Нарын читала долго, но уже на второй чужое горе заслонило ее собственные душевные страдания, и она быстрым взглядом пробежала тесные строчки.
– Любит! – в волнении прошептала Нарын и, задержав дыхание, твердо спросила: – Вы ответили ей?
– Нет, – смутился Вугар.
– Бедняжка… – Нарын сочувственно вздохнула, голос ее звенел, как оборванная струна: – Она ждет, мучается, душа, верно, изболелась, а вы… Она долго молчала. Но вот снова раздался ее печальный голос: – Все вы, мужчины, из одного теста слеплены. И хорошие и плохие рождаетесь эгоистами. Что вам за дело до нас, женщин, что вам наши страдания?..
Вугар глядел на нее с восхищением, снова и снова удивляясь благородству и богатству ее души. А ведь с первого взгляда Нарын и правда могла показаться легкомысленной.
– Сейчас же, едва сойдете с автобуса, идите и просите у нее прощенья! Слышите, обязательно просите прощенья! – настойчиво и требовательно проговорила она, и слова ее прозвучали как приказ.
«Что это? Искреннее сострадание к чужому горю или фальшь в одеждах благородства?» Вугар так и остался в неведении…
Глава шестаяШеренга телефонных будок напоминала строй инвалидов – у одного аппарата вырвана трубка, у другого поломан диск, у третьего в прорезь, куда бросают монеты, засунут старый потертый пятак. А там, где аппарат в порядке, ветер разгуливает по кабине, либо стекла чем-то прогневили неизвестного маленького озорника и он превратил их в осколки, либо дверь не закрывается.
Вугар рассердился. Ну что можно в таких условиях сказать любимой девушке?
Мысленно ругая хулиганов, а также блюстителей общественного порядка, Вугар обошел сквер, надеясь почему-то, что с противоположной стороны кабины должны быть в лучшем состоянии, там прохожих поменьше. Он устал, болели икры, горели подошвы, шутка ли – две трети дня он провел на ногах, ни часа не посидел спокойно. Но надежда на свидание с любимой заставляла его забывать об усталости. Сумерки спустились на город, надо было спешить, не то совсем стемнеет и тогда не заставишь Арзу выйти из дому.
Он прибавил шаг, и, когда уже подходил к центральной площадке сквера, кто-то окликнул его:
– Вугар, Вугар!
Кто это мог быть? Прежде всего он почему-то подумал о Зия Лалаеве. Надоедливость, нежелание считаться с чужим временем и обстоятельствами это в его характере. «А ну тебя к черту!» – махнул рукой Вугар. Но, сделав шаг-другой, задержался. Нет, этот хриплый и спокойный голос не походил на докучливое чириканье Зия Лалаева. Уж не Башир Бадирбейли ли это?
Он прибавил шаг, изменив направление. Там, впереди, тоже много телефонов-автоматов. Среди трех или пяти будок найдется хоть одна целая!
– Вугар, сынок! Куда торопишься? Задержись немного…
Вугар невольно остановился. Ласковый, сердечный голос совсем не походил на высокомерный и одновременно жеманный говор Башира Бадирбейли. Вугар вспомнил Мургуза Султан-оглы. Ведь старик каждый вечер приходил сюда, чтобы подышать свежим воздухом.
Странное спокойствие охватило Вугара, он обрадовался сам не зная чему. Между ним и стариком никогда не было особой дружбы, они пяти минут не сидели рядом, никогда не разговаривали по душам. Знакомство их произошло в тот далекий день, когда Вугар впервые пришел к Сохрабу Гюнашли, мельком виделись несколько раз в течение минувшего года, вот и все! Но почему-то каждый раз, увидев старика, Вугар вот так, как сейчас, радовался, будто видел очень близкого человека, кого-нибудь из самых почтенных и уважаемых стариков родного села, которых знал с детства. Конечно, к тому были свои причины. Молчаливый дома и так же, в молчании, бродивший по улицам, Мургуз Султан-оглы, встречая Вугара, всегда ласково улыбался, его умные печальные глаза приветливо смотрели на него.
Он медленно повернулся.
Под большой сосной с побуревшими длинными иглами сидел, заложив нога на ногу, Мургуз Султан-оглы. Подойдя поближе к старику, Вугар почтительно поздоровался.
– Давно я не видел тебя, – не выпуская руки Вугара, проговорил он. Присядь-ка, потолкуем…
Вугар послушно опустился на скамью. По лицу Султана-оглы он чувствовал, что тот хочет ему сказать что-то, и не отводил от старика обеспокоенного взгляда.
– Тебя, кажется, не было в городе? Ездил куда-то…
Нетерпение Вугара все возрастало. В этом вопросе Султана-оглы явно таился какой-то смысл.
– Вы правы, дедушка Мургуз, уезжал я…
Султан-оглы усмехнулся в усы:
– Как говорится, шапку на голову – и бежать?
– Да, дедушка Мургуз.
– Вот это другое дело! Правду сказать – достоинство сохранить. Мудрые люди говорили, что самое тяжкое преступление можно облегчить правдой.
Вугар внимательно глядел на Султана-оглы. За последние месяцы старик сильно сдал. Его удлиненные, чуть отвисшие уши стали сизыми, на желтоватом лице ни кровинки. Вугар встревожился, непроизвольно мелькнула мысль: «Старик доживает последние дни».
Переводя дух, Султан-оглы негромко продолжал:
– После вашего собрания Сохраб целую неделю пролежал в постели сердце пошаливает, – очень он нас напугал…
Лицо Вугара то бледнело, то заливалось краской. Эти слова старика, исполненные тревоги за сына, он воспринял как упрек в свой адрес. И он словно въявь увидел согбенную фигуру Гюнашли, который, с трудом волоча ноги, покинул зал заседаний. Разве мог честный человек выдержать бесстыдные речи! Вугар спросил взволнованно:
– А как сейчас себя чувствует профессор? В институте я его сегодня не видел.
– Хорошо, слава богу, боли быстро прошли. Но ведь сердце, как говорится, хрупкий стеклянный сосуд, дало трещину – не склеишь. Да и не впервые с ним такое…
Вугару была известна исполненная страданий жизнь его научного руководителя, страданий, не отраженных ни в одной анкете, ни в одном документе. Кое-что он узнал из уст самого Гюнашли, что-то рассказали ему свидетели тех нелегких дней.
Воцарилось молчание. Снова послышался охрипший, то ли от волнения, то ли еще от чего, голос Султана-оглы:
– Хорошо сделал, что приехал, Сохраб очень волновался за тебя.
Вугар не находил слов. Полный раскаяния, уставился он в землю, ожидая, что после такого вступления Султан-оглы начнет выговаривать ему за его поведение. Но ничего подобного не произошло. Султан-оглы спросил совсем о другом:
– Прости, я задержал тебя, ты, кажется, куда-то спешил?
Вугар с беспокойством посмотрел на часы. Время неумолимо летело. Почувствовав на своем лице внимательный взгляд старика, он взял себя в руки:
– Нет, нет ничего особенного…
Султан-оглы многозначительно взглянул на него и снова усмехнулся в усы:
– Я вижу, ты чем-то взволнован, не скрывай от меня…
Вугар смутился:
– Мне надо позвонить знакомым.
– Знакомым? – недоверчиво переспросил старик.
– Да.
– А как твои отношения с той девушкой, вы помирились?
Вугар вздрогнул, расширившимися от удивления глазами глядя на Султана-оглы. Так вот он какой, дедушка Мургуз! Внешне кажется безразличным, а на самом деле ничто не ускользает от его взгляда.
– Ты что так удивленно смотришь на меня? Или считаешь, дедушка Мургуз глух и слеп, а? Верблюд сунет голову в полынник и думает, что его никто не видит…
Вугару стало стыдно.
– Я и сам еще ничего не знаю, дедушка Мургуз.
– Что ж так?
– Мы еще не виделись, не разговаривали.
Доброе лицо Султана-оглы сморщилось.
– А я – то считал тебя умным парнем. Но твое поведение мне не нравится, мужчина должен быть хозяином своего слова.
Вугар вынужден был признаться во всем.
– Я сказал вам неправду. Простите, дедушка Мургуз. Я торопился, чтобы позвонить ей…
– И ты только сейчас об этом вспомнил? – В груди Султана-оглы что-то захрипело. – И это называется молодежь! Да есть ли у тебя в груди сердце, сынок, или просто кусочек льда?
– Сердце тут ни при чем, дедушка Мургуз. Беда в другом…
– Гм, – Султан-оглы свел брови. – Раз так, то телефонный звонок тебе не поможет, сынок. Ты должен сам явиться к ней с повинной. Как говорится, двери девушки – двери шаха. Слыхал такое?
Вугар совсем упал духом – в который раз за сегодняшний день! «Дедушка Мургуз прав, телефонным разговором дела не поправишь. Если глаза в глаза не глядят, если лицо лица не стыдится – желаемого не достигнешь. Взгляд, пожатие руки – все это имеет свою волшебную силу. Хорошо, что я не позвонил сегодня утром, не то все могло бы еще больше запутаться. Надо идти к ней домой, иного выхода нет. Но как, с каким лицом приду я туда?»
– О чем так крепко задумался, сынок?
– Так, ничего, дедушка Мургуз.
Султан-оглы покосился на Вугара, видимо, почувствовав, что творится в его душе.
– Ты знаешь, где их дом?
– Что?..
– Я спрашиваю, ты знаешь, где живет твоя девушка?
– Конечно!
– Вот и прекрасно! – Султан-оглы на мгновение задумался. С трудом оторвавшись от покатой спинки широкой скамьи, выпрямился. – Дай мне руку, помоги подняться…
Вугар взял его за обе руки и осторожно потянул на себя. Султан-оглы встал перед ним, опираясь на палку, прямой, гордый.
– А теперь беги, лови такси, я пойду следом.
Но Вугар продолжал стоять, удивленно глядя на старика. Зачем ему машина? От сквера до дома не больше пятидесяти метров.
– Вы собираетесь куда-то ехать, дедушка Мургуз?
– Да, – совершенно серьезно ответил Султан-оглы. – Сватом поеду…
– Сватом?! – недоумевал Вугар. – Кого же сватать?
– Тебя! – в умных глазах Султана-оглы засветилась ласковая улыбка. Должен же какой-то почтенный человек помирить вас и дать делу официальный ход.
Но Вугар и на этот раз не двинулся с места. Дедушка Мургуз поедет его сватать? Нет, он не мог в это поверить! Султан-оглы заторопился:
– Хватит на меня смотреть, не впервые видишь! Быстрее иди и останови такси!
Вугар повернулся, счастливый, помчался к ближайшей стоянке.
* * *
Когда они через ворота в высоком заборе, которыми обнесено большинство домов в крепости, вошли во двор, Арзу на балконе развешивала белье. Она обернулась на звук шагов, взглянула вниз и, увидев Вугара, который прятался за спину незнакомого старика, отпрянула от перил и, оставив белье в тазу, юркнула в дом.
Султан-оглы кивком головы указал Вугару, все еще не выходившему из-за его спины, на балкон;
– Она?
Вугар был так взволнован, что ответил не сразу.
– Она… – наконец пробормотал он.
– Что же это она вдруг убежала? Меня испугалась иль от тебя спряталась?
– Скорее всего от меня спряталась…
– Здорово же ты раздразнил джейранчика. Сомневаюсь, что он еще раз близко подойдет к нашему капкану…
– А это от мастерства охотника зависит, дедушка Мургуз, от того, какой он трюк придумает.
– Ах ты, мошенник! – Султан-оглы шутливо погрозил ему палкой. – Мало того, что втравил дедушку Мургуза в любовную историю, еще хочешь заставить его трюкачеством заниматься, это в мои-то годы!
Возле высокой деревянной лестницы Султан-оглы остановился, никто не выходил им навстречу.
– Между нами говоря, ты, кажется, здорово тут напортил, видишь, нас даже никто не встречает.
Подождав минуту-другую, Султан-оглы громко прокашлялся и, постучав палкой по перилам, крикнул:
– Хозяева! Где же вы? Выйдите на балкон!
Показалась Ширинбаджи. Увидев ее, Султан-оглы сказал ей, как старой знакомой:
– Добрый вечер, баджи! Гостей принимаете?
Учительница замялась. Она смотрела только на Вугара, и сердце ее сжалось.
– Добрый вечер, заходите, пожалуйста, – холодно ответила она.
Но Султана-оглы не смутило сдержанное приглашение. Ему и так все было ясно. Поставив одну ногу на ступеньку, он, улыбаясь, спросил:
– А из мужчин-то дома кто-нибудь есть?
Учительница помедлила с ответом:
– Все наши дома…
Султан-оглы обернулся к Вугару, стоявшему поодаль, и полушутя-полусерьезно сказал:
– Ты что же это за мою спину прячешься? Хочешь, чтобы не тебя, а меня ругали? Номер твой не пройдет! Иди-ка сюда, ступай первый!
Он поднял на ступеньку вторую ногу и остановился, извиняющимся голосом обратившись к учительнице:
– Стесняется парень, да покарает аллах дурное дело! Вынудили человека стыдиться…
Тревога Ширинбаджи немного улеглась, сердечный тон незнакомого старика убедил ее в добрых намерениях гостя, и она улыбнулась.
– Пусть его враги стыдятся! Он-то чего стесняется, мы на него не в обиде.
Доброжелательные слова учительницы успокоили Султана-оглы, и он поторопил Вугара:
– Знаешь, сынок, люди говорят: что было, то прошло. Не бойся, иди вперед, хозяйка улыбается, значит, рада гостям, нас простят…
Медленно, друг за другом, поднимались они на балкон.
– Кто это, Ширин? – раздался из глубины комнаты хриплый мужской голос.
– Это мы! – быстро ответил за хозяйку Султан-оглы. – Незваные гости.
– Каждый гость – дорогой гость. Добро пожаловать, – произнес Агариза по народному обычаю и, потирая сонные глаза, вышел в переднюю.
Его ответ понравился Султану-оглы.
– Ну раз так, значит, мы вовремя пожаловали! – и он торжественно протянул руку.
Агариза распахнул перед гостями двери и дружески пожал руку незнакомого гостя.
– Рады вас видеть, очень рады!
Вугар опять спрятался за спину старика, с нетерпением ожидая, как его встретит будущий тесть, так ласково приветствовавший Султана-оглы. Теперь все зависело от первой фразы Агаризы, от первого его слова. Если он посуровеет и поздоровается холодно, то не стоит и в дом заходить, муки минувших дней возобновятся с новой силой, и Вугар не сможет ни вину свою признать, ни попросить прощения у родителей Арзу, которых он так уважал. Гулкие удары собственного сердца отдавались у него в ушах.
Агариза, вероятно, почувствовал тревогу Вугара. Выпустив руку Султана-оглы, он быстро подошел к юноше и, словно ничего между ними не произошло, приветливо улыбнулся:
– А, пропащий! Рады видеть тебя. Сколько времени ни слуху от тебя, ни духу…
Султан-оглы умиротворяюще произнес:
– Не браните его. А мы разве в молодости не совершали ошибок? Он больше не будет…
И без того радостное лицо Агаризы стало еще счастливее. Сочувствие, звучавшее в голосе, подтверждало искренность его слов:
– А я не браню его, дорогой наш гость. Я о другом: пусть молодые не забывают нас, стариков…
– Не забудут, кто им такое позволит!
– Дай бог, дай бог…
Они прошли в прилегающую к застекленной галерее большую комнату. Обстановка была скромная, и Султан-оглы сразу почувствовал себя здесь легко и свободно.
Не дожидаясь особого приглашения, он прошел и сел во главе стола, усадив Вугара рядом с собой. Однако палку продолжал держать в руках. Это означало, что он торопится и долго, сидеть в гостях не намерен. Отдышавшись, Султан-оглы возобновил прерванную беседу:
– Вижу, старость не радует тебя, друг мой нефтяник. Сколько же тебе лет?
Агариза, сидевший на другом конце стола ближе к двери, шутливо ответил:
– У стариков возраста не спрашивают, на глаз определяют!
– А все же? На глаз определять я не мастер!
– Прошлой осенью шестой десяток проводил.
– Шестой десяток! – Султан-оглы, вскинув плечи, расхохотался. – Эх, почтенный, и ты еще называешь себя стариком! Я седьмой разменял, и тот к концу идет, а на старость не жалуюсь.
– Все от человека зависит. С рождения был я хилым, лишен был материнского молока.
– Нет, друг мой, слишком легко примирился ты со старостью. А я – то думал, нефтяники крепкие люди, духом по пустякам не падают. Неужто я ошибался?
– Было время, и я смелостью похвастаться мог, а теперь вот слабею.
– Что же с тобой приключилось? Погляди на себя ястреб!
Агариза с сожалением покачал головой:
– Был ястребом, стал вороной.
– Не по душе мне твои слова. Шестьдесят – весна, период цветения. Я в этом возрасте в далекой Сибири лес валил. А морозы там такие, что до мозга костей пробирают. С молодыми состязался. А ты в теплом доме живешь и еще охаешь да ахаешь…
Агариза немного обиделся на гостя, но вида не показал:
– Правду говорите, дорогой гость, мужчина, пока у него силенка есть, не должен себя стариком признавать. Но шила в мешке не утаишь, как ни прячь, торчит, проклятое. Вот и старость такова. Пришло ее время, и начинает она то свистком, то ржанием возвещать: пора, мол, дядюшка, готовься к полету в иной мир…
– Это что ж, тебе кто-нибудь возвестил или ты сам на себя страху нагнал?
– К этому и веду разговор. Сегодня после работы вызвали меня в контору и давай нахваливать, гордый стою, словно мне два арбуза под мышку сунули. А потом протягивают бумагу о персональной пенсии: «Будь, мол, здоров!» В голове у меня помутилось. Как оттуда вышел, как до дома добрался, не помню.
Вот с тех пор и лежал ничком. Если б не ваш приход – бывает же такая удача! – сил не было подняться и стакан чаю выпить…
Султан-оглы положил руку ему на плечо и, ободряя сказал:
– Не огорчайся, дорогой, знаешь поговорку: на пне хворост рубят. Понадобишься ты им, еще понадобишься! Они, молодые, хоть и твердят: я, я, я, а без стариковского опыта обойтись не могут. Не отпустят они тебя.
Агариза словно ждал этих слов. Лицо его посветлело, морщины разгладились, и только голос все еще звучал грустно:
– Прощу вас, не думайте, обо мне плохо. С шестнадцати лет я – рабочий. Всю жизнь на самых трудных, ответственных участках. Спросите, отдыхал ли хоть раз за эти годы? Брал ли отпуск на месяц или даже на две недели? Да если я два дня на работу не выхожу, чувствую себя курицей, у которой яйцо не той стороной лезет, места себе не нахожу. Хорошо, что вы пришли, не то мучиться мне до утра!
Ширинбаджи принесла чай, поставила на стол варенье разных сортов и, улыбнувшись, обратилась к Султану-оглы:
– Наш отец на пустом месте горе ищет, на старость жалуется. Не знаю, что с ним и делать… Пожалуйста, пейте чай!
– С удовольствием! – Султан-оглы давно мучила жажда, он уже несколько раз облизывал пересохшие губы. Однако, сделав два глотка, поставил стакан на блюдечко и, откинувшись, завел разговор о том, ради чего они и пришли сюда. – Мы пришли к вам с просьбой. По обычаю наших предков, для начала дело изложим, а если вы согласитесь нашу просьбу исполнить, мы и чай выпьем, и хлеба-соли отведаем…
Агариза и Ширинбаджи переглянулись – они уже обо всем догадались.
Первой заговорила Ширинбаджи:
