Текст книги "Смех баньши"
Автор книги: Вера Космолинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
VII. Драконий берег
Для настоящих времен летающая тарелка – это анахронизм. Скорее уж небесная колесница, сказочная птица или тот же дракон. Или зачарованный замок – после тихого приземления на скалистом островке к западу от большего из Британских островов, чересчур маленьком, чтобы быть обитаемым, зато прекрасно подходящем для нас. Вернее, для «Януса». Не то чтобы мы собирались сидеть тут с ним безвылазно на этом пятачке. С таким же успехом, отправившись в это время, мы могли остаться на Луне. Но немного тишины и покоя были просто чудесны. По отсекам Станции гулял настоящий атмосферный воздух, еще холодный, пропитанный апрелем. Наверное, никогда еще в этих стенах не было таких настоящих, живых ароматов. Иногда вместе с ветром сюда залетают и птицы. Они ничего не смыслят в легендах. Просто пытаются приспособиться к особенностям ландшафта.
Первая интересная новость. Похоже, эффект буферного времени тут начисто пропал. По крайней мере, машина не показывает никаких ограничений.
Вообще, все как-то иначе. Пошли даже нехорошие шуточки о том, что в разных вариантах истории могут быть и разные законы физики. Некоторым эти шуточки не нравятся.
Исследования исследованиями, но собственные ресурсы «Януса» надо беречь, и кое-кому придет пора вскоре отправиться к большой земле, чтобы найти в этом мире нишу, необходимую для того, чтобы автономно обеспечивать себя здесь всем необходимым для дальнейшей жизни, элементарного выживания, без которого, согласитесь, работа пойдет из рук вон плохо.
Море было еще холодным. Никого в него не тянуло, кроме гладких длинноносых чаек, чьи скандально-задиристые крики вовсе не похожи на стенания потерянных душ, как иногда говорят. Скорее, похоже на перманентную семейную сцену.
Море навевало нехорошие думы – стылое и горбатое, населенное бог знает какими тварями, оно не всякого подманит и заворожит. Впрочем, нет. Заворожить-то, заворожит – могильной стынью, ледяным дыханьем, утробным ревом, ребристыми разверзающимися пастями алчных волн, клочьями беловатой, но не белой, пены, летящей как брызги мозгов из разбитых черепов спесивых гребней, слепо налетающих на обломанные клыки оскалившихся рифов.
И небо в этой влажности сизое и мутное. Внизу, под скалой, на желто-костлявом каменисто-песчаном мокром берегу лежат неряшливые останки плавника. Воздух, полный испарений, не очень-то подходит для того, чтобы свободно дышать полной грудью. Это дается не легче, чем волнам набегать на линию прибоя и тут же отползать под собственной тяжестью. Натужная их ритмика сбивает с толку даже пульс.
Можно заполучить приступ морской болезни, только глядя на это водно-земное копошение и слушая надсадные хрипы некоего серьезно больного первозданного чудища.
Может, стоило отойти от моря подальше, туда, где его скрывают деревья, небо над которыми куда голубее и тише, и жизнь весело тянется к солнечному свету? Где травы шепчут то нежно, то тревожно под ветром, а молодые листья блестят как теплые чешуйки сказочной золотой рыбки, которой не место в промозглой бездне. Может быть. Что толку наблюдать бескрайнюю бесчувственную стихию? Но какая-то саморазрушительная сентиментальность не давала мне уйти со скалы, и я продолжал мечтательно смотреть на яркие блестки, играющие на поверхности, и грезить о темных глубинах, упиваясь меланхолией и бесконечным одиночеством.
Одиночество, да?
– Так себе погодка-то! – услышал я за спиной немотивированно веселый голос Олафа, и на плечо мне вальяжно плюхнулось обнаженное лезвие длинного кельтского меча – спаты.
– Сэр Гавейн, в своем репертуаре, – изрек я, почти не вздрогнув.
Воспоминание о завтрашнем дне тут же проснулось вспышкой азарта. Назавтра у нас было назначено пересечение морских просторов и вторжение в ничего не подозревающую Британию. Временно решено было разделиться. Мы вчетвером, с Олафом, Гамлетом и Фризианом составим передовой отряд, а остальные присоединятся позже, когда мы немного разведаем обстановку. И естественно, почти что в бой мы были готовы уже сегодня, по крайней мере, уже были полностью соответственно экипированы.
– Да я как раз повел себя нетипично, – возмутился Олаф, которого теперь мы называли Гавейном даже с глазу на глаз, по старому неписаному правилу – строго соблюдать легенду в отношении имен, выбранных для другого времени. Хотя вообще-то можно было еще не начинать, но тренировка никогда никому не вредила, и чем раньше начнешь, тем легче привыкнешь.
– Как же. – Я откинулся назад и небрежно выкатившись из-под его меча, еще в движении выдернул из ножен свой, даже не попытавшись запутаться в темно-красном плаще, застегнутом у горла внушительным аграфом из яркой меди, изображавшим змея с рудиментарными лапами и крыльями, изогнувшегося кругом и закусившего свой хвост. – Роковая ошибка, добрый сэр! – промолвил я зловеще. – Нападение за нападение и кровь за кровь!
Олаф, выглядевший совершенно в том же духе и весьма колоритно в своем серо-голубом плаще «сагум», сколотом огромной серебряной фибулой, напоминающей своей формой подкову, и светло-коричневой помеси куртки с туникой, под цвет его буйной бронзовой гривы, слегка попятился. Похоже, ему не слишком нравилась идея сразу портить новый наряд, по крайней мере, до завтрашнего дня. Я принял это соображение в расчет, и настаивать на валянии кого-то из нас в пыли не стал.
– Может, ограничишься эриком[2]2
Eric (кельтск.) – плата за кровь. Примерно то же, что вира.
[Закрыть], Эрик? – предложил Олаф, и мы засмеялись. Олаф сел на камень, на котором только что сидел я. – Твой красный плащ виден издалека. И почему ты решил взять это имя? Мы-то все шутки ради взяли что-то легендарное.
– А я люблю, шутки ради, зловещие намеки. Да и не Артуром же себя называть, он-то, вполне еще может быть, лицо историческое, это вы у нас легендарные. И все самое интересное уже разобрали.
Кроме того, я просто решил почти не менять имя. Так меня частенько с детства называла Линор, и было в нем что-то от магнитной стрелки, притягивающейся к реальности, с которой мне порой хотелось потерять связь, но не окончательно. И в конце концов, чем не нормальное кельтское имя?
Олаф окинул окрестности критическим взором и одобрительно кивнул каким-то своим мыслям.
– Отличный отсюда вид, – заметил он, – тоска зеленая. Прямо что-то викинговское. Вот так посмотришь, и сразу понятно, с чего ребят тянуло в чужие пределы!
– Верю на слово, ты у нас по ним специалист.
– А кто нет? С нашими-то набегами на чужие эпохи, а, Эрик Рыжий?
Олаф громко вздохнул и посмотрел в отсыревшие небеса.
– Надеюсь, завтра будет все-таки повеселее. Не хотелось бы откладывать вылазку.
– Тем более, когда уже собрались с места в карьер, – кивнул я.
Внизу из-за груды камней показался Гамлет. Нас он не видел и потому вел себя странновато – патетически простирал руки к морю, запрокидывал лицо к небесам, что-то бормоча и порой выкрикивая. Что и говорить, в современном-то костюме с посверкивающими чеканными браслетами и другими вычурными деталями, смотрелось живописно. Почему-то на ум мне первым делом пришел доктор Фауст, собравшийся обуздать седой океан.
– С кем это он там? – риторически поинтересовался Олаф.
– С черепом Йорика. Гипотетически.
Гамлет энергично встряхнул кулаками, грозно топнул ногой, крутанулся волчком и резко затормозил, чуть не упав, заметив нас. Мы радостно закричали и зааплодировали. Гамлет нахмурился, потом подавил смешок и, весело помахав рукой, направился к нам. В складках темного плаща поверх белой льняной туники стала видна кокетливая бронзовая сказочная птица.
– Отличное шоу, Ланселот! – громко крикнул Олаф. – А теперь давай то же самое, только на бриттском, и чтобы можно было расслышать твою поэму!
– Обойдетесь! – ворчливо воскликнул Гамлет, недовольный тем, что попался так врасплох. – И между прочим, это было на бриттском! – Пожалуй, это было правдой. Сейчас мы даже думали большей частью на бриттском – остальные языки были искусственно несколько подавлены – вспомнить можно, но не в первую очередь. Обычный трюк. Очень удобно – чтобы не задумываться.
Что-то шлепнулось о камни рядом. Рыбка. Странно. Вроде, не летучая. Пока мы непонимающе смотрели на нее, прилетела другая, угодив в черные кудри Гамлета. Тот испустил гневный вопль, отскочив, и чертыхнулся, разозлившись не на шутку.
– Галахад! Выходи, подлый трус! – взревел Гавейн, он же Олаф, и снова обнажив меч, с наигранным энтузиазмом помчался наверх. Фризиан со смехом высунулся из-за высокого валуна, похожий как обычно на чертика из табакерки. Хотя его выбранные цвета были, в основном, охристыми, не считая белого шерстяного плаща, по-моему, совершенно непрактичного, заколотого чем-то вроде небольшой ирландской арфы. Сочетание зеленого и красного представлялось мне куда более разумным, но на вкус и цвет…
– А говорят, град – хорошая примета!
– Я тебе сейчас покажу град! – свирепо воскликнул Ланселот, ястребом кидаясь на врага, его меч тоже выскользнул из-под черного плаща.
– Ох! – сказал Галахад. – Кажется, мне крышка! – Яркие темные глаза восторженно полыхнули, когда, став спиной к камню, он по всем правилам приготовился к смертному бою. На солнце засверкал третий длинный меч – а уж эти кельты знали толк в красивом оружии!.. – Ну как? – осведомился он, явно адресуя вопрос мне как единственному праздному зрителю. – Разве мы не ведем себя достойно современности?!
– Нет! – критически сказал я. – И именно поэтому ты останешься в живых! Но надолго ли?! Вот в чем вопрос.
– Ненадолго! – буркнул Гамлет.
– И это называется Галахад! – с утрированным укором возвестил Олаф. – Образ идеального рыцаря на все времена! Воплощение доблести и благочестия! Герой, удостоенный прикосновения к Святому Граалю! И вознесения в рай еще при жизни! Куда мы катимся?! Я вас спрашиваю!
– Не знаю, – невинно ответил Фризиан. – Но, боюсь, вместе с нами покатится вся Британия.
– Насколько я помню, по легендам Галахад вообще был сыном Ланселота, – проворчал Гамлет. – А не несчастьем, только и норовящим сунуть кому-нибудь лед за шиворот…
– Бедная Британия! – усмехнулся я. – По-моему, это у вас имена неудачные, а не у меня.
– Ничего, сойдет, – отмахнулся Олаф. – Так просто смешнее. Эй, Ланселот, а ты и правда примериваешься снести ему голову? Тебе только детоубийства не хватало?
– Что?..
– Ты сам только что сказал – Галахад твой сын, по легендам.
– Ну что ж, если я его породил, то я его и…
– Да перестаньте, ребята! Хватит уже.
– В тебя не попали!
– Да я промахнулся, – миролюбиво сказал Фризиан. – Я вообще метил в Эрика. А вон он сидит спокойно…
– Ладно, Ланселот, – сказал я смеясь и наконец поднимаясь с камня, – ты заходи справа, а я слева. Приготовил рыбку, чтобы сунуть ему за шиворот?..
– Караул! – обстоятельно завопил Фризиан во все горло. – Спасите!..
– Эй! – безмятежно позвал из-за замшелых валунов веселый голос Антеи. – Вы еще все там живы? Не слишком вошли в роль? Может, кого-то интересует прогноз погоды на завтра?
– Да?! – откликнулись мы дружно.
– Так вот! Завтра будет замечательная погода. И вам ничто не помешает. Может, там и подеретесь – уже на том берегу? А сейчас – предлагаю устроить прощальный пикник. Линор, правда, как-то без энтузиазма отнеслась к идее ночной дискотеки со светомузыкой, но почему бы и нет, правда?
– Ладно, по крайней мере, не будем вместо этого устраивать тризны, – согласился Олаф. – Ланселот, убьешь его позже!
– Позже – значит, никогда, – вздохнул Гамлет, с сожалением возвращая меч в ножны.
На следующий день мы отплыли от острова на небольшом сборном суденышке с парусом и мотором, и с примитивной весельной лодочкой на буксире, на которой нам предстояло проделать последний отрезок морского пути самостоятельно, в то время как кораблик вернется к Острову Януса, как мы его окрестили, чтобы не вдаваться в географические подробности. Он мог бы вернуться туда при надобности и автоматически, но погода была отличная, и ничего удивительного, что девушкам захотелось совершить морскую прогулку, правда, и при любой другой они отправились бы просто нас проводить, как и отец, шутливо предвкушавший у себя приступ морской болезни. Никогда не наблюдал у него подобных приступов, но кто знает, может, морской болезнью страдал когда-то Френсис Дрейк, которым он как-то побывал?
Остающиеся проследили бдительным оком, чтобы мы ничего не забыли, и десять раз напомнили, чтобы мы не потеряли портативные передатчики в обилии полудекоративной мелочи, служившей современникам легким вариантом доспеха – браслеты, пояса, укрепленные бронзовыми пластинами, украшенными орнаментом, по большей части в виде спиралей и концентрических кругов, фибулы – все эти игрушки довольно хитрым образом защищали наиболее важные части тела. И наконец, распрощавшись, мы вчетвером спустились в лодку, ухитрившись ее не перевернуть. Впрочем, было бы желание… а в лодки самых разных конструкций и размеров нам всем доводилось перепрыгивать уже не раз, разве что, как правило, не на своем веку. Да и этот век едва ли мы могли назвать своим. И вот, суда расстались в море. Мы помахали друг другу, и сосредоточились, каждый, на своем курсе.
Без приключений, конечно, не обошлось с самого начала, как только парусник пропал из вида. Олаф и Гамлет занимались греблей, я временно бездельничал на корме, а Фризиан торчком стоял на носу, и слишком мерный процесс дальнего плавания, пожалуй, казался ему скучным, так как он решил его разнообразить, начав поигрывать с равновесием, то подпрыгивая, то наклоняясь и делая вид, что его внезапно заинтересовало что-то глубоко за бортом, и украдкой косясь на остальных с выжидающим видом. Я видел его лучше всех, но делал вид, что мне наплевать – это успокаивает его лучше всего.
Гамлет оглянулся раз-другой, когда лодка несколько раз как следует зарылась носом в волны, и рассвирепел.
– Да прекрати, наконец! Берег едва виден. Хочешь добираться своим ходом?
– Кончай размахивать веслом, – возмутился Олаф. – Ты сейчас развернешь нас на сто восемьдесят градусов!
– Он раскачивает лодку!
– А ты что делаешь?.. Черт! – Олаф тоже неосторожно махнул веслом, слегка потеряв равновесие, и плеснул на себя чуть не полведра воды. Не только на себя – всем досталось. Гамлет громко возмутился. Фризиан чуть не кувыркнулся за борт, но только рассмеялся, выжимая край переброшенного через плечо намокшего плаща.
– Галахад, сейчас ты сядешь на весла! – пригрозил Олаф.
– Половину мы еще не проплыли, – невинно заметил Фризиан.
– И не проплывем никогда! – зарычал Гамлет. – Шутишь, что ли? С этими железками и вещами мы тут просто утонем к черту!
– Подумаешь! – беспечно бросил Фризиан, явно обрадованный тем, что кто-то воспринял угрозу всерьез.
– Ах, подумаешь!.. – Гамлет в ярости попытался было вскочить, но Олаф вцепился в него мертвой хваткой.
– Ты что, угробить нас собрался? Он же просто дурака валяет. Ни черта он не сделает.
– Ага? С его-то вывернутыми мозгами?! Эрик, чего ты смеешься? Сказал бы тоже, чтобы он прекратил!
– А я-то при чем?
– При том, что мы все пойдем рыбкам на завтрак!
– Подумаешь! – беззаботно повторил я за Фризианом. – Кто хочет жить вечно?
– Достали, – рявкнул Олаф. – Три придурка. Значит, так – всем сесть и заткнуться! Или сейчас я начну топить террористов в зеленом Ирландском море!
– Да уж, – обиженно проворчал Фризиан. – Ты-то у нас меньше всех похож на кельта.
– Сойдет, – буркнул Олаф. – А кому не сойдет – голову снесу!
С грехом пополам мы благополучно достигли берега, правда, вымокнув как четыре кэролловских мыши. Олаф ворчал, что в последний раз он сунулся в лодку в такой компании.
Напоследок мы с Фризианом переглянулись, бросили весла и вдвоем налегли на один борт. Раздались гневные вопли, лодка, хоть и не перевернулась, но встала почти набок, зачерпнув воды, в которую мы все и полетели. Тут было совсем уже мелко, и все равно пришлось бы выходить и выволакивать транспорт на берег вручную, обдирая днище о камешки.
– Все, это последний раз! – опять сказал Олаф. После чего остался на берегу караулить багаж, заявив, что именно нам теперь следует отправляться в поход за топливом для костра, чтобы просушить хотя бы часть того, что промокло. К тому же, весна в Британии совсем не жаркая, и бриз был промозглым.
– Да не заиграйтесь там в лесных разбойников, эй, слышите, хулиганье!
Конечно, как же. Мы забавлялись, как дети на прогулке. Называется – дорвались. Гамлет тут же объявил себя Робин Гудом. Мы с Фризианом тут же прикинулись представителями закона, и бросились его ловить. Видок, конечно, у нас всех был сейчас скорее бандитский, чем респектабельный. Впрочем, все это происходило между делом, о котором мы все-таки не забыли. Вряд ли у нас ушло на все больше часа.
Когда мы вернулись, волоча связки весьма относительного сушняка, Олаф с кислым видом разглядывал карту.
– Ну, значит, так. Тут – Ирландское море, тут – Уэльс, а тут – мы. Куда будем двигаться дальше?
– Куда-нибудь дальше, – глубокомысленно отозвался Фризиан. – Скажем, прямо.
– Прямо – куда? – фыркнул Олаф. – Перед твоим носом вообще опять море.
– Ну а какой у нас может быть условный пункт назначения? – поинтересовался Гамлет. – Лондон? Камелот? И то и другое должно быть южнее и восточней. Это в том случае, если оба они существуют. И если нам нужно хоть что-то из них. А по самой правдоподобной исторической версии, все, что потом переросло в легенды, вообще происходило только в самом Уэльсе. Так что мы уже почти на месте.
– И нам совершенно все равно, в какую сторону двигаться дальше, – подхватил Фризиан. – Если только мы дружно не схватим сейчас пневмонию и не начнем звать скорую помощь с острова.
– Очень смешно, – буркнул Олаф. И мы занялись костром.
Костер все никак не хотел разгораться и безбожно дымил. Фризиан начал требовать, чтобы Олаф отдал свою любимую карту для разжигания, Олаф упрямился, Гамлет чихал и обещал придушить меня за подробное описание признаков отравления угарным газом, на предмет того, не заметил ли их еще у себя наш кадровый ипохондрик.
Первым почуял неладное Фризиан. Подняв голову и чуть склонив ее набок, он довольно долго прислушивался. Короткие, по римской моде, темные волосы почти не поддавались ветру и не мешали ушам.
– Что такое? – наконец поинтересовался Олаф, заметив, что Фризиан больше не покушается на карту.
– Сам не пойму. Может, показалось. Что-то похожее на охотничий рожок вдалеке.
– Чайки, наверное, – предположил Гамлет. – От этого «угарного газа» чего только не померещится.
– А если и рожок, – пожал плечами Олаф. – Разве нас это касается?
– Не знаю, – Фризиан скользнул рассеянным взглядом по пустынному берегу и по дымящему костру. На нем его яркие глаза задумчиво задержались. Было ясно, о чем он подумал.
– Думаешь, мы подали кому-то дымовой сигнал? – уточнил я.
– Да нет, ерунда. Без электричества и центрального отопления костры жгут все, кому не лень, и это ничего не значит, если только не в условленном месте, в условленный час. – Фризиан небрежно отмахнулся от накатившего на него дыма и сел на расстеленный плащ, решив, видно, больше об этом не думать.
Дрова наконец просохли и начали гореть как надо. Олаф занялся шашлыками из птицы, заготовленной еще на острове и поджаркой «пражских» колбасок, прихваченных и вовсе не из этого мира. Фризиан ему помогал. Я нарезал хлеб и приспособил костер еще и под тостер. Гамлет вскрыл бутылку вина и, пока мы не видели, начал потихоньку лакомиться им в одиночестве. Обнаружив такое коварство, мы обозвали его анонимным алкоголиком и реквизировали добычу.
Пикник был в самом разгаре, когда какие-то невежливые туземцы вздумали нам помешать.
Из-за опушки вдруг появилась растянутая цепочка всадников, и с криками, весьма похожими на чаячьи, они понеслись к нам галопом, на той предельной скорости, какую могли развить их лошади, усердно взрывающие копытами песок.
– Их около дюжины или больше, – сообщил уставившийся на них Гамлет.
– Точно, – согласился я и, поднимаясь, выхватил меч.
– Зря, – меланхолично заметил Олаф. – Они еще не обнажали оружие.
Черт, а я и внимания не обратил…
– Зато несутся как угорелые, – вставил Фризиан. – И некоторые, между прочим, только что достали мечи. – И он тоже потянулся к мечу, на всякий случай готовясь к бою.
– Ничего, – сказал Гамлет. – Это же Темные века. – С какой стати нам деликатничать? Их, между прочим, больше.
Олаф дожевал колбаску и только тогда составил нам компанию.
Всадники, подлетев ближе, резко притормозили. Песок от них взмыл во все стороны. Похоже, они все-таки старались показать честные намерения, их агрессия не была четко выраженной. Просто принялись крутиться вокруг гарцующей каруселью, выжидая, видимо, к какому заключению придет на месте их предводитель. Судя по всему, за главного у них был парень лет двадцати, крупный, мощный, увешанный серебряными, медными и, возможно, золотыми украшениями, которые отчасти прикрывал темно-синий короткий плащ. Под плащом на верзиле была белого цвета шерстяная туника с пурпурной каймой, почти в римском стиле. Короче говоря, от предводителя так и разило аристократизмом, как и запахом выделанной кожи и конским и человеческим потом. А резкие черты его лица, уже украшенные парой тонких шрамов и глубокой складкой между бровями, были отмечены патологически холерическим темпераментом.
Он оглядел нашу компанию, заставив чалого коня упереться, как вкопанного, в землю всеми четырьмя копытами и нахмурился. Промежуток между мохнатыми черными бровями полностью улегся в глубокую складку. Узел из длинных темных волос создал натуральный эффект нахохливания.
– Кто вы такие? – бросил он вопрос в небрежной манере человека, привыкшего к моментальной покорности. Выговор у него был немного странноватый, гортанный, похоже, северный. А мы тут в западно-центральной части острова. Какого черта он сам тут делает, хотелось бы спросить, да еще задает вопросы первым встречным не на своей земле?
– А вы? – самым любезным тоном осведомился Фризиан. – По-моему, вы не из этих краев. С миром ли пришли воины на эти земли?
Вожак новоприбывших слегка опешил, забыв оскорбиться на такое безмятежное проявление встречной подозрительности. Гамлет тихо толкнул меня локтем и взглядом указал вперед, на еще одну приближающуюся группу вооруженных людей – эти ехали неспешно, с достоинством нагоняя авангард, чуть позади них волоклись повозки, одна запряженная мулами, другие – волами. Из той, что с мулами, выглядывали женщины – трудно сказать сколько – головки постоянно то высовывались, то прятались.
– А тут оживленное местечко! – пробормотал Олаф, увлеченно оглядываясь.
– Мы – люди графа Галавского, могущественнейшего вождя из северного королевства Регед, – объявил верзила, явно рассчитывая на впечатление. И он его добился.
– Ух ты! – весело сказал я. – Уж не граф ли Эктор из Галавы?
Верзила кивнул, приподняв брови, с выражением какого-то замешательства на лице. Наверное, мой восторг имел не совсем тот оттенок, какой полагался. Умиление энтомолога над любимым видом букашек. Правда, кто такие энтомологи ему тоже было невдомек.
По большей части сказок, Галава находилась скорее в Корнуолле, но и Регед как-то упоминался. Куда забавнее, что некий граф Галавский в этой весьма отдаленной от истинной версии истории действительно есть, и что его зовут Эктор. Что ж, как говорится, даже бабушкины сказки где-то могут быть почти реальностью.
– Мы направляемся в Лондиниум на Божий суд, – расщедрился на информацию предводитель – наверное, это имело какое-то немаловажное для его престижа значение. – Вы должны были о нем слышать. Барды и предсказатели разнесли весть по всем землям.
Божий суд? Мы переглянулись, но сделали вид, что знаем, о чем идет речь.
– И мы направляемся туда же, – небрежно сказал Олаф. Мы ведь как раз придумывали себе направление. – Но мне кажется, вы немного заблудились. Лондиниум расположен куда восточнее. Вы сделали серьезный крюк с севера на запад.
– Я знаю, – резко рявкнул парень, опять хмурясь и начиная впадать в гнев, судя по набирающему интенсивность цвету лица. – Но вы тоже на местных жителей не больно похожи. На честных жителей, – уточнил он с нехорошим смешком, вприщур изучая наши мечи. И подняв голову, насмешливо щелкнул языком. – Вы недостаточно грубы для воинов, у вас нет ни коней, ни слуг, полагающихся благородным людям, на которых вы, видимо, хотите походить. Но вы явно не просты и умеете обращаться с оружием. По-моему, вы разбойники, от которых следовало бы очистить эту местность. Я не прав?
– Нет, – серьезно возразил Фризиан, убедительно покачав головой. – Мы – передовая колонна саксов, которые, для разнообразия, решили теперь нападать с запада, мелкими группами.
Некоторые воины вокруг захохотали – шутка пришлась им по вкусу.
– Откуда вы? – спросил предводитель, едва не теряя терпение. Даже не знаю, что его сдерживало. Ему явно хотелось порубить кого-нибудь в капусту, но что-то не давало ему последовать голосу чувств.
– Ну, предположим, с Оркнейских островов, – сказал Олаф. Его произношение тоже слегка отдавало чем-то северным.
Предводитель хрюкнул – крюк с Оркнейских островов тоже был будь здоров, но пожал плечами – почему бы и нет.
– А я – из Малой Британии, – с озорной улыбкой вклинился Гамлет – крюк ничуть не хуже, но совсем с противоположной стороны света. И тут же добавил нараспев, то ли издеваясь, то ли просто стремясь произвести впечатление на предположительно темных суеверных слушателей: – Меня ведут звезды по дорогам земли. Звезды собрали нас здесь, по воле судьбы, со всех концов Британии, чтобы решить и ее судьбу. Не знаю, зачем, я, не знаю, к чему, но Бог призывает – к нему я иду!
Взгляд предводителя остановился на Гамлете и стал слегка стеклянным.
– Ведут звезды? – проворчал он с налетом сомнения и замешательства.
Гамлет улыбался, глаза его блестели как полированные черные агаты.
– Меня зовут Ланселот, – объявил он гордо. – И если ты еще не слышал обо мне, то знай, что очень скоро это имя будет покрыто славой, как небо – блеском звезд!
Пока все были под впечатлением вдохновенного заявления Гамлета, подъехало и основное войско. Его возглавляли два старца, разительно отличающиеся между собою. Один крупный, с буйной седой гривой, без бороды, но с длинными усами, выглядел почти как король – с литым золотым обручем на лбу, тяжелым ожерельем со вставками из слегка подшлифованных гранатов, топазов и цветного стекла – вполне нормальное сочетание, с массивными браслетами, закутанный в почти такой же синий плащ как наш более молодой собеседник, – кстати, имеющий со «королем» немало иных сходных черт, – но просторный и длинный.
Другому определение «старец» подходило гораздо больше. Скрюченное тщедушное создание, восседающее на крепком послушном муле, было завернуто в мешковатое, некогда белое одеяние, похожее на монашескую рясу, но отовсюду свисающие странные предметы, более всего напоминающие языческие амулеты, указывали на то, что это жрец другой породы. Некоторые амулеты были из вполне благопорядочных камней и металлов, или дерева, но общее впечатление немного угнетало, так как наблюдались среди них и какие-то высохшие фрагменты, явно органического происхождения.
Постоянно двигаясь рядышком, эти двое напоминали аллегорию славы и смерти.
– В чем дело, Кей? – спросил царственный «старец» наполненным голосом полководца, способным перекрыть шум битвы. Взгляд у него был одновременно холодный и заинтересованный. Последнее он стремился скрыть, но неуловимое напряжение чувствовалось.
– Кей, – невольно пробормотал я себе под нос, и хмыкнул, покачав головой. – Надо же, я это подозревал!..
Кей словно бы очнулся и поспешно сглотнул.
– Ни в чем, отец. По-моему, это простые путешественники. Из тех, что ищут приключений на свою голову, наслушавшись бардов или… – Кей бросил быстрый злобный взгляд на завернутую в бесформенный балахон костлявую фигуру, – или предсказаний жрецов, – добавил он мстительным тоном.
Кей начал мне нравиться. Жрец никак не отреагировал на выпад, а граф Галавский, похоже, испытал некие чувства, близкие к замешательству.
– Ты узнал, кто они такие?
– А какое это имеет значение? – спросил я вдруг раздраженно. Олаф предупреждающе, еле слышно, кашлянул.
Граф обратил на меня суровый властный взгляд, но как человек поистине цивилизованный, не поддался на провокацию. Более того, сталь в его глазах сменилась внезапной задумчивостью и каким-то тяжелым сомнением, явно доставляющим ему неприятные переживания. От этой перемены я почувствовал себя почему-то гораздо более неуютно, чем прежде. Казалось, он пытался припомнить, не виделись ли мы с ним в прошлой жизни, и что бы это могло значить.
– Значение имен, мой мальчик! – вдруг проскрипело костлявое создание, сгорбившееся на буром муле, тихонько неприятно хихикая. Оно повернуло голову, выглянув из-под капюшона, и я увидел большие блестящие черные глаза, какие могли бы быть скорее у молодого человека, а не у старика – такой в них был живой подвижный блеск. – Имена приковывают к судьбам, определяют прошлое и будущее, жизнь и смерть. Имена нами правят! – Друид выехал вперед, потеснив графа, и остановился, опять тихо захихикав. Выпростав из-под засаленных складок темную жилистую кисть, он повел ею перед нами, странно шевеля пальцами.
– Эй, потише, – проворчал Олаф. – Ты, старик, часом, не Мерлин?
Опять хихиканье.
– Я-то свое имя знаю, а вот знаешь ли ты? Смотри, а то совсем забудешь.
– Гавейн, – сказал Олаф. – Гавейн с Оркнеев.
Коричневая кисть переместилась, указывая теперь на Фризиана.
– Галахад, – ответил тот, с улыбкой кивнув на Гамлета. – Мы с Ланселотом вместе из Малой Британии.
Гамлета слегка скривило от такого соседства.
Коричневые пальцы указали на меня.
– А ты? – спросил вкрадчивый голос.
Я пристально посмотрел в блестящие глаза. Почему-то, у меня было настроение упираться рогом и рыть землю копытом. Это настроение было, конечно, ненормальным, провоцирующим, и поддаваться ему не стоило. Кто сказал, что эти люди желают нам зла? Просто у них несколько навязчивая манера общения. Которую я, кажется, стал плохо выносить. Но они тут ни при чем.
– Эрик, – наконец назвался я, не подозревая, какую это вызовет реакцию.
Друид, кажется, лишь немного удивился, но Кей охнул и неловко дернул поводья лошади – та возмущенно заржала. Граф вздрогнул и выглядел ошеломленным. Я тоже удивился. Что я такого сказал? Напомнил кому-то, что у него неоплаченный счет за чью-то пролитую кровь?
– Откуда ты? – спросил друид.
– Не знаю, – сказал я беспечно. – Моя память об этом спрятана у фей в полых холмах.
Это они тоже отказались воспринимать метафорой. Со всех сторон послышались спотыкания осаживаемых коней, суеверные сплевывания, невнятные возгласы и недовольное фырканье и ржание. Почти каждый сделал какой-то знак, предохраняющий от злых сил, или вытащил припрятанный амулет. Друид лениво, с достоинством, поднес руку к груди и крепко сжал один из амулетов. Да что с ними творится? Надеюсь, я не слишком перегнул палку.
