Текст книги "Смех баньши"
Автор книги: Вера Космолинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
А друид по имени Маэгон с удовольствием рассказывал всем по дороге историю одного из претендентов на верховный трон – еще из допеллиноровской эпохи – который, так и не постигнув глубины собственной нечестивости, выехал однажды на охоту, где был сброшен испугавшейся дикого зверя лошадью с высокого обрыва, ухитрился запутаться одеждой в ветвях растущего на склоне дерева, а головой угодил в ручей, где и захлебнулся. Подобная тройственная смерть – от падения, повешения и утопления, по мнению Маэгона, представляла собой классический образчик божьего гнева, которому и сейчас ничто не помешает обрушиться на того, кто богов так или иначе не устроит. Что ж, спасибо дружелюбному Маэгону за предупреждение. Как раз на горизонте возник темный силуэт нашего нового дома.
* * *
– Так ты считаешь, он настоящий? – спросил сестру король Корнуэльский, не спуская глаз с пыльной дороги.
– Я не верю в призраков, – сказала Моргейза. – Он настоящий. И по крайней мере, он из плоти и крови.
Брат бросил на нее сдержанно острый взгляд.
– Что значит, по крайней мере? Ведь ты с ним не…
Моргейза подняла голову и посмотрела на него таким взглядом, что Кадор ощутил презрение к самому себе. Ему давно следовало знать, что видимый флер порока, которым окружает себя его сестра, следствие ее гордости, насмешливый вызов миру, на самом деле не имеющий ничего общего с настоящим пороком, проистекающим, наоборот, от недостатка гордости. Моргейза усмехнулась, зазвенели серебряные бубенцы на ее платье и на упряжи ее лошади.
– Я имела в виду, что на худой конец, он просто смертен. Сам по себе он ничто. Но хотела бы я знать, кто и где тот, кто играет за него, чья он ставка.
– Может, этот сумасшедший старик не умер? – предположил Кадор пораздумав. – Он стоял за этим болваном Утером как тень, пока тот не сдал. И чего не следует забывать – это он, еще при жизни Утера спрятал в камень королевский меч, прежде чем исчезнуть. Только он знал секрет. И только этот наш… родственничек им воспользовался. Все было продумано. Как на Утера ни наседали, он так и не назначил себе преемника. Если эта проклятая свистопляска будет продолжаться… – Кадор свирепо замолчал.
– Да, эти игры выводят из себя, – спокойно согласилась Моргейза. – Но ничего. Артур еще слишком молод, а Мерлин, если он еще жив, уже слишком стар. И оба они смертны. Если они и вздумают помешать нам, смогут ли они это сделать?
– Нет, – прошипел Кадор.
Моргейза холодно улыбнулась.
* * *
– Нет, нет и нет! – воскликнул Фризиан. – Это же черт знает что, а не крепость! Вы только посмотрите, что они с ней сделали!
– А что? – полюбопытствовал Олаф.
– Паршивое состояние. Это видно даже отсюда невооруженным глазом. Если это Камелот, я отказываюсь его так называть. Ты посмотри на западную башню – она же падает, а никому и дела нет! А что толку так растягивать стены, когда они недостроены?.. – Фризиан поморщился. – Погоди-ка, точно, нет, она не то, чтобы разваливалась – по-моему, кто-то пытался ее перестроить, но бросил на полдороге. Опять, наверное, этот живчик Мерлин. Он все тут бросил на полдороге. Кошмар… – Фризиан посмотрел на крепость странным тоскливо-мечтательным взглядом. Олаф толкнул под локоть Гамлета и заговорщицки подмигнул.
– Готов наш архитектор. Зацепило! Эй, Артур, а ты в курсе, что с завтрашнего дня мы перестраиваем этот сарайчик?
Пеллинор возник посреди раскрытых ворот как кобра из корзинки заклинателя. Эксцентрик, решил я. Сперва он разыграл сценку, будто замок вымер, потом створки ворот со скрипом расползлись, и появился Пеллинор, с змеиным взглядом, в одиночку преграждающий нам путь с пренебрежительно сложенными на груди руками. Плевать хотело на королей это воплощение божьей силы. По всему поезду прошло возбужденное перешептывание, и выжидающе замерло. Я поглядел по сторонам – все остановились и с нетерпением и скрытыми улыбками смотрели на меня. Понятно. Ждали ответного циркового номера.
Я тронул коня и выехал вперед. В такие торжественные моменты самое главное – не рассмеяться.
Мост как таковой у замка отсутствовал. Неглубокая заросшая и замусоренная канава служившая когда-то рвом почти перестала существовать, а в самом оживленном месте, должно быть, представляла собой зыбучую грязь – через нее были настланы толстые доски. И верхний их слой был довольно свежим. Попался, Пеллинор! Вот они – розовые лепестки! Прикидывайся теперь безразличным.
В напряженной тишине цокот копыт Тараниса по гулко звенящему дереву прозвучал неестественно громко. В двух шагах от неподвижной фигуры я остановил коня. Таранис фыркнул, дернул головой и поскреб копытом землю, нагибая голову как бодливый бычок. Я кивнул в знак приветствия.
– Лорд Пеллинор?
Взгляд у него и впрямь был змеиный. Возможно, в силу некой мутации, он обладал прозрачным сплошным третьим веком, позволяющим ему никогда не моргать. Форма лица у него тоже была незаурядная – выдающиеся горизонтально скулы, узкие челюсти и длинный с прямыми углами подбородок – все вместе складывалось в четкую букву «Т», наводящую на мысли о виселицах, распятиях или утрированных черепах в изображениях смерти с косой. Пеллинор едва пошевелился, а может, и это мне только примерещилось. Это был сухой желчный тип, слепленный из гигантских костей, узловатых сухожилий и пергаментной кожи. Редеющие длинные вьющиеся волосы цвета перца с обильной примесью соли змейками рассыпались по широким костлявым плечам.
У меня создалось впечатление, что, замерев в тишине, мы друг друга гипнотизируем. «Ты здесь и все еще дышишь только потому, что я тебе позволил, – говорил взгляд Пеллинора так отчетливо, что ему не нужен был для этого язык. – Но только попробуй вытворить что-нибудь не так! Я приду как мстящий камень, летящий из тьмы, и ты едва успеешь услышать свист!»
Наконец его губы зашевелились, и я услышал голос, одновременно глубокий и сухой, как скрип векового дуплистого дуба:
– Помни, пришедший. Чужой высшей волей ты явился, чужой высшей волей останешься, пока ее же велением не уйдешь, поздно или рано. Склоняюсь перед пославшими тебя, и во Их имя принимаю и признаю.
Он согнулся в поклоне, от которого веяло не меньшим угрюмым предостережением, чем от его глаз или слов, на миг коснулся коленом земли, выпрямился, и взял Тараниса под уздцы, переходя в роль смиренного конюха. Шло ему это примерно как волку овечья шкура. Но настроен он был совершенно серьезно. Как сама смерть, не терпящая легкомыслия.
– Аминь, – ответил я, не удержавшись.
Пеллинор малость покачнулся, будто получив прямой ответный удар. По меньшей мере, он был оскорблен в лучших чувствах. Конечно, он должен был уже слышать, что я не питаю должного отвращения к христианству, но все же… В таком контексте это звучало сущим кощунством, и не только в одни ворота. Каким-то чудом он сдержался и промолчал, не получив такого сигнала к действию как гром с ясного неба. Я тоже не настаивал на продолжении темы и просто весело соскочил с коня, с приятным чувством, будто оскорбил одновременно все религии, какие знал. Я помахал рукой и вся орава заполонила двор. Ей навстречу покатилась наконец и другая, куда более жидкая волна встречающих.
– Благодарю тебя, лорд Пеллинор, – сказал я примиряюще мягко застывшему каменному изваянию. – Ты был лучшим правителем этой земли, чем это, пожалуй, было возможно.
Пеллинор не принял мой реверанс.
– Если ты будешь плохим правителем, я убью тебя собственными руками, – проговорил он похоронно мрачным тоном, и бросил поводья какому-то полусогнутому типу, так и излучавшему желание угодить. – Пойдем, я покажу тебе все, что тебе нужно знать. Не оглядывайся. Кого ты ждешь? Няньку? Эти люди никуда не денутся. Им найдут место. Это дело слуг. Идем.
Я приподнял бровь, открыл было рот, не зная, то ли рассмеяться, то ли возмутиться, потом устремил на него взгляд, который отскочил от этого айсберга как горох от стенки, подавил намек на закипание и последовал за ним, убрав от греха подальше руки за спину. Экскурсия будет полезной, а его манеры вряд ли хоть когда-то бывают лучше.
Пеллинор протащил меня без особого интереса, будто дохлую крысу, по сырым галереям и полуразрушенным лестницам, то затаскивая на верхние площадки башен, с которых открывался масштабный вид земель, лежащих внизу как расстеленная карта, то увлекая вглубь земли в мрачно плесневеющие подземелья, ограничиваясь краткими и весьма сухими комментариями. Наставлений он не давал и давить идеями больше пока не пытался, сказав единожды, что мне следует зарубить на носу. На какое-то время он согласился остаться в Камелоте, чтобы вводить меня в курс дела, но дал понять, что не задержится надолго и лучше мне сразу прыгать в воду и учиться плавать самому.
– И вот что еще, – сказал он напоследок, буравя меня двумя бесцветными ледышками. – Мне никогда не нравился ваш род. Пендрагоны всегда все ставили с ног на голову и никогда ничего не оставляли в покое. Я надеялся, что все вы мертвы.
И что мне следовало сделать? Мило улыбнуться и сказать, что на самом деле все так и вышло?
– Ты уверен, Пеллинор, что тебе нужно все это мне говорить? – поинтересовался я.
Он еще раз смерил меня неторопливо взглядом и небрежно уверенно кивнул.
– Юношам твоих лет советы никогда не мешали. Держи в узде свою драконью кровь. Ее и так чуешь за версту. А что ты мне сделаешь? Один неверный шаг прикончит тебя самого. Возможно, чем скорее, тем лучше.
– Неприятен, но честен. Это ли не истинное благочестие, верно?
Он посмотрел на меня ничего не выражающим гипнотизирующим взглядом.
– Ты еще многого не знаешь. Только глупец делает вид, что знает все. Как ты. Запомни, если ты презираешь мир, мир презирает тебя. Впрочем, мудрость для вас всегда была пустым звуком. И вам наплевать, какие вас ведут боги – прямиком в пропасть безумия и погибели. Если хочешь отдохнуть перед трапезой, которая, предупреждаю, будет весьма скромна, то комнаты для тебя приготовлены за этой дверью. – Он кивнул на потемневшую, местами треснувшую, изъеденную личинками створку и, не дожидаясь ответа, пошествовал по коридору прочь.
– Да, хочу, – сказал я ему в спину и толкнул тяжелую дверь. Ну и тип. Это мне сейчас смешно. А будь я настоящим? Вот это было бы везенье.
За дверью меня ждал сюрприз. Первым делом меня с визгом восторга атаковал Кабал. Отбившись от худшего – щенок понемногу успокоился и уже не настаивал на умывании за ушами тем мокрым полотенцем, что считалось его языком, я заметил в комнате Бедвира.
– Привет! – пропыхтел я, в смысле: «а что мы здесь делаем?» Кабал, набиравший вес с невероятной скоростью, шаловливо врезался мне под коленки. Не вымахать бы ему как-нибудь потом размером с дога. Я ухватил его за новый ошейник и вразумляюще встряхнул.
– Прекрати, псина. И запомни, я тебя не люблю. Я люблю кошек. Понятно?
Кабал влюбленно вывалил язык и завилял задом, издав нечто пронзительное, напоминающее лебединую песнь. Его рубиновые глаза нахально смеялись. Он явно мне не поверил.
Бедвир немедленно ввел меня в курс дела:
– Сэр Эктор послал меня к тебе. Если у тебя нет возражений. Он хочет, чтобы я присматривал за тобой, хотя бы первое время. Тебе ведь понадобится человек, на которого можно положиться.
Я кивнул и огляделся. Эта маленькая комната была передней. Похожий на норку в толстенной стене проем вел в следующую, судя по всему, большую и светлую. Бедвир, по-видимому, решил обосноваться тут, в маленькой, со всем своим скарбом.
– Что ж, ладно, – кивнул я. – Ты уверен, что тебе это не будет в тягость?
– Что? – малость опешил Бедвир. Не думаю, что этот вопрос показался ему истинно королевским.
– Я серьезно, – заверил я. – Не люблю приказывать друзьям то, что им не по душе. А кстати, где?..
Бедвир понятливо кивнул и продолжил сам.
– Они неподалеку. Вместе в одних покоях. Их не разместили здесь, поскольку тебе требуется все же помещение побольше. Зато Галахад решил, что будет хорошей мыслью отправить к тебе Кабала.
– Понятно, – протянул я задумчиво и почувствовал странный холодок, скользнувший внутри лениво шевельнувшейся притаившейся змеей. Они-то конечно вместе, даже Гамлет и Фризиан, которые друг друга едва переносят. Интересно, как чувствует себя отрезанный ломоть, заметив вдруг, что нож уже прошелся? Идиотская мысль. С чего бы это? Я отрешенно погладил Кабала – тот пытался радостно зарыться носом мне в ребра, безмятежная душа, – и опять перевел взгляд на Бедвира.
Бедвир вдруг тоже помрачнел.
– Артур, ведь ты не думаешь, что Эктор просто не хочет выпускать тебя из рук и подослал меня шпионить, чтобы иметь возможность тобой управлять?
Я уставился на него с изумлением.
– Что ты! Даже в голову не пришло. – Хотя, может, и стоило прийти в голову такой мысли. Конечно, будь я тем, кем притворяюсь. – Наоборот, приятно, когда рядом друзья.
Нет, вряд ли это раздражение связано с ними. Всему на свете есть естественные преграды… Это совершенно ясно. Но – какое-то поразительно неуютное чувство… От чего-то другого. Просто приступ нервной слабости. Должны же они вообще у меня быть? И Пеллинор все же разозлил. А уж его взгляд…
Только я вполне его себе представил, и вдруг все куда-то на мгновение ухнуло, взметнулся черный дымный вихрь… Потом пришло озадаченное восклицание Бедвира и ощущение, будто меня схватили. Я тут же встрепенулся, и все стало на свои места – все было в полном порядке, только Бедвир почему-то предостерегающе вцепился мне в плечо. В его глазах стояло недоумение. Я посмотрел на его руку, и он меня отпустил.
– Что случилось? – спросил я.
– Ты покачнулся, и мне показалось, что ты сейчас упадешь, – ответил Бедвир. – Что-то случилось, или ты просто устал?
– А, вот как? – Я немного помолчал, хмурясь. – Ну-ка, Бедвир, скажи мне, что ты еще слышал про Пеллинора? Не то ли, часом, что люди слушают его, и подчиняются ему помимо воли, будто в них что-то вселяется. Я верно помню эти толки?
– Да уж чего только не говорят, – согласился он небрежно.
Гипнотизер чертов. Все бы ничего, да ассоциации гнусные.
– Может, не только говорят, Бедвир. Избегай долго смотреть ему в глаза или слушать.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался Бедвир.
– Ага, – сказал я со смешком и беспечно пропел: – «По колено нам все горы и моря! Если только не застрянут якоря!..»
* * *
– Это мне уже нравится больше, – проворчала Линор. – Недаром говорят, что дурные вести быстро летят.
Всего пару часов тому назад им пришлось поневоле оставить на дороге несколько бездыханных тел и потерять клонированного ослика, чью голову случайно проломил шальной цельт одного из нападавших. И уже следующая встреча заметно отличалась от предыдущих. Жители селенья выбежали из домов, побросали работу, и таращились на них с опасливым благоговением. Хотелось бы Линор знать, как они пронюхали о том, что следует вести себя почтительно. Не иначе как у этих людей в ходу магия за неимением проволочного телеграфа. Недаром говорят – главное принести кого-то в жертву, а дальше все пойдет как по маслу.
Девушка, выглядевшая ухоженней и уверенней прочих, видимо, дочь старосты, чуть не на цыпочках вышла вперед и настороженно поклонилась.
– Кто вы, о благородные путники? – вопросила она со старательной напыщенностью, но голос ее с сомнением подрагивал.
«Чума на вашу голову», – меланхолично подумала Линор, но ей удалось подавить уже ставшее привычным раздражение на весь мир.
– И куда лежит ваш путь? – продолжала любопытствовать девица.
– Слова – ничто, – царственно отмахнулся старший в новоприбывшей троице, успешно подхватив и развив напыщенность спрашивавшей. – И имена не правят нами. А путь наш лежит в Камулдунум, к новому королю и новым временам. Но сперва мы желаем примириться с тенями прошлого. Кто поведает нам события последних лет? И о том, что творится на окраинах, далеких еще от столь недавних перемен? Мы здесь, чтобы увидеть все, так сказать, с высоты полета сокола.
На девицу нашел столбняк, которого она, впрочем, ожидала. От сгрудившихся в кучки наблюдателей пошли охи и ахи, и сдавленные, полушепотом, объяснения друг другу: «Слыхали – сокол!.. Да это же Мерлин!.. Как обещал!.. Вернулся, точно!!!»
Мерлин делал вид, что не слышит, пряча в усы улыбку.
А беспроволочный телеграф заработал вовсю.
XV. Камелот
Вот мы и в Камелоте. «На новом месте, приснись жених невесте». Или наоборот, если получится. Все слышали когда-нибудь выражение «угрюмый мрачный замок»? Так вот, Камелот действительно мрачный и угрюмый. По дороге сюда мы не раз останавливались в местах куда более жизнерадостных, не с такими толстыми стенами, или вообще без стен, и без риска стать жертвой горного обвала в галерее или в собственной комнате. Ладно, чего уж там, мне ли жаловаться, с моей-то тягой к романтике? Какая-то часть меня на самом деле была от этого в полнейшем упоении. Но если есть бункеры, похожие на замки, то есть и замки, похожие на бункеры.
Впрочем, моя комната выглядела не так уж и плохо, хотя я и успел приготовиться к худшему. Пока меня не было, Бедвир снарядил какую-то челядь и внес некоторые усовершенствования вдобавок к спартанскому убранству.
Остановившись на пороге спальни, отделяемой при желании от передней тяжелой ширмой, я в первый раз окинул критическим взглядом свое новое жилище. В голове при этом промелькнула обычная мысль: «что, если это навсегда?» Такая перспектива меня одновременно слегка ужаснула и насмешила. Передо мной была рукотворная каменная пещерка с низким сводом, почти полукруглая, в крайне упрощенном романском стиле. В углах примостились бронзовые жаровенки, покрытые патиной и вряд ли использовавшиеся в последние два-три года, но теперь украшенные язычками пламени, прогоняющими вековую сырость и испускающими сизые клочки дыма. Маленький камин пока бездействовал. Стены немного неуклюже затягивали новенькие, с еще сочными красками ковры. Ложе напоминало растерзанное животное – эклектика из медвежьей и волчьих шкур, покрытая коричнево-красными одеялами из овечьей шерсти, набросанная поверх довольно высокого дощатого помоста. «А сбитый пух в изголовье – труха от забытой плахи». Еще один выпотрошенный волк раскинулся рядом на полу как морская звезда.
– Что-то знакомое, – заметил я.
– Угу, – подтвердил Бедвир. – То, что здесь лежало и висело прежде, я велел сразу выбросить – старье, моль и блохи. Так что некоторые подарки пришлись очень кстати.
– Добрая старая традиция, – тепло одобрил я и, заприметив еще кое-что, прошел к большому сундуку, набитому одеждой. Его мы тоже привезли с собой, и он-то подарком не был, как и значительная часть его содержимого. В конце концов – кто сказал, что мне положено дышать только чужими подношениями? Пусть не воображают о себе невесть что. Небольшое вливание синтезированных драгоценных металлов не должно было сильно подкосить британскую экономику. Да и подкашивать, если честно, особенно нечего. Зато многие наверняка заподозрили, что не такое уж я и деревце без корней. На крышку сундука Бедвир выложил пару льняных полотенец и небольшой глиняный флакончик с ароматным маслом, а рядом обнаружились небольшое корытце и бадейка с немного остывшей, но еще испускающей пар водой. На ее стенке болтался ковшик с изогнутой ручкой.
– Ты уж извини, – сказал Бедвир, – ничего побольше у них не нашлось. И с горячей водой тоже как-то туго.
– Бедвир! – радостно воскликнул я, когда обрел дар речи. – Ты просто мой добрый гений! – И впрямь, черта с два дождешься такой заботы от тех, с кем знаком поближе. Такое положение вещей начало мне нравиться.
Отмывшись немного от дорожной пыли, избавившись от лишней щетины и приглушив душистым маслом вездесущий конский аромат, я откопал из сундука свеженький наряд, внезапно ощутив тягу к черному цвету. Должно быть еще и оттого, что, вдобавок к бытовым предположениям, теперь все прекрасно «знали», сколько мне лет (Артур родился шестнадцать лет назад), и мне втемяшилось таким образом добавить себе серьезности. Вот цвет плаща, скорее всего, останется неизменным уже до конца. Красный дракон есть красный дракон.
Так что мой новый наряд был черен как ночь и шкура моей лошади, хоть и покрыт в некоторых местах тонкой серебристой узорной вышивкой, а перехватывающий тунику пояс переплетался с овальными золотыми звеньями. Среди традиционных украшений в виде нескольких браслетов и цепи с крупным темным янтарем на груди, как обычно, скрывались некоторые весьма полезные в непредвиденных обстоятельствах вещи. Не то, чтобы они были так уж необходимы, скорее выполняли роль сувениров из родного дома. Я почти закончил одеваться и зашнуровывал сапоги, сложив рядом на кровати кроваво-красный плащ с золотой каймой, придавив его Экскалибуром в парадных ножнах и железным зубчатым ободком короны, от которого подумывал на ближайшее время все же отказаться, пока еще цела голова, когда в дверь постучали.
Бедвир приоткрыл дверь, и я услышал, как он с кем-то переговаривается, а Кабал стучит когтями по полу, снуя туда и сюда, возбужденный появлением нового человека. Прислушиваясь, я понял, что Бедвир пускать гостя не собирается, решившись всерьез беречь мой покой. Но из любопытства я все же высунулся в переднюю, завязав шнурок.
– Это безобразие, – бубнил из коридора отец Блэс. – В Камулдунуме нет христианской епархии! С этим надо немедленно что-то делать!..
– Разумеется, разумеется, – отвечал Бедвир. – Но ведь не прямо сейчас…
– Мне поручил это архиепископ Дубриций! Я должен ему об этом напомнить. Он ведь не забудет?..
– Отец мой, ведь ты уже говорил об этом утром…
– Чтобы он не забыл, нужно напоминать…
– Я передам обязательно.
Наконец Блэс отступил, и Бедвир с облегченным вздохом прикрыл дверь.
– Опять? – спросил я.
– Опять, – сказал Бедвир.
– И чего он хлопочет? Ведь знает, что архиепископ надумал поставить епископом в Камулдунуме кого-то из своей родни.
– Волнуется, – пояснил Бедвир. – Неуютно ему в этом языческом гнезде, вот и ратует за саму идею…
В дверь снова постучали. Я ретировался в спальню. Бедвир открыл. Это оказался Кей, интересовавшийся, как мы тут устроились. От него я решил не прятаться и зазвал их обоих в главный покой, где мы немного поболтали, делясь впечатлениями.
– Этот чертов Пеллинор совсем запустил хозяйство! – возмущался Кей. – Дали бы этот замок мне, и я привел бы его бы в чувство меньше чем за месяц. Хотя, насчет кое-чего – тут я даже не знаю, что и делать! – он покачал ногами, сидя на сундуке, и головой тоже, а его брови сошлись на переносице, что было верным признаком напряженной работы его стратегической мысли.
– А может, действительно попробуешь? – подначил я. – Если отец позволит?
– М-м-м, – Кей потер пальцем подбородок и чуть просветлел лицом. – А что, может быть…
– Подумаешь? – спросил я с коварной улыбкой.
Согласно легендам, лучше коменданта и не найти. А согласно тому, что я о нем узнал за время, прошедшее с момента нашей первой встречи – это сущая правда.
В дверь постучали.
– Я подумаю, – пообещал Кей.
Теперь заявился Бран – при виде которого Кей поспешил улизнуть – и пожелал исследовать все углы на предмет возможного скрытого наведения порчи. Пока он возил носом по стенам, что-то немелодично подвывая себе под нос, а потом начав сыпать в углах какой-то порошок, позвякивать в колокольчик и постукивать, я решил, что самое время немного прогуляться, а заодно нагрянуть с инспекцией к «трем поросятам». Бедвир подробно объяснил мне, где их найти: выйти в коридор, свернуть в самый темный угол (хоть мы находились еще дальше этого угла от общего коридора, но без странного перешейка, оставшегося от брошенной перестройки помещений), и постучать в первую попавшуюся там дверь. Так я и сделал, простучав им на двери вступление к бетховенской Патетической сонате. Галахад распахнул дверь так резко, что я чуть не рухнул внутрь, и ликующе вопросил с порога:
– Злишься?
– С чего бы это? – удивился я.
– Да с того, что, мол, бросили, забыли. В твоем положении люди частенько маются паранойей.
– Ну да? Кстати, разумная рекогносцировка. Дальше мы с Кабалом и тупик, а вы перекрываете ход к нам буквально собственными телами. Если, конечно, успеете выскочить из аппендикса. Благодарю за службу!
Фризиан фыркнул и посторонился. Я вошел и осмотрелся. Они тоже успели устроиться относительно уютно и цивилизованно. Однако сводчатый потолок был тут еще ниже, чем у меня, слепые стены вызывали еще большую клаустрофобию, а в расширяющиеся внутрь узкие щели, называемые здесь окнами, сумел бы забиться не всякий голодающий воробей.
И мебель посреди гостиной, по совместительству со всем остальным, была весьма своеобразной – спил огромного бревна, заключающий не меньше чем триста, а то и вдвое больше годовых колец, и чурбачки-пеньки вокруг вместо стульев. На двух из них сейчас восседали над клочками жеваного пергамента Олаф и Гамлет, и что-то там чертили, порой ехидно похихикивая.
Фризиан отметил мой взгляд, прикованный к этой живописной композиции.
– Да, – сказал он. – Это то, что ты думаешь. Круглый стол натуральный – пень дубовый.
– Угу, – сказал я. – Да в такой конуре только Кабал поместится. Что это вы сюда забились?
– Да потому, что больше сюда никто не влезет, – рассудил Галахад. – А в твоем проходном дворе, даром что он в тупике, по определению всегда будут толкаться лишние. Нужна же нам хоть какая-то независимая территория.
– Весьма разумно, – согласился я.
– А с Кабалом тебе и охрана ни к чему! – заключил он торжествующе.
– Да! Кроме того, что любой друид может напичкать его каким-нибудь снотворным. Ладно, шучу, тут весь замок одна большая конура. Я знаю. Мне Пеллинор показывал. Большая часть помещений вообще ни на что не годится, а оставшаяся скоро к ней присоединится.
Это ненадолго, – самоуверенно заявил Фризиан. – Я собираюсь все тут начисто перестроить.
– Ах да, что-то такое я уже слышал. И будет тут недостроенный лабиринт хуже чем был…
– Предложения есть? – спросил Олаф, поднимая голову от жеваных кусочков пергамента, над которыми они с Гамлетом увлеченно шушукались.
– А что это вы такие хитрые? – поинтересовался я.
Они довольно хохотнули.
– Просто тема благодатная и многогранная. Мы обсуждаем план прокладки канализации.
– Да ну!
– Ага! – кивнул Гамлет. – Cloaca Camulus – как звучит, а?!
– Класс! Кстати, я тут видел еще остатки старой, римской. Что-то от нее, наверное, еще можно использовать для новой.
– Проверим, – проворчал Олаф. – Прежде чем делиться славой со всякими там древними.
Потом мы с Фризианом устроили себе экзамен по спортивному ориентированию, спустившись вниз, отыскав выход во двор и проверив, как там поживают в конюшнях наши четверокопытные товарищи. На воздухе оказалось еще более сыро и промозгло чем в момент, когда мы пересекли ров по дощатому настилу. Погодка потихоньку портилась и ветерок становился неприятным. Тем более что каменные стены скорее учиняли аэродинамические трубы, чем преграждали ему путь. От местной путаной топографии Фризиан был просто в восторге. Мне не очень понравилось, как разместили Гвена, и я потребовал, чтобы ему нашли местечко получше и заботились о нем не хуже, чем о Таранисе. В конце концов, за время нашего знакомства я успел проникнуться к старичку сентиментальными чувствами. По дороге все время приходилось разгонять то собак, то всякую снующую двуногую мелочь. Интересное наблюдение – в присутствии Пеллинора все тут же разбегались по углам, и вокруг сама собой образовывалась мертвая зона. Насколько я понял, мы такого угнетающего действия на всех не оказывали. Хотя нельзя сказать, что народ совсем не проявлял уважения, скорее наоборот, умилялся и радовался, и потому то и дело создавал пробки. Так что все заняло немножко больше времени, чем мы предполагали, так как никто не желал сразу рассеиваться, пока не получал благословения в виде хотя бы улыбки, взмаха руки или какой-нибудь шутки. В последнем Фризиан здорово мне помог.
– Ну и игрушечка, – сказал я, когда мы возвращались, оторвавшись ото всех, уже опять несколько взмыленные. – И ведь не скажешь, что мы так уж нарочно ее придумали.
– Если не мы придумали эту игрушку, – проскрипел Фризиан страшным шепотом, – что, если это она нас придумала?
– Точно! Как сказал этот гнусный старикашка Бран, имена нами правят и все такое! Чему еще не лень…
По возвращении я застал у себя новых гостей. В передней меня дожидался немного бесцветный высокий темноглазый человек в сером плаще с рукавами и с прической, напоминающей древнеегипетский парик. Глаза его, тоже во вполне египетском духе, напоминали глаза сфинкса – такие же загадочные и себе на уме. Бедвир представил его как Огама, старшего слугу.
– Старший надзиратель, – мягко поправил Огам, с какой-то затаенной насмешкой.
Его миндалевидные очи, казалось, цепко охватывали и ощупывали все мелочи тех предметов, на которые смотрели. Осведомившись о каких-нибудь пожеланиях и полюбопытствовав ненавязчиво, отчего это Бедвир решил все повыбрасывать, Огам крадучись удалился, напомнив напоследок о времени ужина. Я заметил, что Кабала с нами не было, а Бедвир все как бы невзначай перекрывал путь Огаму к главному покою.
– Здесь еще кое-кто есть, – просветил он меня, как только Огам исчез из виду и пределов слышимости.
Я понимающе кивнул.
– Не намекнешь, кто?
– Принц Гарет.
Промычав что-то неопределенное, я прошел повидаться с названным племянником. Тот уютно устроился на коврике из волчьей шкуры и о чем-то задушевно разговаривал с Кабалом, так как они нежно тыкались друг в друга носами. При виде меня он встал и смущенно улыбнулся, изобразив чинный поклон.
– Привет, – сказал я. – Как дела? Надеюсь, все хорошо?
Он кивнул и спросил:
– А Кабал на самом деле адская гончая?
– А ты как думаешь? – Я уселся на сундук и предложил Гарету тоже располагаться поудобнее. В мое отсутствие Бедвир успел добавить к обстановке еще пару небольших стульев. Гарет, впрочем, предпочел волчью шкуру. Кабал принялся трусцой бегать между нами как челнок.
– Думаю, да, – сказал Гарет. – Он только притворяется, что он обычный пес. А ты тоже?
– Разве я притворяюсь псом? – удивился я.
– Да нет, человеком, – невольно засмеялся Гарет и погладил Кабала по голове. Тот лизнул его в нос. Гарет ойкнул и настроился на более деловой лад.
– Мама просила передать тебе, чтобы ты остерегался Пеллинора. Он не такой, как все люди.
Я кивнул.
– Спасибо, я уже понял.
– И никому здесь не доверяй, – добавил он. – Это место может попытаться тебя проглотить.
– В каком смысле? – не понял я.
– Не знаю, – сказал Гарет. – Это ее слова. Ты придешь к ней поговорить? Может быть, завтра.
– Почему бы и нет. Это неплохая мысль.
