Текст книги "Смех баньши"
Автор книги: Вера Космолинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Но в те минуты мне было не до них. Пеллинору почти удалось доказать мне, что он опасен для кого угодно, и я не являюсь таким уж исключением. Что поделаешь, гений есть гений, в любом времени можно наткнуться на такого – как на несчастный случай. Он не торопился, как многие, был до отвращения холоден и осмотрителен, и в то же время смертоносно быстр, когда наносил удар. Почти весь день мне удавалось быстро использовать ошибки противников и выводить их из игры. Но Пеллинор их не делал. И такое поведение «под занавес» превратилось в настоящее испытание. Он до того напоминал мне кобру, что я сперва бессознательно, а потом всерьез стал опасаться всякого соприкосновения с его клинком – мне вдруг пришло в голову, что на нем вполне может оказаться какая-нибудь дрянь, которая на самом деле позволит ему захватить меня живым, задень он меня хоть немного. Паранойя, не отрицаю, но история знает и не такие мелкие подлости. А уж что касается вопросов веры, а заодно суеверий, то это всегда вопросы власти, а далеко не чести. В них цель всегда оправдывает средства.
С его очередным ложным выпадом лезвие пронеслось рядом с моим лицом, обдав ветерком, и вдруг вместе с ним моих ноздрей коснулся резкий необычный запах. Я косо глянул на Пеллинора.
– Твой клинок отравлен?
В его взгляде появилась насмешка.
– Твоим страхом? Да.
Чертов старый сукин сын… Ну ладно, ладно. Осторожничая, я старался по большей части увиливать, выжидая и торопясь не больше, чем он. Большую часть времени занимало монотонное кружение и сплошные финты. Пробные атаки оставались пробными. Это почти гипнотизировало, до легкого головокружения и неопределенного неуловимого звона в ушах. Кажется, такой звон я сегодня уже слышал. Ах да! Рядом со старым чудаком, что привел нам убежавшего коня, кто бы он там ни был, просто фокусник или просто призрак. Но тогда этот звон никому мешал. А сейчас он раздражал как действующий на нервы ночной писк комара. Только в отличие от последнего, он усыплял. Что было еще неприятней. От замедленности этой последней схватки, резко контрастирующей со всеми предыдущими, глаза как назло начали закрываться. Черт, неужели я действительно устал?..
– Не нужно, – вдруг негромко проговорил, будто прошелестел, Пеллинор. Его голос, чуть шипящий, напоминал бархатную мягкость летних сумерек и нежную свежесть ветра, бегущего по звенящим серебристым головкам трав, кивающим и стелющимся так податливо, мягко, маняще… – Не нужно бороться. От судьбы не убежишь. Покорись. Усни. И больше не нужно будет просыпаться. Спи. И умри во сне – не сознавая, не слыша смерти. Так лучше. Ты знаешь – так лучше…
Лучше? С какой радости? Похоже, я слишком загляделся на томно скользящий клинок, мерно сверкающий, плетущий из бликов кружево чарующей паутины. Ну что ж, я и раньше знал, кто такой Пеллинор. Нечего его слушать. Да и собственные чувства в его присутствии, если на то пошло. Я разозлился, тряхнул головой, сморгнул, и почти совершенно проснулся.
– Все мы грезим о смерти во сне, – вплел я в ответ свою нить в эту паутину, так же мягко и вкрадчиво, хоть и насмешливо, – О прохладе, о звезд серебре – о желанной и ласковой мгле, что так манит забыться в себе. Ты так долго служил ей, Пеллинор. Не зная покоя, которого так жаждет душа. Но сердце, усталые кости и жилы сами тянутся, льнут к земле, как к объятиям матери, сладким, надежным и крепким, к мягкому мраку утробы. К объятиям давно ждущей супруги, нежной возлюбленной, дарящей вечное упоение – в упокоении – это твоя награда, она ждет тебя… – Мне самому понравился мой голос, этакий мурлычущий и обволакивающий. Словно забравший силу из его собственных слов, спеленавший и направивший назад, где ее не ждали. Надо будет взять на вооружение. – Отдохни же, спи крепко, старый гончий пес. Ты не спал слишком долго.
Пеллинор покачнулся, а потом хрипло вскрикнул, отскакивая назад, разом грубо разрывая очарование. Он не то встряхнулся, не то его тряхнула нервная дрожь. Всякий звон в воздухе давно пропал, кроме того, который раздался, когда он вдруг, яростно рыча, бросился в атаку, лупя мечом куда попало. Облегченно посмеиваясь, эти нападки я уже отражал без труда, спокойно примериваясь, как бы его аккуратнее отключить. Но все решилось по-своему. Может и правда древние боги составили заговор, или просто планеты так ловко расположились, но очередной бешеный удар Пеллинора сопроводился треском и звоном, и рукоять, которую я сжимал, конвульсивно дернулась, как лук, у которого только что отпустили тетиву, сообщая затем слабую умирающую вибрацию.
– Проклятье!.. – вырвалось у меня. Я едва поверил собственным глазам, увидев, что от моего меча в руке остался лишь короткий обломок. А другой – благополучно ткнулся в землю рядом.
Пеллинора это, напротив, вдохновило и привело в чувство. Проклятье, я же мог уже давно его убить, если бы хотел…
– Ты прав! – каркнул он злорадно. – Это – проклятье! Прощай, дракон! – И шагнул вперед, грозя коснуться меня своим клинком – с чуть затуманенным ядом лезвием.
Такой вспышки внезапной ярости, как в этот миг, я даже не припомню. Она показалась мне почти материальной. Взрывающей свою невидимую оболочку как вулкан. В глазах у меня почернело, и из этой тьмы рванулось пламя. Я вскинул руку с кольцом, о котором мы говорили с Антеей, но так и не задел его клинок. Пеллинор вдруг испустил дикий крик, шарахнулся в сторону и мешком рухнул наземь, схватившись за грудь. И замер.
Над полем повисла густая тяжелая тишина. Я медленно деактивировал кольцо, подозрительно посмотрел на Пеллинора и поднял его меч. Кольцо бы его достало. Конечно, дерево и кожа на рукояти могли бы изолировать удар, но кожа, как обычно, была перевита сверху проволокой для прочности, соприкасающейся с металлическими частями оружия, да и сам Пеллинор их наверняка касался. Но все обошлось и без кольца. Может, кто-то из наших волшебников постарался? Я оглянулся. Мерлин, Нимье и Моргана стояли у края поля и изумленно таращились на Пеллинора. По их виду было абсолютно непонятно, кто из них вмешался.
Ко мне подбежал Кей и тоже тупо уставился на тело.
– Чем это ты его?
– Незримым мечом Камулоса, я так полагаю, – решил я.
– Вот боги свое слово и сказали, – торжественно промолвил Кей.
Потрясенная тишина еще держалась. Я уткнул меч Пеллинора острием в землю, чтобы никого не задеть ненароком, и по-хозяйски на него оперся.
Кей воздел к небу свой меч, – то же сделали и остальные, кто был в этот день на моей стороне, – и громовым голосом, грозно прокатившимся над полем, крикнул:
– Пендрагон!
Ему подхватили друзья, а с третьего раза вся людская стихия выдохнула в ответ настоящим штормом:
– Пендрагон!!!
Потом все кинулись вперед, на поле, прорывая уже не нужное оцепление Кадора. Наша компания была уже тут как тут, и не успел я опомниться и крикнуть, чтобы к мечу Пеллинора не прикасались, как взмыл вверх, подлетая к небу на руках своих сторонников.
Что ж, у каждого дракона должны быть крылья.
XXI. Явление меча
Как уже было замечено Кеем – боги сказали свое слово.
Без казусов, конечно, не обошлось. Кто-то все же порезался невзначай мечом Пеллинора, и потом его долго будили.
Меня наконец опустили на землю, а Паломид, изучив повнимательнее отравленный клинок, заметил, что это особый знак уважения – так как враги приняли меня всерьез. С чем меня и поздравил.
А тем временем, когда отпала непосредственная проблема, разнесся наконец и слух о том, что вернулся Мерлин. Многих это подкосило до поросячьего визга, но все же не до потери сознания – почва была подготовлена и этого уже ждали. Вокруг единодушно узнанного Мерлина образовалось почтительно соблюдаемое пустое пространство, и все благоговейно воззрились на него, ожидая вдохновенных пророчеств или просто мудрых мыслей.
Почувствовав себя в центре внимания, Мерлин приосанился и выдержал величественную паузу. А начало его речи было в должной мере неожиданным и загадочным.
– Легенды узурпируют славу, – промолвил Мерлин. – И приходит время, когда сосуд подменяет собой содержание, а алтари подменяют богов, и их воля сменяется волей их слуг. И тогда приходит время богам самим вмешаться в наши дела, чтобы показать свою силу. Пусть этот урок всем вам пойдет на пользу. Кто верит здесь в то, что меч правит рукой, а не рука – мечом?
Никто ответить в тот момент, конечно, не посмел.
– Верно! – воскликнул Мерлин. – Но верно и другое! Не только рука правит мечом, но и меч и рука служат Духу! Как смертные слуги бессмертных основ мира. Возрождаются люди, возрождаются и мечи. – Мерлин на мгновение замолк. Тишину по-прежнему ничто не нарушало. – Если, конечно, – прибавил Мерлин негромко, но все его услышали, так как затаили дыхание, – с ними вообще что-то происходит.
Он повелительно протянул руку, и народ в том месте почтительно расступился, по рядам пробежал легкий приглушенный шепоток.
– Приблизься, дочь моя, – сказал Мерлин. И Антея в плаще цвета спокойного озера, в водах которого отразилось июльское небо – озерная леди Нимье, с высоко поднятой головой, увенчанной короной бронзовых кос, двинулась по проходу, неся в руках длинный матерчатый сверток. Все, конечно, всё поняли. По толпе как круги по воде побежала рябь и взволнованное журчание.
Антея невозмутимо вынырнула из людского омута и остановилась рядом с Мерлином. Омут все еще колыхался и дрожал.
– И ты, принцесса, – сказал Мерлин.
Линор, стоявшая в первых рядах, шагнула вперед. В противовес Антее, она больше напоминала дух огня – саламандру, из-за сочетания зелени и багрянца в наряде и сияющих золотом волос, собранных сзади в замысловатое плетенье, напоминающее кельтскую вязь, оставшиеся свободными пряди лежали вокруг ее лица как нимб.
Антея удерживала сверток, а Линор принялась разматывать темную ткань. Наконец из-под ее рук словно вырвался огонек – на солнце блеснула золотая рукоять Экскалибура, спрятанного пока в ножнах.
Все одновременно вздохнули и опять затихли. Линор отступила и встала за плечом отца. Теперь все посмотрели на меня.
Не торопясь, я подошел к Антее. Она едва заметно улыбалась. Все так же в полном молчании, я положил ладонь на усаженную драконьими головами рукоять и потянул клинок из ножен, сначала медленно – до середины, а потом – одним рывком, как когда-то, не так давно – из алтаря Гофаннона. И легкий скрежет меча потонул в неистовом, восторженном, многоголосом реве. Нет, по нынешним временам, мечи так быстро не отковываются!
Я посмотрел на Константина Корнуэльского и увидел в его глазах ужас, с которым он не отрываясь смотрел на Мерлина. На его лице отражалось буквально раздавившее его понимание: ведь если это Мерлин, то обломок меча в его руках мог быть всего лишь наваждением-ловушкой, лукавым испытанием, и он с готовностью попался! И зависит теперь лишь от милости того, кого желал погубить. Заметив мой взгляд, он попытался его выдержать, но не выдержал и мгновения и опустил голову, а потом опустился на колени. Его примеру последовали почти все, кроме тех, что сражались сегодня за меня – им я просто запретил это делать. А другие, по привычке, меня не послушали.
Только намного позже я заметил, что мраморная рука из фонтана пропала. Новая вода, впущенная в него, оказалась слишком жесткой, и как раз в момент торжественного появления целого Экскалибура трещины в каком-то месте не выдержали напряжения, и рука с тихим плеском канула на дно. Вряд ли некоторые из нас вообще бы это заметили, если бы потом не пошли всякие бредни о том, что не Антея, а именно эта рука явилась из воды с мечом, а потом исчезла.
Легенды узурпируют славу, знаете ли.
Вот так все неугодные суеверия были на какое-то время подавлены. Разумеется, всем выжившим побежденным было даровано прощение. Кроме Маэгона, который, пока все ликовали, правильно оценил ситуацию и умчался куда-то в неизвестном направлении – вероятно, к черту на куличики.
А Пеллинор, к слову сказать, не скончался. Его всего лишь скрутил какой-то истерический припадок, может быть и вызванный моим не совсем адекватным поведением в ответ на его уловки и, как следствие, его собственным нервным перенапряжением, что, как выяснилось, сопровождалось еще и галлюцинациями: ему померещилось, что он узрел, как мир вокруг исчез в огненной вспышке, а в самое сердце его поразила молния. Все это привело его к мысли, что подобным образом боги известили его, что он в корне не прав в своих позициях по отношению ко мне, и к глубокому и основательному их пересмотру. В итоге, в моей коллекции появилась в его лице еще одна преданная адская гончая, особенно, когда он узнал, что потрошить его в замену себе я отнюдь не собираюсь. Вообще, потрошить кого-либо из благочестивых побуждений я запретил, разве что со штрафом в размере «платы за кровь» за каждую выявленную жертву, в пользу государства, а в случае рецидива – под страхом смерти. (Первое, наверное, было даже более угнетающим. Однако Антея, наш специалист по экономике, была весьма довольна.) Христиане с Блэсом во главе крикнули: «гип-гип-ура!», но намекнули, что меры могли быть и построже. Впрочем, начало положено. Христианам было предложено приналечь на благое дело народного просвещения.
Итак, все довольны, и праздники опять-таки продолжаются – как это ни печально…
В замке у нас нашелся еще один повод для веселья. Кей по хозяйственным соображениям поспешил вперед, а когда мы его догнали, он носился по замку с мечом в руке и ревел как голодный лев, изрыгая проклятия и обещая разорвать на части первого из «подлых рабов», что ему попадется. Все слуги, понятное дело, попрятались и не высовывались, подальше от греха. Только при нашем шумном вторжении откуда-то из-под лестницы летучей мышью выскочил перепуганный Огам в сопровождении еще пятерых храбрецов в качестве поддержки: двух женщин – посудомойки и поломойки, двух мужчин – факельщика и меняльщика тростника и мальчика с кухни, и все они гуртом попадали мне в ноги. Произошло это так неожиданно, что вокруг завизжали было выдергиваемые из ножен мечи. Однако так как «нападающие» не проявляли других признаков жизни, кроме как завывали и тряслись, превратившись в кучки тряпья на полу, трогать их, конечно, не стали.
– Ах вот вы где, сволочи! – рявкнул Кей и угрожающе пошел к ним.
– Что случилось? – вопросил я, поднимая руку, чтобы задержать разъяренного Кея.
Огам, воспользовавшись случаем, мертвой хваткой вцепился в мои пропыленные сапоги. Я покачнулся, но решил пока не падать.
– Видел бы ты, что творится в пиршественном зале! – рыкнул Кей.
Огам тихонько взвыл:
– Мы не виноваты! О прекрасный король, божественный луч света в жестоком мраке! Прости и защити нас! Нам приказали под страхом лютой смерти и вечного проклятия!
– Бывает, – сказал я. – Кто приказал?
– Друид Маэгон, жрец великий и ужасный, внушающий трепет!.. Да варится он в котле перерождения вечно и не возвращается на землю! Он пригрозил, что псы Аннона будут вечно глодать наши кости!
– Очень на него похоже, – согласился я. – Тут люди и посолиднее пошли у него на поводу. Так что же случилось?
Огам опять принялся подвывать, хор сподвижников ему подпевал, а Кей бранился. В конце концов, выяснилось, что за время нашего недолгого отсутствия пиршественный зал претерпел некоторые изменения, превратившись в укрупненное подобие той подземной кельи, которую не так давно обнаружил Гавейн, и по поводу которой Маэгону уже было прочитано внушение.
Я возжелал лично взглянуть на это безобразие, и мы отправились туда с Кеем, Огамом и небольшой кучкой избранных. Огам жался поближе ко мне, его свита жалась к нему – с одной стороны им угрожало чудовище по имени Кей, а с другой – зловеще ухмыляющийся Мельвас. И неясно, что было страшней, рык одного, или ласковая улыбка другого.
Ввалившись в пиршественный зал, мы принялись таращиться по сторонам со смесью восхищения и потрясения.
Тростник с пола исчез, обнажив разбитые выщербленные плиты во избежание распространения огня от выложенного почти посередине здоровенного очага с кучей наваленных дров и хвороста. Опять возникли пресловутые камни и деревянные идолы, расставленные по сторонам света. С потолочных балок свисали просмоленные петли, не так далеко от очага стоял огромный не то чан, не то котел, наполненный водой – я сразу взял себе на заметку, что из него выйдет отличная ванна.
– Хорошая скорость! – воодушевленно воскликнул Олаф. – Ведь умеют работать, когда захотят!
Мельвас наигранно беззаботно рассмеялся:
– Это ведь они для нас приготовили! Вот, где бы мы оказались, если бы проиграли!
– А мы и так здесь. – Я пожал плечами. – И что значит, «если бы проиграли», если меч все равно цел? Огам, прекрати выть и виснуть. Надоело мне тебя поднимать. Значит, так – петли убрать, котел тут тоже ни к селу, ни к городу – уберите и хорошенько почистите. Потом пригодится. Очаг пусть остается – с удовольствием попляшем вокруг. Алтарь тоже можно оставить – пусть поливают вином, если захотят. Столы расставьте по кругу и тащите сюда все вкусное. Что такое bruiden, в конце концов, как не пиршественный зал?
Мерлин указал на алтарь.
– Знаешь, некоторые христиане могут быть ущемлены таким присутствием. Не всем хватает чувства юмора.
– Да? Ладно. Алтарь тоже уберите.
– Кстати, – напомнил Галахад. – Ты упоминал, что алтари, запятнанные человеческой кровью или к этому предназначенные, будут считаться оскверненными и предназначенными сожжению. Как насчет начать?
– А это мысль! Ну-ка, давайте сгрузим все в очаг. Веселее будет!
С самым непростительным отношением к предметам старины священной, мы собственноручно покидали идолов в костер, а камнями укрепили заграждение очага. Огам взирал на все это с отвисшей челюстью, побледнев как козий сыр, а может даже, как рокфор. Мы же за этим занятием совсем развеселились.
– Не убирайте далеко чан с водой, – посоветовала Нимье. – Вдруг придется что-нибудь тушить.
– Ладно, – сказал Ланселот. – А теперь, не умыть ли нам руки?
Это было дело хорошее и разумное, и мы решили так и поступить, пока все не будет готово.
Когда Огам смиреннейше поинтересовался, какое ему и прочим слугам будет назначено наказание, я предложил им, если это совершенно необходимо для очистки совести, оставить самих себя без завтрака, и посчитал вопрос закрытым. Кей смеялся до слез и в итоге тоже подобрел и всех простил.
До ужина меня успел навестить Лот. Естественно, речь шла о Гарете.
– Ты не сказал мне, что он у тебя, – сказал Лот, пытаясь как можно проницательней заглянуть мне в глаза. Он не прошел внутрь больше двух шагов и не сел, напряженно остановившись почти у двери.
– А стоило? – спросил я.
– Почему? – спросил Лот. – Ты мог получить меня на свою сторону.
– Только из страха?
Лот опустил голову, задумчиво рассматривая пол.
– Скорее, из страха я оказался на той стороне, – наконец сказал он. – Ведь все мы боимся.
– Чего именно? – спросил я, так как он этого ждал.
– Проклятия. Ножа в спину. Ядовитой змеи под ногой. Ведь что есть проклятие? Благословение на предательство, по меньшей мере.
– Я знаю, – кивнул я.
Он быстро глянул на меня.
– Конечно. Думаю, что уже знаешь.
– Мне кажется, Гарет не слишком доволен своей жизнью, – заметил я.
Лот пожал плечами.
– А кто доволен? Я знаю, о чем ты. О том, что он тень своей матери, потому, что так все и выглядит. Но так безопасней для него. Я во всем доверяю своей жене – она мудрая женщина. – Лот вдруг улыбнулся неожиданно нежной улыбкой. – Сколько раз именно она помогала мне укрепить свою власть или даже сохранить ее.
Помимо воли я испытал легкий укол ревности и потому промолчал.
– Она, и значит, ее брат Кадор, – немного отрешенно продолжил Лот. – Он действительно сильнейший. Если не он, то его сын непременно станет верховным королем… О, прости, так мы считали до того, как появился ты.
– Все это верно, – ответил я. – И все же, это не совсем подобающее воспитание для принца – быть всегда в тени.
Кто бы говорил, конечно… Но это совсем другой случай.
– Я думал об этом, – признался Лот.
– И о том, что он вряд ли выживет рядом со своим старшим и более сильным кузеном, если станет претендовать на самостоятельную славу? – негромко добавил я. – Лучше стелить ему тихо и мягко, с умом, но потом, может, и Константину будет жестко спать?
Лот глянул на меня со смехотворным испугом.
– Ты уверен, что ты не дьявол? – спросил он, когда снова обрел дар речи.
– Меня просто учили истории, – признался я. – Сплошь и рядом все повторяется.
– Ах, ну да, – кивнул Лот, заметно успокоенный. – Тогда конечно, ты все понимаешь. Он усмехнулся и покачал головой. – Вы с Моргейзой действительно похожи. На удивление!
– Иногда мне кажется, она и от меня ждет подвоха, – закинул я пробный шар.
– Обычная осторожность. Тем более что она ничего о тебе не знает, и не знает еще, чего от тебя ждать. Ты ведь так до сих пор так и не рассказал, где тебя прятали столько лет.
– В разных местах, – ответил я небрежно. – Слишком разных, чтобы дать этому какое-то определение. Учили всякому. Вот и все. Примерно по той же причине, по которой остается в тени Гарет.
Лот закивал, расслабившись и заговорщицки улыбаясь.
– Да, это многое объясняет.
– Но если обстановка теперь несколько изменилась… – проронил я задумчиво.
– То что? – живо подхватил Лот, он уже догадывался, к чему я клоню, и ему это нравилось. Он дорожил мнением жены, но и его тайные желания давно жаждали поддержки.
– Не хочу пока предлагать ничего особенного, но кажется, у меня была не самая плохая школа, по крайней мере, по части боя?
– Что ты! – воскликнул он. – Отменная!
– Мне кажется, я мог бы научить и Гарета, как постоять за себя.
– Артур! – с восторгом вскричал Лот. – Я не смел и надеяться! Ты правда этого хочешь?!
– Конечно. По-моему, Гарет не рожден для того, чтобы быть в тени вечно. Нет-нет, да маска с него слетает. Сдается мне, я ему нравлюсь, и мне хотелось бы отплатить ему добром. Тем более что он мне не чужая душа – в нас общая кровь…
Вместо ответа Лот порывисто сгреб меня в медвежьи объятия, от души двинул по спине и расцеловал в обе щеки.
– Великолепно! – воодушевился он. – Плевать, что скажет Моргейза! Она слишком уж осторожничает. Непременно велю ей отпустить его! Клянусь всеми богами! Артур, ты настоящий родич! Благодарю тебя!
И он вприпрыжку унесся прочь, несмотря на свою довольно солидную комплекцию. Лот – безмятежная душа, его самого не отягощают подозрения, и потому с ним оказалось так легко. Моргейзу пришлось бы приручать годами, это я уже понял. Должно быть, они славно дополняют друг друга.
А Моргейза, пожалуй, будет еще как разгневана тем, что мы решили разобраться в этом вопросе без нее. Что ж – раз уж она сама увиливала от темы, сама и виновата.
Славословия лились без конца. Нашлись среди присутствующих и несколько бардов, что сложили на скорую руку с десяток длиннющих помпезных песен, изобилующих канонами и повторами, по случаю или по случаям, имевшим место в этот насыщенный день. Я тоже под шумок спел нашим чародеям, в честь приезда Мерлина, коротенькую легковесную песенку, написанную, якобы от лица самого Мерлина. Называлась она «Кречет», так как именно эта птичка семейства соколиных ближе всего к тому, что зовут Мерлином:
Кречет гордый, ясноглазый,
Да хранит тебя судьба!
Только мы с тобою знаем,
Что не так она слепа!
Ты паришь в высотах чистых —
Вся Земля тебе видна.
В струях ветра серебристых
Богом жизнь тебе дана.
Я живу не столь высоко,
Твердь земли не так чиста,
Я привязан к ней до срока,
Жизнь людская не проста.
Только взор мой беспределен,
Только Дух неукротим —
В достиженье высшей цели
Человек непобедим!
– Если ты так думаешь, ты форменный псих, – похвалила Линор.
– Да нет, я просто нагло вру, – раскрыл я ей секрет.
Было спето и несколько старых и совсем свежих легенд о Мерлине и даже его спутницах, что было весьма кстати – не надо было уже ничего объяснять. Слухи пустили корни и стали сами себе достаточным оправданием.
Особенно отличился бард из Регеда по имени Талиесин. И внешность у него была весьма запоминающаяся – асимметричные черты лица, напоминающего то ли орлиный клюв, то ли вырезанного из дерева идола. Волосы, туго увязанные сзади в узел, были черны, а брови – абсолютно седы, белы. За это его и звали Талиесин – сверкающая бровь. Происхождение его было темно, и его называли то сыном бога мудрости и красноречия, то попросту его воплощением. Он спел песню о странном юноше по имени Артур (обо мне, то бишь), что провел детство, путешествуя по многим странам, обычным и зачарованным, земным и загробным, а явившись наконец людям в собственном обличье, заявил: «Я стар, и я молод. Я умер, и я жив!»
– А почему умер? – не понял я.
– Это он об истории с медведем, – пояснил недалеко сидящий Кей. – Талиесин обожает все драматизировать! За это наш старик Уриенс Регедский его и любит. Ну, конечно, чтобы этого парня понимать, нужна привычка…
– Эй, – шепотом позвала Антея Линор. – А я читала, что эти слова Талиесин сказал о самом себе!
Линор пожала плечами:
– Наверное, самому идея понравилась.
Шабаш не кончился и тогда, когда все песни были спеты, а половина гостей уже храпела на столах и под столами, где псы умывали им лица, деловито слизывая вино.
В разгар попойки, когда дело шло уже к полуночи, я потихоньку выбрался из-за стола и отправился в отдаленную пустую галерею – подышать. Нельзя же совсем без отдыха, как вы считаете? По полуоткрытому помещению блуждал лишь приятный свежий ветерок. В нишах царила тьма, а в арки, поддерживаемые массивными колоннами, лилось живое серебро. Я постоял немного, с наслаждением купаясь в прохладном воздухе, а потом уселся на один из широких «подоконников» этих не то дверей, не то окон, прислонившись спиной к шероховатой колонне и поглядывая на небо и в чернеющий запущенный сад внизу. Небо укрылось черно-синим бархатом, усеянным серыми меховыми барашками, из-за которых хитро выглядывала, подмигивая, полнеющая луна, как круг подтаявшего масла или полтаблетки снотворного, а может быть чего-то покрепче. Некоторые, говорят, сходят от нее с ума. Ледяные звездочки мягко кололись как сверкающие снежинки. Звенели какие-то насекомые, шелестела, посверкивая, листва, волшебной флейтой разливался невидимый соловей. Но стоило лишь немного вздохнуть свободно, радуясь тишине и покою, как послышались легкие, мягкие шаги. Острожные, почти крадущиеся. Подавив вздох, я положил руку на рукоять кинжала. Однако показываться не стал, было слишком лень. Пусть себе крадется куда хочет, только не подходит. Я притворился, что меня здесь нет.
– Я вижу твою тень! – смешливым театральным шепотом сообщила Линор.
– Ах, это ты! – выглянув из-за колонны отозвался я, разыгрывая разочарование. – А я-то ждал опять какого-нибудь интересного покушения!
– Ну, это я могу! – весело сказала Линор. – Скинуть тебя вниз? – предложила она, подходя слишком быстро для того, чтобы разбираться – всерьез она или нет.
– Эй-эй! – Я поспешно спустил ноги с парапета обратно на галерею и, подыгрывая, схватился за колонну.
Линор тихо рассмеялась. Повышать голос нам обоим не очень-то хотелось. Мы только что покинули место, где было слишком уж шумно.
– Моргана, ты и сама по себе – сущий клад, – заверил я ее.
– Ладно, ладно, – весело пропела Линор и тоже забралась на «подоконник», и устроилась на нем, свесив ноги в сад. А потом, по-кошачьи, не мигая уставилась в темноту. Я присоединился к ней.
– Тебе здесь нравится? – спросила она, когда мы прослушали изрядный кусок звенящей сверчковой арии.
– Пожалуй, – ответил я. – Соловьи, луна, свежего воздуха завались… – Я сделал неопределенный жест рукой.
– Я не об этом, – протянула Линор.
– Я знаю.
Мы немного помолчали. Я повторил:
– В общем-то, действительно, ничего.
Линор задумчиво попыхтела.
– Мне казалось, тебя всегда тянуло в эту сказку.
– Сказку? – тихо усмехнулся я. – Когда в них попадаешь, они перестают быть сказками. Верно?
Кажется, она слегка вздрогнула.
– Верно.
– Но в целом – совсем неплохо.
– Да, на самом деле, миленькое время, – пробормотала она через минуту. – Темные века – прямо ведьмин котел. Все вперемешку. Вроде и есть цивилизация, а вроде и нет. Все равно трудно придумать лучше.
– Угу, – согласно кивнул я. – И что бы тут ни было – никто из этих людей не способен ускорить тепловую гибель вселенной. Это же просто замечательно…
– Кстати, я видела Моргейзу, – как бы между прочим заметила Линор. Я ждал этого захода и даже почти не вздрогнул.
– Она меня не интересует.
– Угу, – понимающе отозвалась Линор.
И ходили мы вокруг да около… Я глянул на нее искоса пару раз. Спросить, не спросить?..
– Что стряслось?
От звука моего голоса Линор дернулась и, похоже, чуть не вывалилась в сад. Не думал я, что это будет для нее так неожиданно… На всякий случай я придержал ее за локоть.
– С чего ты взял! – выпалила она.
– Взял что?
– Что… – Она посмотрела на меня в упор, затем отвернулась и вздохнула.
– Что, все так плохо? – спросил я как можно мягче.
– Это ведь ты говорил, что при таком смещении здесь и законы физики могут оказаться другими?
– Ты же меня знаешь. Мне лишь бы гадость сказать. Ничего серьезного в этом не было.
Она выдержала довольно долгую паузу.
– Как ты догадался?
– Ты только что спросила – не нравится ли мне идея остаться тут навеки…
– Ничего подобного!..
– Смысл был тот же. И потом, вы слишком странно себя вели. То, как вы обращались со своими волшебными палочками и прочее… Вы же бравировали. Или на самом деле решились завоевать этот мир «огнем и мечом». А зачем бы он вам иначе понадобился?
– Черт тебя побери! – опять вздохнула Линор. – Ты даже слова употребил те самые, что мы говорили друг другу! Но не вам…
– А что, собственно, случилось на этот раз с нашим ящиком Пандоры?
– Как будто перегорел. Ведь помнишь, сперва снялось столько ограничений… А потом – все исчезло, заглохло. Без всякой причины. Полная остановка. И совершенно неясно почему.
– Потому что нет буфера, – сказал я не задумываясь.
– Что? – изумилась Линор.
– Это же так просто. Буфер всегда был. Там, у нас, на месте. Выходит, это не ошибка, не шутка и не метафизика, он действительно нужен. Станция накапливает энергию в измерениях поблизости. Сейчас она растратила старые запасы и восполняет их из ближайшего «прошлого». Вот только не знаю, как теперь с ее связью с нашим настоящим будущим… хотя оно слишком крепко сидит в ее памяти.
– И как по-твоему, долго это будет продолжаться?
– Ну, если подсчитать время от создания «Януса» до времени, когда он действительно заработал, посмотреть данные…
Я вдруг резко замолчал.
– Что такое? – спросила Линор.
– Почему вы сами не догадались? – спросил я. – Это странно. Вы должны были догадаться.
