Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Вениамин Кисилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

В зрелом моем возрасте полагалось бы думать о другом – где, как и на что будем мы жить, ведь ей, второкурснице, еще четыре года учиться, журналистская работа, к тому же при маменьке, позволяла мне жить более или менее сносно, но не сравнить же с заботами главы семейства, обремененного – Бог, надеюсь, даст – потомством. Еще и при извечном, проклятом нашем дефиците чуть ли не на всё и вся. Но как раз об этом думать не хотелось. А хотелось думать, как поедем мы со Светкой летом на море, как будет солнечно и красиво, как будем мы купаться, загорать, лежать рядом на горячей гальке, соприкасаясь влажными телами. И как все мужчины будут завидовать мне, когда она – длинноногая, дочерна загорелая, с победно вздернутым носом и тяжелой грудью девочки-акселератки – появится на пляже. А что, разве это зазорно – гордиться красивой женой?

Ночи, наверное, осталось уже меньше, чем прошло. Я не без оснований подозревал, что быстро заснуть мне вряд ли удастся. Но не печалился. В тягость ли бессонная ночь счастливому человеку? А о Светке, тем более после состоявшегося объяснения, думать было легко и приятно. Но, переиначивая известную поговорку, нет и добра без худа. Мысли о Светке не проходили бесследно, одиночество мое делалось мучительным. Чтобы отвлечься, решил немного почитать, включил бра над диваном, взял с тумбочки последний «Огонек». Но, и страницы не одолев, решил полистать начатый мною детектив. Интересно вдруг стало.

Это – пишущие знают – непростое, коварное дело. Особенно, когда перечитываешь уже правленное, перепечатанное. Порою не верится, что сам творил: случайные, неуместные слова, корявые фразы, невнятность, досадные повторы, несуразицы. Даже обычные опечатки, пропуски букв режут глаз, раздражают. Но сейчас меня – опасный комплекс графомана – больше «Огонька» притягивал собственный опус. Детектив, который я писал – теперь казалось так – для Светки.

Читал, стыдно признаваться, не без удовольствия, чего со мной раньше никогда не случалось. Собственно, это были пока только заготовки, отдельные куски, которые еще предстояло связать, сплести в единое целое, обкатать. Многое, нужное для развития событий, вообще не коснулось бумаги, пока только задумывалось. С Андреем я худо-бедно разобрался, мог бы – телефон-передатчик уже зацепка – и Кешу раскопать. Но никак не давался один из главных моих героев, Линевский, доблестный ученый муж, примерный сын и племянник, из-за которого, в сущности, весь сыр-бор разгорелся. Пока ясно было только одно – Кеша, чтобы добраться до сейфа, заманил его на какую-то дачу. Зачем? Познакомиться накоротке, задружить? Завербовать, купить? Пошантажировать? Применить, если не получится, насилие? В аэропорту его, Свиридов говорил, видели… После дачи? А может быть, он и не улетал никуда, тоже, как подружка его Галка, уничтожен? Еще одно убийство?

Версий крутилось в голове много, и был я сейчас не в той форме, чтобы отобрать лучшую. Повременить пока с раскрутками, просто затащить Линевского с Галкиной помощью на дачу – а там, по ходу, сама кривая вывезет? Впрочем, Галке, учитывая личность шефа, не так-то легко будет это сделать. Что придаст ей настойчивости? А, ну конечно же, Кешины обольщения… Университет… Неплохо бы – скорей утро наступит – сесть за стол, набросать этот кусок, но не хотелось вставать, лень было даже пошевелиться. Зато думалось теперь хорошо, объемно. И четко представлял тот самый пикничок, дачу, застолье. Но сначала нужно, чтобы «созрела» Галка…

Галка удивилась столь раннему звонку и того больше, когда открыла, приходу Андрея. Знала, что ведет он совиный образ жизни – далеко за полночь ложится, раньше полудня не просыпается. Андрей посмотрел на нее красноватыми, мутными глазами:

– Дома еще? А я боялся, что на работу уже ускакала.

– Что-нибудь случилось?

– Не случилось, – замялся Андрей. – Кеша там у меня, потолковать с тобой хочет. Ты не против, если заглянет к тебе?

– Да нет, – недоуменно пожала плечами Галка, – но я и так уже опаздываю.

– Я у вас займу буквально одну минуту, – послышался за неплотно прикрытой дверью Кешин голос. Он, зачем-то еще деликатно постучав по косяку согнутым указательным пальцем, вошел в прихожую, церемониально раскланялся, поцеловал зардевшейся Галке ручку. – Явились, как говаривали в старое доброе время, ангажировать вас.

– Как… куда ангажировать? – вскинула брови Галка.

– Развлечься сегодня вечером немного, отдохнуть от повседневной городской суеты. Господь послал моему приятелю великолепную дачку – тепло, светло, уютно, на маге записи отличные…

– Ну что вы! – сообразила наконец Галка. Укоризненно глянула на Андрея, заполыхала еще ярче: – Объясни ему, пожалуйста, что ошибся адресом. Сам разве не догадался?

Кеша тихо охнул, затем расхохотался так заливисто, словно услышал сейчас презабавнейший анекдот. Даже слезы набежали.

– Умереть можно! Так вы, Галочка, значит, подумали, что я с утра пораньше заявился, чтобы предложить вам побеситься на лишенной женского общества дачке товарища? Хорошенького же вы о нас мнения! Не знаю уж, чем заслужил такое!

– А зачем же? – растерялась Галка.

– Разве вы забыли наш последний разговор? Владелец дачи – тот самый человек из университета, который будет способствовать вашему поступлению. Ну, прозрела? Сегодня самый подходящий случай – он обмывает докторскую диссертацию, все произойдет в неофициальной обстановке. Согласитесь, мне ведь тоже не совсем удобно переть напролом, в таком щепетильном деле такт нужен. Познакомитесь, оцените друг друга.

– Но… – нерешительно затянула Галка.

– Пусть вас ничто не смущает, – понятливо усмехнулся Кеша. – К тому же с нами поедет Андрюша. Ему-то, надеюсь, вы можете довериться? Да что Андрей! Есть вариант получше! – Ласково погладил его по спутанным волосам. – Не грусти, писатель, скоро они все в очереди стоять будут, чтобы твой автограф заполучить! А кое-кто кое о чем горько пожалеет! – Снова повернул к Галке улыбчивое лицо. – Он, Галочка, по-приятельски посетовал мне, что есть у него счастливый соперник. Что ж, сердцу, известно, не прикажешь. Кстати, имею честь знать Виталия Михайловича, достойнейший человек. И ученый блестящий. Для полного вашего спокойствия можете пригласить его с собой.

– Ну что вы! – наконец-то разулыбалась Галка. – Плохо его знаете, если думаете, что он способен поехать на какую-то дачу, обмывать чью-то диссертацию!

– Даже с вами?

– Боюсь, даже со мной.

Кеша лукаво посмотрел на Андрея. Тот отчужденно уставился в пол, брови хмурились. Но Кеша словно не замечал его нерасположенности, тараторил дальше:

– Вот уж никогда не поверю, чтобы такая красивая девушка не смогла хоть на край света увести кавалера! Неужели слабо́, Галочка? Что же это на белом свете деется, Андрюша?

– Да не слабо́, – засмущалась Галка, – просто Виталий Михайлович такой человек…

– Ладно, – посуровел вдруг Кеша. – Я, кажется, выгляжу совершеннейшим идиотом. Будто напрашиваюсь. Мне, что ли, это нужно? Для вас же стараюсь, чуть свет примчался! Потому что люблю вас, оболтусов, потому что слово привык держать. Так мне, старому дураку, и надо. Урок на будущее. Всего доброго. – И скрылся за дверью.

– Кеша! – побежала за ним Галка. – Да погодите вы! Ну чего вы обиделись?

Но Кеша, не воспользовавшись даже лифтом, спускался, словно не слыша ее, вниз по лестнице. Галка догнала его, виновато тронула за плечо:

– Не обижайтесь. Кеша. Всё как-то так быстро, неожиданно… Не сердитесь…

– Да не сержусь я, – остановился Кеша. – Просто удивляться не устаю вашему поколению. Мы в ваши годы как-то чище были, доверчивей. Дружить – так уж дружили, верить – так верили. А у вас всё какие-то пакости на уме, каверзы. Но вы не беспокойтесь, я, раз обещал, и без этой диссертации постараюсь вам помочь. Конкурсы сейчас страшенные, а вам в самом деле выучиться нужно, жаль, если на всю жизнь простой лаборанткой останетесь. Голова у вас светлая.

– И Андрей будет? – как бы невпопад спросила Галка, но Кеша правильно ее понял:

– Я же сказал, будет, или вы за трепача меня принимаете?

– Хорошо, я поеду с вами.

– И Линевского прихватите? – игриво хохотнул Кеша. – Он там вообще-то не очень-то нужен, просто хочу проверить ваши способности. Ну, шучу, Галочка, шучу…

– И прихвачу! – тряхнула черной гривой Галка. – Вовсе мне не слабо́!

Андрей, не вступая в разговор, стоял на лестничной площадке, смотрел на них сверху.

– Ну что ж, – примирительно сказал Кеша, – поглядим на ваши способности. Вы в пять заканчиваете? Значит, пока то-сё, в начале шестого будем ждать внизу в машине.

– Только не у самого входа, – снова начала розоветь Галка.

– Ну конечно! – раскатисто, как в начале разговора, засмеялся Кеша. – Понимаю, понимаю! Вы с Виталием Михайловичем, насколько могу судить, и выйдете не вдвоем. Конспирация! Кстати, не говорите ему пока обо мне, будет для него сюрприз. Итак, до вечера? – протянул ей широкую крепкую руку.

– До вечера, – сказала Галка, вкладывая в нее свою маленькую, смуглую.

Ну вот, Галка у меня созрела. Как она уговаривала Линевского поехать за город, можно опустить – это, в конце концов, не так уж существенно. А что на даче? Попытаются – избитый, но надежный метод – напоить Линевского? Ну, напоили, дальше что? Поехали, друзья дорогие, со мной в институт, ключики у меня, отдам вам заветную папочку? Утром все равно протрезвеет, крик подымет. Станут они его покупать, прельщать заграницей, райскую жизнь обещать? Вариант не последний, и не так уж редко срабатывал, но не вязался у меня с Линевским. Как выше моих сил было сделать Андрея убийцей, так и не способным казался Линевский продаться. Получилась бы совсем другая повесть, да и Галку убивать нужды бы не было. Можно, конечно, пойти по простейшему пути – простейший зачастую самый верный, – изъять у потерявшего бдительность Линевского ключи от сейфа, смотаться, пока он застольничает, в город, выкрасть документы. Вернуться – и так же незаметно подбросить ему ключи. Утром пропажа из сейфа обнаружится – но это уже проблемы самого Линевского. Пусть хоть милицию вызывает, хоть, чтобы шуму не было, втихаря новую папку изготовит, хоть в аэропорт мчится… Ладно, сначала отработаем первый вариант, дальше видно будет…

Галка оказалась единственной представительницей слабого пола в собравшейся небольшой компании. Даже менее красивой и уверенной в себе женщине всегда лестно, когда лишь к ней приковано внимание, ей одной достаются ухаживания и комплименты – за чистую монету принимают. Но и Галка, цену себе знавшая, тоже от отсутствия конкуренции не страдала. Настроение у нее было прекрасное, нравился хозяин дачи, моложавый приветливый мужчина, нравились и гости его, по виду ученые мужи, и недюжинное по нынешним временам угощение. Стол, хоть и не касалась его женская рука, отлично сервирован, бутылок с такими замысловатыми наклейками Галка никогда раньше не видела. Да и саму дачу таковой можно было назвать с большой натяжкой – небольшой добротный коттедж, с умением и вкусом отделанный.

Пока ехали сюда, Галка слегка нервничала, опасалась, что «не впишется» самоед Линевский, изводиться станет. Он безмерно удивился ее приглашению, уступил с громадной неохотой, когда Галка вконец разобиделась и едва не расплакалась. Но все пошло на удивление гладко, с Линевским, от Галки не укрылось, все были подчеркнуто внимательны и любезны, он оттаял и даже с Андреем перекинулся несколькими словами.

Вот уж кто действительно выпадал из этой теплой, вальяжной компании, так это Андрей. В застольных беседах почти не участвовал, хмуро отмалчивался, много пил, на Галку и победоносного спутника ее старался не смотреть. Она понимала, как нелегко сейчас Андрею, по-женски жалела, и дивилась его выдержке и благородству – за одним столом с ненавистным Линевским, покорно выбросив белый флаг…

Признанным тамадой и душой компании был Кеша. Ревниво следил, чтобы рюмки у всех, начиная с сидевшего рядом с ним Линевского, не пустовали, провозглашал тосты, нахваливал диссертацию хозяина, блистал анекдотами. Устоять перед его напором было просто невозможно, и даже Линевский, не любитель, Галка знала, спиртного, пасовал, когда Кеша в очередной раз интимно склонял бутылочное горлышко над его рюмкой.

– Мы не умеем отдыхать, не умеем радоваться! – сокрушался Кеша, страдальчески кривя лицо. – Мы нация, которую отучили веселиться, ликовать, праздновать! Видели, футбольный чемпионат показывали? Что болельщики после каждой победы устраивали! Скандальные происшествия опустим, в каждом деле бывают издержки! Но как пели, как плясали ночь напролет! А мы, выиграй даже чемпионат мира? На улицы бы высыпали? Целовались бы – обнимались? Карнавалы и фейерверки устраивали бы, сумасбродствовали? Что, разве меньшие мы патриоты? Менее престиж страны дорог? Нет – ра-зу-чи-лись!

– Может быть, мы элементарно разумней. – Язык у Линевского уже слегка заплетался.

– Если бы, если бы! – посетовал Кеша, снова наполняя его рюмку. – Если бы, дорогой вы наш Виталий Михайлович!

Галка видела, как быстро пьянеют гости, да и сам хозяин пребывал уже на хорошем взводе. Сначала ее это немного тревожило – какие у нее могут быть серьезные разговоры при столь крепком подпитии? – потом и она чуть захмелела, голова приятно кружилась, вечеринка нравилась все больше и больше. Виталием она гордилась – видела, как подчеркнуто внимательно к нему относились, уважительно замолкали, когда он начинал говорить. И вообще так приятно было сидеть в теплой красивой комнате среди общительных и милых людей, когда за окном уныло воет ветер и сыплется с дырявого неба мокрое снежное крошево. Галка с благодарностью поглядывала на Кешу, так много и бескорыстно для нее делавшего…

Мужчины потихоньку раскрепощались, расслаблялись. Первым, испросив у Галки разрешения, снял пиджак Кеша, его примеру тут же последовали остальные. Повесили пиджаки на спинки стульев, распустили галстуки. Хозяин включил магнитофон, пригласил Галку. Танцевал он легко и умело, отпустил партнерше несколько полновесных комплиментов, заговорил о Галкином поступлении, сказал, что вопрос можно считать решенным. Но непорочные поначалу объятия его сделались вдруг недвусмысленно тесными, потом прижал ее к себе так, что трудно стало дышать. И узкие глаза его – совсем теперь близко от ее глаз – смотрели цепко и требовательно.

Такой поворот событий понравился Галке много меньше, прежде всего потому, что рядом сидел Виталий. Опасливо покосилась на него – Линевский, к счастью, занят был каким-то жарким спором с Кешей. Но не только это привлекло Галкино внимание. Один из гостей, лысоватый, в больших роговых очках, стоявший за стулом Виталия, чуть присел, запустил руки в боковые карманы пиджака Линевского. Еще мгновение – он выпрямился, и Галка заметила, как блеснула в его ладони связка знакомых ей ключей. Все это было настолько неожиданно и немыслимо, что даже головой затрясла, отгоняя наваждение.

– Ты чего? – прошептал хозяин, касаясь губами ее уха. – Чего испугалась? Все будет нормально, мы можем друг на друга положиться. Ты на меня, а я на тебя. Всему свой срок! – И тихо, вкрадчиво рассмеялся.

– Отпустите меня. – Галка уперлась ладонями в его грудь, отстраняясь. – Мне жарко, я пить хочу.

Хозяин внимательно посмотрел на нее, тиски расслабились. Затем встретился глазами с Кешей, тот утвердительно опустил веки.

– Желание дамы – закон! – весело вскричал хозяин, как ни в чем ни бывало глядя на Галку ясными глазами. Отступил на шаг, трогательно поцеловал ее запястье. – Благодарю за доставленное удовольствие. – Подошел к столу, взял одну опустевшую бутылку, другую, сокрушенно помотал головой: – Стыд и позор на мою голову! Недооценил, что имею дело с настоящими мужчинами! Но ничего, дело поправимое! Ленечка, Санечка, выручайте, не могу же я бросить дорогих гостей! Смотайтесь в город!

Лысоватый и второй, широколицый и густобровый, с готовностью кивнули, надели пиджаки и вышли из комнаты. Через минуту за окном загудел мотор.

Галка налила в фужер пепси-колы, залпом выпила, не ощущая вкуса, нерешительно поглядела на Кешу.

– Есть проблемы, Галочка? – предупредительно вытянул тот шею.

– Есть… – нетвердо сказала Галка. – Я… я хотела бы потанцевать с вами.

– Шарман! Нет, наверное, желания, которого мне больше хотелось бы исполнить! – расцвел Кеша. – Вы позволите, Виталий Михайлович?

– Кеша, – зашептала Галка, уводя его подальше от стола, – этот лысый, что уехал сейчас, – вор. Я сама видела, как он вытащил из кармана Виталия ключи. Что теперь делать?

Кешино лицо, секунду назад дружески улыбавшееся, преобразилось:

– Вы уверены, что не померещилось?

– Но это совсем легко проверить. Попросить Виталия…

– Действительно, легко, – задумчиво сказал Кеша. Их вялое топтание на одном месте мало напоминало танец. Три пары глаз – масляные хозяина, мрачные Андрея и благодушные Линевского – следили за ними. – Надо подумать, – продолжил Кеша. – Чтобы дров не наломать. Представляете, какой скандал может разразиться? Такие люди! Скорее всего, какое-нибудь недоразумение. Через часик они приедут, и мы вернемся к этому разговору. Обещайте, что пока ни словом никому не обмолвитесь. Положитесь на меня. Обещаете?

– Обещаю…

Ленечка и Санечка вернулись, как и предполагал Кеша, через час с небольшим. Привезли пакет с бутылками, оживленно рассказывали, как три ресторана объехали, пока удалось разжиться.

В их отсутствие Кеша затеял игру в испанского дурачка, потом показывал карточные фокусы – всячески развлекал компанию.

Галка изо всех сил старалась казаться безмятежной, ни на шаг не отходила от Линевского. И еще она заметила, что Кеша успел шепнуть несколько слов хозяину, после чего тот, так же внимательно, как во время танца, посмотрел на нее…

Удачливых гонцов приветствовали громкими возгласами одобрения, все заходили, задвигались. Кеша поднял над головой бутылку с высоким узким горлом, закричал, стараясь перекрыть возникший шум.

– Попрошу внимания! Учитесь, пока я жив! Знавал я компании, которые погибали от жажды и бились головой о стенку, потому что запропастился куда-то штопор! Особенно где-нибудь на природе, вдали от цивилизации! А ведь проблема легко решается с помощью двух обыкновенных французских ключей, ежели умеючи! Могу продемонстрировать! Есть у кого-нибудь ключи?

– У меня есть, – отозвался Линевский, отведя руки назад и наощупь пытаясь найти карманы висевшего на спинке стула пиджака. – Смешно сказать, но я, по неопытности своей, даже со штопором не всегда управляюсь. А чтобы ключами… – И к великому Галкиному удивлению извлек связку, протянул Кеше. А тот, прежде чем взять ее, укоризненно взглянул на Галку.

Под щедрые аплодисменты Кеша быстро и ловко управился с длинной и тугой пробкой, артистично раскланялся и принялся разливать вино по рюмкам. Хозяин провозгласил тост за Кешины золотые руки, Линевский восхищенно чмокал губами.

– Да! – пророкотал лысый. – Как же я забыл? – Со стуком поставил рюмку на стол. – Знаете, кого мы встретили в «Первомайском»? Сергея Савельевича!

Имя это произвело неожиданный эффект. Все, кроме Галки с Линевским, изумленно уставились на лысого.

– Он что-нибудь сообщил? – встревожено спросил хозяин.

– Да, есть новости. И нежелательные.

– Вот как… – Хозяин задумчиво почесал переносицу. Виновато улыбнулся Галке: – Прощу прощения за бестактность, но у нас на кафедре происходят сейчас кардинальные события, вернулся из Москвы один товарищ… Вам это будет неинтересно, мы вас оставим ненадолго. – Сделал погромче звук магнитофона. – Потанцуйте пока, не скучайте.

Ленечка с Санечкой, хозяин и вместе с ними Кеша – тоже с их кафедры? – вышли в другую комнату, Галка, Линевский и Андрей остались одни…

За окном не посветлело – еще ведь только конец зимнего месяца февраля, – а просто жиже, разбавленней сделалась тьма, утратила прежнюю непроницаемую черноту. Оттого, наверное, что вставились уже кое-где в стылую мглу редкие желтые прямоугольники стекол, чаще и отчетливей доносился шум автомобилей. Близилось утро. Я мог бы еще пару часов поспать, но потребности такой не ощущал. Лишь тягучая, сладкая усталость делала тело одновременно тяжелым и невесомым. И думалось уже трудней, ленивей. Так или почти так опишу я встречу на даче. Те четверо выйдут, я останусь с оставшимися тремя. Что же должно произойти в соседней комнате? Пока ясно только одно: «гонцы за выпивкой», завладев ключами, примчались в гематологический институт, проникли в лабораторию Линевского. Видимо большого труда не составило – не военный же объект, охраняется в лучшем случае какой-нибудь бабусей, дремлющей на диване в вестибюле…

Секундочку, секундочку! Если все так просто, зачем было огород городить, обмывать какую-то диссертацию, ключи выкрадывать? Проникли бы в лабораторию, для специалистов их класса любой сейф не проблема… Вскрыли бы его, сфотографировали документы, положили бы папочку на место – и живи, Галка, радуйся, никому ты не нужна! Хитрый какой-нибудь сейф попался, который невозможно открыть? Или, наоборот, потом закрыть? Идея, вообще-то, но очень хилая. Сомнительно, чтобы такой уникальный и дорогостоящий сейф устанавливали в обычном НИИ… Хотели поставить под удар Линевского? Зачем, если нужное заполучили? И зачем вербовать Линевсксго? Нет, это как раз понятно – умные головы всегда, нам не в пример, ценились на Западе. Однако речь пока идет не о голове Виталия Михайловича, а о сейфе в его лаборатории. И они в него, лишнего часа не теряя, полезли. Опять же, зачем? Сняли бы с ключей слепки, изготовили свои, выбрали удобный момент, чтобы без риска, спешки и суеты… Время поджимало? Это не исключено. Скажем, некто, кому надлежит передать документы, уезжает из Союза…

Тут меня основательно заклинило, мысли уже еле ворочались – сказывалась бессонная ночь. Надо бы все-таки хоть немного поспать, а то буду весь день как вареный ходить. Я перевернулся на живот, обнял низко положенную подушку – любимая поза, чтобы заснуть. Голова приятно гудела, проплывали перед закрытыми глазами какие-то неясные, размытые видения. И, уже проваливаясь в гулкую яму забытья, вдруг сообразил, чем занимались в смежной комнате те четверо… Во всяком случае, утром, когда зазвенел будильник, мог бы голову дать наотрез, что сообразил. Но – не помнил что именно, как ни тужился, как ни напрягал память. Сколько раз давал себе слово не полагаться на нее, обязательно, хоть одним значком, записывать мелькнувшую в голове идею…

9

Утром шеф навесил на меня пренеприятнейшее задание – соорудить статью о безобразных наших дорогах. Дороги у нас в самом деле хуже некуда, хрестоматийные «рытвины-ухабы», бесконечные какие-то раскопки, завалы, ни проехать, ни пройти. Особенно меня возмущало, когда видел, как в дождь и слякоть заливают их асфальтом нерадивые и неразворотливые работнички. Давно пора уже не писать об этом, а во все колокола бить – стыдобушка наша, национальный позор. Но с той же отчетливостью я понимал всю бесперспективность этого задания. Предстояли нудные, а главное – бесплодные разговоры с руководителями служб коммунального хозяйства, одинаково агрессивными и затравленными, всегда почему-то безвинными жертвами обстоятельств, с высокомерно-озабоченными, света белого якобы не видящими исполкомовцами, с хамоватыми и тоже разобиженными дорожниками… Все они, обидчивые, станут уклоняться от встречи со мной, хаять все на свете и обвинять друг друга, в том числе и нас, газетчиков. Но не это меня обескураживало – дело привычное, – а что из года в год появляются такие публикации, регулярно, как времена года, меняются начальники и подчиненные – дороги же всё хуже и хуже, точно священную войну городу объявили. Теперь появится еще одна – гневная? язвительная? оптимистическая? – статейка, в моем уже исполнении…

Я висел на редакционном телефоне, пытаясь договориться о встрече с нужными мне людьми. Получалось, как и предполагал, плохо, и вообще создавалось впечатление, что все куда-то провалились, как горемычные дороги, о которых я собирался писать. В очередной раз швырнув на рычаг телефонную трубку, решил, что больше надежды на собственные ноги. День прошел в бегах, комбинациях и засадах, детективным впору. Освободился я, злой, как черт, около шести часов, сразу же позвонил Светке. Светка, чем бы ни занимался, тоже не выходила у меня из головы. Сегодня я собирался познакомить ее с мамой.

Ответил мне мужской голос – отец, значит, вернулся уже с работы. Сказал, что Света заболела, подойти к телефону не может, и тут же, не дав слова мне сказать, положил трубку.

Еще вчера я, несолоно хлебавши, отправился бы после такого оборота домой. Но сегодня я выступал в новом качестве: заболел не кто-нибудь – невеста моя. А неприветливый мужчина, встреча с которым не радовала меня, – будущий мой тесть. Хочешь не хочешь, а знаться надо. Но больше волновало меня другое. Что со Светкой? Накануне вечером, даже, если быть дотошным, сегодня утром была здоровешенька. И поспешил к ее дому.

На кнопку дверного звонка, однако, нажимал не без трепета. Ожидал, что возникнет передо мной хмурый краснолицый мужчина – опять выпивший? – буркнет, как в прошлый раз: «Вы к кому?» Но открыла худенькая, светловолосая, по-мальчишески коротко стриженная женщина, узнаваемо посмотрела на меня:

– Вы Валентин? – И когда я растерянно кивнул, разулыбалась: – Проходите, пожалуйста, Светочка, к сожалению, приболела, такая ангинища у нее; температура высокая. Папа наш решил, что без антибиотиков не обойтись, пошел сейчас к ней со стерилизатором, инъекцию делает.

Окончательно смутила меня тем, что попыталась помочь мне раздеться, потом нагибалась, доставала из шкафчика шлепанцы.

Я неуклюже благодарил, мыкался и топтался, как цирковой медведь. Пока вела меня в знакомую по той субботе комнату, я тупо соображал, почему именно отец решил, что надо колоть антибиотики и, тем более, почему пошел к Светке со стерилизатором. Неужели больше колоть некому? Ведь в ягодицу же, наверное… Заодно настраивал себя на предстоявший диалог. Судя по всему, Светкина мама кое-что обо мне уже знает – что именно? – и, конечно же, примется расспрашивать, оценивать, прощупывать великовозрастного ухажера…

Беспокоился я напрасно. Мы сидели в креслах, разделенные журнальным столиком, она все говорила о Светкиной болезни. Но глядела на меня пристально, не отрываясь, словно въедливый следователь на первом допросе. Я понимал ее любопытство – знать бы еще только, рассказала ли ей Светка о моем ночном предложении и насколько вообще откровенна Светка с матерью… За дверью в смежную комнату слышались глухие, едва различимые голоса, кажется, Светка ойкнула. Мама тоже уловила этот звук, сочувственно мне улыбнулась:

– Такая неприятность… – И вдруг, без перехода: – Я знаю, Валентин, вы журналист, работаете в газете, Светочка о вас много рассказывала, но, не сочтите за назойливость, хотелось бы узнать о вас побольше.

Так, начинается…

– Но что именно хотелось бы вам обо мне узнать? – сказал я, складывая губы в приличествующую улыбку.

Ответить она не успела – открылась дверь, вышел Светкин отец, держа в руках крышку от стерилизатора, на которой перекатывался, позвякивал, посверкивая тонким жалом иглы, опустевший шприц. Если угаданное мною движение его подбородка принять за кивок, значит, он со мной поздоровался. Я же – пусть кое-кто увидит, как должен вести себя воспитанный человек! – привстал, светски склонил голову:

– Добрый вечер.

Но церемонность моя никакого впечатления на него не произвела – безмолвно прошествовал мимо нас в кухню. Вскоре там зажурчала вода – промывал, очевидно, шприц.

– Какая я неловкая, – натянуто улыбнулась мама. Кажется, откровенная нелюбезность мужа и ею не осталась не замеченной. – От всех этих треволнений даже познакомиться забыла. Меня зовут Ольга Васильевна, я, как вы догадались, Светочкина мама. – И протянула мне через стол тонкую белую руку.

Я опять отклеился от сидения, на мгновенье сверкнула безумная мысль – знай наших! – поцеловать эту руку, но, конечно же, стушевался, лишь осторожно ее пожал и пробормотал свое известное уже ей от Светки имя. Не Валька, понятно, – Валентин Извеков. Она сказала, что ей очень приятно, я сказал, что мне тоже очень приятно. Оба мы, точно тяжелую работу исполнили и нуждались в передышке, замолчали. Я не знал, в силе ли осталась ее просьба поведать о себе, и заговорил о том, что больше всего волновало:

– А можно мне к ней? – кивнул на дверь в соседнюю комнату.

– Разумеется, – ответила Ольга Васильевна, – только…

– Только, – подхватил вошедший в комнату отец, – недолго. И не заставляйте ее разговаривать. Ей покой нужен.

Радуйся, наше подполье! Вот он соизволил заговорить со мной, милостиво разрешил повидаться с дочкой! Но несомненный спиртовой запах я снова уловил. Может быть, на этот раз оттого, что протирал Светке кожу перед инъекцией? Он, надо думать, врач – не медбрат же. Странно, что второй месяц мы со Светкой общаемся, о чем только ни переговорили, а так мало знаем друг о друге, даже то, чем занимаются родители. Случайно это произошло или время такое настало? Но я уже открывал дверь, за которой ждала меня Светка, все остальное сделалось несущественным…

В ногах у нее, бархатисто-черный, без единого пятнышка, на белом пододеяльнике, спал кот. В тот раз я его не видел. Второе черное пятно – Светкина голова на белой подушке…

Я стоял, смотрел на нее. Когда-нибудь – когда? – вот так же будет лежать она в постели, улыбаться мне, и постель эта будет наша общая, ее и моя… Мы не виделись несколько часов, но Светка изменилась, какой-то другой стала – и немыслимо, неправдоподобно красивой. Я подозревал, что и яркий, малиновый румянец, осветивший ее лицо, и феерически заполыхавшие глазищи – следствие высокой температуры, а не восторга, вызванного моим появлением, но на какое-то время буквально остолбенел. Потом, как последний идиот, – нашел о чем! – спросил:

– У тебя… кот?

– Да, – осторожно прокашлялась Светка, – Дива…

– Дива… – все еще находясь в прострации, повторил я вслед за ней. – Имя у него, однако…

– Полное – Дивуар. Кот Дивуар.

– Дивуа-ар… – протянул я, совсем сбитый с толку. Подошел – непостижимо! – не к ней, а к нему, провел по теплой мягкой шерстке. – Надо же, Дивуар… – Кот приоткрыл зеленые глаза, презрительно посмотрел на меня и снова сомкнул веки.

– Так одну африканскую страну переименовали, – сочла нужным пояснить Светка. – Да оставь ты его в покое, иди сюда. – Высвободила из-под одеяла, протянула ко мне оголенную до плеча руку.

Лишь коснувшись ее, я пришел в себя. Встал на колени, прижался к ней лицом: