Текст книги "Остров традиции"

Автор книги: Василий Сосновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

– Короче… – Натали насупилась. – Что я думаю… Нам с тобой надо вновь сойтись.

– Это как это?

– А вот так. Ты на мне опять женишься. Жить будем у меня в губернском центре… ну да ты был в квартире, всё видел. Мальчик сохранит прежнюю фамилию, а я возьму твою…

– Лихо, – только и мог изречь Конрад. Он почувствовал, как что-то тёплое поселилось у него в животе и стало разливаться вверх и вниз по всему нутру.

– …работать будешь тем же, что сейчас… Уж ты извини, я знаю, что ты в органах числишься.

– Подобное тянется к подобному…

– Только тебе нужно будет перейти в штат.

– А меня возьмут в этот самый штат? С моим-то диагнозом?

– Конечно, возьмут. Ведь мужчин катастрофически не хватает. Я уже у шефа нашего спрашивала. Он даст добро…

– Мужчин-то не хватает, это ясно. Но мужчина ли я, посуди сама…

– Диплом у тебя сохранился? – Натали словно не слышала последних слов Конрада.

– Да. С собой…

– Вот и чудесно. Диплома хватит, а медицинской справки никто с тебя не потребует. Ты грамотный, а это сейчас очень ценят. Тебя не угонят на фронт, не переведут в оперчасть… Вот только печатать тебе надо научиться. Компьютер освоить.

– Где мне…

– Освоишь. Ты же не клинический идиот. Жить захочешь – освоишь.

Воцарилось долгое молчание.

– Слушай… – сказал, наконец, Конрад. – Всё это так неожиданно… На рождественскую сказку похоже. Сегодня случайно не первое апреля?

– Послезавтра.

– Но ты понимаешь, в чём дело… ты же ведь меня не любишь…

– Ну, что ж поделать… Ты меня тоже, поди, не любишь. Я же видела твою хозяйку… Но ничего, надо быть реалистами. Выбирать синицу в руках.

Конрад вновь надолго замолк.

– Натали, – начал он спустя какое-то время. – Я с радостью составлю тебе… нет, не компанию… Буду твоим мужем, короче. Но ты реально… сможешь со мной жить? Ты стерпишь мою безрукость, мою неряшливость, моё бессилие? Ты в самом деле сможешь жить со мной под одной крышей?

– Как говорится… стерпится – слюбится. Уж лучше ты, чем эти… нынешние кадры. – Натали вновь поморщилась и махнула рукой, что при обычной скудости и скупости её жестикуляции было серьёзным проявлением чувств.

– Чем же тебя не устраивают молодые кадры? – поинтересовался Конрад.

– Грубые они.

– А я что – деликатный?

– Ты – мягкий.

– Ты хочешь сказать: мягкотелый.

– Не цепляйся к словам, Конрад. Да, ты угловатый, но не вульгарный. Ты ещё что-то плохое про себя сказать хочешь?

– Зачем? Ты и сама всё знаешь.

– Откуда тебе ведомо, что именно я про тебя знаю? Ты такой… домашний, хотя и хочешь казаться диким. А дикость тебе не к лицу.

– Ишь ты, как заговорила… Прямо для моей «Книги легитимации»! Жалко, что я её уже в другом ключе пишу… Но ты учти: за последнее время я страшно обленился. Если раньше я всё время суетился и поспешал, то теперь делаю всё как в замедленной съёмке. И всего боюсь. Ночью – а я ночами не сплю – то и дело вздрагиваю от малейшего шума. Мнителен стал. По дому почти ничего не делаю, хозяйкины харчи трескаю. Плохой из меня защитник и добытчик никудышный. И по-прежнему ничего не умею.

– Вот удивил! – отмахнулась Натали и тут же переменила тему:

– Кстати… ты что же, получается, живёшь у нашей несостоявшейся учительницы музыки?

– То есть?

– То есть, я уже видела эту женщину. Руди говорил, что она лучший учитель музыки в этой стране…

Конрад лишний раз подивился, у кого Натали выучилась говорить «эта страна», и заодно порадовался за чадо бывшей жены.

– За чем же дело стало… занимайтесь с ней.

– Ты что… мы – в городе, она – тут… Раньше Руди имел в виду, что будет возить её к нам в город… и платить ей бешеные деньги. У меня таких денег нет.

Вдруг Конрада сотрясло внезапное прозрение:

– Натали! А как фамилия этого генерала?

– О! Это птица высокого полёта… Фамилия его – Фарнер. Она тебе что-нибудь говорит?

– Ага!.. И он отпускает за кордон великого программиста в погонах фон Вембахера… ради того, чтобы заменить его программистом в погонах Петцольдом?

– Откуда ты всё это знаешь? – изумилась Натали.

– Да так… Мир тесен, настолько тесен, что мы постоянно сшибаемся лбами друг с другом.

– Вот, считай, что и мы с тобой опять сшиблись лбами. Судьба, значит, – выехала Натали на главную колею.

– Красивая судьба… Всё так внезапно, – сказал Конрад. – Где ты остановилась?

– В полицейском участке, где же ещё. Ты там бывал?

– Конечно, – беззаботно ответил Конрад, внутренне содрогнувшись своему декабрьскому походу в логово Поручика. – За ночь я соберу пожитки, их у меня немного. Твой бывший-то на месте?

– На месте. Я ему всё сказала, и он одобрил.

– Как он вообще отреагировал на твои матримониальные планы?

– Ему, по большому счёту, всё равно. Но если честно, он очень смеялся…

В это время в дверь постучали. То была Анна. Постучав, она не дождалась того, что ей откроют дверь или скажут «Войдите», а сама бесцеремонно вошла и показала на часы.

– Гражданка, – сказала Анна. – У меня тут не дом свиданий. Вам пора бы и честь знать.

Натали покорно кивнула и стала торопливо собираться.

– Я провожу тебя, – сказал Конрад.

– Не надо, – ответила Натали. – А ты… где ты будешь кантоваться всю ночь?

– А что – меня не пустят? Твоего мужа и своего соратника?

– Не пустят. У них много арестованных, и всех надо допросить. Вчера туда доставили очень много народу.

– Что ж ты, на попутке?.. Попутки опасны.

– Да нет, я за рулём. Мне Руди служебную машину дал.

Слона-то Конрад и не приметил. Выглянул в окно: действительно, чуть в стороне от калитки – стоит машинка. Атрибут классовых врагов – людей, способных научиться водить машину. Породниться с классовыми врагами и позорно, и почётно в одно и то же время.

«Опять этот долбаный енерал», – думал Конрад. – «Знать, дюже важная шишка». И он стал думать, как разжиться информацией о всевластном службисте, для которого, похоже, в этой стране не было ни преград, ни секретов. Спрашивать было некого, и Конрад обратился к лэптопу, который Стефан по беспечности забыл (или намеренно оставил) на Острове.

Целых полдня понадобилось Конраду, чтобы подключить чудесный чемоданчик к модему, и ещё полдня – чтобы зайти в Интернет. Ибо действовал Конрад дедовским методом научного тыка – а этот метод затратен и хлопотен. Но к утру он с грехом пополам вошёл в поисковую систему и буковка за буковкой набрал в строке поиска «генерал Фарнер».

Как и ожидалось, нашлась только официозная информация: биография славного генерала, изобиловавшая боевыми действиями в горячих точках и завершавшаяся его назначением на пост министра Чрезвычайной Безопасности. Даже парадного фото в сети не обнаружилось, а то, что генералу под шестьдесят, было и так ясно. Правда, на зарубежных сайтах его пару раз назвали «серым кардиналом», а однажды даже – в списке возможных преемников нынешней Главной Сволочи, свирепой, но хворой.

Радуясь своей удаче – самостоятельно освоил Интернет! – Конрад стал блукать по виртуальным просторам в поисках сведений о Землемере. Интернет выдал подборку обзоров о том, что землемер (также землеустроитель) есть « или , снимающий планы земельных угодий» и биографий исторических личностей, подвизавшихся на ниве землемерства. Однако переформулировав запрос в «Землемер. Мафия» или «Землемер. Бандформирования», Конрад постепенно набрёл на то, что нужно. У матёрого крутого гангстера обнаружился свой фан-сайт, правда, неофициальный, и ряд столь же неофициальных жизнеописаний. Среди них значился, среди прочего, полный текст опуса А. Клир (или Клира). Текст один в один совпадал с книжным.

Из «Книги понятий»:

Блокада Города Крысожоров не могла продолжаться долго. Боевой дух правительственных войск был не на высоте; его подтачивали отсутствие дисциплины и массовое дезертирство. Да и самодеятельные партизанские отряды постоянно трепали регулярную армию. Требовалась скорая и убедительная победа. Поэтому командование решило провести спецоперацию.

Однажды, среди бела дня несколько десятков десантников из элитных частей были сброшены с вертолётов на крышу неприметной хибары, которую, по данным разведки, облюбовал себе Землемер в качестве резиденции. Располагалась она на окраине города, поэтому прорвать линию её защитников здесь было несложно. Несколько колонн бронетехники в прямом смысле смяли несколько городских кварталов и расплющили под своими гусеницами всякого, кто попался на пути. Специально обученная группа захвата при поддержке с земли и с воздуха принялась прочёсывать каждую пядь прилегающей территории в поисках злейшего врага центральной власти.

Приказ был – взять Землемера живым. Его соратников и приспешников ждали лютые средневековые казни, но сам команданте должен был многое рассказать следствию. В частности, о своих связях внутри страны и с заграницей, о планах создания фронта народного неповиновения, ставящего задачей объединение всех антиправительственных сил в широкоформатную коалицию, о контактах с опальным олигархом Айзенбергом, затевавшим масштабный мятеж, а также с лидерами националистических движений и этнических преступных синдикатов. Поэтому больше всего проводившие спецоперацию боялись того, что припёртый к стенке главарь наложит на себя руки.

Однако наихудшие опасения федералов не сбылись. Собственноручно застрелив нескольких нападавших и получив ранение в ногу, атаман был скручен в бараний рог и квалифицированно оприходован превосходящими его силами противника. По привычке спецназовцы особенно рьяно прошлись коваными сапогами по его гениталиям, в пылу схватки позабыв, что они совершенно нефункциональны. После этого ценная добыча была препровождена в штаб армии. Город Крысожоров по инерции сопротивлялся ещё три дня, и его пришлось основательно пожечь и порушить, прежде чем он, оставшийся без хозяина, не впал в агонию и не капитулировал. Решающую роль здесь сыграло то, что федералы вовремя вбросили на местный рынок большое количество продовольствия. Оголодавшее население за фунт хлеба было готово выдать любого из видных землемеровцев. Затем ещё целую неделю осатанелая солдатня сотнями расстреливала мужчин и насиловала женщин, «зачищая» покорённый город.

«Странно, – сказал себе Конрад. – Сколько раз я уже читал эти строки, и даже не задумывался о том, что губернский город не производил впечатление разграбленного пару месяцев назад. Я, конечно, далеко не во всех районах был, но… Никаких следов зачистки…».

И опять – вперился в экран.

В штабе армии Землемера поместили в железную клетку, запихнули в самолёт и привезли в столицу, где поместили в самую неприступную и знаменитую своими казематами крепость. Через эти застенки за последние двести лет прошло несколько поколений именитых узников, не исключая и собрата вновь прибывшего по ремеслу – Хрубеша. Во времена монархии узники парились в одиночных камерах и сходили с ума от многочасовых бесед с пауками и тараканами – единственными их собеседниками на протяжение долгих лет.

Но при Совдепах власти не могли позволить своим недругам такую роскошь как одиночное заключение – число зэков возросло на порядки. Поэтому даже в старейшей и почётнейшей тюрьме Страны Сволочей контингент был вынужден спать в две, а то и в три смены: пока одни, тесно прижавшись друг к дружке, почивали на нарах, другие, сгрудившись напротив, терпеливо ожидали своей очереди переворачиваться на другой бок по команде. Контингент составляли уже не романтики, грезившие о братстве и равенстве, но реалисты, охочие до чужого добра и чужих жизней, коронованные и некоронованные воры в законе и их многочисленные паладины.

С кем вместе в камеру определить Землемера, власти колебались долго. Сначала на радостях хотели подселить его к землякам – те ни за что не встретили бы атамана с распростёртыми объятьями: ещё бы, во время своего единоличного правления в Городе Крысожоров он не терпел конкуренции и калёным железом выжигал любое самоуправство, лишив подвластной территории множество удельных царьков. Но, к счастью, Органы вовремя вспомнили, что в камере с земляками Землемер не прожил бы и минуты: его тут же подняли бы на ножи и сделали бы из него дуршлаг – а Органам, напомним, он был нужен живым. Ни за какие коврижки нельзя было селить его и с политическими – он в одночасье бы всех взбаламутил, и покой покойнейшего из мест в Стране Сволочей был бы непоправимо нарушен. В результате, было принято соломоново решение – посадить Землемера с блатными из нейтральных областей, кому лично он не перешёл дорогу.

Блатные встретили нового сокамерника настороженно. До них, естественно, докатились слухи о его славных подвигах. Но они не давали ему права рассесться в углу с закрытыми глазами и переводить дух после сеанса пыток в кабинете следователя. Видно же, что откачали, вдосталь окатили водичкой – теперь изволь, как все, по всей форме пройти «прописку», получить надлежащий статус в камерной иерархии и благословение или отсутствие оного от пахана. Поэтому ему не совсем вежливо объяснили, что, возможно, он ошибся, выбрав для отдыха именно этот угол. Гораздо комфортнее будет сокамерникам, если он переползёт в тот угол, где параша.

Землемер отверз единственный глаз, которым в тот момент мог видеть своих сожителей, и довольно грубо предложил им оставить его в покое.

В ответ ему пришлось выслушать в свой адрес гневные выкрики, суть которых сводилась к тому, что в этой среде он абсолютный салага и сявка, презренный первоходок, потому что благоденствие на фешенебельном забугорном курорте – не в счёт. Наиболее великодушные из сокамерников напомнили, что оказавшись в обществе, надо жить по законам общества, ибо если ты плюнешь на общество – оно утрётся, а если общество плюнет на тебя – утонешь.

Землемер не внял и злонамеренно продолжал лежать. Тогда очень-очень широкоплечий зэк приблизился к нему и попробовал поднять его на ноги. В результате широкоплечему сделалось очень больно, потому что Землемер со времён забугорного курорта каждодневно практиковал восточные единоборства и умел проводить приёмы даже лёжа.

Тут вся камера угрожающе замолкла, и блатные несколькими шеренгами стали надвигаться на Землемера, предполагая коллективно доставить ему те удовольствия, которых недодали халтурщики-следаки, а впоследствии – «опустить». Знатоки, конечно, станут спорить, насколько опускание тут было по понятиям, но дело в том, что смотрящий камеры получил указание от коменданта крепости – опетушить новичка всенепременно, как бы тот себя ни вёл. И Землемер об этом догадывался, иначе, может быть, давно бы выжал «Здрассьте» сквозь кровавое крошево зубов.

Но не все зубы он потерял при допросе. Когда кольцо вокруг него сомкнулось безвозвратно, он вдруг привстал, по самый корень засунул большой палец десницы в рот и смачно сомкнул челюсти. После чего с негодованием и презрением бросил откушенный перст к ногам сокамерников.

Доходя до этого места в книге, Конрад всегда спрашивал себя, не был ли Землемер знаком с творчеством Густава Майринка. У того, в «Ангеле западного окна» аглицкий зэк елизаветинской эпохи тоже зубами отчекрыжил себе палец. В подтверждение тезиса о том, что боль и страх – одно и то же.

Эпизод в крепости был предпоследним в книжке про Землемера. Кончалась она тем, что беспалого зэка, по слухам, стал допрашивать сам генерал Фарнер. Уже кошерно, без применения пыток.

Но в Интернете, как на грех, больше не нашлось ни единого сайта, где имена Фарнера и Землемера были упомянуты вместе.

Зашёл Конрад и на сайт столичного спортклуба «Стрела». В связи с этим клубом фамилия вездесущего генерала не значилась – ну оно и понятно: зачем лишний раз светиться? Зато не раз и не два в связи со «Стрелой» встретилось словосочетание «Рудольф Петцольд» – оперуполномоченный Органов в одном из районов N-ской губернии, оказывается, руководил мотоклубом и курировал секцию боевых искусств. Самозабвенно изучал Конрад многообразные направления деятельности «Стрелы», всевозможные инициативы по работе с трудными подростками, проводимые состязания по разным видам спорта. Вскоре Интернет окрасился для него в сине-коричневые тона. Особое внимание Конрад уделил, естественно, стрельбе из лука под эгидой «Стрелы». Долго ему не удавалось найти ничего заслуживающего хоть малейшего интереса, пока на одном из сайтов он не наткнулся на значившееся в списках участников соревнований знакомое имя «А. Клир». Пол и географическая локализация этого члена клуба определению не подлежали. Соревнования имели место в Столице почти год назад. Всего-то.

В списках чемпионов по стрельбе из лука никто по фамилии «Клир» не значился. Это где-то даже успокоило Конрада: не может один и тот же человек быть лучше всех на всех фронтах. Но вскоре он догадался пробить редкое сочетание инициала и фамилии среди чемпионов по другим видам спорта и нарвался на сообщение о том, что некто А. Клир заняла (заметим, заняла, а не занял) первое место в городских соревнованиях по бадминтону. Конрад вспомнил, что Анна со Стефаном не раз брали в руки бадминтонные ракетки. Правда, новость была древняя, едва ли не за первый год существования Сволонета.

Кстати, на большинстве англоязычных сайтов значилось «I gotta hear you sing», но и вариант с конечным «scream» допускался.

А ещё не мог взять в толк Конрад, каким образом работал Интернет, если электричество на участок поступало от автономного генератора. Знать, кто-то уже овладел секретом беспроводного подключения. Технический прогресс не стоит на месте.

Наступало утро. Конраду было пора собираться.

Так жаль было расставаться с только что освоенным компьютером, но Конрад утешал себя мыслью о том, что у Натали дома есть такой же, если не лучше.

Собрался он за полчаса. В рюкзак легли практически те же вещи, что и были привезены сюда. Кроме давно уже проданного тома Шопенгауэра – его место заняла исписанная под завязку «Книга понятий».

Надо было ещё попрощаться с Анной. Та, конечно же, давно уже встала и бродила по саду, в рассуждениях, как оптимально провести весенний садовый сезон. Почему-то необходимость прощания вызвала у Конрада что-то вроде чувства вины и полноценное чувство утраты. «Ничего, ещё увидимся. Будет дитятю музыке учить», – утешал себя внезапный беглец. Как-нибудь Анна в одиночку управится с садом – неизвестно, чего от него, Конрада, было больше: помощи или вреда. А Остров в целом… Кто-то будет им заведовать с отбытием Поручика? Вот вопрос. Ломая себе голову над этим вопросом, Конрад не преминул в который уже раз подрочить на хозяйку, после чего понял, что во время соитий с Натали наверняка будет думать только об Анне. Но думать о чём или о ком угодно не возбраняется. Интересно, можно ли будет наведываться сюда в гости?.. И вообще – он как сотрудник Органов должен сделать всё, чтобы Остров оставался неприкосновенен. Хватит ли у него полномочий? Там посмотрим. Сейчас надо устраивать своё собственное бытиё. А уж потом думать о чужих проблемах. Чужих ли? Чужих ли?

Урелы уже протоптали дорожку в сад. Влетит ли мяч в те же ворота? Допустит ли Дитер? Нет, вряд ли – он наверняка предупреждён Поручиком. Но как же он сам, Конрад-то проживёт без Острова? Прижился, пригрелся, прирос. Как он без здешних перламутровых рассветов и рубиновых закатов?

С рюкзаком на горбу, пошатываясь от тяжести, вышел Конрад в сад.

Анна, естественно, была там. У яблони. С сантиметром и записной книжицей.

Её пушистые густые волосы трепал ветер.

Шаль трепетала на плечах.

Что ей сказать?

– Анна… в моей жизни произошла крутая перемена. Я вас, кажется… покидаю.

– А-а, вот как?.. Ну что ж, покидайте.

– Вы простите… если что не так. Позволите вас навещать?

– Нет, зачем же? Прощаетесь – так прощайтесь. Зеркалом дорога.

– Ну… авось ещё свидимся, – настаивал Конрад.

– Авось, авось, – ответила Анна и широко улыбнулась. О чём она в эту минуту думала, было решительно непонятно.

– Ваш друг… из Органов… тоже вас скоро покинет. Как же вы тут одна будете?...

– Про друга – заметьте, вашего друга, не моего – я в курсе. Но за меня не переживайте. Прорвёмся.

– Он назначил кого-то вместо себя? – не унимался Конрад.

– Может быть, может быть… Вы не о том сейчас думаете, Конрад. Уходя уходите. И будьте счастливы.

Примерно десять секунд длилась немая сцена. Вслед за тем Анна развернулась спиной и вернулась к своим занятиям.

«Не пропадёт», – решил Конрад.

И по снежной каше, по распутице, под лучами рассветного солнца поковылял навстречу собственному счастью.

21. Корона симулякров[12]

Чтобы пройти к будущей суженой, Конраду потребовались высокие охотничьи сапоги – те в хозяйстве Клиров отыскались, хоть и на два размера меньше. Кое-как Конрад всунул в них ноги, вновь нахлобучил на горб рюкзак и опять затопал по знакомому шляху. Сплющенные пальцы на ногах болели неимоверно, но путника окрыляла любовь – не эрос, не агапэ, не филиа, а гремучая смесь жалости с благодарностью. Проваливаясь по колено в рыхлый тающий снег, спасался Конрад думами о том, как заживёт он с Натали в губернском центре, как будет пользоваться центральным отоплением, которое периодически включали в городе, как будет столоваться в лучшей в городе эксклюзивной столовой и в какие игры будет играть с сыном Натали и Поручика. Он понимал, что у него нет шансов ни в шахматах, ни в лото, ни в настольном хоккее – но главное не победа, а участие. Кроме того предвкушал он, как всё свободное время будет торчать в Интернете и по уши тонуть в россыпях разнообразной информации, чтобы иногда отвлекаться от воспоминаний и текущих неприятностей. А неприятности на новой работе обязательно воспоследуют – к гадалке не ходи. Главное – особо не грузить жену своими проблемами, и всё, может быть, устроится и устаканится. Если, конечно, не расстреляют.

О судьбе Острова Конрад в эти минуты не думал, да и сладкий образ Анны временно померк в его сознании. Реальная, зримая, близкая Натали – не красавица, но миловидница вытесняла и застила космически-далёкую, гранитно-неприступную женщину, делавшую всё, чтобы лишить Конрада последних крошек легитимации.

На сей раз Конраду не грозило заблудиться. Солнце светило ярко, и грязная колея от колёс внедорожника, на котором вчера приезжала Натали, отчётливо читалась среди лужно-снежного месива. Красная книжица для предъявления патрулям была у Конрада наготове. Но ни один патруль ему не встретился.

Наконец, изрядно выбившись из сил, стоптав ноги в кровь, Конрад достиг развилки, за которой открывался вид на здание Органов – двухэтажный гладкий куб с подслеповатыми щёлками вместо окон. На крыльце высился бдящий часовой. Несмотря на боль, Конрад почувствовал внутри какое-то тепло, словно домой пришёл.

– Куда? – напрягся часовой и навёл на Конрада ствол.

– Свои, – устало улыбнулся Конрад и предъявил ксиву.

– К кому? – не унимался часовой и ствол не отводил.

– Ну, к его благородию Петцольду. А точнее… к фрау Петцольд.

Часовой ткнул дулом едва ли не в подбородок Конраду и сказал нечто. Постепенно до Конрада дошёл смысл его слов: пущать не велено, лучше убираться подобру-поздорову.

«Допрашивают», – подумал Конрад и покорно спустился с крыльца. Там он без сил опустился на бревно, заменяющее скамейку, скинул рюкзак... – «Буду ждать».

Пока Конрад ждал, снявши сапоги и прохлаждая израненные ноги, в его голову стали приходить разные мысли. Мысли были поначалу странные, затем – тягостные, затем – страшные. Взыграло очко. И тогда Конрад, как был, в одних носках снова поднялся на крыльцо, навстречу недружелюбному дулу.

– Послушай, братец, – сказал Конрад часовому, тщательно следя за тем, чтобы тон его был как можно более спокойным и мирным. – А фрау Петцольд вообще-то в здании?

Часовой замотал головой и выстрелил в воздух. Конрад опешил. Поджилки его затряслись, ноги подкосились, и он наверняка упал бы навзничь и скатился бы с крыльца, если бы в этот момент на звук выстрела не высунула голову из входной двери Натали. Конрад тут же передумал падать. Натали ещё какое-то время не выходила из дверей и дёргала телом – похоже, за её спиной шла какая-то возня, и кто-то определённо мешал ей сделать шаг по направлению к Конраду. Но внезапно возня стихла, и Натали осталась снаружи. Как и вчера, она была в штатском. Часовой козырнул ей, и тут только до Конрада дошло, что в декабре часовой был другой, а сегодня на страже не дремлет вчерашний урел.

Натали ловко увернулась от широко расставленных передних лап Конрада и кивком предложила ему спуститься к бревну. Внутри Конрада исподволь стали обрываться какие-то нити.

– Выслушай меня спокойно и не бухти. Замуж за тебя я не пойду. Я, конечно, виновата, что вчера обнадёжила тебя. Но ты виноват тоже: что ты наговорил о себе? Тебя женщина о помощи просит – а ты только о себе думаешь: достоин, не достоин… Представил себя как что-то желеобразное – значит, ты и есть желеобразное. При этом ты знаешь, я по-прежнему хорошо к тебе отношусь… Но сам посуди: какой из тебя муж? Ты просто говорил мне вчера правду… так не обижайся на меня за ту же самую правду.

Натали сказала этот монолог на одном дыхании, словно боясь, что если возьмёт паузу, то не сможет продолжить. Она смотрела куда-то поверх плеча Конрада и морщила лоб, что весьма портило её лицо. Он тоже сморщился, сгорбился, съёжился. Он курил одну за другой. Она тоже попросила сигарету, получила, неумело затянулась. Конрад болтал вытянутыми ногами без сапог и осмыслял. И вдруг он хрипло заистерил:

– Натали, что случилось? Ведь вчера мы обо всём договорились… Ты – сотрудник Органов. Я… тоже в некотором смысле… сотрудник Органов. Подобное тянется к подобному… Сойдёмся, сблизимся… Будем малóго совместно растить… Я ему… свою фамилию дам. Новых деток… наклепаем. Ведь ты же сама говорила – в Органах незамужние не приветствуются…

– Не приветствуются… Но ты за меня не переживай. Я одна не останусь.

Конрад постепенно сообразил, что к чему.

– Этой ночью, что ли, нашла?..

– Ну… считай что так. Руди познакомил меня с Дитером.

– Дитер?.. Да он же, поди, читать-писать не умеет! – вдруг у Конрада прорезался голос и взлетел на «си» первой октавы.

– Какое это имеет значение? Ты же сам всё понимаешь…

– Всё понимаю! – а вот перейдён порог и второй октавы. – Как тогда к хронику ушла, так сейчас – к бандюге!.. А всё потому что у него писька длиннее моей!

Часовой прекрасно слышал эти слова Конрада и, кажется, прыснул со смеху.

– Конрад… Прошу тебя… Не надо…

– Писька длиннее моей! Во всём и везде! Руки ловчее, ноги крепче, башка хитрожопее! – Он так и сказал «башка хитрожопее». – А суть одна: хуй, бля, длиннее!

Конраду было всё равно, слышит его часовой или нет. Точнее, он даже хотел, чтобы часовой его слышал.

Натали ещё глубже вобрала голову в плечи и терпеливо слушала причитания бывшего мужа, так и не ставшего будущим.

– Хочешь, я сапоги тебе принесу по размеру, – только и пролепетала она. – Там в каптёрке много разных…

И тут Конрад стих.

– Хочу, – сказал он.

Натали тут же распрямилась, подобралась, приосанилась, а Конрад ещё больше свернулся в шар. Все верёвки внутри него были уже оборваны, и он обмяк. Ноги стыли и ныли.

Часовой откровенно скучал.

Через пять минут Натали явилась вновь, с сапогами. Те оказались Конраду впору, и даже какой-то запас оставался. Конрад поблагодарил Натали и вскинул рюкзак на закорки. За своё поведение ему уже было стыдно.

Рюкзак заставил его качнуться вперёд, и в этот момент Натали проворно и скоро поцеловала его в губы. От раскоряченных дланей она уже ловко увернулась, взбежала на крыльцо и – навсегда исчезла за дверью. Конрад стоял и смотрел ей вслед, поводя рюкзаком вправо-влево и что-то бормотал себе под нос, типа: «Отсос Петрович». Часовой прохаживался взад-вперёд. Была тишь.

И вдруг Конрад совершил поступок. Он не был результатом мыслительного усилия, он свершился сам собой. Рука сама нашарила в штанинах красную корочку и что есть сил швырнула в сторону крыльца.

Другое дело, сил этих было очень мало. В школе Конрад метал мяч и гранату на расстояние, втрое меньшее норматива. Поэтому позорная ксива не врезалась в морду часового и не пала к его ногам – она беззвучно шлёпнулась в близлежащую грязь. Часовой, похоже, ничего и не заметил. Он всё так же мерно двигался взад-вперёд. Ну и бес с ним.

Конрад тяжело развернулся и учапал восвояси.

На обратном пути погода испортилась.

Точечная терапия: веющий в подвздошье ветер. Хлипкая морось, хлюпкий нос. Свинцовая мокрядь, суровая сопель.

Посвист в лёгких. Лёгкость в ногах. Люфт в голове.

Ввечеру Конрад добрался до Острова. Он долго стучал и звонил – всё тщетно, но вдруг вспомнил, что не сдавал Анне ключ. Да она его об этом и не просила. Словно знала всё наперёд.

Конрад повернул ключ в замочной скважине и порадовался тому, что Анна его не встречает. Остров ждал его. В холодильнике, как обычно, стояла для него каша. В его комнате на столе аккуратной стопкой были сложены книги по алхимии и химии. Ноутбук был наготове. У Конрада впервые за десять месяцев шевельнулось что-то вроде чувства хозяина.

Он не задавался вопросом – где сейчас Анна, что делает. Включил компьютер, принялся закреплять приобретённые давеча навыки. Наткнулся на серию сообщений о взрывах в многоквартирных домах больших городов. Во всех этих сообщениях речь шла о взрывчатом чудо-веществе, которое в книжках по химии не значилось. И Конрад стал собирать информацию об этой новомодной субстанции.

Вскоре стемнело, и в дальнем углу дома медвяно заплакала виола. Он был дома.

Правда, ближе к ночи в голову полезли мысли о том, что его красная корочка, возможно, уже обнаружена у крыльца Дома Общественного Призрения, и что вряд ли его легкомысленный демарш сойдёт ему с рук. Конрад приготовился к встрече возможных гостей: наточил топор и положил его под подушку, чтобы в случае ночного визита задорого продать свою жизнь. От возбуждения у него даже прекратился насморк, и он достал из рюкзака полуисписанную Книгу Легитимации, чтобы до появления супостатов успеть исписать её ещё. Среди строк, лёгших на страницы Книги в эту ночь, были такие.

Из «Книги легитимации»:

ПИСЬМА НИКОМУ 3

Бумага всё стерпит. А дисплей?

Можно ненавидеть совдепскую власть за то, что она приучила граждан к нехорошему императиву «Умри ты сегодня, а я завтра». Но ненавистники совдепской власти забывают о том, что наряду с ним она вбила в сознание также императив очень ценный: «Не верь, не бойся, не проси».

Особенно если вспомнить, что до совдепской власти народ наш только и делал, что верил, боялся и просил.

Поди-ка, выскажись на тему, выходящую за рамки себя. Скандал. Ибо всяк только себя высказать может. Другое дело – насколько этот всяк широк, сколько невсяков в себе объемлет. А я, к чему ни прикоснусь, в себя превращаю. Никого не объемлю. Сам себе равен.