Текст книги "Тропинки в волшебный мир"
Автор книги: Василий Подгорнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)
Медовый домик
1
Над дальней грядой будто плывущего в тумане леса только что поднялось огромное, медно-красное солнце, и не прошло и часу, как свежесть летнего утра стала исчезать: воздух с каждой минутой нагревался все сильнее и сильнее.
В школьном саду, за речкой Боровой, юннаты до жары торопились закончить поливку. Над садом звенел веселый смех, задорные песни – все те звуки, которые неотступно следуют за молодежью.
– Эй, Маша! Крикни там «пчеловодам», Иван Федорович Сашу зовет.
– Саша! Саша!
Староста кружка юных пчеловодов, ученик седьмого класса «А» Саша Ромашов, высокий худощавый паренек, выглянул из шалаша, часто-часто замигал от солнца и, стряхнув с брюк приставшую солому, неизвестно кого спросил:
– Он где, у себя?
И, не получив ответа, неторопливо пошел по тропинке к школе. Преподаватель биологии Иван Федорович, низкорослый, широкоплечий, в светлых, стального цвета брюках и в белой вышитой рубашке, стоял у стола в учительской и что-то перелистывал.
– А, Саша, здравствуй! – ответил он на приветствие Ромашова. – Проходи, садись. Я позвал тебя вот зачем. Вам нужно будет на выставку ко Дню урожая подготовить экспонат, свой, пасечный. У нас все юннаты уже готовятся, и вам пора начинать. Нужно сделать, Саша, что-нибудь интересное, чтобы всем понравилось. Я, правда, предложить сейчас ничего не могу, но ты подумай сам, ты все же пчеловод! Помнишь, как в прошлом году у нас было? Выставляли огромные тыквы, клубни картофеля по кило каждый, пудовые кочаны капусты. А кукуруза была какая! И все выращено было нашими руками! Весь район съезжался на выставку. А нынче ко всему мы еще добавим экспонат с нашей пасеки.
– Хорошо, Иван Федорович! – согласился Ромашов.
– Ну вот, мы и договорились!
– Иван Федорович, а если мы сделаем рамку-гигант? – предложил вдруг Саша. – Скажем, в обычной гнездовой рамке бывает четыре килограмма меда, а мы сделаем, чтобы было восемь, а?
– Нет, Саша, это не пойдет. На выставке все должно быть поучительным. Вот, например, посмотрит посетитель на огромные початки кукурузы или на тыкву-гигант и скажет: а почему бы и мне не вырастить тоже? Заинтересуется и станет выращивать. А рамку твою пчеловоды не будут делать, потому что она не нужна на пасеке. Надо придумать, Саша, что-нибудь другое, и если уж не показательное, то чтоб хоть интересное было. Скажем, показываешь воск. Не обязательно выставить кусок топленого воска, лучше слепить из него замысловатую фигуру. Тут люди будут смотреть не только воск, а и наше искусство, любовь к делу.
– Понял, Иван Федорович. Мы с Костей что-нибудь обязательно придумаем.
– Ну, вот и хорошо. А не будет получаться, приходите ко мне, вместе подумаем.
Когда Саша вышел из школы, солнце уже поднялось высоко и на улице было жарко. Огородная бригада закончила поливку и с ведрами и лейками шумно возвращалась к школе.
– Саша, Саша! – закричали девочки. – Мы к тебе сегодня в гости придем с Иваном Федоровичем, пчел смотреть. Он будет рассказывать, как опыляли пчелы наш сад и огород. Ты там приготовь все, а главное, меду побольше…
В толпе девочек раздался смех.
– Меду, огородницы, нет. Пчелы вам еще ничего не натаскали, пока только нам с Костей носят, – шутливо ответил Саша.
– Мы сами найдем, – пообещали «огородницы».
– А если не угостишь, тогда и к нам не приходи» Ни помидоров, ни арбузов со своим Костей не получите. Тоже скажем: «нет».
– Ну, это еще как сказать, – пошутил Саша. – Пасека у нас под горой, так что как-нибудь невзначай и к нам в шалаш один арбуз да скатится.
– Смотрите! – погрозили девочки. – Мы тогда вам за это воды за шиворот нальем, вот увидите…
– Лейте, – согласился Саша, – теперь жарко! Только спасибо скажем.
У шалаша Сашу поджидал его помощник Костя Синицын. Увидев спускавшегося с горки «старшего пчеловода», он поспешил навстречу и, улыбаясь, еще издали спросил:
– Саш, зачем тебя Иван Федорович звал?
– О! Тут, брат, такое дело, если бы ты только знал! Иван Федорович поручил нам свой экспонат для выставки готовить, да не просто какой-нибудь, а чтобы всем на удивление был.
Лежа на траве у шалаша, Саша неторопливо и подробно рассказал своему помощнику обо всем и спросил:
– Ну как, нравится?
– Еще бы! Только подумать, конечно, придется.
– Что ж, давай подумаем, дело сложное.
Ребята, оставшись в одних трусах, легли, подставив горячему солнцу и без того загорелые спины.
Костя уткнул голову в траву и затих, будто уснул, а Саша, жмурясь, смотрел, как из летков выходят вечно торопливые пчелы и, срываясь, исчезают в голубом безоблачном небе.
Полежав немного, Костя заворочался.
– Саш, ты что-нибудь придумал?
– И не начинал еще. А ты?
– Тоже. На такой жаре разве можно думать? Пойдем на речку, искупаемся?
– Пойдем, – согласился Саша.
2
Ульев в школьном саду немного, всего пять, но для школы это уже пасека. Появилась она только этой весной.
Летом прошлого года на собрании юннатов Иван Федорович сказал, что колхоз дает школе пять роев, а поэтому нужно кого-то из учеников послать на пасеку, чтоб он за лето подучился и за школьными роями присматривал.
И хотя все это было заманчиво и интересно, но охотников уйти на все лето из школьного сада к>да-то в лес, да одному ото всех ребят, не было. А Костя Синицын тогда даже сказал, что пчеловодом обязательно должен быть старик, и чтобы с бородой, иначе неинтересно.
Первым согласился Саша Ромашов.
– Пошлите меня, Иван Федорович, – сказал он. – Я очень люблю насекомых.
Тогда поднялся и Костя Синицын.
– Пишите и меня, Иван Федорович, – заявил он. – Я тоже очень люблю насекомых.
Ребята засмеялись над Костей, зашумели, и через пять минут уже все стали большими любителями насекомых и все наперебой просились послать их на колхозную пасеку. Но пошел один Саша. Он целое лето прожил в лесу, наведывался туда и зимой, а в апреле с колхозным пчеловодом дедом Кузьмой привез ульи в школьный сад. Так под горкой, на припеке между яблонь, появилась школьная пасека.
Иван Федорович, хотя и заведовал всем пришкольным участком, к пчелам без Саши не подходил. Если, случалось, нужно было что-нибудь показать ребятам, он звал Сашу и уж только тогда приступал к делу.
А Костя Синицын – хитрый! Сразу же упросился к Саше в помощники.
3
Перед вечером, после беседы Ивана Федоровича об опылении пчелами садов и огородов, Саша рассказывал членам кружка «Юный пчеловод» о стадиях развития пчел, матки и трутня. Ребята слушали с большим интересом. Саша показал им и рабочих пчел, и трутней, только пчелиную матку, в гуще пчел не удалось отыскать, зато работу ее – маленькие, как песчинки, яички на донышках ячеек сота – ребята хорошо разглядели…
Все мысли Саши были заняты экспонатом. За весь день он не придумал ничего, хотя просидел дома в палисаднике дотемна. А утром, чуть свет, прибежал Костя и еще с порога закричал:
– Нашел, Саша, нашел!
Он был возбужден и чуть не прыгал от радости. Его настроение передавалось и Саше. Он быстро вскочил с постели и, торопливо одеваясь, попросил:
– Ну, давай рассказывай!
– Основа тут, Саша, вот какая, – начал Костя, усаживаясь на табурет. – Во-первых, мед хорошо кристаллизуется, и его сливают не только в бочки, но и пакуют в маленькие формочки из пергамента. А чтобы он быстрее закристаллизовался, к нему добавляют немного старого меду. А формочки делают разные – и круглые, и квадратные, как пачки мороженого. Вот и мы сделаем красивую форму и зальем ее медом!
– Ну и что получится?
– Что сделаешь, то и выйдет. Скажем, звезду, Кремль, да что угодно!
– Размазня!
– Что, не выйдет, по-твоему?
– Конечно, нет, расползется. Разве все время в форме держать, а так не устоит. Выставка будет в сентябре, а свежий мед к этому времени еще и не сядет.
– Нет, сядет, ежели ему затравку из прошлогоднего меда сделать. Продают же формовочный мед?
– Так его в этих же формах и продают, а разверни – он и поползет, как мороженое.
– Глупости. Вот посмотришь, Иван Федорович одобрит.
– Скажет, что ты химию плохо знаешь, вот и все.
– Ну уж!
– Вот и «ну уж».
Костя ушел обиженный, и Саша видел, как он побежал к школе.
4
Друзья встретились в этот день на школьной пасеке. Вид у Кости был жалкий. Все говорило о полном провале его «изобретения», Саша поинтересовался:
– Ну, что тебе сказал Иван Федорович?
– Нужно, говорит, чтобы пчелы сами сделали. Но посмотришь, я все равно что-нибудь придумаю!
– Давай вместе думать, – предложил Саша. – Сообща лучше.
Прошла неделя, а ребята так ничего и не придумали. Саша забеспокоился. Если вначале он не сомневался в успехе дела, то теперь стал терять надежду. Главное – торопило время. Наступал медосбор, длившийся в этих местах полторы-две недели, и если за это время ничего не сделать, тогда будет поздно. Но шел день за днем, а толку все не было.
В последние дни Костя занялся лепкой воскового Кремля для выставки. Он перетопил на солнечной воскотопке весь запас воска. Когда разбирали гнезда, то собирал все восковые крошки и уносил с собой. Иван Федорович выделил ему уголок в ботаническом кабинете, где Костя и занимался целыми днями. Лепка ему давалась, и работал он с упоением.
А Саша тосковал. Он боялся, что до главного взятка ничего не сделает. Да и что можно было сделать? Улей не цех, куда бы отнес заказ, назначил срок – и все! Тут нужно самому подумать, а что можно придумать, если пчелы, кроме своих сотов, больше решительно ничего не умеют делать?
5
Перед самым обедом из голубенького улья вылетел рой. Пчелы, громко жужжа, лезли из летка, да так, будто их кто толкал оттуда, и, срываясь с прилетной доски, резали воздух вокруг улья.
Потом шум стал стихать. Пчелы одна за одной садились на ветку яблони и вскоре повисли на ней черным копошащимся клубом. Первый рой на школьной пасеке – событие. Посмотреть на него собрались все юннаты.
Саша торопливо налаживал роевню, а Костя раздувал дымарь. Когда рой немного успокоился и затих, Саша подвесил роевню рядом с клубом и берестяным черпаком стал складывать туда пчел, черпая их, к удивлению ребят, как крупу. Посмотрев, что добрая половина пчел рке в роевне, он дымом поднял остальных в воздух и отошел. Пчелы, воинственно трубя, стали сами залетать в роевню, как в свой родной улей. Такая дисциплинированность очень удивила ребят. Когда все пчелы собрались, Саша завязал роевню и спрятал в шалаш.
– Вечером в новый улей сажать будем, – сказал он, – приходите смотреть. Еще интереснее будет…
Ребята разошлись, а Саша стал готовиться к посадке роя. Он сходил к Ивану Федоровичу, принес из школьной кладовки новый улей, еще не покрашенный, забил колышки и установил на них улей. Потом ребята удобно расположились на траве и стали наващивать рамки: Костя прокалывал шилом в боковых брусочках рамок дырки, продевал в них тонкую, как струны, проволоку и туго ее натягивал. Саша к готовым рамкам приклеивал вощину. Работали сосредоточенно, молча, каждый со своими думами.
– Саш, а если нам для выставки сделать макет роя? – предложил вдруг Костя. – Вырубить хорошую ветку, листья оборвать, ветку высушить, а потом приклеить из ваты или из папье-маше пчелиный рой и бумажные листья. Давай сделаем, а?
– Ерунда, – буркнул Саша. – Рои – отсталость. Теперь искусственно делят пчел. Надо придумать что-нибудь другое.
– Саша, а в древности, когда ульев не было и пчелы жили в дуплах деревьев, как они соты делали? Ведь у них не было рамок?
– Рамок не было. Они соты прямо к стенкам дупла клеили.
– Значит, соты у них не квадратные были, а всевозможной формы. А что если нам, Саша, поставить в улей рамку тоже не квадратную, не обычную, а, скажем, в виде звезды? Как по-твоему, будут пчелы ее отстраивать?
– А ты, Костя, на этот раз здорово придумал! – подпрыгнул от радости Саша. – Здорово получится. Выставим большую медовую звезду! Очень хорошо будет. Только не знаю, будут ли пчелы ее отстраивать. Все равно попробуем.
– А чего пробовать да гадать. Давай сходим к деду Кузьме. Он-то уж наверняка знает. На этом и порешим.
6
Утром Саша встал рано, когда живший у них на постое коровий пастух Спиридон заиграл на рожке. Быстро одевшись, Саша сунул в карман кусок вчерашнего пирога и побежал к Косте.
Пошли прямиком по берегу Боровой. В тихой, будто сонной, воде часто всплескивалась рыба. В заводях окуни гонялись за мальками, и вода там вскипала. Река курилась.
На пасеке, около домика, горел костер. От него синенькой струйкой, как ручей, поднимался дымок. У костра на обрубке дерева сидел дед Кузьма и курил. Ребята окликнули его от городьбы. Старик встал, посмотрел на ребят, видимо удивленный столь ранним приходом, но, узнав Сашу, заулыбался:
– А, Саша! В гости с дружком пожаловали?
– По делу, дедушка. В такое горячее время разве по гостям ходят…
Ребята подошли к костру, сели на лужок.
– Ну, выкладывайте, велико ли дело-то?
– Велико и невелико, дед Кузьма, сами не знаем, какое оно, затем и пришли, – стал рассказывать Саша. – Выставка у нас будет осенью, нам с пасеки тоже велели что-нибудь приготовить, а вот что – никак не придумаем. Решили рамку сделать в виде звезды. Вот и пришли посоветоваться. Как по-твоему, будут ее пчелы отстраивать?
– Звезду? – на минуту задумался дед. – Вряд ли. Вся беда с углами, а пчела в стройке простор любит.
– Как же быть?
– Я, пожалуй, помогу вам. Есть у меня подходящая «штука», только найду ли, на чердаке где-то завалилась. Пойдемте в избу, посидите, а я поищу. Не найду, так новую сделаем, не хитро!
Старик проводил ребят в избу, а сам полез на чердак. «Штука», видимо, и впрямь завалилась куда-то далеко: дед долго лазил по чердаку, прогибая потолочины, прежде чем она попала на стол для осмотра. Это было какое-то сооружение из планочек, укрепленное на куске половой доски.
– Этот медовый домик, – стал рассказывать дед Кузьма, – для выставки в аккурат годен. Сам для этого делал, только выставлять не пришлось, не те времена были…
Старик вынул из стола ножик, зачистил на планках шпунты, выковырял из пазов мусор, осторожно разобрал планки, чтобы не перепутать, и получился каркас небольшого игрушечного домика.
– Вот к этим планкам, – попутно рассказывал старик, – надо приклеить искусственную вощину, поставить в улей между рамками, а когда пчелы отстроят, будет одна сторона крыши. А вот стены. Косячки окон и дверей прямо врежете в вощину, пчелы их потом заделают, они крепко будут держаться. Вот и будет у вас беленький медовый домик, как украинская хатка.
Каркас домика и сам по себе был красив. Саша мысленно представил его готовым, белым, ноздреватым, как живым…
– Спасибо тебе, дедушка. Вот же выручил ты нас, так выручил!
Есть в середине лета такое время, когда цветы особенно много выделяют сладкого сока-нектара. Длится этот момент в разных местах по-разному, в большинстве две-три недели. В это время пчелы работают усиленно. Много носят меда и лучше строят соты. Недаром и называют пчеловоды это время главным медосбором.
За одну неделю такого медосбора пчелы на школьной пасеке отстроили ребятам все детали медового домика, залили их медом и запечатали ячейки тоненькой восковой корочкой, чтобы мед долго мог храниться в сотах и не портиться.
Осторожно, чтобы не повредить, ребята перенесли детали в ботанический кабинет, разложили на столе и приступили к сборке. Все получилось так, как говорил дед Кузьма. Домик был красивый, массивный и белый от запечатанного меда, будто запорошенный снегом суровой русской зимы.
– Вот это да! – сказал, потирая руки, Иван Федорович. – Это, Саша, не рамка-урод, а настоящее искусство пчеловода! Вот уж молодцы! Этот экспонат, пожалуй, всех больше соберет народу…
И вдруг Саше представилась выставка. Посетители толпятся около их экспоната да похваливают. И вспомнился Саше дед Кузьма, с которым он прожил целое лето, вспомнился сидящим у костра. В таком положении он проводил большинство свободного времени. Сядет на чурбак, согнется да и сидит так, поглядывая на огонь.
– Наконец-то твой медовый домик, дед Кузьма, попал на выставку, – подумал с благодарностью Саша. – Чем наша школьная выставка будет хуже настоящей?
Гнилой угол
За темно-зелеными пахучими от зноя елями опускалось солнце. И то ли оттого, что днем на него больно смотреть, то ли от чего другого, только Кузьме оно всегда казалось перед закатом милее. Нежаркие, мягкие лучи его освещали сейчас один гнилой угол, остальная часть пасеки, вместе с постройками, погрузилась в тень. И, как всегда, Кузьме вдруг захотелось войти в эту полосу предзакатного света. Какой-то он особенный…
Кузьма стоял на бугре около омшаника и курил. В эти минуты он забывался и не видел ничего, кроме освещенного солнцем гнилого угла. В серых, задумчивых глазах его загорелась непонятная радость.
Помощник Кузьмы, Ваня Лазарев, низкорослый, веснушчатый парень, минут десять сидел у костра с разведенным дымарем и терпеливо ждал, когда проснется старший пчеловод и позовет его сажать рой. Чтобы не заглох дымарь, он время от времени пускал в застоявшийся воздух пухлые, смолистые клубы дыма.
Кузьма моложе Вани года на два, но выглядит старше. Он высок, немного сутул, костляв и характером спокойнее. Наблюдая за пчелами, Кузьма может целый день просидеть около улья, позабыв обо всем. Зато вечером у костра он до полуночи будет рассказывать, как интересно и дружно работают они, как улетают в поле и возвращаются, как охраняют леток и вентилируют улей, подняв брюшко и часто-часто махая крылышками, словно маленькими стеклянными пропеллерами. При этом Кузьма сам начинает махать руками и делается очень похожим на пчелу-вентиляторщицу.
Вышел однажды с Кузьмой из-за его любопытства очень забавный случай. Задумал он сходить на озеро рыбу половить. Ваня тоже упросился с ним. Решили пойти вместе и к обеду вернуться на пасеку. Накануне Кузьма узнал от деревенских ребят-удильщиков, много ли в озере рыбы, хорошо ли клюет и на что лучше всего. Выяснилось, что рыбы много и «берет» больше всего на муравьиные яйца.
Утром Кузьма встал до солнца, разбудил Ваню и велел ему побыстрее сготовить завтрак, а сам пошел на полчасика в лес за яйцами. Там, разрывая палкой муравьиные дворцы и выбирая белых, как рисовые зерна, личинок, неправильно называемых яйцами, Кузьма случайно стравил две муравьиные семьи. Острый глаз Кузьмы сразу заметил войну. Он заинтересовался и, опустившись на корточки, просидел возле побоища до тех пор, пока обе стороны не разошлись, покинув поле боя до следующего утра или навсегда: неизвестно, что было решено на муравьином военном совете.
Ваня не удивился, когда Кузьма не пришел к завтраку. Зная его «причуды», он только рукой махнул на всю рыбалку и ушел на сеновал. Тем бы, может, все и кончилось, но, как нарочно, приехал председатель колхоза, и ему по какому-то неотложному делу срочно потребовался Кузьма. Ваня хотел выручить, сказать, что он ушел в село, да побоялся: вдруг откуда нелегкая вынесет Кузьму – подведет! Пришлось рассказать о задуманной рыбалке и о том, куда и зачем ушел Кузьма. Председатель попросил разыскать его. Да разве в лесу найдешь затаившегося над чем-нибудь человека?
Пришел Кузьма на пасеку только в полдень. Утолив кое-как голод, закурил и до сумерек рассказывал о муравьином побоище.
– Кузьма, время уж, пойдем посадим! – не вытерпел Ваня, видя, что в дымаре прогорает, а Кузьма и не думает оторваться от заката, никакой красоты в котором Ваня не находил.
Кузьма будто очнулся от хорошего сна. Он с какой-то скрытой досадой затоптал окурок и, неторопливо спустившись в омшаник, вынес оттуда завязанную мешковиной роевню, Пчелы, почувствовав, что их несут, тревожно зашумели.
– Куда посадим? – спросил Ваня, вынося из сеней рабочий ящик с инструментом и гнилушками для дымаря.
– Гнилому углу придется дать, – ответил Кузьма.
– Стоит ли? Сколько мы туда давали, а толку?
– Что ж поделаешь? Не подсилишь, там совсем тогда все пчелы загинут.
– Пора уж убрать отсюда все ульи. Чего канитель разводить? – проворчал Ваня. – Одни убытки… Да и жаль. Первый рой – в эту провальную яму. Пуда бы два он меду дал.
– Пустяки! – возразил Кузьма. – Тут всего пять ульев, а дело интересное. Надо же все-таки узнать?
Сняв с одного улья крышку, Ваня пустил в леток несколько клубов дыма и сдернул с рамок холстик. Кузьма бегло осмотрел рамки. В каждом промежутке меж ними копошилось по горстке пчел.
– Маловато, – вздохнул Кузьма. – Во всех ульях пчелы битком, а у этих…
Рой, отсидевший несколько часов в холодном и темном омшанике, присмирел. Пчелы дружно пошли в новое для них жилище, Ваня усиленно дымил, чтобы не было драки.
Гнилой угол – это северо-восточный угол пасеки. Внешне почти ничем не отличается от прочих углов лесной поляны. Место не заболоченное и не гниющее, такое же сухое, как и вся пасека. Разве что солнце из-за высоких елей заглядывает сюда только перед закатом, Вот и вся видимая разница, если только она имеет хоть какое-нибудь значение для пасеки.
Пчеловоды прозвали его «гнилым» за то, что здесь стоят семей пять и все они никогда не давали ни меда, ни воска. Каждое лето с весны и до осени их приходилось подсиливать пчелой из других ульев да подкармливать. Но не проходило и двух-трех недель, как семейки опять ослабевали, теряли летную пчелу и хирели. Велось это издавна, с первого года образования здесь пасеки. Тщетно искали пчеловоды объяснение этому непонятному явлению, но шли годы, а гнилой угол так и оставался больным местом на пасеке.
В прошлом году, когда Кузьма, окончив в районе пчеловодные курсы, принимал эту пасеку у очень древнего деда Афанасия, тот, почесав затылок, на котором еще осталось с десяток легких и белых, как облако, волос, сказал:
– Все, мил человек, у меня в порядке, Вот только с этим углом беда. Очень уж слабые тут семьи. Давно я здесь и за все время в том проклятом углу ни с одного улья ни капли меда не взял. Все только подсиливаю да подкармливаю, а толку чуть. Тут, должно, нечистая сила поселилась…
Кузьма тогда безвыходным положение не нашел. Он решил, что дед просто не раскусил какую-нибудь особенность места.
Но не «раскусил» ее и Кузьма, хотя испробовал за лето немало способов. Не раз он советовался и с районным зоотехником-пчеловодом, а толку все равно не было.
Солнце еще не село. Оно застряло где-то в середине черных колючих елей и с трудом пробивалось сквозь их толщу тонкими золотыми нитями. Вся пасека погрузилась в тень. Над лесной поляной закружились в вечернем воздухе ночные птицы козодои.
– Завтра хороший денек будет, – заметил Кузьма. – Козодой высоко мошку гоняет. Жди роев…
– Теперь не вздохнешь! – согласился Ваня и, затоптав окурок, взял ведро и пошел к роднику за водой.
Кузьма подбросил в еще не остывшие угли хворосту и стал раздувать костер.
За ужином Ваня сказал:
– А я думаю, Кузьма, не газы ли какие тут поблизости из земли идут и губят пчел. Ты замечал, что у нас на пасеке много землероек? Замечал? А хоть одну из них ты видел в гнилом углу, а?
– Да просто не обращал внимания. Может, и видел.
– А я специально обращал и ни одной не видел. Значит, боятся они гнилого угла. Газ там, не иначе. Вот найдем мы его, тогда все село будет им печи топить, и дров не надо.
Несмотря на спустившуюся ночь, он взял лопату и пошел в лес копать ловчие ямы для землероек, чтобы на них подтвердить свою догадку.
Оставшись один, Кузьма задумался. Он знал, что в гнилом углу не все семьи слабнут одинаково. Те, на которые больше падает солнце, слабнут медленнее…
А над поляной, над погрузившимся в поздние сумерки лесом черными тенями кружились козодои.
Утром Ваня вынул из ловчей ямы пять землероек и три лесные мыши. Попали мыши, видимо, перед самым приходом Вани, иначе были бы съедены землеройками. Ваня посадил землероек в жестяные банки из-под консервов, прикрыл их проволочной сеткой и расставил в гнилом углу.
Землеройки были очень прожорливы. Когда одному зверьку пустили мышь, он, вдвое меньше мыши, молниеносно задушил ее, а к вечеру от мыши осталась только шкурка. Землеройки ели все: дождевых червей, кузнечиков, стрекоз, жуков, – и Кузьма всегда удивлялся их прожорливости.
– Не дохнут? – потирая руки, шутил он над Ваней. – Видно, и эту зиму придется печи топить дровами. Нет газу-то?
Кузьму интересовали землеройки… Очень уж любопытно нападают на корм – моргнуть не успеешь! Кузьма привязывал за нитку толстого мохнатого трутня и, осторожно опуская его, жалобно трепыхавшего крыльями, в банку, быстро дергал нитку обратно. И всякий раз, как бы быстро ни дергал Кузьма, нитка вылетала обратно пустая, а землеройка, поблескивая злым, с маковое семечко, глазком, аппетитно хрустела. «Вот язва!» – удивлялся Кузьма.
Началось массовое роение. В эти дни пчеловоды бегали по пасеке, словно заведенные. Не хватало времени не только пообедать, даже покурить. Рои выходили один за другим. Лишь перед вечером, в небольшое затишье между сбором и посадкой роев в новые ульи, Ваня улучал свободную минуту, чтобы взглянуть на своих землероек.
– Подохли! – как-то радостно крикнул он Кузьме. – Все до одной! Значит, этот ядовитый газ их все-таки задушил!
– Только не газ.
– А чего же? – недоверчиво покосился на него Ваня. – Скажешь: тени, недостаток солнца? Эта тварь, наоборот, от него погибает.
– Ты же их не кормил сегодня, а эти обжоры больше трех часов без еды не живут.
Ваня вспомнил, что он действительно сегодня не кормил землероек, и сразу же повесил голову.
Роевая пора отвлекла пчеловодов от гнилого угла. Длилась она до конца июня, пока не зацвела липа.
Липа расцветала не вся сразу. Вначале на полянках, на верхушках деревьев, где сильнее грело солнце, и только через неделю все деревья, словно яблони, покрылись светло-желтыми цветами, и поплыл над лесами ароматный медовый запах. С раннего утра и до позднего вечера стоял над пасекой, над цветущими липами возбужденный пчелиный гул.
– Шабаш! – сказал Кузьма. – До медового месяца дожили. В эти дни работы стало меньше, и пчеловоды опять занялись гнилым углом. Ваня, еще не потеряв надежду отыскать газ, снова наловил землероек и рассадил их в банки. Кузьма целыми днями просиживал в гнилом углу, наблюдая прилеты и вылеты пчел.
Заметили, что в хорошую погоду пчелы в гнилом углу не теряются. Слабнут семьи только в холодные, ненастные дни. «Может, просто залетают в чужие ульи?» – думал он. Но как это узнать? Летит в улей пчела, а своя она или чужая – неизвестно. Все они одинаковые. В другое время, весной или осенью, пчелы-сторожа не пустят чужую пчелу в свой улей, отгрызут ей крылышки и беспомощную сбросят с прилетной доски в траву – подыхай! Таков суровый закон природы. Но сейчас, когда кругом миллионы цветов и сладкий нектар течет невидимой рекой, у каждой пчелы полон зобик душистого меда. А с такой ношей она в любом улье – гостья!
Как-то Кузьма посыпал вылетающих на добычу пчел зубным порошком и весь день наблюдал. Пчелы без ошибки шли в свои ульи.
Кузьма стал повторять опыт ежедневно. Вместе с Ваней они ходили по пасеке и смотрели, не залетит ли в какой улей меченая пчела. Но пчелы, на которых была хоть крупинка меловой пыли, вереницей тянули только в свои ульи в гнилом углу. Кузьма нервничал.
– Где-нибудь поблизости тут выходит ядовитый газ, который по темноте своей дед Афанасий принял за нечистую силу. Он и губит пчел, – высказался Ваня.
– Тогда почему же землеройки твои не дохнут?
– А потому, – спокойно отвечал Ваня, – почему и пчелы сейчас не гибнут. Значит, газ тут не постоянно, а временами идет…
– Сочиняй!
Перед обедом над лесом разразилась гроза. Вспышки молний и темные космы ливня были еще далеко, а все небо уже закрыли тяжелые черные тучи. В вершинах молчаливых елей неистовствовал ветер. Старые ели раскачивались, стонали, грозя свалиться и раздавить ульи.
На пасеке творилась невообразимая суматоха. Сильно и как-то особенно тревожно гудели пчелы. Спасаясь от грозы, они, как пули, летели со всех сторон к пасеке. Их длинным, как нити, вереницам не было конца, и казалось, что это не пчелы, а кто-то невидимый натянул со всего леса к пасеке тонкие гудящие струны. Над пасекой нити летевших пчел, как телеграфные провода, расходились по ульям. Пчелы в беспорядке шлепались на прилетные доски и торопливо, перегоняя друг друга, ползли в леток, спешили укрыться от непогоды в теплом гнезде.
Кузьма бегал от одного улья к другому. Ветер трепал его волосы. За ним по пятам следовал Ваня.
– Смотри, Кузьма, – громко, стараясь перекричать ветер, говорил он, – ни одной меченой пчелы! Даже в такую погоду все они идут в свои ульи. А спорил – тени!
Это была правда. Все меченые пчелы из гнилого угла такими же торопливыми вереницами шли в свои ульи. «Значит, солнце действительно тут ни при чем, – размышлял Кузьма. – Но что же тогда? Неужели и в самом деле газ?»
Но вот, надвое раскалывая небо, ослепительно вспыхнула молния, и со страшным грохотом застучал гром. Стало темнее, и сразу же смолк пчелиный гул над гнилым углом, оборвались нити из живых, только что летевших пчел. Теперь здесь опускались на прилетные доски одна-две пчелы. «Почему прекратился прилет? – вздрогнул Кузьма. – Неужели все пчелы уже вернулись?» Он пошел по пасеке. В другие ульи по-прежнему тянули пчелы. И вдруг Кузьма заметил у одного улья, как в леток, среди обычных черных пчел, проскользнули сразу две меченые.
– Ваня, смотри! – крикнул он.
Тут и Ваня, стоявший у другого улья, тоже заметил, как несколько меченых пчел прошло в леток.
Кузьма посмотрел в сторону гнилого угла. Там было как-то особенно темно и даже жутко, И почти слились с темнотой там ульи.
– Видишь, куда деваются летные пчелы из гнилого угла! В такую вот темноту они рассеиваются по другим ульям. Вот тебе и газ! А если бы гроза ближе к вечеру случилась, тогда бы гнилой угол сразу всю летную пчелу потерял бы.
Тут налетел ливень, и пчеловоды бегом, перегоняя друг друга» побежали к избушке.
Июльские грозы коротки. Через час уже по-прежнему светили солнце, ветер стих, и лишь время от времени издалека доносились глухие раскаты грома, словно земля, вспомнив только что пережитый ужас, нервно вздрагивала. Всюду блестели лужи, бежали мутные ручьи, все кругом словно помолодело. И снова, как и час назад, оживленно и шумно полетели на взяток пчелы.
Кузьма с Ваней до вечера ходили по пасеке и убедились, что все пчелы из гнилого угла, случайно укрывшиеся от непогоды в чужих ульях, так и остались там навсегда.
На другой день, как ни жалко было расставаться, пчеловоды спилили восемь огромных старых елей, и в гнилом углу, впервые за всю историю пасеки, засветило полуденное солнце. И хотя деревья были спилены не на самой пасеке, а за городьбой, все же сразу стало как-то просторнее и веселее.
