Текст книги "Ирийские хроники. Заговорённый (СИ)"

Автор книги: Варвара Шихарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

–Дядя...– Дорит поднял голову – Олден стоял около колонады , почти сливаясь с окружающей его бархатной чернотой.

– Здравствуй, племяш... Я не ждал тебя сегодня...– Дорит хлопнул ладонью по ещё хранящему дневное тепло камню рядом с собой.– Присаживайся...

Олден подошёл к Дориту , но не сел рядом, а молча протянул Дориту руку и в неверном свете звёзд тысячник различил на его ладони спутанный колтун. Дорит взял волосы и поднеся их к лицу, вдохнул до сих пор исходящий от них слабый запах мёда и хмеля , а затем тихо уточнил:

–Эти волосы точно её?

– Её. Я сам их срезал, когда она спала...– Олден, наконец, взглянул на Дорита и тот, встретившись с ним взглядом почувствовал тревогу – если всё прошло гладко, то почему мальчишка выглядит так, будто только что с похорон пришёл?!Не иначе как в доме Илита опять произошло нечто, ускользнувшее от внимания Дорита...Но хотя на душе тысячника и заскребли кошки, он улыбнулся и взяв мальчишку за плечи, слегка встряхнул его:

–Ты молодчина, племяш! Настоящий Остен!.. Только почему ты грустный такой?

Олден посмотрел на застывшие в воде отражения звёзд:

– У меня теперь , дядя, невеста есть. Сегодня днём обрученье было...

От такой новости брови тысячника удивлённо взлетели вверх:

– И когда же Илит сговорится успел? И с кем?

Мальчишка вздохнул:

–Вчера. С верховным жрецом Мечника Келтеном...

Услышав имя Келтена, Дорит присвиснул :

– Это очень выгодный союз,Олден. Только я всё равно не пойму, что тебя так гнетёт...

Лицо мальчика исказила болезненная гримаса, но потом он всё-таки присел на край бассейна и опустив голову , едва слышно прошептал:

–Это не союз,а самая обычная сделка , дядя. Илит мне так и сказал... А ещё сегодня утром Лиата мне сласти дала , но я их нашему дворовому псу скормил... Уже в полдень он сдох , только все думают , что это конокрады его притравили...

– Что-о-о?!!– восклицание дяди перешло в львинный рык, а сам он, вскочив со своего места, сжал кулаки и несколько мгновений буравил яростным взглядом темноту, а затем спросил у Олдена звенящим от еле сдерживаемого гнева голосом:

– Сколько примерно времени прошло с того момента, как ты скормил отраву собаке до её смерти?

И по-прежнему неподвижный, точно закаменевший мальчишка тихо ответил, подтверждая самые мрачные догадки Дорита:

–Часа два-три...

– А как сдохла собака?

Олден, наконец, поднял голову и посмотрев куда-то мимо дяди невидящими глазами , прошептал:

– Конюший сказал, что перед смертью наш волкодав выл и бился в корчах...

– Сучье дерьмо!!!– лицо Дорита исказило бешенство– Мало того, что эта шлюха заранее запаслась хелледом, который не так-то просто достать, так она ещё и всё расчитала. Скорее всего, Лиата хотела отравить тебя после того, как родит, но твоя неожиданная помолвка всё ускорила, ведь тогда на неё не упала бы даже тень подозрения: если бы ты съел отраву, то плохо б тебе стало ближе к вечеру и Илит обвинил бы в отравлении Келтена, но никак ни её!!! – дядя снова сел рядом с Олденом и , обняв его , крепко прижал к себе, шепнув.– Страшно подумать – сегодня я мог потерять тебя, но , видно, тьма к тебе благоволит, племяш: ты чудом избежал смерти, ведь против хелледа нет противоядия!..

Мальчишка тихо вздохнул:

– Я умирал бы так же, как наш пёс?..

Лицо Дорита окаменело:

– Во много раз мучительнее – на людей хеллед действует немного по-иному: вначале – кровавая рвота , затем – бред и жуткие судороги, да ещё на теле появляются похожие на чумные бубоны.Мне как-то довелось увидеть отравленного хелледом – он мучился трое суток, совершенно обезумев от боли... Но ничего – уже завтра Лиата будет извиваться и орать так, словно её жгут раскалённым железом...Теперь мы можем ей это устроить...

... Обряд Дорит решил провести в домашнем святилище, но на этот раз он бросил в курительницы не можжевельник, а растёртые в порошок полынь, хмель и вороньи ягоды. От запаха, за считанные мгновенья заполнившего святилище у мальчишки защипало в носу, но на Дорита куренье словно бы и не действовало – он продолжал подготовку к колдовству молча и споро. Глядя, как дядя точными движениями быстро рисует углём на полу святилища подобие паутины, Олден не мог избавится от смутного ощущения, что уже видел эту сцену во сне . Только вот что это был за сон , мальчику никак не удавалось вспомнить, а Дорит тем временем расставил на узлах рисунка свечи и крошечные изображения демонов , а после на миг замерев в неподвижности и ещё раз оценив результат своей работы, тихо сказал Олдену:

– Становись в центр, только на уголь не наступай.

Мальчик беспрекословно выполнил приказ дяди, с каждой минутой всё отчётливее понимая, что сейчас начнётся нечто жуткое: история с неудачным отравлением взбесила Дорита до такой степени, что он – судя по тому , что уже знал о тёмном колдовстве Олден, собирался призвать демонов подземелий , на которых не действовали защитные печати Великой Семёрки и лишь символ Лабиринта и заклинания на языке Бледных Призраков могли усмирить их первобытную силу...

Между тем дядя, убедившись, что рисунок неповреждён, сам, осторожно ступая между чёрными линиями, прошёл в центр паутины и, став рядом с Оденом , принялся нараспев читать первую строчку призыва:

–Дети мрака, ждущие добычу, приходите скорее! Будет вам пища! ..– после этих слов пламя свечей как то сразу потускнело а в воздухе повеяло подвальной затхлостью...-То , что насытит вас, – души людские вам предлагаю я – жертву примите...– запах стал ещё более отчётливым и Олден почуствовал,как по его спине побежали мурашки, а дядя окончил первую часть призыва.– Рвите их, жрите– гуляйте на славу!Души и плоть я вам предлагаю!!!

Теперь свечи источали нездоровый зеленоватый свет, а линии паутины словно налились чернотой и отделившись от пола где– то на ладонь, парили над ним – призыв был услышан и теперь демоны были совсем рядом... Олден судорожно вздохнул и коротко взглянул на дядю – тысячник словно превратился в каменное изваяние, а на его лбу выступили крупные капли пота : мальчишка понял, что Дорит тоже чуствует приближение вызванных им же сил. Но ритуал только начинался и тысячник, сделав минутную паузу продолжил творить заклятие, но теперь он использовал запретный язык Бледных Призраков – чужеродный и жуткий уже сам по себе, но в то же время в его звучании можно было уловить и завывание зимнего ветра , и волчий плач , и шорох нетопыринных крыльев... На мгновенье мальчишке снова показалось , что он очутился в одном из сновидений, навеянных аркоским пауком, но тут Дорит, окончив призыв на звенящей сталью высокой ноте, замолчал и в святилище воцарилась давящая на уши тишина , которую нарушало лишь потрескивание свечей, но Олден с дядей уже были не одни...

Расставленные Доритом фигурки изображали демонов невообразимыми чудовищами – уродливые морды, огромные перепончатые крылья, загнутые крючками хищные когти... Но теперь, вглядываясь в окружающий его сумрак, Олден заметил , что за линииями паутины скользят лишь еле видимые, постоянно меняющиеся тени: они то соединялись на миг в одно целое, то расплываясь вокруг паутины серым облаком, снова разделялись и было невозможно понять , сколько их на самом деле – один, трое или десяток...

– Здравствуй, малыш....– едва уловимый , вкрадчивый шёпот раздался прямо в голове у мальчишки и он, невольно вздрогнув, взглянул на застывшего в молчаливом напряжении Дорита, а шелестящий голос тут же произнёс.– Вызвавший не слышит нас – только ты...

– Они дожны быть уже здесь! Я чувствую их, но не вижу... – тихо произнёс дядя, подтверждая тем самым слова демона. Вытащив из кармана небольшой кисет , он вытряхнул из него себе на ладонь горсть серой пыли и швырнул её в пламя ближайшей свечи– Проявитесь!!!

Язычок свечи взметнулся вверх, на миг превратившись в настоящий огненный столб, и тут же угас, а замеченные Олденом тени уплотнились и потемнели – теперь они окружали паутину, точно тяжёлые грозовые тучи, а в их по-прежнему меняющихся очертаниях очертаниях можно было различить сотни лиц – как человеческих, так и совсем непохожих на людские...

– Зачем ты вызвал нас, человек? – в этот раз низкий гудящий голос , казалось, шёл прямо из под земли.– Зачем потревожил наш сон?!!

– Я хочу отдать вам душу и плоть ещё нерождёного ребёнка...– в твёрдом голосе Дорита угадывалось чудовищное напряжение– Такое, словно он взял на плечи непосильный, вот-вот готовый раздавить его груз.– Это хорошая жертва и славная пища!..Примите её!!!

– Ты потревожил нас , чтобы предложить такое ничтожество?.. Ты, слизняк, действительно думаешь, что эта славная жертва?!!– в потустороннем голосе почувствовалась нешуточная угроза и Олден понял, что дядя переоценил свои силы...Призвать тёмных сущностей довольно просто , особенно когда в сердце кипят злость и гнев, но заставить их подчинится своей воле не в пример труднее – они , конено же , возьмут предложенное , но и от самого вызвавшего мокрого места не оставят!...

Дорит сорвал с шеи медальйон с изображением лабиринта и показал её сгустившейся тьме:

– Я чту установленные в былые века правила и заклинаю вас чёрной кровью Древнейших...– тысячник не успел закончить заклятия . От низкого хохота содрогнулись каменные плиты святилища, а в следующий момент мощный толчок невидимой руки отправил Дорита прямо на нити паутины.Тысячник упал на них спиною , и , закричав от боли, выгнулся в чудовищной судороге, но тут же затих на покачивающейся, смятой его телом паутине, а тени , всё более уплотняясь, медленно поползли к потерявшему сознание тысячнику. .. Мальчишка в отчаянии взглянул на Дорита, на тени : ещё миг и серые щупальца коснуться дяди , высасывая из него жизнь и душу...

– Остановитесь! Это я попросил его призвать вас! Я!..– Олден не знал, какие заклятия могут остановить демонов, но если ему удалось услышать и увидеть сущностей раньше Дорита, то, может , ему удасться и как– то договорится с ними...

–Ты попросил его?!!– щупальца замерли, подрагивая, совсем рядом с дядей, а в грозном голосе скользнуло удивление– Зачем же мы понадобились тебе,отмеченному пауком?..

– Мачеха пыталась отравить меня и теперь я хочу, чтобы она за это поплатилась. – Олден понял , что сейчас его и дядю может спасти только правда...– Дядя пообещал мне , что отдаст вам её нерождённого ребёнка...

... Но договорить Олден не успел, так как в святилище снова раздался жуткий хохот, а потом голос прогудел:

– Люди всегда обещают то, чего не могут дать, мальчик, а одной души нам слишком мало. Что ещё ты можешь нам предложить?

И в самом деле – что ? Мальчишка закусил губу – если он сейчас не даст демонам требуемое , они заберут Дорита, а может быть и его самого... Да и жив он до сих пор лишь потому, что Аркоский паук оставил на нём свою метку – во всяком случае , со слов демона получалось именно так...

– Это же так легко, малыш... – голос звучал почти весело -. Разве у твоей мачехи только один ребёнок?..

Олден замер, как громом поражённый... Так вот чего они хотят – отвергнутую отцом и нелюбимую матерью Пелми!.. Он не испытывал к малышке ненависти, но и Дорит не должен погибнуть... Лихорадочно соображая, чтобы такого сказать, чтоб не слишком навредить Пелми и в тоже время успокоить демонов, Олден , стараясь не соприкоснуться с паутиной , шагнул к попрежнему пребывающему без сознания дяде и , порывшись в его карманах и нашедши волосы Лиаты, снова вернулся в почти уничтоженный круг. К тому времени он уже придумал...

– Демоны подземелий , я отдаю вам души всех будущих детей Лиаты, а моя младшая сестра пусть никогда не выйдет замуж! – мальчишка подумал, что если все браки заключаются так, как его, то Пелми такое заклятье даже на пользу – она никогда не попадёт в лапы к похожему на Илита мужу, а нерождённых и вовсе не жаль – их же пока даже на свете нет...– И отдаю вам то, что поможет взять обещанное! – произнеся последние слова, Олден бросил колтун туда, где серая дымка клубилась особенно густо и в ответ ему почти сразу раздалось довольное урчание :

– Вот это уже лучше, хотя всё равно маловато! Но ты нам нравишься– ты умеешь понять, что нам надо! – серый туман простёрся над уничтоженным кругом ,укутав собою Олдена с ног до головы, и мальчишка почуствовал как десятки невидимых рук гладят его волосы и лицо , ощупывают плечи и спину , касаются запястий...

– Вскоре ты станешь хорошим воином и колдуном – теперь голос почти ворковал – Ты будешь щедро кормить нас, а мы будем давать тебе требуемое...– и тут вдруг по– прежнему невидимая рука щёлкнула мальчишку по носу .– А пока запомни вот что – Дорит, которого ты спас сегодня, тоже виноват перед тобою и лучше ему не знать, о чём мы с тобой говорили...

– А что он такого сделал? – Олден не мог поверить услышанному– да, в последнее время он действительно не всё рассказывал тысячнику, решив, что имеет право на свои маленькие секреты, но то что сказал демон... Дорит – его дядя , его единственный друг, его учитель – и вдруг виноват?!!

– Когда придёт время , ты сам всё узнаешь...– хихикнул голос и туман начал стремительно редеть и рассеиваться, но Олден ещё успел уловить едва слышное.– До встречи, братец...– а уже в следующий миг в святилище не осталось ни теней, ни прелого запаха, а паутина опять стала просто нарисованным углём рисунком.

... С тех пор Дорит, тренируясь на плацу , никогда не раздевался до пояса – после соприкосновения с паутиной на его спине остались глубокие ожёги, в точности повторяющие контур рисунка, и шрамы эти нельзя было сгладить никакими притираниями и мазями . Олден тоже не стремился выставлять на всеобщее обозрение свои за одну ночь изменившиеся руки , а дяде, помятуя о странном предупреждении демона, он пояснил своё нежелание снимать тельник тем, что тоже влез в паутину, когда искал в карманах Дорита волосы Лиаты... Тысячник ещё долго вспоминал этот вызов и всякий раз выпытывал племянника подробности того, что произошло после того, как он потерял сознание, но ответеты Олдена всегда оставались неизменными – демоны так и не смогли подобраться к дяде вплотную – наверное, им помешал его талисман с лабиринтом, а исчезли они после того, как Олден бросил им волосы Лиаты и повторил сказанное дядей слово в слово...

– И как только они тебя не тронули? – изумился Дорит, когда впервые услышал пояснение племянника...

–Они увидели паука...– тихо пояснил Олден и опустил глаза – он чувствовал себя неловко, так как не привык врать Дориту, но тот был слишком занят своими мыслями и необратил внимания на смущение мальчика...

– Всё уже решено, отец... "Карающим" дали на сборы три дня ...– Олден упрямо выпятил подбородок и добаваил.– С Келтеном я уже разговаривал ...

– И что же он сказал? – сердце Илита защемило от горькой досады. С тех пор, как Олден перебрался жить в казармы, жрец видел сына нечасто , а разругавшись с ним сейчас, мог уже и не увидеть его никогда, ведь он зашёл попрощаться – долго тлевшая вражда с Триполемом опять превратилась пламя войны...

– Сказал, что сожалеет о том, что я не в отряде "Доблестных". – горбун усмехнулся.– Ну и добавил, что Испи будет ждать меня столько, сколько положено, а сам он будет молится Мечнику о том, чтобы тот послал мне воинскую удачу и славу...

Илит вздохнул : мало того, что Дорит заразил Олдена тягой к воинскому ремеслу и сделал своим ординарцем , так ещё и Келтен вместо того , чтобы вразумить сына, лишь ещё больше разжигает в нём эту страсть, а он – отец , даже не представляет, как теперь разговаривать с сидящим перед ним незнакомцем. Последние несколько лет Олден рос словно на дрожжах и теперь в неполные семнаднадцать мог сойти за двадцатилетнего : даже не смотря на горб – высокий, мускулистый , широкоплечий. У него рано сломался голос, рано появился тёмный пушок над губой, а своими длинными изящными пальцами он легко мог согнуть железный гвоздь . Казалось, что такая жестокая к нему поначалу природа теперь пытается исправить свою ошибку, щедро одаривая Олдена тем, чем поначалу обделила , за исключением одного – с тех пор, как сын перерос детские мягкость и округлость черт, уже ничто не могло сгладить отпечатка , наложенного на него врождённым уродством. Лицо хоть и умное, но слишком нервное и некрасивое, во взгляде сквозит злая ирония, а у губ уже появились жестокие и горькие складки – впервые Илит заметил их полтора года назад – как раз тогда, когда Олден заявил ему , что с завтрашнего дня будет жить в казармах "Карающих". Всё равно наставники его ничему новому уже не обучат, так что от общения с отрядными алхимиками и лекарями он возьмёт гораздо больше!

– А с чего ты взял, что лучше усвоишь медицину,если будешь жить в солдатском клоповнике? – жрец сурово сдвинул брови, пытаясь показать, что разговор окончен , но Олден дёрнул плечом и сказал, глядя прямо ему в глаза:

– А здесь что мне делать? Слушать, как вы с Лиатой грызётесь?!!

– Что-о-о?!! – от такой наглой грубости Илит едва не лишился дара речи, а у губ сына внезапно проявились те самые горькие складки и он тихо добавил.– О себе я не говорю – получил в своё время от мачехи на орехи и ладно, но не позволяй Лиате бить розгами Пелми – в конце концов, она же твоя дочь!

Это замечание заставило побледнеть даже всегда холодного Илита – после выкидыша, который приключился у Лиаты на следующий день после полмолвки Олдена, она словно утратила не только часть своей красоты, но и разум . Лиата кричала, что её ребёнок жив, но его забрали мерзкие крылатые демоны, пыталась куда то бежать, рвала на себе волосы... Лекарям пришлось дежурить у её постели, кружками вливая в больную успокаивающие отвары, пока Лиата не пришла в себя. Но оправившись телесно, душевно она так до конца и не выздоровела – её характер с тех пор стал совершенно невыносимым, а хуже всего от этой перемены было малышке Пелми – мать то душила её в объятьях и истерично целовала, то вдруг хваталась за розги и служанкам с трудом удавалось забрать у разъярённой женщины истерзанную малютку. В итоге только-только научившаяся ходить Пелми стала боятся матери, как огня и , едва заслышав её голос, пыталась спрятаться в самых укромных уголках дома...

... Тем не менее, надежды Илита на здоровое потомство угасли лишь после второго выкидыша жены, случившегося ровно через год после первого – Лиата неделю провела в горячке и снова твердила что-то о демонах, а врачи лишь разводили руками и прозрачно намекали жрецу , что безумие матери может передаться будущим детям... Вот тогда то Илит взглянул на своего первенца совсем другими глазами и в его сердце, наконец, появилось место для единственного сына, но Олдена уже давно не волновало то, что думает о нём отец, а заставить его отклониться от выбранной цели было невозможно – вскоре сын всё таки перебрался в казармы и появлялся дома лишь изредка. Его визиты оставляли в душе Илита горький осадок , зато бесконечно радовали Пелми – её почему– то тянуло к старшему брату, а Олден хоть и морщился, когда сестра его теребила, никогда не отталкивал её. Вот и теперь тихонько пробравшаяся в сад малютка застыла среди кустов, ожидая , когда брат обратит на неё внимание, и стоять слишком долго ей не пришлось:

– Ну, что же ты прячешься, мышонок? – Олден встал со скамьи и малышка с радостным писком бросилась к нему, а уже через миг она завизжала от восторга , когда старший брат подкинув её высоко вверх, тут же поймал и крепко прижал к себе.

–Меня долго не будет , Пелми , но когда я вернусь, то привезу тебе подарок. Что ты хочешь?– по прежнему сидящая на руках у брата Пелми на такое предложение растерянно хлопнула тёмными глазёнками, но тут же нашлась :

– Покатай меня. Сейчас...

– Хорошо, мышонок...-Олден повернулся к отцу.– Я отвезу её к морю , а часа через два верну в целости и сохранности.

– Может, тогда и на ужин останешься?..– Илит рассеяно взглянул на теряющие лепестки розы... – Расскажешь больше о своей службе. Если же у тебя в чём нужда...

– Нет, отец. Ночевать я буду в казармах, а на снаряжение мне уже дал деньги Келтен. Вернее – впихнул... – и Олден коротко кивнув головой на прощание, направился прочь из сада. Глядя на то как тонкие ручонки обнявшей брата за шею Пелми путаются в по-прежнему непослушных, чёрных, как смоль, волосах Олдена, Илит ощутил , как его сердце сжимается от тоски -О, Единный! Почему время нельзя повернуть вспять, чтобы его теперь такой чужой и далёкий, носящий куртку "Карающих" сын снова стал прежним тихим девятилетним мальчиком, которого после похорон Алти надо было всего лишь крепко прижать к себе и шепнуть на ухо :"Ты не один, сынок... Я с тобой..." И тогда всё было бы по– другому...

... В лучах яркого солнца прибрежные скалы просто сияли белизной , а вороной, осторожно ступающий по каменистой тропке иноходец казался вырезанной из эбонита статуэткой. Олден взглянул на пеняшиеся у подножия скал волны и ещё крепче прижал к себе сидящую перед ним в седле Пелми – уже больше года прошло с тех пор, как он сам вырвал из рук Лиаты девочку и после этого случая малышка прониклась к нему самыми светлыми чувствами, а он, глядя на свою сводную сестру, чувствовал жалость и печаль , ведь Пелми и так приходилось несладко, а он её ещё и предал – демоны наверняка вывернут его слова по-своему и тогда судьбе малышки не позавидуешь... За прошедшие пять лет Олден многое понял и уже не сомневался ни в коварстве демонов, ни в том , что быстрое взросление и растущая колдовская сила, о которых он даже и не просил, даны ему не просто так – хотя все магические книги утверждали,что для потусторонних существ нет времени, терпеливо ждать назначенного часа демоны не любили ... Что же касается паука, то у горбуна с ним давно установилось нечто, вроде союза, а памятное Олдену пребывание в паучьем теле принесло горбуну не только несмываемую отметину – он ещё и перенял способность твари чувствовать скрытые душевные порывы и эмоции окружающих и с тех пор мнение Олдена о людях окончательно испортилось : человек – жадная, низменная, порочная тварь и он сам был ничем не лучше окружающих...

А ещё горбун никому не мог поведать о том, что его грызло и не давало покоя – свою первую кровь он пролил не в сражении, а во время усмирения очередного крестьянского бунта. Тяжёлые, закованные в сталь конники давили селян копытами коней и рубили длинными мечами, а деревни бунтовщиков сжигались до тла. Но перед этим пьяные от пролитой крови "Карающие" насиловали хорошеньких женщин и вешали стариков на любом , достаточно крепком суку , а Дорит, в своё время лишившийся из-за крестьянского бунта почти всего наследства, не только не сдерживал озверевших от вседозволенности ратников, но и потакал им...Что же касается Олдена, то он , едва попав в казармы, понял, что заслужить уважение большинства воинов сможет лишь в том случае, если будет более ловким , отчаянным и жестоким , чем они, а убедить "Карающих" в том, что он, несмотря на уродство, ничем не хуже их, он мог лишь в бою... Но вместо боя его ждала резня , горящая деревня и едва научившийся ходить крестьянский малыш: одетый в одну рубашонку, он ковылял прямо навстречу конникам и тянул к ним крошечные ручонки... Олден почувствовал, как его уже поднятая для удара рука задрожала – ещё миг и он опустил бы меч , но тут едущий с ним стремя в стремя Горти усмехнулся:

–Чего медлишь? Меч коротковат или руки не из того места выросли?

–Нет! – Олден понял, что если не убьёт сейчас малыша, то заработает среди воинов несмываемое, позорное клеймо труса. Уже в следующий миг, он ,сжав зубы, ударил и его меч , словно бритва, отсёк кудрявую головку... Горти усмехнулся:

– Хороший удар! Вот теперь я понимаю, что Дорит сделал тебя ординарцем не потому, что ты его племянник...

А бледный, как смерть Олден повернулся к Горти и прошипел:

– Ещё раз скажешь подобное и твоя голова слетит так же, как и его!!!– Горти только и успел, что удивлённо хлопнуть глазами, а горбун пришпорил коня и погнал рысака туда, где пламя бушевало ярче всего...

Рука Олдена слишком сильно стиснула плечо Пелми и она тихонько пискнула , а задумавшийся о своём горбун словно очнулся:

– Я сделал тебе больно?..Прости...

–Нет... – малышка прижалась к брату и ластясь к нему, точно котёнок, попросила.– Покатай меня ещё...

– Конечно же, Пелми...– и Олден направил остановившегося было коня к кудрявой роще. Грядущей войны он ждал как никто другой, ведь триполемцы – не тёмные селяне с вилами, а их "Золотые" уже не раз давали достойный отпор амэнским "Доблестным" и "Карающим"! Горбун надеялся, что столкнувшись с триполемскими воинами лицом к лицу он наконец-то сможет избавиться от стыда и доказать сам себе то , что способен не только убивать безоружных и скармливать пауку эмпатов... Возможная смерть не казалась Олдену страшной – гораздо больше его пугало то, что он, возможно, никогда больше не сможет посмотреть в глаза собственному отражению в зеркале...

ВЫБОР

...Весь день Олден, несмотря на промозглую сырость и холод, провёл, блуждая в лесных чащах : вначале он проверил расставленные Мегреном силки, а после долго бродил в ельнике, выискивая под толстым слоем опавших игл чёрный мох и гриб поморозник, и если ловушки отшельника оказались пусты, то необходимое зелье Олден нашёл – чтобы облик Вела снова стал нормальным , его лицо следовало перекроить заново и тогда дарующий беспробудный , крепкий сон поморозник и заживляющий раны мох придутся как нельзя кстати... Горбун ещё раз мысленно стёр с лица Вела шрамы, чтобы представить, каким оно было от природы, и недовольно хмыкнул – мягкие и тонкие черты Вела недвузначно говорили о том, что он родом из Лакона: в Вильдно его посчитали не только полувольным, но и полукровкой лишь потому, что он вовремя перенял крейговский говор. Впрочем, крейговцы хоть и являются союзниками Ленда, не испытывают к лаконцам такой застарелой вражды, как подданые Нахимены... Конечно, те "Ястребы" с которыми Вел успел сдружиться ( хоть тот же самый Дерек ) эмпата в обиду не дадут, будь он хоть сам лаконский князь, но враждебные взгляды и пристальное внимание других лендовцев парню всё равно обеспечены...

Олден нахмурился – нет, так дела не пойдут... Да и вообще – если у Вела будет новое имя, то почему таким же не быть и лицу?.. Из эмпата получится очень даже неплохой лендовец – в этом случае работы предстоит гораздо больше, но в своём мастерстве Олден не сомневался. Ему было по силам сделать так, чтобы ни одна живая душа в будущем не заподозрила то, что внешность Вела была когда-то изменена ... Конечно, гораздо легче не возиться с ножом и травами, а просто накинуть мару, но любой, достаточно сведующий в своём ремесле колдун сможет заглянуть под магическую личину , одетую на шрамы Вела, а то и вовсе её разрушить ... А вот изменённые с помощью ножа черты действительно станут лицом эмпата, которое он будет носить до самой смерти! Впрочем ,немного ускоряющей заживление ран и разглаживающей рубцы магии не помешает, а ещё горбун решил дополнить свою работу одним маленьким заклинанием – последние штрихи к новым чертам Вела добавит его же душа и в таком случае если эмпату что-то не понравится, то пусть он пеняет на себя...

Довольный своей придумкой Олден ещё быстрее зашагал по едва видимой тропе, но почти дойдя до землянки Мегрена остановился, и , упрямо тряхнув головой, направился в сторону менгиров: этот день он потратил ,прикидывая , что будет с эмпатом после испытаний, но ни разу не подумал о том, что для самого Вела будущего не существует, а есть лишь растянувшееся на бесконечные часы "сейчас".. Конечно же, эмпат-лаконец не бедолага Ситен: одинокий и искалеченный, вдосталь хлебнувший горя и несправедливости, он, несмотря на царящий в душе разлад, всё таки не изменил своей природе, сохранив в своём сердце искры того, что было заложено в него изначально... И именно эти свойства натуры Вела, которые горбун вслух именовал не иначе, как глупостью и ребячеством, на самом деле затронули в душе Олдена такие потаённые струны,о которых тот и сам не подозревал... Своих предведущих учеников горбун подбирал по уму – тщательно взвешивал их таланты и слабости , старательно обучал и готовил к испытаниям, но при этом относился к ним с прохладцой и никогда не переживал за них так, как за бродягу– эмпата ... Ледяной порыв ветра хлеснул сотника по лицу , но он лишь мотнул головой и продролжил свой путь , с горечью подумав о том, что как его, так и Мегренова мудрость не стоят даже одного пера из хвоста Корви – вещей птице нет дела до людских установлений и в этом была , есть и будет её бесконечная правота...

Дойдя до капища, Олден снял с себя плащ и , расстелив его подле крайнего, означающего границу святилища , менгира , встал коленями на тёмную ткань ,застыв в сосредоточенной неподвижности. Сотник не нарушил правил испытания и не переступил тонкую грань, разделявшую поляну, но он сделал то, чего не предусматривали древние традиции – обострив все свои чувства до крайности он уловил под почти непроницаемой толщей камней слабое и прерывистое сердцебиение эмпата – силы Вела были уже на исходе, а ведь ему предстояло выдержать ещё целую ночь... Сотник глубоко вздохнул и прикрыл глаза – следующие часы он проведёт здесь, и ни холод, ни сам Седобородый не заставят сдвинуться его с места : он будет до самого рассвета слушать едва различимый стук сердца эмпата, а если он вдруг оборвётся, то Олден , сдвинув камень, вытянет парня из кромлеха... И плевать, что по этому поводу скажет Мегрен – эту душу ледяные камни Росса не получат! " Держись, парень...– прошептал Олден , хотя и знал, что эмпат не может его услышать– Держись..."

В этот раз не было ни томительного ожидания, ни сковывающего , липкого ужаса : Вел лишь на какое– то мгновенье смежил веки, а когда открыл их , то увидел , что стоит как раз напротив их маленького, чисто выбеленного домика в Лудее , а заросли смородины и колючего крыжовника , в которых он когда -то прятался с головой, теперь достают ему лишь до пояса.. Но в остальном сад не изменился – так же тяжело гудели шмели, так же пахли многочисленные цветы...

– Не вертись, Лади, а то будет некрасиво...

Эмпат обернулся на голос и едва не застонал : не более, чем в двух десятках шагов от него, на пёстром одеяле сидели сёстры – Дейра , в белоснежной праздничной рубашке и с белой лентой в волосах, пыталась заплести пушистые волосы Лади в косу из шести прядей, но младшая сестра вертела головой во все стороны и работа Дейры рассыпалась...

– Дейра, а где же Вел с папой? – вдруг спросила Лади и эмпату стало совсем худо , ведь голубые глаза сестры были устремленны прямо на него, но при этом не видели. Конечно , Лади могла и не признать брата из-за шрамов, изменивших его до неузнаваемости, но тогда она хотя бы испугалась, увидев в саду изуродованного незнакомца, а так она просто смотрела сквозь Вела, словно его здесь и не было...