Текст книги "Переписка"
Автор книги: Варлам Шаламов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)
Н.А. Кастальская – В.Т. Шаламову
Дорогой Варлам,
Совершаю служебное преступление и пишу:
Иероглиф, по моему мнению, не есть окончательность или «предписание» – это форма сугубо насыщенная, понимаемая условно.
Я говорю о себе, о том, как я чувствую это, беру за символ. Это начало – возможно, будет и концом (искусства). «Традиция»– это безымянность, народность, бескорыстие у лучших творцов – ибо гениальность пробьет форму. (Рублев, Грек, Ушаков, Дионисий.) Строгость, сжатость искусства (живописи) формой и определяет его «взрывчатость».
«Мало – трудно» (всегда).
О литературе я не говорю, так как мало знаю древность.
О «Сикстинской Мадонне» я остаюсь, конечно, при своем. Сикст, Варвара и ангелочки никак не «иероглифы» – это быт земной и небесный, и ничего в них нет, только указание места действия. Хорошо, что дошла «Сикстинская» – значит, дойдет и другое.
По пунктам:
Рублев – эллинист, хоть и византиец, тем он – «индивидуалист», что любит «человека».
Цель: минимум средств – максимум впечатления – такой высокий закон.
Фреска (она скована стеной, ее формой, она монументальна, плоска, говорит цветом, композицией): – разная. Посмотрите Египет, Ассирию, Италию, Джотто (13 в.) – нашу фреску (14–15 вв.).
С Возрождения падает краткость и вступает «гуманизм» – со всеми человеческими деталями, даже обожествленными.
Леонардо – поздний ренессансист – к нему не относится древнее искусство.
Вы пишете: традиционность – как нечто, требующее преодоления – в сторону свободы цвета и т. п. Нет, это способ выражения, помощь творцу. Традиционность у нас: благоговение к теме, любовь, (иконопись) бескорыстие.
Требований лаконизма мы предъявлять не можем, ибо он требует громадного, всеобъемлющего содержания, которое давно потеряно и распылено.
Литература: Данте: он ведь не лаконичен. Прочтите его сонеты – они так завуалированы (принятая тогда форма), что форма и содержание сливаются в какое-то нежное облако, туманное, чуть светящееся. (Пер. А. Эфроса[122]122
Эфрос Абрам Марисович (1888–1954) – переводчик Данте. «Vita nuova» («Новая жизнь») (1936).
[Закрыть] Vita nuova (новая жизнь) 36 г.)
Я говорю только о своем горячем чувстве восприятия – никому не навязывая.
Радость, да радость и только радость. (Не говорю наслаждение, хотя, может быть, это и вернее.) Это остается (может быть, таким образом изображает искусство и музыку), выше этой радости или «счастья» – я не знаю. Восстанавливает равновесие – утерянное.
Вы не совсем (или совсем не) представляете себе иероглифа в живописи; о Пикассо: если Вы видели старого Щукина (17–18 гг.), то там была бездна Пикассо. Скрипки его – не мудрствование, но – философия «разъятая» (за 40 лет до разложения атома). Это– что человек «знает» о скрипке, но не то, что «видит». Это – «познание» «вещи», разложения ее, ее душа улетела, таинственная. Это – сложно. Портрет Фернанды – не знаю.
Достоевский ведь это не только искусство – это Новейший Завет, с нажимом, не всеми принимаемым. Может быть, больше, чем искусство. Разъедающий свет, луч во все двери, почти микроскоп душевный – тоже – разъятие, пророчество, вне всяких «форм». Водопад мыслей и чувств нескованных.
Если б Вы видели китайские иероглиф с расшифровкой, то восхитились бы юмором и простотой.
Видимо, суть в том, что с 19 в. искусство должно становиться «популярным», разъяснительным.
Раньше оно было для «посвященных» и не было самоцелью. По сути – оно всегда – для посвященных, только их, с течением времени, должно становиться все больше и больше.
Простите за разбросанность: жарко, работала на столе, нет времени подумать.
В «живописи» вообще иероглифа нет. Даже в иконописи. Там – цели мудрые и т. п. Наше искусство, 18–19 вв., вообще, только начало «быть» – тут же его и прихлопнули. (Все о живописи.) Были леваки, которые шли от древнего искусства, – их судьба известна.
Вот у Рублева, Грека (Феофана) все начинается с радости: нельзя понять сразу, в чем дело. Потом, вглядываясь, начинаешь понимать. Искусство требует тишины. Оно ее создает.
О Рейсдале: романтик, музыкант, Шуман. (Я говорю о «Кладбище», остальное плохо помню.) (1629–1682). Рассказывает.
О литературе я просто не могу говорить, так все обрыдло, как «передачи». Дыхать нечем.
Нельзя до старости все учиться ходить, наконец убежишь в лес. «Органики» нет, одна аптека.
Вот Манечка все учится, на меня сердится, а я считаю за потерянное время большинство из чтива. В «Иностранной литературе» будет Хемингуэй «О чем звонит колокол» – интересуюсь! Он – честный и обжигающий. Я дошла до того, что мне кажется, «литература» – это вроде оперы, которую я не люблю. Я знаю, что для Вас, наоборот, существует одна литература.
Когда-то каждая написанная вещь делала эпоху: в юности даже Леонид Андреев, хотя и тогда быстро поставили на свое место.
Меня интересует сейчас все самое натуральное, где надо отрывать, копаться, думать, находить. Жвачка – надоела.
Ну, хватит.
Будьте повеселей, авось.
Ваша Haт. Ал.
Красота горя тогда, когда горе переходит в «красоту», то есть своеобразную робость. Замкнутое горе – ни для кого, ни для себя.
Я презираю воду и многословие – если это не органическая потребность.
Н.А. Кастальская – В.Т. Шаламову
1. Дорогой Варлам, т. к. я не умею излагать дневные события (так же и «сюжеты» книг и фильмов), то перейдем к «метафизике», а именно к искусству.
Мое внутреннейшее убеждение, в результате всяких эмоций, таковое – когда-то (в 17 г. первый раз, в 46-м году – 2-й раз) я ощутила необычайный восторг и ощущение истины смотря на нашу иконостась. Тогда, по сути дела, я видела ее впервые. В юности я много видела музеев: Лувр, Мюнхен[123]123
Музеи Мюнхена – «старая и новая Пинакотека» др. музеи.
[Закрыть] и т. п. и на всю жизнь запомнила «мастеров».
2. Теперь на Дрезденской, через 40 с лишним лет, произошла интересная внутренняя перемена. (Читая кое-что по Египту, Ассирии и «прочему Древнему Востоку», я влюбилась в иероглифы, как кратчайший и суммированный путь изъяснения своих мыслей, слов. И я поняла, что древняя жизнь этих иероглифов имеет живой смысл, несет «жизнь».) Простота Рублева, сжатость, краткость, так называемая «традиционность», есть «конденс»: чувства, мысли, сдержанности того и другого и – гениальность, музыка цвета.
Люди, побывавшие уже в Кремле, рассказывали о впечатлениях о Рублеве в Архангельском
соборе и об Ушакове – в Благовещенском.
Восхищенные Рафаэлем, они говорили (совершенно справедливо), что эта наша живопись, по силе, простоте (лаконизму), цвету намного его выше – я всегда это чувствовала. В окружении старой архитектуры – являет собой гармоническое чудо.
Надо и Вам побывать. Счастье нисходит на душу, так это великолепно.
3. В 46-м г. я видела выставку Русской древней фрески, сделанную художницей Толмачевской,[124]124
Толмачевская М.И. «Русская древняя фреска», М, 1955.
[Закрыть] которая отдала этому делу
25 лет. 12, 13, 14, 15, 16, 17 века явились чудесами искусства. Каждый век имеет свою музыку; 16-й – уже барочный (усложненный), 17-й – витиеватый, 18-й – подражательно-сладкий, о 19-м говорить не приходится – это мануфактура.
Монументальность – вот слово нужное, как Бах.
Через восторг я поняла еще, что искусство (Tart – по-фр.), добавлю лаконично, условно, надо уметь читать его иероглифы. Меня на Дрезденской сразил Тинторетто (1512–1594) – «Борьба Михаила», – по красоте тона, композиции, где страшная насыщенность динамики дает, тем не менее, впечатление необозримого пространства воздуха, неба и, как ни странно, прямым трактом связывается с русской фреской: по цвету и по насыщенности, хотя тут все объемно, не так как у нас, но это уже 16-й век, Поздний Ренессанс, и Италия. Экспрессия – вы слышите свист разящих крыльев, сделанных одним взмахом сухой кисти с белилами. Вблизи видно – как! И «Похищение Арсинои» из темницы – мраморной, обнаженной полубогини с рыцарем, отклонившаяся назад под тяжким поцелуем (Средневековье!).
4. С этой точки зрения рафаэлевская Мадонна меня никак не устраивает. Недаром в «сороковатые гг.» она служила «Символом» Креста – «вообще». Она понятна, популярна, доступна – одно из проявлений «гениальной середины» – в ней нет потенции, ни в живописи, ни внутреннего огня, нет любви, пророчества – там только «истолкование», данное «теплым» художником.
Тот же темперамент, который есть у Феофана Грека, огненный (см. Третьяковка, картина «Преображение») русский музыкальный смысл.
5. Троицы – Рублева, композиция цвета и фигур – Дионисия (кажется, конец 15-го?) – ничего больше, кажется, и не нужно. Т. е. нужно очень много, но это – великая основа. Те нагнетенные эмоции, которые в них содержатся, они, несомненно для меня, проявились и в дальнейшей нашей истории. Потоки мира, чистого равновесия, благодарности за жизнь – все оно там есть. О подробной и внешней религии я не думаю. Это объединенные чувства, живые, деятельные.
6. Вообще живопись – это конденсат без слов, без разъяснений, без указующего перста. Сначала радость, потом въедание, потом чувство самой кисти художника, т. е. как сделано (вблизи: что водило рукой человека – только вблизи) и потом уже все идет в какие-то внутренние склады, где и живет.
С этой точки достаньте журнал За мир,[125]125
«В защиту мира», журнал изд. с 1952 г.
[Закрыть] там есть интересные статьи о живописи – пусть короткие, но мне близкие. Особенно, Пикассо: его принято ругать – это и понятно, ибо все «непонятное» надо ругать.
7. Я его свободно «читала» и угадывала в нем огненную душу художника и страдальца, каковым только и может быть творец вообще. (Кажется, за исключением Гете, которого, кстати, «сравнивают» с Рафаэлем.)
Пикассо «искал» и «ищет» всю свою жизнь. Он – иероглифист; современную жизнь он видит «марками», т. е. людскую особь. Вещи он «разложил» на составные части, дефетишировал их. Презрел. Людей же, особенно женщин (насколько мне удалось видеть его последние (или предпоследние) рисунки) он изображает краткими формулами, едкими и «простыми». Простим ему женофобство.
8. В нем большая взрывчатая сила: мысли и ненависти. О любви – не знаю. Но век наш – пока век разделения, и он пророк нашего века. Кстати, он испанец по происхождению, живет уединенно, собой не торгует, как особый анахорет.
Искусство, конечно, им не ограничивается – и в нем должна быть борьба, немой спор, немая битва.
11. Этот художник не ищет «красоты» – она его ищет, приходит и поселяется навеки в его вещах. Это все еще любовь.
Ну, не влезет в конверт.
Поищите книгу «Русская древняя фреска» (фамилию забыла), не толмачевская. Это – вещь. Достать ее не могу. Может быть, у Лидии Максимовны есть?
Следующий раз поищу бумагу получше, прямо мазня получилась.
Будьте.
Ваша Наталья
Индусы сказали после Третьяковки: Рублев и Врубель!
1955
Переписка с Кундуш В.А
В.А. Кундуш[126]126
Кундуш Вениамин – персонаж рассказов В.Т. Шаламова «Курсы», «Букинист», бывший сотрудник НКВД, репрессирован и отбывал срок на Колыме. Работал вместе с Шаламовым с 1947 года в Центральной больнице для заключенных.
[Закрыть] – В.Т. Шаламову
г. Магадан, 24/IX—55 г.
Добрый день, дорогой Харлампий!
Заранее извиняюсь перед тобой, что долго не писал – в одном ты должен быть уверен, наши отношения не такие, чтобы я забыл тебя. Я очень уважаю тебя, да и не только я, мы знаем худшие времена жизни, поэтому обида мелка и раз не пишу, значит «забыл» не может подходить.
Но что писать? Ни одно принципиально важное дело, которое я ожидал, не исполнилось. Я не только думал писать тебе, но я полагал лично тебя навестить на пару дней, но увы…
Начну с начала. На Нере я проработал один год до июня 1953 г. Мне обещали там должность начальника стройцеха. Правда, я таковым по сути дела и являлся, но числился завхозом. На Нере я проверил себя в работе. Там систематически зимой страдали отсутствием дров и в особо тяжелые периоды топили печи углем с комбината, который стоит нам 1000 р. тонна. Я не только обеспечил полностью дровами, но и заготовил и распилил до 500 м3 строевой древесины, что счел такое чудом – закончил автовесы бетонные, которые там строились 3 года, провел водопровод, но все было напрасно, т. к. у меня «нет бумажки». А семья из Ленинграда торопит, или приезжай или мы приедем. С Неры я уехал в Магадан. В Магадане из-за комнаты поступил в горкоммунотдел, в 7-й рабочий городок комендантом, где проживали освобожденные по амнистии «друзья народа» – вот где был ад; ежедневно убийства, драки и проч. Там же со мной работали Глазунови Постель. Я заключил договор на три года и за счет Дальстроя ко мне приехали жена и сын. Комнату забронировали. Примерно через год, к маю 1954, этих «друзей народа» пересадили обратно, а меня сократили (вернее всех).
Месяца 4 я не мог устроиться, затем работал в Тауйском совхозе представителем в Магадане, затем в марте месяце 1955 был опять сокращен, вернее моя должность. И в настоящее время я работаю в Рыбтресте стивидором (по приему и разгрузке грузов). В 1952 г. я в Магадане встретился с испанкой, и мы по-джентельменски расстались, с тем, чтобы это не отразилось на семьях. У нее тоже во Франции муж, а я, как ты знаешь, не собирался менять. Думаю, что это сделал правильно, т. к. не те годы мои и не то положение общественное, чтобы можно было гарантировать счастливую жизнь в новом варианте! Ведь когда нас лагерь объединял – это было одно, а в жизни могло быть совершенно другое. Тем более 80 % ее предположений на будущее строилось на ожидании особых событий извне. Где она сейчас, я не знаю, но выехала она из Магадана в 1952 г. в декабре самолетом. Курс – Москва.
Каковы мои перспективы? Я имею ответ, что мое дело на пересмотре. Если ответ будет положительный, то я выезжаю в Ленинград. Если же отрицательный или вернее всего никакого ответа до мая 1956 г., то я своих, жену и сына, отправляю в Ленинград, а сам забираюсь куда-нибудь в геологоразведку подальше на север. Кое-какие документы по горной специальности я получал, но ведь я не работал по горному делу с 1926 года. С семьей у меня хорошо. Жена очень мало изменилась, но все же материальные трудности дают себя чувствовать и кое-какие домашние раздоры есть. Сын работал на энергокомбинате дизелистом, ему 18 лет, у меня с ним мало общего, но парень хороший, не пьет, не курит, очень выдержан, но продукт эпохи. В общем, многое оказалось не тем, как мне казалось, когда я был за проволокой в ожидании. Но все это терпимо. Я очень доволен, что ты не теряешь бодрость духа. Полагаю, что тебе тоже не все сладко. В Магадане сейчас безработица, да и на трассе. Ряд предприятий закрываются как нерентабельные. Очень много приезжают с материка за длинными рублями, а их сейчас и нет. С продовольствием хорошо, есть мука, масло, жиры, крупы, сахар и все прочее. На рынке мясо 35 руб., яйцо – 40 руб. Оклады урезали очень сильно. Но большое начальство получило даже прибавки.
Лоскутов работает в больнице, Мария Когут работает сестрой в больнице – вышла замуж, немного похудела. Медсестра Королева родила двойню. Гарлейс работал зубным техником, женился на враче, армянке-договорнице. Савоева и Борис шлют тебе привет. Оба живут там же. Савоева работает хирургом во 2-й поликлинике. Исаев (который был на подсобном хозяйстве) реабилитирован. Сейчас ходит с партбилетом. Заводник в Москве, директор фабрики. Варшавская Мирра реабилитирована. Я живу средне, много читаю, выписываю кипу газет, но все это не дает удовлетворения. Да, Аркадий Захарович женился на Ореховой, сейчас работает зав. пекарней в п. Ягодный. Больше видимых новостей нет. Пиши, что тебя интересует. Как часто ты бываешь в Москве. Какие есть течения и мнения в части пересмотров дел? Как твоя жизнь, как изменился ли материк, что ты увидел, лучше или хуже, чем думал. Как семья. Пиши мне по адресу: г. Магадан, 7-й рабочий городок, дом № 1 (бывш. контора), мне.
Если у тебя есть стихотворения или проза, посвященные Северу, то есть возможность их печатать в колымском издательстве, сейчас подходят очень терпимо к категориям бывших людей, так что пришли мне, я передам в издательство, но обязательно нужно краткую творческую биографию и указать, что с такого-то по такой-то год жил на Колыме (конечно, не в роли заключенного, а служащего или рабочего).
Привет, Харлампий, тебе от моей семьи, от всех знакомых, потому что я всем знающим тебя говорю о тебе.
Пиши, дружески жму руку.
Вениамин
P.S. Плохо пишу, просто спешу, т. к. пишу на работе, в часы «труда».
Вен.
В.А. Кундуш – В.Т. Шаламову
Магадан, 15/V—56 г.
Добрый день дружище, Варлам!
Искренний привет тебе и наилучшие пожелания. Отвечаю на твое письмо с большим опозданием, все думал, что сам лично приеду к тебе, но, оказывается, не всякие ласточки делают весну.
Это же возмутительно, когда после публичного разоблачения деятельности гуталинщика – приходится писать, обивать пороги и ждать реабилитации. Спрашивается, где же смысл? Тем более что всем сейчас ясно, что за «дела» фабриковались, а особенно то, что пеклось на кухне Особого Совещания. Слыхал ли ты лично раздел доклада Хрущева о культе личности, мне, кажется, ты тоже имеешь право и шанс быть реабилитированным.
Сейчас здесь в Магадане работает комиссия по освобождению из лагерей заключенных по 58 статьям. Освобождают тысячами. Так примерно из 25 вызванных на комиссию – освобождают 24 чел.
Ну ладно, что будет, то будет. Сейчас о наших магаданских делах и людях. Жизнь в Магадане становится хуже. Настоящая безработица для людей конторского труда. Много безработных офицеров – сотни. А люди все приезжают и приезжают в надежде на «длинные рубли». С продовольствием и промтоварами сейчас плохо до подвоза с материка. Федр Ефимович работает по-старому, очень занят, я изредка встречаюсь с ним. Живет он у Елены Георгиевны, у нее умер муж, и она сдала им комнату. Аркадий Захарович и Елена все в Ягодном, Аркадий, кажется, сокращен, мне говорили, что он живет очень неважно и рисует и малюет, но ничего постоянного нет. Я работаю в рыбтресте снабженцем, хорошего тоже мало. Месяца четыре был безработный. Гарлейс полностью реабилитирован, переехал в Москву. Горелик тоже реабилитирован. Яроцкому и Лесняку дал твой адрес. Гарлейсу тоже дал, но он вряд ли напишет, т. к. стал настоящим бизнесменом. Работает зубным техником и, видимо, цель жизни поставил – накопление. Да на фронте искусства какое-то топтание на месте. Я тоже читаю и выписываю ряд газет и журналов, и мне видна немощность, импотентность нашей литературы, а о театре и кино и говорить нечего. Видно, все-таки от линии гуталинщика отойти никак не смогут. Ведь даже жалкая «Оттепель» Эренбурга встречена чуть ли ни как «покушение на устои», о чем же и кто отважится писать, а еще больше – кто издаст?? Не знаю, может, я и не прав, но лет через 4–6 будут все-таки большие какие-то сдвиги. Я не знаю, как на Магадане, но здесь только разговоры о деньгах, накоплениях, дачах, как одеться, вот и вся «духовная» жизнь, да забыл: еще выпить и пожрать, а особенно на чужой счет. Берет удивление за молодежь, с чем мы можем выступить, в моральном отношении, против Запада?
Я завидую тебе, что ты хоть изредка приобщаешься к большой культуре, был на выставке Дрезденской галереи, скульптора Эрзи, видимо, и на выставках китайского и индийского искусства. Предложи хотя бы болванам из Министерства кинематографии снимать подобные фильмы и рассылать по СССР. Веришь ли, когда у нас идет хроникальный фильм, например по Индонезии, то тысячи желающих. Почему-то прекратили снимать фильмы-спектакли, а фильма-оперы даже, по-моему, не было совершенно. Неужели никто в Москве не понимает, что кроме живущих в Москве и Ленинграде есть еще сотня миллионов людей, которые не только хотят, но и имеют право кое-что видеть и знать.
Напиши, что нового на книжном фронте, как сейчас много ли приезжает реабилитированных, как материальное положение.
Повторяю – нового здесь нет ничего. Люди заняты своими узкими семейными делами, Королева родила двойню, Когут вышла замуж, Максимова тоже замужем. Встречаю их редко, но всегда с желанием поговорим, когда встретимся.
Привет тебе от знакомых, жму руку, пиши письмо.
Адрес мой старый.
Жму руку,
Вениамин.
В.А. Кундуш – В.Т. Шаламову
Магадан, 25/V1I-56 г.
Добрый день, Варлам!
Посылаю тебе вырезки из нашей газеты об «литературном оживлении» в нашем крае и о появлении на литературном горизонте «литераторов» с подмоченной политической репутацией.
Варлам! Тебе нужно не упустить момент и «спаренно» с каким-нибудь имеющим имя писателем, а с твоим знанием кое-каких учреждений ведомства «Берии», дать большой интересный и своевременно нужный роман. Если, скажем, сейчас еще литературный показ героя, жертвы культа личности, не решаются выпустить, то надо полагать, что через 1/2 года – год, показ их будет в большом количестве, но с меньшим знанием, чем сделали бы лица, на своей спине испытавшие «перегибы».
Многие из твоих знакомых помогли б тебе отдельными материалами в этом деле. Должен тебе сказать, что Лесняк, которому я дал твой адрес, тоже думает дать рассказ на эту тему. Между прочим, Борис получил реабилитацию.
Я не знаю, знаешь ли ты Сандлера, он был на Холодном. Так вот Сандлер[127]127
Сандлер Владимир Иванович – автор мемуаров о лагерях.
[Закрыть] написал в стихотворной форме обращение к «Литературной газете», где прямо указывает, что в газете пишут и дискуссируют по различным, иной раз высосанным из пальца, конфликтам и героям, а «этого героя» – героя, о котором знают и говорят во всем СССР, даже не упоминают. Если будет копия, я пошлю тебе ее, а также сообщу, какой ответ будет получен им.
Все больше и больше старых колымчан разъезжается. Даже такие, как Меерзон и Горелин, получили реабилитацию. Мохнач Давно уже в Ленинграде. На днях получил реабилитацию Дегтярев. Я пока ничего не получил, но жду. Живу я по-старому, изредка встречаюсь с Федором Ефимовичем, он ожидает приезда дочери. Дочь его тоже врач-окулист. Наташа Максимова уехала на материк в командировку, повезла больных. Сейчас на Колыму много едут комсомольцев, их встречают музыкой и поселяют в здания бывших бараков для заключенных, т. к. лагеря почти ликвидированы или остались в мизерном количестве. Даже на глазах меняется население Колымы, и многое, чему мы были свидетели, уже даже здесь не услышишь в воспоминаниях. Лето в этом году очень хорошее, «материковское». Снабжение неплохое, как говорят приезжие, но нет мяса, а на рынке 35–40 руб. кило. Овощи вообще у нас дорого, поэтому о них даже не пишу. В промышленном развитии Колымы какой-то застой. Ряд приисков и рудников законсервировано на том основании, что продукция очень дорогая, выгодней покупать в сопредельных странах. Пиши о своей жизни. Может быть, в 1957 году увидимся, т. к., если у меня произойдет изменение, то я уеду в Ленинград.
Адрес мой старый – пиши.
Жму руку.
Вениамин.
