Текст книги "Поэзия английского романтизма XIX века"
Автор книги: Вальтер Скотт
Соавторы: Джордж Гордон Байрон,Уильям Блейк,Джон Китс,Томас Мур,Сэмюель Кольридж,Перси Шелли,Уильям Вордсворт,Роберт Саути
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)
Перевод А. Сергеева
[11]11
Бракосочетание Рая и Ада. – Написано в 1790 году (собственноручная дата Блейка на одном из печатных экземпляров), издана в 1793 году без указания места, года издания и имени автора. Сохранилось девять экземпляров и три фрагмента. Это произведение являет собой религиозно-этическое и философское кредо Блейка.
[Закрыть]
У. Блейк. Бракосочетание Рая и Ада.
Титульный лист поэмы.
Раскрашенная гравюра на дереве.
Смысл [12]12
Смысл. – В старину большим произведениям было принято предпосылать краткий пересказ содержания (иногда иносказательный).
[Закрыть]
Ринтра [13]13
Ринтра– аллегория гнева у Блейка, предвестие общественных потрясений; по другому толкованию – энергия природы, ждущая освобождения и находящая его в таких событиях, как американская и французская революции конца XVIII в.
[Закрыть]ревет и пылает в тяжелом небе;
Жадные тучи дрожат над пучиной.
Кроткий праведник некогда
Проходил по опасной дороге
В долине смерти.
Вместо терниев – розы,
На вереске пустоши
Поют медоносные пчелы.
Теперь не пройти по опасной дороге:
Из каждой скалы и могилы
Забили ручей и река,
И белые кости мертвых
Обагрились от красной глины;
И злодей оставил дорогу покоя
И по опасной дороге
Загнал человека в пустыню.
Ныне в нежном смиренье ползает
Злая змея.
И ярится праведник в голых странах,
Где бродят львы.
Ринтра ревет и пылает в тяжелом небе;
Жадные тучи дрожат над пучиной.
_____
Тридцать три года назад [14]14
Тридцать три года назад… – В 1757 году (год рождения Блейка), согласно Сведенборгу (см. ниже), должен был пройти по земле Страшный суд, в результате которого наступило бы равновесие между раем а адом.
[Закрыть]с началом нового рая возродился и Вечный Ад. И взгляни: Сведенборг [15]15
СведенборгЭммануил (1688–1772) – шведский мистик и теософ. Сохранились интересные замечания Блейка на полях его сочинений.
[Закрыть], словно Ангел, сидит на гробе, и слова его – на плащанице. Настало господство Едома [16]16
Едом(прозвище Исава) – старший сын Исаака, лишившийся прав первородства благодаря хитрости младшего, Иакова (библ.)
[Закрыть], и Адам возвратился в Рай; смотри Книгу Исайи, главы XXXIV и XXXV.
Движение возникает из Противоположностей. Влечение и Отвращение, Мысль и Действие, Любовь и Ненависть необходимы для бытия Человека.
Противоположности создают то, что верующие называют Добром и Злом. Добро пассивно и подчиняется Мысли. Зло активно и проистекает от Действия.
Добро – это Рай. Зло – это Ад.
Голос дьявола
– Все Священные книги причина Ошибочных Мнений:
1. Что Человек разъят на Тело и Душу.
2. Что Действие, то есть Зло, от Тела; а Мысль, то есть Добро, от Души.
3. Что Бог будет вечно казнить Человека за Действия. Но Истина – в Противоположном:
1. Душа и Тело наразделимы, ибо Тело – частица Души, и его пять чувств суть очи Души.
2. Жизнь – это Действие и происходит от Тела, а Мысль привязана к Действию и служит ему оболочкой.
3. Действие – Вечный Восторг.
_____
Обуздать желание можно, если желание слабо: тогда мысль вытесняет желание и правит противно чувству.
Подавленное желание лишается воли и становится собственной тенью.
Об этом нам повествует «Утраченный Рай» и «Государь», где Разум назван Мессией.
А первоначальный Архангел, стратег небесного воинства, назван Дьяволом и Сатаной, а дети его – Грехом и Смертью.
Тот, кого Мильтон назвал Мессией, в Книге Иова – Сатана.
Ибо историю Иова приняли обе враждующие стороны.
Мысль искренне презирает Желание, но Дьявол нас уверяет, что пал не он, а Мессия, и, пав, устроил Рай из того, что украл в Аду.
Смотри Евангелие, где Мессия молит Отца послать ему утешителя, то есть Желание, чтобы Мысль его обрела Подтверждение; библейский Иегова не кто иной, как тот, кто живет в пылающем пламени.
Знай, что после Христовой смерти он вновь стал Иеговой.
Но Мильтон считает Отца – Судьбой, Сына – Вместилищем чувств, а Духа Святого – Пустотой!
Заметь, что Мильтон в темнице писал о Боге и Ангелах, а на свободе – о Дьяволе и Геенне, [17]17
…Мильтон в темнице писал о Боге и Ангелах, а на свободе – о Дьяволе и Геенне… – Биографические подробности из жизни Мильтона.
[Закрыть]ибо был прирожденным Поэтом и, сам не зная того, сторонником Дьявола.
Памятный сон
Я шел среди адских огней, и мое Вдохновенье казалось Ангелам муками или безумием: а я собирал Пословицы, ибо если реченья народа раскрывают душу народа, то Пословицы Ада говорят о мудрости Преисподней вернее, чем описания и рассуждения путешественника.
Вернувшись домой, над бездной пяти чувств, на хмурой отвесной круче над нынешним миром я увидел в тучах могучего Дьявола – он огнем высекал на камне то, что сегодня открыто людскому уму:
Вам, людям, не узнать, что в каждой птице на лету
Безмерный мир восторга, недоступный вашим чувствам!
Пословицы ада
Во время посева учись, в жатву учи, зимой веселись.
Прокладывай путь и веди борозду над костями мертвых.
Дорога излишеств приводит к дворцу мудрости.
Ничтожество угождает расслабленному богачу по имени Благоразумие.
Бездеятельное желание рождает чуму.
Червь, рассеченный плугом, не должен винить плуг.
Брось в реку того, кто пьет одну воду.
В одном и том же дереве глупец и мудрец найдут не одно и то же.
Кто не способен светить, не станет звездой.
Вечность – это любовь, закаленная временем.
Деловитой пчеле недосуг тосковать.
Часы измеряют время безумия, но не мудрости.
Здоровую пищу не ловят капканом или силком.
В голод твои друзья – мера, число и вес.
Птица на собственных крыльях не взлетит чересчур высоко.
Мертвый не мстит за обиды.
Благородный ставит соседа выше себя.
Упорствуя в глупости, глупец становится мудрым.
Глупость – одежда Лукавства.
Позор – одеяние Гордости.
Тюрьмы строят из камней Закона, Дома Терпимости – из кирпичей Религии.
Красота павлина – слава Божья.
Похоть козла – щедрость Божья.
Свирепость льва – мудрость Божья.
Нагота женщины – творенье Божье.
От избытка горя смеются, а от избытка веселья плачут.
Львиный рык, волчий вой, ярость бури и жало клинка суть частицы вечности, слишком великой для глаза людского.
Лиса в капкане клянет не себя, но капкан.
Радость обременяет. Горе разрешает от бремени.
Для мужа – львиная шкура, для жены – овечье руно.
Птице – гнездо, пауку – паутина, человеку – дружба.
Веселый добрый дурак и хмурый злобный дурак сойдут за умных, держа в руке розги.
Сегодняшняя истина прежде была лишь догадкой.
Крыса, мышь, лиса и кролик видят корни; лев, тигр, лошадь и слон видят плоды.
Пруд копит воду, ручей расточает.
Одною мыслью можно заполнить бескрайность.
Говори откровенно, и лжец от тебя убежит.
Всё достойное веры есть образ истины.
Учась у вороны, орел только губит время.
Лиса кормит себя, льва кормит Бог.
Думай утром. Действуй днем. Ешь вечером. Спи ночью.
Тот, кто тебе подчинился, познал тебя.
Как плуг подчиняется слову, так Бог слышит молитву.
Тигры гнева мудрей лошадей поученья.
Знай, что в стоячей воде отрава.
Не узнаешь меры, пока не узнал избытка.
Внимать упреку глупца достойно царя!
Очи огня, ноздри воздуха, губы воды, борода земли.
Слабый мужеством силен хитростью.
Ясень не учит яблоню росту; лошадь не учит льва охоте.
Благодарность приносит обильную жатву.
Если кто-то спасся от глупости, значит, и мы можем.
Душевную благодать нельзя замарать.
Видя Орла, видишь частицу Гения: выше голову!
Гусеница оскверняет лучшие листья, священник оскверняет чистейшие радости.
Чтобы создать цветок, нужна работа веков.
Проклятие сковывает, Благословение освобождает.
Вино – чем старше, тем лучше; вода – чем свежей, тем лучше.
Молитвы не сеют! Гимны не жнут!
Радости не смеются! Печали не плачут!
В мыслях Парение, в сердце Сострадание, в чреслах Красота, в ногах и руках Соразмерность.
Небо – птице, море – рыбе, презренье – презренным.
Ворона хотела, чтоб мир почернел, сова – чтоб он побелел.
В Излишестве – Красота.
Если б лиса поучала льва, он бы сделался хитрым.
Человек выпрямляет кривые пути; Гений идет кривыми.
Лучше убить дитя в колыбели, чем сдерживать буйные страсти.
Где нет человека, природа пустынна.
Люди не примут правды, если поймут ее, но не поверят.
Довольно! – то же самое, что: Чересчур!
_____
Поэты древности одушевляли предметы вокруг себя, видели в них Богов или Гениев, звали их по именам и украшали их достоянием гор, лесов, озер, городов, народов, ибо мир они воспринимали шире и глубже, чем мы.
Они пристально изучали гения каждого города и страны и находили ему место в свите вымышленного божества;
И возникла картина миропорядка; но корыстные люди стремились представить во плоти вымышленные божества и отрешить их от зримых предметов и этим поработить доверчивых и неразумных: так возникли Священнослужители;
Они создавали обряды из мифов, сочиненных поэтами,
И наконец объявили, что все на земле сотворили Боги.
И люди забыли, что Все божества живут в их груди.
Памятный сон
Пророки Исайя и Иезекииль делили со мной трапезу, и я спросил, как они отважились утверждать, что Сам Бог говорил с ними, и не боялись, что неверно понятые слова их родят принужденье и ложь.
Исайя ответил: «Я не слыхал Бога ушами и не видал глазами, но чувства мои нашли бесконечность в каждом предмете, и я уверовал, что голос праведного гнева есть глас Божий, и, не думая о последствиях, написал книгу».
Тогда я спросил: «Способна ли вера в свою правоту претворить эту веру в Истину?»
Он ответил: «Все поэты стоят на этом, и некогда вера сдвигала горы, но не многим дано уверовать».
Тогда Иезекииль сказал: «Философия Востока учила первоосновам восприятия мира: одни народы избрали одну основу, другие другую; мы, иудеи, учили, что первооснова – Поэтический Гений (я пользуюсь вашими словами), а другие основы вторичны; поэтому мы презирали иноземных Священников и Философов и пророчествовали, что все убедятся в первичности нашего Бога, Поэтического Гения; этого жадно жаждал наш великий поэт Царь Давид, ибо желал побеждать врагов и удерживать царства Поэзией; мы любили нашего Бога и отвергали богов сопредельных народов, и невежды решили, что мы хотим покорить все народы.
Наша вера сделалась жизнью: народы чтут иудейские книги и молятся иудейскому богу – кого же нам покорять?»
Я слушал их с удивлением и поверил в их правоту. После трапезы я попросил Исайю вернуть миру утраченные книги; он сказал, что ни одна важная книга не утрачена. То же сказал Иезекииль.
Потом я спросил Исайю, что заставило его три года ходить нагим и босым. Он ответил: «То же, что нашего друга грека Диогена».
Тогда я спросил Иезекииля, отчего он ел навоз и так долго лежал на левом и правом боку? Он ответил: «Я желал, чтобы люди поняли смысл бесконечности; то же делают и индейцы Америки; да и честен ли тот, кто противится своему гению или совести ради мига покоя и удовольствия?»
_____
Истинна древняя вера в то, что мир в конце шести тысяч лет погибнет в огне, – так мне сказали в Аду.
Ибо когда Херувим с пламенеющим мечом оставит стражу у древа жизни, все творение испепелится и станет святым и вечным, как ныне греховно и тленно.
Путь же к этому – через очищение радостей плоти.
Для начала докажем, что душа и тело неразделимы; и я буду вытравливать мысли мои на металле кислотами, кои в Аду спасительны и целебны, ибо они разъедают поверхность предметов и обнажают скрытую в них бесконечность.
Если б врата познания были открыты, людям открылась бы бесконечность.
Но люди укрылись от мира и видят его лишь в узкие щели своих пещер.
Памятный сон
В печатне Ада я видел, как знания переходят от поколения к поколению.
В первой комнате Человек-Дракон выметал мусор с порога, куда его выносили другие Драконы.
Во второй – вдоль стен выгибался Змей, и его украшали серебром, золотом и каменьями.
В третьей – Орел с воздушными крыльями утверждал бесконечность Ада, а вокруг него Люди-Орлы высекали дворцы в беспредельных скалах.
В четвертой – Львы огненным жаром дыхания превращали металлы в текучие жидкости.
Из пятой Безымянные существа проливали эти металлы в шестую.
В шестой – их вбирали Люди, расставленные по полкам, как книги.
_____
Создавшие мир и ныне как будто окованные цепями мира Гиганты суть причины жизни и источники действий; но цепи – всего лишь хитрость слабых, покорных умов, которым достало силы сопротивляться силе; как гласит пословица: слабый мужеством силен хитростью.
Бытие создает Изобилие и Поглощение; Поглощение мнит, что держит в цепях Изобилие, но на деле берет ничтожную долю, принимая ее за целое.
Но Изобилие истощится, если избыток его восторгов не будет тонуть в морях Поглощения.
Кто-то спросит: «Разве не в Боге одном Изобилие?» Я отвечу: «Бог существует и действует только в Людях».
Сторонники Изобилия и сторонники Поглощения живут на земле и вечно враждуют: кто старается их примирить, убивает жизнь.
Их старается примирить Религия.
Заметь: Иисус Христос не соединял, но разделял, и в Притче об агнцах и козлищах он говорит: «Не Мир пришел Я принести, но Меч».
Мессия, он же Сатана, он же Искуситель – не допотопная Древность, но нынешняя наша Сила.
Памятный сон
Ангел сошел ко мне и сказал: «О жалкий безумец! О мерзкий! О гибнущий! Жизнью своей ты себе уготовил в вечности огненную преисподнюю».
Я ответил: «Покажи мне мою судьбу, и мы вместе решим, чей жребий лучше, мой или твой».
Он повел меня сквозь конюшню, и церковь, и склеп, и в конце была мельница; мы прошли из нее в пещеру и томительно долго спускались извилистым подземельем и вот увидели под собой пустоту, бескрайнюю, как опрокинутые небеса, и на корнях растений повисли над пустотой; я сказал: «Бросимся в пустоту и посмотрим, есть ли в ней провидение, – если не хочешь, я брошусь один». Он ответил: «Смирись, юнец, когда расступится тьма, мы и отсюда увидим твой жребий».
И я остался сидеть на изогнутом корне дуба, а он держался за мох, свисавший с обрыва.
Мы рассмотрели бескрайнюю Бездну, яростную, как дым горящего города; внизу бесконечно далёко от нас светило черное солнце; вокруг черных лучей его вращались, ловя добычу, черные пауки, зловещие твари, рожденные тлением; они летели, или, вернее, плыли, в бездонных глубинах, и воздух был так насыщен ими, что казалось, из них состоит: это Дьяволы; и зовут их Силами воздуха. Я спросил моего спутника, в чем же мой вечный жребий. Он ответил: «Быть в середине меж черными и белыми пауками».
Но из середины меж черными и белыми пауками вырвались туча и пламя, и глубь почернела, как море, и покатилась с ужасным ревом; черная буря все скрыла от глаз, лишь на востоке с неба в море спадал водопад из крови с огнем, и на расстоянии нескольких брошенных камней появилась и вновь погрузилась во мрак чешуя чудовища; и возник над волнами яростный гребень дракона, он поднимался, как золотистый гребень горы; и две сферы алого пламени разогнали тучи и дым: мы увидели пурпурную и зеленую голову Левиафана, полосатую, как голова тигра; мы увидели его пасть над клокочущей пеной и жабры, струившие кровь в черную глубину; он устремился к нам с неистовством гнева.
Друг мой Ангел бежал на мельницу; я остался один, и видение вдруг исчезло; я сидел у приятной реки в лунном свете и слушал арфу и песню: «Не склонный к переменам ум – стоячая вода, в воображении его – нечистых гадов рой».
Я пришел на мельницу к Ангелу; он удивился мне и спросил, как я спасся.
Я ответил: «Ты показал мне плоды своей метафизики: когда ты бежал, я остался при лунном свете возле реки и слушал пение. Ты показал мне мой вечный жребий, а я покажу тебе твой». Он засмеялся, но я обхватил его, и мы полетели на запад сквозь ночь выше тени земной и опустились на солнце, и я облачился в белое и, захватив тома Сведенборга, покинул страну сияния и миновал все планеты, и мы прилетели к Сатурну: я отдохнул и ринулся в бездну между Сатурном и неподвижными звездами.
Я сказал: «Твой жребий – в этих пределах, если здесь предел». И вновь перед нами была конюшня и церковь, и я подвел Ангела к алтарю и раскрыл Библию, и – о, чудо! – это был вход в подземелье, и я погнал по нему Ангела к семи кирпичным домам и ввел в один дом; мартышки и обезьяны в нем, скалясь, бросались друг на друга, насколько пускали их цепи, сильные, ухватив слабых, отгрызали им ноги и руки, целовали беспомощные тела и тотчас их пожирали; и мы от смрада сбежали на мельницу, и я принес с собою скелет, который был «Аналитикой» Аристотеля [18]18
«Аналитика» Аристотеля(384–322 гг. до н. э.) – у великого древнегреческого философа два сочинения под таким названием, вместе они составляют основной труд Аристотеля по логике.
[Закрыть].
Ангел сказал: «Стыдись, ты показал мне свой бред».
Я ответил: «Мы оба показали друг другу свой бред, но я не буду попусту спорить с тобой, ибо твой труд – «Аналитика».
В Противоборстве суть истинной Дружбы.
_____
Я всегда замечал, что Ангелы почитают мудрыми только себя; их самомнение – плод постоянного умствования.
И Сведенборг хвастает тем, что все сочиненное им ново, а на деле оно – Свод выжимок из старинных книг.
Человек водил напоказ обезьяну, ибо был немного умнее ее, но он возгордился и почел себя много умнее семерых мудрецов. Таков Сведенборг: он показал греховность церквей и ложь лицемеров и возомнил, что он один на земле вырвался из сетей религии.
Во-первых, Сведенборг ни открыл не одной новой истины. Во-вторых, его сочинения – старая ложь.
И вот причина: Сведенборг беседовал с Ангелами, которые любят религию, но тщеславие не позволило ему беседовать с Дьяволами, которые ее ненавидят.
Поэтому Сведенборг повторяет чужие мнения и исследует лишь небеса – но не больше.
И всякий посредственный человек способен из книг Парацельса [19]19
Парацельс(наст, имя – Филипп Андреас Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм; 1493–1541) – выдающийся ученый эпохи Возрождения, врач и алхимик, швейцарец по происхождению, скитался по многим странам Европы. Некоторые из произведений, вышедших под его именем, подложны.
[Закрыть]и Якоба Бёме [20]20
Яков Бёме(1575–1624) – немецкий философ-пантеист, по профессии сапожник; в конце XVIII – начале XIX в. оказал большое влияние на создателей классической немецкой философии.
[Закрыть]произвести десять тысяч томов равной ценности со Сведенборгом, а из книг Шекспира и Данте – бесчисленное их множество.
Но, так поступив, пусть не скажет, что превзошел своих учителей, ибо он всего лишь держит свечу при солнечном свете.
Памятный сон
Однажды я видел, как Ангел сидел на облаке и перед ним восстал Дьявол в пламени и сказал: «Поклоняться Богу – значит чтить дары его в людях, отдавать каждому должное и больше других любить великих людей: кто завидует и возводит хулу на великих, тот ненавидит Бога, ибо нет во вселенной иного Бога.
Ангел сделался синим, но овладел собой, и сделался желтым, белым, и, наконец, розовым, и с улыбкой ответил:
«О творец Кумиров! Разве Бог не Один? Разве он во плоти не являлся Иисусом Христом? Разве Иисус Христос не дал нам десять заповедей? Разве прочие люди не безумцы, грешники и ничтожества?»
Дьявол ответил: «Растолки безумца в ступе с пшеницей, и безумие отлетит от него. Раз Иисус Христос был самым великим человеком, ты должен любить его больше, чем всех остальных человеков. Подумай же, как он дал свои десять заповедей. Разве не насмехался он над субботою и Богом субботы? Разве не убивал тех, кто убиты во имя его? Разве не отвратил закон от блудницы? Разве не крал чужой труд на пропитанье себе? Разве не лжесвидетельствовал, когда не стал защищать себя перед Пилатом? Разве не соблазнялся, когда молился об учениках и когда повелел им отрясти прах от ног, выходя из дома того, кто не принял их? Я говорю: добродетель всегда нарушает заповеди. Иисус – добродетель и действовал от души, а не по законам».
И тут я увидел, как Ангел простер свои руки, и обнял пламя, и исчез в нем, и вознесся, как Илия.
Заметь: этот Ангел стал Дьяволом и ныне мой лучший друг; мы часто вместе читаем Библию и находим в ней инфернальный или дьявольский смысл, и мир его узнает, если того заслужит.
И еще у меня есть Библия Ада, и смысл ее мир узнает, хочет он того или нет.
Томление – общий закон для Льва и Вола.
Песнь свободы
1. Возопила Вечная Женственность! Весь Мир услыхал ее.
2. Но брег Альбиона безмолвен; луга Америки далеки!
3. Зыблются Тени Пророчества по озерам и рекам, взывают через Атлантику: Разрушь темницу, о Франция!
4. Золотая Испания, рви оковы ветхого Рима!
5. И ты, о Рим, брось ключи свои в бездну, да канут в вечность.
6. Зарыдай и склони почтенную седину.
7. Ибо новорожденный ужас взяла Женственность в слабые руки и указала:
8. На бескрайних нагорьях сиянья, за океаном – новорожденное пламя восстало пред оком алчного короля.
9. В хмурых снегах и грозных виденьях вороньи крылья взвились над пучиной.
10. Но рука с занесенным копьем горит, рухнул щит; взметнулась рука алчности к вспыхнувшим волосам и отбросила в звездную ночь новорожденное диво.
11. Пламя, пламя с небес!
12. Ввысь, ввысь глядите! Увидь, что творится в мире, о горожанин Лондона! Брось считать золотые монеты, о Иудей, вернись к библейскому ладану и вину! О Африканец! О черный Африканец! (Лети, крылатая мысль, расширь ему разум.)
13. Руки и волосы в пламени, словно вечернее солнце, скрылись в западном море.
14. Нарушен вечный сон древней стихии, с ревом она уносится прочь:
15. Рухнул алчный король, тщетно крыльями бил он; седые его советники, грозные воины, дрогнувшие ветераны средь шлемов, щитов, колесниц, коней, слонов и знамен, крепостей, луков и стрел
16. Мечутся, падают, гибнут! Погребены под руинами в подземельях Уртоны;
17. Всю ночь под руинами; иссякло мрачное пламя, толпятся они вкруг угрюмого Короля.
18. В огне и громе ведет он орды бесплодной пустыней, провозглашает десять вороньих заповедей, но в черном унынии из-под век косится он на восток,
19. Где в златопером облачке утра сын пламени
20. Разгоняет тучи, исчерченные проклятьями, воздвигает столп закона на прахе, выпускает из подземелий ночи коней вечности и возглашает:
ИМПЕРИЯ УМЕРЛА! ОТНЫНЕ СГИНУТ И ЛЕВ И ВОЛК!
Припев
О Жрецы вороньего утра, теперь чернота ваша не смертоносна, не хулите ж сынов веселья! О приемные братья Во́рона, – вас он, тиран, именует свободными, – не воздвигайте стен, не скрывайте крышами небеса! О бледный церковный разврат, сойди с пути вольных желаний девства!
Ибо все живое Священно.
1790–1793.
Перевод А. Сергеева
[21]21
Видения Дщерей Альбиона. – Поэма издана Блейком в 1793 или в 1794 году, три оттиска относятся к 1815 году; всего сохранилось семнадцать экземпляров. Поэма в известном смысле является продолжением «Книги Тэль» и содержит в первую очередь протест против семейных отношений в современном поэту обществе, сопоставляемых им в символическом плане с рабовладением. Она представляет собой вариацию на тему поэмы Макферсона-Оссиана «Ойтона», героиня которой любит Гола, но обесчещена Данромматом и умирает от стыда во время их поединка. Дщери Альбиона– англичанки, порабощенные обычаями своего времени.
[Закрыть]
У. Блейк. Видение Дщерей Альбиона.
Титульный лист поэмы. 1793 г.
Расскрашенная гравюра на металле.
Глаз видит больше, чем Сердце знает.
Смысл
Я полюбила Теотормона [22]22
Теотормон– символ желания, которое, будучи подавленным, превращается в ревность. Имя его произведено от слов «теон» (бог) и «тора» (закон). Его противоположностью является Бромион– символизирующий в поэме закон, господствующий в человеческом обществе; то есть противопоставляются «божеский» и «человеческий» законы.
[Закрыть]
И не стыдилась, что люблю;
Я трепетала в страхе девичьем
И пряталась в долине Левты [23]23
Левта– символизирует дозволенную обществом плотскую любовь, которая в поэме оборачивается насилием; является эманацией Бромиона.
[Закрыть].
Я сорвала цветок над Левтою
И в путь пустилась из долины;
Но грозный гром одежду девичью
Ударом надвое рассек.
Видения
Рыдают в рабстве Дщери Альбиона, стон их слышен
В долинах и в горах; к Америке летят их вздохи:
Там безутешная душа Америки Утуна [24]24
Утуна– символ разбитой любви, идеал физической свободы; в этом смысле названа «Душой Америки» – намек на Войну за независимость; Утуна – эманация Теотормона.
[Закрыть]
Бродила по долине Левты и себе в отраду
Цветок искала и, найдя, спросила Маргаритку:
– Скажи, цветок иль нимфа ты? То вижу я цветок,
То нимфу. [25]25
То вижу я цветок, // То нимфу. – Характерное для Блейка «обнажение» двоякого смысла поэмы: указание на то, что «сюжетное произведение» одновременно является и аллегорией.
[Закрыть]Разлучу ль тебя с твоим росистым ложем?
Златая нимфа ей в ответ – Сорви меня, Утуна!
Другой цветок взрастет взамен меня: душа блаженства
Бессмертна. – И укрылась нимфа в венчике златом.
Утуна сорвала цветок, сказав: – Ты разлучилась
С росистым ложем – так сияй же на моей груди:
С тобой мне весело спешить, куда влечет душа.
И полетела на волнах крылатого блаженства,
Над царством Теотормона пустилась в быстрый путь.
Но громом Бро́мион [26]26
Бромион. – В других поэмах Блейка символизирует Разум, здесь – людской закон, понимаемый как нечто бесчеловечное; тот же дух, который порабощает женщину (Утуну), порабощает негра (Теотормон, придя к его пещере, слышит голоса рабов). Таким образом, Бромион – дух рабовладения.
[Закрыть]сразил ее; она упала
На ложе бурное его и воплем гром пронзила.
Воззвал глумливый Бромион: – Взгляни, в моих объятьях —
Блудница, и хранят ее ревнивые дельфины!
Твоя Америка – моя, мои твой юг и север,
И выжжено мое тавро на черных детях солнца.
Они не ропщут и покорны моему бичу,
Их дочери дрожат меня и уступают силе.
Бери мою наложницу, храни мое дитя —
Ты через девять месяцев его получишь в дар!
Но потрясенный Теотормон отгоняет бурю,
И волны темной ревности спешат к прелюбодею.
Спиной к спине в пещерах Бромиона страх и срам.
Пред входом, слезы затаив, упорный Теотормон;
У ног его, как волны на пустынном берегу,
Вскипают голоса рабов; их продают за деньги,
В монашеские норы загнала их злая похоть —
Ее, как лаву, непрестанно изрыгают горы.
Утуна слез не льет, не может: слезы в ней иссякли;
Но тело снежное ее трепещет от стенаний,
Она к себе скликает Теотормоновых птиц:
– Ко мне, Орлы, владыки звонких токов неба!
Когтями рвите грудь мою и обнажите душу,
Чтоб образ Теотормона запечатлелся в сердце.
Орлы слетелись и когтили жалобную жертву;
Сурово улыбнулся Теотормон, и Утуна
В душе своей запечатлела горькую улыбку —
Так солнце после бури отражается в реке.
Вздыхают Дщери Альбиона, слыша стон Утуны.
– Зачем рыдает у пещер мой грозный Теотормон,
Зачем душа Утуны тщетно молит о спасенье?
Восстань, о Теотормон, ибо деревенский пес
Залаял пред рассветом, соловей окончил песню,
И жаворонок шелестит во ржи, и возвратился
С добычею Орел, и поднял клюв к востоку,
И стряхивает прах с бессмертных крыльев, и зовет
Медлительное солнце. Пробудись, мой Теотормон,
Меня пятнала тьма, но ночь прошла, и я чиста.
Мне говорят, что только ночь и день могу я видеть,
Что пять моих убогих чувств мою замкнули душу
И заключили в тесный круг мой беспредельный разум,
А сердца моего горящий шар низвергли в Бездну:
Мне говорят, что я навек отторжена от жизни,
Что утром для меня восходит туча, а не солнце,
И вечером ступаю я не к ночи, а к могиле:
Мой Теотормон мне не внемлет! Для его души
Что свет – что тьма: ночь вздохов или утро свежих слез.
Лишь Бромион с усмешкой слышит мой унылый стон.
Что заставляет кур бежать от ястребиной злобы?
Что заставляет голубей искать дорогу к дому,
А пчел роиться в улье? Разве мыши и лягушки
Не обладают зрением и слухом? Отчего же
Их нравы, обиталища и радости различны?
И отчего осел упрям, и отчего верблюд
Покорен человеку? Оттого ли, что у них
Есть зренье, осязанье, обонянье, слух и вкус?
Нет, ибо тем же наделен равно и тигр и волк.
Спроси червей о тайне гроба, отчего они
Живут среди костей? Спроси коварную змею,
Откуда в ней смертельный яд; затем орла спроси,
Зачем он любит высь и солнце; и тогда открой мне
Издревле затаившиеся мысли человека.
Когда бы Теотормон обратил ко мне свой взор,
Я не стенала бы весь день, всю ночь бы не стенала.
Да есть ли грех на мне, когда во мне твой чистый образ?
Всех слаще – плод, в котором червь; душа, в которой горе;
Ягненок, на котором дым костра; и яркий лебедь
У красных берегов реки бессмертья. Я омыла
Крыла свои и тороплюсь прильнуть к твоей груди.
Прервал свое молчанье Теотормон и ответил:
– Скажи, что значат свет и тьма в земной юдоли горя?
И что такое мысль и какова ее природа?
И что такое радость, где она, в каких садах?
В каких потоках скорбь струится, на какие горы
Упала тень тоски и где влачат свой век страдальцы,
Кого дурман трудов спасает от самоубийства?
Скажи, кем зиждется забытая до срока мысль,
И где живет былая радость и минувшая любовь?
Когда они вернутся к нам, и сгинет мрак забвенья,
И я смогу перенестись сквозь время и пространство
И облегчить сегодняшнюю боль, и мрак, и горе?
Куда ты улетаешь, мысль, в какой далекий край,
И если возвратишься в этот бедствующий мир,
Что принесешь ты на крылах – росу, бальзам и мед
Иль яд из водяных пустынь, из вражеских очей?
Тут Бромион сотряс свои пещеры грозным криком:
– Ты видишь древние деревья и на них плоды —
Узнай же, что деревья и плоды произрастают
Для чувств, не ведомых поднесь; что под всесильной линзой
Предвидятся в иных мирах, морях и небесах
Такие твари, о каких не мыслил открыватель.
Знай: войны на земле ведут не только огнь и меч;
Знай: бедствия несут не только нищета и скорбь,
Равно как счастье – не одни богатство и довольство!
Пойми же: не один закон для льва и для осла;
Нет вечного огня, равно как вечных нет цепей,
Способных призрак жизни отрешить от вечной жизни!
В молчании Утуна протомилась день и ночь;
Когда же вновь настал рассвет, то вновь она взмолилась.
Вздыхают Дщери Альбиона, слыша стон Утуны.
– О Уризен, творец людей, [27]27
Уризен, творец людей– один из самых многозначных символических образов в поэмах Блейка, имя его, по-видимому, следует понимать как «Your Reason», то есть «ваш разум». По другому толкованию, оно произведено от греческого «Уридзейн» (ограничивать) (ср. слово «горизонт»). Возможны также производные от имен Уриен (ср. «Сын Уриена-короля»: «Ивэйн» Кретьена де Труа, т. 22 БВЛ или же «Замок семи щитов» Вальтера Скотта, см. наст. том, с. 145) и Уриэль (имя одного из архангелов).
[Закрыть]небес немудрый Демон,
Вотще ты людям дал свой образ: поглощают слезы Их радость! Разве ты не породил иную радость —
Святую, безграничную, бессмертную Любовь?
Но разве алчный рот скупца не презирает щедрость?
И разве узкий глаз не отвергает бескорыстья?
Возьмешь ли ты в советчики мартышку? Дашь ли детям
В учители собаку? Не одной и той же страстью
Подвигнуты и те, кто отгоняет жалких нищих,
И те, кто отвращается от злых ростовщиков.
О, разве щедрый на дары поймет восторг торговца?
И разве горожанин знает муки земледельца?
И разве с ними схож тупой наемник с барабаном —
Он превращает ниву в пустошь и, горланит песни!
Какие разные у всех миры, глаза и уши!
Как смеет пастор требовать даров у хлебопашца,
В какие сети и силки он ловит прихожан,
Как в души их вливает отвлеченные понятья
И загоняет в дебри одиночества и страха —
И строит храмы и дворцы, достойные царей!
Каким заклятьем юную неопытную деву
Он сочетает с ненавистной старостью? Должна ль
В цепях усталой похоти она прожить всю жизнь
И мертвенными ледяными думами завешивать
Прозрачный небосвод своей весны, сходить с ума,
И вянущие плечи подставлять бичам зимы,
И по ночам кружиться в колесе притворной страсти,
И с отвращением рождать незрелых, нежеланных
Детей, подобных серафимам, но в людском обличье.
Нечистым семенем они зачаты ради смерти —
Как им любить родителей, как им ценить свой труд,
Когда в их робкие глаза вонзились стрелы дня?
Скулит ли кит голодным псом у твоего порога?
Вдыхая воды океана, может ли он чуять
Добычу высоко в горах, и так же ли, как ворон,
Он видит облака и, как стервятник, мерит небо?
Паук плетет ли паутину над гнездом орла?
При виде полных закромов порадуется ль муха?
Нужна ль орлу земля и все подземные богатства?
Зато их знает крот, о них тебе расскажет червь —
Не он ли воздвигает столп над рыхлой почвой тленья
И вечный свой дворец в несытых челюстях могил?
Не на пороге ль гроба надпись: «Человек, познай
Блаженство и верни себе младенческую радость!»
Младенчество! Бесстрашное, счастливое, святое,
Ты жадно жаждешь радостей и льнешь к груди блаженства.
Невинность! Честная, открытая, ты страстно ищешь
Восторгов утра и вкушаешь девственное счастье.
Кто научил стыдливости дитя ночного сна?
Проснувшись, не предашь ли ты свои простые тайны,
Иль вовсе не проснешься ты, когда спадет завеса?
Тогда ты выйдешь в мир суровой лицемерной девой,
И девственную радость будешь уловлять силками,
И заклеймишь ее блудницей, и продашь за деньги
В ночи, в молчании, без шепота, в притворном сне.
Святые звезды и высокие мечты взирают
На дымный пламень, вспыхнувший однажды чистым утром.
О Теотормон, ты ли жаждешь скромности поддельной,
Искусного, опасливого, злого лицедейства?
Коль так, твоя Утуна – шлюха, девственная радость —
Распутница, а сам ты, Теотормон, – бред безумца.
Ужель я – хитрая рабыня набожной корысти?
Нет, я не такова: я дева и лечу мечтами
Навстречу радости и счастью. На восходе солнца
Открытые глаза мои в согласии счастливом,
А вечером, усталая, я нахожу отраду
На тихом берегу реки в покое и приволье.
О, миг восторга! Миг восторга! Вожделеет дева,
Чтоб юноша ей чрево пробудил для наслажденья
В укромной тишине, – иначе юность под замком
Разучится рождать детей и мыслить милый облик
В тени стыдливых занавесей на немой подушке.
Зачем ты ищешь благочестья? Разве в нем награда
За годы воздержания и самоотрицанья?
Ты презираешь грубость плоти и зовешь к безбрачью,
В котором тьма пронизана роением желаний?
Будь проклят, Породитель гнусной Ревности! За что
На Теотормона ты наложил свое проклятье?
Пока мои сияющие плечи не померкли —
Я – тень, рыдающая у границ небытия.
И я зову: Любовь! Любовь! Счастливая Любовь,
Счастливая, свободная, как ветер на вершинах!
Не ты, Любовь, туманишь ночь – сомненьем, день – слезами,
Не ты сетями старости неволишь человека,
И он уже не видит плод, висящий перед ним.
Не ты, но Себялюбие, скелет с горящим взором,
Ревнивый сторож над чужим холодным брачным ложем.
Но дев нежносеребряных и жаркозолотых
В силки из шелка или в западни из бирюзы
Утуна для любимого уловит, и сама,
Счастливая, увидит их счастливое соитье,
Их прихотливую игру с тобой, мой Теотормон.
Горя желаньем, словно первый алый луч рассвета,
Утуна будет созерцать чужой восторг, и Ревность
Не омрачит ей, бескорыстной, небеса Любви.
Сойдет ли солнце в праздничных одеждах в подземелье,
Где скряга прячет золото? Опустится ли тучка
На каменный порог его? Увидит ли злодушный
Лучи добра, что расширяют очи состраданья,
Или, как вол, пойдет он по привычной борозде?
Ужели благотворные лучи бессильны против
Совы, Летучей Мыши, Тигра и Владыки Ночи?
Морская птица прячется в ненастном зимнем ветре,
Змея к себе приманивает золото и жемчуг,
А злаки, звери, птицы, люди вечно жаждут счастья.
Восстаньте ж и зачните песнь младенческому счастью!
Восстаньте ж для блаженства, ибо все живое свято!
Так стонет дева каждым утром, ибо Теотормон
Напрасно спорит с грозными тенями океана.
Вздыхают Дщери Альбиона, слыша стон Утуны.
1793