Текст книги "Поэзия английского романтизма XIX века"

Автор книги: Вальтер Скотт

[183]183
  «Моя любовь любила птиц, зверей…». – Стихотворение опубликовано в 1807 году.


[Закрыть]

 
Моя любовь любила птиц, зверей,
Цветы любила, звезды, облака.
Я знал, что твари все знакомы ей,
Но не случалось видеть светлячка.
 
 
Ненастной ночью, едучи домой,
Я вижу вдруг зеленый луч у пня.
Гляжу, светляк! Вот радость, боже мой!
Обрадованный, спрыгнул я с коня.
 
 
Я положил жучка на мокрый лист
И взял с собой в ненастье, в ночь его.
Он был все так же зелен и лучист,
Светил – и не боялся ничего.
 
 
Подъехав к дому Люси, я тайком
Прошел к ней в сад, хотя был еле жив,
Жучка оставил под ее окном
На ветке и ушел, благословив.
 
 
Весь день я ждал, надежду затая,
И ночью в сад пустился поскорей.
Жучок светился. «Люси!» – крикнул я
И так был рад, доставив радость ей!
 

1802

[184]184
  «Созданьем зыбкой красоты…». – Стихотворение опубликовано в 1807 году. Как признавался сам Вордсворт, написано оно «о моей дорогой женушке».


[Закрыть]

 
Созданьем зыбкой красоты
Казались мне ее черты,
Когда, ниспослана судьбой,
Она возникла предо мной:
От звезд полночных – блеск очей,
От ночи летней – смоль кудрей,
А май беспечный и рассвет
Дополнили ее портрет
Весельем чувственных проказ,
Таких губительных для нас.
 
 
Сия духовность – я узнал —
Не лишена земных начал:
Уверенность хозяйских рук
И девичьи движенья вдруг;
Лицо, в котором чистота
Со страстью пылкою слита;
А как выдерживать подчас
Потоки немудреных фраз,
Печаль, и смех, и ливень слез,
Признаний, клятвенных угроз?!
 
 
Теперь мой взор невозмутим,
И ясно предстает пред ним
Ее размеренность во всем,
Единство опыта с умом,
Уменье все перенести
На трудном жизненном пути;
Венец земных начал, она
Для дома Богом создана,
И все ж духовное нет-нет,
Свой ангельский в ней явит свет.
 

1804

[185]185
  Нарциссы. – Стихотворение опубликовано в 1807 году.


[Закрыть]

 
Как тучи одинокой тень,
Бродил я, сумрачен и тих,
И встретил в тот счастливый день
Толпу нарциссов золотых.
В тени ветвей у синих вод
Они водили хоровод.
 
 
Подобно звездному шатру,
Цветы струили зыбкий свет,
И, колыхаясь на ветру,
Мне посылали свой привет.
Их были тысячи вокруг,
И каждый мне кивал, как друг.
 
 
Была их пляска весела,
И видел я, восторга полн,
Что с ней сравниться не могла
Медлительная пляска волн.
Тогда не знал я всей цены
Живому золоту весны.
 
 
Но с той поры, когда впотьмах
Я тщетно жду прихода сна,
Я вспоминаю о цветах,
И, радостью осенена,
На том лесистом берегу
Душа танцует в их кругу.
 

1804

[186]186
  Элегические строфы, внушенные картиной сэра Джорджа Бомонта, изображающие Пилский замок во время шторма. – Опубликовано в 1807 году.
  Сэр Джордж Бомонт(1753–1827) – посредственный художник, пейзажист. Его произведения, созданные в основном в подражание Клоду Лоррену, не лишены поэтичности. Бомонт был меценатом и собирателем произведений искусства. В сотрудничестве с архитектором Дансом перестроил в 1800 г. для Вордсворта дом – Колеортон-холл.
  Пилский замок– находится на мысе напротив городка Рэмпсайда в Северном Ланкашире; Вордсворт жил в нем летом 1794 г. вместе со своим двоюродным братом.


[Закрыть]

 
Громада грозная на гребне скал!
С тобою был когда-то я знаком
И летом целый месяц наблюдал,
Как ты дремала в зеркале морском.
 
 
Был воздух тих, и ясен небосвод,
И дней однообразна череда;
Ты, отражаясь в сонной глади вод,
Дрожала, но видна была всегда.
 
 
И не казался штиль подобьем сна,
Незыблемого в пору летних дней;
Подумать мог бы я, что Глубина
Всего на свете кротче и нежней.
 
 
И если бы художником я был,
Я б написать в то время был готов
Свет, что по суше и воде скользил,
Поэта грезу, таинство миров;
 
 
Тебя я написал бы не такой,
Какая ты сейчас на полотне,
Но у воды, чей нерушим покой,
Под небом в безмятежной тишине;
 
 
Ты б летописью райскою была,
Сокровищницей бестревожных лет,
Тебя б любовно ласка облекла
Лучей, нежней которых в небе нет,
 
 
Под кистью бы моей предстал тогда
Покоя элизейского чертог,
Где нет борьбы тяжелой и труда,
А лишь Природы жизнь да ветерок, —
 
 
Такую бы картину создал я,
Когда душа мечте попала в плен,
В нее вместил бы сущность бытия
И тишь, которой не узнать измен.
 
 
Так раньше было бы – но не теперь:
Ведь я во власти у иных начал,
Ничто не возместит моих потерь,
И я от горя человечней стал.
 
 
Улыбку моря увидав опять,
Былого не верну, не повторю:
Утрату мне из сердца не изгнать,
Но я о ней спокойно говорю.
 
 
О друг мой Бомонт! Другом стать ты мог
Тому, по ком не минет скорбь вовек!
Твой труд прекрасный пылок и глубок:
Во гневе море и в унынье брег.
 
 
Ему несу я похвалу мою,
Его и ум и мастерство живят:
Седая глыба с бурею в бою,
Небес печаль, смятения парад!
 
 
И мил мне замка сумрачный оплот:
В доспехи стариною облачен,
Бестрепетно сражение ведет
С грозой, со штормом и с волнами он.
 
 
Прощай, уединенная душа,
Что без людей, в мечтах проводит дни!
Твоя отрада вряд ли хороша —
Они, конечно, слепоте сродни.
 
 
Но слава, слава стойкости людской
И грозам, что присущи дням земным,
Как эта, на холсте передо мной…
Не без надежд мы страждем и скорбим.
 

1805

[187]187
  Сожаление. – Стихотворение опубликовано в 1807 году. Стихотворение навеяно охлаждением дружеских чувств Кольриджа к Вордсворту.


[Закрыть]

 
Увы, лишился я всего,
Богатый – обеднел я вмиг.
Близ двери сердца моего
Еще недавно бил родник
Твоей любви. Свежа, чиста,
Вода сама лилась в уста.
 
 
Как счастлив был в ту пору я!
Играя, в пламени луча
Кипела, искрилась струя
Животворящего ключа.
Но вот беда – ручей иссох,
Теперь на дне его лишь мох.
 
 
Родник любви, он не иссяк, —
Но что мне в том, когда навек
Вода ушла в подземный мрак
И тихо спит, прервав свой бег?
Отныне горек мой удел:
Я был богат, но обеднел.
 

[1806–1807]

[188]188
  Цыганы. – Стихотворение опубликовано в 1807 году; перевод выполнен по варианту 1820 года.
  Кольридж критиковал это стихотворение за то, что Вордсворт якобы обрушивается на цыган, как на некую «китайскую империю, остановившуюся в своем развитии на тридцать веков»; в конце концов Вордсворт приписал в 1820 году четверостишие о том, что он вовсе не порочит цыган.


[Закрыть]

 
Мужчины, женщины и дети, – весь
Сплоченный род, на том же месте, здесь;
Подмостки те же – тот же луг,
И тех же лицедеев круг;
Лишь дерзостней костер ночной горит,
Придав глубокий, рдяный колорит
Цыганам смуглым, и шатрам,
И жалким травяным одрам…
Столь много перемен, в теченье дня,
Под небосводом тешили меня
В скитаниях, – но этот люд
На месте прежнем, тут как тут!
Вот солнце утомленное зашло,
И Веспер, словно некий бог, светло
Вознесся, царственно скользя,
Где пролегла его стезя;
И после краткой тьмы, когда Луна
Была развенчана, опять она
Свершает властный свой полет,
Но табор к ней молитв не шлет…
Нет! Лучше распря, лучше боль обид
Неправых, чем застывший этот быт,
Покой, которому в укор
Кружится вечно звездный хор!
Хоть в мире все и движется, но я
Не опорочу косного житья
Цыган, – Судьба взрастила их
Изгоями общин людских!
 

1807

[189]189
  «Кто вышел солнцем без пятна…». – Стихотворение опубликовано в 1852 году.


[Закрыть]

 
Кто вышел солнцем без пятна,
Тот ангелов и пой.
Ты в «совершенства» не годна,
И тут я схож с тобой.
 
 
Твоей не видят красоты,
Но я, моя душа,
Я, Мэри, всем твержу, что ты
Безмерно хороша:
 
 
Не тем, что видеть всем дано,
А видным – лишь двоим,
Когда сердца слились в одно
И любящий любим.
 

1824

[190]190
  20 апреля 1822 года Вордсворт писал поэту У.-С. Лэндору (1775–1864): «Я привык считать сонетную форму вопиющей бессмыслицей, хотя величайшие поэты писали в ней; однажды моей сестре случилось прочитать мне сонеты Мильтона, которые я и без того знал наизусть, но от чего-то эти стихи необычайно поразили меня гармонией, степенностью и республиканской суровостью своего стиля. В тот же вечер я написал три сонета». Как явствует из дневника поэта, описанное событие произошло 21 мая 1802 года. Начиная с этого дня Вордсворт создаст огромный цикл сонетов, отрывки из которого мы публикуем в порядке, принятом для английских изданий.


[Закрыть]

[191]191
  «Монашке мил свой нищий уголок…». – Дата написания неизвестна, опубликован в 1807 году. В Примечаниях приведен также известный перевод того же сонета, принадлежащий перу Дмитрия Мина (перевод датируется 1875 годом).


[Закрыть]

 
Монашке мил свой нищий уголок,
В пещерной тьме аскет не знает скуки,
Мила студенту цитадель науки,
Девица любит прялку, ткач – станок.
 
 
Пчела, трудясь, летит искать цветок
На дикий Фернс [192]192
  Фернс– гористый полуостров в Северном Ланкашире между устьем реки Даддон и заливом Моркам (то есть в озерном крае).


[Закрыть], – жужжит, и в этом звуке
Лишь радость, ни усталости, ни муки.
И кто в тюрьме свой дом увидеть смог,
 
 
Тот не в тюрьме. Вот почему не ода,
Но тесного сонета краткий взлет
И в радостях мне люб, и средь невзгод.
 
 
И кто, как я (не шутит ли природа!),
Горюет, что стеснительна свобода,
В сонете утешение найдет.
 

[193]193
  «Земля в цвету и чистый небосвод…». – Дата написания неизвестна. Опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Земля в цвету и чистый небосвод,
Жужжанье пчел, медлительное стадо,
И шум дождя, и шум от водопада,
И зрелость нив, и поздних птиц отлет.
 
 
Я вспоминаю все – и сон нейдет,
Но долго ждать еще рассвета надо.
Ворвется щебет утреннего сада,
Начнет кукушка свой печальный счет.
 
 
Две ночи я в борьбе с бегущим сном
Глаз не сомкнул, и вот сегодня – эта!
Настанет утро – что за радость в нем,
 
 
Когда не спал и маялся до света.
Приди, поставь рубеж меж днем и днем,
Хранитель сил и ясных дум поэта!
 

[194]194
  Сон. – Дата написания неизвестна, опубликован в 1807 году. Один из трех сонетов Вордсворта под таким названием.


[Закрыть]

 
О сон! Когда в душе – тоски приток,
Забвения даруешь ты крупицы.
Обычно ты смиренней пленной птицы,
Страшащейся покинуть свой шесток.
 
 
Но этой ночью ты – как мотылек,
Порхающий беспечно у границы
Воды и неба: сядешь на ресницы,
Но миг один – и ты уже далек.
 
 
Я весь пылаю в нетерпенье жгучем
И, словно своенравное дитя,
То на тебя ропщу, досадой мучим,
 
 
То жажду примиренья не шутя.
Ты был врагом, о сон! Стань другом лучшим —
И сердце убаюкай, низлетя.
 

[195]195
  Отплытие. – Написан не ранее марта 1804 года, опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Как жаворонок, неба звонкий друг,
Резвящийся в предутренней прохладе,
Она в веселом праздничном наряде
Летит… Куда же путь ее?.. На юг,
 
 
На север ли – туда, где царство вьюг?
Кому какое дело? Пусть в досаде
Косится враг, она скользит по глади —
И только брызги тучами вокруг.
 
 
Пристанищем ей будет порт, лагуна?
Кто знает… Как и в прошлые века,
В груди моей тревога и тоска…
 
 
Она ж, сияя радостно и юно,
Летит вперед. Уже издалека,
Я шлю тебе свое прости, о шхуна!
 

[196]196
  «Господень мир, его мы всюду зрим…». – Дата написания неизвестна, опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Господень мир, его мы всюду зрим,
И смерть придет, копи или расходуй.
А в нас так мало общего с природой,
В наш подлый век мы заняты иным.
 
 
Играет море с месяцем златым,
Порхает ветер, опьянен свободой,
Иль спит и копит мощь пред непогодой.
Что нам с того! Мы равнодушны к ним.
 
 
Мы для всего чужие. Боже правый,
Зачем я не в язычестве рожден!
Тогда, священной вскормленный дубравой,
 
 
Я видел бы веков минувших сон.
При мне б из волн вставал Протей лукавый,
При мне бы дул в крученый рог Тритон [197]197
  Протейи Тритон– сыновья Посейдона.


[Закрыть].
 

[198]198
  «Не хмурься, критик, не отринь сонета…». – Дата написания неизвестна, опубликован в 1827 году. Этим сонетом навеян сонет А. С. Пушкина «Суровый Дант…».


[Закрыть]

 
Не хмурься, критик, не отринь сонета!
Он ключ, которым сердце открывал
Свое Шекспир; Петрарка врачевал
Печаль, когда звенела лютня эта;
 
 
У Тассо часто флейтой он взывал;
Им скорбь Камоенса была согрета;
Он в кипарисовый венок поэта,
Которым Дант чело короновал,
 
 
Вплетен, как мирт; он, как светляк бессонный,
Вел Спенсера на трудный перевал,
Из царства фей, дорогой потаенной;
Трубой в руках у Мильтона он стал,
 
 
Чье медногласье душу возвышало;
Увы, труба звучала слишком мало!
 

[199]199
  Сонет, написанный на Вестминстерском мосту 3 Сентября 1802 года. – Опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Нет зрелища пленительней! И в ком
Не дрогнет дух бесчувственно-упрямый
При виде величавой панорамы,
Где утро – будто в ризы – все кругом
 
 
Одело в Красоту. И каждый дом,
Суда в порту, театры, башни, храмы,
Река в сверканье этой мирной рамы,
Все утопает в блеске голубом.
 
 
Нет, никогда так ярко не вставало,
Так первозданно солнце над рекой,
Так чутко тишина не колдовала,
 
 
Вода не знала ясности такой.
И город спит. Еще прохожих мало,
И в Сердце мощном царствует покой.
 

[200]200
  Прощальный сонет реке Даддон.– Сонет является тридцать четвертым из цикла сонетов «Река Даддон». Цикл написан в 1806–1820 годах, опубликован в 1820 году.


[Закрыть]

 
В прощальный час, мой друг и спутник мой,
Иду к тебе. – Напрасное влеченье!
Я вижу, Даддон, все в твоем теченье,
Что было, есть и будет впредь со мной.
 
 
Ты катишь воды, вечный, озорной,
Даруешь вечно жизнь и обновленье,
А мы – мы сила, мудрость, устремленье,
Мы с юных лет зовем стихии в бой,
 
 
И все-таки мы смертны. – Да свершится!
Но не обижен, кто хоть малый срок
Своим трудом служить потомству мог,
 
 
Кто и тогда, когда близка гробница,
Любовь, Надежду, Веру – все сберег.
Не выше ль он, чем смертным это мнится!
 

[201]201
  На ликвидацию Венецианской республики, 1802 г. – Сонет написан, вероятно, в августе 1802 года, опубликован в 1807 году. Венецианская республика прекратила существование в 1797 году. Она была вместе со своими владениями передана Австрии в ходе наполеоновских войн.


[Закрыть]

 
И часовым для Запада была,
И мусульман надменных подчинила.
Венеция! Ни ложь врага, ни сила
Ее дела унизить не могла.
 
 
Она Свободы первенцем была,
Рожденью своему не изменила,
Весь мир девичьей красотой пленила
И с морем вечным под венец пошла.
 
 
Но час настал роскошного заката —
Ни прежней славы, ни былых вождей!
И что ж осталось? Горечь и расплата.
 
 
Мы – люди! Пожалеем вместе с ней,
Что все ушло, блиставшее когда-то,
Что стер наш век и тень великих дней.
 

[202]202
  Туссену Лувертюру. – Написан, вероятно, в августе 1802 года, впервые опубликован в «Морнинг пост» 2 февраля 1803 года, затем в сборнике 1807 года.
  Туссен Лувертюр(Франсуа-Доминик, или Пьер-Доминик; 1743–1803) – герой национально-освободительной борьбы гаитянского народа, предводитель восстания негров-рабов. В 1801 г. стал пожизненным правителем Гаити. В 1802 г. войска Наполеона вторглись на Гаити; Туссен Лувертюр попал в плен, был увезен во Францию и там умер.


[Закрыть]

 
Несчастнейший из всех людей, Туссен!
Внимаешь ли напевам плугаря,
Уносишься ли мыслью за моря, —
Во мгле, среди глухих тюремных стен,—
Будь тверд, о Вождь, и превозможешь  плен!
Поверженный – сражался ты не зря.
Чело твое – как ясная заря,
И знаю: гордый дух твой не согбен.
Всё – даже ветра шелестящий лёт —
Нашептывает о тебе. Живи!
Сама земля и сам небесный свод —
Великие союзники твои.
Отчаяния горечь, жар любви
И ум – вот непоборный твой оплот.
 

[Август 1802]

[203]203
  Англия, 1802 г. – Написан в Лондоне в сентябре 1802 года, опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Скажи, мой друг, как путь найти прямей,
Когда притворство – общая зараза,
И делают нам жизнь – лишь для показа —
Портной, сапожник, повар и лакей.
 
 
Скользи, сверкай, как в ясный день ручей,
Не то пропал! В цене – богач, пролаза.
Величье – не сюжет и для рассказа,
Оно не тронет нынешних людей.
 
 
Стяжательство, грабеж и мотовство —
Кумиры наши, – то, что нынче в силе.
Высокий образ мыслей мы забыли.
 
 
Ни чистоты, ни правды – все мертво!
Где старый наш святой очаг семейный,
Где прежней веры дух благоговейный?
 

Сентябрь 1802

[204]204
  Лондон, 1802. Мильтон. – Написан в сентябре 1802 года, опубликован в 1807 году.


[Закрыть]

 
Как нынче, Мильтон, Англии ты нужен!
Она – болото; меч, перо, амвон,
Село и замок впали в смутный сон.
Мы себялюбцы, и наш дух недужен.
 
 
Вернись же к нам, дабы тобой разбужен
Был край родной и к жизни воскрешен!
Пусть мощным, вольным, властным станет он
И с добродетелью исконной дружен.
 
 
С душой, как одинокая звезда,
И речью, словно гул стихии водной,
Как небо чист, могучий и свободный,
Ты бодро-благочестным был всегда,
 
 
Взвалив на сердце, в простоте безгневной,
Убогий труд работы повседневной.
 

Сентябрь 1802

[205]205
  «Я отложил перо; мне шквальный ветер пел…». – Сонет опубликован в 1815 году.


[Закрыть]

 
Я отложил перо; мне шквальный ветер пел
О бригах гибнущих, о буреломных чащах, —
Полуночный псалом, утраченный для спящих
Невольников забот и повседневных дел.
 
 
Помыслил я тогда: вот мой земной удел —
Внимать мелодии, без меры и созвучий,
Чтоб я ответствовал на вещий зов певучий
И страстным языком природы овладел.
 
 
Немногим явственен надгробный стон такой,
Звучащий набожно над горем и тоской
Давно минувших лет; но он как буря эта,
 
 
Порывом яростным печаля сердце мне,
О наступающей пророчит тишине,
О легкой зыби волн в сиянии рассвета.
 

<Ноябрь> 1808

[206]206
  «Бессилен человек и близорук…». – Написан, вероятно, в 1815 году, опубликован тогда же.


[Закрыть]

 
– Бессилен человек и близорук,
Он в прошлом весь, и нет надежды боле,
И даже радость, промелькнувши вдруг,
Ему не в силах скрасить скорбной доли!
 
 
– Но есть творцы; из бренной сей юдоли
Они, минут нарушив перестук,
Выводят Мысль – и жизни мрачный круг
Горит зарей, неведомой дотоле.
 
 
Воображенье властью неземной
Страдающих спасет от горьких мук;
Оно вернет заблудшему покой,
 
 
Врачуя амарантами недуг;
С цветами веры в час печали злой
Оно для всех – незаменимый друг.
 

[207]207
  «Ты все молчишь! Как быстро отцвела…». – Сонет опубликован в 1852 году.


[Закрыть]

 
Ты все молчишь! Как быстро отцвела
Твоя любовь, не выдержав дыханья
Разлуки, растоптав воспоминанья,
Отвергла долг и дар свой отняла.
 
 
Но в горький плен мой разум ты взяла,
Тебе служить – иного нет желанья!
И хоть сожгла ты прошлое дотла,
Душа, как нищий, просит подаянья.
 
 
Ответь! – Пусть сердце, пылкое тогда,
Когда мы страстным предавались негам,
Пустым, холодным стало навсегда, —
 
 
Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
В глухом лесу, где замер каждый звук.
Ответь, молю, не дли жестоких мук!
 

1832–1833

РОБЕРТ САУТИ

[208]208
  Медок (Медок в Уаллах). – В 1821 году Александр Сергеевич Пушкин перевел строка в строку двадцать пять начальных стихов первой части огромной поэмы Саути «Ме́док». Поэма начата автором осенью 1794 года, окончательно отредактирована осенью 1804 года и впервые вышла отдельным изданием в 1805 году.


[Закрыть]

 
Попутный веет ветр. – Идет корабль,
Во всю длину развиты флаги, вздулись
Ветрила все, – идет, и пред кормой
Морская пена раздается. Многим
Наполнилася грудь у всех пловцов.
Теперь, когда свершен опасный путь,
Родимый край они узрели снова;
Один стоит, вдаль устремляя взоры,
И в темных очерках ему рисует
Мечта давно знакомые предметы,
Залив и мыс, – пока недвижны очи
Не заболят. Товарищу другой
Жмет руку и приветствует с отчизной,
И господа благодарит, рыдая.
Другой, в безмолвии творя молитву
Угоднику и деве пресвятой,
И милостынь и дальних поклонений
Старинные обеты обновляет,
Когда найдет он всё благополучно.
Задумчив, нем и ото всех далек,
Сам Ме́док погружен в воспоминанья
О славном подвиге [209]209
  …О славном подвиге… – об открытии Америки. Как объяснял Саути, сюжет поэмы основан на сообщении хроник о том, что около 1170 г. Медок, один из принцев Северного Уэльса (Уаллов, как прочел Пушкин), отказавшись от борьбы за престол, которую затеяли его братья, отплыл на запад в поисках новой страны для поселения. Он нашел ее и, оставив часть людей на материке, вернулся в Уэльс за новыми поселенцами (как раз с этого момента начинается поэма); после его отплытия о нем «ничего не было слышно».


[Закрыть], то в снах надежды,
То в горестных предчувствиях и страхе.
Прекрасен вечер, и попутный ветр
Звучит меж вервий, и корабль надежный
Бежит, шумя, меж волн.
Садится солнце.
 

1805

[210]210
  Доника. – Стихотворение написано в Бристоле, опубликовано в 1797 году в сборнике «Стихотворений». Как объяснял Саути, сюжет баллады взят из примечаний к поэме Томаса Хейвуда (1574? – 1641) «Иерархия блаженных ангелов» (издание 1635 года); случай этот якобы произошел в Финляндии. В переводе В. А. Жуковского опущены строфы 8 и 25 оригинала, в обоих случаях их содержание изложено переводчиком в последнем стихе предыдущей строфы.


[Закрыть]

 
Есть озеро перед скалой огромной;
На той скале давно стоял
Высокий замок и громадой темной
Прибрежны воды омрачал.
 
 
На озере ладья не попадалась;
Рыбак страшился удить в нем;
И ласточка, летя над ним, боялась
К нему дотронуться крылом.
 
 
Хотя б стада от жажды умирали,
Хотя б палил их летний зной:
От берегов его они бежали
Смятенно-робкою толпой.
 
 
Случалося, что ветер и осокой
У озера не шевелил:
А волны в нем вздымалися высоко,
И в них ужасный шепот был.
 
 
Случалося, что, бурею разима,
Дрожала твердая скала;
А мертвых вод поверхность недвижима
Была спокойнее стекла.
 
 
И каждый раз – в то время, как могилой
Кто в замке угрожаем был, —
Пророчески, гармонией унылой
Из бездны голос исходил.
 
 
И в замке том, могуществом великий,
Жил Ромуальд; имел он дочь;
Пленялось все красой его Доники:
Лицо – как день, глаза – как ночь.
 
 
И рыцарей толпа пред ней теснилась:
Все душу приносили в дар;
Одним из них красавица пленилась;
Счастливец этот был Эврар.
 
 
И рад отец; и скоро уж наступит
Желанный, сладкий час, когда
Во храме их священник совокупит
Святым союзом навсегда.
 
 
Был вечер тих, и небеса алели;
С невестой шел рука с рукой
Жених; они на озеро глядели
И услаждались тишиной.
 
 
Ни трепета в листах дерев, ни знака
Малейшей зыби на водах…
Лишь лаяньем Доникина собака
Пугала пташек на кустах.
 
 
Любовь в груди невесты пламенела
И в темных таяла очах;
На жениха с тоской она глядела?
Ей в душу вкрадывался страх.
 
 
Все было вкруг какой-то по́лно тайной;
Безмолвно гас лазурный свод;
Какой-то сон лежал необычайный
Над тихою равниной вод.
 
 
Вдруг бездна их унылый, и глубокий,
И тихий голос издала:
Гармония в дали небес высокой
Отозвалась и умерла…
 
 
При звуке сем Доника побледнела
И стала сумрачно-тиха;
И вдруг… она трепещет, охладела
И пала в руки жениха.
 
 
Оцепенев, в безумстве исступленья,
Отчаянный он поднял крик…
В Донике нет ни чувства, ни движеньяз
Сомкнуты очи, мертвый лик.
 
 
Он рвется… плачет… вдруг пошевелились
Ее уста… потрясена
Дыханьем легким грудь… глаза открылись…
И встала медленно она.
 
 
И мутными глядит кругом очами,
И к другу на руку легла,
И, слабая, неверными шагами
Обратно в замок с ним пошла.
 
 
И были с той поры ее ланиты
Не свежей розы красотой,
Но бледностью могильною покрыты;
Уста пугали синевой.
 
 
В ее глазах, столь сладостно сиявших,
Какой-то острый луч сверкал,
И с бледностью ланит, глубоко впавших,
Он что-то страшное сливал.
 
 
Ласкаться к ней собака уж не смела;
Ее прикликать не могли;
На госпожу, дичась, она глядела
И выла жалобно вдали
 
 
Но нежная любовь не изменила:
С глубокой нежностью Эврар
Скорбел об ней, и тайной скорби сила
Любви усиливала жар.
 
 
И милая, деля его страданья,
К его склонилася мольбам:
Назначен день для бракосочетанья;
Жених повел невесту в храм.
 
 
Но лишь туда вошли они, чтоб верный
Пред алтарем обет изречь:
Иконы все померкли вдруг, и серный
Дым побежал от брачных свеч.
 
 
И вот жених горячею рукою
Невесту за руку берет…
Но ужас овладел его душою:
Рука та холодна, как лед.
 
 
И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,
Пред ним бесплотный дух стоял
С ее лицом, улыбкою, очами…
И в нем Донику он узнал.
 
 
Сама ж она с ним не стояла рядом:
Он бледный труп один узрел…
А мрачный бес, в нее вселенный адом,
Ужасно взвыл и улетел.
 

1797

[211]211
  Адельстан. – Эта баллада В. А. Жуковского представляет собой довольно точный перевод баллады Саути «Рудигер». Жуковский изменил только имена и некоторые детали в описаниях (Рудигер стал Адельстаном, Маргарет – Флорой, замок Валдхэрст – замком Аллен и т. д.). «Рудигер» написан в Бристоле и опубликован в 1797 году. Сюжет заимствован там же, где и сюжет «Доники». По объяснению Саути, жестокость воина Рудигера вызвана необходимостью исполнить опрометчивый обет: за спасение принести в жертву своего первенца.


[Закрыть]

 
День багрянил, померкая,
Скат лесистых берегов:
Реин, в зареве сияя,
Пышен тек между холмов.
 
 
Он летучей влагой пены
Замок Аллен орошал;
Терема зубчаты стены
Он в потоке отражал.
 
 
Девы красные толпою
Из растворчатых ворот
Вышли на́ берег – игрою
Встретить месяца восход.
 
 
Вдруг плывет, к ладье прикован,
Белый лебедь по реке;
Спит, как будто очарован,
Юный рыцарь в челноке.
 
 
Алым парусом играет
Легкокрылый ветерок,
И ко брегу приплывает
С спящим рыцарем челнок.
 
 
Белый лебедь встрепенулся,
Распустил криле свои;
Дивный плаватель проснулся —
И выходит из ладьи.
 
 
И по Реину обратно
С очарованной ладьей
Поплыл тихо лебедь статный
И сокрылся из очей.
 
 
Рыцарь в замок Аллен входит:
Все в нем прелесть – взор и стан;
В изумленье всех приводит
Красотою Адельстан.
 
 
Меж красавицами Лора
В замке Аллене была
Видом ангельским для взора,
Для души душой мила.
 
 
Графы, герцоги толпою
К ней стеклись из дальних стран —
Но умом и красотою
Всех был краше Адельстан.
 
 
Он у всех залог победы
На турнирах похищал;
Он вечерние беседы
Всех милее оживлял.
 
 
И приветны разговоры
И приятный блеск очей
Влили нежность в сердце Лоры —
Милый стал супругом ей.
 
 
Исчезает сновиденье —
Вслед за днями мчатся дни:
Их в сердечном упоенье
И не чувствуют они.
 
 
Лишь случается порою,
Что, на воды взор склонив,
Рыцарь бродит над рекою,
Одинок и молчалив.
 
 
Но при взгляде нежной Лоры
Возвращается покой;
Оживают тусклы взоры
С оживленною душой.
 
 
Невидимкой пролетает
Быстро время – наконец,
Улыбаясь, возвещает
Другу Лора: «Ты отец!»
 
 
Но безмолвно и уныло
На младенца смотрит он,
«Ах! – он мыслит, – ангел милый,
Для чего ты в свет рожден?»
 
 
И когда обряд крещенья
Патер должен был свершить,
Чтоб водою искупленья
Душу юную омыть;
 
 
Как преступник перед казнью,
Адельстан затрепетал;
Взор наполнился боязнью;
Хлад по членам пробежал.
 
 
Запинаясь, умоляет
День обряда отложить.
«Сил недуг меня лишает
С вами радость разделить!»
 
 
Солнце спряталось за гору;
Окропился луг росой;
Он зовет с собою Лору
Встретить месяц над рекой.
 
 
«Наш младенец будет с нами:
При дыханье ветерка
Тихоструйными волнами
Усыпит его река».
 
 
И пошли рука с рукою…
День на холмах догорал;
Молча, сумрачен душою,
Рыцарь сына лобызал.
 
 
Вот уж поздно; солнце село;
Отуманился поток;
Черен берег опустелый;
Холодеет ветерок.
 
 
Рыцарь все молчит, печален;
Все идет вдоль по реке;
Лоре страшно; замок Аллен
С час как скрылся вдалеке.
 
 
«Поздно, милый; уж седеет
Мгла сырая над рекой;
С вод холодный ветер веет;
И дрожит младенец мой».
 
 
«Тише, тише! Пусть седеет
Мгла сырая над рекой;
Грудь моя младенца греет;
Сладко спит младенец мой».
 
 
«Поздно, милый; поневоле
Страх в мою теснится грудь;
Месяц бледен; сыро в поле;
Долог нам до замка путь».
 
 
Но молчит, как очарован,
Рыцарь, глядя на реку…
Лебедь там плывет, прикован
Легкой цепью к челноку.
 
 
Лебедь к берегу – и с сыном
Рыцарь сесть в челнок спешит;
Лора вслед за паладином;
Обомлела и дрожит.
 
 
И, осанясь, лебедь статный
Легкой цепию повлек
Вдоль по Реину обратно
Очарованный челнок.
 
 
Небо в Реине дрожало,
И луна из дымных туч
На ладью сквозь парус алый
Проливала темный луч.
 
 
И плывут они, безмолвны;
За кормой струя бежит;
Тихо плещут в лодку волны;
Парус вздулся и шумит.
 
 
И на береге молчанье;
И на месяце туман;
Лора в робком ожиданье;
В смутной думе Адельстан.
 
 
Вот уж ночи половина:
Вдруг… младенец стал кричать.
«Адельстан, отдай мне сына!» —
Возопила в страхе мать.
 
 
«Тише, тише; он с тобою.
Скоро… ах! кто даст мне сил?
Я ужасною ценою
За блаженство заплатил.
 
 
Спи, невинное творенье;
Мучит душу голос твой;
Спи, дитя; еще мгновенье,
И навек тебе покой».
 
 
Лодка к брегу – рыцарь с сыном
Выйти на берег спешит;
Лора вслед за паладином,
Пуще млеет и дрожит.
 
 
Страшен берег обнаженный;
Нет ни жила, ни древес;
Черен, дик, уединенный,
В стороне стоит утес.
 
 
И пещера под скалою —
В ней не зрело око дна;
И чернеет пред луною
Страшным мраком глубина.
 
 
Сердце Лоры замирает;
Смотрит робко на утес.
Звучно к бездне восклицает
Паладин: «Я дань принес».
 
 
В бездне звуки отразились;
Отзыв грянул вдоль реки;
Вдруг… из бездны появились
Две огромные руки.
 
 
К ним приблизил рыцарь сына…
Цепенеющая мать,
Возопив, у паладина
Жертву бросилась отнять
 
 
И воскликнула: «Спаситель!..»
Глас достигнул к небесам:
Жив младенец, а губитель
Ниспровергнут в бездну сам.
 
 
Страшно, страшно застонало
В грозных сжавшихся когтях…
Вдруг все пусто, тихо стало
В глубине и на скалах.
 

1797