Текст книги "Поэзия английского романтизма XIX века"
Автор книги: Вальтер Скотт
Соавторы: Джордж Гордон Байрон,Уильям Блейк,Джон Китс,Томас Мур,Сэмюель Кольридж,Перси Шелли,Уильям Вордсворт,Роберт Саути
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)
Перевод М. Лозинского
[144]144
Франция: Ода. – Опубликована впервые 16 апреля 1798 года в «Морнинг пост».
[Закрыть]
I [145]145
Первая строфа.Обращение к тем предметам Природы, размышление о которых внушило Поэту преданную любовь к Свободе. Вторая строфа.Радость Поэта при свершении Французской Революции и его бесконечное отвращение к Союзу держав против Республики. Третья строфа.Бесчинства и преступления во время власти Террористов рассматриваются Поэтом как недолговечная буря и как естественный результат недавнего деспотизма и грязных суеверий Папства. В действительности Рассудок уже начал внушать множество опасений; но все же Поэт стремился сохранить надежду, что Франция изберет лишь один путь победы – показать Европе более счастливый и просвещенный народ, чем при других формах Правительства. Четвертая строфа.Швейцария и отказ Поэта от прежних мыслей. Пятая строфа.Обращение к Свободе, в котором Поэт выражает убеждение, что те чувства и тот великий идеалСвободы, который разум обретает, созерцая свое индивидуальное бытие и возвышенные объекты вокруг нас (см. первую строфу), не принадлежат людям как членам общества и не могут быть дарованы или воссозданы ни при какой форме правления; но являются достоянием отдельных людей, если они чисты и полны любви и поклонения богу в Природе».. (Ред.).
[Закрыть]
Вы, облака, чей вознесенный ход
Остановить не властен человек!
Вы, волны моря, чей свободный бег
Лишь вечные законы признает!
И вы, леса, чаруемые пеньем
Полночных птиц среди угрюмых скал
Или ветвей могучим мановеньем
Из ветра создающие хорал, —
Где, как любимый сын Творца,
Во тьме безвестной для ловца,
Как часто, вслед мечте священной
Я лунный путь свивал в траве густой,
Величьем звуков вдохновенный
И диких образов суровой красотой!
Морские волны! Мощные леса!
Вы, облака, средь голубых пустынь!
И ты, о солнце! Вы, о небеса!
Великий сонм от века вольных сил!
Вы знаете, как трепетно я чтил,
Как я превыше всех земных святынь
Божественную Вольность возносил.
II
Когда, восстав в порыве мятежа,
Взгремела Франция, потрясши свет,
И крикнула, что рабства больше нет,
Вы знаете, как верил я, дрожа!
Какие гимны, в радости высокой,
Я пел, бесстрашный, посреди рабов!
Когда ж, стране отмщая одинокой,
Как вызванный волхвами полк бесов,
Монархи шли, в годину зла,
И Англия в их строй вошла,
Хоть милы мне ее заливы,
Хотя любовь и дружба юных лет
Отчизны освятили нивы,
На все ее холмы пролив волшебный свет, —
Мой голос стойко возвещал разгром
Противникам тираноборных стрел,
Мне было больно за родимый дом!
Затем, что, Вольность, ты одна всегда
Светила мне, священная звезда;
Я Францию проснувшуюся пел
И за отчизну плакал от стыда.
III
Я говорил: «Пусть богохульный стон
Врывается в созвучья вольных дней
И пляс страстей свирепей и пьяней,
Чем самый черный и безумный сон!
Вы, на заре столпившиеся тучи,
Восходит солнце и рассеет вас!»
И вот, когда вослед надежде жгучей
Разлад умолк, и длился ясный час,
И Франция свой лоб кровавый
Венчала тяжким лавром славы,
Когда крушительным напором
Оплот врагов смела, как пыль, она
И, яростным сверкая взором,
Измена тайная, во прах сокрушена,
Вилась в крови, как раненый дракон, —
Я говорил, провидя свет вдали:
«Уж скоро мудрость явит свой закон
Под кровом всех, кто горестью томим!
И Франция укажет путь другим,
И станут вольны племена земли,
И радость и любовь увидят мир своим!»
IV
Прости мне, Вольность! О, прости мечты!
Твой стон я слышу, слышу твой укор
С холодных срывов Гельветийских гор, [146]146
Твой стон я слышу, твой укор // С холодных срывов Гельветийских гор… – 22 января 1798 г. французские войска вторглись в Швейцарию.
[Закрыть]
Твой скорбный плач с кровавой высоты!
Цвет храбрецов, за мирный край сраженный,
И вы, чья кровь окрасила снега
Родимых круч, простите, что, плененный
Мечтой, я славил вашего врага!
Разить пожаром и мечом,
Где мир воздвиг ревнивый дом,
Лишить народ старинной чести,
Всего, что он в пустыне отыскал,
И отравить дыханьем мести
Свободу чистую необагренных скал, —
О Франция, пустой, слепой народ,
Не помнящий своих же страшных ран!
Так вот чем ты горда, избранный род?
Как деспоты, кичась, повелевать,
Вопить на травле и добычу рвать,
Сквернить знаменами свободных стран
Храм Вольности, опутать и предать?
V
Кто служит чувствам, кто во тьме живет,
Тот вечно раб! Безумец, в диких снах,
Он, раздробив оковы на руках,
Свои колодки волею зовет!
Как много дней, с тоскою неизменной,
Тебе вослед, о Вольность, я летел!
Но ты не там, где власть, твой дух священный
Не веет в персти человечьих дел.
Ты ото всех тебя хвалящих,
Чудясь молитв и песен льстящих,
От тех, что грязнет в суеверьях,
И от кощунства буйственных рабов
Летишь на белоснежных перьях,
Вожатый вольных бурь и друг морских валов!
Здесь я познал тебя – у края скал,
Где стройный бор гуденье хвои
В единый ропот с шумом вод сливал!
Здесь я стоял с открытой головой,
Себя отдав пустыне мировой,
И в этот миг властительной любви
Мой дух, о Вольность, встретился с тобой.
Февраль 1798
Перевод М. Лозинского
[147]147
Полуночный мороз. – Стихотворение опубликовано в феврале 1798 года.
[Закрыть]
Мороз свершает тайный свой обряд
В безветрии. Донесся резкий крик
Совы – и чу! опять такой же резкий.
Все в доме отошли ко сну, и я
Остался в одиночестве, зовущем
К раздумью тайному; со мною рядом
Мое дитя спит мирно в колыбели. [148]148
…Мое дитя спит мирно в колыбели. – Имеется в виду Беркли, сын Кольриджа (род. в 1797 г.).
[Закрыть]
Как тихо все! Так тихо, что смущает
И беспокоит душу этот странный,
Чрезмерный мир. Холм, озеро и лес,
С его неисчислимо-полной жизнью,
Как сны, безмолвны! Синий огонек
Обвил в камине угли и не дышит;
Лишь пленочка [149]149
Лишь пленочка. Во всех частях Королевства эти пленочки называют «гостями»; считается, что они предвещают приход отсутствующего друга. (Прим. автора.)
[Закрыть]из пепла на решетке
Все треплется, одна не успокоясь.
Ее движенья, в этом сне природы,
Как будто мне сочувствуют, живому.
И облекаются в понятный образ,
Чьи зыбкие порывы праздный ум
По-своему толкует, всюду эхо
И зеркало искать себе готовый,
И делает игрушкой мысль.
Как часто,
Как часто в школе, веря всей душой
В предвестия, смотрел я на решетку,
Где тихо реял этот «гость»! И часто,
С открытыми глазами, я мечтал
О милой родине, о старой церкви,
Чей благовест, отрада бедняка,
Звучал с утра до ночи в теплый праздник
Так сладостно, что диким наслажденьем
Я был охвачен и внимал ему,
Как явственным речам о том, что будет!
Так я смотрел, и нежные виденья
Меня ласкали, превращаясь в сон!
Я ими полон был еще наутро,
Перед лицом наставника вперив
Притворный взор в расплывчатую книгу:
И если дверь приоткрывалась, жадно
Я озирался, и сжималось сердце,
Упорно веря в появленье «гостя» —
Знакомца, тетки иль сестры любимой,
С которой мы играли в раннем детстве.
Мое дитя, что спит со мною рядом,
Чье нежное дыханье, раздаваясь
В безмолвье, заполняет перерывы
И краткие отдохновенья мысли!
Мое дитя прекрасное! Как сладко
Мне думать, наклоняясь над тобой,
Что ждет тебя совсем другое знанье
И мир совсем другой! Ведь я возрос
В огромном городе, средь мрачных стен,
Где радуют лишь небо да созвездья.
А ты, дитя, блуждать, как ветер, будешь
По берегам песчаным и озерам,
Под сенью скал, под сенью облаков,
В которых тоже есть озера, скалы
И берега: ты будешь видеть, слышать
Красу обличий, явственные звуки
Довременного языка, которым
Глаголет бог, от века научая
Себе во всем и всем вещать в себе.
Учитель вышний мира! Он взлелеет
Твой дух и, даруя, вспоит желанья.
Ты всякое полюбишь время года:
Когда всю землю одевает лето
В зеленый цвет. Иль реполов поет,
Присев меж комьев снега на суку
Замшелой яблони, а возле кровля
На солнце курится; когда капель
Слышна в затишье меж порывов ветра
Или мороз, обряд свершая тайный,
Ее развесит цепью тихих льдинок,
Сияющих под тихою луной.
Февраль 1798
Поэма-беседа, апрель 1798 г.
Перевод М. Лозинского
[150]150
Соловей. Поэма-беседа, апрель 1798 г. – Стихотворение опубликовано в 1798 году в «Лирических балладах».
[Закрыть]
День отошедший не оставил в небе
Ни облака, ни узкой полосы
Угрюмого огня, ни смутных красок.
Взойдем сюда, на этот старый мост.
Отсюда видно, как блестит поток,
Но струй не слышно; он течет бесшумно
По мягкому ковру травы. Все тихо,
Ночь так спокойна! И хоть звезды тусклы,
Подумаем о шумных вешних ливнях,
Что радуют зеленый мир, и мы
Найдем отраду в тусклом свете звезд.
Но слушайте! Вот соловей запел.
«Звучнейшая, печальнейшая» птица! [151]151
«Звучнейшая, печальнейшая» птица! – В оригинале цитата из поэмы Джона Мильтона «Il Penseroso». Ср. строки:
…Лишь где-то меж ветвей запелаПленительная Филомела,И замедляет бег лунаНад дубом, где поет онаВсех птиц нежней и музыкальней,Всех сладостнее, всех печальней! (Перевод Е. Витковского)
[Закрыть]
Печальнейшая птица? Нет, неправда!
Нет ничего печального в Природе.
То, верно, был ночной скиталец с сердцем,
Пронзенным памятью о злой обиде,
Недуге давнем иль любви несчастной
(Собой, бедняга, наполнявший все
И слышавший в нежнейших звуках повесть
Своей же скорби), иль ему подобный,
Кто первый назвал эту песнь печальной.
И этой басне вторили поэты,
Которым, чем за рифмами гоняться,
Гораздо лучше было бы прилечь
На мху лесной лощины, у ручья,
При солнце или месяце, внушеньям
Живых стихий, и образов, и звуков
Всю душу отдавая, позабыв
И песнь свою и славу! Эта слава
Тонула бы в бессмертии Природы, —
Удел достойнейший! – и эта песнь
С Природой бы слилась и, как Природу,
Ее любили бы. Но так не будет;
И поэтичнейшая молодежь,
Что коротает сумерки весны
В театрах душных, в бальных залах, сможет
По-прежнему сочувственно вздыхать
Над жалобною песнью Филомелы [152]152
Филомела– афинская царевна, превращенная Зевсом в соловья.
[Закрыть].
Мой друг, и ты, Сестра! [153]153
Мой друг и ты, Сестра! – Вильям и Дороти Вордсворт.
[Закрыть]Открыта нам
Другая мудрость: в голосах Природы
Для нас всегда звучит одна любовь
И радость! Вот веселый соловей
Стремит, торопит сладостный поток
Своих густых, живых и частых трелей,
Как бы боясь, что тьмы апрельской ночи
Ему не хватит, чтобы песнь любви
Спеть до конца и с сердца сбросить груз
Всей этой музыки!
Я знаю рощу
Дремучую у стен высоких замка,
Где не живут уже давно. Она
Вся заросла густым хворостником,
Запущены широкие аллеи,
По ним трава и лютики растут.
Но я нигде на свете не встречал
Так много соловьев; вдали, вблизи,
В деревьях и кустах обширной рощи
Они друг друга окликают пеньем, —
Где и задор, и прихотливость лада,
Напевный рокот, и проворный свист,
И низкий звук, что всех других отрадней, —
Такой гармонией волнуя воздух,
Что вы, закрыв глаза, забыть готовы,
Что это ночь! Меж лунными кустами
С полураскрытой влажною листвой
Вы по ветвям увидите сверканье
Их ярких, ярких глаз, больших и ярких,
Когда лампаду страстную затеплит
Светляк во мраке.
Молодая дева,
Живущая в своем радушном доме
Поблизости от замка, в поздний час,
(Как бы служа чему-то в этой роще,
Что величавей, чем сама Природа)
Скользит по тропам; ей давно знакомы
Все звуки их и тот летучий миг,
Когда луна за облака зайдет
И смолкнет все кругом; пока луна,
Вновь выплывая, не пробудит властно
И дол, и твердь, и бдительные птицы
Не грянут разом в дружном песнопенье,
Как если бы нежданный ветер тронул
Сто небывалых арф! Она видала
Порой, как соловей сидит, вертясь,
На ветке, раскачавшейся от ветра,
И в лад движенью свищет, ошалев,
Шатаемый, как пьяное Веселье.
С тобой, певец, до завтра я прощаюсь,
И вы, друзья, прощайте, не надолго!
Нам было хорошо помедлить тут.
Пора и по домам. – Вновь эта песнь!
Я был бы рад остаться! Мой малютка, [154]154
Мой малютка– Хартли, сын Кольриджа.
[Закрыть]
Который слов не знает, но всему
Забавным подражает лепетаньем,
Как бы сейчас он к уху приложил
Свою ручонку, оттопырив палец,
Веля нам слушать! Пусть Природа будет
Ему подругой юности. Он знает
Вечернюю звезду; раз он проснулся
В большой тревоге (как ни странно это,
Ему, наверно, что-нибудь, приснилось);
Я взял его и вышел с ним в наш сад;
Он увидал луну и вдруг умолк,
Забыв про плач, и тихо засмеялся,
А глазки, где еще дрожали слезы,
Блестели в желтом лунном свете! Полно!
Отцам дай говорить! Но если Небо
Продлит мне жизнь, он будет с детских лет
Свыкаться с этой песнью, чтобы ночь
Воспринимать, как радость, – Соловей,
Прощай, и вы, мои друзья, прощайте!
1798
Перевод В. Рогова
[155]155
Гендекасиллабы в духе Катулла. – Стихотворение опубликовано в 1834 году. Гендекасиллаба – строка из 11-ти слогов.
[Закрыть]
Дорогая, внемли милетской сказке [156]156
Милетская сказка– жанр древнегреческой литературы; небольшой рассказ, чаще всего эротического содержания.
[Закрыть]!
Обдуваем ветрами, в кущах лавра,
Храм, мерцая, над мысом возвышался;
И вставал в тонкой дымке над волнами,
Богом стад сотворен, прекрасный остров.
И с его берегов, суровых, дальних,
Часто челн доплывал при лунном свете
До пещеры, в подножье мыса скрытой,
Где средь миртов тропинка извивалась
И вела к рощам лавра возле храма.
Там, средь роз, Киферее [157]157
Киферея– одно из имен Афродиты.
[Закрыть]посвященных,
Часто жрица, прелестна, как виденье,
Душу сыну богини изливала,
Утлый челн умоляла не оставить
И незримо по сумеречным волнам
Направлять, чтобы вновь пловец отважный,
Трепеща, мог поникнуть ей на лоно.
<1799>
Отрывок
Перевод Арк. Штейнберга
[158]158
Баллада о Черной Леди. Отрывок. – Написано, вероятно, весной или в начале 1798 года. Впервые опубликовано в 1834 году. Две трети стихотворения утрачены. По свидетельству самого Кольриджа, оно насчитывало 190 строк.
[Закрыть]
Ветвистый, среброкорый ствол
Березы над ручьем поник,
Где, со скалы сбегая вниз,
Во мхах журчит родник;
Там Леди Черная сидит
В безмолвной муке рядом с ним,
И слезы тяжкие из глаз
Журчат ручьем двойным;
Пажа три раза в замок шлет,
Воздвигнутый на высоте,
Дабы к ней рыцаря призвал
С грифоном на щите.
Все ниже солнце; смеркся день,
А Леди, ужасаясь, ждет,
Мгновенья числит, замерев:
Что ж рыцарь не идет!
Вдруг, – легкий шелест над ручьем
Шатнулись дальние кусты…
«Мой нареченный! Мой жених!
Лорд Фолкленд, это ты!»
К нему припав, она спешит
Надежды выплакать и страх,
Ручьями слез гася огонь
Лобзаний на щеках.
«Велели у тебя спастись
Друзья, злокозненно дразня;
Укрой же на твоей груди
И защити меня!
Тебе, мой Генри, отдала
Я мир души и сердца жар.
О, Небо! Их назад не взять!
Все принесла я в дар!»
«Владетель замков – мой отец, —
Промолвил рыцарь ей в ответ, —
Их девять, и на всей земле
Прекрасней замков нет!
Прекраснейший из девяти
Моей возлюбленной сужден;
Дождись лишь ночи, и твоим
Владеньем станет он!
Как только вечер заслонит
Ладонью западный проем,
Сквозь мрак, среди мерцанья звезд,
Мы заскользим вдвоем!»
«Сквозь мрак? Среди мерцанья звезд?
Зачем же? Погоди, постой!..
О, боже! Он пред ликом дня
Мне дал обет святой!
Из дома отчего меня
Он должен полднем увести,
И дети в белом нам цветы
Рассыплют на пути.
Нас менестрелей встретит хор
Хвалой в честь молодой четы,
И дети в белом, встретив нас,
Рассыплют вновь цветы.
В перловых нитях смоль кудрей, —
Так я войду с любимым в круг
Веселых статных поезжан
И розовых подруг…»
1798
Перевод В. Рогова
[159]159
Мысли дьявола. – Опубликовано 6 сентября 1799 года в «Морнинг пост».
[Закрыть]
I
Дьявол утром, с ложа серного встав,
Покинул пределы Ада:
На Землю – на ферму свою – поглядеть
И узнать, как живет его стадо.
II
По горам он шел, по долам шагал,
Полезной прогулке рад,
И длинным хвостом непрестанно махал,
Как тростью машет фат.
III
Каков же дьявол был на вид?
О! По-воскресному франтовит:
Сюртук из алого сукна,
А в штанах дыра для хвоста видна.
IV
Он увидал: у конюшни бьет
Палкой змею адвокат,
И черту припомнились в тот же миг
Авель и его брат.
V
VI
Увидев, коттедж, а при нем
Для двух карет помещенье,
Ухмыльнулся черт: он всегда одобрял
Паче гордости униженье.
VII
Букинисту богатому дьявол сказал:
«Одинаковы наши призванья!
Я сам когда-то сидел, как баклан,
Возле Древа Познанья» [161]161
«…Возле Древа Познания». – Намек на строки из «Потерянного Рая» Мильтона (гл. IV, 194–196), где поэт сравнивал дьявола с бакланом, сидящим у древа познания.
[Закрыть] [162]162
Мистер Джон Мильтон, этот интереснейший из биографов дьявола, приводит сей анекдот в своем «Потерянном Рае», а здесь мы имеем собственное свидетельство самого дьявола относительно верности и точности этого анекдота . (Ред.).
[Закрыть].
VIII
Черт увидел, как рыла яму свинья
И сама же в нее попала;
«Она похожа, – нечистый изрек,—
На коммерцию Англии в нынешний век —
Меж ними разницы мало».
IX
Ряд одиночных камер предстал
В Колд-Батской тюрьме перед ним,
И нечистый был рад: он способ узнал,
Как усилить в Аду режим.
X
Там тюремщик узника заковал
Во мгновение ока в оковы.
«Что значит практика! – дьявол изрек. —
Раз-два – и готово!»
XI
И тот же страж отсидевших срок
Не спешил отпускать из-под кровли,
И черту припомнился долгий дебат
Об отмене работорговли.
XII
Он знакомую старую увидал:
На моленье она спешила
К методистам в часовню, и дьявол ей
Поклонился учтиво и мило.
XIII
Нос она задрала и сказала ему:
«Изыди! Крепка моя вера!»
И стала облизываться, воззрясь
На какого-то кавалера.
XIV
Он видел, как один министр,
Давно уж им любим,
В Палату некую прошел,
А большинство – за ним.
XV
И вспомнил из Писанья черт
О том, как в оный век
В сопровожденье гадов Ной
Прошествовал в ковчег.
XVI
Стал бедных грабить черт
Для богатого господина,
Одному шотландцу он руку пожал,
Не пугаясь сукина сына.
XVII
1799
Перевод В. Рогова
[164]164
Гимн Земле. Гекзаметры. – Впервые опубликовано в 1834 году.
[Закрыть]
В подражание «Гимну Земле» Штольберга [165]165
ШтольбергФридрих Леопольд (1750–1812) – второстепенный немецкий поэт-романтик.
[Закрыть]
Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея!
Трижды привет мой тебе, о богиня! Пою тебе славу!
Лейтесь, о лирные звуки, как волны, качая мой голос!
Ввысь воспари, о душа! Вознеси на крылах мою песню.
Взор мой блуждает по долу – вот озеро, остров зеленый,
Темные скалы, по скалам ручей пробегающий светлый;
В горной дубраве, красой и любовью твоей очарован,
Матерь великая, здесь у тебя я на лоне покоюсь!
Духи полудня игриво треплют кудри богини
Зеленовласой! Земля! Освежи меня! Чу! Коль примолкну,
Паузы арфы моей музыкальным гуденьем заполни.
Ты навеваешь мне радость и нежною грустью кропишь мне
Сердце, как будто росою, пока не прорвутся слезами
Радость и грусть из души в благодарственном трепетном гимне.
Гея! Бесчисленных чад и мать и кормилица, Гея!
Звездам небесным сестра, любимая радостным Солнцем!
Друг и хранитель Луны, о Земля, ты, кого не забудут
В круговращенье извечном на своде лазурном кометы!
Неувядаемо юная, всех в мирозданье моложе,
Небу супруга, что с высей на Землю взирает влюбленно,
Гея-загадка! Ответствуй, великая мать и богиня!
Иль ты не рада была, распустив свой девический пояс
В день, когда Небо-супруг впервые поял тебя в жены?
Был твой румянец прекрасен, тот утренний первый румянец!
Ты содрогнулась глубоко, Земля! И укрыться хотела
В собственной глуби своей! И могучую после отраду
Ты, извиваясь в объятьях у Неба-супруга, вкусила:
Дали объятья могучие жизнь существам бесконечным.
Тысячи новых насельников с тысячей новых влечений
Водные глади заполнили; реки по руслам запели;
Хриплое море взыграло, и вздулись валы океана;
Жизнь молодая мычала по гулким горам и дубравам,
Блея, блуждала в лугах, щебетала на ветках цветущих.
1799
Перевод В. Рогова
[166]166
Надпись для степного родника. – Опубликовано 23 сентября 1802 года в «Морнинг пост».
[Закрыть]
Платан, звенящий пчелами, подобен
Намету патриархов! Пусть всегда
Его седые ветви осеняют
Источник малый с круглым водоемом,
Куда нависший камень не пускает
Опавшую листву! Пусть ключ всегда,
Тих, как дыханье спящего младенца,
Стремит размерно ледяную влагу
Для путника! Пусть непрестанно пляшет,
Песок, завитый конусом, на дне,
Веселый, как прислужник фей, поверхность
Спокойных вод не покрывая рябью.
Прохлада здесь, и сумерки, и тень,
И мягкий мох – удобное сиденье.
Вблизи второго дерева не сыщешь.
Испей, скиталец! Отдохни! И если
Невинен сердцем ты – здесь освежишь
Твой дух, внимая еле слышным звукам —
Иль ветерку, или гуденью пчел!
1802
Перевод А. Штейнберга
сочиненная перед рассветом дня, назначенного для отъезда одного очень достойного, но не слишком приятного гостя, которого, – как я боялся, – дождь мог задержать.
[167]167
Ода дождю. – Впервые опубликовано в «Морнинг пост» 7 октября 1802 года.
[Закрыть]
1
Я знаю, что ночь сыра и темна,
Что час или два пролежал без сна,
И хоть глаза открывал порой,
Лежал, как слепой, в темноте сырой,
О Дождь! Я понял – ты ничто,
Ты заунывный, сложный звук.
Не благодарствую за то,
Что сон мой ты нарушил вдруг.
С рассветом воцарится тишь,
О Дождь! Ты смолкнешь, улетишь…
Больной, не выспавшийся всласть,
Тебя отнюдь не стану клясть;
Лишь нынче, до заката дня,
Уйди, пройди, оставь меня!
2
О Дождь! Унылый звук двойной:
Далекий бормот и плеск надо мной.
Мы, в соответствии дурном,
Ночью и днем, ночью и днем
Сквозь полог слез так много лет
Хромали друг за другом вслед.
С тех пор окрепла наша связь,
И плоть моя с тобой сжилась.
На раннем утре ты уйдешь,
Потом вернешься вновь!.. Ну, что ж!
Вернется боль, вернется грусть,
Суставы вновь опухнут, – пусть!
За эту вечную напасть
Тебя, о Дождь, не стану клясть,
Лишь нынче, до заката дня,
Уйди, пройди, оставь меня!
3
О Дождь! Готов прекрасным счесть
Тебя таким, каков ты есть!
Я мог бы написать о том,
Как ты хорош, – толстенный том.
Порой ты покидаешь нас,
Так почему бы не сейчас?
Хоть нынче, до заката дня,
Уйди, пройди, оставь меня!
4
О Дождь! На сдержанный прием
Не злись! Гостят в жилье моем
Старинный друг с моей сестрой, —
Ты нам свиданье не расстрой!
Мы не встречались так давно…
Недуги и тоска равно
Снедали нас; мы нынче днем
Хотим поговорить втроем.
Пойми: втроем! Ты это взвесь,
Четвертый лишним будет здесь.
Так много надо нам излить
Печалей, столько исцелить
Страданий, что нам Рок принес,
Так много набежало слез! —
Короче: хоть к началу дня
Уйди, пройди, оставь меня!
5
О Дождь! Клянусь тебя терпеть,
Когда б ты ни вернулся впредь!
Явись и нудно заряди!
Ведь ты, как прочие дожди,
Не столь приятен, сколь хорош.
Но я не хнычу ни на грош,
Хоть заряди на десять дней
И вдесятеро будь скучней, —
Я не взыщу и потому
Приветливо тебя приму
И стану слушать, как всегда.
Гости хоть месяц, – не беда!
Лишь нынче, до заката дня,
Уйди, пройди, оставь меня!
1802
Перевод Е. Витковского
[168]168
Мучительные сны. – Датируется 1803 годом (первый вариант этого стихотворения был послан в письме к Саути, датированном 11 сентября 1803 года). Впервые опубликовано в 1816 году вместе с поэмой «Кристабель» и «Кубла Ханом».
[Закрыть]
Пред тем, как лечь в постель свою,
Я на коленях не стою
И не творю молитвы вслух,
Но медленно смиряю дух,
Предавшись вере и мечте, —
Смежаю веки в темноте,
И, отрешившись от судьбы,
Забыв заботы бытия,
Я к небу возношу мольбы,
И чувствует душа моя,
Что слаб, но не отвержен я,
И воскресают в мире вновь
Надежда, мудрость и любовь.
Настала ночь. Во власти чар
Я напрягал в молитве ум,
Пытаясь отогнать кошмар
Бесовских образов и дум,
Зловещий строй: толпу теней,
И месть, которой нет черней,
И все обиды прошлых дней,
Я зрил: презренных, что сильны
И злобой вооружены,
И мерзостных желаний власть,
И худшую из худших страсть,
Роились сонмища впотьмах, —
О, тяжкий стыд! О, душный страх!
Дела, таимые от всех,
Известны всем, и не поймешь,
В чем – благость, в чем – гееннский грех;
Кругом мучительная ложь,
Что сердце мает и томит:
О, горький страх! О, душный стыд!
Так, в потрясенье, для меня
Две ночи минуло, два дня,
И сон бессонный в тишине,
Казался хуже смерти мне.
На третью ночь – все тот же сон,
Я был кошмаром пробужден,
И он не уходил, хотя
Я плакал горько, как дитя.
Лишь слезы мне могли помочь
Тогда, в мучительную ночь.
Я постигаю: суждена
Такая мука лишь тому,
Чья жизнь соблазнами полна,
Кто обречен сойти во тьму,
Кто носит в сердце вечный ад
И знает – нет пути назад.
Пусть он терзается во сне.
Но отчего все это – мне?
Одной любви взыскую я,
Ведь истинна любовь моя!
1816
ВИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ
НочьПеревод А. Ибрагимова
[169]169
Ночь. – Стихотворение опубликовано в 1815 году. По словам Вордсворта, сочинено во время прогулки.
[Закрыть]
Ночное небо
Покрыто тонкой тканью облаков;
Неявственно, сквозь эту пелену,
Просвечивает белый круг луны.
Ни дерево, ни башня, ни скала
Земли не притеняют в этот час.
Но вот внезапно хлынуло сиянье,
Притягивая путника, который
Задумчиво бредет своей дорогой.
И видит он, глаза подъемля к небу,
В разрыве облаков – царицу ночи:
Во всем ее торжественном величье
Она плывет в провале темно-синем
В сопровожденье ярких, колких звезд:
Стремительно они несутся прочь,
Из глаз не исчезая; веет ветер,
Но тихо все, ни шороха в листве…
Провал средь исполинских облаков
Все глубже, все бездонней. Наконец
Видение скрывается, и ум,
Еще восторга полный, постепенно
Объемлемый покоем, размышляет
Об этом пышном празднестве природы.
25 января 1798