Текст книги "Поэзия английского романтизма XIX века"

Автор книги: Вальтер Скотт

[221]221
  Ингкапский риф. – Баллада написана в Бристоле, впервые опубликована в «Морнинг пост» 19 октября 1803 года. Сюжет взят из «Заметок о Шотландии» Стоддарда. Ингкапский риф расположен у островка Мэй в Северном море близ шотландских берегов; в средние века остров был одним из оплотов христианства; по легенде, на нем в IX веке был убит датчанами святой Адриан.


[Закрыть]

 
Полный штиль, бездыханный покой;
Корабль застыл на глади морской;
Не веет в его паруса небосвод,
И киль недвижен в глубинах вод.
Беззвучно через Ингкапский риф
Ленивые волны катит прилив;
Чуть горбясь, они продолжают путь,
Не в силах колокол буя качнуть.
Тот колокол Абербротокский аббат
Воздвиг, чтоб гудел над морем набат
В жестокий шторм, скрывающий риф
Развихренной пляской пенистых грив.
Тогда мореходы, заслышав звон,
Поймут, где грозный риф затаен,
И, ускользнув от смертной беды,
Аббата благословят за труды.
 
 
Весело солнце светило с утра,
Радость сулила дневная пора;
Чайки, вопя, облетали бриг,
Бодро звучал их нестройный крик.
Вышел на спардек сэр Ральф, пират,
Остановил на ба́кане взгляд;
Чувствуя вешнего дня благодать,
Начал игриво петь и свистать,
Но замышлял дурные дела:
Радость пирата – злобной была!
Не отводя от ба́кана глаз,
Шлюпку спустить он отдал приказ:
«Курс на Ингкапский держите риф!
Взбучим святошу, к рифу приплыв».
Спущена шлюпка, гребцы налегли;
Ба́кан аббата маячит вдали.
К бую причалил сэр Ральф, пират,
И, перевесясь, разрезал канат.
Колокол булькнул и был таков,
Взвился и лопнул рой пузырьков…
Молвил сэр Ральф: «Не дождаться уже
Благословений аббату-ханже!»
 
 
Плавая долгие годы подряд,
Много добра награбил пират,
Он повернул обратно свой бриг
И берегов Шотландских достиг.
Плотно туман простерся сплошной,
Солнце укрыто густой пеленой,
Резкий ветрило весь день задувал —
Знай, не зевай, ворочай штурвал!
К ночи утихло, дождь моросил,
И паруса повисли без сил.
Людям земля в темноте не видна…
Молвил пират: «Скоро выйдет луна».
«Братцы! – воскликнул один моряк, —
Близкий прибой ревет сквозь мрак!
Где мы находимся – мне невдомек;
Колокол нам бы очень помог!
Звона, увы, не слыхать, как назло».
В полный штиль их теченьем несло.
 
 
«Господи! Это Ингкапский риф!»
Грянул удар, обшивку пробив.
Волосы рвет сэр Ральф, пират,
Прокляв себя, призывает ад.
В трюм вторгаются волны, и вот,
Судно уходит в глубины вод.
Но, трепеща, средь предсмертных мук,
Слышит пират ужасающий звук,
Словно трезвонит по нем Сатана
В колокол Ингкапский со дна.
 

1803

Дж. Тигель. Эдинбургский замок со стороны Грасмаркита

(из иллюстраций к произведениям Вальтера Скотта).

Гравюра по рисунку Т.-М. Ричардсона.

[222]222
  Королева Урака и пять мучеников. – Баллада написана в Бристоле, опубликована в «Морнинг пост» 1 сентября 1803 года. Положенная в основу стихотворения легенда заимствована из хроники правления португальского короля Альфонса Второго (1185–1223; в переводе Жуковского – Альфонзо) и «Серафической истории» Мануэля да Эсперанца. Обращение к португальской истории для Саути далеко не случайно: он бывал в Португалии в 1795–1796 и 1800–1801 годах, опубликовал «Письма из Испании и Португалии», «Историю Бразилии» и др.


[Закрыть]

 
Пять чернецов в далекий путь идут;
Но им назад уже не возвратиться;
В отечестве им боле не молиться;
Они конец меж нехристей найдут.
 
 
И с набожной Уракой-королевой,
Собравшись в путь, прощаются они:
«Ты нас в своих молитвах помяни,
А над тобой Христос с пречистой девой!
 
 
Послушай, три пророчества тебе
Мы, отходя, на память оставляем;
То суд небесный, он неизменяем;
Смирись, своей покорствуя судьбе.
 
 
В Марокке мы за веру нашей кровью
Омоем землю, там в последний час
Прославим мы того, кто сам за нас
Мучение приял с такой любовью.
 
 
В Коимбру [223]223
  Коимбра– первая столица Португальского королевства.


[Закрыть]наши грешные тела
Перенесут: на то святая воля,
Дабы смиренных мучеников доля
Для христиан спасением была.
 
 
И тот, кто первый наши гробы встретит
Из вас двоих, король иль ты, умрет
В ту ночь: наутро новый день взойдет,
Его ж очей он боле не осветит.
 
 
Прости же, королева, бог с тобой!
Вседневно за тебя молиться станем,
Пока мы живы; и тебя помянем
В ту ночь, когда конец настанет твой».
 
 
Пять чернецов, один после другова
Благословив ее, в свой путь пошли
И в Африку смиренно понесли
Небесный дар учения Христова.
 
 
«Король Альфонзо, знает ли что свет
О чернецах? Какая их судьбина?
Приял ли ум царя Мирамолина
Ученье их? Или уже их нет?»
 
 
«Свершилося великое их дело:
В небесную они вступили дверь;
Пред господом стоят они теперь
В венце, в одежде мучеников белой.
 
 
А их тела, под зноем, под дождем,
Лежат в пыли, истерзаны мученьем;
И верные почтить их погребеньем
Не смеют, трепеща перед царем».
 
 
«Король Альфонзо, из земли далекой
Какая нам о мучениках весть?
Оказана ль им погребенья честь?
Смягчился ли Мирамолин жестокий?»
 
 
«Свирепый мавр хотел, чтоб их тела
Без погребенья честного истлели,
Чтоб расклевал их вран иль псы их съели,
Чтоб их костей земля не приняла.
 
 
Но божии там молнии пылали;
Но божий гром всечасно падал там;
К почиющим в нетлении телам
Ни пес, ни вран коснуться не дерзали.
 
 
Мирамолин, сим чудом поражен,
Подумал: нам такие страшны гости.
И Педро, брат мой, взял святые кости;
Уж на пути в Коимбре с ними он».
 
 
Все алтари коимбрские цветами
И тканями богатыми блестят;
Все улицы коимбрские кипят
Шумящими, веселыми толпами.
 
 
Звонят в колокола, кадят, поют;
Священники и рыцари в собранье;
Готово все начать торжествованье,
Лишь короля и королеву ждут.
 
 
«Пойдем, жена моя Урана, время!
Нас ждут; собрался весь духовный чин».
«Поди, король Альфонзо, ты один,
Я чувствую болезни тяжкой бремя».
 
 
«Но мощи мучеников исцелят
Твою болезнь в единое мгновенье:
За прежнее твое благоволенье
Они теперь тебя вознаградят.
 
 
Пойдем же им во сретение с ходом;
Не замедляй процессии святой;
То будет грех и стыд для нас с тобой,
Когда мощей не встретим мы с народом».
 
 
На белого коня тогда она
Садится; с ней король; они за ходом
Тихонько едут; все кипит народом;
Дорога вся как цепь людей одна.
 
 
«Король Альфонзо, назади со мною
Не оставайся ты; спеши вперед,
Чтоб первому, предупредя народ,
Почтить святых угодников мольбою.
 
 
Меня всех сил лишает мой недуг,
И нужен мне хоть миг отдохновенья;
Последую тебе без замедленья…
Спеши ж вперед со свитою, мой друг».
 
 
Немедленно король коню дал шпоры
И поскакал со свитою вперед;
Уж назади остался весь народ,
Уж вдалеке их потеряли взоры.
 
 
Вдруг дикий вепрь им путь перебежал.
«Лови! лови!» (к своим нетерпеливый
Кричит король) – и конь его ретивый
Через поля за вепрем поскакал.
 
 
И вепря он гоняет. Той порою
Медлительно во сретенье мощей
Идет Урака с свитою своей,
И весь народ валит за ней толпою.
 
 
И вдалеке представился им ход:
Идут, поют, несут святые раки;
Уже они пред взорами Ураки,
И с нею в прах простерся весь народ.
 
 
Но где ж король?.. Увы! Урака плачет:
Исполниться пророчеству над ней!
И вот, глядит… со свитою своей,
Оконча лов, король Альфонзо скачет.
 
 
«Угодники святые, за меня
Вступитеся! (она гласит, рыдая)
Мне помоги, о дева пресвятая,
В последний час решительного дня».
 
 
И в этот день в Коимбре все ликует;
Народ поет; все улицы шумят;
Нерадостен лишь королевин взгляд;
На празднике одна она тоскует.
 
 
Проходит день, и праздник замолчал;
На западе давно уж потемнело;
На улицах Коимбры опустело;
И тихо час полночный наступал.
 
 
И в этот час во храме том, где раки
Угодников стояли, был монах:
Святым мощам молился он в слезах;
То был смиренный духовник Ураки.
 
 
Он молится… вдруг час полночный бьет;
И поражен чудесным он виденьем;
Он видит: в храм с молитвой, с тихим пеньем
Толпа гостей таинственных идет.
 
 
В суровые одеты власяницы,
Веревкою обвязаны простой;
Но блеск от них исходит неземной,
И светятся преображенны лицы.
 
 
И в сонме том блистательней других
Являлися пять иноков, как братья;
Казалось, кровь их покрывала платья,
И ветви пальм в руках сияли их.
 
 
И тот, кто вел пришельцев незнакомых,
Казалось, был еще земли жилец;
Но и над ним горел лучей венец,
Как над святой главою им ведомых.
 
 
Пред алтарем они, устроясь в ряд,
Запели гимн торжественно-печальный:
Казалося, свершали погребальный
За упокой души они обряд.
 
 
«Скажите, кто вы? (чудом изумленный
Спросил святых пришельцев духовник)
О ком поет ваш погребальный лик?
О чьей душе вы молитесь блаженной?»
 
 
«Угодников святых ты слышишь глас;
Мы братья их, пять чернецов смиренных:
Сопричтены за муки в лик блаженных;
Отец Франциск [224]224
  Отец Франциск– святой Франциск Ассизский (1182–1226) – основатель нищенствующего монашеского ордена францисканцев (миноритов); согласно оригиналу, пять мучеников принадлежали этому ордену.


[Закрыть]живой предводит нас.
 
 
Исполнили мы королеве данный
Обет: ее теперь возьмет земля;
Поди отсель, уведомь короля
О том, чему ты зритель был избранный».
 
 
И скрылось все… Оставив храм, чернец
Спешит к Альфонзу с вестию печальной…
Вдруг тяжко звон раздался погребальный:
Он королевин возвестил конец.
 

1815–1816

ТОМАС МУР

[225]225
  Цикл «Юношеские стихотворения»в основном опубликован в 1801 году в сборнике «Стихотворения покойного Томаса Литтла».


[Закрыть]

 
Как часто сонмы черных туч
Хотят затмить стеной
Застенчивый и робкий луч
В угрюмой мгле ночной.
 
 
Так заблуждений суета
Язвит в земном пути
Того, чья тихая мечта
Легко во мглу сойти.
 

 
Ты погляди, как под луной
Кипит и пенится волна
И как, объята тишиной,
Потом смиряется она.
 
 
Вот так, среди житейских вод,
Игрушка радостей и бед,
Мгновенно смертный промелькнет,
Чтоб кануть зыбким волнам вслед.
 

[226]226
  К… – Стихотворение существует во множестве вариантов.


[Закрыть]

 
Не надо слов: все так понятно.
Нас истомил взаимный плен.
Я сердце шлю тебе обратно,
А ты верни мое взамен.
 
 
Мы знали в полной мере счастье.
Пора расторгнуть узы сна:
Мрачна, как зимнее ненастье,
Была бы вечная весна.
 
 
Я слышу снова зов скитаний.
Но – верь – я не ищу иной
Подруги – преданней, желанней:
Прельщен я только новизной.
 
 
Итак, приют любви покинем
И, разлучась, пойдем с тобой,
Не отягчеппые уныньем,
Ты – той,я – этоютропой.
 
 
В короткой вспышке страсти ярой
Не пострадал никто из нас:
Ты не утратила ни чары,
Ничуть мой пламень не угас.
 
 
Не опалили поцелуи
Лиловый розан губ твоих,
И сладость сохранил былую
Твой вздох, мечтателен и тих.
 
 
Прощай! Когда любовь другая
К себе скитальца призовет, —
Минувшего не отвергая,
Шепну я (знаю наперед):
 
 
«Был много ярче твой румянец,
Чем этот, бледный, неживой,
Твой взгляд, и влагой притуманясь,
Сиял яснее синевой».
 
 
Прощай! Всему конец. Отныне
Меж нами – отчужденья лед.
Другой в ликующей гордыне
Твой стан руками оплетет.
 
 
Но, вспоминая все, что было,
Ты вдруг поймешь, печаль гоня, —
В нем нет и половины пыла,
Переполнявшего меня.
 

[227]227
  Послания, оды и другие стихи —Сборник опубликован в 1806 году.


[Закрыть]

[228]228
  Баллада. Озеро Унылой Топи. – Опубликована в цикле «Стихи, относящиеся к Америке». В 1803–1804 годах Томас Мур побывал в США. Большая Унылая Топь расположена в десяти – двенадцати милях от Норфолка, в штате Виргиния.


[Закрыть]

Написано в Норфольке, Вирджиния

Рассказывают о юноше, который потерял разум из-за того, что возлюбленная его умерла, и потом исчез из среды друзей; после этого о нем никогда уже не слышали. Так как он нередко говорил в бреду, будто девушка не умерла, а ушла к Унылой Топи, то предполагали, что он отправился скитаться в эти мрачные дебри и умер с голоду или погиб в одной из страшных трясин.

 
«Для горячей и верной души холодна
Могила была, как лед.
К Унылой Топи ушла она
И всю ночь в огнях светляков одна
В каноэ белом гребет.
 
 
Я скоро увижу ее светляков,
Услышу всплески весла,
И мы будем вдвоем, а при звуке шагов
Я найду ей в ветвях кипариса кров,
Чтобы смерть ее не нашла».
 
 
Унылую Топь отыскать спеша,
Он уходит, и путь тяжел:
Сквозь густой можжевельник, сквозь лес камыша,
По болотам, где змеи плодятся, киша,
Где еще никто не прошел.
 
 
И когда, от усталости сам не свой,
Он пытался сомкнуть глаза,
Его осыпала жгучей росой
И точила по капле слезу за слезой
Несущая смерть лоза.
 
 
А рядом в кустах шевелилось зверье,
Над ухом шипела змея.
Но он пробуждался, твердя свое:
«О, скоро ли в белом каноэ ее
На озере встречу я?»
 
 
Он к озеру вышел. Сверкнул и погас
В вышине метеор золотой.
Он сказал: «Вот любовь моя! В добрый час!»
И окликнуло эхо ее сто раз
Над тусклой ночной водой.
 
 
Из коры берез он сделал челнок
И отплыл от берега прочь.
Вдаль, вдаль его след метеора влек.
Были тучи темны, и ветер жесток,
И его поглотила ночь.
 
 
Но индейцы-охотники, верно, не лгут,
Что в глухую ночь без луны
На озере видны то там, то тут
Эти двое, что в белом каноэ гребут,
Светляками озарены.
 

[229]229
  «Будь ты землей среди зыбей…». – Опубликовано в цикле «Оды к Нее». Имя Нея заимствовано из «Медеи» Эврипида (стих 967). В подзаголовке Мур сообщает, что цикл написан на Бермудских островах.


[Закрыть]

 
Будь ты землей среди зыбей,
А я – прибрежною волной,
Я никому б не дал к тебе
Подплыть, мой берег дорогой.
 
 
Будь ты жемчужина и будь
Златистой раковиной я,
Тебя в объятия замкнуть
Я мог бы, милая моя!
 
 
Будь померанцем я в цвету,
А ты в листве моей цветком,
Твой аромат и красоту
Я б не делил и с ветерком.
 
 
О, не склоняйся над водой,
Чтобы горящее стекло
Дыханье груди молодой
И взор твой выпить не могло.
 
 
И блеск волос, и пурпур щек
Так повторяет эта гладь,
Что я бы с радостью в поток
Твой образ ринулся искать.
 
 
Блаженный ток! Могилой мне
И брачным ложем стал бы он,
И смерть нашел бы я в волне,
Твоею тенью поглощен.
 
 
Смотри, как светится, синея,
Вода сквозь ветви ризофор.
Так в шелковых ресницах Нея
Скрывает свой горящий взор.
 
 
Любовь моя! Везде, везде
Есть след, оставленный тобой.
Твои лучи – в любой звезде,
Стыдливость – в лилии любой.
 
 
И без тебя в природе нет
Всего, что блеск и красота,
И нега чувств, и мысли свет —
Но ты повсюду разлита.
 

[230]230
  Дух снега. – Опубликовано в цикле «Стихи, относящиеся к Америке».


[Закрыть]

 
Это остров любви, это остров чудес,
Сопричастный лазурному небу.
Он пучиной объят, так силач Геркулес
Обнимает красавицу Гебу. [231]231
  …так силач Геркулес // Обнимает красавицу Гебу. – По позднегреческому мифу, Зевс сделал Геракла бессмертным и взял его на Олимп, где ему в жены была дана Геба, богиня юности.


[Закрыть]
Знаю, хижины ваши – бальзам для очей,
Ваши песни – услада для слуха,
Но, привычные к зною полдневных лучей,
Вы не знаете Снежного Духа!
 
 
Белый пух его крыльев, как скатный жемчуг.
Как улыбка любимой, блистает,
И на травы земли ниспадает он вдруг,
Как твой шепот на душу, – и тает.
О, лети в те края, где рождается год
На широкой студеной постели.
Мил твой Остров Чудес… Но снега непогод
Не гостят в вашем знойном пределе.
 
 
Сладко видеть, как, ветром рассветным влеком
Снег, раздвинув ночные туманы,
Вновь терновник укрыл серебристым платком
Будто юную жрицу Дианы!
Но не думай, что зябкая эта вуаль
Возвещает начало разлуки;
Нежным чудом вплывут в твою душную даль
Духа Снежного белые руки!
 
 
Устремись в его край, к его долам гряди,
Пусть исплачется мглою земною!
Вознеси белизну своей юной груди
Над непрочной его белизною.
О, как сладко проступит твой узенький след
На мерцании нежного пуха,
Островку твоему в свете равного нет,
Но не знает он Снежного Духа!
 

[232]232
  Из «Ирландских мелодий»– Цикл написан в основном в 1806–1828 годах, но добавления в цикл продолжались вплоть до 1835 года, причем, как объяснял сам Томас Мур, запоздание публикаций вызвано было его нежеланием «разлучать слова с напевами», то есть издавать их без нот.


[Закрыть]

 
Шествуй к славе бранной,
Только, мой желанный,
Помни обо мне.
Встретишь ты стройнее
Краше, веселее:
Помни обо мне.
Ярче будут платья
И смелей объятья В
 дальней стороне!
Только, друг мой милый,
С прежней, с давней силой
Помни обо мне!
 
 
Меж цветов и терний
Под звездой вечерней
Вспомни обо мне!
Без огня и света,
Твоего привета,
Вянут розы лета
В сумрачном окне:
Я их вышивала,
В них любовь вплетала:
Помни обо мне!
 
 
В миг, когда в просторах
Грустен листьев шорох,
Вспомни обо мне!
И, когда ночами
Спит в камине пламя,
Вспомни обо мне!
Вечером угрюмым,
Весь придавшись думам
В горькой тишине, —
Вспомни, как, бывало,
Я тебе певала, —
Вспомни обо мне!
 

[233]233
  Военная песнь. Отважного Брайана славу воспой!. – БрайанБоронхе – ирландский монарх, убитый в битве при Клонтарфе в начале XI в. после того, как разбил датчан в двадцати пяти сражениях.


[Закрыть]

 
Отважного Брайана славу воспой,
Хоть в полузабытом бою
Погиб под Мононией [234]234
  Монония– Мюнстер (прим. Томаса Мура).


[Закрыть]этот герой,
Покинув Кинкору [235]235
  Кинкора– дворец Брайана.


[Закрыть]свою.
Он пал – и его закатилась звезда,
Но нам его светят дела,
И славы частица его – навсегда
В мечи нашей битвы вошла!
 
 
Монония! Нивы и горы вдали,
Далекие отблески гор…
Кто знал, что тиран в прах родимой земли
Впечатает рабства позор?
Нет! Вольность сияет и нынче, как встарь;
Так датчанам молвить успей,
Что лучше возлечь на Отчизны алтарь,
Чем сгинуть в железах цепей!
 
 
Соратников раненых память жива, [236]236
  Соратников раненых память жива… – Когда возвращавшиеся с битвы при Клонтарфе отряды Брайана были застигнуты врагом, раненые, которых, по преданию, было около восьмисот, стали сражаться вместе со здоровыми.


[Закрыть]
Когда в поражения дни
От крови их стала багряной трава,
Сражались без жалоб они.
То солнце, что наши ласкает мечи,
И их озаряло тела, —
Под Осори пали… О них не молчи,
Их гибель не тщетной была!
 

 
Эрин! [237]237
  Эрин! – Ирландия.


[Закрыть]В слезах улыбаешься ты
Радужной аркой живой высоты.
Так сквозь рыдание
Блещет сияние
Скорбной мечты.
 
 
Эрин! Не высохнут слезы твои!
Эрин! Улыбкой печаль не зови,
Прежде чем, светлую
И семицветную,
Вскинешь – заветную
Арку любви!
 

 
О, не шепчи его имя, пускай оно в сумраке спит,
Там, где холодный, бесславный прах его бедный зарыт.
Смутны, тихи и печальны, катятся слезы из глаз,
Словно роса, что ложится на могилу в полуночный час.
 
 
Но от студеной росы, что плачет во мраке ночей,
Ярче могильные травы встанут в сиянье лучей;
Так и печальные слезы, которые тайно мы льем,
Делают ярче в душах вечную память о нем.
 

[238]238
  Тебя возлюбивший покинул тебя. – Написано, по-видимому, в память о Роберте Эммете (см. прим. 381).


[Закрыть]

 
Тебя возлюбивший – покинул тебя,
Но прочь все сомнения, прочь!
Пускай он грешил, но любил он тебя,
Ты деяний его не порочь!
Осудят враги боль и скорбь твоих слов,
И слезы, и горечи пыл, —
Но, Небо в свидетели взять я готов:
С тобою я искренен был!
 
 
С тобою – мечты моей первой любви,
И помысел страсти любой, —
Смиренной молитву мою назови,
Но это моленье – с тобой!
Друзьям и возлюбленным будет дано
Вновь дни твоей славы узреть,
Но есть еще высшее счастье одно:
В бою за тебя умереть!
 

 
Луч ясный играет на светлых водах,
Но тма под сияньем и холод в волнах;
Младые ланиты румянцем горят,
Но черные думы дух юный мрачат.
 
 
Есть думы о прежнем; их яд роковой
Всю жизнь отравляет мертвящей тоской;
Ничто не утешит, ничто не страшит,
Не радует радость, печаль не крушит.
 
 
На срубленной ветке так вянет листок;
Напрасно в дубраве шумит ветерок
И красное солнце льет радостный свет, —
Листок зеленеет, а жизни в нем нет!
 

 
Как дорог мне час умиранья дня,
Когда струится пламень по волнам
И, грудь воспоминаньями тесня,
Минувшее опять приходит к нам.
 
 
Тогда душа полна одной мечтой:
В навечном отрешенье от тревог
Хочу пойти тропинкой золотой,
Найти покоя светлый островок.
 

 
Если б Эрин к былому душою приник,
До предательства [239]239
  До предательства… – то есть прежде, чем Ирландию предали.


[Закрыть]трусов презренных,
Когда Молаки [240]240
  Молаки– как объясняет Мур, ирландский монарх X в.; после одной из схваток с датчанами взял в качестве трофея золотой воротник противника.


[Закрыть]свой золотой воротник
У захватчиков вырвал надменных.
В бой под стягом зеленым вели короли
Алых рыцарей в блеске багрянца, [241]241
  В бой под стягом зеленым вели короли // Алых рыцарей в блеске багрянца. – Имеется в виду один из рыцарских орденов – орден Рыцарей красной ветви.


[Закрыть]
Прежде чем Изумруды Закатной Земли [242]242
  Закатная Земля– Ирландия, поскольку она лежит на западе.


[Закрыть]
Увенчали главу чужеземца!
 
 
А теперь – предвечерней порой – рыболов
В ясных водах, где отмель Лох Нига [243]243
  Лох Лиг. – Мур поясняет, что, по народному преданию, Лох Ниг – это источник, который внезапно разлился однажды и затопил располагавшийся поблизости город.


[Закрыть],
Видит башен руины, остатки валов:
То былого раскрытая книга!
Горделивого сердца возвышенный сон,
Отсвет канувшей в море державы…
Так вот можно увидеть сквозь волны времен
Скорбный мир увядающей славы!
 

 
Как яркий светильник, озаряющий сумрачный храм,
Сияющий издали людям в глухую ненастную ночь,
Горячее сердце стучит, не сдаваясь скорбям,
И дух победительный бедам осилить невмочь.
О Эрин, о Эрин, от пролитых слез не потух
За долгие ночи неволи твой неиссякающий дух.
 
 
Усталые нации гибли, но был твой восход молодым,
Твоя восходила заря, а другие клонились в закат.
Тяжелое облако рабства повисло над утром твоим,
Но яркие полдни свободы вокруг негасимо горят.
О Эрии, о Эрин, в тени миновали года,
И сгинули все гордецы, но твоя не бледнеет звезда.
 
 
Спит белая лилия, покуда на свете зима.
Дожди не остудят ее, не разбудят ветра.
Наступит весна, и она встрепенется сама,
Свобода согреет ее, и солнце шепнет ей: «Пора!»
О Эрин, о Эрин, зимы твоей кончился срок.
Надежды, осилившей зиму, наконец развернется цветок.
 

 
Молчит просторный тронный зал,
И двор порос травой:
В чертогах Тары [244]244
  Тара– грандиозные руины на холме в шести милях к востоку от города Трима (область Мит в Ирландии); примерно до 560 г. здесь была резиденция ирландских королей, в дальнейшем Тара служила иногда местом пиров и собраний. В 980 г. возле Тары произошла битва, приведшая к освобождению области Мит от датчан; в 1798 г. Тара стала местом разгрома ирландских повстанцев английскими войсками.


[Закрыть]отзвучал
Дух музыки живой.
Так спит гордыня прежних дней,
Умчалась слава прочь, —
И арфы звук, что всех нежней,
Не оглашает ночь.
 
 
Напевы воинов и дам
В руинах не слышны, —
Но иногда витает там
Звук лопнувшей струны:
Как будто Вольность, не воспев,
Отпев свои права,
Спешит сказать, сквозь боль и гнев,
Что все еще жива!
 

[245]245
  Хоть в слезах я взирала на Эрин вдали. – В 1537 году Генрих VIII издал указ, согласно которому ирландцам запрещалось носить национальные прически – особым образом пробривать голову лад ушами или же носить длинные локоны (так называемый Коулинс). Запрещалось также ношение усов (так называемый Кроммил). По этому поводу была сложена песня, в которой ирландская дева отдает предпочтение своему милому Кулину (то есть юноше с длинными локонами) перед всеми чужеземцами, под которыми подразумевались англичане, или перед ирландцами, носящими английские наряды. От этой песни до современников Мура дошла только мелодия, слова к которой написал вновь Томас Мур.


[Закрыть]

 
Хоть в слезах я глядела на Эрин вдали,
Звуки арфы твоей в мою душу вошли,
А спешил ты в изгнанье мне душу пленить,
Чтоб родную Ирландию мне возвратить.
 
 
Мне б вернуться на берег скалистый морской,
Где тебя не настигнет чужак никакой;
Я прильнула бы к прядям желанных волос,
Что угрюмому ветру трепать довелось!
 
 
И не бойся, что локон – в ночной тишине —
Затрепещет подобно стозвучной струне:
Злобным саксам тех струн золотых не украсть,
Что сумели воспеть нашу гневную страсть!
 

[246]246
  Свободного барда презреньем не мучай. – К первой строфе Мур дал примечание, что слово «Ирландия» происходит от «ир» ( ирланд.«лук»).


[Закрыть]

 
Свободного барда презреньем не мучай,
Коль славит услады, отбросив свой меч:
Быть может, рожден он для участи лучшей
И пламень святой мог бы в сердце сберечь?
Струна, что провисла на лире поэта,
Когда б пробудились Отчизны сыны,
Могла б прозвенеть тетивой арбалета,
А песня любви – стать напевом войны!
 
 
Но слава Отчизны его увядает,
И сломлен ее несгибаемый дух,
И дети ее на руинах рыдают:
Измена и Смерть торжествуют вокруг!
Нам велено доблестных предков стыдиться,
Томись, и казнись, и во тьме умирай, —
Спасем же огонь, озаряющий лица,
Пока не погиб наш ограбленный край!
 
 
Пускай наслаждений полны его вежды,
Он жаждет избыть беспредельную боль, —
Оставь песнопевцу хоть проблеск надежды,
Во мраке скитаться ему не позволь!
Прости ему сладость любовных мелодий,
Лишь только б он сердце высоко держала
Не так ли Аристогитон и Гармодий [247]247
  Аристогитон и Гармодий. – По преданию, перед убийством Писистрата, греческого тирана, его убийцы, Аристогитон и Гармодий, спрятали меч под миртовыми ветвями (Мур ссылается здесь на древнегреческого поэта Алкея).


[Закрыть]
Цветами увили отмщенья кинжал.
 
 
Пусть слава прошла и надежда увяла,
Жив Эрин в словах его гневных стихов;
И, пусть в них веселье порой ликовало,
Певец не забыл его бед и грехов!
Мила чужеземцу тоска наших жалоб,
Грянь, арфа – укором живым прозвучи,
Ведь робость презренная вас не сковала б,
Коль не были б сами себе палачи!
 

 
Вестник завтрашней суровой
Битвы здесь; он тут как тут!
Ждут нас вольность иль оковы?
Жизнь иль смерть заутра ждут?
Только ведайте, друзья,
Что в неволе жить нельзя!
Как звезда во мгле сырой,
Так в могиле спит герой, —
 
 
И народ его приют
Оросить слезой готов:
Люди будущих годов
О судьбе его поют.
Кто опочил в победный час,
Тот жил не зря, погиб за нас!
 
 
Озарен костром багряным,
Враг – он нынче бел, как мел;
Здесь сражались мы с тираном,
Чтоб тиранить нас не смел!
Не скует нам больше он
Злую цепь былых времен!
Громкий рог звучит войной:
Победив, мы мед хмельной
В рог нальем – и пустим вкруг!
 
 
Тот, в ком ярость горяча,
Может сгинуть от меча;
Что – для мертвых – горна звук?!
Но блажен, кто пал в бою
За Ирландию свою!