Текст книги "Тропиканка. Том второй"
Автор книги: Вальтер Неграо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Глава 10
Глядя на Серену, никто бы не сказал, что в жизни этой женщины произошла большая трагедия, что от нее ушел муж, – так она была доброжелательна, энергична и деятельна. Серена не позволяла себе ни на секунду поддаться такому естественному, казалось бы, чувству, как жалость к себе. Ее мудрое сердце торопило ее позаботиться о других и своей щедрой добротой избывало боль утраты.
А свою утрату Серена чувствовала на каждом шагу. Вся ее жизнь до этого была служением дому, мужу. И когда она оставалась одна в своем доме, когда Рамиру уходил в плавание, она жила ожиданием того дня, когда вновь окажется в крепких объятиях мужа и, задохнувшись от нестерпимого счастья, прижмется к его груди, вдыхая знакомый солоноватый запах моря. Но плавание по житейскому морю, в которое на этот раз ушел Рамиру, не предвещало возвращения. И не пустота в доме мучила Серену, а ненужность, бесцельность, бессмысленность ее ожидания.
За долгие годы жизни с рыбаком Серена привыкла, что ее ожидание – большая помощь мужу в его тяжелой борьбе со стихией. Оно защищало его от посягательства слепых, неразумных природных сил, напоминая о близких, ради которых необходимо выжить. Невольно ждала она Рамиру и теперь, но это ее ожидание было посягательством на его жизнь, свободу, счастье. Оно было во вред ему. Оно стало стихийной силой, с которой нужно было бороться.
И Серена боролась. С головой ушла она в изготовление украшений из ракушек. Подбирая ракушки по цветам, нанизывая их, она вспоминала свою бабушку-индианку и чувствовала, что умение делать ожерелья у нее в крови. Нанизывая их, она будто рассказывала свою жизнь, и почему-то выходило, что жизнь эта была прекрасна…
Помощницами в ее трудах стали все женщины деревни. Все они воодушевились, в каждой проснулся какой-нибудь талант. А после того как Франшику пообещал поставить ларек для их изделий у себя в аквапарке, Серена всерьез задумалась, что в нем еще продавать, – поставлять каждый день новую партию украшений они явно не смогут. Как-никак у всех у них были семьи, было много всяких дел и обязанностей.
Из молодых энергичней всех была Далила. В ее кудрявой головке роились тысячи планов, живые глаза сметливо примечали, где еще могут понадобиться их украшения, ловкие ручки набирали больше всех ракушек. Жизнь творческая, жизнь деятельная – вот чего жаждала ее душа, и теперь она жила такой жизнью.
– Я поговорила с донной Ноки, и она обещала дать свои чудесные кружева для ларька Франшику. А вот что еще? – советовалась озабоченная Серена с Далилой.
– Еще? Моя мама умеет делать замечательные сладости! В аквапарке сладкое не помешает. Да! Вспомнила! Бом Кливер умеет делать бутылочки из разноцветного песка! Он продает одну-две в баре Мануэлы. Мы будем собирать разноцветный песок, и он нас научит. Ему одному трудно, у него с глазами плохо.
– Отлично! – одобрил предложение Далилы Франшику, который вошел в дом и услышал, о чем говорят будущие свекровь с невесткой. – На ларьке мы напишем: «Народные промыслы», и публика валом к вам повалит.
Серена с Далилой заулыбались. Они полюбили этого веселого ладного парня, который был скор и на помощь, и на выдумку. Обе они видели, что сердце Франшику тянется к Асусене, и очень надеялись, что однажды прозреет и Асусена. Она увидит, должна увидеть, кто в этой жизни чего-то стоит, а кто нет. Но пока…
Пока и душой и телом Асусена принадлежала Витору. И никто ни в чем не мог ее разубедить. Она особенно болезненно переживала уход отца из дома. И потому, что была к нему очень привязана, и потому, что он ушел к матери Витора. Это накладывало на их отношения с Витором какой-то особый, не слишком-то приятный отпечаток. Однако Асусена не сомневалась, что их любовь преодолеет все препятствия. Не сомневалась она и в том, что любовь эта взаимна…
* * *
Странное чувство было у Летисии, когда она просыпалась поутру и вместо привычного белоснежного потолка видела деревянные досточки и зеленые листья между ними, которые служили ей теперь кровом. Когда вместо привычного одиночества ощущала рядом присутствие любимого и любящего человека. Она смотрела на его горбоносый профиль, на его длинные, уже с проседью волосы, и ей казалось, что видит она все это во сне. А может быть, разыгрывается постановка в театре и в нем ей отвели главную роль, но очень скоро спектакль окончится, и она опять окажется в нелюбимой, но привычной реальности.
Рамиру с улыбкой смотрел на всегда чуть растерянное лицо Летисии. Она была так хрупка и тонка, что казалась ему чужедальней птицей, что ненадолго залетела в его края и ее предстояло приручить.
Каждому из них было по-своему нелегко, и все трудности они пытались испепелить любовной страстью, уповая на какое-то райское счастье, которое должно было искупить и их прошлые страдания, и теперешний неуют.
Надо сказать, что Рамиру было легче, чем Летисии. Он жил в привычной ему реальности, он любил эту реальность и хотел, чтобы ее полюбила и Летисия. Рамиру готов был всячески помогать Летисии в том, чтобы она освоилась в ней и к ней привыкла.
Для Летисии все было по-другому. Как только окружающее переставало быть сном или театральным действом, оно становилось трудным и непривычным бытом. Жизнь в их хижине сводилась к выполнению самых простых обязанностей: приготовлению пищи, уборке, хлопотам по хозяйству, но именно это и оказывалось трудным для Летисии. У себя в фирме она способна была проанализировать сложную ситуацию, найти выход и принять решение, здесь же не могла зажечь спичкой сырые дрова, уследить, чтобы в очаге не подгорела рыба, опустить живого лангуста в котелок с кипящей водой. Увидев, что Рамиру опускает его живым, она даже есть его не могла…
А уйти от своих детей могла? Уйти, поверив, что будет счастлива, обретя вновь любовь своей юности?.. Летисия чувствовала, что она должна принять и освоить всю эту незамысловатую и очень конкретную действительность, иначе ей так и не разобраться со сложными проблемами, в которых она так безнадежно запуталась. И она мужественно бралась за кастрюльки.
– Когда-нибудь я приготовлю тебе татарский соус специально для этой рыбы, – обещала она Рамиру. – Пальчики оближешь!
– Ты знаешь, от чего я облизываю пальчики, – отвечал он с улыбкой, глядя на свою любовь, которая вернулась к нему все той же неопытной девочкой, которой всему предстояло научиться, которую всему предстояло научить. – И это всегда мне будет нравиться, даже когда моя девочка превратится в старушку с палочкой, седую и ветхую, тугую на ухо, морщинистую и горбатую, и все-таки неописуемую красавицу.
Он потянулся к Летисии, и она с готовностью прильнула к нему, но объятию их помешал стук в дверь. На пороге стоял Франсуа. После того как он помогал Рамиру строить хижину, он стал в этой хижине желанным гостем, соседом, другом.
– Пришел отпраздновать новоселье? – радушно спросил хозяин. – Садись, раздели трапезу, сегодня у нас рыба.
И Летисия тоже приветливо улыбнулась Франсуа.
– Спасибо, Рамиру, но праздновать мы будем как-нибудь в другой раз. Мне нужно сказать несколько слов Летисии. Дело касается детей, Аманды… Оказывается, ты ни слова им не сказала, и они очень волнуются.
– Я поговорю, как только соберусь с духом, – честно призналась Летисия. – Пока мне еще трудно…
– А может, нам поможет наш друг Франсуа, – предложил Рамиру, – скажет детям, что видел тебя, что у тебя все в порядке.
– Я, конечно, попробую, но считаю, что не годится детям узнавать о таких серьезных вещах от посторонних, – ответил Франсуа.
– Ничего, ничего, успокой их, Франсуа, – попросил Рамиру, – а пока садись-ка с нами за обед.
– Спасибо, в следующий раз непременно. Я сейчас спешу. Если что понадобится, заходите без церемоний. Позвонить, например, – и Франсуа выразительно посмотрел на Летисию, потом кивнул и ушел.
Рамиру прекрасно видел, что Летисия после визита Франсуа сама не своя.
– Рамиру, может, мне лучше все-таки побывать дома? Мои дети имеют право знать, куда девалась их мать.
– Нет, – твердо и спокойно ответил Рамиру, – нет, Летисия, еще не время. Я не могу пока тебя туда отпустить. Стоило нам в прошлый раз расстаться, и встречи мы ждали много-много лет…
Летисия замолчала и покорилась. Но спокойнее ей не стало, и, обнимая ее, Рамиру чувствовал, что мыслями она далеко от него.
– У тебя уже взрослые дети, Летисия, – попытался он ее успокоить, убедить в своей правоте, – живут в тепле, в довольстве, у себя в доме. За ними есть кому присмотреть. Конечно, они беспокоятся. Но если ты сейчас отправишься к ним, они тебя не отпустят обратно и ты никогда ко мне не вернешься. Пусть немного попривыкнут к новой жизни, и тогда уж ты с ними повидаешься.
– Я вернусь, Рамиру, вернусь! Пойми, сейчас они совсем одни в доме, дедушка в свадебном путешествии, меня нет, а мы с отцом всегда уделяли им очень много внимания. Им трудно.
– Ну смотри, Летисия. У тебя своя голова на плечах.
А что еще мог сказать Рамиру? Ему и самому нужно было сходить в деревню, узнать у Самюэля, когда они выходят в море, и он очень надеялся, что, вернувшись, найдет Летисию дома…
В отсутствие Рамиру Летисия сообразила, что может пойти к Франсуа и позвонить Аманде. Да, это было самое верное, самое удачное решение.
Она отыскала Франсуа на стройке, к большому недовольству Франшику, и он проводил ее в дом.
– Звони, звони, – радушно сказал он Летисии, хотя она прекрасно чувствовала, что за его радушием таится немало недоумения.
* * *
Франсуа и впрямь многого не понимал в этой истории. Ясно он видел только одно: долгие годы эта красивая, умная женщина была несчастна и теперь, как мотылек на огонь, полетела на мерцание счастья. Только вот счастья или призрака его? Ведь несчастные люди слепнут и в потемках гоняются за призраками, принимая игру своего воображения за реальность…
* * *
Летисия тем временем набрала номер телефона, руки у нее дрожали, она с нетерпением ждала, чей же голос услышит первым?
Трубку подняла Нейде, и голос у нее стал взволнованным и счастливым, когда она поняла, кто звонит.
– Ну наконец-то! Мы переволновались. А тебе беспокоиться нечего, справляемся, все в порядке. Сейчас позову Аманду.
Летисия слышала, как Нейде кричала: «Иди поговори с мамой по телефону! Мама звонит, доченька!» Некоторое время к телефону никто не подходил, Летисия только слышала где-то вдалеке голос Аманды, что-то отвечающей Нейде.
– Совсем забыла, – вновь зазвучал в трубке голос Нейде, – Аманды-то нет дома. Ты мне расскажи, как у тебя дела, а я ей все передам.
– Спасибо, Нейде, у меня все хорошо. Я еще вам позвоню. Пока!
Летисия сжалась, сгорбилась: ее дочь отказалась говорить с ней по телефону! До детей уже доползли слухи, и они не хотят больше знать свою мать!..
Франсуа, видя напряженное, несчастное лицо Летисии, зная нрав Аманды, счел своим долгом начать непростой разговор. Он не считал себя в этой семье чужим человеком, он был другом Гаспара, а с некоторых пор стал чувствовать ответственность и за его дочь, которая была ему глубоко небезразлична.
– Выпей соку, Летисия, – Франсуа протянул ей стакан с апельсиновым соком, – успокойся, насколько можешь, и попытайся меня выслушать. Поверь, что я тебе друг. Что всегда стремился тебе помочь и всегда говорил, что нельзя идти по жизни без чувства ответственности…
– Я не ребенок, Франсуа, – с усмешкой, которую вызвал его отеческий тон, сказала Летисия, – и поверь мне тоже: я сделала то, что считала нужным.
– Да, я понял, что твое решение вызревало давно. Его можно было прочесть у тебя в глазах, когда ты смотрела на Рамиру. Я обманывал себя, когда считал, что смогу тебя увлечь, но нисколько не раскаиваюсь. И по-прежнему хочу тебе только добра. Но знаешь, о чем я думаю? Время не проходит бесследно. Рамиру уже не тот юноша, которого ты когда-то полюбила. Может ли сегодняшний Рамиру сделать счастливой сегодняшнюю Летисию? Ведь за одну любовь ты платишь другой. Платишь любовью своих детей. Ты не думала, что можешь их потерять?
Как ни болезнен был для Летисии начатый разговор, она пошла на него. Ей необходимо было что-то прояснить для себя, а Франсуа был единственным человеком, в котором она не сомневалась, с которым говорила на одном языке.
– Я сама все время об этом думаю, Франсуа, – откровенно призналась она, – и пока поняла одно: я должна прожить свою жизнь с Рамиру. Ты сам сказал однажды, что, для того чтобы быть в чем-то уверенным, жить надо по-настоящему, без всяких «если бы»… И вот я живу. И если однажды раскаюсь, разочаруюсь, то буду знать: разочаровалась, а не струсила, не нашла, а не отказалась от счастья…
– Ну что ж, помогай тебе Бог! – только и мог сказать Франсуа.
Он, может, и попытался бы развеять ее иллюзии, но Летисия собралась поставить эксперимент над собой и своей жизнью, и ему оставалось только ждать результатов. Честно говоря, он даже не знал, какой результат был бы для него предпочтительнее: счастливый или несчастливый…
– Я постараюсь стать счастливой, – сказала вдруг с лукавой улыбкой Летисия. – И спасибо тебе за сок и за телефон, Франсуа.
* * *
Рамиру шел в деревню, но не к себе домой. Странное это было чувство: ноги сами несли его к дому, а разум удерживал. Первым он увидел Кассиану, который строил в тени навеса свой баркас. С сыном Рамиру было и труднее, и легче. Легче, потому что у них общее дело и всегда было о чем поговорить. Труднее, потому что сын уже был мужчиной, и решения его и оценки были жестки и непримиримы. Однако Рамиру знал, что может помочь сыну, подать дельный совет, и рассчитывал на уважение Кассиану. Работа над баркасом продвигалась – недалек тот день, когда он будет готов, и Рамиру радовался за сына и гордился им.
– Если хочешь, оставайся на этот раз на берегу, кончай свою лодку, – предложил он, – в море я управлюсь за нас обоих.
– Спасибо, отец, но главный у нас теперь Самюэль, и мы все его слушаемся. Он сказал, что мы выходим в море, и я выйду. В море я чувствую себя человеком, а Далила, сколько бы ни забивала себе голову новомодными штучками, она из наших и умеет ждать.
С уходом из дома отца Кассиану почувствовал себя совсем взрослым, он стал опорой семьи и отвечал за благополучие трех женщин: матери, сестры и невесты. Он чувствовал себя сильным, уверенным, хотя по-прежнему нуждался в отце как в советчике и собеседнике. К тому же мать так уважительно говорила все время об отце, что Кассиану не чувствовал ни малейшей неловкости из-за своих добрых с них отношений.
– Кассиану, я пойду посижу с Самюэлем в кабачке, а ты позови к нам туда Асусену. Очень я по ней стосковался, хочу повидать, поговорить.
Кассиану кивнул и отправился домой за Асусеной.
И вот Рамиру сидит напротив Самюэля, ждет дочку, а Самюэль смотрит на горькую морщину, что перерезала лоб Рамиру.
– Не ладится что-то? – спрашивает старый друг. – Может, нам лучше задержаться на несколько дней на берегу, чтобы ты как следует подготовил Летисию? Ты скажи, мы можем и задержаться.
– Нет, Самюэль, спасибо. Летисия теперь моя жена, и ей придется привыкать к нашей жизни. Она уже готова и не станет звать на помощь из-за пустяков, так что не тревожься, Самюэль. Беспокоят меня больше дети, непросто мне стало говорить с ними…
И будто подтверждая его слова, Кассиану вернулся один, без Асусены. Однако сложность, похоже, была не в Асусене, а в Серене.
– Мама считает, что негоже встречаться отцу с дочерью в кабаке, – сообщил Кассиану. – Если хочешь повидаться, сказала она, приходи к нам в дом.
Как могла предложить ему такое Серена? Как он может переступить порог дома, из которого ушел? Она, похоже, ведет к тому, чтобы он вообще не виделся с дочерью? Обида сразу захлестнула Рамиру. Обида на Серену, которую он сам и обидел и обделил…
Самюэль понял чувства своего друга, недаром они с детства были не разлей вода.
– Ты не прав, – сказал он, – а Серена, как всегда, права. Зачем вам встречаться здесь на глазах зевак. Ступай домой, обними свою дочку, прижми ее к сердцу. Пойдем, пойдем вместе, я тебя провожу.
Никогда бы не подумал Рамиру, что ему так трудно будет переступить родной порог. Но он переступил его, переступил и с болью, и с радостью. Как бы там ни было, но под этой крышей он прожил долгие и счастливые годы. И если распорядился теперь своей жизнью иначе, то не потому, что перестал испытывать благодарность и уважение к Серене.
Еще больше он был благодарен ей за то, что встретила она его улыбкой и тут же собралась навестить Эстер.
– Асусена ждет тебя, – улыбаясь, сказала Серена и ушла вместе с Самюэлем.
Первые неловкие минуты. Как же он соскучился по своей малышке Асусене! Рамиру попытался ей все объяснить. Он не хотел, чтобы она на него обижалась. Пусть знает, что ему нелегко далось это решение, но по-другому он решить не смог.
– Я тоже соскучилась по тебе, папа! – ответила отцу Асусена. – И не оправдывайся, мне это совсем не нужно. Мама много говорила с нами и помогла нам принять все как есть.
И опять Рамиру почувствовал благодарность к Серене, лучшей матери у детей и быть не могло.
Асусена уже пересказывала свои школьные новости. Скоро у них будет конкурс королевы для праздника моря. Она тоже записалась на конкурс. И ей бы очень хотелось, чтобы отец пришел на праздник, наверное, там будет очень весело.
– Конечно, приду, дочка! Не все изменилось в моей жизни, многое идет и пойдет по-прежнему.
Рассказала Асусена отцу и про бусы, которые они теперь нанизывают, и про то, что Далила поступила на курсы английского языка, потому что собирается продавать эти бусы во всех странах мира.
– Представляешь? Такая у нее мечта! – голубые глаза Асусены вопросительно смотрели на Рамиру.
– Это хорошо, дочка! Хорошо, когда у человека есть своя мечта. Из нее непременно что-то получается, – одобрил Рамиру.
Он перебирал ожерелья, которые принесла ему Асусена, и любовался ими.
Растроганное, смягчившееся лицо мужа бросилось в глаза вернувшейся домой Серене, и сердце у нее забилось быстро-быстро: муж радовался делу ее рук, оттаял у нее в домашнем тепле.
Серена не могла знать, что после ее ухода Самюэль сказал Эстер:
– Меня ведь считают колдуном, Эстер, так запиши себе для памяти: судьба еще сведет Рамиру и Серену вместе, такое у меня предчувствие.
Но Серена не могла позволить себе расчувствоваться. Видеть Рамиру ей пока еще было очень тяжело, и поэтому она сказала:
– Ты уж прости, Рамиру, но если наговорился с дочкой, то позволь нам заняться делами. С тех пор как мы занялись украшениями, у нас и минуты свободной нет, а работы в доме хоть отбавляй.
– Конечно, Серена! Желаю тебе удачи! Спасибо за детей и за все…
Рамиру трудно было говорить, он не договорил, махнул рукой и ушел.
Асусена, видя, что мать молча принялась за дела, подумала было, что обидела ее долгим разговором с отцом.
– Ты обиделась, да, мама? Обиделась на меня? – принялась она спрашивать Серену. – Но мне же нужно было показать отцу наши украшения. Мы с ним разговорились, он меня рассмешил, а я…
– Не продолжай, дочка, – остановила ее Серена, – ты что, чувствуешь себя виноватой из-за того, что любишь отца? Упаси меня Господь дожить до того дня, когда вы с братом его разлюбите. – Серена обняла и прижала к себе головку дочери, и Асусена, как всегда, почувствовала, что на нее снисходят мир и покой. А Серена, словно бы баюкая свою большую-маленькую дочку, продолжала говорить: – Даже страх смерти не может заставить человека забыть того, благодаря которому он появился на свет. А когда отец такой заботливый и любящий, как у вас, то это же просто счастье. Но даже если бы он был совсем другим, то любить его все равно было бы вашей обязанностью… А теперь давай браться за дело, доченька, у нас с тобой и вправду дел невпроворот.
Мир и покой снизошли на Рамиру, повидавшегося со своими детьми. Неважно, что сын относился к нему пока еще не просто и отказался от его помощи. Сын повзрослел на глазах, стал настоящим мужчиной, а дочка скоро станет очаровательной женщиной. У него выросли хорошие дети. И Серена помогала им взрослеть по-хорошему. За своих детей Рамиру был спокоен. Теперь ему стало стыдно, что он помешал Летисии испытать ту же радость. Он совсем не хотел быть ее тюремщиком, держать свою любовь взаперти.
Летисия ждала Рамиру, и он был счастлив увидеть ее дома. И сразу же повинился перед ней:
– Я был эгоистом и круглым дураком, Летисия, когда боялся, что ты останешься в городе. Поезжай повидайся с детьми. Сегодня я видел своих и понял, как тяжело не иметь возможности с ними видеться. Успокой их и возвращайся такой, какой я люблю тебя, какой хочу…
Он обнял Летисию и стал ей рассказывать, как рассказывал бы сказку:
– Вот увидишь, Летисия. простая жизнь многому тебя научит. Ты откроешь в себе новую Летисию, более сильную, смелую, и жить тебе станет гораздо легче. Мы с тобой больше ничего не будем бояться, Летисия…
Летисия благодарно слушала его. Завтра же она увидится с Амандой. Ей и нужно-то всего несколько минут, они посмотрят с дочкой друг другу в глаза и все поймут. Она найдет общий язык со своей сложной, строптивой дочкой, самостоятельной, непокорной и все-таки очень нуждающейся в матери…
