Текст книги "Тропиканка. Том второй"
Автор книги: Вальтер Неграо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Вальтер Неграо
Тропиканка
Глава 1
Витор догадывался, что поссорить Гаспара с Эстелой будет значительно труднее, нежели мать с Франсуа, но и предположить не мог, насколько прочно привязаны дед и его избранница друг к другу. На какие только уловки ни шел Витор, чтобы вбить между ними клин или хотя бы заронить маленькую толику сомнения, в их душах, – все было напрасно. Чтобы найти нужную зацепку, ему пришлось провести несколько вечеров у них в гостях, а однажды повезло развлекать Эстелу и в отсутствие деда.
– Ты удивительная женщина, – без зазрения совести льстил ей Витор. – Оставить любимую работу, друзей, уехать с человеком, который значительно старше тебя!..
– Возраст в данном случае не имеет никакого значения, – отвечала Эстела. – Просто я встретила человека, о котором мечтала всю жизнь, но уже перестала верить, что он существует.
– Боже, как красиво! – с наигранным восторгом Витор закатывал глаза, однако уже через минуту продолжал совсем в ином тоне: – Ты мне очень нравишься, Эстела, и потому меня немного пугает твое будущее. Представь, что Гаспару уже под семьдесят, а ты – еще вполне цветущая, молодая женщина… Ведь это же трагедия, не правда ли?
– Я не знаю, что со мной будет завтра, – смеялась в ответ Эстела. – А что будет через двадцать лет, и вовсе невозможно предугадать. Сейчас я счастлива, и это самое главное для меня.
– Да, вы с дедом очень похожи. Его тоже не волнует, что будет через двадцать лет, он упивается своим счастьем. Но тебе, наверное, скучно здесь? Ты привыкла к иной жизни, в которой было много музыки. Хочешь, я повезу тебя сейчас в одно местечко? Там играют замечательные музыканты.
Эстела от такой поездки не отказалась, и весь вечер они провели в компании джазовых музыкантов. Витор специально тянул с возвращением домой, чтобы Гаспар имел возможность убедиться, какая у него ветреная невеста. Но тот встретил их вполне доброжелательно и поблагодарил внука за то, что он догадался свозить Эстелу к музыкантам.
Такое благодушие Гаспара хоть и раздражало Витора, однако было ему на руку: «Пусть лучше он видит во мне друга, чем врага. Так легче будет нанести ему удар». В том, что возможность для удара вскоре представится, Витор не сомневался и оказался прав. Та зацепка, которую он так упорно искал, обнаружилась неожиданно. А подсказала ее, сама того не ведая, Изабел.
Как-то Витор от нечего делать заглянул в дом к Бонфиню, а точнее – к Оливии, но на него тут же обрушилась с расспросами Изабел: видел ли он невесту Гаспара, правда ли, что она – певица, и скоро ли будет свадьба? Витор, следуя избранной тактике, всячески расхваливал Эстелу, а также не скупился на восторги, расписывая, как он рад за деда, которому повезло, наконец, обрести свое счастье.
– Ты говоришь, она очень красивая? – что-то прикидывая в уме, спросила Изабел.
– Да, у нее внешность, достойная кисти великих мастеров. Этакая мадонна.
– Вот! – обрадованно воскликнула Изабел. – Ты сказал сейчас то, что мне было нужно! Думаю, портрет такой красавицы будет приятно писать любому художнику, и Франсуа – не исключение.
– При чем тут Франсуа? – не поняв, поморщился Витор.
– Ну как ты не понимаешь! – с досадой ответила Изабел. – Гаспар очень любит живопись, это общеизвестно. А я предложу Франсуа написать портрет Эстелы, и мы подарим его Гаспару в день свадьбы!
– Что ж, идея хорошая, – сказал Витор, одновременно соображая, как можно использовать эту ситуацию в своих целях. – Только есть одна загвоздка – Франсуа может отказаться.
– Я уговорю его! Не сомневайся.
– Нет, я нисколько не сомневаюсь, Изабел. При твоей энергии!.. А я, в свою очередь, уговорю Эстелу позировать. Главное – сделать это втайне от деда! Чтобы портрет стал для него сюрпризом.
– Конечно, – согласилась Изабел. – Я умею хранить тайны. Это, можно сказать, мое хобби!
Проводив Витора, она вернулась в гостиную и сделала выговор дочери за то, что та была с гостем не слишком ласковой.
– Ведь он приходил не к Бонфиню и не ко мне, а к тебе! Да, своим опытным глазом я сразу же это увидела. Ну что ты усмехаешься? Думаешь, у меня разыгралась буйная фантазия?
– Возможно, – не стала отрицать Оливия.
– Ничего подобного. Ты явно нравишься Витору. И вы могли бы стать замечательной парой! Или ты все еще не можешь забыть Дави? Ведь ты сама говорила мне, что не любишь его.
– Успокойся, мама, с Дави у меня все кончено. А Витор… Иногда в нем проглядывает нечто такое, чего я попросту пугаюсь.
* * *
С тех пор как Кассиану стал строить свою лодку, ссоры между ним и Далилой вспыхивали чуть ли не каждый день, причем вроде бы без видимых причин. Вот и сейчас, выйдя солнечным воскресным утром на берег и увидев там Кассиану – уже, разумеется, за работой, – Далила почувствовала себя неуютно.
– Ты прямо как немой укор, – сказала она, – работаешь с раннего утра и до поздней ночи, а я рядом с тобой выгляжу праздной бездельницей. Сегодня, например, долго спала.
– Ну и правильно, – не переставая строгать доску, произнес Кассиану. – Если нет занятий в школе, то отчего же не поспать?
– Наверное, я могла бы тебе в чем-то помочь.
– Нет, строить лодку – это мужское занятие.
– Но тебе же помогала Питанга! От ее помощи ты не отказался.
– Далила, опять ты за свое, – раздраженно проворчал Кассиану. – Я тебе тысячу раз объяснял, что она просто хотела посмотреть, как я делаю лодку.
– Ну да, а потом строгала тут с тобой доски, вколачивала гвозди.
– Я ее не просил об этом. К тому же Питанга – совсем другая: она выросла рядом со стариком Кливером и многому у него научилась. А ты – нежная, женственная… И у тебя есть я. Поэтому тебе незачем заниматься таким тяжелым мужским трудом.
– Так, может, Питанга тебе больше подходит? – обиделась Далила.
– Ох, перестань, – с досадой бросил Кассиану. – Пойди лучше искупайся, поплавай.
– А ты? – оживилась она.
– Мне некогда.
– Ну вот, всегда так, – огорченной Далиле расхотелось идти к морю, и она свернула к дому Асусены.
– Что, опять поссорились? – сразу же догадалась та.
– Да ну его, – махнула рукой Далила. – Кроме своей лодки, ничего вокруг не видит. Радуйся, Асусена, что тот, кого ты любишь, не бредит морем и уловом. Он образован, многое повидал. Тебе будет легко с ним.
– О ком ты говоришь? – настороженно спросила Асусена.
– О Франшику. О ком же еще?
– И ты туда же! – рассердилась Асусена. – Что вы все заладили в один голос: Франшику да Франшику!
– Он нам всем нравится.
– Мне он тоже нравится, но не настолько, чтобы думать о нем как о женихе.
– Да? – удивилась Далила. – А мне казалось… Ведь ты с ним несколько раз уезжала из школы?
– Нет, не с ним, а с Витором!
– Боже мой! Ты с ума сошла!
– Только не надо этих трагических восклицаний! – умоляюще произнесла Асусена. – Витор любит меня. Очень любит. И сколько бы вы ни подталкивали меня к Франшику, у вас ничего не выйдет, потому что я люблю Витора!
– Допустим, все так, как ты говоришь, – попыталась спокойно размышлять Далила. – Но почему же тогда вы встречаетесь тайком? Почему не проводите вместе выходные?
– Ты ведь знаешь, как к нему относятся в моей семье.
– Нет, Асусена, дело не в этом. Если бы у него были серьезные намерения, то он бы нашел способ убедить в этом твоих родителей и Кассиану. А он, к сожалению, лишь морочит тебе голову.
– Прошу тебя, никогда не говори плохо о Виторе. А то мы с тобой можем всерьез рассориться.
Несмотря на предостережение подруги, Далила тем не менее не собиралась так просто сдаваться и подыскивала другие, более убедительные аргументы, но закончить этот спор ей помешал Дави, неожиданно появившийся в доме Асусены.
– Сестренка, я пришел за тобой, – сказал он. – Сейчас мы поедем в город, ко мне. Отец и мама уже одевают свои праздничные наряды.
– Ура! – захлопала в ладоши Далила, но тотчас же спохватилась: – А Кассиану? Он рассердится.
– Мы возьмем его с собой, – разрешил эту проблему Дави.
Счастливая Далила немедля помчалась к Кассиану, однако он наотрез отказался ехать.
– Что мне там делать? Смотреть, как твой братец выпендривается, демонстрируя свою роскошную квартиру? Нет, не поеду. Мне надо строить лодку. Кстати, это в твоих же интересах, потому что лодка – наше будущее.
– Но можешь ты ради меня отложить ее хоть на один день?
– Нет, Далила, не могу.
– Ну и оставайся со своей лодкой! – чуть не плача, выкрикнула она. – Сиди тут и обнимайся с деревяшками и гвоздями. А я поеду!
Настроение Далилы безнадежно испортилось, и даже такая желанная поездка, о которой давно мечталось, была ей не в радость. Как бы со стороны наблюдала она за родителями, смущенно входящими в городское жилище Дави и не знающими, как вести себя среди этой непривычно дорогой мебели. Дави тоже выглядел смущенным и все извинялся за то, что долго не отваживался пригласить их к себе, боясь вместо понимания натолкнуться на отчуждение. Далила поняла, что ей необходимо вмешаться – помочь и брату, и родителям, а потому, выйдя наконец из оцепенения, она шумно плюхнулась на обитый бархатом диван:
– Устраивайтесь поудобнее. Чувствуйте себя как дома! Это относится и к тебе, Дави. Ты, надеюсь, угостишь нас чем-нибудь вкусненьким? Приготовишь нам кофе?
– У меня для вас даже обед есть, – оживился Дави. – Сейчас я только разогрею его в микроволновой печи.
– Как же ты тут управляешься, сынок? – всплеснула руками Эстер. – Сам и готовишь, и убираешь?
– Два раза в неделю сюда приходит женщина, делает уборку, а готовить еду я умею сам, мне не трудно.
– Тебе надо жениться, – вздохнула Эстер.
– Мама, жену не обязательно иметь, когда есть пылесос и кухонный комбайн, – опять разрядила обстановку Далила. – Пойдем на кухню, сама увидишь это чудо.
За обеденным столом неловкость родителей и Дави окончательно прошла, уступив место легкой, непринужденной беседе. А потом Дави извлек из шкафа альбом с фотографиями.
– Хотите взглянуть? Они всегда со мной, и я часто рассматривал их, когда был студентом, да и сейчас нередко перелистываю этот альбом. Узнаешь, Данила? Это наша мама, совсем еще молоденькая. А это – отец. Видишь, какой красавец? А это мы с тобой – в деревне.
– Надо же! – изумилась Далила. – где ты их взял? У нас дома нет таких фотографий.
– Каюсь, я их, можно сказать, украл. Взял тайком, когда уезжал из дома на учебу.
– А я все ломала голову, куда они подевались, – сказала Эстер.
– Вы меня простите за это? – спросил Дави.
– Уже простили, – похлопал его по плечу Самюэль.
Вернувшись домой, Самюэль и Эстер весь вечер были в приподнятом настроении, а Далила, наоборот, загрустила. Заметив это, Самюэль попытался приободрить ее:
– Не стоит печалиться, дочка. Завтра помиришься со своим Кассиану.
– Да, помирюсь, – согласилась она, – только надолго ли? Ты же знаешь, что Кассиану увлечен своей лодкой, морем и больше ничем. А там, в городе, столько всего интересного! Разве можно этого не замечать? Жить, как мама, как донна Серена, – стирать, готовить, чинить сети и ждать, ждать… пока муж не вернется с промысла… Это плохие мысли, папа?
– Нет, я так не считаю. Недавно ты сказала: «Разве плохо, если я хочу чего-то большего для всех нас?» Ведь ты желаешь добра не только себе, а хочешь, чтобы всем было лучше. Что же в этом плохого?
* * *
Франшику методично объезжал побережье, подыскивая место для будущего аквапарка, и однажды, забравшись далеко в дюны, увидел целующихся там Асусену и Витора. Свет померк в глазах Франшику, и все стало ему не мило – даже выпестованный в мечтах аквапарк, с его бассейнами, искусственными водопадами и водными аттракционами. Однако Франшику считал себя прежде всего человеком дела, и потому неудача в любви не смогла выбить его из колеи надолго. Погоревав денек-другой, он опять приступил к поискам площади для аквапарка. В тот воскресный день, когда Далила уехала в город, а Асусена грустила в одиночестве, он тоже колесил по дюнам, не отдавая себе отчета в том, что все ближе подбирается к поселку, в котором жила любовь и печаль его сердца.
Места здесь были особенно красивые, и одно из них Франшику показалось вполне подходящим для его проекта. «Все, хватит искать, выбор сделан», – сказал он себе, но возвращаться домой не хотелось. Не мог он уехать отсюда, не повидав Асусену хоть издали!
Завернув в поселок, поболтал немного с Кассиану, но тот был хмур и не слишком приветлив. Франшику объяснил это тем, что строительство лодки требует особой сосредоточенности, и не стал отвлекать Кассиану от дела. В дом к Асусене он не решился зайти, но, к счастью, она сама вышла на берег. Франшику рассудил, что лучше поговорить с ней откровенно, чем мучиться в неведении, и прямо спросил ее об отношениях с Витором:
– Прости, я случайно увидел вас на пляже… Когда ты не дождалась меня после школы, я поехал вдоль берега, надеясь тебя встретить…
Асусена от смущения залилась краской и хотела уже придумать какую-нибудь отговорку, но, встретившись взглядом с Франшику, поняла, что не может лгать этим глазам, не имеет права.
– Ты мой большой друг… – начала она, с трудом подыскивая слова. – Ты, возможно, самый лучший парень на свете… Но я люблю Витора. Мне не удалось забыть его, как я ни старалась. Я не властна в своем чувстве, Франшику.
– Да, ты права, – грустно произнес он. – В этих делах мы не выбираем… Любовь сама выбирает нас. Вот и получается, что Франшику любит Асусену, а она любит Витора, который притворяется, что любит ее.
– Не надо так плохо думать о Виторе. Ты его совсем не знаешь!
– Возможно, – не стал спорить Франшику. – Но все же мне кажется, что я – именно тот, кто тебе нужен. Только ты не обращай внимания на эту мою уверенность. Я желаю тебе удачи с Витором.
Глава 2
Изабел долго не могла взять в толк, почему Франсуа отказывается писать портрет Эстелы. Как можно упускать такой выгодный заказ! Ведь это не только приличные деньги, но и дополнительная известность. Наверняка все газеты и телевидение будут трубить о женитьбе Гаспара Веласкеса и, кроме свадебных фотографий, с удовольствием продемонстрируют также портрет невесты, написанный Франсуа.
– Представь, какая это реклама, – горячась, убеждала его Изабел. – Если знаменитый миллионер заказал портрет своей возлюбленной именно тебе, то…
– Не продолжай, – прервал ее Франсуа. – Такая реклама может сослужить мне плохую службу: я ведь не портретист, а пейзажист. Самонадеянно было бы предполагать, что в новом для себя жанре я сразу же создам шедевр.
Туг вмешался Франшику, напомнив приятелю, что видел у него несколько портретных набросков.
– Ты очень точно выразился, – подхватил Франсуа, – я, действительно, дальше набросков не пошел. А тебе, по-видимому, очень хочется угодить своему патрону?
– Не только ему, но и Эстеле. Она такая замечательная женщина. Только немного стеснительная. Чувствует себя неловко, входя в семью миллионера.
– Ну вот, Франсуа, – опять включилась Изабел, – мы должны поддержать ее, ободрить, чтобы она не чувствовала себя чужой в нашем обществе!
– Я согласен с Франшику, – сказал Франсуа, – Эстела, действительно, очень милая женщина. Только тут есть еще одно обстоятельство – мои натянутые отношения с семьей Веласкесов.
– Матерь Божья! – воскликнула Изабел. – Ты испортил отношения с Веласкесами? Да как тебе это удалось при твоем-то ангельском характере?
– Не такой уж я ангел…
– Он наговаривает на себя, не верьте ему, донна Изабел, – принялся защищать друга Франшику. – Кстати, это был бы неплохой повод доказать всем, что Франсуа ничего не имеет против Гаспара.
– А разве кто-то в этом сомневается? – чересчур заинтересованно спросила Изабел, надеясь услышать нечто скандальное.
– Нет, никто не сомневается, – поспешил внести ясность Франсуа. – Просто Летисия Веласкес, увы, не испытывает ко мне таких же нежных чувств, как я к ней.
– Ах, какая жалость! – всплеснула руками Изабел. – А я так надеялась! Вы могли бы стать чудесной парой… Но одно другому не мешает, правда ведь? Ты напишешь портрет Эстелы втайне и от Гаспара, и от Летисии. Я об этом позабочусь. Ну сделай это для меня, Франсуа. Нам с Бонфинем очень хочется устроить Гаспару приятный сюрприз…
Она произнесла еще немало проникновенных слов, прежде чем Франсуа согласился, и, довольная одержанной победой, помчалась к Витору.
– Я восхищен вами, донна Изабел! – не поскупился тот на лесть. – Надеюсь, вы не упоминали моего имени? И объяснили, что Гаспар ничего не должен знать?
– Конечно! Я сделала так, как мы договорились. А скажи, что там произошло между Франсуа и твоей матерью? Они поссорились?
– Нет, ничего особенного. Вы же знаете мою маму – ей трудно угодить.
– Да, это уж точно. Франсуа – такой красавчик и человек замечательный. Не знаю, чего ей еще надо.
– Не расстраивайтесь, донна Изабел. Если им суждено быть вместе, то когда-нибудь это случится. Лично мне Франсуа очень нравится.
Уговорить Эстелу оказалось едва ли не сложнее, чем Франсуа. Но, взявшись за это, Витор отнюдь не уступал в напористости Изабел, а потому и добился, в конце концов, успеха. Главный упор он сделал на то, что идея с портретом будто бы принадлежит Бонфиню и его жене, а Витор очень их уважает и не может им ни в чем отказать.
– Странная идея, – сказала Эстела, – но Бонфиню, увы, я тоже не могу отказать. Он так много сделал для нас с Гаспаром.
Таким образом, согласие и модели, и художника было получено. Теперь Витору надо было только следить за развитием событий, чтобы вовремя направить их в нужное русло.
* * *
Мануэла, напуганная недавним побегом отца, глаз с него теперь не спускала и то же самое велела делать Питанге. К их удивлению, неудачная попытка Кливера бежать из дома не расстроила его, а, наоборот, вроде бы даже улучшила ему настроение. В последние дни старик заметно приободрился и словно бы помолодел. Но однажды бдительная Питанга застала его за крамольным занятием: дед собирал походную сумку.
– Ты опять вздумал бежать? – набросилась она на Кливера, однако тот сказал, что просто собирается на прогулку по окрестностям, и не один, а с Самюэлем.
– Дедушка, скажи правду: дон Самюэль берет тебя в море?
– Не знаю, может быть, – загадочно произнес Бом Кливер. – Только не говори об этом матери, а то она будет волноваться.
– Я тоже хочу! Возьми меня с собой, дедушка! Дон Самюэль не станет возражать, если ты его попросишь.
– Нет, ни в коем случае! – испугался Кливер. – Еще не известно, повезет ли Самюэль меня, не говоря уже о тебе.
Приехавший вскоре Самюэль сказал, что всего лишь покатает старика вдоль берега на «джипе», а Питанга не поедет с ними, потому что должна помогать матери в баре.
– Постойте, – вмешалась Мануэла, – а зачем отцу в таком случае подзорная труба?
– Ну как зачем? Чтобы смотреть в морскую даль, – пояснил, хитровато усмехаясь, Самюэль.
Пообещав Мануэле вернуть Кливера в целости и сохранности, он поехал к старому заброшенному причалу, где заранее припрятал шаланду.
– Я полагаю, нам лучше отплыть отсюда, без свидетелей.
– Как здорово! – обрадовался счастливый Кливер. – Пахнет морем, рыбой!.. Я уж и не думал, что когда-нибудь выйду в море.
– Для начала мы возьмем курс к тому месту, где когда-то нашли парусник, – сказал Самюэль. – Если женщине удалось спастись, то, значит, ее подобрал кто-то из тамошних жителей. Вот их мы и будем расспрашивать.
– Столько лет прошло, – с сомнением покачал головой Бом Кливер. – Вряд ли кто теперь может вспомнить, что было двадцать лет назад.
– Ты не прав, старик, парусники ведь терпят крушение не каждый день. Такие события запоминаются надолго.
И действительно, в первом же доме, куда они постучались, их ждала удача. Хозяйка дома, старая донна Дивина, не сразу, но все же призналась, что своими руками выхаживала ту женщину с парусника после кораблекрушения.
– А ребенок? Вы ничего не знаете о ее ребенке? – спросил Самюэль.
– Нет, она сама его долго искала. Письма писала мне и даже приезжала сюда потом – с подарками.
– Мы тоже привезем вам подарки, если вы дадите нам ее адрес, – пообещал Самюэль.
Бом Кливер так волновался, что за все время не проронил ни слова, и лишь уходя осмелился спросить, почему донна Дивина была с ними так неприветлива поначалу.
– Я приняла вас за разбойников, – призналась та. – А потом, когда вы стали спрашивать о паруснике, подумала, что вы из полиции. Здесь после кораблекрушения побывало много полицейских, и все нас в чем-то подозревали. Вот я и решила на всякий случай помалкивать.
– Если нам удастся найти женщину и ребенка, мы к вам обязательно приедем, – сказал Самюэль. – Так что запомните нас и в следующий раз не принимайте за разбойников.
* * *
Пока Самюэль путешествовал со старым моряком Кливером, в поселке произошло событие чрезвычайное, немыслимое для здешних мест: Серена прогнала из дома Рамиру.
Выяснилось это утром, а накануне вечером супруги, чего с ними уже давно не бывало, долго сидели на террасе своего дома и глядели на звезды, на восходящую луну.
– Сегодня полнолуние… – сказала Серена.
– Да, – тихо откликнулся Рамиру. – Если бы я сейчас находился в море, то это была бы беспокойная, печальная ночь. Я думал бы, как тебе одиноко здесь.
– Но сейчас ты не в море, – ласково погладила его по плечу Серена, и он, крепко прижав ее к себе, зашептал со все более нарастающей страстью:
– Скоро опять в плавание… Я хочу взять с собой твой запах, твои ласки… Там их не будет.
– Рамиру, перестань, дети еще не уснули.
– Нет, они уже видят сны о своем будущем. Когда-нибудь они будут жить в своих семьях, а мы с тобой останемся вдвоем.
– И я буду любить тебя, ни на кого не оглядываясь, даже на наших детей.
– Я тоже буду любить только тебя. Серена! – клятвенно произнес Рамиру. – Днем и ночью, утром и вечером. Всегда. До последнего вздоха.
Соскучившись по его ласкам, по его нежным словам. Серена вся подалась навстречу мужу, и они жадно припали друг к другу.
А потом была долгая жаркая ночь, и в порыве страсти Рамиру внезапно выдохнул: «Летисия! Летисия!..»
Серена сжалась, как от удара плетью, но Рамиру этого даже не заметил, мгновенно погрузившись в блаженный, безмятежный сон.
Утром его разбудил Кассиану, который искал по всему дому кофе.
– Ты случайно не знаешь, где мать его хранит? – обратился он с вопросом к отцу.
– А где Серена? Разве она не приготовила завтрак?
– Ее нет дома. Надо будить Асусену, а то мы останемся голодными.
– Странно, куда же могла уйти Серена так рано? – недоумевал Рамиру.
– Может, у нас кончился кофе и она пошла к донне Эстер одолжить? – предположила проснувшаяся Асусена.
Однако у Эстер Серены не оказалось, как и не оказалось «джипа» на привычном месте. Обеспокоенный, Кассиану хотел уже идти на поиски матери, но Рамиру его остановил:
– Если она уехала на машине, то пешком ты ее не догонишь.
– Но ты знаешь, куда она могла поехать? Между вами вчера что-то произошло? – не унимался Кассиану.
– Да, произошло, – благодушно улыбаясь, сказал Рамиру. – И это было просто замечательно!
– Так, может, она помчалась в город, чтобы купить тебе подарок? – пошутил Кассиану.
– Все может быть, – загадочным тоном произнес Рамиру, чем и успокоил детей, решивших, что у отца с матерью какие-то свои тайны.
Асусена уже собралась идти в школу, а Кассиану – строить лодку, когда у дома остановился «джип».
– Мама! – воскликнула Асусена и помчалась ей навстречу.
Кассиану и Рамиру тоже вышли на террасу. То, что они увидели, заставило их остолбенеть: лицо Серены было в ссадинах, а платье – перепачкано кровью.
– Ты попала в аварию? – бросился к ней Рамиру, опомнившись первым.
– Нет, – холодно отстранила его Серена. – Я привезла тебе ветки, чтобы ты мог сладить крышу над головой. Колья вырубишь сам и построишь такую же хижину, как ту, что я сейчас сожгла. Ничего, Рамиру Соарес, ты сумеешь отстроить ваше любовное гнездышко.
Он, не сказав в ответ ни слова, сел в «джип» и уехал неизвестно куда.
А Кассиану помог матери войти в дом, наказав Асусене срочно найти бинт и перевязать раны. Серена, однако, воспротивилась:
– Ничего не надо делать, сынок. Ты прав, я вся в ранах. Но эти раны не снаружи, а внутри, в моей душе. И пока они не заживут – бинты мне помочь не смогут. Оставьте меня, пожалуйста, одну. Я должна прийти в себя после всего, что случилось.
– Но что случилось, мама? Скажи нам, – взмолилась Асусена.
– Оставь ее, – строго сказал Кассиану. – Не видишь разве, в каком она состоянии?
Полдня Серена провела запершись в спальне, а затем домой вернулся Рамиру и потребовал открыть дверь. В «джипе», кстати, веток уже не было. Из спальни не доносилось никаких звуков, и Кассиану испугался, что мать может наложить на себя руки.
– Я не позволю ей этого сделать, – заявил Рамиру, взяв в руки топор. – Серена, если ты стоишь у двери, то лучше отойди, потому что я сейчас ее высажу.
– Не стоит, – подала наконец она голос. – Я сама открою. Вот, возьми. Это узел с твоим барахлом. Убирайся из дома, Рамиру!
– Какая муха тебя укусила? С чего ты вдруг взбеленилась? – пытался он угомонить жену.
– Я больше не обязана перед тобой отчитываться. Ты свободен, и я свободна.
– По-моему, ты спятила.
– Нет, я никогда еще не рассуждала так здраво, как сейчас, – возразила Серена.
– Но не можешь же ты выгнать меня из дома, даже не объяснив причины!
– А ты можешь жить с одной женщиной и думать о другой? Ты предал меня! Сломал мне жизнь! Я думала, что муж меня любит, а он все эти годы любил другую!
– Серена, о чем ты? Вчера у нас все было так хорошо!
– Нет, это не со мной ты ложился в постель, не меня ласкал. Ты думал в это время о Летисии, произносил ее имя. Конечно, твой выбор оправдан: она нежнее меня. Ее руки не огрубели от стирки и не пахнут луком, как у меня. Ведь я сама готовлю еду нашим детям. Морская вода просолила мои волосы, а ветер спутал их. Солнце сожгло и высушило мою кожу. От бессонных ночей, когда я помогала тебе чинить снасти, у меня появились морщины. Я представляю, как тебе тяжко ложиться в постель со мной, а думать о ней… О шелковом белье, дорогих духах, белой коже…
– Серена, хватит! – Рамиру попытался обнять ее, но она, резко оттолкнув его, продолжала:
– Сегодня ночью ты так ясно произнес ее имя – в постели, которая была нашей всю жизнь!.. Нет, я больше не намерена делить тебя с Летисией. Уходи к ней. Сделай, наконец, то, о чем мечтал всегда, но не отваживался на такой поступок. Отстрой вашу хижину и живи там со своей возлюбленной!
– Серена, все совсем не так, как ты говоришь, – не терял надежды успокоить ее Рамиру.
– Я говорю то, что есть на самом деле. Можешь уходить. Или ты боишься, что она долго не выдержит? Ведь ее дом тоже пропахнет рыбой…
– Перестань! – гневно одернул ее Рамиру. – Не надо так со мной говорить, а не то я…
– Плевать мне на твои угрозы и на тебя! Прочь из моего дома, из моей жизни! Уходи и никогда больше не возвращайся.
Он, держась из последних сил, еще раз попробовал пробиться к ее сознанию:
– Все, что мы пережили в этом доме, не было ложью. Я любил тебя.
– Это я тебя любила, только я! А ты меня – нет! Но теперь я усвоила урок и научусь любить себя, чего бы мне это ни стоило. А ты… Будь мужчиной, не затягивай наше прощание. Не рви понапрасну душу себе и мне.
Рамиру тяжело вздохнул и, взяв узел с одеждой, молча направился к выходу.
– Бог свидетель, я пытался, – сказал он, остановившись у распахнутой двери. – Но раз уж ты этого хочешь, то пусть так и будет. Прощай, Серена Соарес!
– Я больше не Соарес, – крикнула ему вдогонку Серена. – Пусть теперь она носит твою фамилию!
Закинув вещи в «джип», Рамиру уже собирался отъехать, но ему преградили дорогу Асусена и Кассиану.
– Мы не позволим тебе уехать, отец, – сказали они в один голос.
Рамиру пришлось выключить мотор и выйти из машины. Обняв детей он отвел их поближе к дому и наказал Кассиану заботиться о сестре и о матери.
– А о себе я позабочусь сам, – добавил он глухо.
Когда «джип» скрылся за поворотом, Кассиану и Асусена бросились в дом к матери. Туда же устремилась и потрясенная Эстер, но Серена попросила оставить ее наедине с детьми.
– Теперь ты единственный мужчина в доме, – сказала она Кассиану. – Тебе придется выходить в море, чтобы кормить семью. А мы с Асусеной будем тебе помогать. Я буду вести дом, как и прежде. А Асусена после школы станет собирать ракушки… Да, ракушки. Мы будем делать из них бусы, потом продавать… В моем доме никто не будет голодать.
– Мама, значит, отец нас бросил? – спросил Кассиану. – Он не должен был так поступать! Я поговорю с ним…
– Займись лучше своей лодкой, – остановила его Серена. – Она нам теперь особенно нужна. А мне пора готовить обед.
– Мама, но неужели же отец… – со слезами на глазах молвила Асусена, – нас предал?
– Послушайте меня, дети, – строго сказала Серена. – Я не хочу, чтобы вы отвернулись от Рамиру. Он – ваш отец и останется им навсегда. Если мы с ним не ужились, так это касается только нас двоих. И если я больше не могу любить и уважать вашего отца, то вы должны любить и уважать его, как прежде. Вот так. А сейчас давайте займемся делами.
