Текст книги "Тропиканка. Том второй"
Автор книги: Вальтер Неграо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 17
Летисия лежала в светлой палате, на белоснежных простынях, и тело ее наслаждалось привычным и долгожданным комфортом, но душа томилась тревогой и горькой печалью. Горько было сознавать Летисии, что ее избалованность, физическая хрупкость стали преградой на пути к счастью. Она тревожилась о Рамиру: что будет, если он не найдет ее в их хижине? Второго предательства он не перенесет…
«Успокойся, любимый, – твердила она про себя, – я люблю тебя, я с тобой. Что бы ни случилось, я с тобой. Делай свое трудное дело в душевном спокойствии и любви».
Это было ее молитвой, ее заклинанием. Твердя эти слова, она внутренне собиралась, готовясь как можно скорее выздороветь и встретить Рамиру у них дома, под кровом, который он построил собственными руками.
И еще Летисия ждала своих детей. Она не считала, что ее болезнь, ее физическая немощь являются какой-то особой привилегией. Про себя она просто ненавидела эту немощь. Но ей казалось, что эта болезнь могла бы стать вполне достойным поводом для примирения, если бы они того хотели… если бы… Но они пока не хотели.
Антибиотики сразу улучшили состояние Летисии. Оливия была просто счастлива, что организм Летисии так хорошо на них реагирует. В противном случае исход был бы плачевным, теперь Оливия могла сказать это с полной откровенностью. Сил для борьбы у истощенного организма не было, а воспаление затронуло оба легких. Хорошо еще, что помощь подоспела так вовремя, еще час-два лежания на земле, и все было бы кончено.
Все это Оливия сообщила Франсуа, который то и дело заглядьгоал в больницу, узнавая о переменах в состоянии Летисии. Он не спал из-за нее много ночей, готов был дежурить возле ее кровати. И было похоже, что у Летисии есть один-единственный родственник на свете – Франсуа.
Возвращаясь домой из больницы, Франсуа не мог не заехать к Серене и не поблагодарить ее.
– Вы вчера спасли ей жизнь, донна Серена, и я не мог не сказать вам об этом. Вы редкостный, необыкновенный человек!
Может, донне Серене благодарность Франсуа была нужна куда меньше, чем Асусене. Асусена все считала обидой присутствие Летисии у них в доме. Однако восхищение окружающих постепенно убедило ее в материнской правоте. После ухода Франсуа она бросилась матери на шею.
– Я так люблю тебя, мамочка!
– И я тебя, – отозвалась Серена, обнимая дочь и с печалью думая, сколько ее девочке еще уготовано испытаний.
Потом они обе решили, что хоть и не принято беспокоить рыбаков в море неприятностями на берегу, но случай этот не такой уж обыкновенный, и поэтому будет лучше, если они сообщат все заранее Рамиру. Чтобы не было никаких обид и недоразумений.
Серена с большим трудом вышла на связь. И успела сказать только несколько слов, сообщить, что Летисия больна, после чего связь оборвалась. Что ж, главное было сделано. Сказав одну короткую фразу, Серена будто проделала неимоверно тяжелую работу и почувствовала себя вконец опустошенной и без сил.
– Ну знаешь, Серена! – сказала ей Эстер, узнав о разговоре по рации. – Разве можно звать собственного мужа к другой?
– Он… он мне больше не муж, Эстер, – устало сказала Серена. – Знаешь, пойду-ка я приму душ, а то у меня сегодня ни минуты свободной не было…
* * *
Когда Аманда сообщила Витору, что их мама находится в больнице, он игриво поинтересовался:
– В ветеринарной или психиатрической? Вопрос покоробил Аманду. Ну и ладно! Что она, Витора не знает? Пусть лучше сообразит, как связаться с дедушкой. Он непременно должен знать о болезни Летисии.
Как раскаивалась теперь Аманда в своих резких словах, которыми встретила Франсуа! Вдруг она поняла, что может остаться без матери, и ей стало по-настоящему страшно. Она увидела, что непрестанная материнская забота окружала ее как воздух, что злилась и негодовала она на мать только потому, что ни с кем не хотела ее делить. Она требовала, чтобы мать занималась только ею, Амандой, чтобы во всем помогала ей. Франсуа был прав, когда твердил, что обиды ее – чистейший детский эгоизм. Но когда опасность потери стала реальностью, Аманда вдруг почувствовала, как мелки и ничтожны были все ее обиды и претензии перед грозящей ей бедой…
Но Витор не понял и не почувствовал ровно ничего. Он наотрез отказался звонить Гаспару. Болезнь была очередным вывертом Летисии, досадной помехой на пути Витора, и он не собирался обращать на нее ни малейшего внимания.
– Но мама больна, и серьезно. Безответственно держать дедушку в неведении, – пробовала убедить брата Аманда. – Он даже не знает, что она живет теперь с рыбаком в этой ужасной хижине…
– А разве не ты говорила, что у тебя нет матери? – ехидно спросил в ответ Витор.
– Теперь все изменилось.
– С чего это вдруг? Будь ты тверже, для тебя не было бы никакой разницы. Но все женщины одинаковы – вечно меняют мнение, цвет помады, мужей, любовников. Все зависит от величины мозга, Аманда! Но ты не волнуйся, у тебя это наследственное.
И все это говорил ее брат! Брат, который призывал держаться вместе. Но какой опорой он мог быть для нее в ее одиночестве? В ее беспокойстве? Сейчас он лишил ее даже возможности поговорить с дедушкой, который конечно же помог бы маме и ей…
– У меня много дел, Аманда. Ты не видишь, я занят! – и Витор погрузился в чтение каких-то бумаг.
– Извини, что помешала, – ядовито сказала Аманда.
– Ничего, – снисходительно ответил Витор. Аманда полетела к матери в больницу. Больше она не думала, не рассуждала, ей хотелось одного: обнять, прижаться к матери, убедиться, что они еще вместе, что они еще долго-долго будут вместе…
Появление Аманды было подарком не только для Летисии, но и для Франсуа, который как раз сидел у нее. Теперь Франсуа был спокоен: Летисия непременно поправится. Дети – великий стимул, чтобы жить.
– Привет, Аманда! Оставляю тебе твою мамочку, – сказал он.
И Аманда бросилась Летисии на шею.
– Мама! Мамочка, – бормотала она. – Ты ведь не умрешь, правда? ТЫ ведь будешь со мной, правда?
– Глупышка моя, моя любимая девочка, конечно, я не умру, конечно, буду с тобой, – отвечала счастливая Летисия.
– Я наговорила тебе столько ужасных вещей, мамочка! Ты когда-нибудь сможешь меня простить? – темные глаза Аманды наполнились слезами.
– Разве, доченька? Я ничего не помню. Я все время сама хочу попросить у тебя прощения. Мое счастье на миг заслонило от меня твою боль.
– Я так перед, тобой виновата! Я все хотела показать, что мне все равно, но я ведь так люблю тебя, мамочка! И просто не переживу, если что-то случится с тобой.
Аманда плакала, и со слезами уходили из ее сердца все самолюбивые обиды. Как же ей стало хорошо сидеть на кровати возле матери, обнимать ее и чувствовать тепло ее объятий.
Они обе плакали, обе улыбались.
– А что Витор? – осторожно спросила Летисия.
– Ты же знаешь его, – отозвалась Аманда. – В глубине души он хороший. – Аманда не могла не защитить брата. – Все дело во времени, пройдет время, и вы непременно помиритесь.
– Конечно, дочка, я тоже так думаю, – ответила Летисия.
Она понимала, что рано или поздно, безусловно, так и будет, но будет это скорее поздно, чем рано…
Образумить Витора попытался и Франсуа. Если уж ему удалось как-то разговорить Аманду, то, может, и с Витором что-то получится? Во всяком случае, он счел небесполезным поговорить с ним, когда ему предоставилась такая возможность. А возможность предоставилась, когда они с Амандой пили в столовой чай и туда заглянул Витор.
– Считайте, что вы меня не видели, – проговорил Витор вместо приветствия. – Чувствуйте себя как дома, Франсуа.
– Вместо того чтобы отпускать дурацкие шуточки, спросил бы лучше, как здоровье мамы, – сказал ему Франсуа.
Но Витор продолжал паясничать:
– Кого вы имеете в виду? Неужели донну Летисию? Но разве вам неизвестно, что таких в нашем доме больше нет и не ожидается?..
– Прекрати! – оборвал его Франсуа. – Хватит валять дурака! Твоя мать в больнице, ей плохо, и ты ей нужен!
– Ошибаетесь, – издевательски протянул Витор. – Я ей совсем не нужен. Вокруг нее и так полно мужчин, которые горят желанием о ней позаботиться, так что она охотно откажется от моего внимания!
– Ах ты щенок! – Франсуа готов был ударить зарвавшегося самолюбивого мальчишку.
– А как тебе удалось сделать так, чтобы мать и дочь грызлись из-за тебя? – продолжал подливать масла в огонь Витор, которому очень нравилось выводить людей из равновесия – тогда он чувствовал себя и в самом деле всемогущим… Но вот тут-то Франсуа и успокоился. Он насквозь видел все ходы Витора, но по большому счету сейчас ему было не до него.
– Когда захочешь, научу. Всегда к твоим услугам, – со снисходительной улыбкой спокойно сказал он и понял, что Витор пока совершенно безнадежен…
* * *
Бом Кливер прожил слишком долгую жизнь, чтобы радость была для него только радостью, а печаль только печалью, они всегда смешивались вместе, выводя за собой длинную череду воспоминаний.
Глядя, как Мануэла суетится вокруг Питанги, он вспомнил победу другой морской королевы, которая была одержана много лет назад…
Мануэле страстно хотелось, чтобы дочка ее взаправду царила на морском празднике. Она даже взяла из банка деньги, чтобы купить самой лучшей материи на платье, любой, какая понравится, и кружев, и лент и пуговиц…
– Вот тебе и случай, чтобы открыть Питанге правду, – предложил озабоченной Мануэле Бом Кливер.
– Никогда! – твердо заявила Мануэла. – Зачем ей эта правда? К чему?
Бом Кливер думал по-другому: правда, она всегда и всем на пользу, к тому же могла послужить предостережением… Но с дочкой он спорить не стал. Жизнь обошлась сурово с его дочкой, и он жалел ее, надеясь хоть на какой-то просвет и для Мануэлы… Он не считал ее историю законченной. А вот история Франшику приближалась к концу, и к концу счастливому, благополучному. Бом Кливеру казалось, что с него теперь сняли давний грех, который он когда-то по неразумию совершил в юности. А почему бы тогда и всем остальным историям не повернуться к лучшему?..
* * *
Если Мануэла не спала ночей, сидя за шитьем платья для своей Питанги, то Франшику днями и ночами пропадал в своем парке, торопясь все закончить к празднику.
Франшику летал как на крыльях и все представлял, как встретится со своей сестрой. Она должна была быть тоненькой, изящной девочкой, очень воспитанной, даже немного жеманной. Настоящей маленькой леди.
Франшику описал Питайте именно такую девочку и попросил ее внимательно следить, не появится ли она однажды в какой-нибудь из молодежных компаний.
– Зовут эту чудо-девочку Ана Каролина, и лет ей пятнадцать или шестнадцать…
– И не стыдно тебе, Франшику? – укорила его Питанга. – С каких это пор ты стал интересоваться такой мелюзгой?
– Это совсем не то, что ты думаешь, Питанга, – таинственно отвечал Франшику. – Эта девочка очень дорога и мне, и моей маме.
Добрая Питанга всегда была готова оказать услугу. Она пообещала смотреть во все глаза. И еще подумала, что хорошо бы расспросить об Ане Каролине Пессоа, вот уж кто знает всех в округе.
* * *
Франшику позвонил своей маме в Рио и пригласил ее на предстоящий праздник.
– Ты ведь приедешь на открытие моего аквапарка, мамочка? – спросил он.
– Да, конечно. Не сомневайся! А что нового? – осторожно спросила Мария Соледад, и Франшику сразу понял, что это вопрос об Ане Каролине.
– Пока ничего, мамочка! Но я очень надеюсь на наш праздник, – отвечал Франшику. – На него же соберется вся молодежь Форталезы. И если она в Форталезе, то обязательно придет на праздник. Интуиция меня еще никогда не обманывала. Вот увидишь, Ана Каролина непременно появится! А раз ты приедешь на праздник, то мы можем быть уверенными, что нас ждет счастливая встреча!
– Похоже, Эстела, что наш сюрприз – коту под хвост, – говорил Гаспар, входя в дом. – Никто нас не встречает. И вообще дом как будто вымер.
Гаспар с Эстелой вернулись из свадебного путешествия. Вернулись раньше, чем собирались. Но вместо радостных возгласов дом встретил их мертвой тишиной.
Первой появилась Нейде с причитаниями и восклицаниями, следом Плиниу, а потом уже вылетела Аманда и бросилась деду на шею.
– Дедуля! Глазам своим не верю! Как же мы давно не виделись! – торопливо говорила она. – Здравствуй, Эстела! Мы очень без вас соскучились.
– Господи! А ты-то как изменилась с тех пор, как тебе исполнилось восемнадцать! – радостно говорил Гаспар, любуясь внучкой.
– Мы всем привезли подарки, – сообщила с улыбкой Эстела, – но твой дед такой нетерпеливый и все оставил в аэропорту, чтобы Плиниу потом привез. Ему не терпелось вас всех увидеть.
– Рассказывай, Аманда, рассказывай, как вы тут живете! – торопил Гаспар.
– Понимаешь, дедушка, маму положили в больницу, – осторожно начала Аманда.
– Что с ней? Несчастный случай! Говори мне все как есть, – тут же вскрикнул Гаспар, и на лице Эстелы отразилось истинное волнение.
Она успела оценить умную, тактичную дочь Гаспара и испытывала к ней самое сердечное расположение.
– Нет-нет, наверное, это скорее следствие простуды, но ее уже скоро выпишут, так что вы не волнуйтесь.
– Где же она могла так простудиться? У вас что, были тропические ливни? – недоумевал Гаспар. – Или какие-то немыслимые бури? А ну, рассказывай! – и он притянул к себе Аманду, догадываясь, что ему предстоит услышать немало необыкновенного.
– С тех пор как вы уехали в свадебное путешествие, мама не живет дома, – со вздохом сказала Аманда.
– Как это? – не понял Гаспар.
– Да так, дедушка. Она поселилась в жалкой хижине с одним рыбаком, с Рамиру Соаресом, и там подхватила воспаление легких.
Аманда выпалила все новости и уставилась на деда, даже не в силах себе представить, что он на это скажет.
– Так вот в чем дело, – спокойно и задумчиво протянул Гаспар. – Значит, Летисия и Рамиру снова вместе… Это многое объясняет. Что ж, Эстела, поехали к Летисии в больницу. Ты с нами, Аманда? Или приедешь попозже?
– Попозже, – ответила Аманда. Господи! Как же все стало хорошо с приездом деда! Все разом встало на свои места!
* * *
Гаспар лучился энергией и счастьем. Поглядев на них с Эстелой, сразу можно было сказать – эти двое обрели друг друга, они понимали один другого с полувзгляда и полуслова, и хотя прожили вместе меньше месяца, но казалось, что у них за плечами долгая совместная жизнь.
Когда они вошли в палату к Летисии, она порадовалась за них. Сама она чувствовала себя виноватой перед отцом и хотела оправдаться. Им предстоял долгий нелегкий разговор, и Эстела тут же поняла, как хочется остаться отцу и дочери наедине. Поцеловав Летисию, она пошла разыскивать Оливию, чтобы узнать реальную картину состояния больной.
– Вы вернулись из-за меня, папа? – огорченно спросила Летисия, но ее огорчение было куда меньше радости видеть возле себя любимого отца и чувствовать себя любимой дочкой.
– Если бы! – отвечал Гаспар. – Мы хотели устроить вам всем сюрприз, а оказалось, что вы нас тут поджидаете со своими сюрпризами! Все новости узнал только что сегодня от Аманды.
Летисия поняла, что отец говорит и о ее жизни с Рамиру тоже, и горячо сказала:
– Это был мой последний шанс, папа! И я бросила вызов судьбе! Рамиру ушел из семьи, и мы опять вместе, в хижине, которая точь-в-точь, как та, которую я так и не смогла вычеркнуть из памяти и где только и была счастлива.
Гаспар смотрел на тонкое, слегка порозовевшее лицо своей Летисии, слушал звук ее голоса, который креп по мере того, как она говорила, и хотел одного: пролить покой в эту истерзанную душу.
– Мне это было нужно, папа, просто необходимо, – продолжала она. – Слишком долго я убегала от себя, жила рассудком, но внезапно поняла: все, конец! Мои чувства, желания взяли верх, оказались сильнее меня. Мне было нелегко принять это решение. Его продиктовал не разум. И мне очень недоставало тебя, отец… Дети меня не поняли, осудили. Я догадываюсь, что и многие другие готовы бросить в меня камень. И тебя я опять огорчила, папочка, но по-другому поступить я не могла.
Летисия не защищалась, не нападала, не просила прощения, она просто излагала некую данность, с которой смирилась сама и предлагала смириться и всем остальным.
Гаспар лучше всех понимал свою дочь и больше всех желал ей счастья.
– Это я тебя огорчил, дочка, – сказал он. – Однажды я уже совершил глупость и запретил тебе жить по любви, как велело сердце, но вы тогда были так молоды… Я часто чувствую себя виноватым за то, что твоя жизнь сложилась не так, как ты хотела…
– Как бы она ни складывалась, я всегда знала, что ты хотел мне только добра, – поспешила утешить его Летисия.
– Да, это правда, и всегда, и сейчас. И поэтому я говорю тебе: живи, дочка, так, как подсказывает тебе сердце. Иди вперед и ничего не бойся.
Получив отцовское благословение, Летисия почувствовала большое облегчение. Она видела, что дано оно от души, а значит, никакие недомолвки не омрачат их отношений.
– А где Рамиру? – спросил Гаспар.
– Он сейчас в море, ты же знаешь, это его хлеб. Эстела вошла в палату вместе с Оливией и сразу
увидела, что главное уже сказано.
– Ну теперь мачеха позаботится о падчерице, – весело сказала она, – а папа Гаспар будет беседовать с доктором.
Гаспар с Оливией тут же вышли.
– Присядь, расскажи, как прошел ваш медовый месяц, – попросила Летисия, с улыбкой глядя на счастливую Эстелу. – Папа вел себя как влюбленный мальчишка?
– И как зрелый муж, и как страстный возлюбленный. Погоди! Когда я тебе расскажу, ты вмиг вскочишь с постели, чтобы пережить все то же с Рамиру…
Эстела наклонилась к Летисии, и зажурчал тот женский разговор, который может длиться вечно…
* * *
Гаспар узнал от Оливии, что жизнь в тех условиях, в которых Летисия оказалась теперь, противопоказана ее здоровью. Утренняя сырость, повышенная влажность, резкие охлаждения – Летисия в жару купалась в ледяной речке, пила ледяную воду из родника, – все это оказало свое вредное воздействие. Сказались и непривычная пища, и волнения, которые лишили ее аппетита. Сейчас опасность миновала. Но при неблагоприятных условиях возможен рецидив. Со слабыми легкими не шутят.
– Я подержу ее подольше в больнице, – пообещала Оливия, – чтобы максимально уменьшить эту возможность, потому что Летисия и слышать не хочет о том, чтобы куда-то переехать.
– Вот как? Ну что ж, значит, у Гаспара появилась еще одна проблема – нужен дом для Летисии. И замечательно! Чуть позже мы с Летисией как-то решим этот вопрос, – сказал он. – А теперь я попрошу тебя, Оливия, позвонить отцу на верфи и попросить его приехать ко мне домой. Ты, наверное, знаешь, у нас с ним вышла размолвка, и весь этот месяц я будто камень на шее таскал. А сейчас мы с ним посидим, потолкуем и сведем вничью эту глупую стычку.
– Я позвоню с удовольствием, но только домой. Отец уволился, стал безработным и сидит дома, – ответила Оливия.
Гаспар не поверил своим ушам. Да такого просто не может быть! Бонфинь покинул фирму «Наве»!
– Ты, наверное, что-то спутала, Оливия, – Гаспар с сомнением посмотрел на девушку. – Я же несколько раз говорил по телефону с Витором, и он ни словом не обмолвился ни о чем похожем…
– Ну как я могу что-то путать, сеньор Гаспар? А что касается Витора, то, возможно, он просто не хотел вас тревожить.
– Нет, в таком случае, я полагаю, у него были другие причины промолчать, – в раздумье сказал Гаспар. – Так ты говоришь, он дома? Ну и расчудесно. Тогда я сам его навешу. Спасибо за все, Оливия!
Гаспар заглянул к Летисии, простился с ней и Эстелой и, пообещав навестить дочку завтра, немедленно поехал к Бонфиню.
Увидев Гаспара, Изабел разахалась:
– Да ты просто расцвел! Стал совсем как новенький! Что с тобой делала Эстела, ну-ка расскажи!
Она уже кричала Жанаине, чтобы та подавала кофе, и приготовилась выслушать захватывающие подробности свадебного путешествия, но Гаспар охладил ее пыл:
– Изабел, я только что приехал, и у меня, как ты сама понимаешь, дел по горло, и в первую очередь мне необходимо поговорить с Бонфинем.
Бонфинь купался в бассейне, но, услышав голос Гаспара, тут же появился в холле с мокрым полотенцем на плече.
– Мой бонбончик заслужил свой отдых, – защищала мужа от посягательств Гаспара Изабел.
– Оставь нас, Изабел, – распорядился Бонфинь, и Изабел, как всегда в серьезных случаях, беспрекословно ему повиновалась.
Старые друзья не стали тратить время на взаимные упреки. Положение было слишком серьезным.
– Расскажи мне все с самого начала, только ничего не упускай, – попросил Гаспар, когда они уселись рядышком в саду под большим тенистым деревом, глядя на голубую гладь бассейна.
* * *
Среди дня в кабинете Витора раздался телефонный звонок. Витора не было на месте, и к телефону подошла Сузана. Как только Витор появился, Сузана передала ему:
– Вам только что звонил сеньор Гаспар.
– Неужели? – усмехнулся Витор. – И откуда? Из Рима? Милана? Парижа?
– Из дома сеньора Бонфиня, и просил, чтобы вы его ждали, он едет сюда.
Похоже, что бум начался несколько раньше, чем предполагал Витор. Он тут же вызвал к себе в кабинет Дави и напомнил об их договоренности.
– Ты обещал, чуть что – ты сматываешь удочки. Помнишь? Так вот, момент настал. Собирай вещички и мотай на все четыре стороны! – распорядился Витор.
Для Дави это предложение было полнейшей и очень неприятной неожиданностью.
– Но может, мы все-таки сначала поговорим с доктором Гаспаром? – нерешительно начал он.
Витор грозно взглянул на него.
– Ты что, хочешь стать предателем и выйти из игры? – спросил он.
Дави, как всегда, спасовал.
– Да нет, конечно! Как скажешь, так и будет.
– Быстренько соберись, и чтобы духу твоего здесь не было, – напутствовал его Витор.
Теперь он был готов к встрече с дедом.
Гаспар не слишком удивился тому, что Витор после его отъезда занял кабинет президента фирмы, о чем сообщила ему Сузана.
После всего, что он узнал от Бонфиня, Гаспара трудно было чем-то удивить.
Легким быстрым шагом Гаспар вошел в свой кабинет, и Витор приподнялся ему навстречу из-за массивного стола.
– Рассказывай, как дела, Гаспар, – предложил он. – Рад тебя видеть, дед!
– Уходи-ка из-за этого стола! – распорядился Гаспар.
– Господи! Но почему? – искренне изумился Витор. Такой резкости от деда он не ждал: как никак, любимый внук! – Что, соскучился по своему трону?
Но Гаспар не принял его шутливого тона.
– Немедленно! Сейчас же! Я жду, – властно и нетерпеливо повторил Гаспар.
– Может, мне перебраться в кабинет донны Летисии? – словно бы советуясь, спросил Витор.
Он как бы в нерешительности стоял возле стола, а Гаспар привычно расположился на своем рабочем месте.
– Ты сказал донны Летисии? С нее-то мы и начнем. Объясни, почему ты скрыл от меня, что она ушла жить к Рамиру? Я звонил вам много раз, говорил с тобой, с Амандой, с Нейде, и никто ни разу мне и словом не обмолвился! Из каких соображений ты запретил им говорить мне об этом?
Темные глаза Гаспара буквально впились в младенчески-невинные глаза Витора.
– Запретил и не раскаиваюсь. Мне не хотелось омрачать твой медовый месяц. Я решил, что это минутное увлечение, в неделю пройдет. Чего тебя было беспокоить? – спокойно и мирно отвечал внук.
– А с каких это пор твою мать стала отличать склонность к минутным увлечениям? – грозно спросил Гаспар. – Твое мнение о матери мне ясно! Хорошо! А когда она заболела, лежала в больнице, здесь что тобой руководило?
– Единственное, к чему я стремился, – это избавить тебя от забот – продолжал настаивать Витор, прямо и открыто глядя в глаза деду.
– Единственное, к чему ты стремился, – это держать меня подальше от Форталезы и от дел нашей фирмы! Только ради этого ты пренебрег интересами семьи, здоровьем своей матери, покоем сестры! Ты возомнил, что умнее всех на свете, и по уши влез в дерьмо! – голос Гаспара напоминал раскаты грома. – Свою фирму я создавал год за годом, она вырастала, как дерево, и давала плоды, а ты задумал подрубить ее под корень в один день своими безответственными решениями! За кого ты меня принимаешь, Витор? За полного идиота?
Сытое, гладкое, с прилизанными кудрями, лицо внука вдруг стало Гаспару необыкновенно противно. На нем читалось только бесчувствие, равнодушие и стремление во что бы то ни стало добиться своего. Ни одно слово Гаспара не нашло отклика в этой душе. Молодой человек, похоже, давно исключил себя из семейного клана и стоял только за себя.
– Тебя настроил против меня Бонфинь! – огорченно воскликнул Витор. Он заметил неприязненный взгляд Гаспара и поспешил изобразить волнение. – Сейчас я все объясню. Опровержение, которое нам так навредило, дал без моего ведома Дави, и я тут же рассчитал его. Я так ему доверял, но, к несчастью, он мое доверие обманул. А Бонфинь убежал как крыса с тонущего корабля. Я один пытался как-то спасти положение, делал, что мог. Может, неудачно, может, ошибочно. Но делал!
И глаза Витора были опять чисты и искренни.
– И тебе не стыдно говорить мне это? – горько спросил Гаспар. – Ты просто мелкий мошенник, мне известны твои проделки, твои махинации, и я понимаю, чего ты хотел добиться. Но я помешаю тебе! Не допущу, чтобы корабль с сотнями рабочих, которые ни в чем не виноваты, пошел ко дну. Теперь у руля буду стоять я.
– С тобой рядом я, конечно, буду чувствовать себя гораздо увереннее, и вдвоем мы быстро выправим положение, – подхватил Витор.
– Нет, рядом мы не будем. Иметь с тобой дело – это все равно что идти по минному полю. Секундная потеря бдительности грозит взрывом. Нет, Витор! С этой минуты ты уволен, и я запрещаю тебе подходить к воротам верфей на пушечный выстрел.
Такой скорой развязки Витор не ожидал и попытался хоть немного смягчить решение деда.
– Ты несправедлив ко мне, – начал он, – мне просто не хватило опыта. Разве можно за это выгонять меня на улицу как щенка…
– Щенок хранит верность хозяину. В нем есть хоть какая-то привязанность. А ты похож на змею, ядовитую предательницу, которая всегда готова укусить. – Гаспар говорил все с большей и большей горечью.
– Какая нелепость, дед! Нет, я не могу… – все еще пытался защититься Витор.
– Да, больше ты не можешь вредить мне! И можешь только одно – немедленно уйти отсюда, – твердо сказал Гаспар, потом нажал кнопку и вызвал секретаршу.
– Сузана, оповестите всех, что завтра состоится собрание директоров компании и проводить его буду я.
Озлобленный, Витор вышел. Дело повернулось совсем не так, как он рассчитывал, однако он не собирался сдаваться. Наивность отживших свой век стариков, вроде Гаспара и Бонфиня, его просто изумляла. Они еще на что-то надеялись! Витору их надежды казались смешной нелепостью.
Он поехал домой и стал собирать чемоданы. Делать в доме Гаспара ему было больше нечего.
* * *
Эстела, вернувшись из больницы, сидела и разговаривала с Амандой. Обе они с большим изумлением увидели проходящего мимо них с чемоданами Витора.
– Ты уезжаешь? Куда? – заинтересовалась Аманда.
– Чем дальше, тем лучше, – последовал ответ.
– Погоди, Витор! Если ты поссорился с дедом из-за мамы, то не стоит делать из этого такие крайние выводы, – стала уговаривать юношу Эстела. – Ты же знаешь, как отходчив Гаспар. И потом, мы обе тебя поддержим.
– В вашей поддержке я не нуждаюсь, – высокомерно ответил Витор. – И прекрасно знаю, что делаю. В делах я достаточно щепетилен, хотя уверен, что эту черту унаследовал не от Веласкесов.
Витор уселся со своими чемоданами в машину и отправился к Дави. Дави был весьма удивлен визиту бывшего своего начальника. Вот уж кого он не ждал!
– Я поживу у тебя, – произнес Витор безапелляционно. – Бонфинь что-то надул в уши деду, и он выставил меня из фирмы, но мой план остается в силе. Гаспар, сам того не подозревая, мне очень помог. Мне будет куда удобнее действовать подальше от их затхлости.
Дави слушал Витора с плохо скрываемым недоверием. Новый поворот событий был ему совсем не по вкусу. Он не ждал, что и Витор останется без работы. Мало того что без работы, но еще и без крова над головой…
Зато Витор, оглядев славную, уютную квартирку Дави, остался очень доволен.
– Решено! Лучшего места для альтернативного офиса не придумаешь, – сказал он, потирая руки. – Прямо отсюда и скупим, все акции.
– А если у тебя ничего не выйдет? – поинтересовался Дави.
– Чего не выйдет? Обставить моего склерозного деда? Ты смеешься, Дави! Когда фирма будет в наших руках, ты забудешь эту свою квартирку и свою серую жизнь! – Витор снисходительно смотрел на приятеля, и тот, как всегда, стушевался.
– Ладно, Витор, делай как знаешь. Я тебе доверяю. Ты можешь на меня рассчитывать.
– Ну то-то! А теперь пойди и принеси мои чемоданы из машины. Мне совсем не улыбалось тащиться с ними наверх, – распорядился Витор и с удобством устроился в кресле.
Когда Гаспар вернулся домой и услышал от Аманды, что брат ее ушел из дома и где он, неизвестно, Гаспар не кинулся на поиски внука. Он прекрасно понимал тревогу Аманды, поэтому притянул ее к себе и сказал:
– Этому мальчику пора уже стать взрослым. Поверь, все, что мог, я для него уже сделал, теперь пусть пробует сам. Пусть набьет себе шишек, пусть научится терпеть. Такая для него наступила пора.
Главными заботами Гаспара были сейчас фирма и Летисия. На следующий же день Гаспар скупил чуть ли не полрынка – Летисия должна употреблять побольше витаминов.
Увидев перед собой красочное изобилие всевозможных фруктов, Летисия рассмеялась: неужели отец считает, что она способна с ними справиться?
Чувствовала она себя уже вполне здоровой. Анализы были удовлетворительны, и Летисия настаивала, чтобы ее немедленно выписали из больницы. Как ни противилась Оливия, делать было нечего: как можно было удержать в постели здорового человека?
Гаспар тут же предложил дочери поехать укрепить силы в Италию или Швейцарию. Ненадолго. На месяц-два. Подышать горным воздухом.
Но Летисия, улыбаясь, с упреком посмотрела на него.
– О чем ты говоришь, папа? Я буду ждать Рамиру у нас дома, как обещала.
Летисия чувствовала, что Рамиру вот-вот вернется, и изо всех сил спешила домой. Он должен, должен застать ее дома!
* * *
Франсуа, который с приездом Гаспара стал появляться в больнице гораздо реже, предлагал Летисии с Рамиру поселиться у него. Предлагал он искренне, без задних мыслей, хотя не мог не понимать, что ни она, ни Рамиру никогда не примут его великодушного и вместе с тем весьма сомнительного предложения.
* * *
В конце концов Летисия добилась, чтобы ее выписали. Добилась и того, чтобы Гаспар с Эстелой отвезли ее в их с Рамиру жилище.
Оглядев это жилище, Гаспар. нахмурился, но воли своим опасениям не дал. Ничего. Сейчас Эстела навезла для Летисии пижам и всего прочего, чтобы избавить ее от ночной прохлады и сырости, а потом он поговорит с Рамиру, и что-то они вместе придумают.
Летисия прилегла на кровать, обвела взглядом деревянные стены, листья, торчащие сквозь щели, и почувствовала, что довольна и счастлива. Рамиру она встретит здоровая и у себя дома…
