Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

За ужином Вернеру пришла мысль, что унтер-офицер впервые подвергнется критике в стенгазете. Можно представить, как прореагируют на статью солдаты!

«Собственно говоря, пора уже сделать Бауману серьезное предупреждение, заставить его работать по-настоящему. Бауман комсомолец, и нужно будет покритиковать его как комсомольца».

На следующее утро солдаты толпились перед стенной газетой, в которой была помещена такая заметка: «Занятие или послеобеденный сон?

Сегодня на занятиях после обеда наш друг Бауман многих товарищей из первого взвода поверг в глубокий сон. Занятие было скучным, так как руководитель рассказывал солдатам то, что они уже слышали на прошлых занятиях. Это безответственно!

Мы требуем от нашего друга Баумана, чтобы он тщательно готовился к каждому занятию и давал нам нужный материал, учил тому, что нам пригодится на войне, чтобы мы могли хорошо выполнить свой долг.

Солдаты первого расчета ждут от товарища Баумана ясного ответа на эту критику».

Всем солдатам первого взвода заметка понравилась. Не понравилась она только одному Эрдману.

– До чего дошли! Это же наглость! – возмущался он.

– Тебя можно понять: ты так сладко спишь на занятиях, – усмехнулся Штелинг. – Я сам видел!

– Как вам только такое в голову могло прийти?!

– А мы хотим не спать на занятии, а учиться.

– Этак завтра вы напишете статью, в которой пропесочите командира батареи!

– А почему бы и нет, если он этого будет заслуживать?

– Первый расчет правильно сделал, – заметил Линднер. – Учиться они стали значительно лучше. Благодаря расчету Хаука у нас теперь настоящие перерывы. Мы должны последовать их примеру.

* * *

Дверь в комнату унтер-офицеров распахнулась, и на пороге появился солдат, который громко спросил:

– Видели, как солдаты в газете одного пропесочили?

Бауман отложил в сторону книгу, которую читал, и спросил:

– Кого и где пропесочили?

– И вы еще спрашиваете! Солдаты первого расчета в стенной газете!

Бауман встал и медленно вышел в коридор. Через несколько минут он вернулся. Подойдя вплотную к Хауку, Бауман со злостью произнес:

– Ты уже начал подрывать авторитет унтер-офицеров?

– Во-первых, статью написал не я, а солдаты, – спокойно ответил Хаук, – а во-вторых, они абсолютно правы.

– Ты, наверное, спятил! – воскликнул Бауман. – Неужели не понимаешь, что этим ты подрываешь авторитет унтер-офицеров? Даже в том случае, если твои солдаты и правы тысячу раз!

– Ты сам подрываешь свой авторитет.

– Какая наглость! – Бауман сжал кулаки, а когда Хаук хотел пройти мимо, дернул его за рукав и крикнул: – Стой здесь!

Хаук слегка улыбнулся и, опустив руку, в которой он держал полотенце, спросил:

– Пожалуйста, что тебе нужно от меня?

Бауман повернулся к остальным и обиженно произнес:

– И он еще спрашивает, что мне от него нужно!

– Солдаты первого расчета правы, – заметил Герман, медленно выговаривая слова, – ты должен пересмотреть свое отношение к занятиям.

– Однако доводить дело до стенной газеты, как мне кажется, все-таки не следовало бы, – вмешался в разговор Калирек.

– Это точно! – подхватил его слова унтер-офицер из второго взвода. – Завтра очередь дойдет до меня.

– Если ты этого заслужишь, – спокойно заметил Хаук.

– Я требую немедленно снять газету со стены! – взорвался Бауман.

Хаук рассмеялся и на шаг приблизился к Бауману:

– Ты внимательно прочитал заметку? В ней товарищи просят ответить им. И их просьба законна. Могу дать совет: ответь им, это только поднимет твой авторитет! – Проговорив это, Хаук вышел из комнаты.

Бауман посмотрел на товарищей, но в их глазах он не увидел сочувствия.

* * *

Когда солдаты вернулись с занятий, унтер-офицер Хаук заметил, что под стенной газетой приколота небольшая бумажка, на которой рукой Баумана написано, что он обязуется проводить все свои занятия на более высоком уровне.

Прочитав записку, Вернер усмехнулся и, подозвав к себе Дальке, сказал:

– Вот тебе доказательство того, что мы поступили правильно.

– Кто его знает?… – все еще сомневался Дальке.

– Товарищ Дальке, нужно иметь мужество, чтобы признавать собственные ошибки.

– Я тоже выступаю за дисциплину, но считаю, что не все вопросы можно обсуждать в стенгазете. Никто меня не переубедит в том, что ваша заметка подорвала авторитет унтер-офицеров.

– Переубедить вас дело не такое уж и легкое, товарищ Дальке, но коллектив – это сила.

– Это я знаю. Знаю я и то, что иногда унтер-офицер Бауман поступал неправильно, но с ним все-таки можно поговорить… по-человечески…

– Хорошо, товарищ Дальке, мы будем чаще беседовать друг с другом! – Хаук похлопал солдата по плечу.

* * *

Вернувшись в часть из очередного отпуска, унтер-лейтенант Брауэр внимательно выслушал доклады командиров орудий и похвалил действия командира первого расчета. Затем он предложил тут же обсудить опыт первого расчета.

Слушая командира, Бауман с беспокойством думал о том, что сейчас обязательно кто-нибудь произнесет его фамилию.

Неожиданно слова попросил Герман.

– Сначала я не одобрял инициативу первого расчета, но, внимательно понаблюдав за действиями солдат, я понял, что они гораздо добросовестнее, чем другие расчеты, относятся к службе, стали более сознательными. Я не раз разговаривал с товарищем Хауком, который постоянно помогал мне, и при всех я благодарю его за эту помощь.

– Уж не за то ли благодаришь, что ваш расчет никогда не укладывается в норматив, а в помещении у вас никогда не бывает порядка? – съязвил Бауман.

– И у нас все изменится, да и сами мы уже меняемся. Не сегодня-завтра и мы станем лучше.

– Поживем – увидим! – с недоверием заметил Бауман.

Заметив нахмуренное лицо Хаука, который вот-вот мог вспыхнуть, унтер-лейтенант задал вопрос Бауману:

– Тогда вот вы сами и поделитесь опытом, расскажите, как нужно действовать, чтобы уложиться во все нормативы.

– Я? Почему именно я?! Пусть унтер-офицер Хаук скажет, ведь его расчет здесь хвалят!

– Ты не увиливай! – выкрикнул с места Хаук.

– А я и не увиливаю. Разве я неправильно сказал? Вы, передовики, пишете воззвания, вам и опытом делиться. Правда, у Хаука в расчете имеются даже дисциплинарные взыскания. – Бауман посмотрел на Брауэра, словно ища у него поддержки.

– Товарищ Бауман, расскажите о себе, о том, как вы руководите подчиненными, – попросил офицер.

– Очень просто – командую, строго требую…

– А в свободное время?

– Все солдаты моего расчета принимают активное участие во всех культурных мероприятиях батареи.

– Кроме вас самого…

– А как вы занимаетесь с солдатами? – спросил Хаук.

– Я считаю, что самое лучшее воспитание – коллективное.

– Отговорки. Ты мало занимаешься с подчиненными! – В голосе Хаука слышалось возмущение.

– Ас какими критериями вы подходите к своей работе? – поинтересовался Брауэр.

Бауман не отвечал.

– Вам удается научить солдат, но только с помощью муштры. Хорошо стрелять умеют и солдаты капиталистических армий, а наши должны быть способны на большее. Наш солдат должен быть убежденным бойцом, убежденным в правоте своего дела. Политзанятия вы проводите хорошо, но нужно научить солдат самостоятельно мыслить…

Бауман по-прежнему молчал.

– Я еще раз повторяю, товарищ Бауман, что вы слишком мало занимаетесь с солдатами, Как только находите свободное время, вас как ветром сдувает. Так дальше не пойдет! – Офицер сделал паузу. – Первый и третий расчеты находятся на правильном пути. Солдаты первого расчета сплотились, помогают друг другу. – Помолчав, унтер-лейтенант обратился к Хауку: – Товарищ Хаук, расскажите нам, как идут дела в вашем расчете.

Хаук встал. Голос его дрожал от волнения:

– Мы сообща обсуждаем все вопросы. Каждый солдат знает свои обязанности. Приказы выполняются быстро, беспрекословно и в срок. Все соблюдают правила социалистической морали, оказывают друг другу помощь. Ежедневно беседуем о политических событиях, происходящих в мире. Все знают, что и где происходит. – Хаук покраснел. – Разумеется, не все и далеко не всегда проходит у нас гладко. Однако сейчас нам стало намного интереснее служить, чем раньше.

Унтер– офицер Герман сделал какие-то пометки у себя в блокноте.

Брауэр поднялся с места и пожал Хауку руку со словами:

– Я поздравляю вас с достигнутыми результатами и желаю всего хорошего. Все свободны, прошу остаться только унтер-офицера Хаука.

Когда они остались вдвоем, офицер сказал:

– Мы можем только радоваться твоим успехам.

– Спасибо, товарищ унтер-лейтенант. Думаю, что теперь дела у нас пойдут еще лучше.

– Славный ты парень, Хаук! А как дела с Гердой?

– Хорошо. Через недельку поеду к ней на воскресенье.

– Одобряю, а когда свадьба?

– В этом году, но когда именно, мы еще не решили.

– Очень хорошо. Оба рассмеялись.

– Есть у меня к тебе один разговор. – Лицо офицера снова стало серьезным. – Ты у нас один из лучших командиров на батарее, а лучшие, как тебе хорошо известно, являются коммунистами. Скажи, ты не подумывал о вступлении в партию?

Вернер не ожидал такого вопроса и не был готов на него ответить. Он только покачал головой.

– Подумай над этим. Тебя мы охотно примем в партию. Вот тебе устав, ознакомишься с ним. – Офицер протянул Хауку тонкую книжицу. – А позже мы с тобой поговорим.

Вернер кивнул.

– А книгу «Подпольный обком действует» ты читал?

– Нет, не читал.

Брауэр достал книгу из шкафа и подал Хауку со словами:

– Несколько толстовата, но ничего: прочти ее! Узнаешь, как действовали коммунисты Советского Союза в нелегальных условиях.

Поблагодарив за книгу, Вернер пошел в казарму. Шел, а сам думал: «Да, я должен вступить в партию. Буду состоять в одной организации с унтер-лейтенантом Брауэром. Он строгий, но справедливый командир взвода, умеет воодушевить солдат. Это я не раз чувствовал на себе. Умеет он и убеждать, дает ценные, умные советы. Быть членом партии – большое и ответственное дело».

8

Когда Грунделова приглашали вступить в сельхозкооператив, он чувствовал себя польщенным. Однако после того как солдаты приезжали помочь кооперативу, к кузнецу несколько охладели, а после поджога сена почти совсем забыли о его существовании.

Если бы ему просто сказали, что в нем не нуждаются, он засмеялся бы, и только. Но теперь он сам почувствовал, что не нужен кооперативу: дела там и без его помощи идут хорошо. Кооператив окреп, а слух о том, что он вот-вот развалится, рассеялся как дым.

Когда кузнец продал навозопогрузчик, сделанный им для кооператива, крестьянину из соседнего села, он ожидал, что члены кооператива будут укорять, ругать его на чем свет стоит, но ничего подобного не произошло. Селяне по-прежнему относились к нему довольно дружелюбно.

Вскоре он узнал, что правление кооператива собирается заключить товарищеский договор с воинской частью, солдаты которой работали в селе на постройке коровника. Тайком от Герды кузнец прочел проект договора.

Сегодня вечером в кафе должно было состояться подписание договора; на эту торжественную церемонию приглашались все члены кооператива и симпатизирующие ему.

«Симпатизирующие! Слово-то какое выдумали! Наверняка из книжки вычитали!» – злился кузнец, но решил, что и он все-таки пойдет в кафе и посмотрит, что там будет.

После обеда Грунделов пошел в кузницу. Через закопченное оконце он наблюдал за улицей, чтобы не пропустить момент, когда по ней пройдут солдаты.

«Эти солдаты даже за нашими девками ухаживают. Кое-кто из девиц уже собирается выходить замуж», – подумал он.

Оконце было настолько закопченным, что сквозь него можно было что-нибудь увидеть, только прижавшись к нему лицом, но кузнец боялся, что тогда его заметят с улицы.

Он вышел на улицу и, вспомнив слово «симпатизирующие», почему-то улыбнулся. Он здоровался с односельчанами, которые проходили мимо него. Проехало несколько повозок, груженных зерном.

Часов около шести он услышал шум моторов. По улице ехали три военных грузовика.

С одного грузовика на ходу спрыгнул Хаук и побежал к его дому.

Грунделов придал лицу приветливое выражение, но унтер-офицер, не заметив его, пробежал к двери.

«Интересно, пригласит ли он меня на торжество?» – подумал кузнец, входя в дом.

Хаук уже сидел на диване рядом с Гердой. На Герде было красное платье, которое она надевала лишь по праздникам.

– Ты весело смеешься… – услышал кузнец обрывок фразы Хаука.

Поздоровавшись с парнем, кузнец спросил:

– Когда у вас торжество начнется?

– В девять.

– И ты еще здесь сидишь!

– Успею.

И как ни в чем не бывало Хаук продолжал свой разговор с Гердой, так и не пригласив кузнеца на торжество.

– Я вижу, меня вы не причисляете к симпатизирующим?! – крикнул кузнец, когда Хаук с Гердой выходили из дому.

Ответом его не удостоили.

«Я им и не нужен! Не нужен, и все тут!» – с раздражением подумал кузнец.

* * *

В надежде, что муж возьмет ее с собой на торжество, жена Грунделова надела лучшее платье. Она ждала, что муж пригласит ее, но ждала напрасно. Убедившись, что она ничего не дождется, женщина встала и, ничего не сказав мужу, вышла из дому.

Увидев это, кузнец рассердился.

«А что, собственно говоря, связывает меня с богатеями? По сути дела, ничего. Правда, они принимали меня за своего. За это и Герда меня не раз упрекала. А теперь вот я остался один-одинешенек. Не ошибаюсь ли я? Хотя нет! Посмотрим, кто дольше выдержит: так просто я к ним на поклон не пойду. Они еще попросят меня!»

Кузнец прислушался. Ему показалось, что он слышит музыку, доносившуюся из кафе. «Неужели они танцуют? Посмотреть бы!»

Он встал и пошел туда. Теперь музыка слышалась отчетливо. Поднялся по ступеням, вошел. В зале было накурено и шумно. «Интересно, где сидит Анна-Мария?» И тут он увидел жену, которая сидела и разговаривала с солдатами.

Кузнец подошел к стойке и заказал себе рюмку водки. Осмотрелся и увидел, что неподалеку от него Шихтенберг разговаривает с каким-то офицером.

– Гельмут! – воскликнул Шихтенберг, заметив кузнеца. – Значит, и ты пришел! – И он похлопал его по плечу. – У нас теперь есть настоящий шеф. – Он показал на офицера. – А ты к нам еще не надумал переходить работать?

Грунделов выпил водку и подумал: «Значит, еще не отказались от своего?»

– Зачем мне ваш шеф? – спросил он. – Мне лично шеф не нужен, Желаю успеха! – Расплатившись, он вышел из кафе.

* * *

Уезжая в подшефный сельхозкооператив, Кастерих решил не брать с собой жену. Теперь ему не с кем было танцевать, да и крестьяне его не отпускали: все тянулись чокнуться с ним и выпить, так что он, можно сказать, не отходил от стойки.

Кастерих провел рукой по волосам. От выпитого немного шумело в голове. Он решил выйти на свежий воздух.

«Бетти, наверное, уже спит», – подумал он, оказавшись на улице. Вспомнил о том, что им скучно живется, что отношения их фактически зашли в тупик. В зале много женщин, но все они не такие красивые, как Бетти. Исключение – Герда. Она чем-то похожа на Бетти, только намного моложе. Все женщины, что танцуют тут, веселые и довольные. Да и может ли быть иначе: у них есть любимая работа, которая увлекает их. Все они пустили в землю, на которой живут и работают, глубокие корни. Кастерих услышал звуки польки и радостные голоса танцующих.

Он вернулся в зал и пригласил Герду на танец.

Чтобы лучше видеть лицо девушки, Кастерих немного откинул голову назад.

Неожиданно Герда спросила его:

– А вы давно женаты?

Он молча кивнул.

– Хочу задать вам один вопрос, да вот боюсь…

– Пожалуйста, спрашивайте, Герда.

– Понимаете, у нас в кооперативе много скота, а животноводов с образованием нет.

– И что же?

– Я хотела бы пойти учиться в институт, но это три года!…

– В наше время учиться никому не запрещается, было бы желание.

– Конечно, это так. Но мы с Вернером хотим пожениться, а я не знаю, как он к этому отнесется…

– Не беспокойтесь, я сам с ним поговорю.

– А ваша жена тоже училась?

– Н-нет… – замявшись, ответил он.

Танец кончился. Офицер отвел Герду на ее место.

«Какая девушка: красивая, умная, – подумал он. – Я вот учу солдат военному делу, учу их жить, а сам дома никак не могу найти общего языка с женой. Значит, я что-то просмотрел, что-то сделал не так».

* * *

В полк Вернеру нужно было вернуться только утром в понедельник, поэтому, распрощавшись с товарищами, он с Гердой вышел из кафе. Взявшись за руки, они, пошли по улице мимо палисадников, из которых на них смотрели белые, желтые и красные георгины.

Герда шла, прижавшись к Вернеру.

Несколько дней назад Шихтенберг сообщил Герде решение правления кооператива послать ее на учебу в институт. Она с радостью заполнила все полагающиеся анкеты и теперь ждала вызова. Единственное, чего она не знала, как рассказать об этом Вернеру.

Они вышли за околицу, свернули на луг и сели на траву. Герда придвинулась к Вернеру поближе и поцеловала его.

Ее охватило чувство радости оттого, что она поедет учиться в институт. Будущее казалось ей радужным. Жаль только, что им предстоит разлука. Вернер, наверное, очень огорчится.

Жить ей придется в городе, и в течение трех лет они будут встречаться только по воскресеньям.

* * *

Однажды вечером в окно правления кооператива постучали. Фукс, маленький мужчина лет сорока, открыл дверь. На пороге, прижавшись к притолоке, стоял бывший батрак кулака Раймерса – молчаливый старик с мрачным лицом.

Фукс выбил свою трубку о подоконник, не торопясь положил ее на стол и спросил:

– Что, Фридрих, и ты захотел в кооператив?

Фридрих молча покачал головой и, пугливо осмотревшись по сторонам, поманил Фукса в угол.

– Что, Фридрих, у тебя за тайна? Отчего ты так скрытничаешь?

Старик провел рукой по выцветшим усам и снова пугливо осмотрелся.

– Ну, так что у тебя? Выкладывай, – сказал Фукс, заметлв, что гость что-то прячет за спиной. – Клади на стол!

Фридрих энергично затряс головой:

– Отойдем от окна, председатель.

Фукс закрыл окошко и сел к столу, недоумевая, что это стряслось с Фридрихом.

– Ну, садись, рассказывай.

Фридрих снова закрутил головой и сказал:

– Дело очень важное, председатель. Все нужно быстро сделать.

– Что нужно быстро сделать?

– Быстро вызвать сюда полицию.

– Зачем нам полиция? – удивился Фукс. – Да покажи наконец, что ты там прячешь?!

– Вот, – сказал старик, подходя к столу и ставя на него большую бутыль с какой-то жидкостью. Затем он положил коробку спичек и какой-то круглый предмет.

Фукс понюхал горлышко бутылки.

– Бензин! – Взял в руки круглый предмет, на котором была какая-то надпись – то ли по-французски, то ли по-английски. – Что это за штуковина? И чего ты хотел сделать с этим?

– Должен был поджечь сено в стогах, – прошептал бывший батрак.

– Что такое?! – воскликнул Фукс.

– Зови скорее полицию, вот что!

– Откуда это у тебя?

– Мне дал Раймерс.

– Разберемся, – проговорил Фукс и схватился за телефонную трубку. Набрал номер: – Пришлите кого-нибудь в Картов, в кооператив, у нас обнаружен диверсант. Говорит Фукс.

После этого он позвонил членам правления. Шихтенберга Фукс послал за Грунделовом, потому что в селе только кузнец умел читать по-французски и по-английски. Грунделов вошел в комнату, ехидно ухмыляясь: он, видно, решил, что его снова будут агитировать вступить в кооператив, так как Шихтенберг не сказал ему, зачем вызвали. Однако, увидев Фридриха и строгие лица членов правления, кузнец понял, что на этот раз дело совсем необычное.

Фукс попросил Грунделова прочесть надпись на круглом предмете, похожем на патрон.

– Это зажигательный патрон английского производства…

– Все, нам этого вполне достаточно, – перебил кузнеца Фукс.

Спустя минуту на пороге появился вахмистр-полицейский.

Фридрих еще раз рассказал, кто и куда его послал.

Через полчаса Раймерса арестовали. После долгого отпирательства он признался, что получил задание от человека из Западного Берлина, которого знал раньше. Признался он и в том, что поджог сена – дело его рук.

При обыске в доме Раймерса обнаружили несколько десятков таких же зажигательных патронов и склянку яда, которого вполне хватило бы на то, чтобы отравить в селе весь скот.

Кузнец Грунделов присутствовал при допросе и при обыске. Возмущенный, он почти бегом бросился домой и обо всем с гневом рассказал Герде, которая, услышав это, не могла себе места найти от охватившего ее гнева.

– До чего обнаглели эти кулаки! Они собирались отравить весь наш скот! Преступники!

Грунделов ушел в кузницу, чтобы побыть одному и привести в порядок свои взбудораженные мысли.

«Значит, Раймерс работал на Запад. Вредитель! А я-то защищал их! Тогда и меня могут арестовать: как-никак я часто встречался с Раймерсом. Нас не раз видели в пивной. А кому теперь передадут его землю? Конечно, в кооператив. Кооператив станет еще богаче и крепче. Члены кооператива теперь получают отпуска. Где это видано, чтобы крестьянину давали отпуск? В кооперативе и мне дали бы землю. А теперь я для них пустое место! – От волнения он забегал по кузнице. – Герда рассказала, что часть демобилизованных солдат приедет в село и останется здесь жить. Среди них есть и слесаря, и механики. Обещали прислать и кузнеца. Тогда я им совсем не буду нужен. Они прекрасно и без меня обойдутся. А я, дурак, отказывался ремонтировать им инвентарь! – Кузнец почесал затылок. – Быстро, очень быстро все изменилось! Нужно что-то делать, чтобы не остаться на старости лет без работы и без куска хлеба».

9

Незадолго до боевых стрельб батареи Пауль выписался из госпиталя. В присутствии всего расчета он принял тягач.

Пауль не спеша обошел машину, дотронулся рукой до нескольких слишком сильно смазанных деталей, понюхал смазку, закрыв от удовольствия глаза. Подняв капот, заглянул в мотор, затем залез в кабину и перетрогал все рычаги и кнопки. Запустил мотор и немного проехал, все время наращивая скорость. Развернувшись, он поставил тягач на старое место и, заглушив мотор, подошел к Хауку.

– Все в порядке, товарищ унтер-офицер, – доложил он командиру орудия и уже совсем не по-уставному добавил: – В лучшем состоянии машина и у меня не была. А я-то еще думал, что артиллеристы не любят машин. – Проговорив это, Пауль повернулся к расчету и сказал: – Бюргер научился водить тягач, а я решил овладеть профессией одного из номеров расчета. И я этого добьюсь!

* * *

Вернер получил от Герды письмо. Уединившись, он жадно читал страницу за страницей. Девушка сообщала ему об аресте кулака Раймерса, о покупке кооперативом новых машин и о своих планах, а в самом конце письма она как бы вскользь упомянула о том, что ее кандидатура в институт утверждена и с первого сентября она начнет учиться.

Последняя новость ошеломила Вернера. Он, казалось, окаменел. Ведь это означало конец! Все его радужные планы лопнули, как воздушный шарик.

В порыве гнева Вернер скомкал письмо и бросил в траву, но, опомнившись, сразу же поднял. Перечитал его еще раз, и, хотя каждая написанная рукой Герды строчка была дорога ему, разочарование все же не покинуло его.

«Мы строили такие планы! Я радовался тому, что мы будем вместе, получим квартиру, у нас родится ребенок. А она сама, не спросив моего совета, распоряжается своей судьбой. Учеба в институте кажется ей важнее, чем наши общие планы. По-моему, она поступила нечестно».

Вернер, сколько ни старался, никак не мог представить себе Герду за институтским столом. Она создана для работы и в коровнике смотрится лучше, чем в студенческой аудитории.

Неожиданно возле него оказался унтер-лейтенант Брауэр.

– Ну, что, письмецо получил?

– Да, письмо…

– Но не забывайте и о своих обязанностях…

– Нет, простите! – Вернер вскочил, вспомнив, что в эту минуту должен быть в казарме.

* * *

Командир взвода приказал командирам орудий накануне боевых стрельб еще раз повторить с солдатами правила стрельбы бризантной гранатой, обратить внимание на установку взрывателя.

Унтер– офицеру Бауману такое приказание пришлось не по душе: на вечер у него было назначено свидание.

Бауман спросил у Эрдмана, сможет ли тот объяснить солдатам принцип действия бризантной гранаты.

– Конечно, я хорошо могу об этом рассказать, ведь я же наводчик. Я уже не раз стрелял.

– Прекрасно, тогда возьмите моих солдат, а то сегодня я очень занят.

– Привет ей от меня! – усмехнулся Эрдман, «Какая разница, кто будет повторять пройденный материал с солдатами, я или кто-нибудь другой? – словно оправдываясь перед собой, подумал Бауман. – Они все ждут, что я со своим расчетом последую примеру этого чудака Хаука. Как бы не так! Я предпочитаю прилично нести службу, а свое свободное время использовать в свое же удовольствие».

* * *

Ефрейтор Дальке был зол. И все из-за того, что в день рождения он не получил ни одного письма, ни одной открытки. Да и товарищи почему-то его не поздравили.

О нем забыли. На уме у всех были предстоящие боевые стрельбы.

«И это называется коллектив! А еще говорили, что теперь они все будут делать вместе: отмечать праздники, дарить друг другу подарки. Где все это?… Не хотят – не надо. Я и один могу отметить собственный день рождения», – думал Дальке, подходя к кафе.

Посетителей было немного. Дальке сел за стол и огляделся. Несколько солдат пили пиво прямо у стойки.

Официант принес ему кружку пива.

«Все твердят о дружбе, товариществе, о совместной учебе. Что я, хуже других?…» – Он знаком подозвал официанта к себе и заказал еще кружку пива и рюмку водки.

– Что ты здесь делаешь? – раздался за его спиной голос Баумана.

– Видишь, я праздную…

– Празднуешь? У тебя ведь день рождения? – Бауман протянул Дальке руку: – А я никак не смог выбрать минуту, чтобы поздравить тебя. Желаю тебе всего хорошего… А где же твой спаянный коллектив? – В голосе Баумана звучала неприкрытая ирония.

– Коллектив? Они меня забыли: ведь утром стрельбы. Для них это самое важное.

– Официант! – громко крикнул Бауман. – Сегодня у моего друга день рождения. Две кружки пива, две рюмки водки! – И, повернувшись к Дальке, продолжал: – Не сердись на меня, дружище! Я знаю, что все выскочки сейчас учатся, что у нас с тобой завтра тоже стрельбы. Но… – он стукнул Дальке по плечу, – ведь сегодня день твоего рождения! За твое здоровье!

На следующее утро, когда труба возвестила подъем, Дальке в подразделении не оказалось. Он появился в части несколько позже. Обмундирование на нем было измято и перепачкано грязью. Фуражку, у которой был оторван козырек и отсутствовала кокарда, он держал в руках.

Унтер– лейтенант Брауэр осмотрел ефрейтора с ног до головы.

– Переоденьтесь, приведите себя в порядок – и во взвод. Поговорю я с вами позже.

Низко опустив голову, Дальке поплелся в казарму. Унтер-офицер Бауман возглавлял небольшую группу солдат, которой было приказано разведать огневые позиции, располагавшиеся на опушке старого леса,: Земля здесь была изрыта старыми полуразрушенными траншеями и ходами сообщения.

Пауль на своем тягаче тащил первое орудие, вслед за ним другие водители везли свои пушки.

Унтер– лейтенант Брауэр лично указывал командирам орудий места их ОП.

Вернер Хаук, находясь на позиции, старался сосредоточиться, но не мог: мысли о Герде никак не выходили у него из головы.

Держа флажок в руке, Хаук ждал, когда приблизится орудие. Вдруг за своей спиной он услышал скрежет и страшный грохот: орудие провалилось в глубокую яму.

Вернер побежал к тягачу, а следом за ним – унтер-лейтенант Брауэр.

– Вы что, заснули, что ли, товарищ унтер-офицер? – Обойдя вокруг орудия, офицер подошел к Хауку вплотную: – Дружище, как же ты мог допустить такое?

Хаук молчал, не находя слов. «Ну и дела! Все идет вверх тормашками… Сначала Дальке, теперь орудие… Черт бы их побрал!…» – ругался он про себя.

Артиллеристы молча обступили орудие.

– За работу! – бросил Хаук, опомнившись. – За работу, ребята!

Почти до самого вечера солдаты возились с орудием: подрывали землю, подкладывали под колеса деревянные жерди, засыпали яму и наконец вытащили пушку. Техники из артмастерской тщательно проверили орудие. К счастью, оно не пострадало, и можно было вести огонь.

На следующий день, когда Шрайер рассказывал Паулю об обязанностях заряжающего, показывал, как он должен действовать, командир батареи приказал открыть огонь по заранее пристрелянным целям.

Был полдень, неумолимо палило солнце, солдаты изнывали от жары.

Брауэр расположился неподалеку от первого орудия, наблюдая, как Бюргер устанавливает взрыватель.

Раздался выстрел, и над орудием поднялось облачко порохового дыма. Не успело оно рассеяться, как вслед за ним поднялось второе облачко.

Расчет работал сноровисто и быстро. Видя, как метко ложатся снаряды, Брауэр улыбался, забыв на время даже о вчерашних неприятностях с ефрейтором Дальке.

В этот момент поступила команда перейти на поражение.

Сложив ладони рупором, Брауэр крикнул:

– Взвод, заряжай! – Подняв вверх правую руку с красным флажком, он посмотрел на второе орудие, возле которого сновали номера расчета, и на месте заряжающего увидел Баумана.

«А где же Эрдман?…» – мелькнуло в голове у Брауэра, но разбираться было некогда, пора было подавать команду «Огонь!».

Унтер– лейтенант резко опустил флажок вниз.

Лахман дернул за спусковой шнур: раздался выстрел.

Через десять секунд Брауэр скомандовал «Огонь!» второму орудию, а еще через десять – третьему.

После третьего выстрела радист передал команду: «Прекратить огонь! Проверить установки!»

– Расчеты, в укрытие! – крикнул Брауэр и, подбежав к первому орудию, проверил установки прицела: все было в порядке. Он бросился ко второму орудию. За годы службы в армии Брауэр еще ни разу не допускал ошибок в стрельбе. Он прекрасно знал, что во время боевых стрельб любая, даже самая маленькая небрежность или неточность может стоить жизни артиллерийским наблюдателям. Особенно опасны ошибки, допущенные во время установки взрывателя у бризантной гранаты.

Бюргер установил взрыватель правильно, Брауэр видел это собственными глазами. Правда, Брауэр не видел, как сделали это другие расчеты. Проверить установку лично он не мог из-за отсутствия времени, а командиры орудий докладывали ему о готовности открыть огонь.

У второго орудия установки также оказались правильными.

В этот момент из леса показались две штабные машины. Они подъехали к ОП, и из одной вылез командир полка.

Брауэр побежал к нему с докладом:

– Товарищ подполковник, проверяю установки…

Подполковник Петере махнул рукой и, нахмурив брови, сказал:

– Вы хоть знаете, что произошло?

Брауэр растерянно покачал головой.

– Один снаряд, второй по счету, разорвался у НП. Хорошо еще, что мы оттуда вовремя уехали к вам.

У Брауэра потемнело в глазах.

Подойдя ближе к артиллеристам, командир полка сказал им то же самое.

Бауман побледнел. Эрдман нервно дергал нижней губой, судорожно сглатывая слюну.

– Снарядом разбита рация… – довершил удар подполковник.

– Но ведь я… показывал вчера все взрыватели… – с трудом выдавил из себя Эрдман.