Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

«Точно так же гаснет и мое сопротивление ему, – думала Рената. – Исчезает без следов, без результата».

Снаружи послышался какой-то стук и женский крик. Рената выбежала из дома.

На лестнице, ведущей с веранды, лежала фрау Хут: она поскользнулась на мокрых ступеньках и упала.

Рената осторожно ввела ее в комнату. Фрау Хут побледнела от страха, губы ее сжались, щеки как-то сразу ввалились. Рената помогла ей лечь на диван, не зная, что делать дальше.

Фрау Хут осторожно гладила себе живот. Неожиданно в комнату вбежали дети, все четверо, притихшие и испуганные. Прежде чем Рената успела что-нибудь сообразить, старшая сестра вытолкала младших из комнаты. Все вышли молча, и только самый маленький заплакал и жалобно позвал:

– Ма-ма-а… Ма… ма-а! – Затих он только в кухне.

На цыпочках в комнату вошел Манфред. Его беспомощный вид сразу же оживил Ренату. Она тут же послала Манфреда за одеялом и за водой.

Рената осторожно присела возле фрау Хут на краешек дивана.

«А что будет со мной, если и у меня будет ребенок?» – подумала Рената, взяв в свои руки узкую холодную руку фрау Хут с чернильными пятнами на пальцах. Осторожно вытерла пот, выступивший на лбу женщины.

Когда Манфред принес кувшин с водой, фрау Хут жестом руки попросила его выйти.

– Спасибо, – вымолвила она. – Уже прошло, кажется. – Она осторожно села на диване.

На лестнице, ведущей в детскую комнату, послышались шаги. Фрау Хут прислушалась, и в тот же миг по ее лицу скользнула слабая улыбка. Рената пошла к Манфреду, взяла у него ключ и вышла в кухню. Стол там оказался пустым и чистым. Как и вчера, приятно пахло крепким чаем. Детские вещи в полном порядке лежали на стульях.

Фрау Хут очень скоро оправилась от испуга и принялась за хозяйство. Когда муж вернулся домой, все страхи были уже позади. Она занялась приготовлением ужина, и муж помогал ей.

Майор с озабоченным видом наблюдал за каждым движением жены, и хотя фрау Хут была так же проворна, как всегда, муж все не мог успокоиться.

Рената сразу заметила волнение майора. Она видела, как у него дрожали руки, когда он разливал чай по чашкам. Очень часто он украдкой поглядывал на часы, как-то торопливо ел и даже чуть-чуть забрызгал китель, который почему-то не снял. В форме он выглядел намного строже, чем в гражданском костюме. Складка на переносице стала еще глубже, а уголки губ опустились вниз, чего вчера Рената не заметила.

Ели молча, что удручающе подействовало на Ренату. Она шумно размешивала сахар в чашке.

– Ваши дети совсем самостоятельные, – сказала она, чтобы хоть как-то нарушить тягостное молчание.

Фрау Хут молча кивнула.

Майор, словно отвечая на свои мысли, сказал, прикрыв глаза:

– Семья, фрау Грапентин, играет главную роль.

После еды он поставил на стол бокалы и наполнил их вином. Себе он не налил. Когда Манфред и Рената запротестовали, сказав, что одни они пить не станут, майор сначала взглянул на часы, а уж потом взял и себе бокал, но наполнил его только наполовину. Безо всякого перехода он спросил:

– Фрау Грапентин, какое впечатление произвел на вас наш поселок? – Проговорил он это скороговоркой, отчего вопрос прозвучал у него слишком строго.

Рената молчала. Такое беспардонное вмешательство майора в личную жизнь злило ее: ведь она не являлась его подчиненной. Понятно еще, если бы об этом спросил Манфред.

Хут явно нервничал и спешил.

– Молчание – тоже своеобразный ответ на вопрос, – проговорил он.

Жена майора попыталась хоть немного смягчить высказывание мужа теплой, чуть виноватой улыбкой.

Манфред с облегчением вздохнул, когда Рената наконец заговорила. Он видел, как правый уголок ее рта несколько опустился, что придало лицу Ренаты насмешливое выражение, к тому же она еще немного прижмурила правый глаз.

Манфред знал, что сейчас его милая Тучка начнет метать молнии. Откинувшись на спинку кресла, он несколько пододвинулся к Ренате.

– Ваш поселок, товарищ майор, мне не понравился. А вы лично мое впечатление о нем можете только ухудшить.

Колкость Ренаты попала в цель. Майор на секунду отвел от нее глаза, а затем, качая головой, рассмеялся:

– Я, разумеется, добивался противоположного. Рената решила по горячим следам закрепить свой успех:

– Господин Хут вчера мне был более симпатичен, чем сегодня майор Хут. Однако вернемся к сути дела. Вы знаете Дрезден, об остальном мне можно уже не говорить.

Пока майор готовился к ответу, заговорила его жена:

– А вы знаете Лейпциг? Десять лет назад я променяла его на Бергхайде. Но вы не представляете себе, как тогда выглядело это место. – Она бросила взгляд на Ренату и повторила: – Да, не представляете себе! Пустое место, строительная площадка, кучи кирпича, извести, доски, несколько бараков, один-единственный киоск, где можно было купить кое-что из продовольствия, и кругом солдаты, одни только солдаты. И несколько детей. Я учила этих детишек в бараке, где была столовая для рабочих. Сколько раз я была близка к тому, чтобы все бросить и уехать! Но меня удерживали дети. Потом я и сама родила ребенка. Родила уже в этом домике, в соседней комнате. На простой солдатской койке. Обязанности акушерки выполняли мой муж и совсем еще молоденькая медсестра. – Фрау Хут выпрямилась. Муж ласково погладил ее по руке.

Рената прониклась уважением к этой мужественной женщине. Однако это не сделало для Ренаты более симпатичным поселок. С вниманием она слушала рассказ учительницы.

– Разумеется, Бергхайде нельзя сравнивать ни с Лейпцигом, ни с Дрезденом. Здесь много трудностей, слишком много. Зимой мы никак не можем натопить свой домик, а летом изнываем от жары. Здесь нет хороших магазинов. Школа маленькая, не хватает детских садов и яслей. Мало учителей. Я сама веду класс, состоящий из сорока учеников. И хотя я сердцем уже прикипела, так сказать, к этому поселку, разумеется, я охотнее поселилась бы и жила в Дрездене или Лейпциге. Но ведь, в конце концов, есть еще и чувство ответственности.

– Совершенно верно, чувство ответственности и чу… – Рената замолчала на полуслове, вспомнив, что она, принимая решение, совсем не подумала об этом. Об ответственности за своих учеников. Не подумала потому, что для нее, видите ли, собственные чувства оказались дороже. Рената покраснела. Хорошо еще, что она не успела сказать Манфреду о своем решении.

Манфред ждал, что Рената договорит фразу до конца, а сам подумал: «Хорошо еще, что я не сказал ей о своем решении. Не просил, чтобы она из-за меня уехала из Дрездена. Я не имею права требовать этого от нее. Однако, если исходить из интересов учеников здешней школы, то тогда я имею право и на это».

Манфред очень серьезно относился к понятию «ответственность». Так, например, каждую среду он вместе с двумя солдатами из своего взвода занимался с пионерами школы. Как хотелось ему помочь школьникам, сделать их жизнь интересной! После этого голова у него разламывалась от ребячьего шума и гвалта, от их нескончаемых вопросов и жарких споров. Единственной учительницей, которую эти сорванцы любили и уважали, была фрау Хут. Рената, думал он, должна стать второй.

Выходит, они с Ренатой снова оказались в том же положении, что и вчера: она – со своим отказом, он – с требованием остаться здесь. Правда, сегодня оба чувствовали себя свободнее, чем вчера.

– Чувство ответственности, – медленно, хорошо выговаривая каждый слог, продолжала Рената. – Вы думаете, что его у меня не было в Дрездене? По-вашему, ответственность заключается в том, чтобы не бросить своих учеников или, по крайней мере, передать их, как инвентарь, другому педагогу. Вы на такое способны?

Фрау Хут понимала, что вопрос задан именно ей.

Все молчали. Чем дольше длилось это молчание, тем беспокойнее чувствовал себя майор. Он крутил свой бокал, смотрел вино на свет, еще раз взглянул на свои часы на руке, сверил их с будильником, стоявшим на телевизоре.

Манфред выпятил губы. Локти он поставил себе на колени и в таком положении ждал, что же ответит Ренате фрау Хут, которая незаметно покачала головой. Однако от Ренаты это не ускользнуло, и она слегка усмехнулась.

– Я не знаю… – тихо начала фрау Хут, – но думаю, что я бы этого не могла сделать. И все же я решилась бы переехать туда, где я нужнее.

– А кто может определить это «нужнее»?

– Знаете, фрау Грапентин, сходите завтра со мной в школу. Договорились?

Ренате ничего не оставалось, как согласиться. На доброту этой учительницы можно было ответить только тем же. Рената чувствовала, что фрау Хут тоже не сразу пришла к такому решению.

– Договорились!

Все с облегчением вздохнули. Все, кроме Ренаты. Она чувствовала, что на нее свалилось что-то тяжелое, как снежная лавина. И десять недель назад ей было нисколько не легче, когда Манфред после долгих сомнений назвал ей место, где он будет служить. Случилось это в воскресенье, и не где-нибудь, а на полигоне в землянке, где они оба мечтали о совместной жизни в Дрездене. Рената так испугалась, что, вырвавшись из объятий Манфреда, отбежала к окну. Ее охватило такое паническое чувство страха, будто за ней кто-то гнался. Она стояла у окна и смотрела на полигон с его фанерными домиками и позициями «противника», а Манфред с жаром что-то говорил ей о чувстве ответственности и о месте, где человек нужнее всего.

Он говорил, но она не слушала его. Она думала: «Дрезден, мой Дрезден!» И хотя Манфред ни словом не обмолвился тогда о том, что ей придется переехать к нему, Рената знала, что однажды он ей об этом скажет. Это обязательно будет!

В то воскресенье они, как и раньше, возвращались в город, взявшись за руки, целовались по дороге нисколько не меньше, молчали нисколько не больше, а настроение у обоих уже было не таким беззаботным, как раньше. Тогда, придя домой, она легла на кушетку, потом встала, заходила по комнате. В душе ее росло чувство сопротивления.

– Я остаюсь в Дрездене! – заявила она,Манфред молчал.

Рената села на свою табуретку, вдев одну ногу в стремя. Вдруг раздался треск, и стремя оборвалось, вырвав из перекладины кусок дерева. Рената чуть не свалилась.

Подняв оборванное стремя, Рената сразу вспомнила свои детские годы и без причины расплакалась. Манфред вскочил с подоконника.

– Тучка, моя милая Тучка! – Манфред обнял ее. – Я починю твою табуретку. – И он выбежал из комнаты.

Через минуту Манфред вернулся, держа в руках молоток, горсть гвоздей и кусок какой-то доски. Встав перед Ренатой на колени, он осторожно взял у нее из рук стремя.

– Ее уже невозможно починить. Время этой табуретки давно прошло, – сказала она и тяжело вздохнула.

* * *

Рената отстранилась от стола и придвинулась к Манфреду, взяла его за руку.

Майор Хут, видимо, решил их в тот день еще раз удивить.

– Скажите, Рената, разве вашего чувства не хватает для того, чтобы последовать за Манфредом в Бергхайде безо всяких ужимок и ненужного жеманства?

Манфред и Рената покраснели, а фрау Хут укоризненно качнула головой.

Майор, словно не заметив этого, залпом выпил содержимое своего бокала и продолжал:

– Ваше чувство ответственности кажется мне несколько неразвитым. У офицеров трудная служба. Рабочий день у них ненормированный, часто бывают учения, тревоги. Эти люди отвечают за многое. – Голос его стал твердым, будто майору кто-то возражал.

– Быть может, ты посмотришь, чем там дети занимаются? – вмешалась в разговор фрау Хут.

Майор взглянул на часы. Не успел он дойти до лестницы, как раздался звонок у двери.

Рената испугалась. Все прислушивались, но никак не могли разобраться, о чем именно майор говорил с пришедшим. Затем раздались шаги, щелкнул замок. Манфред встал.

Майор вошел в комнату. Чувствовалось, что именно этого он ждал весь вечер. Теперь на его лице настороженность и нетерпение сменились спокойствием.

– Тревога! – коротко сказал он.

Сердце у Ренаты учащенно забилось. Она схватила Манфреда за руку.

– Мне жаль, фрау Грапентин, – извиняющимся тоном начал майор. Так он еще не говорил. – К сожалению, я должен забрать вашего мужа.

– Я понимаю… я должна… а ваша жена…

– Поторопитесь, товарищ унтер-лейтенант, вам еще нужно зайти в общежитие.

– Слушаюсь! – Манфред вытянулся.

Увидев своего Великана в положении «смирно», Рената побледнела и как-то зябко пожала плечами.

Манфред вывел ее из комнаты. В комнате Ренаты он вытащил из своего чемодана какие-то вещички и лишь потом притянул к себе Ренату.

– Моя милая Тучка, я скоро вернусь.

– Вам пора, унтер-лейтенант! – раздался за дверью голос майора.

– Иду! – ответил Манфред, целуя Ренату.

– Фрау Грапентин, помогите, пожалуйста, моей жене.

– Слушаюсь, товарищ майор!

– Выше голову, мы скоро вернемся, – улыбнулся майор.

Через минуту шаги офицеров стихли на улице…

Несколько секунд после ухода Манфреда Рената стояла не шевелясь. Кроме Манфреда, у нее в Бергхайде из близких никого не было. «Одна среди чужих людей, – думала она. – Совсем-совсем одна».

Кто– то прошел по коридору. Рената выглянула из комнаты.

– Хочу посмотреть на детей, – объяснила ей фрау Хут. – Иногда они раскрываются во сне. – Она стала спускаться по лестнице и вдруг застонала.

Рената подбежала к ней. Привела ее в комнату, уложила на диван и вытерла ей пот с лица.

Фрау Хут немного успокоилась и вымученно улыбнулась.

– Что-то еще случилось?

Рената задумчиво покачала головой. Как хорошо, что она в случае необходимости сможет помочь женщине!

– Сколько вот таких тревог пережила я за десять лет! Но привыкнуть к ним все равно никак не могу. – Лицо у фрау Хут было виноватым, будто она за что-то просила прощения у Ренаты. – Когда полк уходит на учения, я в классе никогда не закрываю окон: все прислушиваюсь, прислушиваюсь, а полностью успокаиваюсь только тогда, когда он, голодный и грязный, возвращается домой. После событий на Кубе я стала особенно беспокойной. Любой вызов по тревоге может быть прощанием навсегда. – Она до боли сжала зубы.

– Скажите, чем я могу вам помочь? – спросила Рената.

– Вы можете водить автомобиль?

– Нет.

– Тогда, если мне не станет лучше, вызовите по телефону скорую помощь из Пасевалка.

Лучше фрау Хут не стало. Начались предродовые схватки. Через полчаса после телефонного звонка приехала машина. В комнату вошла румяная акушерка. Завидным здоровьем так и веяло от нее.

– Не беспокойтесь, фрау Хут, все будет в порядке, – успокаивала акушерка учительницу, помогая ей спуститься к машине.

Рената несла чемодан фрау Хут.

– Я вас очень прошу, Рената, сходите вместо меня завтра в школу. В моем письменном столе, в ящике, лежат тетради с сочинениями. Я не все их проверила, а детям обещала принести их в понедельник. Мой Эльке знает, где что у меня лежит. Позаботьтесь, пожалуйста, о моих малышах и позвоните мужу.

– Конечно, фрау Хут, я все сделаю, вы не беспокойтесь.

– Спасибо вам.

– Всего хорошего. – Рената пожала слабую руку фрау Хут. Помахала вслед отъезжающей машине.

Тишина в доме удивила Ренату. Она прошла по коридору и закрыла все двери. Войдя в свою комнату, села и задумалась. Так из гостьи она на время превратилась в учительницу и мать четверых детей. «Иногда они раскрываются во сне», – вспомнила она слова фрау Хут. Рената вышла из комнаты и стала подниматься по лестнице. Поднялась на три ступеньки и остановилась, потом вошла в детскую. Самый маленький спал раскрытый, со сбитым в ногах одеялом.

«Одна, совсем одна, а Манфред сейчас под дождем мокнет. Успокоюсь я только тогда, когда он вернется домой и я увижу его в дверях. Будет стоять по стойке «смирно». Ах, да, майор Хут! Говорил мне о каком-то жеманстве. Ничего-то он не понимает. Да и откуда ему знать моих учеников! А вот я с ними великолепно нахожу общий язык. Все удивляются, как это мне удается, почему они во всем меня слушаются. Да я и сама-то, собственно, не знаю почему. Жеманство! Какая чепуха! Не правда ли, мой Великан? Ты там опять будешь курить, проголодавшийся, выпачканный в грязи. Тревога! А может, это совсем не простая учебная тревога? Тревога! Четверо детей… Кто знает. На дворе дождь… дождь…»

4

Дождь прошел стороной, но на землю упал густой туман. Погода была промозглой. Рената проснулась с трудом. Однако стоило ей вспомнить о детях, и сон как рукой сняло.

Она быстро одевалась, а сама в уме составила уже план действий: приготовить завтрак, помочь детям одеться, сходить в школу.

Она растворила окно, В комнате стало сыро, запахло влажной землей.

Стрелки на часах показывали семь. Вот-вот проснутся дети. Что она им скажет, когда они спросят о матери? Как они будут относиться к ней? Как они должны называть ее: «тетя» или «фрау Грапентин»? Без Манфреда любой день – потерянный день. Где-то он сегодня спал? В машине или на земле, прислонившись спиной к дереву? Ей так хотелось хоть на миг увидеть его.

Выше голову, мужчины скоро вернутся!

Рената тихо открыла дверь. На цыпочках прошла по коридору. Вошла в кухню. Но там почему-то горел свет. Пахло кофе, гуталином и теплом от плиты. Стол был накрыт. Эльке разливал кофе по чашкам, а младшие сидели на диване. Увидев растерянную Ренату, они хихикнули.

– Ах, вы уже встали! Тогда садитесь за стол, я сейчас приду, – сказала Рената детям и пошла в ванную.

Когда она снова вошла в кухню, дети уже сидели на своих местах, но не ели, ожидая, когда она сядет на свободный стул, на стул их мамочки.

Оказалось, что всем им хорошо известно, куда увезли их маму. Эльке все уже объяснил малышам. Ни один из малышей ни разу не позвал маму. Самый маленький сидел на своем стульчике рядом с Ренатой. Он рассматривал цветные картинки в книжке и, тыкая в них пальчиками, бормотал то, что уже мог выговорить.

Эльке делил масло и мармелад, раскладывал их по тарелкам. Он был очень похож на мать: такое же узкое лицо, такие же полные губы, такие же серо-голубые глаза и такие же, как у фрау Хут, скупые, но верные движения. Под внимательным взглядом Ренаты он покраснел, но не смутился. Восьмилетний кареглазый Ральф первым принялся за еду. И лишь круглолицая семилетняя Марион засмущалась и не поднимала глаз от чашки кофе.

Первым нарушил молчание Ральф:

– У тебя когда-нибудь было так много детей?

– Нет, еще не было.

– Ничего, мы тебе поможем, тетя Рената.

– Это меня радует.

«Ну вот я и стала тетей Ренатой. И сразу с четырьмя детьми. Нет, мой Великан, так много детей у нас с тобой не будет. Сейчас мне нужно позвонить в больницу. Муж фрау Хут не сможет навестить ее сейчас. Неужели и со мною когда-нибудь так же будет? Я рожу ребенка, первого ребенка, а Манфреда по тревоге вызовут в часть. И никто меня не навестит, никто не принесет букета роз.»

В этот момент зазвонил звонок, и сразу же кто-то забарабанил в дверь веранды, Эльке открыл дверь. В кухню с шумом вошла соседка.

– Дети, у вас все в порядке? Дед Мороз принес вашей маме малыша. Мальчика!

При словах «Дед Мороз» Ральф недовольно нахмурил лоб, но ничего не сказал.

Рената с облегчением вздохнула. Точно так же вздохнул и Эльке. Из детей один только он понимал, что падение матери могло привести к печальным последствиям.

– Я должна позвонить вашему папе! – воскликнула Рената.

– Да, да, попробуйте позвонить. Телефон у дежурного по КПП, – посоветовала соседка.

– Я провожу вас, тетя Рената!

На улице стоял такой густой туман, что дома по обе стороны дороги утонули в нем. Ральф отлично знал дорогу до казармы, он дошел бы туда даже с завязанными глазами. Оно и не удивительно: он принадлежал к той армии мальчиков, которые ежедневно осаждали КПП полка, ожидая своих отцов, а когда те выходили из части, тотчас же брали их в «плен».

5

Рената вспомнила, что фрау Хут просила ее сходить в школу. И вот теперь Эльке ведет ее туда. Впереди не без гордости шагает Ральф. Марион повела малыша в детский садик.

Туман несколько поредел. Женщины, с которыми они встречались по дороге, громко и приветливо здоровались с ними. Некоторые из них уже знали Ренату по имени. Рената приветливо отвечала на их «здравствуйте». Чем ближе они подходили к школе, тем беспокойнее становилось на душе Ренаты.

Два года назад она, молодая учительница, впервые в жизни переступила школьный порог. В класс ее сопровождал тогда пожилой длинноногий костлявый директор, к широкому шагу которого она пыталась приноровиться, чтобы не отстать. Маленькая ростом, она купила себе туфли на самом высоком каблуке, даже стоять на которых, а не то что идти, было далеко не приятным процессом. Стук ее каблуков по коридору и шум детворы вселяли в душу Ренаты смутное беспокойство. Успокоилась она лишь тогда, когда оказалась в классе и увидела любопытные рожицы своих учеников…

Эльке открыл дверь школы, пропустил Ренату вперед. Запах школы (а у школы, не спорьте, есть свой, только ей свойственный запах) мигом успокоил Ренату. А вот и класс с неизменным облачком меловой пыли, свежевыкрашенная доска, грязная тряпка на учительском столе и любопытные детские глаза.

– А почему не пришла фрау Хут? – спросил один из учеников.

На лицах остальных застыл тот же вопрос.

– Моя мама вчера упала, а сегодня утром в больнице ей дали малыша, – объяснил Эльке.

Ученики смущенно опустили головы.

– Садитесь, дети! – Рената знала, что многое зависит от того, как учитель поведет себя в классе в первые же минуты урока. – Фамилия моя Грапентин. Я преподаю в одной из школ Дрездена, в четвертом классе. Преподаю историю и немецкий язык. Фрау Хут попросила меня заменить ее на время. Сегодня у нас с вами экскурсия, на которую мы выйдем, как только рассеется туман, а пока познакомимся.

Наступила пауза. Что же дальше? Дети забеспокоились, зашумели. Рената подумала о том, что ее ученики в Дрездене долго будут интересоваться, почему не пришла фрау Грапентин в школу и вообще когда она придет.

– У тебя вопрос? Пожалуйста!

– Вы давно живете в Дрездене? – спросил ее один мальчик:

– С самого рождения.

– Дрезден красивый город?

– Очень красивый. Если вы хотите, я расскажу вам об этом городе.

– О да, пожалуйста! – почти хором попросили девочки.

– Дрез…ден… – лениво протянул один из мальчиков.

– Кто не хочет слушать, может рисовать или читать, но только не мешайте другим, – сказала Рената.

Однако Рената не успела начать рассказ о Дрездене. Дверь распахнулась, и в класс вошла женщина в серой меховой шубке с пушистым воротником и черной меховой шляпке. Подойдя к Ренате, незнакомка нараспев начала объяснять цель своего неожиданного прихода.

– Я знаю, что вы замещаете фрау Хут. Это хорошо. Я слышала, что у вас сегодня занятий не будет, а будет экскурсия. А у меня сегодня есть кое-какие дела в Грейфсвальде, вот я и решила свою дочку взять с собой: пусть полюбуется из окошка машины окрестностями.

Женщина коснулась поверхности стола рукой, с которой она так и не сняла кожаной перчатки, добавила, кивнув в сторону класса:

– Собирайся быстрее, Сильвия!

– Ох!…

Сорок учеников замерли. Наступила мертвая тишина. Рената знала все виды тишины в классе. Озабоченная тишина царит в классе тогда, когда учительница со стопкой проверенных тетрадей входит в класс; задумчивая тишина, когда все сосредоточенно думают над только что полученным заданием; тишина воодушевления, вызванная только что прочитанным отличным рассказом; настороженная тишина, когда кто-то из учеников-проказников задает учительнице хитрый вопрос с подвохом; и выжидающая тишина – она наступает тогда, когда учительница своим ответом или разочаровала, или, напротив, воодушевила ребят. Мертвая тишина для любого учителя – самая тяжелая.

– Мне жаль, фрау…

– Фрау Гроссман!

– Мне жаль, фрау Гроссман, но день экскурсии в школе – такой же учебный день, как и любой другой. Экскурсии с учениками проводятся тоже с определенной целью.

– Это какая же цель у вас на сегодня? Вокруг лес да несколько грязных хуторов, где наши дети бывали уже не раз.

– Я попрошу вас не мешать мне вести урок. У вас нет никаких оснований, чтобы забрать свою дочь из класса.

– Вот оно как! – удивилась фрау Гроссман, снимая с головы шляпку. Затем она зачем-то посмотрела на часы. На квадратном лице женщины затрепетали крылья по-мужски крупного носа, – Вот оно как! – еще раз повторила женщина нараспев, и глаза ее метнули злобный взгляд. – Тогда, быть может, я могу присутствовать на вашем уроке?

– Пожалуйста.

– Как член родительского комитета, я, разумеется, имею на это полное право.

Пока Рената открывала окно, фрау Гроссман села на стул, который стоял позади Ренаты.

Ренату охватило неприятное чувство, какое бывает у человека, за спиной у которого кто-то находится, да еще, быть может, с недобрыми намерениями. Однако стоило ей взглянуть на детей, как это чувство тотчас исчезло, так как на нее внимательно смотрели доброжелательные лица учеников, а Эльке даже заговорщицки подмигнул ей.

Рената начала свой рассказ о Дрездене. Она говорила, а ей казалось, что она ведет детей по своему городу, показывает им площадь Единства, затем спускается к Эльбе, холодной и серой в ноябре, откуда из-за тумана совсем не видно Старого города.

Затек она рассказала детям о дворце Цвингер, о всемирно известной картинной галерее.

После этого она мысленно поднялась на самую высокую точку, откуда весь город, раскинувшийся по обеим берегам реки, был виден как на ладони. Погода была великолепная, солнечная, река отливала серебром, и можно было разглядеть каждый дом. Таким Рената не могла не показать свой родной город ученикам маленького поселка Бергхайде.

– Недалеко от ресторана «Луизенхоф» находится великолепная вилла, украшенная стройной башенкой, – продолжала Рената. – Называется она «Сан-Ремо». Отнюдь не случайно во время войны в ней поселился американец по фамилии Нобель. Этот американец по рации наводил на наш город, который не имел особого военного и промышленного значения, а был лишь крупным центром немецкой культуры, эскадрильи американских и английских бомбардировщиков, которые сбрасывали свой смертоносный груз на город, превратив его в груду развалин. И в то же время ни одна бомба не упала на виллу. Нобель – это имя, которое мы с вами должны запомнить. Сейчас этот человек живет в стране, где совершенное им вовсе не считается преступлением…

Чем дальше рассказывала Рената, тем внимательнее слушали ее ученики.

– Я тоже была в Дрездене…

Рената обернулась. Эти слова произнесла дама, которая уже сняла свою меховую шубку и повесила на спинку стула.

– По сравнению с довоенным временем город сейчас не тот, – недовольно продолжала дама.

Рената, густо покраснев, тихо и вежливо спросила:

– А когда вы были в Дрездене в последний раз?

– Два года назад, когда мой муж поступил в военную академию.

– Мне кажется, что вы были в городе или ночью, или же в густой туман.

Рената повернулась к классу. Она чувствовала себя оскорбленной. Однако, посмотрев на учеников, она заметила, что все они задумчивы, а у девочки, что сидела позади Эльке, заплаканные глаза.

«Да ведь это же Сильвия Гроссман, – подумала Рената. – Жаль, что я разрешила ее матери остаться в классе: несмотря на певучий голос, от этой особы даже холодом веет».

Рената встала и, подойдя к окну, прислушалась, но шума машин не было слышно.

– А теперь, дети, мы пойдем на экскурсию. Только сейчас мы с вами поменяемся ролями. Я вам рассказывала о Дрездене, вы же покажете мне окрестности Бергхайде. Договорились?

– Договорились! – хором ответили ученики.

Среди наступившей на момент тишины откуда-то вдруг донесся женский крик, затем какой-то хлопок и снова женский крик.

Школьники испуганно закрутили головами. Фрау Гроссман, быстро схватив свою шубу, выскочила из класса.

* * *

У входа в школу стоял небольшой «вартбург» серого цвета. Вместе с учениками второго класса, в котором учился и Ральф Хут, из школы вышла молоденькая учительница с расстроенным лицом. Она держала за шиворот светловолосого мальчугана, который, засунув руки в карманы, пинал своими грязными ботинками камешек.

Мальчуган задергал плечом, пытаясь таким образом сбросить с себя руку учительницы.

– Коллега! – строго окликнула Рената из окна учительницу.

Учительница на миг выпустила из рук воротник шалуна, а тому только того и нужно было: через секунду он уже скрылся в кругу мальчишек. Учительница, густо покраснев и беспомощно опустив руки, подошла к окну, у которого стояла Рената.

Ренате было жаль и молоденькую учительницу, и шаловливого мальчугана.

– Не надо так, ведь это же ребенок, – тихо проговорила Рената. – Не теряйте их из виду, а то они уже вышли за ворота. До свидания.

Рената видела, как фрау Гроссман открыла дверцу «вартбурга» и села в него. Взревел мотор, и машина выехала со школьного двора.

Рената с облегчением вздохнула и вывела класс на прогулку.

Фрау Гроссман дожидалась учеников четвертого класса возле своего дома.

– Если вы не возражаете, я хотела бы присоединиться к вашей экскурсии, – попросила она Ренату.

И хотя Ренате хотелось отказать ей, она все же сказала:

– Пожалуйста.

Фрау Гроссман успела переодеться. Теперь на ней были лыжные брюки серого цвета и модный свитер, на голове меховая шапочка.

Мать подозвала Сильвию к себе и взяла ее за руку.

Девочки, шедшие рядом с Сильвией, постепенно отстали от фрау Гроссман с дочерью. Рената тоже отошла немного в сторону. Сама не зная почему, Рената чувствовала, что присутствие фрау Гроссман раздражает ее.

Дети окружили Ренату плотным кольцом. Они задавали ей всевозможные вопросы. Завязался оживленный разговор, и Рената была довольна: как-никак сорок любознательных мальчишек и девчонок осаждали ее и всех их она сумела завоевать за какой-то час времени. О фрау Хут никто из учеников так больше ни разу и не спросил ее.

«Неужели и обо мне так же быстро позабудут мои ученики? – подумала она с легкой грустью, – Вот и выходит, что незаменимых учителей нет».

6

Скоро группа углубилась в лес. От влажной земли шел сильный запах. Пахло грибами, прелой листвой и смолой. На листьях кустарника блестели крохотные капельки влаги осевшего тумана.

Оказавшись в лесу, дети заговорили тише, задавали меньше вопросов. Рената любила лес. В лесу под Дрезденом так же приятно пахло прелой листвой и землей, иногда доносилось ржание лошадей.

Вдруг Ренате показалось, что она слышит шум автомобилей. Она прислушалась. Но никаких машин не было и в помине. Рената с сорока мальчишками и девчонками и фрау Гроссман долго ходила по лесу. Ей хотелось поскорее увидеть Манфреда, так как она чувствовала себя одинокой среди совершенно чужих ей людей. Ей хотелось поговорить по душам, но было не с кем. Чтобы убежать от самой себя, она разговаривала с детьми.

Так они шли по просеке, разговаривая то о хуторках, которые располагались по соседству, то о растениях и цветах, которые попадались им на пути.

Несколько раз фрау Гроссман пыталась заговорить с Ренатой, но безуспешно. Она так и водила дочь по лесу, держа ее за руку. Остальные ребята и девочки бегали, играли в салки, догоняя друг друга.