Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Вспомнился вчерашний вечер. Она улыбнулась, вспомнив, как унтер-офицер весь вечер ухаживал за ней, танцевал только с ней. Вид у него был удивленный, будто он не ожидал встретить в селе красивую девушку. Танцевал он хорошо и за вечер наговорил ей немало комплиментов. Делал это он совсем не так, как деревенские парни.

Мысли Герды были прерваны появлением Гертруды.

Герда кивнула подруге и снова нагнулась к подойнику.

«Парень довольно симпатичный, – вернулась к своим думам Герда. – И пахло от него каким-то одеколоном, а вовсе не потом солдатским».

Герде казалось, что от ее свитера и сейчас пахнет тем же одеколоном. В этом свитере она была вчера. И сегодня снова надела его, чтобы унтер-офицер сразу же узнал ее.

Со двора донесся громкий смех. Заработал насос.

Переходя к последней корове, Герда взглянула в окошко. Солдаты, громко фыркая и смеясь, умывались, качая воду насосом. Баумана среди них почему-то не было.

Подоив своих коров, Герда налила в большой кувшин парного молока, а поймав на себе удивленный взгляд Гертруды, объяснила:

– Это я для солдат.

* * *

Увидев идущую навстречу ему Герду с кувшином, Бауман широко раскинул руки в стороны и двинулся ей навстречу с таким видом, будто намеревался не только взять кувшин, но одновременно и заключить девушку в объятия.

От Хаука не ускользнуло, что Бауман решил поволочиться за девушкой.

– Хороша, не правда ли! – с восхищением произнес Бауман, когда Герда ушла. – Какая фигурка! Что за ножки! С такой неплохо позабавиться…

Бауман примерно так оценивал всех девушек, которые когда-либо нравились ему. Сначала он подшучивал над ними, затем завлекал, а уж потом, когда все было позади, хвастливо рассказывал о своей победе товарищам.

Хаук был разочарован тем, что Герда не отвадила от себя Баумана, не оттолкнула. «Неужели она не поняла, что он за человек? Неужели не чувствует инстинктивно? Все они такие, девчонки: стоит только вот такому надушенному хлыщу покружиться возле них, как они сразу же и тают».

Вытерев грязные руки ветошью, Хаук сердито сплюнул на землю.

– Ну как твой трактор? – спросил он у Дальке, который стоял у соседней машины.

– Машины не смазывались неизвестно с какого времени. Хорошо еще, что мы это заметили.

– Ничего, смажем их до обеда.

– Смажем.

После обеда солдаты вместе с членами кооператива должны были перебрать в старом сарае кирпичи для строительства коровника и свинарника.

Весь день Хаук не видел Герду и подозревал, хотя и боялся этому верить, что она с Бауманом.

«Тракторы мы до обеда приведем в порядок, а потом я поговорю с Гердой», – решил Хаук.

Хаук подошел к Дальке, который, лежа под трактором, смазывал какие-то детали, и присел возле него.

– Надо же так запустить машины! Черт бы их побрал! – ругался Дальке.

Около них остановился Шихтенберг. Вскоре к ним подошел какой-то мужчина, которого солдаты видели в первый раз.

– Здравствуй, Гельмут. Каким ветром тебя сюда занесло? – спросил Шихтенберг незнакомца.

– Да вот зашел посмотреть, как тут идут дела…

– Хорошо идут…

– Вижу, вижу… Солдаты вам всю дрянь уберут.

– Это уж точно, – буркнул лежавший под трактором Дальке, но Хаук сделал ему знак замолчать.

– И коровник построят.

– И притом бесплатно! – хмыкнул незнакомец.

– Успокойся, мы им все оплатим по тарифу.

– Жаль, что я раньше не додумался до этого, а то тоже поехал бы к командиру воинской части и попросил у него солдат.

– А чего ты, собственно, злишься?

– Я злюсь? – Незнакомец усмехнулся. – Ничего я не злюсь. – И пошел прочь.

Когда он ушел, Хаук спросил у Шихтенберга, кто это подходил.

– Это наш кузнец Грунделов.

– Он потому и сердится, что тут ему заработать не удастся.

– А вот в отношении дряни он, пожалуй, прав, – заметил Дальке.

* * *

Во время обеда солдаты из первого расчета вместе с пожилыми крестьянами сидели за одним столом.

Ни до обеда, ни во время его Хауку так и не удалось поговорить с Гердой, которая попала в бригаду Баумана.

Хаук мог привлечь внимание девушки, только добившись со своей бригадой самых хороших показателей в труде. И он старался. Но она этого не замечала. Он уже хотел отказаться от своего намерения, но один случай, происшедший после обеда, утвердил его в этом решении.

Во время работы на ногу Бауману упал кирпич. Разумеется, работать дальше он уже не мог.

Герда с озабоченным видом расшнуровала ему ботинок и забинтовала слегка кровоточащую рану, причем делала она это, стоя на коленях перед сидевшим Бауманом.

Хаук видел, какими глазами при этом смотрел на Герду Бауман. Он мысленно раздевал девушку, причем выражение лица у него было такое, что сомневаться в его намерениях уже не приходилось.

«Нет, я во что бы то ни стало должен поговорить с Гердой, – решил Хаук. – Пойду на вечер, приглашу на танец и все скажу. Пусть думает что угодно, но я расскажу ей о грязных намерениях Баумана. Главное, чтобы Она не попалась на удочку этого ловеласа. Да и что станут думать о солдатах крестьяне, если Бауман соблазнит девушку? Не только о солдатах, обо всей армии!»

И вот солдаты и местные парни и девушки собрались в клубе. В зале у стены среди девушек сидел Бауман с гордым видом, как петух среди кур. Он беспрерывно говорил, стараясь произвести впечатление на девушек.

Хаук отвернулся, чтобы не видеть Баумана. Заказав себе кружку пива, он медленно пил его.

«Еели я ей все расскажу, Герда, чего доброго, еще подумает, что я делаю это не из добрых побуждений. Правда, позже, когда она все поймет, она будет благодарна мне», – думал Хаук. Он допил пиво и заказал новую кружку.

Занятый своими мыслями, Хаук не заметил, как зал заполнился людьми.

«Ничего, я буду говорить с ней небрежным тоном, будто меня это нисколько не касается. Да оно и на самом деле так».

На сцену вышел Брауэр. Кто-то из зала громко крикнул:

– Тихо!

Брауэр заговорил о связи Народной армии с местным населением. Его короткое выступление было встречено аплодисментами.

Затем оркестр заиграл вальс. Солдаты поднялись с мест и бросились приглашать своих знакомых девушек. И лишь один Бауман остался сидеть на месте. Однако во время второго танца он не усидел и пригласил Герду.

Хауку никак не удавалось пригласить Герду – Бауман постоянно опережал его. Тогда Хаук снова пошел в буфет.

Под конец вечера на сцену вышел Бауман. В зале зашушукались, потом стало тихо. Бауман объявил, что сейчас он споет песню. Хаук знал, что голос у него есть, и к тому же довольно приятный. Бауман запел: «Ты моя мечта…»

И вдруг Хаук понял, что Бауман, собственно, поет не для всех, а только для одной Герды. Он встал и вышел из зала. Прохладный воздух освежил его. Из зала донеслись бурные аплодисменты. Когда Хаук вернулся в зал.

Бауман уже сидел рядом с Гердой. Заметив Хаука, Бауман лукаво подмигнул ему.

Вскоре настала очередь Хаука выходить на сцену. Представляясь, Хаук оговорился, и в зале засмеялись, а он смутился. Взяв аккордеон, начал играть. Играл он, полузакрыв глаза, а когда кончил, в зале было тихо-тихо. После продолжительной паузы раздались аплодисменты.

Хаук почувствовал, что краснеет, и еще ниже нагнулся к инструменту. Так, не поднимая головы, Хаук спустился со сцены и прошел на свое место.

После перерыва Герда вдруг подошла к Хауку и села рядом с ним. Он искоса поглядывал на девушку. На ней было красное поплиновое платье с большими золотыми пуговицами.

Как только оркестранты взялись за свои инструменты, Хаук тихо сказал Герде:

– Могу я вас пригласить на танец?

Играли медленный фокстрот, и под эту музыку можно было поговорить. Хаук стеснялся, смотрел куда-то мимо Герды и никак не решался начать разговор.

– А вы хорошо играете на аккордеоне, – начала разговор Герда.

– Неужели? Вам понравилось?

– Где вы так научились играть? – Герда посмотрела ему прямо в глаза.

– Еще в школе, а потом в кооперативе, где я состоял членом культгруппы.

– Так вы работали в кооперативе? – обрадованно спросила Герда.

Он кивнул.

– Так, значит, вы крестьянин?

– Да, и к тому же тракторист.

Герда снова взглянула ему прямо в глаза, и Хаук еще больше смутился, покраснел и сбился с ритма.

– Извините, – растерянно пробормотал он, глядя себе под ноги и чувствуя, что девушка улыбается.

«Жаль, что я не умею танцевать, как Бауман», – подумал Хаук, сердясь на себя. Он поднял глаза на нее. Она все еще улыбалась. Встретившись с ним взглядом, девушка чуть заметно кивнула. И Хаук снова сбился. Он уже ничего не видел вокруг, кроме крошечных веснушек на носу у девушки и ее полных красивых губ. Ему показалось, что он даже чувствует аромат ее волос.

Рядом проплыл в танце с какой-то девушкой Бауман Герда отвесила ему галантный поклон и ласково улыбнулась.

«А для нее, кроме него, никого не существует, – с обидой подумал Хаук. – Нужно будет все же предупредить ее». И он сказал:

– А я хорошо знаю унтер-офицера Баумана.

– Вот как! – Герда откинула голову немного назад, однако выражение лица у нее нисколько не изменилось.

«А что я ей, собственно, скажу дальше? Что? Мне и сказать-то, по сути дела, нечего. Но я не могу позволить Бауману обмануть девушку».

– Да, я хорошо его знаю, – снова повторил он. – И знаю, что у него по отношению к вам есть кое-какие намерения.

Что– то дрогнуло в лице Герды, она обожгла Хаука взглядом и спросила:

– А вас почему это беспокоит?

Хаук закусил губу, но ничего не ответил и отвел девушку в сторону.

– У него плохие намерения.

Герда покраснела.

– Вы просто пьяны, – сказала она, стараясь высвободиться из его рук. – Отпустите меня. У вас что, тоже намерения?

– Нет, – коротко сказал он и вышел.

* * *

В понедельник на общем собрании солдаты обсуждали поведение Гертеля, Эрдмана и повара, которые сильно напились и были выдворены из ресторана.

Наиболее жалкий вид имел Гертель. Он бледнел, краснел от стыда, не знал, куда девать собственные руки, которые он то скрещивал на груди, то прятал за спину или в карманы. Он признал, что грубо нарушил воинскую дисциплину и заслуживает строгого наказания.

Больше всего Гертель боялся, что его отошлют обратно в полк. И нужно же ему было встретиться с Эрдманом!

– Я считаю, что всех троих нарушителей нужно строго наказать и немедленно отправить в полк, – предложил Шрайер. – И пусть это послужит сигналом для других.

«Я так и думал, что все этим кончится. Сейчас еще унтер-офицеры примутся ругать», – волновался Гертель. И действительно, слово взял Хаук.

– Я, товарищи, придерживаюсь другого мнения: считаю, что и мы не должны снимать с себя ответственности. Что же будет дальше? Нельзя с плеча рубить. Мы ведь сейчас не на маневрах.

– Если их не наказать, то они и в другой раз напьются, – сказал Дальке. – Когда меня критиковали, никто никаких поблажек мне не делал. В том числе и сам Гертель…

– С вами произошло нечто другое, – перебил его Хаук. – Вы наводчик орудия и, следовательно, в первую очередь обязаны подавать пример другим, к тому же вы нарушили воинскую дисциплину на учении. Я лично не думаю, что эти товарищи не учтут наши замечания и еще раз напьются. Наказать мы их накажем, но в полк отсылать не стоит. В будущем же всем нам нужно лучше смотреть друг за другом.

«Ну и молодец мой командир!» – с благодарностью подумал о Хауке Гертель.

– Я, товарищи, обещаю больше такого не допускать, – пообещал он друзьям.

– Ваше решение, товарищи, справедливо, – согласился с мнением Хаука унтер-лейтенант Брауэр. – Однако мне хочется сказать несколько слов всем вам, и особенно этим трем солдатам. Настоящее товарищество состоит не в том, чтобы уговаривать провинившегося, а в том, чтобы вовремя остановить товарища от совершения проступка. Надеюсь, что у нас ничего подобного не повторится. А теперь все за работу!

* * *

Бауман, как мартовский кот, незаметно проскользнул через садовую калитку.

До сегодняшнего дня ему еще ни разу не удавалось остаться с Гердой наедине.

Когда вечером после кино Бауман пригласил Герду погулять, она отказалась, сославшись на то, что ей завтра рано вставать, тем более что Гертруда уехала в город, вернется оттуда лишь к обеду, и потому Герде придется доить всех коров одной.

Бауман сразу же решил, что девушка неспроста сообщает ему о том, что будет в коровнике одна. Засыпая, он рисовал в своем воображении самые приятные картины.

Бауман осторожно открыл дверь коровника, но нечаянно задел ногой пустое ведро, и оно загремело. Он услышал голос Герды: она уговаривала корову спокойно стоять на месте.

* * *

Как только зазвенел будильник Брауэра, в палатке началось оживление. Через несколько минут солдаты под командованием унтер-офицера Хаука построились на утреннюю зарядку.

Когда все, лежа на земле, выполняли жим на руках, вдруг скрипнула калитка, и в нее влетел человек. Это был Бауман, а следом за ним мчался огромный пес.

Взглянув на него, солдаты так и покатились со смеху. С ног до головы Бауман был облит молоком. Молоко текло у него по волосам и лицу. К мокрому тренировочному костюму прилипли соломинки. Бауман боялся, что пес укусит его, и потому закричал:

– Ну, чего вы рты разинули, помогите прогнать пса!

Однако солдаты все еще смеялись.

– А я и не думал, что ты так любишь молоко, – усмехнулся, глядя на Баумана, Хаук.

– Он, наверное, учился доить! – давясь от смеха, воскликнул кто-то из солдат.

Солдаты снова захохотали. Испугавшись их громового хохота, пес остановился, а затем повернул обратно.

* * *

Вечером того же дня был организован первый костер, идти на который отказался лишь Бауман.

Когда на лугу, где был сложен костер, появились девушки, они первым делом оглядели солдат так, будто кого-то разыскивали. Солдаты поняли, что они ищут Баумана, и все как один захохотали. Потом девушки расселись вокруг костра. Среди них не было только Урсулы.

Брауэр разжег костер. Штелинг коротко рассказал о задачах союза молодежи и о воспитании у юношей и девушек социалистической сознательности. В конце своего выступления он призвал молодых людей вступать в союз молодежи.

Костер горел ярко, отбрасывая отблески пламени на молодые лица. Кто-то запел: «Мы любим веселую жизнь…» Припев песни подхватили хором.

Унтер– офицер Хаук сидел недалеко от Герды, временами украдкой бросая на нее взгляды.

Неожиданно у костра появилась Урсула. На ней было пальто, в руке она держала большой чемодан. Она направилась прямо к Герде.

– Урсула, ты что это? – спросила подругу Герда.

– Отец не хотел меня пускать на встречу, говорил, что солдаты нехорошие люди.

Заинтересовавшись, молодые люди подошли поближе, прислушались.

– Когда же я сказала, что все равно пойду, он хотел поколотить меня, – продолжала девушка. – Потом он начал кричать: «Иди, иди в свой кооператив!» Я собрала вещички и ушла из дому…

Хаук подумал, как часто они на политзанятиях говорят о борьбе, которая проходит в деревне, а сами по-настоящему не представляют себе, что это такое. Случай с Урсулой явился красноречивым подтверждением, что такая борьба действительно ведется.

Сельские жители знали, что Раймерс, отец Урсулы, не раз подкупал трактористов из кооператива, чтобы они обработали его участок. Слышали они и о том, что он и другие сельские богачи не раз пытались сманить у них самых лучших работников, стараясь тем самым нанести вред кооперативу.

Когда костер прогорел, вся молодежь пошла провожать Урсулу, которую Герда пригласила пожить к себе.

* * *

Около одиннадцати часов вечера солдаты вернулись к себе в палатку. По дороге они оживленно обсуждали случай с Урсулой. Больше всех говорил Бюргер, от которого в другое время и слова-то не вытянешь.

– Какие это чудесные девушки, ну просто-таки великолепные! – то и дело восклицал Бюргер и оглядывал товарищей, словно искал у них поддержку.

– Посмотрите-ка на нашего Бюргера, его словно подменили, – заметил Шрайер. – Признайся честно, Артур, кого именно из девушек ты имеешь в виду?

Бюргер покраснел, а затем засмеялся:

– Ну, Гертруду, например, да и вообще всех без исключения!

Все громко засмеялись.

Расставаясь, Хаук и Герда пожали друг другу руки. Глаза у девушки при этом светились признательностью и добротой.

В тот вечер Хаук долго не мог уснуть: ему казалось, что он видит красивое лицо девушки с большими темными глазами. Он долго ворочался с боку на бок, но видение не пропадало.

На следующий день за обедом Герда поинтересовалась у свояка, когда он выполнит заказ кооператива.

Грунделов сначала проглотил несколько ложек супа, а уже потом ответил вопросом:

– А тебя-то это почему интересует?

– Мне поручили узнать у тебя об этом.

– Понятно: тот, кто обращается за помощью к солдатам, дает поручения и детям.

– Не надо, Гельмут! – упрекнула его Анна-Мария.

– Ну, так как дело с заказом?

– Посмотрим! – Гельмут не спеша взял буханку хлеба и отрезал большой ломоть.

– Ты же обещал закончить работу еще на прошлой неделе.

– Мало ли чего можно наобещать, Герда. У меня и своей работы невпроворот. А у вас и так солдаты…

– Нам нужно…

– Пусть вам солдаты и в этом помогут, они и денег не возьмут.

– Вон оно что! – Герда демонстративно бросила ложку на стол. – Значит, ты с умыслом тянул время и водил нас за нос! Выходит, ты становишься на сторону Раймерса, от которого даже родная дочь сбежала! Ты нам вредишь!

Грунделов как ни в чем не бывало продолжал есть, а потом сказал:

– Можешь позвать полицию!

Герда выскочила из-за стола:

– И это мой родственник?! Да я тебя и знать не хочу. Если тебе нужны деньги, ты их получишь!

– Деньги я и в другом месте могу заработать. – Грунделов налил себе в тарелку еще супа. – Ну, а вы чего на меня уставились, ешьте, если за стол сели! – прикрикнул он на остальных.

– Ну и продавай свои поделки где хочешь, мы без них обойдемся! – Герда вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Придя в кооператив, она разыскала Шихтенберга и рассказала ему о разговоре с Грунделовом.

– Больше я с ним разговаривать не собираюсь! – решительно заявила она.

– Не беспокойся, Герда, – успокоил ее Шихтенберг, – рано или поздно он придет к нам. Для нас он намного важнее какого-то навозоукладчика. Его нельзя бросать в одиночестве. Мы должны привлечь его на свою сторону, и ты поможешь нам в этом.

– Если вы считаете, что это так необходимо, ладно уж! – неуверенно произнесла девушка.

* * *

Хаук где только мог старался увидеть Герду. Однако стоило ему заметить ее издалека, как он сразу же краснел. Разговаривать им почти не приходилось. Хаук был счастлив, когда Герда дарила ему хоть мимолетную улыбку.

На прощальном вечере, организованном по случаю отъезда солдат из села, Бауман еще раз решил приблизиться к Герде. Опередив Хаука, он подскочил к девушке, чтобы пригласить ее на первый танец. Остановившись перед нею, он согнулся в поклоне. Девушка встала.

«Неужели она пойдет с ним танцевать?» – испугался Хаук, но все же подошел к Герде и едва слышно сказал ей:

– Могу я пригласить?

Девушка метнула ехидную улыбку в сторону Баумана и пошла танцевать с Хауком.

Когда танцы окончились, юноши и девушки проводили солдат до самой палатки.

Ярко светила луна. Терпко пахли только что распустившиеся почки. Со стороны реки несло сыростью. Стояла прекрасная майская ночь.

Прощаясь, Вернер Хаук долго тряс Герде руку, слова застревали у него в горле.

Герда бросилась догонять подруг, но вдруг остановилась и оглянулась. Хаук видел ее лицо, освещенное бледным светом луны. Он заметил, как девушка сделала шаг, один только шаг по направлению к нему, и быстро пошел ей навстречу. Герда слегка склонила голову набок и, дожидаясь, когда он подойдет, теребила пальцами пуговку на блузке.

– Как здесь хорошо! – прошептал Вернер, удивляясь тому, что еще может произносить какие-то слова. – Когда я вижу вас, я счастлив. Я вас никогда не забуду!

– И я вас тоже, – проговорила она. – Дайте мне ваш адрес.

– Ах, да, адрес! – спохватился Вернер. – Сейчас, – Он бросился в палатку, вырвал листок бумаги из блокнота и написал на нем адрес. Передавая сложенный в несколько раз листок Герде, он коснулся ее теплой руки.

– До свидания, – тихо произнес он.

– До свидания, – кивнула Герда.

Вернер вернулся в палатку и уже снял с себя френч, как кто-то из ребят сказал ему, что его ждут.

В трех шагах от палатки стояла Герда. Она застенчиво улыбнулась и сказала:

– Вы забыли взять мой адрес. – И протянула ему клочок бумаги. – До свидания! – Она повернулась и быстро побежала прочь.

Ночь Хаук провел беспокойно: часто просыпался, тяжело вздыхал, ворочался.

К завтраку Герда принесла молока. Оставила кувшин и ушла.

Когда молоко было выпито, Брауэр не без умысла послал Хаука отнести кувшин обратно.

Хаук нарочито медленно встал и не торопясь вышел из палатки, а потом бросился к коровнику как угорелый.

Герду он встретил на скотном дворе.

– Как вы сегодня спали? – поинтересовалась она.

– Я почти совсем не спал, – признался он.

– Я тоже плохо спала.

Они так медленно пошли по двору, что можно было подумать, что у них уйма времени.

Разговор клеился с трудом. Вернер опять почти лишился дара речи. Нащупав у себя в кармане записку с адресом Герды, он улыбнулся и сказал:

– Картов, площадь Ленина, дом восемь.

Она в тон ему произнесла:

– Полевая почта номер семьсот двадцать дробь тридцать четыре. Унтер-офицеру Вернеру Хауку.

Для проводов солдат на площади собрались все члены кооператива и многие жители села. Водитель подогнал машину. Председатель кооператива произнес короткую речь, поблагодарил солдат за оказанную помощь и передал Брауэру большую корзину яиц, половину свиной туши и письмо командиру полка.

Герда куда-то убежала, но скоро вернулась с книгой в руках. Она сунула книгу Вернеру в руки и попыталась улыбнуться.

Вернер хотел открыть книгу, но девушка положила свою руку на его руку и тихо попросила:

– В дороге посмотришь. – И, одарив его грустной улыбкой, отошла в сторону и уже не сводила взгляда с машины до тех пор, пока она не скрылась из виду.

Сидя в машине, Хаук раскрыл книгу. Это был роман Шолохова «Поднятая целина». На титульном листе в уголке было написано: «Не забывай Картов. 12.05.1958 г.».

6

После работы в кооперативе Баумана словно подменили: он стал злым и придирчивым. Узнав о том, что Хаук получил от Герды письмо, он не сдержался и съязвил:

– Девица вся пропахла коровником, я не удивлюсь, если так же будет пахнуть и наш Хаук.

Словно ища поддержки, Хаук взглянул на унтер-офицера Германа, но тот только махнул рукой. Остальные унтер-офицеры рассмеялись, и это прибавило Бауману смелости.

Хаук все эти дни пытался относиться к Бауману дружески, но тот не переставал задираться.

Книгу, которую подарила Герда, Хаук прочел. Читая, он все время думал о девушке.

Однажды, когда Хаук вернулся из умывальника, на его пути встал Бауман. От Баумана несло водкой.

– Привет! – развязно поздоровался он.

– Здравствуй, – тихо ответил ему Вернер.

– Ну, что новенького в Картове? Ты уже поцеловал свою коровницу? – Бауман снял фуражку и провел рукой по волосам. – Я сегодня провел время с очаровательной бабешкой. Сначала, правда, она упрямилась, а потом… – Бауман сощурил глаза, отчего стал похож на кота. – Мы зашли с ней в старый барак, там еще стояло несколько коек…

Вернер, наклонив голову и сжав руки в кулаки, ждал, когда Бауман замолчит и отойдет от него.

Солдаты на койках зашевелились.

– Тс-с!… – Бауман приложил палец к губам и еще ближе подошел к Вернеру. – Твою коровницу я тоже кое-чему научил…

Дальше Вернер уже не слушал. Правой рукой он ударил Баумана по губам, а левой прямо в глаз.

– Вот тебе за сегодняшнюю девушку и за Герду тоже!

Бауман мешком свалился на пол, ударившись головой о койку. Потом медленно поднялся с пола, рукой вытер кровь с губ и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.

Солдаты, еще не успевшие заснуть, приподнявшись на кроватях, смотрели ему вслед.

* * *

На следующее утро Бауман ходил с пластырем на затылке, в левом уголке губ засохла ранка, а под глазом синел кровоподтек.

«Это обойдется Хауку дорого, – решил Бауман, посмотрев на себя в зеркало. – Тем более что он ударил меня первым».

После утренней поверки Бауман доложил о случившемся Брауэру, который сначала даже не поверил своим ушам. Выслушав Баумана еще раз, офицер приказал позвать к нему Хаука.

Бауман торжествовал, надеясь, что командир строго накажет Хаука. За завтраком Бауман даже не смотрел в сторону Вернера, но в душе его росло злорадство.

После обеда их обоих снова вызвали к Брауэру.

Бауман весь сгорал от любопытства.

По требованию командира взвода Хаук попросил у Баумана прощения и пообещал в будущем вести себя по-товарищески. На этом инцидент был исчерпан.

«Не может быть!… – В душе Баумана поднялась волна протеста. – Домашний арест?! Да разве это наказание!» От возмущения он даже не расслышал, что говорил ему унтер-лейтенант.

Во время пребывания в Картоне Вернер не раз намеревался поговорить по душам с ребятами из расчета, но так и не нашел для этого времени. А когда выдавалась свободная минутка, оказывалось, что не все солдаты были на месте.

Во время работы отошли куда-то на задний план учебные заботы, регулярно проводились только политзанятия.

У Хаука язык не поворачивался напомнить солдатам о том, что они взяли обязательство бороться за звание отличного расчета. К тому же он влюбился в Герду, а солдаты это заметили, что еще больше сдерживало его. Но уже в первый день занятий Хаук понял, что заблуждался: время, проведенное в Картове, сплотило солдат лучше всяких бесед и занятий, и отпала необходимость читать солдатам нравоучения.

Вернер сел писать письмо Герде. Написал первые строчки и задумался, охваченный воспоминаниями. Особенно памятной была последняя встреча.

Неделю назад он, получив увольнение, поехал в Картов. Остановился у Шихтенберга. В субботу утром он помог Герде на ферме, и, когда она освободилась, они бродили по лугу, зашли в лес, сели на поваленное бурей дерево и долго разговаривали. В тот день они не разлучались ни на минуту.

Воспоминания о Герде пьянили Вернера, как вино. Он решил жениться на Герде в этом же году, сразу после демобилизации. Жить они будут в Картове. У них родится ребенок, потом еще один… мальчики. Вернер всегда относился с уважением к женщинам в положении. А уж Герду-то он будет просто на руках носить.

Вернер подошел к окну. В этот момент в дверь постучали. Вошел Бюргер.

– Здравствуйте, товарищ унтер-офицер!

Вернер подал ему руку. Они сели.

– Я к вам с просьбой, товарищ унтер-офицер.

– Слушаю вас.

Бюргер достал из кармана письмо, положил его на стол и придвинул свой стул поближе к Хауку.

– Вы, наверное, знаете, что в Картове я познакомился с Гертрудой. И вот я получил от нее письмо. Прочтите его, пожалуйста! – смущенно попросил солдат.

– Когда вы получили это письмо?

– Неделю назад.

Хаук развернул лист.

«Мой милый Артур!

Все время меня мучает мысль, не забыл ли ты меня. А если не забыл, то почему от тебя нет никаких вестей?…

Мы уже давно перевели своих коров в открытый хлев. Работы у нас много, но мы справляемся, У нас уже создана комсомольская организация. Быть может, ты мне напишешь? Я все время вспоминаю то время, когда ты был здесь. Напиши, как живешь? Быть может, ты смог бы приехать? Я уже рассказывала о тебе дома, и никто слова против не сказал. Очень прошу тебя, дорогой Артур, напиши мне и скорее приезжай.

Я тебя очень люблю и жду.

Твоя Гертруда».

Вернер вернул письмо Бюргеру, который тихо сказал:

– Я сначала думал, что не нравлюсь ей, а теперь она пишет, что любит меня. Она очень хорошая девушка, добрая такая, правда?

Вернер кивнул в знак согласия.

– Я хочу ей написать, а вот писать-то грамотно не умею, читаю и то не ахти как…

«Сколько лет после окончания войны прошло, а еще есть и такие люди», – подумал Вернер, а вслух сказал:

– Тогда мы сейчас же с вами напишем ей письмо. Бумага у вас есть?

Бюргер кивнул и подал Хауку лист бумаги.

– Вы диктуйте, а я буду писать.

Бюргер подпер голову руками и, сосредоточенно нахмурившись, произнес:

– Моя дорогая Гертруда! – И уставился на Хаука, пока тот не закивал в знак одобрения головой.

Когда письмо было написано, Хаук прочел его вслух и отдал Бюргеру.

– Спасибо, товарищ унтер-офицер, – поблагодарил солдат. – Если бы я мог научиться так писать, но уже поздно…

– Никогда не поздно, товарищ Бюргер. Если вы хотите, мы с вами можем заниматься каждую неделю. Я вам помогу.

– Да?! – обрадовался солдат и, положив письмо на стол, добавил: – Тогда давайте сейчас и начнем!

* * *

В понедельник артиллерийские расчеты занимались на местности. Унтер-офицер Бауман вел свой расчет через холм в направлении леса. На занятия он вышел голодным, потому что вернулся в казарму незадолго до подъема и не успел позавтракать. Выстроив расчет в одну шеренгу, он крикнул:

– Не разговаривать в строю!

Бауману явно было не по себе. «И как только Брауэр додумался в понедельник утром проводить занятия на местности, когда в воскресенье многие солдаты были в увольнении!» – недовольно думал Бауман. Правда, просматривая план-конспект Баумана, командир взвода похвалил его. Это, конечно, приятно. Бауман лениво зевнул, вспомнил, что ему предстоит сначала провести занятие на тему «Ориентирование на местности», а затем – по отработке приемов преодоления препятствий.

Солдаты тихо переговаривались между собой.

– Придется ползти по-пластунски, – прошептал Эрдман.

– Как будто нам, артиллеристам, это когда-нибудь понадобится!

– Я еще никогда не ползал, – признался кто-то.

– Запомни, если мы полчаса будем ползти вот в том направлении, то как раз приползем в пивную, – сказал Эрдман, чем очень насмешил всех.

– Тихо, в строю все-таки находитесь! – сердито прикрикнул на солдат Бауман.

Пригревало солнце. «Хорошо бы сейчас завалиться где-нибудь в траве да хорошенько выспаться!» – думал Бауман.

Когда расчет достиг опушки леса, Бауман на минуту остановился, прислонился к дереву и, закрыв глаза, вздохнул: «Эх, поспать бы сейчас часика четыре! Солдаты и сами неплохо умеют ориентироваться на местности».

Отойдя от дерева, он остановил расчет и сказал:

– Товарищи, сегодня у нас занятие по ориентированию на местности и преодолению препятствий. Мы и тем и другим не раз занимались раньше. Я не собираюсь напоминать вам о том, насколько необходимо солдату уметь ориентироваться и преодолевать различные препятствия, встречающиеся на местности. Вы это и так понимаете. Сейчас я проведу короткий опрос в целях повторения. Если окажется, что кто-то из вас не знает этого вопроса теоретически, тогда мы проведем практическое занятие, если же таких товарищей не окажется, тогда ограничимся коротким опросом. – Бауман усмехнулся, поймав хитрый взгляд Эрдмана.

Разрешив расчету сесть на траву, Бауман начал задавать солдатам вопросы. Все отвечали довольно бойко. И лишь заряжающий Рост немного запинался в своих ответах, но ему умело подсказывал Эрдман.