Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

После небольшого привала Рената встретилась с группой второго класса. Дети тотчас же перемешались, и невозможно было разобраться, где ученики четвертого класса, а где второго. Дети с аппетитом уплетали свои завтраки.

Сильвия села на пенек, который для нее облюбовала мать. Девочка сидела и ела бутерброд, с завистью наблюдая за остальными ребятами.

Фрау Гроссман оказалась по соседству с молодой учительницей из второго класса и Ренатой.

– Ну, что вы скажете в свое оправдание? – спросила фрау Гроссман у молодой учительницы.

Учительница молчала.

Ренате никогда не приходилось оказываться в подобной ситуации: она ни разу за два года своего учительствования даже в шутку не шлепнула ни одного ученика. Однако она ясно представляла себе ту неприятную ситуацию, в которой оказалась молодая неопытная учительница. А тут еще, как назло, неумные и довольно нетактичные нотации фрау Гроссман.

Ренате захотелось помочь молодой учительнице, как-то дать ей понять, чтобы она не вздумала оправдываться или вообще спорить с фрау Гроссман.

– Очень жаль, что такие явления имеют место в социалистической школе! – никак не могла успокоиться фрау Гроссман. – Родительский совет должен основательно разобрать этот инцидент. Мы не можем допускать подобных случаев!

Чем больше говорила неугомонная фрау Гроссман, тем спокойнее становилась молодая учительница. У нее было симпатичное лицо, которое несколько портили слишком ярко накрашенные губы и подрисованные глаза.

С каждой новой угрозой, которые так и сыпались из уст фрау Гроссман, учительница как бы распрямлялась. Глаза ее сузились, лицо приобрело волевое выражение.

Чувствуя возможность сопротивления, фрау Гроссман раскалялась еще больше.

– Такого случая у нас еще никогда не было, чтобы учительница дала ребенку пощечину! Да такой особе не место у нас в школе!

И вдруг молодая учительница встала с пенька, на котором сидела, и, не оглядываясь, пошла в глубь леса.

Рената облегченно вздохнула, подумав о том, что с такой женщиной, как фрау Гроссман, и она тоже долго не выдержит.

– Что вы скажете на это, фрау Грапентин? Бросить класс и убежать, странно, не правда ли?

«Что я ей могу на это ответить? Сказать что-нибудь резкое, чтобы она ушла отсюда? В конце концов, ответственность за детей несем мы».

– Давно она здесь работает?

– С сентября. Ей не больше двадцати лет, наверное.

– Если вы будете так обращаться со всеми учителями из-за каждого их упущения, то скоро от вас сбегут все педагоги.

– Тогда мы сами будем преподавать. Я смогу вести класс, – не без гордости заявила фрау Гроссман.

– Хуже этого ничего и быть не может, – не удержалась Рената. Она ждала, что после этих слов на нее обрушится поток брани. Однако этого не случилось.

– Бить детей – это самое последнее дело, не правда ли? Их так трудно воспитывать, особенно этих брошенных детей…

– Брошенных? – Рената невольно вспомнила слова Макаренко о брошенных детях. – А при чем тут брошенные дети?

– Их в семье четверо, – начала объяснять фрау Гроссман. – Отец у них хороший, степенный человек, а вот жена его связалась с солдатом и разрушила семью.

И тут же фрау Гроссман рассказала Ренате о том, как родители мальчика, которому молодая учительница дала пощечину, фамилия его Гремер, разошлись четыре месяца назад, причем все дети остались с отцом. Мать уехала из поселка. Свою вину она осознала тогда, когда было уже поздно. Она поселилась в соседнем селе и украдкой приходила в Бергхайде, чтобы хоть мельком увидеть своих детей, поговорить с ними, приласкать. Дети, разумеется, многого не знали и не понимали. Соседи и учителя из школы как могли заботились о них. Однако они стали чуждаться людей…

– А что же солдат? – поинтересовалась Рената.

– Какой солдат?

– Да тот, что соблазнил фрау Гремер.

– А бог его знает, с него взятки гладки, а вот ей теперь за все расплачиваться приходится.

В голосе фрау Гроссман звучало только осуждение фрау Гремер, судьба же детей ее нисколько не интересовала.

Фрау жестом подозвала к себе Сильвию, которая послушно сидела на пеньке, на который посадила ее мать.

Девочка подошла к матери. Фрау Гроссман нежно погладила ее по головке и, достав из сумочки плитку шоколада, отломила половину и отдала дочке.

– Теперь иди побегай, моя девочка, только недалеко! Лицо фрау Гроссман смягчилось, но через какую-нибудь минуту она вдруг нахмурилась и закричала:

– Сильвия!

Рената оглянулась и увидела, что рядом с Сильвией стоял тот самый белокурый паренек-шалун и девочка отдала ему половину своей шоколадки.

– Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты не играла с ним! – прокричала рассерженная мать. – Забери шоколад и немедленно иди ко мне!

Мальчуган, который только что поднес шоколад ко рту, опустил руку.

– Немедленно иди ко мне! – повторила фрау Гроссман.

Однако Сильвия не послушалась. К ней подбежали другие дети и, остановившись рядом, с любопытством наблюдали за этой сценой. А девочка, разломив оставшуюся у нее шоколадку на части, начала угощать детей, которые бросали боязливые взгляды на фрау Гроссман и качали головами. Тогда Сильвия бросила шоколад в кусты, а сама убежала и спряталась за дерево.

– Бог мой, что же это делается! – Фрау Гроссман удивленно всплеснула руками и встала.

Рената почти насильно усадила ее обратно:

– Садитесь, вы все равно ничего не исправите.

Фрау Гроссман села и стала наблюдать, как Эльке и несколько девочек окружили Сильвию и по-своему утешали ее, но ни один из них не нагнулся, чтобы поднять шоколад.

Увидев Эльке, Рената тотчас же вспомнила о фрау Хут и, громко захлопав в ладоши, крикнула:

– Ребята, собрались все вместе! Мы идем дальше! А вам, фрау Гроссман, – Рената повернулась к женщине, – я настоятельно советую идти домой.

– А Сильвия?

– Оставьте ее с детьми, через несколько часов она успокоится, а когда вернется домой, тогда вы с ней и поговорите. Однако не забывайте, что сейчас вы очень сильно обидели свою дочь.

– Да, но… – растерянно произнесла фрау Гроссман, и на сей раз в ее голосе не было ни капли рисовки.

Неохотно она последовала совету Ренаты и, уходя, не один раз оглядывалась.

Рената собрала учеников и повела их дальше. Временами она останавливалась и прислушивалась, но шума машин не было.

7

Вечер выдался тихий. Рената открыла окно. На столе слева от нее лежала стопка тетрадей, которые она еще не успела проверить. Время от времени она прислушивалась, но ничего похожего на шум моторов не слышала.

Дети занимались в своей комнате. Ральф играл перед домом с соседскими мальчишками. Временами Рената слышала, как он властно командовал ими. Малыш уже спал.

Идя от окошка к письменному столу, Рената бросила взгляд на книжную полку. Взяла в руки томик Макаренко и начала искать то место, которое попалось ей в день приезда. К счастью, закладка оказалась на своем месте. Она несколько раз перечитала нужную ей цитату и задумалась.

«Что же теперь будет с детьми Гремера? Кто теперь ими займется? Все – и никто в частности. Фрау Гроссман? Гремер – отец, который вряд ли сможет забыть нанесенное ему оскорбление? Фрау Хут, которая вчера, по-видимому, и ходила к детям Гремера, а потом, придя домой, упала? Кто? – Рената сделала несколько шагов к окну. – Кто?» Ей сейчас очень не хватало Манфреда, не хватало Хута, которые могли помочь ей ответить на все вопросы. Она вспомнила слова фрау Хут о том, что она осталась там, где была нужнее.

Рената высунулась из окна. Улица была пуста. Где-то за домом шумели дети. Она вернулась на середину комнаты и в нерешительности остановилась, пощипывая пальцами нижнюю губу. Еще позавчера она сказала бы, что все это ее нисколько не касается, а сегодня она уже не может так ответить.

И еще Рената вспомнила слова фрау Хут о том, что она никак не может привыкнуть к тревогам, объявляемым в части, о том, как она, открыв окошко, прислушивается к шуму машин, о том, как она боится, что после одной из таких тревог ее муж может не вернуться домой.

«Однажды, когда мы с Манфредом еще не поженились, он вернулся после каких-то учений, продолжавшихся несколько дней. Он был чисто одет, не голоден, но вид у него был уставший. Поздоровавшись со мной, он сел на мою кровать и, улыбнувшись своей детской улыбкой, потер рукой покрасневшие глаза и сказал:

– Милая моя Тучка, ты меня… тормоши, а то я… сейчас засну на месте… – Говорил он с трудом, с паузами.

– Знаешь что, Великан, тебе нужно немного прилечь, чуть-чуть отдохнуть, тогда все будет хорошо.

– Ты находишь… что мне так нужно?

Я сняла с него френч, ботинки и положила его ноги на кровать.

– Тучка, принеси мне, пожалуйста, стакан…

– Что? – спросила я.

Но Манфред уже крепко спал.

Я села у окна. Под крышей щебетали ласточки. Со стороны леса тянуло приятной прохладой. Усталости я не чувствовала, время от времени подходила к кровати, на которой безмятежным сном спал Манфред. Во сне он по-детски улыбался.

Наверное, в ту летнюю ночь, которую я провела без сна, просидев у окна и простояв на коленях перед спавшим на кровати Манфредом, я впервые поняла, что значит быть женой кадрового военного».

* * *

Рената снова встала из-за стола и подошла к окну.

«Неужели Манфред каждую неделю будет приходить домой таким же уставшим, как тогда в Дрездене?» – подумала она.

Внизу хлопнула дверь, а через секунду в комнату вбежал Ральф. Запыхавшись от быстрого бега, он сказал:

– Тетя Рената, она идет!

– Кто она?

– Учительница, которая ударила Юргена… она сейчас идет к тебе…

– Да кто же идет, Ральф?

– Фройляйн Шалов, моя учительница. Заставь ее постоять перед тобой, пусть узнает…

– Что узнает?

– Ну, попугай ее.

– А-а, ну ладно, только ты куда-нибудь уйди.

– Хорошо!

Ральф выскочил в коридор, и в тот же миг послышалось его равнодушное «здравствуйте».

– Здравствуй, Ральф, – проговорила учительница. – Где я могу найти фрау Грапентин?

– Вон там!

В дверях стояла молодая учительница. Рената пошла ей навстречу, поздоровалась, а затем улыбнулась:

– Я должна вас поставить по стойке «смирно» и попугать…

– Я заслуживаю более строгого наказания…

– Проходите, садитесь вот сюда. Обе сели друг против друга.

Фройляйн Шалов была на этот раз накрашена уже умереннее, отчего внешность ее только выигрывала. Она не стала извиняться, а просто объяснила Ренате обстоятельства дела.

– Сегодня я даже начала было укладывать свои вещички, чтобы уехать отсюда, но потом передумала… Дети есть дети… Я должна еще раз все попробовать с самого начала… – Учительница замолчала на минуту, а затем продолжала: – Утром я на миг потеряла над собой контроль. Я вызвала Юргена Гремера и сказала, чтобы он прочел стихотворение, которое я им задавала выучить. Он же, вместо того чтобы отвечать мне урок, сказал, чтобы сначала я сама прочла это стихотворение. Я стала настаивать на своем, тогда он рассмеялся мне прямо в лицо и сказал: «Ты сама-то его не выучила наизусть». Я прикрикнула на него, на что он мне ответил: «Иди лучше к солдатам, погуляй с ними! Они тебя ждут!» Тут я не сдержалась и ударила его по щеке…

– Вам нужно было прочесть стихотворение.

– Нужно было.

Обе немного помолчали, после чего фройляйн Шалов, перегнувшись через стол к Ренате, быстро заговорила:

– Фрау Грепентин, ни за что на свете не соглашайтесь остаться в Бергхайде. Уезжайте отсюда, если вы хотите остаться счастливым человеком. Здесь и жить и работать очень тяжело, одно мучение. Таких, как фрау Гроссман, тут много. Они повсюду суют свой нос, они всегда правы. Они нигде не работают, вот от безделья и вмешиваются во все, везде видят одни недостатки. Я сама твердо решила работать в сельской школе, так что буду терпеть, а вам это ни к чему.

Ренате такая жизнь действительно была ни к чему. В Дрездене ее дожидались ученики ее класса. А директор при прощании сказал:

– Я вижу, придется мне подыскивать нового классного руководителя для четвертого «Б»?

– Не нужно никого подыскивать, господин директор, – ответила она.

«Не нужно? – думала теперь она. – А как же быть с чувством ответственности? И с тем, что человек должен быть там, где он нужнее всего? Только вот неизвестно, кто может определить это «нужнее всего». Сорок учеников, восемьдесят учеников. И одна молодая, неопытная, беспомощная учительница, которая, впервые встретив сопротивление, сорвалась и поступила антипедагогично. А тут еще эта фрау Гроссман, которая хоть и состоит в родительском комитете, но не имеет ни малейшего понятия о воспитании. Она даже собственную дочь воспитать не в состоянии. А тут таких, как фрау Гроссман, много, и таких детей, как Юрген Гремер, тоже много. И, как назло, фрау Хут увезли в больницу, а она попросила позаботиться о детях. А ведь она, видимо, имела в виду не только ее собственных детей, но и учеников в школе».

Рената встала, подошла к окну и увидела внизу Ральфа, который с немым вопросом смотрел на нее, задрав голову кверху. Она улыбнулась и по-товарищески кивнула ему. Мальчуган по-военному отдал честь и куда-то умчался.

В этот момент раздался сильный взрыв, от которого в окнах задребезжали стекла. Вслед за этим взрывом послышались и другие, немного послабее.

И в тот же миг ожила пустынная улица. Женщины кто в чем был выбегали из домов. Перед домом Хута остановились несколько женщин. Среди них Рената узнала соседку. Та поздоровалась с ней и сказала:

– Это наши! Это их гаубицы бьют! Меня не проведешь, нюх у меня верный!

– Может, ваш нюх подскажет, когда вернутся наши мужья? – с легкой насмешкой спросила ее молодая женщина, выскочившая с тарелкой в руках.

– Я думаю, что через четыре-пять часов они будут дома.

– Почему вы так думаете? – не успокаивалась молодая.

– Вот если ты, как я, девять лет подряд будешь ждать мужа с учений, тогда тоже будешь точно знать, когда тебе греть воду для ванны. Ты как хочешь, а я пошла!

Смеясь и переговариваясь, женщины стали расходиться по домам.

Соседка махнула Ренате рукой и крикнула:

– Давай грей воду для своих двух вояк!

– Иду! – крикнула ей в ответ Рената.

«Через четыре часа Манфред будет дома. Мой милый Великан, я так много должна тебе сказать. Наша первая тревога закончилась, а сколько их еще будет в нашей жизни?»

Отходя от окна, Рената чуть не столкнулась с фройляйн Шалов.

– Понимаете, мой муж тоже на учении, – объяснила ей Рената.

– Тогда встретимся завтра утром, хорошо?

– Да, да, конечно. Фрау Хут выйдет из больницы не раньше чем через две недели. А ученики, сами знаете…

Фройляйн Шалов понимающе кивнула.

– И полное спокойствие, коллега, – сказала Рената. – Мы с вами хоть и молодые педагоги, но с фрау Гроссман вполне справимся.

– Спасибо за поддержку и до свидания, – учительница крепко пожала Ренате руку.

– Фройляйн Шалов, – проговорила Рената, когда учительница была уже на пороге, – желаю вам тоже поскорее найти человека, для которого вы будете греть воду, тогда и вам Бергхайде покажется совсем другим.

Девушка весело рассмеялась, чем понравилась Ренате еще больше.

После ухода учительницы Рената растопила печь в ванной.

8

Вечером, когда дети легли в постель, Ренате пришлось пойти на КПП и забрать сбежавшего туда Ральфа.

Пять часов прошло, а офицеры все не возвращались.

Рената села за письменный стол и, макнув перо в красные чернила, начала исправлять ошибки в сочинении Сильвии.

Вдруг на лестнице раздались чьи-то шаги.

«Неужели это опять Ральф потихоньку сбежал на КПП встречать отца?» – с испугом подумала Рената.

Не успела она выйти из-за стола, как на пороге выросла фигура Манфреда.

Ручка упала на тетрадь, украсив ее большой красной кляксой.

– Мой Великан, – прошептала она. – Великан! Ты это или не ты?

– Конечно, я! – Манфред раскрыл руки для объятий. От него пахло землей, порохом, ружейным маслом, но запаха табака Рената не почувствовала.

Оказалось, что майор Хут послал Манфреда с первой же машиной домой, тогда как колонна полка еще только двигалась в часть.

– Великан мой, иди скорее! – Рената потащила Манфреда в ванную, на ходу расстегивая ему френч, – Иди, я тебя сейчас сама вымою, как маленького ребенка.

Манфред, довольный, рассмеялся:

– Тучка моя милая, да ты так меня совсем избалуешь!

– Ничего.

– А кто будет отвечать за это?…

* * *

Поужинав, Манфред сел на кушетку в комнате Ренаты. Он улыбнулся и потер уставшие глаза.

– Тучка, ты мне обо всем расскажешь… Но только толкай меня, чтобы я не уснул случайно…

– Знаешь, Великан, ты приляг пока, отдохни. Времени у нас и завтра много будет.

– Ты думаешь?…

Рената наклонилась, стащила с Манфреда сапоги и положила его ноги на кушетку… Манфред устало зевнул.

– Милая моя Тучка, – проговорил он, немного помолчав, – чем ты тут занималась… пока мы там… стреляли?

С этими словами он и заснул.

Рената накрыла его одеялом. Затем она села за письменный стол и принялась исправлять ошибки в тетрадях своих новых учеников.

04.03.2015