Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Извини, товарищ начальник, что я попытался повлиять на тебя. Но мы с тобой соревнуемся, и потому я имею основание упрекнуть тебя в том, что ты нарушил принцип оказания друг другу взаимной помощи. – Эти слова произнес Бауман.

– Итоги соревнования еще не подведены, а через два часа мы должны все закончить.

– Я полагаю, что все и так ясно. В твоем расчете лучше внутренний порядок, чем в других, это все знают.

– Даже если перед другими палатками разобьют цветники, я и тогда останусь при своем мнении.

– Поэтому ты и утверждаешь, что у нас никакого порядка нет?

– Провоцируй кого-нибудь другого, а еще лучше – беспокойся о себе. У меня все!

Брауэр пошел дальше между ровными рядами палаток, вокруг которых суетились солдаты, старавшиеся сделать все, чтобы их палатку признали образцовой: кто выкладывал перед палаткой какие-то фигурки из камешков, кто лозунг. И лишь перед палаткой Хаука никто не суетился.

Унтер– офицер Герман, уложив последний камешек вместо точки, встал и посмотрел со стороны на лозунг «Общий успех зависит от каждого». Удовлетворенный делом своих рук, он скрылся в палатке.

В палатке на куче соломы сидели четверо солдат. Брауэр осмотрелся. В воздухе плавала пыль. Автоматы были сложены как попало на брезенте, тут же валялись рюкзаки.

Отведя Германа в сторону, Брауэр сказал:

– Лозунг у вас хорош, спору нет, товарищ Герман. А вот в самой палатке черт знает что творится! – Брауэр посмотрел на часы: – Спешите, остался, собственно говоря, всего один час.

Брауэр пошел дальше, ругая в душе солдат, которые думают больше о том, как будет выглядеть их палатка снаружи, и не наводят порядка внутри. И действительно, половина всех солдат копошилась у палаток снаружи.

«Гражданский бивак какой-то, а не лагерь воинской части! Запретить нужно всякое украшательство! Не может быть, чтобы командир не согласился со мной! Нужно и в мирное время жить в условиях, приближенных к боевым. Я так ему и скажу», – думал Брауэр, входя в палатку командира дивизиона.

Посреди палатки ослепительно горела электролампочка, из транзистора доносилась танцевальная музыка.

Майор Глогер сидел на стуле с довольным и красным, будто он только что принял горячую ванну, лицом. Китель его висел на спинке стула. Спина майора была перекрещена подтяжками, которые он на груди оттягивал большими пальцами и тут же отпускал, отчего получался громкий шлепок.

– Ну, товарищ Брауэр, что случилось? Чего-нибудь не хватает? – спросил он.

– И да и нет.

Глогер, покряхтывая, встал и взял сигару:

– Тогда рассказывайте, в чем дело.

– Товарищ майор, – начал Брауэр, – я не согласен с тем, что творится в лагере. Это же ерунда какая-то! – Он сделал несколько шагов по направлению к майору, энергично жестикулируя руками. – Украшательство какое-то! Какое отношение это имеет к боевым стрельбам? У нас же не увеселительный парк!

Глогер откусил кончик сигары и нервно выплюнул его.

– Я вас не понимаю, – проговорил он, сверля Брауэра взглядом.

– Товарищ майор, зачем мы украшаем палатки снаружи черт знает чем?

– А вы чего бы хотели, товарищ унтер-лейтенант? Так всегда делали до нас с вами. Так делают и в других армиях социалистических стран. Я вас действительно не понимаю. Разве вы не видели, какая палатка стояла в части?

– Это совсем другое. Я полагал, что, прибыв к месту боевых стрельб, мы должны так замаскироваться, чтобы стать по возможности незаметными. Ведь мы же солдаты Национальной народной армии ГДР, и всего в нескольких километрах от нас проходит государственная граница, за которой находятся солдаты, в чьих руках атомные ракеты, а мы тут бегаем вокруг палаток, как дети.

Майор бросил незажженную сигару на стол, она покатилась и упала на землю.

– Вы, видимо, считаете, что только у вас одного голова работает? То, о чем вы говорите, требует немалых усилий и тщательной подготовки.

– Мы должны жить в условиях, приближенных к боевой обстановке, – а вы посмотрите вокруг!…

– Для нас сейчас самое главное заключается в том, чтобы отлично отстреляться. – Майор нагнулся и поднял сигару. Сдув песчинки, он снова сунул ее в рот.

Брауэр крепко сжал губы, а затем громко сказал:

– Если мы научимся только стрелять, товарищ майор, то мы далеко не уедем. Наша партия учит нас, чтобы мы в любой момент были готовы выступить на защиту нашей республики, чтобы мы постоянно повышали боевую готовность. Хорошо замаскированная палатка с расчетом, как мне кажется, намного важнее лозунга, выложенного камешками перед палаткой.

Глогер снова нервно бросил сигару на стол. Лицо его покрылось красными пятнами. Он схватил китель со спинки стула и, надев его, застегнул на все пуговицы.

Помолчав немного, Брауэр сказал:

– Исход любой войны решали всегда степень подготовки к ней войск и боевые качества командиров. То, чем мы занимаемся в данный момент, нисколько не улучшает ни первого, ни второго.

Брауэр замолчал, ожидая, что ответит майор. А Глогер провел рукой по шее, будто ему давил воротник, но ничего не сказал.

– Разрешите мне, товарищ майор, обратиться по данному вопросу к командиру полка и его заместителю по политчасти?

– Обращайтесь! – буркнул майор. – Но я думаю, что они вам скажут то же самое, что и я!

* * *

Хаук сидел в палатке, где разместился личный состав караула. Рядом сидел Герман с книгой в руках. Несколько раз он поглядывал на Хаука, желая заговорить с ним, но все никак не решался. Наконец, подперев подбородок руками, он посмотрел Хауку прямо в глаза и признался, что нигде не может найти своего тракториста (так он называл водителя тягача).

– А ты везде посмотрел? – спросил его Хаук.

– Везде.

– А Дальке ты не видел?

– Нет, но его я и не искал.

– Подожди минутку!

Хаук разбудил Шрайнера и послал его на поиски водителя и Дальке, а сам стал звонить по телефону Бауману.

– Может, пока не стоит беспокоиться? – задумчиво произнес Герман.

Хаук покачал головой и сказал:

– Представь себе, что объявят тревогу, а твоего водителя нет, что тогда? Да и до границы отсюда рукой подать, кто знает, что может случиться.

Герман кивнул и разволновался еще больше. Вскоре вернулся Шрайер и доложил, что никого не нашел.

Вслед за Шрайером в палатку вошел Бауман.

– Что тут у вас стряслось? – спросил он, позевывая.

– Пропали Дальке и Альтман, – объяснил ему Хаук.

– Ну и что? Найдутся, никуда они не денутся.

– Ты так равнодушно говоришь, – заметил Хаук, – а ведь всякое может случиться.

– Мои люди на месте. Сначала навалишь на солдат бог знает каких обязанностей, а потом взыскания раздаешь.

– Можно подумать, что ты злорадствуешь.

Герман поднял руки и примирительным тоном сказал:

– Не спорьте, пожалуйста, нам нужно что-то предпринять.

– А что ты можешь сделать? Вернутся они, – успокоил его Бауман.

– Я вот думаю, куда они могли задеваться.

– Кто знает?

– Нужно доложить Брауэру.

– А почему не сразу командиру полка? – усмехнулся Бауман.

Хаук вскочил и заговорил почти шепотом, чтобы на них не обращали внимания солдаты:

– Тебе легко говорить, у тебя все на месте.

– Ты мне сначала найди их, а потом уж будешь… – Бауман махнул рукой и направился к выходу, но остановился, услышав слова Шрайера.

– Товарищ унтер-офицер, а я знаю, где они! В пяти километрах отсюда есть село, в котором живет знакомая Дальке. Он с ней на вечере познакомился. Они и меня приглашали пойти с ними, но я не пошел, сменил только Альтмана, так как завтра утром у молодых водителей занятия по вождению…

– Ну, что я говорил! – Бауман остановился у выхода из палатки. – А вы сразу хотели забить тревогу по всей части!

Неожиданно в палатку вошел Брауэр.

– Что тут за собрание у вас? – спросил он.

– Товарищ унтер-лейтенант, Дальке и Альтман без разрешения куда-то ушли из расположения части. Мы здесь как раз советуемся, что нам делать, – доложил Бауман.

Хаук подробно объяснил Брауэру, как все произошло.

Брауэр сел на табурет и тихо заметил:

– Значит, ЧП у Штелинга. Случилось это между часом и двумя. А где у нас состоялся последний вечер? – спросил он.

– В Кунцдорфе, – ответил Бауман. – Знакомая девушка Дальке живет в доме левее корчмы.

– Хорошо. Пошлем в Кунцдорф патрулей. Штелинга как следует проинструктируем, – решил Брауэр.

Разведя караульных по постам, Герман вернулся в палатку и, сев к столу, начал что-то писать.

– Жене пишешь? – полюбопытствовал Хаук.

– Да. – Герман хитро усмехнулся.

Хаук поймал себя на том, что он тоже улыбается. Чтобы согнать с лица эту улыбку, он тряхнул головой и начал разглядывать Германа.

«Какое доброе у него лицо, – думал Хаук. – Очень доброе и простое. Голубые глаза, круглый добрый подбородок. Жена, наверное, очень любит его. Они, конечно, хорошо понимают друг друга. Да при его характере это и не удивительно. Нужно будет как-нибудь поговорить с ним о семейной жизни».

С сосны, под которой была раскинута палатка, на брезент падали иголки, причем создавалось впечатление, будто по брезенту бегали крошечные птички. Хаук с удовольствием вдыхал свежий воздух. Его сейчас беспокоило только одно: чтобы поскорее вернулись в подразделение «беглецы».

* * *

Штелинг раздраженно сорвал с носа очки и уставился в темноту. Вытер слезинки, навернувшиеся на глаза, и посмотрел на часы.

– Уже четверть второго, – прошептал он, – а может, он вернется несколько позднее?

«До двух часов Дальке еще десять раз может вернуться!» – Штелинг глубоко вздохнул. Он ничего не слышал и не чувствовал, кроме биения собственного сердца. В этот момент с дерева сорвалась и упала веточка. Штелинг испуганно отшатнулся от сосны и осмотрелся.

«Прошло пять минут. Еще восемь раз по столько, – думал Штелинг. – Что сделает со мной Гертель, теперь уже все равно! Может, Дальке больше уже не будет в моем расчете, а может, все обойдется и его даже не накажут».

Штелинг снова прислонился к стволу сосны. Насмешливо прокричала какая-то птица, один раз, потом еще и еще. Казалось, она смеялась над бедой Штелинга.

«Ну, когда же вернется этот Дальке? Пойду засну, а когда он придет, проснусь. А придет ли он вообще? Да и зачем я здесь стою и жду, когда и так почти все знают, что Дальке ушел в самовольную отлучку? Утром об этом узнают все».

Штелинг нервно заходил взад и вперед по дорожке, потом снова подошел к дереву.

«Ах, Дальке, Дальке! Навязался ты на мою шею! Его лучший дружок Шрайер, так нет, этого занесло в мой расчет». Штелинг поправил автомат за спиной и посмотрел на часы – было без двадцати пяти два. Он задрал вверх голову и увидел сквозь ветви звездное небо. Неожиданно треснула ветка. Штелинг вздрогнул и рывком перевел автомат в положение «на грудь». «Черт возьми, веду себя как трусливый заяц! – выругался он про себя. – И все из-за этого Дальке! А Брауэр еще сказал, что я должен был получше смотреть за ним. Не держать же его за шиворот?!»

Время тянулось медленно, по крайней мере так казалось Штелингу. Вот уже без двадцати два.

«Меня же еще и обвинят во всем. Скажут, рядом жил, спал, а недосмотрел. В довершение всего дело дошло до грубого нарушения воинской дисциплины. Быть может, еще и меня самого накажут?» – Штелинг снова взглянул на часы: без десяти два.

Ему вдруг послышался какой-то шум. Штелинг впился глазами в темноту. Впереди показалась человеческая фигура. Кто-то медленно шел вперед. Ладони у Штелинга вспотели от волнения. Он еще крепче сжал автомат.

Человек, который шел ему навстречу, был в серой военной форме. За ним, также крадучись, шел второй.

Штелинг замер на месте, наблюдая за обоими. Подпустив их еще ближе, Штелинг во все горло крикнул:

– Стой! Ни с места!

Хаук повел солдат в лес.

– Дойдем до холма, там отдохнем, – сказал он и пошел дальше.

«Конечно, можно было бы этого Дальке и раньше наказать. Поводов было достаточно, но, как правильно заметил Брауэр, к солдату, побывавшему на гауптвахте и вернувшемуся в подразделение, всегда проявляется повышенный интерес. А вот осуждение любого проступка в самом коллективе всегда дает положительный результат».

Хаук оглянулся. Солдаты, растянувшись цепочкой, молча шли за ним.

«Интересно, как поведут себя на обсуждении сами солдаты? Брауэр сейчас сидит у Германа». – Хаук раздраженно покачал головой и еще раз оглянулся назад.

Дальке и Шрайер о чем-то тихо перешептывались друг с другом. Остальные безо всякого интереса смотрели на сосны.

«Стараются сосредоточиться», – подумал про них Хаук и, улыбнувшись, сел на пенек.

Солдаты полукругом расселись вокруг него. Хаук не собирался говорить долго. Главное – что скажет Дальке.

Все чувствовали себя как-то неловко и, чтобы скрыть это, чертили веточками на земле затейливые узоры.

Дальке прислонился спиной к сосне и, чуть-чуть ехидно улыбаясь, не спускал взгляда с Хаука.

«Это пока еще дуэль взглядов, – мелькнуло у Хаука. – Если солдаты станут на его сторону, серьезного разговора не получится».

– Товарищи, – начал Хаук, – я не собираюсь долго говорить. Вы и так все хорошо знаете, зачем мы собрались. Скажите нам, товарищ Дальке, почему вы ушли в самовольную отлучку?

– Я этого никогда не делал прежде… – Дальке, казалось, сжался в комок.

– Мало того, что сами ушли, вы еще увели с собой молодого солдата.

– Я его не принуждал.

– Зато уговорил, – заметил Лахман.

Дальке поднял голову и сказал:

– А с тобой, Лахман, я не разговариваю, я отвечаю на вопросы товарища унтер-офицера, понятно?

– Вы ошибаетесь, товарищ Дальке. Сейчас с вами не только я говорю, весь расчет говорит!

– Вон как! – Дальке отломил маленькую веточку и хлопнул ею по сапогу. С ехидной усмешкой он оглядел своих товарищей одного за другим.

Штелинг снял очки и не спеша начал протирать их. Бюргер, не шевелясь, уставился в землю. Гертель дружелюбно смотрел то на Хаука, то на Дальке. Пауль прислушивался к шуму моторов, доносившемуся со стороны автопарка. Шрайер мял пальцами сигарету.

– Не думай, что мы одобряем твою самоволку. Все товарищи ведут себя как полагается, и только ты один подводишь всех нас. Когда же ты возьмешься за ум? Ведь ты же наводчик орудия! А если бы во время твоего отсутствия объявили тревогу, что тогда? – сказал Лахман.

Дальке, даже не пошевелившись, буркнул:

– А ты получше старайся, чтобы поскорее смог заменить меня.

– Товарищи, не шумите попусту! – попытался утихомирить спорящих Шрайер. – Никакой тревоги никто не объявлял, так есть ли повод для спора? Дальке вернулся, он сделает для себя соответствующий вывод, и все…

– А мы здесь вовсе не спорим, товарищ Шрайер. Мы просто не имеем права оставлять такой проступок без внимания. Вот и пусть все товарищи выскажут свое мнение.

– Конечно! – буркнул Бюргер. – Товарищ унтер-офицер безусловно прав. Дисциплина есть дисциплина, и ее нужно соблюдать.

Бюргера поддержал Гертель.

– Когда я в прошлом году опоздал из городского отпуска, меня даже не наказали. И хотя у меня имелась уважительная причина, все равно, может, это было неправильно. Однако проступок Дальке нельзя оставить безнаказанным…

– Ну тогда наложите на меня взыскание, только кончайте поскорее этот цирк! – перебил Гертеля Дальке.

«Так вот кто тогда говорил о цирке, – встрепенулся Хаук. – Цирк, значит…» Унтер-офицер намеревался строго отчитать Дальке, но его опередил Пауль:

– Ты хоть раз видел, чтобы я самовольно покинул свой тягач? Не видел и не увидишь! Нужно быть серьезным, вот что я тебе скажу.

– Да ты прямо влюблен в свой тягач!

– Это гораздо лучше и полезнее, чем ходить в самоволки. Мы солдаты и всегда должны находиться на том месте, куда нас поставили.

– Хватит мне нотации читать! – небрежно махнул рукой Дальке. – Надоело!

– Нет, не хватит. – Штелинг нацепил очки на нос. – Наберись терпения и слушай, что тебе здесь говорят. В конце концов, мы в армии и не имеем права поступать так, как кому заблагорассудится. У нас коллектив, и твой поступок мы обязаны обсудить. Ты сам виноват!

– Вы, наверное, завидуете мне. Ведь вас со мной не было…

Дальке не успел закончить фразы, так как Пауль начал громко смеяться и никак не мог успокоиться. Вслед за ним засмеялись и другие солдаты.

Дальке с удивлением посмотрел на товарищей, которые хохотали до слез, а потом вдруг вскочил как ужаленный и, почесывая зад, бросился в кусты.

Когда солдаты немного успокоились, Пауль, с трудом сдерживая смех, объяснил:

– Извините, товарищ унтер-офицер… Дело в том, что Дальке сел на… муравьиную кучу. Муравьи заползли ему в брюки, в сапоги… – И он опять рассмеялся.

– Что ж, товарищ Пауль, придется разговор с ним отложить на завтра. Но его нужно закончить до стрельб. У нас все должно быть в порядке.

Все поднялись. Солнце клонилось к горизонту, и длинные тени от деревьев ложились на землю.

* * *

Унтер– офицер Хаук лежал на койке, вспоминая разговор с солдатами. Он понимал, что ему еще придется много работать для того, чтобы добиться полного взаимопонимания с ними.

Правда, Дальке, когда обсуждали его проступок, оказался одинок, и это радовало Хаука.

Когда солдаты вошли в палатку, Дальке вытряхивал из сапога муравьев. Все ноги у него были сильно искусаны. Он даже не пошел со всеми в столовую и, наверное, не стал бы ужинать, если бы Шрайер не принес ему еду в котелке.

Хауку не спалось. В голову лезли невеселые мысли. «Завтра или послезавтра начнутся стрельбы, а в расчете – кто в лес, кто по дрова. Правда, Дальке они проработали, что, быть может, подействует на него лучше любого взыскания. Наводчик гаубицы в расчете самая главная фигура, а он фактически поставил себя вне коллектива. Не перегнули мы палку? Не обиделся бы он, ведь в основном от него будет зависеть, куда полетят снаряды: в цель или мимо».

При этой мысли Хаука охватило беспокойство. Кто знает, как станет держать себя наводчик. Хаук понял, что слишком мало и плохо знает своих подчиненных.

«Выходит, что я занимался с ними поверхностно. Выступал на общих собраниях с призывами, переоценивал способности расчета. В любой работе необходима конкретность. Нужно как можно скорее исправлять допущенные ранее ошибки».

Хаук выглянул из палатки. Все небо было усеяно звездами. В одной из палаток, стоявших у передней линейки, горел свет. Из нее до Хаука долетали обрывки голосов и музыка.

Хаук прилег на койку и вскоре заснул тревожным сном.

Сначала ему приснилось, что он, Хаук, сидит перед походным телевизором, а чей-то громкий, раскатистый голос кричит: «Ни один снаряд не попал в цель! Ни один!» Потом раздается щелчок, и маленький походный телевизор превращается в огромный ящик. Кругом густой туман, и из него вдруг является ухмыляющаяся физиономия Дальке. На руках Дальке держит девушку. Он бросает ее под ноги с криком: «Из-за такой девушки нет смысла убегать из лагеря в самоволку!» – и исчезает. Хаук что-то кричит ему вслед. В этот момент девушка открывает глаза, и из них льются яркие солнечные лучи, рассеивающие туман. Раскинув руки, девушка с улыбкой плывет навстречу Хауку. Но как только он захотел обнять ее, она превратилась в жену Германа, который с криком «Тревога! Тревога!» бежал им навстречу. За ним виднелись фигуры солдат из первого взвода. Они бросились на Хаука и повалили его на землю. Кто-то наступил на него, кто-то даже ударил его. И тут Хаук услышал чей-то голос: «Товарищ унтер-офицер! Тревога!»

Вскочив с постели, он быстро оделся и посмотрел на того, кто его разбудил. Это был Дальке, который стоял над ним, застегивая френч.

– Тревога, товарищ унтер-офицер! – повторил Дальке и добавил: – Вам приказано немедленно явиться в полной боевой готовности к унтер-лейтенанту Брауэру.

– Хорошо, – ответил Хаук. Он надел сапоги, схватил свой вещмешок и автомат и бросился к палатке командира батареи.

Брауэр выглядел таким свежим и подтянутым. Он сидел за столом, освещенным светом карманного фонарика.

– Товарищ унтер-офицер, – сказал он, – объявлена боевая тревога. Необходимо быстро разобрать палатки и упаковать их. Запомните: пункт сбора нашего дивизиона на просеке, что идет параллельно главной линейке. Порядок построения: штаб, четвертая батарея, пятая, шестая, транспортные средства, тягачи. О готовности к маршу доложить до двадцати трех тридцати! Полк получил приказ занять район обороны озеро Бюрсте, Лангедорф до четырех ноль-ноль двадцать второго. Вам все понятно?

У унтер– офицера вопросов не было.

– Поставьте задачу расчету и поторапливайтесь.

Хаук побежал к своей палатке.

* * *

Четвертая батарея заняла огневые позиции на открытой местности, машины и тягачи укрылись в лесу, который начинался позади ОП.

Как только гаубицы были установлены на ОП, солдаты принялись отрывать укрытие. Со всех сторон доносился стук лопат о землю, слышались негромкие голоса. Откуда-то издалека раздавался рев тягачей.

Когда унтер-офицер Хаук с данными для наводки пошел к Брауэру, ОП еще не были полностью оборудованы. Солдаты молча рыли укрытие.

– Вы что, онемели? – с раздражением спросил Штелинг. Он снял очки и огляделся.

– Копай знай! – бросил Дальке.

– Смотри-ка! – удивленно воскликнул Штелинг. – Заговорил! А я думал, он с нами больше и разговаривать не станет.

– Ерунда какая!

Немного покопав, Штелинг со злостью бросил:

– Четыре дня!… У нас была такая хорошая палатка, самая лучшая в полку, а теперь копайся тут в земле, как крот…

– Ты, парень, копай-ка лучше землю да помалкивай! – прикрикнул на него Шрайер. – Думай лучше о чем-нибудь приятном. Ну, например, о том, что дней через десять пойдешь в увольнение, сядешь где-нибудь в кафе, закажешь себе хороший шницель, кружечку пива…

– Перестань! Какая нелепость копаться тут в земле для того, чтобы сделать всего несколько выстрелов из гаубицы. – Штелингу хотелось забросить лопату и отдохнуть, но тут около него мелькнула чья-то тень.

– Если ты сейчас же не замолчишь, я воткну тебя в яму вниз головой!

Штелинг сразу же узнал голос Дальке.

– А ну, воткни! Попробуй! – Штелинг нацепил на нос очки и повернулся к ефрейтору: – Смотри-ка, какой праведник нашелся: сам ходит в самоволки, а других поучает.

Остальные молчали.

– Не забывай, что у нас нельзя делать то, что тебе заблагорассудится! – парировал удар Дальке. – А то читать ты проповеди можешь, только вот работать не хочешь…

Штелинг заметил, что за его спиной кто-то энергично начал копать землю. Это оказался Гертель. Рассерженный Штелинг оглянулся и вырвал у него лопату из рук.

– Я уже вырыл себе окоп и хотел тебе помочь, а то ведь тебе трудно, бедняжке… – засмеялся Гертель.

* * *

Под утро, когда все орудия уже были установлены на ОП и хорошо замаскированы, подул сильный ветер. Он шевелил ветки, которыми были прикрыты гаубицы.

Артиллеристы сидели на опушке леса и ели суп из котелков.

Штелингу хотелось громко повозмущаться относительно ночного эпизода с оказанием ему помощи, но, посмотрев на товарищей, которые были заняты едой, он понял, что сейчас никто с ним разговаривать не станет и тем более не поддержит.

«Ну, ничего, я им еще докажу, на что способен!» – подумал он.

– Ешь, а то у тебя суп остынет, – сказал ему Лахман.

Штелинг молча кивнул, понимая, что свою вину он сможет искупить перед товарищами только хорошей работой.

* * *

К вечеру ветер усилился. Он сыпал в глаза песок, больно сек лицо.

Штелинг работал наверху. Чтобы очки не мешали, он снял их, и теперь лицо его казалось беспомощным. Штелинг копал землю, с силой надавливая на лопату ногой. Но вот он случайно задел лопатой за корень, лопата выскользнула у него из рук и упала с бруствера в окоп.

– Эй, наверху! Осторожнее! – крикнул Штелингу Хаук. Он поднял лопату солдата и увидел на ее черенке пятна крови.

– Товарищ Штелинг, откуда у вас кровь?

– Какая кровь? – Штелинг наклонился над окопом.

– А вот на черенке лопаты…

– Я не знаю. – Штелинг выпрямился.

– Покажите-ка ваши руки, – потребовал Хаук.

– Зачем, давайте мне лучше мою лопату.

Хаук вылез на бруствер и строго повторил:

– Покажите мне руки! – Заметив любопытные взгляды солдат, Хаук прикрикнул на них: – А вы занимайтесь своим делом!

Штелинг с неохотой показал Хауку руки.

– Да вы с ума сошли! – воскликнул Хаук, увидев кровоточащие мозоли солдата. – Эх, Штелинг, Штелинг! Быстро идите в санчасть! Немедленно!

Штелинг надел френч, застегнул все пуговицы и, опустив голову, поплелся в санчасть. Хаук долго смотрел ему вслед.

* * *

После ужина Пауль пошел на ОП. Он разыскал старый окоп-укрытие для танка и начал переоборудовать его под укрытие для тягача. Ему помогали солдаты из расчета.

«Ребята работают кто как умеет. Никакой системы у них нет. Зато стараются, – думал Пауль. – Но отвечать за укрытие не им, а мне. Тягач есть тягач». Рядом с окопом он увидел большую кучу песка и, схватив лопату, вонзил ее в песок.

– Эй, что ты делаешь?! – закричал на Пауля Дальке и, подскочив к нему, вырвал из рук лопату. – Ты соображаешь, что делаешь?! Ведь это же точка привязки! Без нее не может быть и речи о точной стрельбе!…

– Я же не знал, – начал оправдываться Пауль.

– Если хочешь помогать, спустись вон в тот окоп и рой ход сообщения.

– Хорошо, – робко пролепетал Пауль. Да, на полевых учениях все выглядело иначе, не так, как в классе на ящике с песком.

* * *

В десять часов вечера унтер-офицер Хаук собрал своих подчиненных. При лунном свете он отчетливо различал лица солдат. Особенно выделялись в темноте забинтованные руки Штелинга.

– Товарищи, – начал Хаук, – сейчас у нас есть возможность немного поспать. На рассвете продолжим работу, с тем чтобы до обеда все закончить.

Солдаты охотно отложили в сторону лопаты и кирки.

– Спать будем тогда, когда все сделаем, – возразил ему Лахман.

Все повернулись к нему.

– А ты не устал? – спросил его Шрайер.

– Нам еще работы часа на четыре, – сказал Штелинг, – самое большее. Я тоже предлагаю сначала все сделать, а потом уже идти спать. Сейчас достаточно светло.

Все снова повернулись к Хауку.

– Нельзя же бросить оборудование позиций на полпути. К тому же сейчас прохладно, все равно не уснешь, – продолжал Штелинг.

Солдаты ждали решения Хаука. Он пожал плечами и сказал:

– Как хотите, товарищи. Но нам приказано отдыхать.

– Тогда будем спать. – Шрайер с силой вонзил лопату в землю.

– Чего тут приказывать! Позиции должны быть оборудованы. – И Лахман встал, чтобы идти в траншею.

Шрайер оперся на лопату и тихо свистнул сквозь зубы.

– Я за предложение Лахмана, – сказал Штелинг, пытаясь спрятать забинтованные руки в карманы.

Дальке ехидно рассмеялся:

– Он «за», так как работать все равно не может.

Штелинг обвел взглядом товарищей, ища у них поддержки.

– Каждый может высказать свое мнение, даже если руки у него и забинтованы. Запомните это, товарищ штабс-ефрейтор, – официальным тоном сказал Хаук. – Кто знает, смогли бы вы с такими мозолями работать или нет.

– Кто знает, не специально ли эти мозоли появились? – съязвил Дальке.

– В голове у тебя мозоль! – засмеялся Шрайер.

– А уж ты-то лучше бы помолчал. Или все уже забыл? Сначала как следует отрой себе ячейку, а уж потом говори об огневой позиции.

Все посмотрели на Шрайера, который вытащил лопату из земли и тут же снова с силой вонзил ее в землю.

– Я тоже за работу, – сказал Бюргер, становясь рядом с Лахманом.

К ним молча присоединился Гертель.

Пауль положил лопату себе на плечо и заявил:

– Я тоже еще могу копать.

Шрайер пожал плечами и пробормотал:

– Ну что ж, я хоть и устал, но тоже могу копать. – Он подошел к группе солдат.

– Ну, а ты? – спросил Лахман у Дальке.

– Вы меня принуждаете?

– Как хочешь, так и считай.

Дальке взял свою лопату и пошел к окопу. Обернулся на ходу и сказал:

– Можете не сомневаться, я тоже не хуже вас могу работать.

– Ну, вот видишь! – Лахман радостно улыбнулся.

Солдаты принялись за работу.

Хаук задумался. Ему не давала покоя мысль, почему Дальке так ведет себя. Унтер-офицер пожалел, что не смог своевременно поговорить с ним. Когда штабс-ефрейтор принялся за работу, Хаук решил, что, видимо, Дальке осознал свою ошибку и исправился, но до конца унтер-офицер не был в этом уверен. Что-то в поведении и словах Дальке настораживало Хаука. Унтер-офицер посмотрел на часы. Через десять минут нужно было идти на доклад к Брауэру.

…Хаук встал. Тело ломило от усталости. Застегнув френч и взяв автомат, он не спеша пошел к командиру.

Брауэр сидел в окопе на вещмешке. Напротив него прямо на земле пристроился Бауман. Оба беззаботно смеялись.

Хаук доложил по всем правилам.

– Ну как, спит расчет? – спросил Брауэр.

– Еще нет, товарищ унтер-лейтенант.

– Заходи, садись, – предложил Бауман Хауку, отодвигаясь немного в сторону.

Хауку показалось, что офицер о чем-то спросил его, но о чем именно, он не расслышал.

– Вы что-то сказали, товарищ унтер-лейтенант? – переспросил Хаук.

– Я сказал, что у меня очень болят губы. – Офицер осторожно потрогал губы языком. – Самое скверное, что я не захватил никакой мази.

Бауман полез в планшетку и, достав из нее белый тюбик, протянул его офицеру со словами:

– У хорошего солдата все есть! – И Бауман улыбнулся.

– Спасибо, это означает, что я плохой солдат. – Брауэр смазал губы кремом.

Послышались чьи-то шаги. Это шел командир второго взвода, а с ним командиры орудий и Герман.

– Товарищи, – начал Брауэр, – я был у командира. Взвод управления свою позицию полностью оборудовал. Я хочу знать, как у вас обстоят дела. Сможем ли мы завтра доложить командиру о полной готовности?

Унтер– лейтенант Витинг доложил, что второй огневой взвод сможет закончить все работы через три-четыре часа.

Хуже всего обстояли дела в третьем расчете. Герман рассказал, что они разыскали старый окоп и начали оборудовать его, но стенки все время осыпаются.

Товарищи дали ему несколько советов относительно того, как можно укрепить стенки старого окопа.

– Я спрашиваю вас об этом вот почему, – заметил Брауэр. – Унтер-офицер Бауман несколько раньше сказал мне о том, что он со своим расчетом закончит все работы через час-два. Он попросил разрешение сначала закончить работу, а уж потом спать.

У Хаука легче стало на душе: он боялся, как бы из-за такого предложения не возник скандал, а теперь об этом заговорил сам Брауэр.

– Мы должны внимательно обсудить предложение товарища Баумана. Здесь есть свой плюс и свой минус, – продолжал Брауэр. – Солдаты работали целый день и устали. С предложением можно согласиться только в том случае, если солдаты сами хотят этого. Если мы за ночь покончим с работами, утром будем иметь передышку. И тогда вертолет, который до этого все время загонял нас в укрытия, сколько угодно может кружить над нашими позициями.

Брауэр, видимо заметив растерянный вид Германа, обратился к нему:

– А вам, товарищ Герман, мы поможем. Я сам сейчас пойду к вам на позицию. Хотя мы еще не выслушали мнения других товарищей. Вы что-то хотите сказать, товарищ Витинг?

Витинг обменялся взглядом с командирами орудий, которые закивали ему.