Текст книги "Командир полка"

Автор книги: Вальтер Флегель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Вебер вошел в кабинет и пригласил майора последовать за собой. Харкус подошел к письменному столу и сел. Затем поочередно выдвинул все ящики стола и проверил их содержимое, поднял телефонную трубку с рычага аппарата и приставил ее к уху. Из-под стекла, которое лежало на письменном столе, вытащил лист бумаги, прочитал, смял и бросил в корзину. Встал, подошел к переговорному селектору, нажал одну за другой несколько клавишей.

Вебер, сидевший за другим столом, наблюдал за Бертом и его быстрыми движениями. Он хорошо изучил за тринадцать лет совместной службы привычки друга и знал их, пожалуй, лучше собственных.

Между тем Берт осваивался на новом месте. Он стал хозяином кабинета, в котором сходились все жизненные нити полка и всего военного городка. Харкус занял место, которое в течение двух месяцев приходилось занимать то Веберу, то другим офицерам штаба. Когда полковник Венцель два дня назад позвонил Веберу и сказал, что к ним направлен новый командир полка, подполковник облегченно вздохнул. Теперь, после того как самые важные должности в полку были заняты, можно было спокойно готовиться к новому учебному году. Старый год заканчивался, и, чтобы благополучно его завершить, офицеры сделали все, что было в их силах.

Берт Харкус, заложив руки за спину, ходил от письменного стола к двери, которая вела в приемную, и обратно. Он, казалось, измерил комнату, потом пошел в угол и остановился перед застекленным шкафом со Знаменем полка. Он стоял, широко расставив ноги и немного сутулясь. Это Знамя впервые было пронесено перед строем полка 1 марта 1957 года. Первым знаменосцем был сам Берт Харкус.

Курт Вебер хорошо помнил тот холодный серый день. Сильные порывы ветра полоскали тяжелое цветное полотнище. Древко гнулось, но Берт крепко держал его и, шагая перед трибуной, ни разу не сбился с ноги. И хотя пройти пришлось всего триста метров, они стоили Берту такого нервного напряжения, что он после этого не смог пойти играть в волейбол.

Фрау Камски вошла в кабинет, поставила кофе на стол и, не сказав ни слова, ушла.

Берт подошел к письменному столу, поднял чашку и поднес ее ко рту, но кофе не выпил. Поставил чашку на стол и, подойдя к окну, посмотрел на большой прямоугольный строевой плац с редкой травкой, которая никак не росла на песчаной почве.

Вебер смотрел на фигуру Берта, широкую и крупную на фоне светлого окна, которая излучала силу и энергию. Многие годы совместной службы Вебер восхищался Харкусом. Бывали учения, во время которых Берт почти не спал по нескольку ночей, когда Вебер приносил ему ломоть хлеба в штабную палатку, где Берт наносил обстановку на карту. И, несмотря на страшное напряжение.

Берт никогда не терял работоспособности. Веберу была знакома также решительность Берта, его способность в считанные доли секунды найти правильное решение, которое он настойчиво проводил в жизнь. Это была важная черта характера командира, но она таила в себе и опасность. Без такой черты не обойтись на учениях, в боевой обстановке, но ее было явно недостаточно, когда вставал вопрос о том, как руководить жизнью полка в мирное время, да и не только жизнью полка, но и всего военного городка, в котором кроме солдат и офицеров были еще и семьи офицеров.

Харкус сел, повернулся к Веберу и сказал:

– Итак, начнем.

Он задавал вопросы, интересовался главным и не останавливался на второстепенном. Вебер отвечал в том же духе, отбрасывая все ненужное. Особенно интересовался Харкус своими заместителями. Об их характере Вебер не сказал почти ничего. Он не хотел этого делать, дабы не навязывать своего мнения Харкусу.

– Заместитель командира полка по тылу капитан Треллер, – сказал он, – опытный офицер снабжения. В полку один год. Послезавтра возвращается с курорта, где лечил язву желудка. Заместитель командира полка по технической части и вооружению подполковник Пельцер. Также около года в Еснаке. В полк прибыл из штаба округа, куда и мечтает опять вернуться. Пельцер сейчас готовит план перевода техники на зимний режим эксплуатации. Первым заместителем командира полка назначен майор Гаупт. Здесь он с мая. Кончил академию. До этого был командиром дивизиона в Визинберге. Гаупт и начальник штаба полка сейчас в первом артдивизионе, у которого завтра боевые стрельбы. Начальника штаба ты должен хорошо знать, это майор Герхард.

– Герхард? Рыжеволосый такой, лицо в веснушках?

– Да. Он у нас около двух лет.

– Ну и?…

– Такого начальника штаба до сих пор у нас не было, кроме Валенштока.

Харкус кивнул. Он знал, что Вебер нисколько не преувеличивает. Он действительно хорошо знал Герхарда, который раньше был танкистом. Танки Герхарда и гаубицы Харкуса на многих учениях действовали рядом, и оба офицера имели возможность сравнивать свои военные знания и способности, чтобы совершенствовать их. Харкус радовался, что кроме Курта Вебера у нею оказался еще один заместитель, которого он знал лично и на которого мог полагаться полностью. Он кивнул еще раз и сказал:

– Обо всем, что произошло в полку в этом году, меня проинформировал Венцель. Как ты оцениваешь полк?

Вебер ответил не сразу, хотя и ждал этого вопроса.

Берт внимательно посмотрел на него своими серыми глазами. Избежать его взгляда было невозможно, а обмануть Харкуса – тем более.

Вебер не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы дать точный ответ на этот вопрос. Он мог бы рассказать, как офицеры полка ежедневно и неутомимо метались от батареи к батарее, проводили собрание за собранием, как они во время учебных занятий, бесед и обмена опытом старались выявить перспективных обер-лейтенантов, которых можно было бы назначить в будущем на должность командира дивизиона; лейтенантов и унтер-лейтенантов – на должность командира батареи; унтер-офицеров и вахмистров – на должность командира взвода, а ефрейторов – на должность командира орудия.

Вебер мог бы рассказать, что благодаря их стараниям не было сорвано ни одного часа занятий, а учебное время использовалось до последней минуты. Он мог бы сказать, что у них сколочен крепкий офицерский коллектив, а хорошие и отличные результаты боевых стрельб свидетельствуют о том, что полк движется вперед. Но Вебер слишком хорошо знал Харкуса, чтобы не понимать, что именно его интересует. Его, разумеется, интересуют цифровые данные с точными, сжатыми выводами. Но их Харкус сможет получить лишь послезавтра, когда его заместители подготовят свои отчеты, над которыми они работали в течение нескольких дней. И все же Вебер должен что-то ответить. Берт ждал этого.

Вебер поднялся и зашагал по кабинету взад и вперед. Старая привычка, которую и Харкус хорошо знал. Курт неохотно вел серьезные разговоры, сидя за столом.

– Полк в основном хороший, – сказал Вебер, остановившись у стола. – Если учесть трудности, которые нам пришлось испытать в этом году, то смело можно сказать, что полк хороший.

Вебер засунул руки в карманы брюк и стал перебирать одной рукой связку ключей, а другой – играть мелочью.

– А если учесть самые последние требования, – медленно сказал Харкус, – каков полк тогда?

Тонкие брови Вебера сошлись у переносицы.

– Я думаю, – ответил он и снова заходил по кабинету, – что наш полк, несмотря на…

Зазвонил телефон. Харкус снял трубку. Фрау Камски сообщила ему, что кто-то хочет поговорить с командиром полка.

– Кто именно? – спросил майор.

– Товарищ хочет сказать это только вам.

– Хорошо, в виде исключения я с ним поговорю, потому что он первый, кто хочет говорить со мной как с командиром полка.

Секретарша переключила телефон, и Харкус услышал слегка сдерживаемое дыхание человека. Он с силой дунул в трубку.

– Брось дуть в трубку, у меня хороший слух!

– Кто это говорит?

– Угадай-ка!

Вебер заметил, как складка над переносицей Берта угрожающе углубилась. Он положил трубку на рычаг. Но через секунду телефон зазвонил снова.

– Тот же самый голос, товарищ майор, – сказала фрау Камски. – Он так хохочет, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.

Вебер тоже услышал смех, раздававшийся в телефонной трубке. Он сразу узнал его. Затем смех оборвался, и низкий голос запел:

– Да, я умный и мудрый, и меня не обмануть…

Харкус, довольный, засмеялся и пропел:

– Я – Валеншток, начальник штаба артиллерийского полка…

– Черт бы тебя побрал! – прорычал Валеншток в трубку. – Я видел, как ты, мой мальчик, промчался на машине мимо Фирталя. Если ты позволишь себе такое еще раз, то тебе несдобровать… Сделать такой крюк и не заехать к своему лучшему другу! Когда ты мне представишься?

– Вилли, в самое ближайшее время.

– Что это такое? С каких пор ты стал таким неконкретным?

– Ну, хорошо, вероятно, в воскресенье.

– Вероятно?! Обещаешь, как девушка. – И Валеншток опять засмеялся. – Ну, дерзай! – крикнул он. – Берись за дело! До скорого!

После телефонного разговора Берт повернулся к окну и, казалось, вновь погрузился в воспоминания. Неожиданно спросил:

– Когда завтра начинаются стрельбы первого дивизиона?

– Если все будет гладко, между девятью и десятью.

– Какое упражнение?

– Четвертое, по танкам с закрытых огневых позиций, а потом прямой наводкой.

Харкус кивнул. За время учебы он побывал на многих полигонах и стрельбищах, но чаще в качестве наблюдателя, чем участника, чаще слушателем, чем командиром.

– Лучше всего… – сказал он, – знаешь что? – Он встал. – Поедем завтра на полигон. Я уже давно не нюхал порохового дыма. И… понимаешь… Я хотел бы, наконец, просто пострелять. По-настоящему. А то что это за командир полка, который пропускает стрельбы своего дивизиона?!

Вебер кивнул. Ему стало немного легче, когда звонок Валенштока на время избавил его от ответа на вопрос, к которому Берт пока не возвращался. Позже, в среду утром, командир снова спросит его об этом, но тогда Пельцер и Треллер, Герхард и Гаупт дадут на него исчерпывающий ответ.

– Если я завтра поеду на стрельбище, вместо того чтобы быть в казарме, разве что-нибудь изменится? – спросил Берт.

– Ничего не изменится. Я хотел завтра продолжить консультацию.

– А со мной поехать не хочешь?

– Напротив, я очень хотел бы.

– Итак, встречаемся, и как можно раньше. – Харкус запер на ключ ящики письменного стола. – Я очень проголодался, пойдем поужинаем вместе. – Дойдя до двери, он еще раз окинул взглядом кабинет и, выйдя в коридор, сказал: – Предоставим первому артдивизиону возможность отчитаться за весь полк.

– Согласен.

Вебер был убежден, что выбор Харкуса оказался удачным. Первый артиллерийский дивизион считался лучшим в полку. К предстоящим стрельбам его личный состав готовился с полным напряжением сил. Если дивизион отстреляется на «отлично» или «хорошо», это будет хорошим показателем для полка.

Они вышли из штаба. Харкус шел медленно, стараясь замечать все вокруг: как четко шагают по плацу подразделения, как молодцевато отдают ему честь рядовые и унтер-офицеры, которые попадались им на пути.

Вебер первым нарушил молчание:

– Знаешь, в чем я был твердо уверен?

– Ну?

– Что ты приедешь с женой.

Харкус засмеялся:

– Не было времени жениться, дорогой.

– Ты же не только учился.

– Нет, но… не будем сейчас говорить об этом. Я, вероятно, навечно останусь холостяком.

– А ты попробуй дать объявление в газету о том, что офицер Национальной народной армии ищет себе в жены женщину, обожающую частые переезды и испытывающую большую любовь к лесистой местности.

Они рассмеялись.

Через некоторое время офицеры подошли к «ели Вебера», которая росла перед клубом. Тринадцать лет назад Веберу с помощью других любителей природы с трудом удалось защитить ель от тех, кто хотел ее спилить. И теперь она красовалась перед клубом, возвышаясь над казарменными зданиями.

* * *

Они сначала вошли в клуб, потом в столовую. Харкус громко поздоровался с солдатами, которые сидели за столами. Они дружно ответили на приветствие. Офицеры, которые ужинали в это время, смотрели вслед Харкусу и Веберу, пока те не вошли в комнату, где обедали офицеры штаба полка.

– Хитрый дядя, – заметил русоволосый лейтенант, с аппетитом жуя соленый огурец.

– А ты откуда знаешь?

– Люди говорили, которые его хорошо знают.

– Ну и что? – спросил обер-лейтенант Шокер, командир шестой батареи.

– Пробивной, говорят, и хитрый!

– Кажется, ваши люди не очень-то много знают, – сказал Шокер.

– Вы, вероятно, знаете его лучше? – проговорил Гартман, вытирая губы тыльной стороной ладони.

– Конечно! Я однажды осрамился в присутствии майора. – При этих словах все повернулись к Шокеру.

– Как это случилось? – спросил остроносый унтер-лейтенант, который лишь несколько дней назад прибыл из офицерского училища. Он придвинулся поближе к Шокеру.

– Нужно было форсировать реку… – начал Шокер.

– Кажется, нам еще и не такое предстоит, – заметил Гартман.

– Не обязательно, – ответил Шокер.

Гартман засмеялся и не спеша начал разрезать яблоко. Перед поступлением Харкуса в академию Шокер командовал взводом. Было это пять лет назад. Тарне, небольшая речушка, протекавшая у города Гросов, осенью так сильно разлилась, что ширина ее доходила до восьми – десяти метров вместо обычных пяти. Берега были топкихми. Харкус приказал Шокеру за полчаса переправить орудия на противоположный берег и занять там огневые позиции. Прошло полчаса, а Шокер все не мог найти подходящий брод.

– И что, он сильно ругался? – спросил унтер-лейтенант.

– Нет, вел себя спокойно, но в глазах было такое выражение, какого я у него еще никогда не видел, – ответил Шокер. – А то, что он мне сказал, я по сей день помню: «Товарищ унтер-лейтенант, ваше время истекло, вы подвели ваших солдат, а также батальон мотопехоты, атаку которого должны были поддержать огнем и колесами. Беспомощные люди не должны становиться офицерами. В боевой обстановке слишком многое зависит даже от одного-единственного офицера». Харкус приказал нам построиться и тут же потребовал немедленно форсировать реку. Я в свою очередь приказал солдатам переправить на тот берег сначала хотя бы одно орудие. Но мы не успели докатить его даже до воды – гаубица застряла на берегу. Солдаты ворчали и ругались. Все вымокли, перепачкались. А мне – хоть вой. Вызвали тягач и не без труда оттащили гаубицу на твердую почву.

– Ну, а потом?

Шокер отпил глоток чаю:

– Потом Харкус мне сказал: «Приятель, что это у вас за детский сад? Уж не боитесь ли вы, случайно? Стойте здесь и смотрите, как надо действовать. Засеките время!» Харкус сунул мне в руку часы и стал командовать сам. Половину солдат он послал на дорогу, где росли большие деревья. Остальных отправил к мосту, чтобы они нарезали там побольше камыша. Двум солдатам было приказано перейти реку вброд, а затем переправить на этот берег все доски от старого сарая. Вода доходила ребятам до пояса, но доски они принесли. Досками Харкус приказал выложить колею, по которой повезут гаубицы. Все промокли до костей, но никто уже не ворчал и не ругался. Все приказы солдаты выполняли быстро и без ропота. И тут я понял свою ошибку: я не надеялся на солдат, побаивался, что они будут на меня ворчать. Я думал, что все зависит от условий. А все, оказывается, зависело от меня самого. Не прошло и сорока минут, как все три гаубицы уже стояли невредимыми на другом берегу на огневых позициях. Кто знает, как бы я себя вел дальше, не будь этого случая?!

Некоторое время все молчали. Гартман отодвинул тарелку в сторону:

– Я же говорил, что он хитрый.

Через несколько минут офицеры разошлись.

За обедом Вебер и Харкус тихо беседовали. Подполковник расспрашивал майора о Дрездене, об учебе в академии. Вспомнили общих знакомых, которые еще учились там.

Вдруг лицо Вебера стало задумчивым. Внезапно он встал.

– Пойдем, – сказал он и направился к двери, а дойдя, остановился и добавил: – Дорога в Дрезден для меня лично заказана, хотя и не без основания…

– А почему ты мирился с этим?

– Ты же знаешь, как часто бывает. Если тебе говорят: это должно быть так, значит, так и будет.

Вебер пошел не к выходу, а к лестнице, которая вела наверх.

– Далеко? – спросил Харкус.

– В библиотеку.

– Что там делать?

– Пойдем, мы там долго не задержимся.

Харкус следом за Куртом вошел в библиотеку. Между полками солдаты и унтер-офицеры подбирали себе книги. Они здоровались с Вебером, который, не останавливаясь, шел к внутренней комнатке, из которой внезапно вышла библиотекарь Криста Фридрихе. На пороге она остановилась и, увидев Харкуса, тыльной стороной руки прикрыла левую бровь. Этого жеста Харкус прежде никогда не видел у Кристы. Не видел он и бледного шрама, который пересекал бровь.

Вебер заметил, что Берт нахмурился, но через секунду складки на лбу майора разгладились.

– Мне он о вас не сказал ни единого слова, – Харкус кивнул головой в сторону Вебера.

– И мне о вас тоже, – заметила Криста.

Ее узкое красивое лицо покраснело.

– Давно здесь работаете?

– Почти два года, – ответила она и пошла к своему письменному столу.

Харкус медленно следовал за ней.

– А не хотели бы вы работать в большом доме книги? Где-нибудь в центре города, в красивом светлом здании.

Криста кивнула:

– Вам и это известно?

– Везде сейчас так строят.

– Да? – Она смотрела на майора и, казалось, ждала, что он еще скажет ей. В ее глазах вдруг промелькнул испуг, она поспешно сказала: – И здесь светло и хорошо. – Она повернулась к письменному столу.

Выражение страха в глазах Кристы Курт Вебер замечал не раз. Однако он не понимал, в связи с чем он появляется. Этот страх вместе со шрамом она принесла с собой два года назад, когда вновь прибыла в Еснак.

Берт выглядел несколько беспомощно, стоя рядом со столом и глядя на Кристу, которая деловито записывала что-то в журнал. Ей было приятно видеть беспомощность майора. Вебер также нашел достойным внимания тот факт, что Берт при взгляде на Кристу Фридрихе, очевидно, был радостно поражен.

– Ну, Криста, – сказал Вебер, подходя к столу, – я привел к вам хорошего читателя, командира нашего полка, а вы на него не обращаете никакого внимания.

– Ах, – ответила Криста, выпрямляясь. – Вам нужна какая-нибудь книга? – И она вопросительно посмотрела на обоих.

– Конечно, дайте ему что-нибудь почитать, – промолвил Вебер.

Криста заполнила читательский билет и предложила Харкусу взять томик советского писателя Чингиза Айтматова.

Майору было безразлично, какую книгу взять, он не за книгой зашел сюда. Он пришел с Вебером, думая, что у того здесь дела. А для чтения у него не было времени.

Криста бережно погладила книгу по глянцевому переплету. В ее взгляде промелькнула печаль. От Харкуса не ускользнуло, что любую книгу она брала в руки бережно, даже любовно.

По дороге к КПП они говорили о Кристе Фридрихе.

– После несчастного случая с мужем, это было одиннадцать лет назад, она уехала из поселка, ты помнишь? – говорил Курт. – Я долго ничего не слышал о ней, пока два года назад не получил от нее письмо. Она спрашивала, не найдется ли для нее здесь работы. Так как наша прежняя библиотекарша уехала с мужем, который уволился в запас, я согласился.

– И?…

– Я в этом не раскаиваюсь. Криста очень самостоятельна, прилежна, любит проводить с солдатами обсуждения книг. У нас лучшая библиотека в округе, много читателей, и, следует признать, очень активных.

– А многие, наверное, идут в библиотеку, чтобы только поглядеть на библиотекаршу?

– Довольно много, целая очередь, – сказал Вебер и засмеялся. – Но они читают книги. Между прочим, она не замужем.

– Два года назад, – сказал Харкус, – я встретил ее однажды в Дрездене. Она была не одна, в обществе мужчин, которые произвели на меня довольно неприятное впечатление.

– Мало ли что бывает в жизни!

– Конечно, – согласился Харкус.

Они шли вдоль каменного забора. Харкус посмотрел на освещенные здания казарм. Откуда-то доносилась песня, в которой говорилось о скором приближении веселых дней. В одном из окон библиотеки на мгновение мелькнуло лицо Кристы Фридрихе.

Харкус не все рассказал Веберу о тогдашней встрече с Кристой. Когда он увидел ее тогда в Дрездене, ему показалось, что она хотела найти у него защиту.

– Ну, мне направо, – сказал Вебер, – заходи к нам. Знаешь, Ильзе будет очень рада.

– Передай ей привет, Курт. До завтра.

Они крепко пожали друг другу руки и разошлись.

2

– К бою! – скомандовал унтер-лейтенант Каргер и нажал кнопку секундомера, скорее по привычке, чем по необходимости. Он хорошо знал, что все нормативы расчеты выполнят. На гладких бетонных плитах, которыми была выложена площадка, грешно было не уложиться в норму. Здесь колеса орудий и сапоги солдат не тонули в песке, никто не спотыкался о неровности почвы. Чехлы не цеплялись за ветви, а гаубицы катились почти сами, стоило только взяться за станины.

Час назад они выкатили орудия из артпарка. Каргер давал вводные на смену огневых позиций, на приведение орудия к бою.

Солдаты в противогазах и защитных накидках выполняли команды. На первый взгляд такие занятия могли показаться однообразными, однако только на них и можно было по-настоящему отработать все приемы действий у орудия, включая взаимозаменяемость номеров расчета.

Унтер– лейтенант стоял на краю бетонированной площадки, где росла чахлая пожелтевшая трава.

Солдаты, заняв свои места у орудий, ждали следующей команды, негромко переговариваясь.

– Перерыв! – скомандовал унтер-лейтенант, не сходя с места и наблюдая, как солдаты расходятся. Несколько человек выбежали на солнечную сторону, кто-то сел, кто-то лег на сырую траву, положив под голову противогаз. Какой-то солдат негромко заиграл на губной гармошке.

Два дня назад четвертая батарея ушла с полигона с отличными результатами, с тех пор у всего личного состава, да и у самого командира батареи, было приподнятое настроение. Присвоение четвертой батарее почетного звания «Лучшая батарея» и в третий раз будет бесспорным, если она сегодня по стрельбе из стрелкового оружия опять получит отличную оценку. Солдаты считали, что они вполне могут это сделать. Именно поэтому обер-лейтенант Экснер и приказал провести занятие по огневой подготовке в части, чтобы не слишком утомлять солдат. Батарея, наряду с другими подразделениями, добилась в учебном году хороших результатов, и Экснер, естественно, не хотел в последнюю минуту потерять это звание из-за неудачных стрельб.

Унтер– лейтенант все еще стоял на бетонированной площадке, размышляя, куда ему пойти. Оглянувшись, он увидел троих унтер-офицеров, которые подходили к железной балке, лежащей на солнцепеке. Первым шел Грасе, коренастый унтер-вахмистр с широким невозмутимым лицом. Грасе временно командовал первым огневым взводом, когда Каргер был назначен старшим офицером батареи. Поэтому унтер-вахмистр довольно часто замещал унтер-лейтенанта. Следом за ним шел унтер-офицер Кат, командир первого расчета. Рядом с Грасе Кат казался маленьким и хрупким. Но в работе он не уступал другу. Правда, Кат иногда медлил с принятием решений. Он думал медленнее Грасе, но унтер-вахмистр действовал несколько неповоротливо. С ними был ефрейтор Цедлер, наводчик основного орудия и заместитель Грасе, длинный и костлявый. Руки у него висели всегда чуть впереди корпуса, а не касались, как положено, шва брюк. При резких движениях лопатки Цедлера грозили разорвать френч по швам, а в его сапогах всегда можно было найти какие-то посторонние предметы: ложку, кисет или газету. Его называли всегда Верзилой и почти никогда по имени.

Каргер хорошо знал всех троих. Они были из его взвода, и все трое – коммунисты. С ними и другими членами партии он собирался поговорить о своей тревоге, которая охватила его с тех пор, как обер-лейтенант Мартене уехал несколько недель назад на курсы усовершенствования офицерского состава, а он, назначенный старшим на батарее, должен был нести ответственность за огневую подготовку.

На занятиях Каргер установил, что солдаты быстро и уверенно выполняют все команды у орудий, что у них отработана взаимозаменяемость, что они хорошо знают матчасть гаубицы, отлично стреляют, однако его беспокоило то, что некоторые солдаты были физически слабыми и на учениях, приближенных к боевым, быстро сдавали, особенно во втором взводе, которым командовал обер-вахмистр Беренд.

Своими опасениями Каргер поделился с Экснером, который только посмеялся над Каргером, сказав, что он знает батарею лучше Каргера, что учебный год практически кончается, и все, что не удалось достигнуть в этом году, будет достигнуто в новом учебном году.

Каргер подошел к парням. Грасе и Кат немного отодвинулись в сторону, дав ему место на балке. Кат поднял свое лицо к солнцу. Цедлер, сидевший на своей каске, чистил трубку, Грасе смотрел на гаубицу. Каждый был занят собственными мыслями.

На солнечной стороне было тепло. От удовольствия Каргер закрыл глаза. Стоит ли и дальше сопротивляться мыслям об окончании года, о премиях и летних отпусках. Каргер сидел, прислушиваясь к пению птиц. Он даже открыл глаза, чтобы отыскать их в небе, но солнце ослепило его, и он ничего не увидел.

Так просидели они минут десять, может, пятнадцать, пока эхо первого выстрела и гул разрыва не докатились до них со стороны стрельбища.

– Стреляет первый артдивизион, – определил Цедлер.

– Более или менее точно, – согласился Грасе.

Кат молчал, подставив лицо, как и прежде, солнечным лучам.

Выстрел вызвал среди артиллеристов заметное оживление. Один из них вдруг громко воскликнул:

– Скоро настанут веселые денечки, и прощай, Еснак!

Некоторые засмеялись.

– Рингель давно уже дома, – сказал Цедлер и засмеялся.

– Ребята! – крикнул кто-то. – Подумать только: до демобилизации осталось всего четырнадцать дней! Ура!

– Ура! – поддержали его крик другие.

Каргер внезапно вскочил и скомандовал:

– К орудиям!

Цедлер так испугался, что трубка выскользнула из его руки. Он поднял ее, схватил каску и побежал, слыша за спиной дыхание Грасе и Ката. Когда он посмотрел по сторонам, то увидел, что приказ Каргера выполнили далеко не все. Некоторые солдаты так и остались лежать на траве, они лишь подняли головы и удивленно оглядывались по сторонам.

Каргер повторил приказ, на этот раз уже громче. Цедлер еще не слышал, чтобы командир говорил так. Лицо унтер-лейтенанта перекосилось, зубы он крепко сжал, что было признаком неудовольствия.

Со стороны стрельбища раздавался выстрел за выстрелом, что само по себе торопило артиллеристов.

Каргер приказал солдатам построиться перед орудиями.

– Четырнадцать дней – срок немалый. Всякое еще может случиться, – сказал он. – А теперь – за дело! Все расчеты должны соревноваться друг с другом.

На лицах некоторых солдат отразилось недоумение. Но он не дал им ни секунды, чтобы сообразить, что будет дальше. Он приказал выдвинуть орудия вперед на сто метров.

Обер– вахмистр Беренд подошел к Каргеру и напомнил ему о предстоящей стрельбе. Унтер-лейтенант махнул рукой:

– Стрельба будет интересовать меня лишь вечером.

Два расчета несколько вырвались вперед. Впереди катили гаубицу солдаты Моравуса, самого маленького унтер-офицера батареи, который ходил всегда быстро, семеня ногами, будто куда-то спешил. Моравус помогал своим солдатам, держась за щит гаубицы. Во втором расчете Каргер сразу же узнал Цедлера. Грасе и Кат были единственными командирами орудий, которые бежали рядом с расчетами и своими командами направляли их действия. Последним двигался расчет Шурмана. Шурман, который был назначен командиром орудия только в мае, немного побаиваясь артиллеристов своего расчета, чаще всего не командовал, а заискивающе просил солдат сделать то, что они и без его просьбы должны были выполнить. У Шурмана было круглое нежное лицо, которое часто и внезапно краснело. Его карие глаза блестели приветливо и кротко.

– Сколько кругов нужно будет сделать? – спросил Беренд.

– Не один.

– А почему так?

– Почему, почему! Потому что я хочу знать, на что они действительно способны. Потому что я хочу знать, все ли они поразят мишени, если колени и руки у них будут дрожать от напряжения.

Первым завернул за угол Моравус. Несколько позади, почти на том же уровне, двигались Грасе и Кат. Беренд вырвался несколько вперед и стал подгонять солдат, пока они, достигнув цели, не опустили станины на бетонированную площадку. Солдаты сели на станины, с трудом переводя дух.

– Как в нашей кузнице, – сказал Цедлер, кивая головой в сторону Моравуса, и кадык его задвигался от смеха. – Сильнее кузнечных мехов.

– Мы тебе покажем! – крикнул кто-то из расчета Моравуса. – Сразу перестанешь смеяться!

– После четырехсот метров!

Ефрейтор махнул рукой, встал на свое место у гаубицы и похлопал рукой по щиту орудия.

Пришел Шурман. Его солдаты спорили и ругались друг с другом. Он хотел усмирить их, но его никто не слушал.

Каргер прекратил споры и пререкания, отдав приказ:

– Надеть противогазы! – И послал расчеты на второй круг, из которого Грасе вернулся первым, следуя впереди Шурмана, который так и не смог догнать его до самой цели. Однако кареглазый унтер-офицер очень обрадовался второму месту, так как оставил позади себя опытного командира. Радуясь, он не думал о том, что его расчет только потому достиг таких результатов, что его артиллеристы в противогазах не могли спорить. Последним завернул за угол парка расчет Моравуса.

Беренд рассерженно затряс головой и поспешил навстречу унтер-офицеру. Но, сделав несколько шагов, он остановился. Навстречу ему шел обер-лейтенант Экснер.

Каргер побежал к обер-лейтенанту. Форма на Экснере сидела безукоризненно. На ней никогда не было ни единого пятнышка, расстегнутой пуговицы или перхоти на бархатном воротнике мундира. Командир батареи всегда действовал решительно и предприимчиво. Однако симпатии унтер-лейтенанта к своему командиру постепенно исчезали по мере того, как Каргер понимал, что Экснера больше всего интересует лишь само звание «Отличная батарея». Иногда в душу Каргеру закрадывалось подозрение, что есть вещи, которые занимают Экснера гораздо сильнее, чем батарея.

Несколько шагов отделяло их друг от друга. Позади себя Каргер слышал скрежет станин, которые скользили по бетону. Моравус только что выполнил приказ.

Когда Каргер хотел доложить Экснеру, тот лишь махнул рукой.

– Я все думаю, Каргер, что с вами происходит? – И, не дав ответить, добавил: – Не пойму никак. – Он поджал свои полные губы, посмотрел вокруг и неожиданно спросил: – Вы играете в настольный теннис?

– Играю.

– А перед турниром занимаетесь несколько часов с гирями?

– Нельзя сравнивать такие вещи.

– Да, сравнения не всегда удачны. – Экснер бросил взгляд на солдат и раздраженно покачал головой. – Дышат, как кузнечные мехи, – проговорил он. – Что они делали вчера?

– Вчера они ходили в кино. А дышат так потому, что…

– Знаю, Каргер, знаю… – Экснер замолчал и прислушался: со стороны полигона опять донеслись выстрелы и разрывы. – Интересно, они так же хорошо стреляют, как и мы? – спросил он и посмотрел Каргеру в глаза, как будто хотел прочесть в них ответ. Но нашел в них нечто другое: он вдруг заметил, что в глазах унтер-лейтенанта нет уже больше той симпатии, той радости, которую обер-лейтенант до сих пор не раз видел в глазах Каргера. Экснер привык видеть в Каргере надежного помощника и умелого воспитателя. Сейчас же перед ним стоял упрямый человек с недружелюбным выражением лица. – Что с вами? – удивился Экснер. – Неужели мы больше уже не будем ладить друг с другом?