Текст книги "Революційна доба в Україні (1917–1920 роки): логіка пізнання, історичні постаті, ключові епізоди"

Автор книги: Валерій Солдатенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 50 страниц)

Однако поведение лидеров украинского национального движения было отнюдь не спонтанным, имело (больше всего – для самих себя) детерминированную логику.

За украинскими политическими деятелями уже на протяжении достаточно продолжительного времени начало закрепляться лидерство (на современном языке, очевидно, – неформальное) в национально-освободительном движении в целом в России. Еще до начала Первой мировой войны вокруг Товарищества украинских постепеновцев («поступовців» – ТУП) стал оформляться союз автономистов-федералистов во всероссийском масштабе. Не следует сбрасывать со счетов и того психологического эффекта, которое оказал на М. Грушевского и его коллег Съезд Народов, проведенный в Киеве в середине сентября 1917 года. Он стал яркой демонстрацией поддержки во всероссийском масштабе автономистско-федералистских стремлений лидеров украинского движения, признания их несомненной авангардной роли в выработке планов демократического переустройства многонационального государства.

Очевидно, не лишним будет упомянуть и о том, что логика расчетов Центральной Рады, пусть и с серьезными оговорками, немало в чем совпадала с генеральным направлением политических поисков путей создания советской федерации. Вспомним хотя бы ленинский лозунг «Пусть Россия будет союзом свободных республик!», родившийся в полемике именно вокруг вопроса об отношениях Украины с другими национально-государственными образованиями, возникновение которых считалось не просто вероятным, но, в сущности, неизбежным и желательным¹¹⁹⁸. А одно из ключевых положений «Декларации прав народов России» (2 ноября 1917 г.) – областная (территориальная) автономия для тех национально-административных единиц, которые не пожелают довести дело до национально-государственного отделения, – четкое декларирование прерогатив и принципов взаимоотношений субъектов будущей федерации.

Интересно, что дипломаты, политики западных стран в последние месяцы 1917 года приходили к заключениям о желательности некой федерации (или конфедерации) антисоветских правительств (в отдельных случаях высказывалась надежда и на участие в предполагаемой коалиции СНК как «правительства Петрограда, Москвы и окрестностей») для того, чтобы сорвать возможность заключения Советской властью сепаратного мира с немцами и, конечно же, изменить начавший осуществляться большевиками курс. Центральная Рада при этом фигурировала в планах как один из непременных субъектов развития намечавшегося сценария¹¹⁹⁹, ради реализации которого предпринимались серьезные усилия представителей Франции и Англии в Киеве¹²⁰⁰. Конечно, не повлиять, хотя бы в определенной мере, на позицию и поведение лидеров УНР это не могло.

Впрочем, логично допустить и то, что в апеллировании Центральной Рады к правительствам краев и областей бывшей России о необходимости консолидации усилий с целью федеративного переустройства распадающегося государства прослеживается не только уверенность в правильности избранного пути, но и очевидный страх перед перспективой остаться один на один с петроградским правительством В. Ленина, неверие в собственные потенции, неготовность только своими силами решать наболевшие проблемы даже внутриукраинского развития.

Все сказанное, естественно, с вышеупомянутыми предостережениями, может служить предметом для размышлений о тогдашних общих тенденциях, если не закономерностях российского развития. Поэтому и с данной точки зрения лидеры Центральной Рады искали и находили пути совершенствования российского многонационального государственного организма и определения своего созидательного места в нем на обусловленном объективными обстоятельствами направлении. Из возможных вариантов они избирали принципиально исходный, перспективный путь поступи, и, хотя и не с оптимальными достижениями, все же неуклонно преодолевали морально, политически, да и физически самый сложный, самый трудный начальный ее отрезок.

Однако, именно попытка воплощения планов обустройства России на избранном Центральной Радой пути привела к эффекту, обратному ожидавшемуся. Вопреки оптимистическим надеждам, никто из «негосударственных» прежде наций и народов не спешил приступить к строительству новой федерации. Ближайшие соседи, на которых рассчитывали как на непременных, заинтересованных партнеров, судя по всему, просто не дозрели или просто не успели пройти необходимого пути, чтобы уже быть активными субъектами архисложного процесса. Свою роль, очевидно, играло и то, что сторонники более радикального решения вопросов национальной государственности – финны, поляки, отчасти прибалтийцы – не участвовали в этом процессе по иным, известным причинам: они в это время форсировано добивались независимости.

Единственная же позитивная реакция на инициативы Центральной Рады – главного тогдашнего врага большевиствкой власти генерала А. Каледина, сформировавшего самый мощный военный антисоветский оплот на Дону, – была равносильна вызову «огня на себя» как со стороны местных советов, так и из петроградского центра, объективно и автоматически поставила Центральную Раду в трагически самоубийственное для лидеров УНР положение воюющей стороны с СНК России.

Один из активных участников событий того времени, талантливый историк Д. Дорошенко вынужден был честно признать: «Это была явно непосильная и ненужная для Украины задача. Логика событий показала, что Украине надо было совсем отделиться от России, стать самостоятельным и независимым государством; она должна была признать правительство Народных Комиссаров, как правительство России, на основе обоюдного признания (большевики сами тогда постоянно подчеркивали, что признают за каждой нацией право на самоопределение вплоть до отделения) и – дать всероссийским делам покой. Украина имела перед собой такие колоссальные задачи внутренней организации, что гоняться за созданием всероссийской федерации, подвергая себя враждебности уже существующего фактически нового российского правительства – это была неосуществимая в тогдашних условиях задача»¹²⁰¹. Мысли и планы, подобные высказываниям Д. Дорошенко, оформились в систему общепризнанных подходов несколько позднее.

А в ноябре – декабре 1917 г. в результате реализации выработанного Центральной Радой курса вместо достижения нового, демократически-республиканского федеративного уровня отношений разразился острейший конфликт с радикальным (военным) финалом. Последнее, в сочетании со стремлением лидеров УНР включить в действие международные факторы, соответственно – принять участие в Брест-Литовской мирной конференции убедило Центральную Раду в необходимости пересмотра государственного статуса Украины¹²⁰².

Впрочем, провозглашенные 9(22) января 1918 года четвертым Универсалом независимость, полный суверенитет Украины вовсе не означали немедленного, решительного отмежевания Украины, отказа от выкристаллизованных планов трансформации России в демократическую, федеративную республику. Однако желанная федерация должна была объединить уже не автономные образования, а самостоятельные, суверенные, что, собственно говоря, больше соответствует общепринятым представлениям о конфедеративной модели государственного устройства.

Как бы там ни было, федеративному принципу (как способу объединения национально-государственных, территориальных образований в одном государстве) М. Грушевский, В. Винниченко, большинство их единомышленников не изменили и после эмоциональной реакции на сокрушительное поражение от советских, в том числе и российских, войск в январе 1918 г., снова и снова возвращались к нему на новых витках революции.

Основная причина такого последовательного, в чем-то даже упрямого поведения заключалась, очевидно, в неустранимой вере в научно обоснованные, неоспоримые преимущества федералистской модели украинско-российских отношений, взаимодействия всех наций полиэтнической страны, несомненное ее торжество в ближней, или более отдаленной перспективе.

Особого разговора заслуживает стремление гетмана П. Скоропадского принять участие в возрождении осенью 1918 г. федеративной России на несоветской основе («небольшевистской России»).

Конечно, нельзя упускать из виду, что инициатива приходится на момент поражения Четверного союза в империалистической войне, а это сразу ставило под большой вопрос саму дальнейшую судьбу гетманского режима, державшегося в решающей степени на силе немецко-австрийских штыков.

Впрочем, нельзя пренебрегать и тем, что генерал российской армии, дававший присягу на верность царю, убежденный монархист и, одновременно, украинец по происхождению, искренне желал бы оздоровления отношений юридически самостоятельной Украины, к руководству которой он пришел в экстремальных обстоятельствах (вынужден был «терпеть власть чужеземцев»), со столь же горячо любимой им великой Россией.

Весьма симптоматичными выглядят размышления П. Скоропадского, высказанные в его мемуарах. «Великороссы, – писал он, – должны понять, что старого не вернуть, и что как бы ни была ошибочна политика украинцев, Украина не погибнет, а снова и снова будет добиваться того, чего ей не дают…

Россия может возродиться только на федеративных началах, а Украина может существовать, только будучи равноправным членом федеративного государства»¹²⁰³.

П. Скоропадский считал подобные перемены единственным путем достижения украинско-российского компромисса и принципиально предостерегал приверженцев «великой России» от соблазна воспользоваться лозунгом федерации в тактических целях. Он подчеркивал: «Все окраины думают: окрепнет Великороссия и снова примется за старый гнет всякой национальности, входящей в состав Российского государства. Я видел много украинцев, которые высказывали подобные опасения, да нечего далеко искать, тот же самый Винниченко, сидя у меня в кабинете, говорил при мне одному украинцу-федералисту, что он и сам ничего не имеет против федерации, но когда теперь говорить о федерации, то тогда русские ничего не дадут впоследствии, поэтому нужно стоять за «самостийность» до конца, которая и приведет к федерации»¹²⁰⁴. Попутно следует отметить, что сказанное диссонирует с логикой рассуждений тех авторов, которые считают гетманат попыткой осуществления тактических по замыслу планов «малороссийской Украины»¹²⁰⁵.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что лишенный поддержки австронемецких оккупантов, не имея сколько-нибудь надежной гарантии (немцы серьезно побеспокоились о том, чтобы помешать созданию украинских вооруженных сил), гетман не мог «стоять за «самостийность» до конца», вынужден был пасовать перед партнерами (генерал П. Краснов, нарождавшееся и упрочивавшееся «белое» движение), идеологической платформой которых являлась концепция «единой и неделимой России». Принимая чужие правила игры, П. Скоропадский, видимо, осознавал (хотя это и не помешало ему провозгласить 14 ноября 1918 г. Грамоту о федерации с несоветской Россией – однако, это уже другой разговор: о тактике выживания), что реализация договоренностей с П. Красновым не оставляла места не только для самостоятельной, но и автономной, в сущности – никакой Украины, просто ликвидировала бы ее субъектность, возвращала бы украинско-российские отношении к их исходному дореволюционному, реализующему старые, казалось бы уже превзойденные противоречия, и как результат к имманентно-конфликтному межнациональному состоянию.

Вспоминая о пророчествах В. Винниченко, П. Скоропадский с горечью должен был констатировать: «Как только я объявил федерацию с Россией, я сразу понял, что Винниченко был прав. Через несколько дней появления грамоты великорусские круги уже никакой Украины совершенно не признавали»¹²⁰⁶.

При определенных обстоятельствах перспективными могли оказаться планы самого В. Винниченко, оформившиеся в альтернативной плоскости, – разрядить напряжение в отношениях возрожденной в ходе антигетманского восстания Украинской Народной Республики и Российской социалистической федеративной советской республики (конец 1918 г. – начало 1919 г.).

Критически проанализировав причины поражения УНР времен Центральной Рады, предвосхищая неизбежное после жестокого гетманско-оккупационного террора тяготение народа Украины к советской власти (нетрудно было предположить, что на стороне последней тенденции, как и в декабре 1917 года – январе 1918 гщда, окажется несравненно превосходящий военно-политический потенциал РСФСР), глава Директории считал единственным способом преодоления умножившейся на протяжении последнего года взаимной национальной вражды, предотвращения надвигавшейся войны введение в Украине «системы советской власти»¹²⁰⁷.

Доводы и соображения в этом плане были сразу же отвергнуты большинством Директории и руководством основных украинских политических партий, после чего В. Винниченко весьма оперативно предложил «усовершенствованный» паллиативный вариант – идею формирования в Украине республики трудового народа, политическим и государственным фундаментом которой явились бы трудовые советы («рады»), а венчал конструкцию политической системы Трудовой Конгресс Украины¹²⁰⁸.

Трудовые советы, сформированные не по классовому принципу, – в их выборах имели бы право принимать участие все, не эксплуатирующие чужого труда, по расчету В. Винниченко, больше бы отвечали социальной структуре украинской нации, ее крестьянскому характеру, и, одновременно, были достаточно близкими российским, точнее – большевистским советам. Глава Директории говорил даже о родстве двух «диктатур» – диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства в РСФСР и диктатуры трудового народа в УНР¹²⁰⁹.

Однако, в данном случае, очевидно, не столь важно выяснение степени тождества или различия между советами рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов и трудовых советов (рад). Важно понять, что таким образом глава Директории, соображения и предложения которого были официально поддержаны руководящими органами украинских партий и правительством, оформлены соответствующими решениями в качестве государственного курса, стремился доказать, что реализацией его плана противоречия между Украиной и Россией снимаются, по крайней мере, утрачивают если не принципиальный характер, то, уж, во всяком случае, антагонистическую остроту, что при доброй воле можно не только надеяться на мирную разрядку конфликтной ситуации, но и достичь заключения межгосударственного союза (федерации) для осуществления общих целей.

Нужно учитывать, что к такому варианту развития отношений проявляло интерес большевистское руководство Советской России, вокруг которой в 1919 году затягивалось кольцо фронтов, и разорвать их прочную цепь хотя бы в одном звене – означало облегчить общее положение республики. Поэтому, в частности, было уделено подчеркнутое внимание чрезвычайной дипломатической миссии С. Мазуренко, направленного в Москву главой Директории В. Винниченко и председателем правительства УНР В. Чеховским¹²¹⁰.

Однако, наметившийся на этом направлении явный прогресс был блокирован С. Петлюрой и его окружением, которые избрали ориентацию на Антанту, начали активно добиваться у командования интервентов в Одессе и Бирзуле благосклонности и поддержки, саботировав при этом принятые решения о трудовых советах, введя явочным порядком режим, получивший название атаманщины. С отставкой в ходе разразившегося правительственного кризиса с высших государственных постов В. Винниченко и В. Чеховского, приходом на первые роли в УНР С. Петлюры возможности украинско-российского диалога практически исчезли.

Вместе с тем, не меньшую ответственность за срыв перспективы украинскороссийского компромисса, имевшего не только временную тактическую ценность, но и шансы приобрести долговременное, стратегическое значение, В. Винниченко возлагал и на местных большевиков, Компартию Украины, в частности, на Г. Пятакова, возглавлявшего с 20 ноября 1918 года Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. Именно последнее руководило борьбой за восстановление в регионе советской власти (значит – и против Директории), чем подталкивало правые круги УНР к разрыву нормализировавшихся отношений с РСФСР, объявлению последней войны¹²¹¹.

И даже после этого В. Винниченко не изменил убеждению, что соглашение Украины с большевистской Россией на советской основе – наиболее приемлемый, желаемый, если вообще не единственный и, притом, принципиальный, вовсе не ситуативный, конъюнктурный вариант развития украинско-российских отношений. Потому, пребывая в эмиграции, он, с провозглашением Венгерской советской республики весной 1919 года, направился по приглашению Бела Куна в Будапешт для переговоров о возможности создания «советского пояса» – Россия – Украина – Венгрия и, возможно, далее – Бавария¹²¹². Логической основой взаимодействия в рамках такого пояса нетрудно предположить, лежали бы все те же федералистские принципы.

Да и в 1920 г. В. Винниченко провел четыре месяца в напряженных переговорах с партийно-советским руководством РСФСР и УССР о своем предполагаемом возвращении в Советскую Украину, добиваясь при этом больше всего гарантий «украинскости» для Украины как важнейшей предпосылки противодействия наслоениям на неразрешенные пока вновь нарождавшихся противоречий, что, несомненно, пошло бы на пользу обоим народам, их отношениям¹²¹³.

В данном случае важно иметь в виду, что речь идет не просто о позиции и поведении пусть выдающейся и влиятельной, но все же отдельной личности. В. Винниченко олицетворял довольно мощное течение формировавшегося в 1918–1920 годах украинского национал-коммунизма. В результате раскола в наиболее многочисленных и авторитетных партиях Украинской революции – Украинской партии социалистов-революционеров и Украинской социалдемократической рабочей партии (они неизменно доминировали и попеременно руководили правительственными кабинетами УНР) – отпочковались, организационно оформились Украинская коммунистическая партия (боротьбистов) (май 1919 г.) и Украинская коммунистическая партия (январь 1920 г.). Обе они, сконсолидировав в своих рядах большую часть членов функционировавших к тому времени бывших единых партийных организмов, приняли советскую платформу, вместе с КП(б)У делегировали своих представителей в составы правительств УССР, что, безусловно, расширяло базу возможного сотрудничества и на межнациональном (внутри многонациональной Украины), и на межгосударственном (Украина – Россия) уровнях, способствовало поиску координированных решений вставших задач.

Что касается подходов большевиков к проблеме украинско-российских отношений, то они выкристаллизовывались постепенно. При этом очевидной доминантой практически неизменно оставалась федералистская ориентация.

Надо сказать, что РСДРП(б) первой среди общероссийских партий заменила в политическом лексиконе термины «малоросс» и «Малороссия» на получившие «права гражданства» в 1917 году определения «украинец» и «Украина». Достаточно вспомнить даже названия ленинских статей лета 1917 года – «Украина», «Украина и поражение правящих партий России», а также «Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской Раде»¹²¹⁴ и др. В официальных документах СНК, протоколах его заседаний (а он в последние два месяца 1917 г. 15 раз слушал вопросы, связанные с развитием событий в Украине, взаимоотношениях к ней) неизменно фигурируют термины «Украина», «украинский народ», «Украинская Рада»¹²¹⁵. Однако куда важнее было то, что РСДРП(б) принципиально поддержала требования украинства относительно своего автономного статуса, решительно осуждала великодержавничество Временного правительства, а руководители киевских большевиков в знак солидарности с национально-освободительным движением в критические для Центральной Рады моменты даже направляли в ее состав своих представителей, принимали соответствующие, пусть с оговорками и предостережениями, резолюции, чем усиливали ее авторитет, умножали политический вес.

Преодолев проявления нигилистического отношения к украинскому вопросу, национально-освободительному движению первых месяцев революции, местные организации РСДРП(б) к концу 1917 года были практически едины в вопросе об образовании Украинского советского государства, о принципах его взаимоотношений с советской Россией. Провозгласив 12 (25) декабря 1917 года Украину советской республикой (с официальным названием Украинская Народная Республика), I Всеукраинский съезд советов заявил о том, что она становится федеративной частью Российской советской социалистической республики.

Были преодолены сепаратизм части руководства большевистских организаций Донецко-Криворожского бассейна, приведший к образованию в регионах отдельной советской республики с ее прямым вхождением в РСФСР¹²¹⁶.

ІІ Всеукраинский съезд Советов (Екатеринослав, 17–19 марта 1918 г.), реагируя на условия подписанного Советской Россией Брестского мира, провозгласил Украину самостоятельной республикой. Национальная государственность стала для местных большевиков одним из важнейших, определяющих мотивов всей политической жизни. Хорошо известно, с какой серьезностью первый официальный глава Народного Секретариата (правительства) Украины Н. Скрыпник относился к самому факту существования УССР, как принципиально защищал ее в острой полемике-конфликте со И. Сталиным в апреле 1918 года, когда нарком РСФСР по делам национальностей потребовал от большевиков Украины «прекратить игры» в правительство и республику¹²¹⁷.

В последующем, под влиянием известных факторов, порожденных общими потребностями отстаивания советского строя в гражданской войне, отпора интервенции, необходимостью координации и консолидации усилий в реализации планов революционного, социалистического созидания нарастали объединительные настроения и тенденции. Важными вехами последних стали Военно-политический союз советских республик (июнь 1919 г.), инициатором которого стала УССР, и экономический договор с РСФСР (декабрь 1920 г.).

Время от времени звучали и довольно громкие призывы к слиянию двух республик. Однако подавляющее большинство коммунистов на местах выступали за сохранение украинской национальной государственности и дальнейший поиск оптимальных вариантов союзного, федеративного единения с Советской Россией. Надо сказать, что такая позиция находила не только понимание, но и поддержку руководства РКП(б), хотя сегодня подобная гибкая линия иногда находит резкое осуждение, воспринимается как «плод большой фантазии кабинетных теоретиков»¹²¹⁸. Однако, именно терпеливость, взвешенность, расчетливость, национальный такт приводили в конце-концов к тому, что, казалось бы, неизбежные центробежные тенденции неизменно и в общем надежно трансформировались в центростремительные.

Очевидно, уместно вспомнить о том, что именно с Украины в Москву поступали достаточно мощные импульсы, касающиеся как формирования единого дипломатического фронта на Генуэзской конференции, так и выхода на выработку общих параметров, принципов функционирования советских республик, их консолидации в некую новую общность.

Так, 6 февраля 1922 года пленум ЦК КП(б)У обсудил, а 11 марта Политбюро ЦК КП(б)У приняло специальное постановление о взаимоотношениях между РСФСР и УССР. В документе речь шла о необходимости конкретизации взаимодействия центральных и местных органов управления, уточнения их прав и обязанностей. Д. Мануильскому (первому секретарю ЦК КП(б)У) и М. Фрунзе (командующему вооруженными силами Украины и Крыма) поручилось добиться в Москве создания специальной комиссии из членов ЦК РКП(б) и ЦК КП(б)У, которой надлежало выработать предложения относительно регулирования взаимоотношений между республиками¹²¹⁹.

11 мая Политбюро ЦК РКП(б), рассмотрев проявленную инициативу, согласилось с необходимостью создания специальной комиссии, в которую должны были также войти представители Беларуси и Закавказской Федерации. Такую комиссию для выработки предложений очередному Пленуму ЦК возглавил И. Сталин, предложивший известный план «автономизации»¹²²⁰.

Проект вызвал решительное неприятие со стороны включенного в состав упомянутой комиссии Председателя СНК Украины Х. Раковского, квалифицировавшего документ как покушение на национальный суверенитет Украины, нарушение достигнутого, пусть несовершенного, неабсолютного, в чем-то даже ассиметричного равновесия в украинско-российских отношениях. Отстаивая украинский интерес, Х. Раковский с демократических позиций выступал за торжество подлинного равноправия в создаваемом государственном объединении, принципа добровольности при вхождении в него. В процессе конституирования СССР он последовательно отстаивал необходимость гарантий суверенитета национальных советских республик, хотя добиться успеха не смог, потерпел поражение¹²²¹.

Тем не менее, в образованном в 1922 году Союзе Советских Социалистических Республик, в его основополагающих документах в определенной мере воплотились настроения и стремления значительной части украинства, его политической элиты, предлагавшей свои планы трансформации бывшей единой и неделимой России в федеративную демократическую республику.

Конечно, достигнутый результат значительно отличался от теоретических концепций, зарождавшихся и обосновывавшихся в недрах национально-демократического лагеря, хотя бы потому, что социальное устройство страны не предполагалось настолько радикально «продвинутым», подвергшимся кардинальным революционным преобразованиям. Однако, без сомнения, пропагандируемые украинскими лидерами автономистско-федералистские идеи оказали свое влияние на умонастроения широкого слоя их соотечественников. Они также непреложно должны были учитываться и при выработке общей, «итоговой» модели общежития двух народов, распространявшейся как принцип на взаимоотношения всех иных наций и государственных образований, возникших на просторах бывшей России, и, очевидно, проделывавших тогда в чем-то сходную поисковую творческую работу. Уже одно это предполагает пристальное внимание к накопленному опыту, его непреходящим урокам.