Текст книги "Закуси горе луковицей (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

  Мы поспрашивали соседей, нашли очевидцев гибели отца и, наконец, раскопали его. Его изуродованное тело было завёрнуто в одеяло и засыпано землёй прямо в воронке. Виктор попросил меня поискать в левом кармане брюк отца документы – так было условлено. Там они и оказались.

  Но похоронить отца нам ни на одном из городских кладбищ не удалось, они оказались заминированными. И тогда мы похоронили его перед кладбищем, рядом с памятником.

  Эти и другие воспоминания давят на меня, взвинчивают нервы. Иногда кажется, что от этого непрерывного, страшного своей реалистичностью ролика я сойду с ума.

  И ещё я нередко спрашиваю себя: как могут санкционировать убийства и разрушения люди нравственные? И не слишком ли часто у руководителей государств возникает необходимость в кровопролитии?

  – Владимир, я вполне понимаю вас и сочувствую вам, – задумчиво произнёс Анатолий, – и будьте уверены, разделяю ваши сомнения и тревогу. Полагаю, что вера в необходимость решения вопросов военным путём у государственных деятелей должна быть такой же сильной, как у Авраама, готового принести в жертву собственного сына.

  – Золотые слова, батюшка. Думаю, что у нас резко поубавилось бы 'патриотов', если бы каждый голосующий за участие страны в конфликте обязан был отправить на войну своего сына или внука. А нет таковых – то и лично съездить в командировку.

  – Вот с этим я согласен. Это бы заставило их чаще вспоминать о цене человеческой жизни. А по поводу ваших кошмаров у меня есть один совет: найдите себе такое дело, которое захватило бы вас целиком.

  – Хорошо. Спасибо. Я что-нибудь придумаю.

  Стало слышно лёгкое посвистывание ветерка. Все смотрели на розочки, доверчиво подставляющие горячим лучам свои атласные лепестки, и, находясь в плену их влажного упоительного благоухания, молчали.

  – Ребята, а, между прочим, роза – символ молчаливости, – блеснула эрудицией Зоя.

  – Вот оно что! – воскликнул Владимир. – А я всё в толк не возьму, почему мне так хорошо возле этого куста?

  Зоя, понимая, что Анатолий вот-вот засобирается в обратную дорогу, предложила ему:

  – Толя, а пойдём-ка в сад за яблочками сходим. Своим ребятишкам возьмёшь.

  – Не откажусь, дорогуша, – озорно улыбнулся он.

  Девушка бросила Владимиру: 'Не скучай', – и увела своего друга в сад. Они подошли к яблоне. Анатолий ласково взял Зою за подбородок.

  – Ну, что, лягушонок, если я не разучился угадывать твоё настроение: тебе уже не хочется путешествовать?

  – Я не знаю, – с отчаянием сказала Зоя. – Мне пора уже прийти к какому-то решению, вероятно, самому трудному в моей жизни, а я никак не отважусь. Ты мне поможешь?

  – Конечно. Насколько я понимаю, речь идёт о Владимире?

  – Да. Только я не знаю, что и сказать тебе.

  – Это неважно. Вы давно знакомы?

  – С середины зимы, – ответила она.

  – У тебя была возможность прекратить с ним общение?

  – Конечно. Но он очень интересный человек...

  – Я заметил. Очевидно, за время знакомства вы о многом переговорили, многое узнали друг о друге и, по всей видимости, духовно сблизились. Я прав, Зоенька?

  Зоя кивнула.

  – И ты, девочка, привезла его в родительский дом...

  – Это вышло случайно, – возразила она.

  – Вряд ли. Думаю, в глубине души тебе хотелось познакомить его хотя бы с бабушкой. Уверен, все, кроме тебя, давно поняли, что ты привезла его на смотрины.

  – Нет! Но... Федька именно так и подумал. И к Даниловым мы ходили вместе...

  Анатолий ласково потрепал её волосы.

  – Вот видишь.

  Зоя вздохнула.

  – А знаешь, Толя, я пыталась изменить ситуацию, старалась устроить свою жизнь иначе, но у меня ничего-ничего не вышло. А Володя полон достоинств: чуткий, умный, решительный, словом, у него есть всё, что я искала в мужчине. У него всегда есть, чем удивить. Но если бы ты знал, Толя, как я панически боюсь, что однажды не выдержу трудностей. Я в таком смятении, просто жуть. Понимаешь, у меня до сих пор практически не было ни забот, ни серьёзных проблем. И вдруг такая ответственность.

  – А ты, Зоя, не страшись: я уверен, Божие содействие тебе не изменит. И потом, не нужно особой проницательности, чтобы заметить, что Некрасов так влюблён в тебя, что ревнует ко всем без исключения, – усмехнулся Анатолий. – А любовь питает души. Она для счастья – самое важное. Да и бабушка воспрянет духом. Она ещё и тебе поможет, вот увидишь.

  – Спасибо, Толя. У меня прямо камень с души. А то я вся извелась в сомнениях: сердце желает одного, а рассудок требует другого. Страшно ошибиться.

  – А ты верь, Зоя, своему сердцу и мужеству Володи, и у вас всё будет замечательно. Я это чувствую.

  – Хорошо. Спасибо тебе, Толя. Мне стало немножко спокойней.

  – Ну, тогда давай так, – сказал Геляев, – сегодня ты посоветуешься с бабушкой и поговоришь с Владимиром, а завтра около полудня я заеду к вам. Если вы решитесь, я готов обвенчать вас хоть завтра. На всякий случай я приглашу своего друга с машиной, у него микроавтобус.

  В ответ Зоя не смогла произнести ни слова, только благодарно уткнулась в его плечо.

  Когда с пакетом яблок они вышли из сада, Володя внимательно посмотрел на них и чему-то улыбнулся. Прощаясь, Анатолий благословил всех и уехал.

  Владимир укатил в сарай, а Зоя отправилась к бабушке. Она стояла на коленях под образами и молилась. Услышав шаги Зои, бабушка ещё два-три раза перекрестилась и, опершись о стул, с трудом поднялась.

  – Ну, что, Зоенька, проводили батюшку?

  – Да, бабушка. Он велел спросить у тебя совета.

  – О чём же это, внученька?

  – Бабуль, Володю ты уже немного знаешь, что он, по-твоему, за человек?

  – Хороший человек, внучка, добрый, уважительный, – ответила бабушка и ободряюще взглянула на Зою.

  – Бабушка... я хочу выйти за него замуж. Что ты на это скажешь?

  Лицо старушки осветилось улыбкой. Она подошла к Зое, непослушной рукой погладила её волосы.

  – Ну и умница. Надумала-таки. Знаю-знаю, нелегко тебе это далось. Но я одобряю. И где же ты жить с ним собираешься? – дрогнул её голос.

  – Здесь, – ответила Зоя, – вместе с тобой.

  Бабушка всхлипнула и судорожно обняла её.

  – Спасибо, спасибо, внученька. Слава Богу!

  – Бабушка, только Володе пока ни слова.

  – Ну, конечно, милая, конечно.

  Пошёл третий час. Зоя заканчивала варить уху, когда у двери летней кухни раздался голос Владимира.

  – Зоя!

  Она выглянула из дверного проёма. Одежда, голова и коляска Володи были припудрены белой пылью, а в руках он держал увесистую, безукоризненно отшлифованную ложку грушевидной формы. Девушка вышла к нему.

  – Это для бабушки. Из липы, – пояснил он. – Спешил закончить.

  Зоя взяла ложку в руки. Её ручка была достаточно удобной и длинной, с вырезанным на ней орнаментом и отверстием для гвоздя.

  – Здорово сработано, Володя. Молодец.

  – Но работа не закончена: осталась ещё одна операция. Я бы тебя не беспокоил, однако порожек здесь крутоват. Ты мне поможешь?

  – Что за вопрос? Конечно.

  – Тогда разогрей, пожалуйста, немного растительного масла и обработай им её. Смачивай ложку до тех пор, пока не появится у неё золотистый оттенок. Только не обожгись.

  – Всё понятно.

  Через две минуты, держа липовую ложку за самый кончик черенка, Зоя аккуратно поливала её из столовой ложки горячим маслом. Оно пенилось, шипело и сбегало на сковородку. Обдав черенок, Зоя поинтересовалась:

  – Ну, как, годится? – показала она ложку.

  – Подходяще, – сказал Владимир. – Пусть пока на тарелочке посохнет.

  Вскоре все сели обедать. Уха получилась наваристой, душистой. Владимир подмигнул девушке.

  – Зоя, принеси, пожалуйста...

  Она принесла ложку и подала бабушке. Та осторожно взяла её и с удивлением стала рассматривать.

  – Что за чудо такое? Вся гладенькая. А пахнет-то как! Откуда она?

  – Ещё вчера была липовым поленцем, – пояснил Некрасов, – в сарае нашёл. Думаю, хватит ему валяться, пусть вам послужит. Теперь как станете варенье мешать, так и меня вспомните.

  Бабушка с восхищением ощупывала пальцами резьбу, гладила по отшлифованной поверхности ложки, словом, радовалась подарку, как дитя.

  – Такого красивого черпачка я ещё и в руках не держала. Спасибо тебе, внучек. Значит, это из липки, – понюхала она ложку. – Ну-ну.

  Молодые люди улыбались и были довольны ничуть не меньше, чем бабушка.

  Глава 15. ВТОРОЙ ШАНС

  День прошёл в хлопотах. Уже в сумерках Зоя с Владимиром выбрались во двор. Западный небосклон был ещё светел – цвета морской волны с розовыми наплывами, а восток уже затянуло черным бархатом, и на нём чистым светом сочились тяжёлые жёлтые звезды. Тёплый ветерок, пропахший ароматом цветов и скошенного сена, лениво шевелил пряди волос.

  Владимир и Зоя снова остановились у куста розы.

  – Володя, ты можешь рассказать мне, как познакомился с Верочкой? – спросила Зоя.

  – Да так же, как и с тобой – случайно. Когда люди нужны друг другу – судьба их сводит; нужда пропадает – разъединяет. Кто или что нами руководит, не знаю.

  – А Степан сказал...

  – Ах, вот в чём дело. Степа всё-таки проболтался.

  – Он только мне, как сестре, по секрету. Ты же помнишь...

  – Помню.

  – Или ты не хочешь говорить об этом?

  – Да, в общем-то, нет здесь никакой тайны. Если тебя, конечно, это интересует... отчего не рассказать. Только сходи за скамеечкой.

  Зоя вынесла из дома скамейку, поставила её к забору и, удобно расположившись на ней, сказала Владимиру:

  – Я готова.

  Он, словно вдруг озябнув, поёжился.

  – Ну, так вот. В тот день у меня было самое что ни на есть прескверное настроение. То, чем я стал, вылилось в какую-то смутную ярость, которая искала выхода. Тогда я и отправился на лодочную станцию. Решил: выйду в море и не вернусь... – Владимир взглянул на Зою и добавил: – пока вся дурь из головы не выветрится.

  Инструктор – свой парень. С тех пор, как мы вместе с ним оборудовали вёсельную лодку для меня, мы подружились. Однако в этот раз на море штормило, и он не хотел рисковать своим местом. Но я был упрям, как осёл, и начал орать на него. Он тоже вышел из себя. Тыкал мне в нос лист бумаги, и костяшками пальцев вколачивал в мой лоб каждое своё слово: 'Вот этой самой инструкцией при шторме мне категорически запрещено выдавать кому бы то ни было все виды плавательных средств'.

  А я ему: 'Не трать силы, хорошая наковальня молота не боится'. В конце концов, он уступил мне. Мы договорились, что в случае чего, я самовольно взял лодку во время обеденного перерыва, о чём и написал в записке. Лодку он выдал, бросил в неё спасательный круг, помог мне забраться, пристегнуться; сделал необходимые наставления, всё закрыл и ушёл. А я стал выгребать в море.

  Мой опыт на то время составил тринадцать успешных морских прогулок. Сел я, как всегда, лицом к корме. И, глядя на удаляющийся берег, грёб, грёб и грёб. Когда он сузился до размеров пояска, понял, пора решать: поворачивать или плыть дальше.

  Должен заметить, что, сидя прикованным к скамье, управлять лодкой не очень удобно, а разворачиваться при хорошей волне, тем более. Однако манёвр прошёл успешно. Теперь перед моим взором было только море – безбрежное, серое, я бы даже сказал, гневное. Но страха не было, как, впрочем, и прежнего настроя.

  Только подналёг на весла, вдруг вижу: справа и сзади от меня на достаточном удалении что-то мелькнуло, какая-то жёлто-красная полосочка. Я стал вглядываться: что бы это могло быть? Пришла мысль, не иначе как деревянный обломок. И, рассудив так, погрузил вёсла в воду, сделал один гребок, второй. Потом – нет, думаю, для обломка слишком яркая окраска. А что, если это надувной матрац? Решаю: всё-таки надо подплыть поближе.

  Ну, осторожненько так развернулся и, забирая в нужную сторону, поплыл в направлении предмета. Минут через десять поднял вёсла, стал осматриваться. Нигде ничего. Что за чертовщина? Померещилось что ли?

  Из-под скамейки достал алюминиевый ковш и отстучал им по борту несколько серий ударов. Так, на всякий случай. Прислушался – ни одного постороннего звука. Всё, пора к берегу, – решил. И в тот же миг увидел красный бочок какого-то небольшого предмета. Только теперь он оказался на одном уровне с лодкой, уже слева от меня – метрах в пятидесяти. Держась против волны, стал забирать влево. И вот, наконец, приблизился к предмету. Он был похож на спящего мотылька. Им оказался полуспущенный надувной матрац, поперёк которого кто-то лежал.

  – Эй! Эй, на матрасе! – крикнул я. – Вы меня слышите?

  – Дяденька, – слышу в ответ слабый голосок, – спаси меня!

  Эта фраза, честное слово, на какое-то мгновение парализовала меня. Однажды, ещё в Грозном, во время боя, я уже слышал её. Тогда я пробегал по двору мимо рухнувшего подъезда, выѓстроенной углом пятиэтажки. И тут из-под завала меня позвал ребёнок. Отыскать его не составило труда. Это была худенькая темноволосая девочка лет восьми. Нижнюю часть её туловища зажало лестничным маршем. Без техники приподнять его и думать нечего.

  Я наклонился к ребёнку.

  – Тебя как зовут? – спрашиваю.

  – Рошанка.

  – Рошаночка, – говорю ей, – мне нужно сбегать за помощью. Потерпи, милая, я сейчас что-нибудь придумаю.

  – Дядя, не уходи, – взмолилась она. – Если тебя убьют, то меня здесь никто не найдёт.

  – Не убьют, – отвечаю. – Ты жди, я скоро вернусь.

  И побежал за товарищами. Догнал их только квартала через три. Бой уже заканчивался. Но он, что карточная игра: если уж ввязался – уйти, когда захочешь, тебе не дадут. И мне пришлось немного задержаться. Найдя своего зама, я передал ему полномочия. Взял одного из бойцов и побежал выручать девочку. По дороге из обгоревшего бэтээра мы прихватили лом и два домкрата. Немного покружив по дворам, отыскали то место. Девочка, вся измученная и заплаканная, ждала.

  – Вот я и вернулся, Рошаночка, – говорю ей. – Сейчас мы тебя вытащим. Потерпи ещё чуть-чуть.

  – Костя, – говорю напарнику, – будем поднимать левую сторону. Ищи упор понадёжней и подводи домкрат.

  В общем, подготовили домкраты к подъёму конструкции, вплотную подтащили к плите несколько железобетонных осколков, чтобы при необходимости тут же подложить их под неё. Начали подъём. Девочка вдруг и говорит:

  – А дядя сказал, что мне уже никто не поможет, только Аллах, – заплакала она.

  – Так, наверно, Аллах и прислал нас к тебе, – говорю ей. – Кстати, а куда тот дядя подевался? Пригодилась бы и его помощь.

  – А он сказал: 'Засаду надо делать' и ушёл.

  – Какую ещё засаду?.. Вот ещё не хватало, – проворчал я. – Не на нас ли? Надо бы...

  И тут автоматная очередь заставила нас упасть и отползти за развалины. Стреляли из уцелевшего крыла дома.

  – А вот и дядя нашёлся, – в сердцах сплюнул я. – Сразу видно: за народ воюет.

  – Ну, отморозок! – возмутился солдат. – Знает, чем заняты, и стреляет. Сейчас я разберусь с этим гадом.

  – Не время, говорю, Костя. Вот освободим девочку, тогда и до него черёд дойдёт. А пока прикрывай меня. Да не высовывайся, смотри.

  Солдат занял позицию, а я подполз к домкрату, лёг на бок и давай рычагом орудовать. Тут и перестрелка началась. Но я не прекращаю работы, знаю – уж теперь-то прицельной стрельбы у этой вражины не получится. Чуть приподниму лестничный пролёт, сразу подкладываю под него опору. Обдирая руки, колени, ползу ко второму домкрату. Девочку подбадриваю, как могу. Но по её затуманенным глазкам вижу, что она на пределе своих сил.

  Левый край конструкции удалось приподнять сантиметров на двадцать. А ножки ребёнка всё ещё что-то держит. Правая сторона пролёта в любое мгновение могла просесть. И тогда всё будет кончено. Я напихал под пролёт камней, влез под него и высвободил ножки. Минуту спустя и девочку вызволил.

  Из-под обстрела вытащил её на бушлате. Девочка обняла меня и прошептала: 'Спасибо, дядя'. Я достал аптечку, говорю ей: 'Рошаночка, сейчас мы сделаем укольчик и вмиг донесём тебя до госпиталя'. Она улыбнулась и... умерла. Почему?! Я попытался запустить её сердечко. Ничего не получилось. Тогда сделал ей противошоковый укол, и снова старался оживить её. Всё напрасно. Я не смог её спасти, понимаешь, – голос Некрасова дрогнул. – Почему она умерла, я так и не понял. Меня это до сих пор мучает.

  – Володя, это могло произойти от отравления ядами, – сказала Зоя, – которые накапливаются в размозжённых мягких тканях. И как только прекращается их сдавливание, яды тотчас разносятся по организму. Тут вины твоей нет.

  – Возможно... – Некрасов глубоко вздохнул и продолжил: – Ну так вот. Когда я вернулся к напарнику, тот бинтовал плечо. Я помог ему и говорю: 'Вот теперь пора с этой гнидой разобраться'. Прикинули план действий. Когда минут через двадцать я оказался возле двери, за которой отсиживался тот 'народный заступник', ярость моя ещё не улеглась. Первой гранатой высадил дверь, второй угодил в косяк той комнаты, из которой велась стрельба. Заскакиваю в неё, смотрю: в углу сидит раненый мужик, под рукой автомат, весь пол – в гильзах. Увидел меня, заулыбался поганенько так: мол, сейчас твоя взяла, сдаюсь, а завтра ещё посмотрим, чья будет. Стал поднимать здоровую руку. Я качнул головой: 'Нет... Рошанку тебе не прощу'. И всадил в него остатки обоймы. А сам сел и заплакал. Думаю, девочка умоляла спасти её, а я так и не смог. Как с этим жить?

  И вот сейчас я опять услышал те же самые слова, как будто Бог дал мне ещё одну попытку спасти ребёнка. И тут я, веришь ли, испугался: на такой волне подобрать человека очень трудно. При сближении с ним его может оглушить бортом, и он сразу пойдёт ко дну. А мне и отстегнуться нельзя, всё равно не успею.

  – Держись! – кричу.

  Достал из-под скамейки бухту швартового каната – надёжная такая верёвочка, – сделал на конце петлю и ору во всю глотку:

  – Эй!! Приготовься! Сейчас брошу верёвку! Как поймаешь, наденешь её вот так, – показываю ребёнку, – под мышки.

  И бросил конец верёвки. Неудачно. Бросаю ещё раз и ещё. Верёвка намокла и стала тяжелей. Но всё равно мешает ветер. Тогда я зашёл с наветренной стороны и снова бросил её. На этот раз удачно. Она хлёстко стегнула по крыльям матраца – хорошо, что они приподняты были. И тут ручка ребёнка судорожно схватилась за верёвку. Я подгрёб поближе. И, перекрывая шум моря, ещё раз крикнул:

  – Петлю под мышки надень! Подтяни! И держись за верёвку!

  – Ладно, – кричит ребёнок в ответ.

  Когда матрац был подтащен мною совсем близко, по жёлтому купальнику я понял, – девочка. Крикнул ей:

  – Прикройся матрацем... и держись!

  Выждал, когда волна приподняла её над кормой, и, словно выуживая большую рыбу, плавным рывком дёрнул её на себя. Девочка, скользнув по корме, упала на донную решётку. Я схватился за вёсла и выправил лодку. Затем выловил матрац, бросил его за спину в носовой отсек и подналёг на весла.

  Девочка, худенькая, черноволосая, всё лежит и лежит без движения. И тут мелькнула мысль: 'Уж не зашиблась ли она до смерти?' Грешным делом подумал: 'Если и она умерла – всё к черту! Переверну лодку'.

  – Ты не сильно ушиблась? – кричу ей.

  В ответ она всего лишь шевельнула рукой. У меня и от сердца отлегло.

  – Ну, отдыхай, отдыхай, милая, говорю.

  И такая тяжесть с моей души свалилась, что у меня, веришь ли, даже слёзы потекли. И как-то сразу устал я, ну просто до изнеможения. Но потом обозлился на свою слабость, взял себя в руки. Гребу.

  Минут через пять она подползла ко мне, села, увидела меня на скамейке в приспособлении, похожем на ходунки ребёнка, и обомлела.

  – Не бойся, – кричу, – я не пират! Без этих штук я бы не смог выбраться в море. Как зовут?

  – Вера, – с усилием отвечает она.

  – А я – Володя.

  – Как вы нашли меня? – перекрывая шум, кричит она.

  – Случайно, Верочка. В море потянуло.

  – А вы моряк?

  – Нет. И долго ты плавала?

  – Очень.

  – Ну, отдыхай, Верочка, – говорю.

  – Отвязаться можно? – показывает она на причальный канат.

  – Да, – засмеялся я, – теперь можно.

  В тот раз я устал как никогда. Моё безразличие к исходу морской прогулки сменилось таким страстным желанием вернуться, что я сам был удивлён. Нелегко же мне это далось. К концу путешествия мышцы судорогой сводило.

  Степан, увидев озябшую девочку, её полуспущенный матрац, всё понял. И молча пожал мне руку. А девчонку растёрли докрасна и смазали ей разбитые коленки йодом. Маленько отдохнула она. Потом Степан дал ей 'пофорсить' свою рубаху, и мы с Верой отправились в жилую зону.

  По дороге спрашиваю:

  – Ты кому-нибудь сказала, что пошла купаться?

  – Нет, – отвечает. – Я рассердилась на маму и ушла без разрешения.

  – Как видишь, тебе это чуть не стоило жизни.

  – Да, вижу. Спасибо вам.

  – Будь здорова.

  После этой прогулки мои мышцы трое суток болели.

  Вот так мы с Верочкой и познакомились. Всё как я говорил: возникла необходимость – мы и встретились...

  Глава 16. БЛАГОСЛОВЕНИЕ

  Девушка поднялась со скамеечки, встала за спиной Владимира, положила руки на спинку коляски.

  – Володя, а почему встретились мы? – вдруг спросила она.

  – Ну, возможно потому, что я без тебя просто не выжил бы.

  – Но оперировали-то тебя врачи, – заметила Зоя.

  – Врачи, – подтвердил Некрасов. – Но, не мне объяснять, от чего может зависеть выздоровление. Я знаю определённо: ты мне очень помогла, очень...

  И тут девушка негромко сказала:

  – Ну, хорошо. А теперь скажи мне: долго ли ещё мне ждать от тебя предложения?

  Некрасов замер. Помолчал. Обернулся к ней.

  – Ты это... серьёзно? – спросил он.

  – Конечно, – ответила она. – Или меня в твоих мечтах вовсе нет?

  – Что ты говоришь? Зоенька! Ты же знаешь... Я... я запретил себе даже думать об этом.

  – Почему?

  – Ну это же ясно. – Некрасов чуть развернул коляску – Что я могу тебе предложить? Жизнь, полную неудобств? А зачем она тебе... такой молодой, умной, красивой? Ведь я не смогу тебе дать и половины того счастья, что ты заслуживаешь.

  – Володя, я к этому готова.

  – А что скажут твои родные? – спросил он. – Мне кажется, я не имею на это права.

  – Я надеюсь, ты не отказываешь мне в праве самой решать свою судьбу? Так вот, я уже всё решила.

  – У меня нет слов, – растерянно произнёс Владимир.

  – Ну уж нет, Некрасов, отныне никаких тебе снисхождений. – Ты для меня больше не больной, я для тебя – не медсестра. Так что, будь добр, убеди меня в том, что я не ошибаюсь.

  Владимир снял со спинки кресла руку девушки, взял её в свои прохладные ладони и стал целовать.

  – Милый ты мой человек! У меня к тебе столько любви, сколько может вместиться в одном сердце. Если б ты знала, что я только ни придумывал, чтобы сдерживать её. Но из этого ничего ровным счётом не вышло.

  Зоя обняла Некрасова за шею, щекой прикоснулась к его виску. Он приподнял голову и, сделав движение ей навстречу, легко-легко потёрся щекой о её щеку. Оба негромко рассмеялись.

  – Это следует считать за предложение?

  – Да, моя жизнь, – дрогнувшим голосом ответил он. – Прости, что я не нашёл тебя раньше.

  Осторожно придержав её голову рукой, Владимир потянулся к ней и поцеловал.

  Строя планы, привыкая к новым словам и ощущениям, молодые люди проговорили до глубокой ночи.

  На следующий день бабушка благословила их.

  Было около одиннадцати. Зоя с Некрасовым находились возле дома. Вдруг на УАЗе, именуемом в народе буханкой, вероятно, с тем самым своим другом за рулём, мужчиной лет сорока, среднего роста и плотного телосложения, приехал Геляев. Он энергично вылез из кабины и вошёл во двор. В этот раз батюшка был при галстуке и в хорошем сером костюме.

  Тепло поздоровались. Смущённо улыбаясь, Владимир рассказал Геляеву об их с Зоей решении: вступить в брак и остаться жить в этом доме. Анатолий поздравил их и поинтересовался: будут ли они венчаться?

  И тут Володя удивил невесту своей позицией.

  – Я думаю, пока довольно с нас и регистрации. Не будем сжигать за собой мосты. Поживём, а там видно будет.

  – Я предполагал это, – сказал Анатолий. – Ну что ж, это ваш выбор. А что вы решили с датой официального вступления в брак?

  – У меня мало времени, – заявила Зоя. – Отпуск на исходе. Надо съездить уволиться с работы, оформить Володины бумаги, закрыть вопросы с квартирой, пропиской, словом, утрясти все дела. Без факта регистрации некоторые проблемы вообще не решить. Так что, если возможно, то хорошо бы оформить наш брак уже сегодня или завтра.

  – Ну что ж, – Геляев в задумчивости огладил бороду. – Раз решение принято, мы с Евгением едем в администрацию, на разведку. А вы, на всякий случай, приоденьтесь.

  Они уехали. А Зоя с Владимиром, наскоро приведя себя в порядок, стали прикидывать свои возможности. К завтрашнему дню кое-как подготовиться ещё можно, – подумали они, – но расписываться сегодня – чистый авантюризм. И, осознав своё катастрофическое бессилие, ужаснулись. Без помощи Дарьи никак не обойтись. Зоя бросилась к ней.

  Примерно через час на подъезде к их дому засигналила машина. Молодые были на улице и видели, как, тяжело переваливаясь и недовольно урча, к самой калитке подрулил микроавтобус. Открылись все дверцы, и из него стали вылезать гости: невысокая исполненная величия шатенка, худенькая девушка с глазами встревоженной серны, чета Даниловых, Анатолий с приятелем и красивый русоволосый парень лет двадцати или чуть более.

  Зоя поспешила им навстречу. Когда гости вошли во двор, Анатолий представил их хозяевам. Его приятеля звали Женей Шевченко, главу поселковой администрации – Васильевой Ольгой Ивановной, её секретаря – Анной, а парня – Сашей Соколовым. И тут возникла лёгкая заминка. Оказалось, что к столь решительному повороту событий вступающие в брак всё же готовы не были и не знали, что делать.

  Инициативу взяли на себя Даша и Анатолий. Через десять минут к церемонии всё было готово. Прямо во дворе выставлены и накрыты свежими скатертями два стола, расставлены стулья. Из привезённой ребятами коробки извлечены и разложены на столах продукты.

  К невесте подошла Анна.

  – Зоя Николаевна, у вас кольца готовы?

  – О Боже! – смутилась она. – Мы как-то про них и не вспомнили. Моё осталось в городе... Подождите минуточку. Сейчас что-нибудь придумаем.

  Взглянув на пальцы рук присутствующих, отметила: у Любы – колечко с камушком, у председательши – перстенёк, у Даши... и вдруг замечает, что бабушка манит её к себе.

   Зоя, ожидая каких-то наставлений, подошла к ней. Бабушка молча взяла её за руку и, как-то по-особому улыбаясь, вложила ей в ладонь что-то почти невесомое.

  Не может быть?! – На Зоиной ладони золотым теплом сияли два узеньких колечка.

  – Эти обручальные кольца мы с твоим дедушкой надевали друг другу во время венчания, – сказала она. – Ох, и давно же это было! И всё-таки мы свою жизнь прожили хорошо. Проживите и вы так.

  Зоя порывисто обняла её, расцеловала.

  – Бабуля, спасибо. Ты нас так выручила.

  – Носите на счастье! Они вам должны подойти.

  Зоя примерила: так и есть. Чмокнула её ещё раз и, подойдя к Володе, протянула ему кольца, шепнула:

  – Это нам от бабушки.

  И кивнула Анне, мол, мы готовы. Та что-то шепнула председательше, и церемония началась.

  Всё было так, как у всех, только проще. Свидетелем с Зоиной стороны была Любаша, а со стороны Владимира – приятель Анатолия, как оказалось, в прошлом 'афганец', Женя. Позже Некрасовы подружились с ним, и он стал для них одним из самых близких и преданных друзей.

  После короткой церемонии откупорили бутылки с шампанским, начали застолье. Зоя смотрела на искрящееся в бокалах вино, слушала тосты в их честь и уже ничего не боялась. Жребий брошен.

  Их первая осень выдалась нелёгкой, впрочем, как и две последующие. Проездив почти весь сентябрь, Зоя вернулась домой. Вопросы, зависящие от неё, она решила; осталось выхлопотать Володе пенсию, но это уже здесь – в райцентре.

  В день Зоиного приезда, делясь новостями и впечатлениями, Некрасовы проговорили допоздна. Зоя была удовлетворена тем, что Володя и бабушка в порядке. Из мебели он сам кое-что поправил, в том числе и диванчик, а ребята отремонтировали им крышу. Но заготовок на зиму у них пока не было. Решили: завтра же начнут навёрстывать упущенное.

  С помощью друзей они закупили достаточное количество овощей, соли, сахара; приобрели бочку под капусту и с трудом разжились десятком стеклянных банок.

  Овощи заложили в подвал, а из собственных фруктов начали делать варенье. У бабушки появилось второе дыхание. Она суетилась не меньше молодых. Вот тут-то молодожёнам и пригодились её опыт и липовая ложка.

  До самого конца октября Некрасовы варили, закатывали и солили. А в двух десятилитровых баллонах они поставили бродить вино.

  Даниловы частенько бывали у них. Однажды, придя к Некрасовым, они принесли гитару, да так и оставили у них. Говорят, теперь у нас есть постоянный повод заходить к вам 'на песни'. Приезжали и Геляевы всей семьёй. Познакомились и подружились.

  Зоя, с детства зная характер Анатолия, рассчитывала увидеть рядом с ним очень спокойную кроткую женщину, но Елена, напротив, оказалась бойкой и энергичной дамой с командирскими замашками. Со своими ребятами она была достаточно строга. И как-то, заметив Зоино осуждение, сказала ей: 'С детьми иначе нельзя. Ведь ребёнок, что деревце. Если не следить за ним – на нём вырастет не одна кривая ветка. И чтобы не пилить потом по живому, я стараюсь вовремя удалить почки, а порой и побеги их дурных наклонностей'. Её взыскательность поразительным образом сочеталась с набожностью и любовью к пению.

  Сама она – худенькая, коротко стриженая брюнетка. У неё скуластенькое остроносое лицо, карие глаза и весёлые ямочки на щеках. Будто ничего особенного, и всё же есть некий шарм. Геляевы женились рано. Парни у них симпатяги, оба шустрые, старшему – около десяти, младшему – лет пять. Поглядывая на этих ребят, Зоя не раз думала: 'Интересно, а кто будет у нас: мальчик или девочка? Надо будет подобрать подходящие имена мужское и женское на всякий случай для нашего ребёночка'.

  Перед самыми холодами Некрасовы закончили ещё одно важное дело – привели огород в порядок. Если бы не череда дождей поднять их целину было бы намного трудней. Но влага сделала своё дело, а девятиклассники – своё. Они взяли шефство над их семьёй, и за неделю их участок стал образцовым. А Володя в свою очередь пообещал обучить всех желающих игре на гитаре.

  С тех пор как Некрасовы узнали, что Зоя в положении, у них появилась семейная традиция: петь песни. Решили: малышу это необходимо. Кроме того, Зоя убедилась, что песня способствует и их с Володей взаимопониманию и чудесным образом гасит возникающие иногда беспокойство и раздражение. Бабушка не пела, но слушателем была идеальным.

  Родителям о своём замужестве Зоя сообщила с большим опозданием. Узнав все обстоятельства, связанные с этим, они, разумеется, обиделись на дочь. Это было заметно по их более чем сдержанному поздравлению.