Текст книги "Закуси горе луковицей (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

  – Ох и чудный же сегодня день! – в восхищении сказал Некрасов. – А не пора ли нам что-нибудь спеть?

  Его поддержали. Зоя подала ему гитару. Он, прикрыв глаза, задумчиво взял несколько аккордов и с чувством запел: 'Осенние листья шумят и шумят в саду...' Песню подхватили. Осеннее настроение быстро овладело всеми. Потом пели: 'На тот большак', 'Деревня моя', 'Ямщик, не гони лошадей', 'Ты сама догадайся' и другие песни.

  Владимир пел, поглядывал на просветлённые лица друзей, их счастливые увлажнённые глаза и размышлял о чудодейственной силе песен: 'Не их ли величественная грусть, от которой так сладостно замирают наши сердца, и есть настоящая отрада для русского человека? Кто знает...'

  Наступил вечер. Все друзья Некрасовых, кроме Лиды, благополучно разъехались и разошлись по домам. Женщины убирали со стола, а Володя и Жора, разместившись у самой стены сруба, о чём-то разговаривали. Когда Зоя с Лидией, наконец, освободились, они подошли к мужчинам.

  – Не помешаем? – спросила Зоя.

  – Нет-нет, садитесь, – ответил Владимир. – У нас самый обычный разговор. Мы так давно не виделись, что никак не наговоримся.

  – Володя вот интересуется исходом боя, в котором был ранен,– пояснил Жора.

  – Это и мне интересно,– сказала Зоя. – О войне он не любит рассказывать.

  – Ну, так заодно и вы послушайте, – предложил Жора. – Накануне той заварухи в составе полуроты я находился на спецзадании. Возвращаемся через сутки, и вдруг нам преграждают дорогу морпехи. Говорят, проезд запрещён. В городе банда. Включаем рацию: в эфире наши работают открытым текстом и звуки боя слышны. По всем признакам – дело дрянь.

  Я к морячкам: 'Ребята, нам своих выручать надо'. А они: 'Приказано никого не пропускать'. Спрашиваю их офицера: 'По своим-то стрелять не будете?' – 'Нет, конечно', – отвечает. 'Ну, тогда бывайте, – говорю. – Идём на выручку'.

  Тараним шлагбаум и жмём на всю железку к городку. Останавливаемся в лощинке. Уточняем задачу, определяем взаимодействие, место встречи. Договариваемся: в эфире до поры до времени ни звука. И разъезжаемся.

  Взяли южный сектор города в клещи, проехали по улицам, встретились на центральной площади. Нигде никого: ни бандитов, ни наших. Вдруг слышим стрельбу в районе железнодорожной станции. Мы туда. В бандгруппе два бэтээра, долбят из пулемётов по станции. А тут и мы подскочили. Спешились, ввязались в перестрелку. Такой расклад им не понравился. И они по-быстрому очень грамотно свернулись и умотали.

  Ищу ротного – не нахожу. Лёшка, командир третьего взвода, говорит: 'Погиб он. Мой боец видел, как всё было. По его машине прямо на перекрёстке из гранатомёта шарахнули, та и перевернулась. Комроты только успел выбраться, его тут же из пулемёта срезали, да ещё и бэтээром проехали по нему'.

  Взял я провожатого и поехал с ним к тому перекрёстку. Подъезжаем, смотрим, машина есть, а ротного нет. Кто и куда его увёз, и главное – зачем, неизвестно. Теперь-то уж ясно, что какая-то добрая душа подобрала его и доставила прямо к вертолёту. А тогда мы решили, что его кто-то просто похоронил.

  Вот и всё. Через месяц меня перевели в другую часть на новую должность. И узнал я о Володькином спасении только из его письма, что он послал на адрес моих родителей. Это лучшая из новостей, полученных мною.

  – Жора, скажите, а на войне страшно? – спросила Лида.

  – Не очень. Но всякое бывает. Всё зависит от случая. В бою иногда спасают инстинкты, но чаще – товарищи.

  Стемнело. Было уже около десяти, когда Лидка заявила, что ей пора домой, и потребовала себе провожатого. Взяла Георгия под руку и, предупредив Некрасовых, чтобы зря не беспокоились, увела его в противоположную от своего дома сторону.

  Вернулся Жора к завтраку. Виновато улыбаясь, извинился. Наскоро привёл себя в порядок, сел за стол. Рядом с собой положил какую-то вещичку в целлофане.

  – Как самочувствие? – спросил Володя. – Устал, наверное?

  – Всё нормально. В дороге отосплюсь.

  – Какие впечатления?

  – С этой девчонкой обо всём на свете забудешь.

  – Ты в курсе её дел?

  – Конечно. Она что открытая книга: читай, не ленись. Да, Володя, вчера не нашлось подходящего момента передать тебе вот этого зверька.

  С этими словами он достал из пакета и протянул ему небольшого плюшевого кенгурёнка.

  – Узнаёшь?

  Володя как-то нерешительно взял его. Пристально осмотрел игрушку и, прикрыв глаза, то ли ощупал её, то ли погладил.

  – Хм. Узнаю. Как-то раз заведующая давала мне его поиграть. Если не ошибаюсь, мне было тогда лет пять. А как он у тебя оказался?

  Жора улыбнулся.

  – Не так давно зашёл я в детдом твоего крестника проведать...

  – Какого крестника? – поразилась Зоя.

  – Алёшку.

  И, вынув из нагрудного кармана рубашки фотографию, он коротким жестом подал её Некрасовой.

  – Вот он какой!

  На фото – потешный головастый малыш. Его русые волосы коротко подстрижены. Карие глазки выражают некое ожидание. Зоя перевернула фотографию обратной стороной и прочла: 'Некрасов Алёша, 2 года'.

  'Уж не сын ли его?' – перехватило у неё дыхание. Ошеломлённо глядя на Володю, она передала ему фотографию. Тот со спокойной улыбкой посмотрел на неё, прочитал надпись на обороте.

  – Некрасов? Это хорошо. Там всё как и раньше: кто принесёт ребёнка, фамилию того человека и дают ему.

  – А где ты нашёл этого мальчика? – спросила Зоя.

  – Да в самом Грозном. Иду как-то мимо трёхэтажки и вижу, что из одного окна старуха машет рукой, подойди, мол. Подхожу ближе, жестом показывает: зайди в дом. Оказалось, что её постоялица рожала дома без чьей-либо помощи. Ребёнка родила и умерла. Муж её ещё раньше погиб, дом сгорел, вот бабушка и приютила женщину. Старушка сама на ладан дышит, а тут ещё и новорожденный. Пристрой, говорит, куда-нибудь, а то ведь помрёт малый. Вот я и отнёс его в свой детдом. Выходили, значит, мальчишку.

  Володя взглянул на Жору.

  – Ну и какой он сейчас, Алёшка?

  – Смышлёный парнишка. Я ему медвежонка подарил. Обрадовался. Бегает, тормошит всех. Теперь у них там новый заведующий – мужчина. По нынешним временам это неплохо. На случай, если захочешь написать, он дал свои точные координаты. Адресок – в сумке у кенгурёнка.

  – Жора, а зачем он мне эту игрушку передал?

  – Ты так и не понял? Это твой семейный талисман. Заведующий, принимая дела, поинтересовался, что за вещи лежат в шкафу рядом с сейфом, и записал всё в тетрадку. Когда я назвал твою фамилию, он вспомнил об игрушке, заглянул в свои записи и отдал мне её для тебя. А на словах передал, что принесла тебя молодая худенькая брюнетка. Сказала, что ребёнок не её. Оставила сумочку с детскими вещами. А в ней была эта игрушка и записка с твоим именем и датой рождения. Тебе тогда был один год. Вместо подписи стояли инициалы: 'Е. М.'. Вот такие дела.

  – А почему же мне раньше об этом не рассказали? – удивился Некрасов.

  – Говорит, очевидно мал был, а когда уезжал поступать в училище, об этих нюансах не вспомнили. Ну а потом, сам знаешь, служба и война.

  Володя помолчал.

  – Спасибо, друг. Это неплохие новости. Есть над чем поразмышлять. Я обязательно напишу туда.

  Через полчаса Георгий попрощался и уехал.

  Лидка недели две ходила тихая, задумчивая. Иногда напевала что-то вроде: 'Как мне тебя не хватает' или 'Приезжай! Хоть на минуту приезжай'. Сразу видно: влюбилась девчонка.

  Однажды она пришла и, зарумянившись от удовольствия, показала Зое конверт.

  – Жора письмо прислал. Тут есть кое-что и для вас.

  Лида вытащила и развернула голубоватый лист бумаги, исписанный размашистым почерком. В глаза бросилась первая фраза: 'Здравствуй, моя Лидуся! Я ужасно скучаю по тебе...'

  – Вот, читайте, – указала она Некрасовой на один из абзацев.

  Зоя, увидев надпись 'Для Некрасова', прочла вслух:

  'Володя, на собрании личного состава части я предложил посодействовать тебе в приобретении хороших протезов. Ребята поддержали меня. Теперь, опираясь на решение собрания, мы с друзьями всесторонне изучаем этот вопрос, пишем ходатайства в инстанции, ищем источники финансирования. Надеемся на успех. Будь здоров. Жора'.

  Чудесная новость.

  Однажды, когда уже стояли холода, нежданно-негаданно приехали на микроавтобусе Женя с Анатолием. Они привезли для Владимира десятка два досок. Занесли их в летнюю кухню, аккуратно сложили. Одну показали Володе.

  – Неужели это липа?

  – Она самая, – сказал Женя.

  – Так это ж такой дефицит. Как вам удалось её раздобыть?

  – Да так, достали по случаю. Мы рассудили, что только мастер способен извлечь из неё красоту. Так что тридцать пять погонных метров твои. Украшай свой терем.

  – Вот это подарочек! Как вы догадались, что я мечтаю об этом?

  Ребята хитро улыбались. Глаза у Владимира сияли.

  – Ну, теперь-то мне есть чем заняться, эта зима для меня не пройдёт впустую. В лепёшку расшибусь, а к маю декор сработаю. Спасибо, мужики.

  Зима в этот раз Некрасовым показалась короткой. Много времени они посвятили детям: читали им сказки, разучивали с ними считалки, стишки. Все вместе ходили на прогулки. Однако особо расслабиться не удавалось: хлопот по хозяйству было по-прежнему немало.

  Некрасов, как и обещал, занимался резьбой по дереву. Он сам делал себе резцы, разрабатывал сюжет рисунка, долго и терпеливо выпиливал лобзиком и всевозможными ножовками сложные орнаменты. Владимир сделал обрамление для слухового окна, карнизы для фронтона и крыльца, наличники для окон и входных дверей и одни ставни. А из обрезков досок он вырезал украшения в виде накладных розеток для крылечка.

  Бабушка любила слушать радио. Как-то, вернувшись с прогулки, Владимир спросил её:

  – Ну что там сегодня за новости?

  – Опять экскремисты что-то взорвали, – взволнованно ответила она, – и народу погибло, не дай Бог, сколько. Володя, что они за люди, чего хотят?

  – Экстремисты, – поправила Зоя.

  – А по мне так эта оговорка очень удачная, – сказал Владимир. – От латинского слова 'экскременты', что означает испражнения, потому что они только гадить умеют. А хотят они, бабушка, изменить мир под себя, ни больше ни меньше. Только вот сами ничего не строят, не создают – у них нет на это ни терпения, ни таланта. Им давай всё и сразу. По сути, это вредные люди. И ты права в том, что они экскремисты.

  Весна началась с приятной для всех новости. Жора вызвал Лиду на переговоры и сделал ей предложение. Она, разумеется, согласилась. И, спешно приведя в порядок свой гардероб, через двое суток покинула посёлок. Некрасовы были рады за друзей и, конечно же, желали им счастья.

  Глава 25. ПОМНИ О НАС

  Как только растаял снег, и немного потеплело, Владимир зачастил в новый дом. Работы там, разумеется, было ещё предостаточно. Прошло недели полторы. И тут Володя почувствовал недомогание. Измерили температуру: тридцать семь. Простудился, решили они. Рамы не остеклены – вот и результат. Зоя достала малиновое варенье. Заварила чай на травках. Ну, думает, дня на три муженёк в моей власти. На ночь растёрла его водкой, дала аспирин.

  На следующее утро Зоя тихо встала, оделась и выскользнула за дверь. Сделав кое-что по хозяйству, приготовила завтрак и вернулась в дом. Её встретила обеспокоенная бабушка.

  – Что-то с Володей неладное: бормочет, а что, не разберёшь.

  Зоя, полная дурных предчувствий, поспешила к нему. Владимир, весь укутавшись в одеяло, лежал на боку с запрокинутой головой. Она с испугом заметила несвойственную ему бледность. Пощупала лоб.

  'Боже! Да он горит весь. Что же я наделала? Столько времени упустила'. Зоя затормошила его.

  – Вова, Володенька! Ты меня слышишь?

  Страх, вызванный тем, что она может потерять мужа, на какое-то время лишил её самообладания. Но вот он с видимым усилием разлепил будто сросшиеся ресницы и долго неузнавающе смотрел на неё. Его непривычно замутнённый взгляд постепенно обретал осмысленность.

  – А, Зоенька, – прошептал он спёкшимися синюшными губами.

  – Володя, что с тобой?

  – Не знаю.

  – Как ты себя чувствуешь?

  – Голова как чужая, и тошнит.

  – Сейчас вызовем скорую помощь. Только температуру измерим. Потерпи, пожалуйста.

  Она сунула ему под мышку градусник. Через пять минут смотрит – тридцать девять и семь. Позвонила фельдшеру – никого. Набрала телефон районной больницы. Дежурный врач выслушал её, уточнил симптомы, дал несколько советов и предложил попытаться доставить к ним больного своим транспортом – их легковушкам по бездорожью всё равно в Ольховку не пробиться. Зоя задумалась. Рука сама набрала номер. Гудки бесстрастной вереницей устремились в неизвестность.

  – Слушаю, – раздался ровный женский голос.

  – Извините, это Некрасова. Вы не скажете, куда я попала?

  – Зоя, что с тобой? Не узнала меня? Это Таня.

  – Таня?.. Вот хорошо. У нас Володя заболел. Температура под сорок. Нужно в больницу, а 'скорую' не обещают. Вся надежда на Женю. Он дома?

  – Дома. Да как на грех с утра весь двигатель разобрал: кольца меняет. Подожди, сейчас я позову Женьку.

  Как странно. Время будто бы противодействует нашим желаниям. Иногда чудится, что целые часы прямо-таки сливаются между собой, и ты физически ощущаешь непрерывность и стремительность времени. Зато эта пара минут ожидания выявила его явную дискретность. Секунды, словно капельки медвяной росы, просто зависали на своих тонких прозрачных ниточках. Зоя, почти не дыша, напряжённо вслушивалась в загустелую тишину. Наконец, в трубке зашуршало.

  – Алло, Зоя! – раздался энергичный голос Евгения.

  – Да, Женя.

  – Я в курсе дела. Часа через полтора машина будет на ходу. Заправлюсь – и сразу к вам. Разыщи фельдшера, пусть прихватит санитарную сумку и носилки. У меня же списанная 'скорая', весь крепёж на месте – на носилках и повезём. Захвати документы и на всякий случай резиновую обувь. Да, Зоя, позвони в бригаду, может, трактор дадут для сопровождения. Там есть одно паршивое место, где застрять – раз плюнуть. Ну, всё, ждите.

  Солнце было в зените. Машину то и дело подбрасывало, швыряло из стороны в сторону, заносило. Несколько раз её разворачивало поперёк дороги. У Зои от страха и жуткой тряски судорогой сводило мышцы. Вероятно, то же самое испытывал и фельдшер, намертво уцепившийся за ремень. Носилки с Володей были закреплены с правой стороны. Для подстраховки его прихватили ремешками. Он был в беспамятстве. Зоя как могла поддерживала его, поправляла ему подушку, одеяло. Перед развилкой на один из хуторков УАЗ остановился.

  – Вот невезуха! Посмотрите, что этот варвар с дорогой сделал.

  Зоя с Юрием выглянули и ужаснулись: дорога была раздавлена на три рваные вихляющие полосы.

  – 'Кировец' прошёл. После него нам не проехать, в момент на мосты сядем.

  – Что же делать? – вырвалось у Зои.

  – Будем пробиваться окольными путями.

  Женя съехал с грунтовки и повёл уазик по целине, держась дороги. Ехали и по лугам, и вдоль лесопосадок, и по склонам оврагов, случалось, и по краю озимей. Перед глубокой лощиной Женя остановился. Вышел из машины, осмотрелся.

  – Зоя, ну как там Володя?

  – Ему очень плохо. В сознание не приходит.

  – Значит, у нас нет времени искать объезд, тем более, его может и не оказаться. Если нам удастся перемахнуть эту балочку, то без особых проблем проедем ещё километров семь. Рискнём?

  А балочка – ямища глубиной с десятиэтажный дом, оптимизма не вызывала. Она напоминала русло достаточно широкой реки. Однако выбора не было.

  – А назад сможем выбраться? – спросила Зоя.

  – Этот склон более пологий, так что выберемся, – ответил Женя.

  – Ну, тогда надо ехать, – Зоя обречённо вцепилась в носилки.

  Евгений кивнул и полез в машину.

  – Поехали. Где наша не пропадала!

  Уазик, оставляя за собой два жёваных следа, начал медленно сползать вниз. Пассажиры, будто со стороны, оцепенело наблюдали за происходящим. Когда он преодолел две трети пути, Женя отпустил тормоза. Автомобиль, вмиг набравший сумасшедшую скорость, благополучно завершил спуск и начал свой отчаянный взлёт на противоположный склон. Но вскоре запас инерции иссяк, и уазик, ярясь и выдыхаясь, стал усердно карабкаться вверх по мокрому изумрудному ковру.

  Когда до горизонта оставалось метров двадцать, крутизна подъёма увеличилась. Колёса стали пробуксовывать всё чаще и чаще и, наконец, движение вперёд прекратилось вовсе, и автомобиль начало неудержимо стаскивать назад.

  – Боже! – неожиданно для себя Зоя перекрестилась. – Только б не перевернуться.

  – Спокойно. Всё обойдётся, – сказал Шевченко.

  И, действительно, обошлось: уазик стащило на дно балки. Быть игрушкой слепого случая довольно страшно!

  – Меняем тактику, – твёрдым голосом заявил Женя. – Будем карабкаться по склону наискось.

  И автомобиль, опасно накреняясь, медленно пополз наверх. К надрывному рокоту двигателя примешались не слышные ранее жалобные скрипы и повизгивания всего корпуса. От каждого покачивания немело сердце. Такого мучительного и постыдного страха Зоя ещё не испытывала никогда.

  Но вот, наконец, они наверху. Перед ними залитая солнцем серо-зелёная степь. Дурнота отступила. Женя заглушил мотор, приоткрыл дверцу, закурил.

  – Пусть мой конёк-горбунок отдышится. Я сегодня на двигателе кольца поменял, и вместо щадящей обкатки дал ему такую нагрузку, что и сам удивляюсь, как его ещё не заклинило.

  Юра нетерпеливо выскочил из салона. Ему явно захотелось походить по твёрдой надёжной земле. Зоя с тревогой всматривалась в лицо Володи. Оно начало приобретать чуждые, незнакомые ей черты.

  'Бедная моя половинка! Как же тебе сейчас трудно приходится. Я едва пережила этот страх, а у тебя противник куда серьёзней – сама смерть'.

  Чаем из термоса она смочила его сухие, выбеленные жаждой губы. Положила руку на его горячий лоб.

  'Потерпи, родной. Мы уже скоро приедем. В больнице хорошие врачи. Они обязательно тебе помогут. Только ты, пожалуйста, не сдавайся. Я знаю, ты сильный. У тебя получится. Держись, милый'.

  И опять их, словно принесённую морским прибоем мыльницу, остервенело швыряло на бесчисленных кочках и промоинах. Через полчаса их автомобиль уткнулся в развороченную колёсами 'Кировца' дорожную насыпь.

  – Всё, ребята, приехали, – вздохнул Женя. – Вот этого самого места я и опасался. Его не обойти, не объехать. Сразу за дамбой вполне проходимая дорога. До райцентра – рукой подать: километра четыре. Машину придётся оставить здесь, а Володю понесём на носилках. Другого выхода у нас нет.

  Все стали готовиться к пешему походу. Зоя укрыла Володю одеялом. Выгрузились. Женя взялся за ручки носилок впереди, она с Юрием – сзади. И пошли. Двести метров сплошного жидкого месива. Ноги то и дело расползаются, спина в горячем поту, руки немеют. Передохнуть – никакой возможности. Это была настоящая пытка. И вот победа: они всё-таки добрались до дернистого места. Поставили носилки, обессилено опустились рядом с ними. Перевели дыхание.

  – Надо было кого-нибудь из мужиков ещё прихватить на подмену, – посетовал Женя. – Не додумали. Ну, да ладно теперь. Жаль, в такую грязь здесь никто не ездит, так что попутки ждать бесполезно.

  – Женя, может быть, мне сходить за машиной? – спросила Зоя.

  – Верно. Нам нельзя терять время. Только иди не в саму больницу, а до первого телефона. Вызови 'скорую', и езжайте нам навстречу. Договорились?

  – Конечно. Я буду спешить.

  – Ну, вот и молодец. А за нас не беспокойся. Если у них нет машины, донесём и на руках, правда, Юра?

  – А куда мы денемся? Донесём.

  Зоя приблизилась к Володе. Он, напряжённо запрокинув голову, лежал на боку. Склонившись к нему, она шепнула: 'Держись, милый. Я пошла за помощью. Жди меня'.

  В этот раз 'скорая помощь' приехала быстро. Рядом с шофёром легковой машины сидела седоволосая коротко стриженая женщина. Её лицо было озарено каким-то внутренним счастьем. В ответ на слова Зои она кивнула: 'Садитесь'. Взмокших от пота и пошатывающихся от усталости ребят они встретили на полпути к райцентру.

  Погрузили Володю в 'скорую'. Юра сдал свои полномочия врачу. Зоя растроганно попрощалась с ребятами, и они расстались. Им нужно было засветло вернуться в Ольховку, а ей, разумеется, остаться.

  Ещё в дороге врач измерила температуру тела Владимира, дотошно расспросила Зою, как проявилась его болезнь. Ощупала мышцы шеи, попыталась наклонить его голову к груди. Помрачнела. Озабоченно посмотрела на Зою.

  – Неважны ваши дела. По всем признакам – менингит, проще говоря, воспаление мозговых оболочек. Болезнь чрезвычайно коварная. Сейчас сделаем все необходимые тесты, но от вас нужно согласие на поясничный прокол для исследования спинномозговой жидкости больного.

  – Я знаю, это опасно...

  – Опасней не сделать этого. У него состояние очень тяжёлое. Отказавшись, вы можете лишить его последнего шанса.

  – Я даю такое согласие.

  – Ну, вот и хорошо. Стало быть, мы ещё поборемся за его жизнь.

  Меньше чем через час Володя был помещён в реанимационную палату. Зоя, оглушённая несчастьем, сидела в пустом полутёмном коридоре и глотала слёзы. Ей было жалко и Володю, и своих ребятишек, и себя. Чья-то дружеская рука легла ей на плечо. Зоя подняла голову – врач. Она присела рядом.

  – Плачем?

  Зоя шмыгнула носом, мол, что мне ещё остаётся?

  – Я уверена, сейчас ему значительно легче. Мы снизили ему внутричерепное давление и ввели лекарства.

  – Так он выздоровеет?

  – Мне очень хочется сказать вам что-нибудь обнадёживающее, но делать какие-либо прогнозы преждевременно.

  – Извините, а, исходя из вашей практики, когда можно ожидать улучшения здоровья? – спросила Зоя.

  – Если бы мы начали лечение часов двенадцать назад, – сказала врач, – то через три-четыре дня он бы уже просился на прогулку. А в данном случае болезнь может принять затяжной характер. Возможны головные боли, различные осложнения со зрением, слухом; припадки, паралич. Короче говоря, нужно быть очень сильным и удачливым человеком, чтобы победить эту болезнь.

  – Я знаю, он победит её. Только... ему нужно помочь. Ведь он очень устал, – сказала Зоя, и с надеждой посмотрела в лицо врача. – Пустите меня к нему, пожалуйста.

  Врач отшатнулась.

  – Даже и не думайте об этом. Болезнь инфекционная. Нам и так предстоит взять всю вашу семью под особое наблюдение. Входить в ту палату можно только медперсоналу. И ещё... ваше присутствие в ней ничего не может изменить. Ваш муж в коме и не реагирует даже на болевые раздражители. Он никого и ничего не слышит.

  – Он может не чувствовать боли. Это так, но я знаю, что мне достаточно взять его за руку и он станет в два раза сильнее.

  – Почему вы так уверены в этом?

  – Потому что я буду бороться вместе с ним.

  – Но он даже не узнает, что вы взяли его за руку, – заметила врач.

  – А я убеждена, что узнает.

  – Позвольте спросить, каким образом?

  – А как мать узнаёт, что её ребёнок в беде? – спросила Зоя.

  – Хм. Мне представляется, что такая духовная связь возникает у матери в период вынашивания ребёнка.

  – Да. Но с его рождением она ведь не теряется. Почему?

  Врач беспомощно развела руками.

  – Ну, этого я не знаю...

  – А я думаю, всё объясняет взаимная нужда друг в друге или, говоря иначе, любовь. И если она возникает между взрослыми, то это не просто духовная близость двоих, а полное взаимо-проникновение их мыслей и чувств.

  – Возможно, вы и правы. Вырастая, ребёнок обрывает эту ниточку, – тяжело вздохнула врач, – потому что начинает любить других. А мы-то ещё долгое время чувствуем, когда с нашими детьми происходит что-нибудь скверное, в то время как они, увы, наших бед не чуют.

  – Я не могу без него, – сказала Зоя.

  – Вы... своего мужа давно знаете? – по-домашнему тепло поинтересовалась врач.

  – Около четырёх лет. Как-то раз в нашу больницу доставили из Чечни партию раненых. Хуже всех обстояли дела у моего Володи...

  И Зоя так же откровенно, как могла бы рассказать и своей матери, поведала врачу их нехитрую историю. В процессе её рассказа с Галиной Васильевной они и познакомились.

  – Бедный мальчик, – вздохнула она, – смерть за ним прямо по пятам ходит. Что ж делать? Остаётся уповать на вашу любовь и Божью милость.

  – А я не теряю надежды, – сказала Зоя. – Но мне очень хочется ему помочь.

  – Значит, вы тоже медик. Ну, что ж. Тогда мы с вами попробуем немножко схитрить. Сейчас вы где-нибудь устройтесь, отдохните, а утром приходите к восьми часам. Переоденем вас в халатик, и 'поработаете' у нас сиделкой.

  Маша встретила Зою как сестру. Насильно усадила её за стол и накормила. Для отдыха подруга отвела ей маленькую спаленку и, перенеся туда же один из телефонов, сказала: 'Звони, куда надо и сколько хочешь. Муж уехал в отпуск. Так что никто тебя не стеснит'.

  Оставшись одна, Зоя села возле телефона и задумалась. Кому звонить? Кроме Маши, у неё здесь никого. Да и кто ей вообще в этой ситуации помочь может? За что же им это наказание?

  Веки начало пощипывать. Но ведь нужно же что-то делать. Может быть, Толя что-нибудь посоветует?

  Анатолий поднял трубку. Выслушал её и немного успокоил.

  – Наедине с горем не оставим. Девочки уже взяли шефство над твоими ребятишками. Дежурят по очереди. А мы всем приходом будем молиться за Владимира. И всё образуется. Вот увидишь!

  Утром, наспех позавтракав, Зоя направилась в больницу. Дежурная медсестра была в курсе дела. Халат и маска для Некрасовой были уже приготовлены. Она переоделась, и её проводили в реанимацию. Володя, всё такой же бледный, с ещё более запавшими глазами, лежал под капельницей. Когда они остались одни, Зоя села подле него, погладила его лицо.

  – Ну, здравствуй, родной! Это я – твоя Зойка. Тебе трудно сейчас, милый, – стала она говорить ему вполголоса, – и, наверно, ничего не хочется, кроме покоя. Но я тебя не хочу отдавать... ему.

  Она взяла его руку в свои ладони.

  – Ты не должен забывать о нас, не должен. Я знаю, ты меня слышишь. У меня сегодня такое ощущение: словно мы вдруг провалились в тот самый день, когда я впервые увидела тебя. Но на самом деле всё уже не так. Тогда ты принадлежал только самому себе, а сейчас – всем нам. Ты должен помнить главное: у тебя есть Алёнка, Артёмка, я и бабушка. Помни о нас.

  Тихие слёзы заволокли мир. Роем кружились обрывки мыслей.

  – Володя, ты, пожалуйста, не сдавайся. Умереть просто. Стоит лишь забыть о нас, о наших с тобой мечтах, и тебя уже ничего здесь не удержит. Но мы с тобой ещё не достроили свой дом, не поставили на ноги наших малышей. Мне одной с этим не справиться. Помни: все наши надежды связаны с тобой. Ты ведь любишь нас, я знаю. А мы любим тебя. И поэтому покидать этот мир тебе никак нельзя.

  Зоя как могла, старалась удержать его в этой жизни: голосом, руками.

  – Володя, ты не теряй веры в нас. Может, это испытание послано нам, чтобы лучше узнать себя и по-настоящему оценить подаренное нам судьбой счастье? Кто знает. Володенька, милый, гони прочь все чёрные мысли. Думай о нас, только о нас, о наших с тобой планах. Помни о ребятишках. Помни, что ты нам нужен, очень нужен!

  Она гладила его лицо, руки, грудь и говорила, говорила, говорила.

  В одиннадцать сорок пять Володя пошевелился, судорожно сглотнул, пошарил правой рукой по одеялу. Она тут же взяла его за руку. Он на какое-то мгновение замер и открыл глаза. По её щекам заструились слёзы.

  Когда к вечеру Зоя вернулась в свою комнату, Маша подала ей целый лист, исписанный фамилиями и номерами телефонов. Эти люди интересовались состоянием здоровья Володи и предлагали ему свою помощь.

  От одного из них Маша узнала, что во время утренней службы в церкви местный священник рассказал своим прихожанам о беде Некрасовых и призвал их помочь им. А потом они молились за исцеление Владимира. Всё это глубоко тронуло Некрасову.

  На следующий день она показала этот листок Володе.

  – Все эти люди предлагают нам свою помощь. А Люба с Варей присматривают за нашими ребятишками. Всё-таки здо́рово, что мы не одни, правда?

  – Да, милая. Я уже думал об этом.

  На пятые сутки болезнь начала отступать, и Володе пообещали, что уже завтра его переведут в общую палату. Необходимость в её присутствии пропала, и Зоя стала думать о доме. После тревог и бесконечных терзаний в её душе воцарилось полное умиротворение. Днём она хорошо отоспалась, сходила на рынок, побродила по магазинам. Купила для Владимира мёда, орехов, фруктов и отправилась в больницу.

  Болезнь заметно преобразила Володю. Увидев жену, он заулыбался.

  – Я уже соскучился.

  – Это хорошо.

  Зоя присела рядом с ним, провела ладонью по его влажному лбу, щеке, заросшей колючей щетиной.

  – Ну, рассказывай, как дела?

  – Представляешь, мне сегодня приснилось, что мы с тобой танцуем.

  – Приятно слышать, милый. Значит, идёшь на поправку. Володя, а что ты испытывал в тот момент, когда очнулся?

  – Чудовищную сухость в горле, я ещё подумал: окаменело оно, что ли? И тут же справа повеяло таким нежным теплом, что я сразу понял – ты, ты здесь рядом. И каждая клеточка моего тела затрепетала от счастья.

  – Вовка-Вовка, – Зоя взъерошила его чуб, – оно ведь и меня тогда захлестнуло. Как хорошо, что ты вернулся!

  – Зоенька, я вот сейчас подумал, меня всегда кто-нибудь спасает, в чём-то помогает мне. Я уже стольким людям обязан. Когда только я смогу им вернуть долги? И в первую очередь – тебе, ангел мой.

  Некрасов взял её руку и несколько раз поцеловал. Зоя сказала:

  – Ты забыл, что мы давно уже одно целое. Спасая тебя, я спасаю и себя. А долги вернуть, надеюсь, ещё успеем. Знаешь, мне сейчас так хорошо: я по-настоящему поверила и в Бога, и в людей.

  – Ну и молодчина.

  – Володя, я вижу, ты на пути к выздоровлению, и теперь начала беспокоиться о детях. Как там они без нас?

  – Тебе действительно пора домой, – согласился он.

  – Так ты справишься без меня?

  – Ну, конечно, милая? Я и сам скучаю по малышам. Интересно, о чём они сейчас там чирикают?.. Тебе надо ехать. Кстати, как там дорога?

  – Подсохла. Вчера рейсовый пошёл на Ольховку.

  – Замечательно. Купи ребятам гостинцев и отправляйся. У тебя не так много времени осталось. Давай прощаться. Ребят от меня поцелуй. И всем нашим друзьям приветы передавай. Я лишний раз убедился, что дружба столь же бесценна, как и жизнь, свобода, любовь.

  – Ну, выздоравливай, половинка моя, – Зоя поцеловала его и поднялась со стула.

  – Вот именно – половинка, – горько улыбнулся он.

  Глава 26. ДОМ, В КОТОРОМ ПОСЕЛИЛОСЬ СЧАСТЬЕ

  Дома Зою ждала телеграмма: 'Дядя Володя, как у вас дела? Сообщите номер своего телефона. Вера'. Зоя так и села.

  – Вот уж чудеса... Видно, эта девочка не шутила. Она бы точно забрала моего Вовку к себе. И ведь почувствовала неладное. Ай да Верочка! Надо ответить ей.