Текст книги "Закуси горе луковицей (СИ)"

Автор книги: Валерий Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

  В субботу зашли Даниловы, узнать, как дела? Они сели на скамейку у дома, разговорились. Через четверть часа пожаловали Шевченко с Геляевыми. Зоя начала волноваться: 'Надо думать, чем гостей кормить'. И тут у калитки появился ещё и Аркадий со своей командой. 'Нет, видно не случайно всё это', – поняла хозяйка.

  – Всем доброго здоровья! – поприветствовал он.

  – И вам доброго здоровья! – ответила Зоя.

  – У вашего дома пора скамейки в три ряда ставить, а то некуда и присесть, – пошутил Аркадий.

  Все заулыбались: гостей и впрямь было многовато.

  – Зоя Николаевна, я вот что подумал, – сказал Аркадий, – хороший у тебя муж, только уж больно самостоятельный. Дом-то ваш почти готов. Осталась, можно сказать, косметика. Мы пришли поработать немного. Давай-ка, голубушка, нам ящик с инструментом, краску, ну и всё прочее.

  Зоя растерялась.

  – Спасибо вам, конечно. Но Володя меня за это не похвалит.

  – А ты что же, без его похвалы и жить не можешь? – прищурился Аркадий.

  – Не могу, – улыбнулась Зоя.

  – А если он, толком не окрепнув, опять полезет недоделки устранять, это будет лучше?

  – А ведь полезет, – усмехнулся Женя. – Этого гусара хоть привязывай. Хорошее дело вы задумали, мужики. Мне это по душе. Сейчас артелькой и навалимся.

  Все его поддержали. Через полчаса работа в доме кипела. Бригадирствовал Аркадий. Одновременно красили, белили, стеклили и обрабатывали швы; что-то прибивали и остругивали, а санузел и печь выкладывали кафелем.

  Зоя бросилась на кухню. Критически осмотрела свои запасы и пришла к выводу, что без покупок не обойтись. Стала собираться в магазин.

  Вдруг подумала: надо же и Соколовым сообщить об этом 'вавилонском столпотворении', иначе обидятся. Попросила сходить к ним Данилову Светлану и рассказать тёте Варе о том, что здесь творится. Так, на всякий случай.

  Из магазина Зоя вернулась вместе с Варей. Она и стала помогать ей на кухне. Саша пришёл позже и присоединился к мужчинам.

  Часам к пяти все начатые работы были практически завершены. Аркадий, приглаживая свои короткие волосы, пригласил Зою в дом.

  – Принимай работу, хозяйка. Делали всё по уму – как себе: надёжно и красиво. Когда всё хорошо высохнет, вам нужно будет ещё разок покрасить пол – для блеска. А стены обшивать вагонкой рано, дом ещё осядет маленько. Ну, Митрофанович это всё и сам знает. Он у вас по части строительства дока. Домов не строил, а делает как надо. Молодец! Честно признаюсь, это второй человек после отца, которого я зауважал по-настоящему.

  Прямо с крылечка Зоя заглянула в комнату. Как всё хорошо, светло, чисто. Пахнет, правда, сейчас не сосной, а краской и сырой побелкой. Зоя обернулась к бригадиру.

  – Мне всё очень нравится, Аркадий. Спасибо вам за помощь и за добрые слова.

  Тот счастливо крякнул.

  – Мне и самому здесь всё по душе. Сразу видно: задумано с любовью. А это, – кивнул он вниз, – 'съездные' из дубовой доски и специальное перильце – для удобства.

  – Спасибо. Без вас бы мы ещё долго тут возились. Теперь, как только Володя вернётся и немножко придёт в себя, устроим новоселье. Вас приглашаем первым. Приходите с женой.

  – Премного благодарен. С большой охотой.

  Зоя уважала Аркадия. Конечно, очень многое в доме сделано руками этого человека. Минут пятнадцать спустя она слышала, как он пояснял Геляеву, почему они не вытащили штырь, вбитый в коньковый прогон рядом с трубой.

  – Эта штука – весьма удобная вещь. С помощью шнура, продетого сквозь выкованное в штыре кольцо, протаскивается канат. А уж по нему можно в два счёта на крышу забраться. Да что и говорить, здесь всё продумано до последней мелочи, – подытожил Аркадий.

  Во вторую пятницу мая Владимир вернулся домой. Зоя так соскучилась по нему, что ей ни на минуту не хотелось оставлять его. Да и Алёнка с Артёмкой, похохатывая и повизгивая от нетерпения, оба лезли к нему на руки. Володя, пощекотав Алёнку своими короткими усиками и несколько раз чмокнув в щёчки и шейку, опускал её на пол, тут же беря на руки Артёмку. И опять всё повторялось.

  Дом Володя осматривал и ощупывал со счастливой улыбкой, иногда приговаривая: 'Я так и хотел сделать... Это неплохо... Здорово придумано... Толково... Кафель я собирался положить в центре посветлей. Ну, ничего. В этом тоже что-то есть'.

  – Знаешь, Зоенька, я доволен. По-моему, этот домик нам подходит. Ты как считаешь?

  – Ещё как подходит! Здесь нам будет хорошо, правда, Володя?

  – Обязательно, – согласился он.

  А Зоя, не меняя тона, продолжила:

  – Найдём работу, тебе выхлопочем протезы, вырастим и выучим детей. Потом Алёнку выдадим замуж, Артёмку женим, понянчим внуков, а уж тогда поживём и для себя.

  Оба рассмеялись.

  – Кстати, бабушка от нашего дома тоже в восторге, ей не терпится переехать. И ребятам нравится. Как только зайдут, сразу начинают носиться по комнатам – хохочут, топают. Володь, а не пора ли подумать о мебели?

  – Зоя, не лукавь. Ты уже всё обдумала, я знаю. И я с тобой согласен.

  – Вот так ты всегда, даже не выслушаешь. Тебе что, неинтересно?

  – Ужасно интересно, но я страшно люблю сюрпризы.

  – Ну, ладно. Постараюсь удивить. Только и ты уж, пожалуйста, меня не огорчай, будь осторожней. И пока не окрепнешь – никаких работ.

  – Договорились. С завтрашнего дня буду делать всё по твоей команде.

  – Хорошо... А почему не с сегодняшнего? – спохватилась Зоя.

  – А сегодня нам с тобой ещё нужно будет кое-что сделать.

  – Что именно? – с подозрением спросила она.

  – Дом украсить.

  – Даже не думай!

  – Зоенька, как не думать, если об этом я уже неделю мечтаю. Операция эта простейшая. У меня давно уже всё вымерено и подогнано. Фрагменты небольшие, лёгкие. Осталось только поднять и прибить, кое-где взять на шурупы. Нам понадобится не больше часа. Ну, согласна?

  – А тебе уже можно?

  – Ты ещё спрашиваешь. Ну, конечно же, можно. Я совершенно здоров. Ты же знаешь меня, пока не сделаем – не усну.

  Отговаривать его было бесполезно. И вскоре Владимир висел на канате и, опустив концы второй верёвки, продетой сквозь то же самое кольцо, командовал Зое, какие фрагменты и в каком порядке подавать ему. Сам же с подвязанным к руке молотком, подтаскивал их на нужную высоту и закреплял.

  Сначала к фронтону прикрепили карниз, а слуховое окно одели в красивый орнамент. Затем к окнам дома прибили наличники, похожие на кружева, а к тому, что в кирпичном пристрое, – привинтили ещё и резные ставенки. Последним украшали крылечко.

  Когда Некрасовы посмотрели на всё это великолепие с улицы, были и сами немало удивлены, более того, восхищены. Дом приобрёл прямо-таки щёгольскую изящность.

  – Вот и недооценивай после этого значения одёжки, по которой тебя встречают, – задумчиво произнесла Зоя.

  – Как только раздобудем липы, – мечтательно сказал Володя, – так сразу же и на остальные окна сделаю ставни, причём на каждой паре створок будет свой сюжет. И трубу украшу. Ну и ещё что-нибудь придумаю.

  Зоя засмеялась.

  – Ладно уж, мастер, пойдём во двор.

  Вечер был тих и прохладен. Сиреневые сумерки смягчили очертания лица Владимира. Счастье переполняло Зою.

  – Побудем ещё немножко у нашего дома?

  – Конечно, милая.

  – Володя, неужели мы его построили? – погладила она смолистую стену дома.

  – Да я и сам с трудом в это верю. Если бы ты только знала, как мне хотелось сюда вернуться – к тебе, к нашим ребятам, бабушке, друзьям, к дому, в котором поселилось счастье...

  С улицы послышался чей-то говор. Вдруг голос Аркадия воскликнул:

  – Ребята, Володька вернулся!

  – Где? – спросил его товарищ.

  – Да ты на дом посмотри! Ишь, как он его изузорил. Ну, что я говорил? Как только приехал, так и полез, – удовлетворённо засмеялся Аркадий.

  – А домик-то с декором словно воздухом наполнился! Ну прямо 'Летучий голландец'. Того и гляди улетит.

  – Такой бы ещё на высокий фундамент поставить – терем, а не дом. Только петушка на спице не хватает.

  – Всё, мужики, решено, – сказал Аркадий. – Будем звать Митрофаныча в бригадиры, и звать до тех пор, пока не согласится. Халтуру гнать я больше не смогу. С ним поработал – красоты захотелось. Представьте себе, это мой первый дом, о котором я теперь с гордостью смогу сказать: 'А ведь и я его строил'.

  Голоса стали затихать.

  – А что, можно и петушка посадить, – сказал Володя.

  – Ну, тогда и мне нужно кокошник сделать, – сказала Зоя, – чтобы у нас было всё, как в сказке. Открою ставенки, задеру нос и буду семечки лузгать.

  Представив всё это, они рассмеялись.

  Глава 27. УЗЕЛКИ НА НИТЯХ СУДЕБ

  Петушка на спицу Некрасов так и не посадил. А вот конскую голову из липовых обрезков он смастерил и водрузил её, как и положено, на конёк крыши. Летом чьими-то стараниями в редакции районной газеты узнали о некоторых подробностях постройки дома Некрасовых. Приехала корреспондентка – женщина высокая, худая, с острым грубоватым лицом, и неожиданно деликатная. Она попросила у них разрешения сфотографировать их дом для газеты и немного рассказать о его конструктивных особенностях.

  Володя воспринял этот визит с раздражением. Но её такт и умение вести беседу сделали своё дело. Увлёкшись техническими нюансами, он, в конечном счёте, рассказал корреспондентке всё, что ей хотелось узнать. Напоив её чаем и снявшись всей семьёй на фоне нового дома, Некрасовы попрощались с ней.

  Через неделю в газете на целой полосе дали её статью с названием 'Осталось построить дом'. Снимок, сделанный ею последним, поместили здесь же. Эта Алексеева умела не только расспрашивать, но и писать.

  К осени интерес к благоустройству дома у Владимира поубавился. И Зоя уже начала было опасаться, что без настоящего дела он заскучает. Но тут обрело силу его новое увлечение: теперь уже литературой. И слава Богу!

  От бригадирства Володя отказался. Однако по первой же просьбе Аркадия он выехал со строителями к строящемуся дому и на месте помог им найти решение возникшей проблемы. Кроме того, он пообещал им, что они всегда могут рассчитывать на его помощь.

  В воскресенье, уже под вечер, к ним пришёл фельдшер. Зоя пригласила его в дом. Он вошёл, поздоровался со всеми и сказал:

  – Зоя Николаевна, у меня к вам и вашему мужу серьёзный разговор.

  – Тогда раздевайтесь, Юра, присаживайтесь: будем чай пить.

  – С удовольствием.

  Через пятнадцать минут все взрослые сидели за накрытым столом. На столе: масло, конфеты, баранки. Пили чай, разговаривали. Вдруг фельдшер и говорит:

  – Зоя Николаевна, а ведь ссылка моя заканчивается. Я скоро уеду из Ольховки.

  – Вот это да! – воскликнула Зоя. – Мы только привыкать начали... А разве у нас плохо?

  – Скучно здесь. В райцентре – другое дело. И работу я себе присмотрел там подходящую. Обещали перевести, но с услоѓвием: работать здесь до тех пор, пока не найдут мне замену. Вот я и подумал: пока буду ждать выпускников из медучилищ, обещанное мне место могут занять, а если я сам найду себе замену – моё будет. Зоя Николаевна, должность фельдшера я предлагаю вам.

  – Мне? – поразилась она услышанному.

  – А кому же ещё? Конечно, вам. С таким опытом, как у вас... да лучшей кандидатуры, чем вы, во всём районе не найти. Ребята ваши уже маленько подросли. Вот скоро захочется вам поработать, а такой удачной вакансии уже может и не случится. С работой на селе, сами знаете, как. А на этом месте можно хоть всю жизнь работать. Подумайте.

  – Но я была операционной сестрой, а здесь совсем другая специфика.

  – Это не проблема. Есть учебники, справочники, конспекты. И курсы повышения квалификации у нас обязательны.

  – А что, если я не справлюсь?

  – Справишься, Зоенька, – погладил её руку Владимир. – Уж я-то знаю. А предложение действительно интересное. Его стоит обдумать.

  – Зоюшка, соглашайся, – поддержала его и бабушка. – Не в район же тебе ездить на работу.

  – Юра, может быть, вы селёдочки хотите? – спросила Зоя. – Сами солили.

  – Не откажусь, – ответил он. – В вашем доме я могу пить чай, есть вашу еду без всякого стеснения, честное слово. Потому что у вас всё от души, всё по-настоящему: и работаете, и любите, и... вообще, вы – настоящие люди.

  – Спасибо, – улыбнулась Зоя.

  Через три недели, до одури начитавшись конспектов, Зоя была готова к собеседованию. В районную больницу они с Юрием добрались к десяти утра. После сорокаминутного ожидания их пригласили в кабинет главврача. Хозяин встретил их у двери. Это был красивый мужчина, роста выше среднего, шатен. Лицо круглое, с широким носом, глаза зоркие, табачные, губы в полуулыбке. Он пожал их руки: Юрию коротко и сильно, ей бережно и сердечно.

  – Присаживайтесь, – указал он на стулья и сам сел.

  Заглянул в свои записи, уточнил некоторые данные по Ольховке и попросил документы Некрасовой. Внимательно рассмотрел их и вернул ей. А потом, отправив их фельдшера погулять, обстоятельно побеседовал с Зоей. Прощаясь, он протянул ей записку и визитку.

  – Вы меня очень порадовали. О более достойном медработнике для Ольховки я и не мечтал. При возникновении серьёзных проблем звоните мне лично. Я не только ваш начальник, но и наставник, и друг. Буду рад помочь. К начальнику аптеки всегда обращайтесь от моего имени, мол, Михаил Фёдорович распорядился... – он улыбнулся. – А записку и трудовую книжку отнесите в отдел кадров. Получите у них выписку из приказа – и можете принимать дела.

  Он поднялся и протянул руку:

  – До свиданья, Зоя Николаевна. И удачи вам.

  Так неожиданно для себя Зоя стала человеком нужным и желанным для многих семей посёлка. Как пошутил Володя: 'Ты влилась в поселковую элиту'. Отныне телефон Некрасовых стал выполнять не только домашние, но и служебные функции.

  Зима подходила к концу. Но уже во всём: в разбухших почках смородины и сирени, в приносимых ветром дразнящих запахах, в бессмысленно надсадных криках ворон, даже в удушливых скрипах калитки чувствовалась весна.

  Как-то сразу после восьми утра позвонили из районной администрации и попросили к телефону Владимира Митрофановича. Зоя передала ему трубку, шепнула: 'Из района'. Володя представился: 'Некрасов... Да, капитан запаса... Машину?.. Да, вожу... Смогу... Хорошо. Приеду. Спасибо'. И вернул ей трубку.

  – Что? – спросила Зоя.

  – Представляешь, замглавы администрации сообщил, что пришла партия машин с ручным управлением для ветеранов Великой Отечественной войны. Один из очередников, до недавнего времени проживавший в нашем районе, выбыл. И на заседании комиссии было решено эту машину передать нам.

  Зоя с трудом справилась с удивлением.

  – Что за добрая фея появилась у нас? Откуда вообще они узнали о нашем существовании? Может быть, из Минздрава?

  – Не из газеты ли? – предположил Володя. – Как бы то ни было, но за машиной нужно ехать через два дня. Вот это подарок! С такой техникой жить станет куда интересней. Теперь, наконец-то, можно будет и посёлок разглядеть, и наших друзей навестить.

  – Володя, а права твои все кровью залиты. Там почти ничего нельзя рассмотреть.

  – Это из раны в плече. Ну, ничего. Думаю, простят... Не вином же... А позже дубликат сделаю.

  В пятницу в сопровождении 'УАЗа' к самой калитке дома подъехала оранжевая 'Ока'. Шевченко открыл калитку. Володя стал медленно въезжать через неё во двор.

  – Вот это номер! – воскликнул Женя. – И расширять не придётся. Делали её для двойняшек, а теперь и батя будет проезжать на своём авто. Везёт же вам, Некрасовы. Да, первый визит – к нам. Обязательно.

  К середине мая дороги просохли, и Володя тут же предложил съездить к Шевченко в гости. Некрасовы позвонили им и заручились их согласием. В обед Зоя испекла два пирога (один – для дома), а после работы собрала малышей, и Некрасовы отправились в путь. Село Подгорное недалеко. Володя ехал очень аккуратно, объезжая каждую выбоину на разбитой асфальтовой дороге. Зоя с ребятами расположилась сзади. Они, очень смирные и нарядные, сидели на туго набитом соломой белом мешке и с весёлым любопытством рассматривали дорогу. Зоя придерживала их рукой. Некрасовы миновали развилку, омоложенную листвой лесополосу и, преодолев гулкий мост, въехали в село.

  Хозяева встретили их у ворот своего дома. Таня была в красном с белым горошком сарафане, а Женя застёгивал на животе клетчатую безрукавку. При их приближении они распахнули ворота, и гости оказались в просторном дворе. Тонкий аромат огромного цветущего сада тотчас проник в салон автомобиля. Дышать таким воздухом – уже праздник. В бело-розовой кипени яблонь, свесивших свои ветви во двор, деловито копошились пчёлы. Зоя с Таней высадили ребят.

  – Ну-ка, малыши, побегайте, – сказала Зоя.

  Алёнка с Артёмкой с радостными возгласами побежали по двору.

  Женя взял на руки Володю и, посадив его на капот автомобиля, повернулся к нему спиной.

  – Держись за шею, пойдём наше хозяйство осматривать.

  Зоя осталась во дворе, а позже Таня увела её с детьми в дом. В нём было чисто и уютно. Больше всего ей понравились кухня с множеством самодельных шкафчиков, сделанных с большой выдумкой, и двуспальная кровать, накрытая вышитым голубыми цветами покрывалом. Ещё её приятно удивило обилие книг в доме, и несколько озадачил прибитый над входом в зал, вычеканенный из латуни герб Советского Союза. Хозяйка угостила ребят яблоками и пирожками. Налила им по кружке компота. Потом позвонила Геляевым, сообщила Елене о своих гостях. Минут через пятнадцать Артёмка взял Зою за руку и прошептал:

  – Хочу к папе.

  – Что он просит? – поинтересовалась Татьяна.

  – К отцу хочет.

  – Ну, правильно, ему с мужчинами интересней, – с иронией заметила хозяйка. – Пойдёмте, поищем их, заодно и пирожками угостим.

  Татьяна наполнила ими большую эмалированную миску, и повела гостей в глубь двора. Мужчины были за домом. Они сидели в стареньких обитых дерматином креслах и беседовали. В руке у каждого было по глиняной кружке. Между ними на низком дощатом столике стояла большая запотевшая банка. Артёмка подбежал к отцу и вопросительно посмотрел ему в глаза. Володя ласково улыбнулся и, придерживаясь за спинку кресла, поднял сына, усадив рядом с собой.

  – Ну, посиди, посиди с папкой, – погладил он его по головке и предложил ему свою кружку: – На-ка кваску попробуй, кисленький, холодный.

  Алёнка смотрела на брата во все глаза. А тот сделал один глоток и, сморщив носик, оттолкнул кружку. Сестрёнка удовлетворённо улыбнулась. Татьяна поставила миску с пирожками на стол. 'Угощайтесь', – сказала она. Женщины сели на скамейку, накрытую ковровой дорожкой, и стали ожидать завершения мужчинами их прерванного разговора.

  – ...Так вот всё и случилось, – после недолгой паузы сказал Женя.

  – А у тебя есть его расписка? – спросил Володя.

  – На слово поверил. Мы же одноклассники. Теперь-то я уж понял, что в бизнесе – как в подземном лабиринте Крита: если ты вошёл в него без подстраховки, хотя бы тоненькой, как ниточка, и упёрся в тупик – считай, пропал.

  – А он имел право рисковать твоими деньгами?

  – Нет, конечно. Договаривались только о реализации мёда. Да, собственно, мне не столько денег жалко, сколько труда своего. С пчёлами ой-ёй! сколько работы. А чтобы накачать четыре фляги.... Понимаешь, Вовка, я никак не могу приноровиться к этой, извиняюсь, подлой жизни. В ней нет ни одного надёжного ориентира. А ведь до сего времени я не мог понять психологию белогвардейцев: за что они так отчаянно дрались, что питало их ненависть? А теперь вот чувствую себя так, словно и у меня родину отняли. И, знаешь, самое скотское то, что мне тоже хочется бить морды. Я иногда думаю, если весь мир покроется этой коростой, где деньги важнее совести, чести, справедливости, важнее ответственности перед грядущими поколениями, то его снова следует утопить. И землю нашу хорошенько так, тщательно прополоскать! Такой мир не жалко.

  – Ну, ты, Женька, и душегуб! – возмутилась Татьяна. – Ему, видите ли, никого и ничего не жалко. А своего лба тоже не жалко? Вот сейчас как тресну по нему ковшом! – в шутку замахнулась она. Алёнка звонко рассмеялась.

  – Да, Женя, жадность – страшный порок, – заметил Володя. – И если его не обуздать, он и без участия Высших сил приведёт нашу цивилизацию, как, вероятно, и все предыдущие, к самоуничтожению. Войны, разрушение среды обитания, оружие, наркотики – всё от неё, от жадности. Это правда. Но, я думаю, пока человечество живо – жива и надежда на его исцеление.

  В сад вошла улыбающаяся Елена. Она была в зелёном шёлковом платье с рассыпанными по его полю весёлыми цветочками. Кажется, она ещё больше похудела. Блеск её добрых глаз словно прибавил света. В руках у неё пакет, наполненный орехами.

  – Привет тёплой компании!

  Она обняла Зою, расцеловала малышей.

  – Симпатичная у вас машинка. А почему нам вчера не позвонили?

  – Да мы только сегодня и решились. Смотрим, погода установилась...

  – Жаль. Если бы нас поставили в известность, то и Толя бы пришёл. А так вот уехал допоздна.

  – Ничего. Зато будет повод ещё раз приехать в Подгорное, – сказала Зоя.

  – Ловлю на слове. С чем пирожки? – спросила Елена.

  – Сама попробуй, – предложила ей Татьяна.

  – А что за разговор я перебила? – спросила Елена. Она взяла один из пирожков, откусила кусочек и зажмурилась от удовольствия. – Начинка из тыквы с абрикосами. Вкусно...

  – Да о нашей неразумной жизни говорили, – ответил Женя.

  – Создаётся впечатление, – сказал Володя, – что мы перенимаем у Запада преимущественно дурной опыт и ещё по-русски усугубляем его, а хорошими вещами пренебрегаем.

  – И о чём только думают наши политики? – медленно про-изнесла Елена.

  – О карьере, – ответил Некрасов, – об имидже, честолюбии, благополучии.

  – Вообще-то, политика – вещь интересная, – отозвался Женя, – вроде сеанса одновременной игры в шахматы на нескольких досках. И гроссмейстеры в России есть, но мест нет. А действующие политики ведут себя как чужестранцы. И вроде бы дискутируют по делу, а уничтожение страны продолжается. Ликвидируются уникальнейшие цеха, заводы, научные центры. Чьих это рук дело? Во всяком случае, не друзей России.

  – Ребята, как всё-таки болит сердце за неё, – сказала Елена. – Я вижу её милой босоногой девушкой. У неё длинная красивая коса, глубокие синие глаза и чудный голос. Неистощимое терпение этой приветливой хозяйки, кроткой певуньи, часто принимают за слабость, а её добросердечность – чуть ли не за глупость. Но мы-то знаем, что они ошибаются, и знаем, за что её любить...

  Все замолчали. Стало слышно хлопотливое жужжание пчёл и лёгкое посвистывание ветерка.

  – Володька, на улице ты и у себя сможешь посидеть, – сказал Женя и поднялся. – А я хочу показать тебе наш дом.

  – А библиотеку? – лукаво спросил Володя.

  – Обязательно. Ведь это предмет моей гордости.

  – Я – 'за', – сказал Некрасов.

  – Отлично, – Женя подставил спину. – Пойдём-ка со мной, друг ты мой...

  – ...Заплечный, – добавил Володя и положил руки ему на плечи.

  Глава 28. ПОГРУЖЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРУ

  Володя всерьёз занялся самообразованием: штудирует книги о писательском ремесле, журналы 'Литературная учёба', 'Вопросы литературы', систематизирует знания. Задался целью прочесть четыреста лучших книг. По его просьбе Зоя перерыла полки библиотек и книжных отделов всех магазинов в округе. Их друзья и знакомые, узнав о его новой страсти, стали помогать им, разыскивать нужные Некрасову книги. Кроме того, он списался с некоторыми литераторами и сам начал писать.

  Толчком к этому, очевидно, послужила переписка Владимира с одним из его знакомых по санаторию, учителем литературы с Кубани. Зовут его Герман Васильевич. Несмотря на его почтенный возраст, он заядлый путешественник и неутомимый краевед, человек весёлый, контактный. Его энергия и оптимизм располагают к общению.

  Ещё зимой Владимир написал ему и вместе с письмом отослал свой новый стих, как он сказал, на рецензию. И вскоре получил от своего приятеля ответ. Усадив Зою рядом с собой, Володя прочёл его послание вслух. Вот оно.

  'Здоров будь, Владимир!

  Слава Кубани! Это клич наших казаков. Я был тронут твоим письмом, плюс к нему прекрасной одою, посвящённой твоей очаровашке – иначе и не скажешь (оказывается, он видел её с Володей). Ежели муж создаёт шедевр жене?! То это да!

  Оная ода нам с женой понравилась. Мы её читаем своим друзьям, срываем аплодисменты. Есть ощущение, что тебе останавливаться нельзя, ты уже 'взялся за гуж...' Давай твори, выдумывай! Формируй сборник. Чувствуется твоя тонкая наблюдательность, а это в лирике великая вещь. Дерзай!

  Заведи особую тетрадь, куда будешь заносить всё подмеченное твоим зорким глазом, всё услышанное и придуманное тобою: удачные сочетания слов, образы, рифмы. Они-то и будут тебе подспорьем. У меня, например, большая коллекция юмора, и я продолжаю её наращивать.

  Кроме всего, жми на классику! Вспомни, чего тебе так и не удалось прочесть? Ищи, читай и перечитывай. Одно дело – читать школьником, другое – уже будучи зрелым мужем, обнаружишь много нового и интересного, чего раньше, не имея эрудиции, не воспринимал. Не гнушайся драматургией. Анализируй всё, что читаешь. Это сильно обогащает лексику.

  Зима у нас тёплая, ещё зелень срываем с грядок. Сейчас рассказываю по телевидению историю своей станицы – у нас есть свой минителецентр, работает он успешно и даже процветает. Я веду на нём тридцатиминутную передачу по средам. 'Не надо мне бронзы многопудья!' – писал Маяковский. Мне тоже не надо. Однако приятно, что прохожие не шарахаются от меня, некоторые даже узнают. Да и собаки за своего принимают, приветливо так хвостами повиливают...

  Купить в станице сегодня можно всё, кроме здоровья. От обилия бульварной литературы голова кругом – десяток развалов. Станица не угасает. Наши виноделы создали церковное вино 'Благодать', поставили линию разлива. Ну, это Кубань. На дегустации в Москве вино получило приз. Увидишь 'Благодать', загони последнюю сотенную, но купи бутылочку – прелесть. Создала такое чудо моя ученица.

  Ну, прощаюсь. Снег падает и тает – Кубань всё же.

  Герман'.

  – Хорошее письмо, – сказал Володя. – Зоенька, что думаешь по поводу его оценок, пожеланий? Не лукавит?

  – Думаю, нет, – ответила она. – Там же видно, когда он шутит.

  – Это хорошо. Ведь я что-то вроде этого и ожидал от него. Ты знаешь, в последнее время меня стало беспокоить, что я живу, едва-едва напрягая мозги. И вот недавно появилось какое-то томление, смутное желание поднагрузить их. Не поверишь, тут же, как-то сами по себе, стали возникать некие замыслы, рифмы. И всё чаще приходит мысль: а ведь и я могу кое-что написать, и надеюсь, неглупое.

  – Я знаю. Ты напишешь, обязательно напишешь.

  И Некрасов стал писать, но уже не от случая к случаю, как было до этого, а почти ежедневно. Это были стихи и рассказы. И половина из них о любви. Теперь, чем бы он ни занимался, за ухом у него всегда зажат простой карандашик (плотницкая привычка), а из нагрудного кармана торчит блокнот. Кроме того, Володя продолжает читать всякого рода литературоведческие книги и хрестоматии. Мало того, он их конспектирует.

  Однажды Зоя поинтересовалась у него, зачем ему это. Он ответил:

  – Чтобы изредка перечитывать то, что меня особенно заинтересовало. А что из этого выйдет, пока и сам не знаю. Но я, понимаешь, вдруг обнаружил, что мне нравится учиться и не чему-нибудь, а ремеслу хорошо писать.

  – Я рада за тебя. Но не проще ли сделать пометки и перечитывать прямо из книг.

  – Может, и проще. Но, конспектируя, я укладываю всё по-своему и в конспект, и в память. И не исключено, что я ещё не раз перетрясу этот материал. Любые знания требуют систематизации и переосмысления.

  – Ну, дерзай! – как призывает тебя к свершениям твой друг.

  Как-то раз Володя попросил Зою взять для него в библиотеке 'Войну и мир' и потом дней десять почти не расставался с ней. Дочитал и говорит:

  – Зоенька, видно, мне нужно было дожить до возраста Христа, чтобы суметь по-настоящему оценить всю мощь таланта Толстого. Потрясающее впечатление. Эта книга побуждает и к размышлениям, и к действиям весьма активным.

  – Я читала её. И всё же... чем, по-твоему, она оригинальна? – спросила Зоя.

  – Видишь ли, – ответил он, – литераторов иногда называют художниками слова. Так вот, читая произведение мастера, начинаешь не только видеть всё, о чём он пишет, но и вдруг ощущать себя среди его героев. Толстой – великий мастер. И я испытал тот самый эффект присутствия.

  – Ты на самом деле почувствовал гений Толстого? – спросила Зоя.

  – Представь себе, да. И, мне кажется, я понял природу творчества.

  – Любопытно. И как же, по-твоему, это всё происходит?

  – Ну, примерно так. Вначале появляется желание создать некий сюжет. Уверяю, это не прихоть, а неотступная потребность и способ избавиться от части накопленных мыслей, образов, впечатлений. Хороший мастер в своём воображении, подобно Творцу, создаёт маленькую планетку, живущую по своим законам. Населяет её людьми, зверями, птицами. Наполняет бытом, мыслями, чувствами. Он обязан заглянуть в каждый уголок этого загадочного мира и всё устроить в нём по своему усмотрению. И тут многое, конечно, зависит от фантазии автора, его желания и любопытства.

  – Мне это нравится, – сказала Зоя. – Однако слишком отвлечённо... и ни слова о том, каких усилий стоит автору создать роман или повесть.

  – Ладно. Ты права. Что стоило Творцу создать мир и что побудило его сделать это, знает только он. А вот о труде автора можно и поразмышлять. Создание им произведения, на мой взгляд, напоминает работу тутового шелкопряда. Да-да. И не улыбайся, это ещё тот работяга! Ведь он выпускает шёлковую нить длиной до тысячи метров. И прежде чем взяться за это деликатное дело, самое важное в его жизни, он готовится к нему. И готовится серьёзно. Словно примеряя новые образы, он четырежды сбрасывает свою шкурку, и после каждой линьки продолжает накапливать силу (в нашем случае – творческую). И вот, наконец, он готов. Начинается таинство. Сначала шелковичный червячок разбрасывает по древесным прутикам своеобразную сеть, где и располагается как в гамаке (будто набрасывает план). А затем, выпуская шёлковую нить, начинает завивать кокон. Это его произведение. Ниточка событий тесными кольцами укладывается червячком вокруг своего тела. И так сотни и тысячи витков. Здесь прошлое встречается с будущим, а будущее пересекается с настоящим (всё точно, как в сюжете). Повествование должно быть ровным, а стиль изящным. Прядильщик этой волшебной нити, растрачивая себя, уходит внутрь кокона. Пространство, в котором развивается произведение, отделено от реальности тонкой шёлковой стенкой. Червячок в пятый раз сменяет кожу и выходит из шкурки уже не гусеницей, а куколкой, которая, если ей ничто не помешает, обязательно превратится в бабочку. Вот примерно такие же метаморфозы претерпевает и писатель. Он тоже непрерывно меняется.