Текст книги "Уроки автостопа или Как за 20$ объехать весь мир"

Автор книги: Валерий Шанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Около семи я отыскал комнату с телевизором и каменными полками. Собравшаяся там молодежь отнеслась к моему визиту крайне доброжелательно – вручили пульт (на десятке каналов шли новости и музыкалки на арабском или иврите) и угостили мороженным.

Потом один из полицейских предложил мне поужинать хубзами с джемом из банки, но тут появился присланный за мной джип. Я взял угощение с собой и доел по дороге.

Судья оказался типичным военным лет сорока. Сопровождающие меня сотрудники начали давать ему показания, я же сел нога за ногу, за что был изгнан во двор. Вел я себя, признаться, не очень вежливо: поставил стул перед дверью, огрызался на заигрывания слонявшихся без дела солдат.

Наконец, меня пригласили давать показания. Якобы некий солдат сказал, что видел, как я пытаюсь пересечь границу. Я, естественно, отнекивался и требовал очную ставку с подателем ложных показаний. Во втором часу ночи совещание закончилось, и судья вынес вердикт:

– Тебя опять отвезут в Рафу.

Я возмутился:

– Сколько можно! Уже четыре раза ездил туда-сюда!

Судья быстро пошел на попятную:

– Хорошо. Эту ночь можешь провести в эль-Арише. В полицейском участке. В камере предварительного заключения…

Так я очутился в комнатушке два на четыре метра в тесной компании девятерых (!) арабов. От предложенной еды отказался, объявив "сухую" голодовку. Сокамерники возлежали на полу, постелив толстые одеяла, в безопасности контакта с которыми я далеко не был уверен. К счастью, за все время заключения у меня не только не отбирали вещи, но даже не пытались их обыскать(!), я натянул на глаза капюшон анорака и лег прямо на рюкзак. Кое-как дотянул до утра…

Чужой в стране чужих.

После десяти утра меня разбудили и отвели в «воронок». Фургон был явно маловат для тридцати арестантов, но я не стремился встать у окна, а потому успешно пережил поездку в Исмайлию.

В городе меня одного выпустили и провели в огромное здание. Там встретили весьма радушно, поэтому я отменил голодовку и съел предложенный хлеб с джемом. Важные чиновники записали телефон посольства в Каире и консульства в Порт-Саиде, подарили пакет с хлебом и пересоленным мокрым сыром и… вернули в разогретый на солнцепеке фургон. Я переадресовал подарки своим попутчикам.

Когда три часа спустя грузовик остановился перед тюрьмой в Порт-Саиде, чтобы выгрузить часть заключенных (подлежащих отправке в Луксор высадили в Исмайлии), я с рюкзаком выпрыгнул из фургона и крепко вцепился в лестницу стоявшего рядом "зэковоза":

– Никуда не поеду, пока мне не дадут позвонить в местное российское консульство!

Быстро собралась толпа. Нашелся знаток английского языка:

– У охраны есть приказ не давать тебе никаких возможностей для связи с сообщниками(!), но если ты согласишься вернуться в фургон, тебя за пять минут доставят в полицейский участок. Там тебе наверняка помогут. А машину надо отпустить – ей уезжать пора.

Его слова не смогли усыпить мою бдительность. Начались угрозы:

– Лучше подчинись. Если копы применят силу, ты пожалеешь.

Уловив момент, я метнулся к ближайшей ограде и вцепился уже в нее. Пара-тройка стражников предприняла попытку силой отодрать меня. Защелкнув на моей руке наручники, они ободрали мне кожу на запястьях. В ответ получили пару пинков. Один молодой патрульный даже похвалил такую настойчивость. Однако, когда толпа рассосалась, и начался второй штурм, он пинал меня усерднее других. На этот раз вражеские силы превозбладали. Несмотря на мое отчаянное сопротивление (паре рядовых я жестоко заехал в промежность, деду в мундире дал кулаком в грудь – он обиделся, попробовал дать сдачи и принялся отбирать у стоявшего рядом солдата пистолет), меня скрутили и закинули на пол фургона.

На паромной переправе в Кунейре один из нападавших попытался извиниться – пригласил меня в кафе на ужин, но я возобновил голодовку до реального контакта с консулом.

Камеру, в которой я провел предыдущую ночь, закрыли из-за неисправности параши. Мне предложили переночевать в другой. Она оказалась еще меньше по размеру, к тому же была битком забита. Пришлось убеждать тюремщиков, что незначительный запах дерьма вряд ли сильно скажется на моем нынешнем состоянии. Убедил. Расстелив в дальнем углу предложенный коврик, покрывала и спальник, я наконец-то толком выспался. Впервые за три дня…

Чем кормят объявивших голодовку

Вечером тюремщики уже начали беспокоиться по поводу объявленной мной голодовки – орали в коридоре друг на друга. Вот и с утра, запихивая меня в «воронок», охранник пытался всучить шоколадку. Безуспешно, само собой…

Меня высадили во дворе весьма помпезного строения. Внутри здание сильно напоминало тюрьму – унылый стиль стен и мебели, решетки вместо дверей, однако незапертые. На вопросы чиновника я отвечал безучастно. Даже имя отказался назвать:

– Возьмите мой паспорт и посмотрите.

Потом вообще начал дремать на столе. Отвели в камеру. Я расстелил покрывала поверх принесенного матраса и почти заснул, но был опять вызван к начальнику, который сообщил:

– Можешь голодать, сколько хочешь, но не создавай нам проблем, – видимо, он имел в виду "не болей и не дохни!"

В камеру принесли хубзы с водянистым сыром, чуть позже – фуль и воду в бутылке. Около трех часов дня настала пора собирать вещи, чтобы ехать в консульство, но еще примерно час я провел, сидя на стуле и созерцая, как сотрудники в два захода молятся. Приехал микрогрузовик-фургон. Охранников пересадили в кузов, а меня – втиснули между водителем и тем самым дедом, что вчера хотел меня пристрелить. Зачем-то заехали в участок… Выяснилось, что важное сопроводительное письмо не подписано, и мне надо ждать до утра:

– Каиро иншалла букра! (в Каире будем завтра, если Аллаху будет угодно) А поесть можно уже сейчас, не так ли?

– Не так! Иншалла букра…

Привели в участок, отдали целый кабинет со столами и стульями. Особо ретивый полицейский долго не мог поверить в абсолютность моей голодовки:

– Ну, хорошо, есть ты не хочешь. Но апельсин-то ты съешь? Как, и апельсин не будешь? И воды не надо? Ну, я ж тебе как брат! Скажи, что ты хочешь – все сделаю. Нет, отпустить не могу – у меня твоего паспорта нет, а без паспорта нельзя. И в Каир я позвонить не могу – в эль-Арише все телефоны сломались…

Я довольно долго наблюдал в окно за проезжающими мимо автомобилями и пешеходами, пока не почувствовал, что клонит в сон. Попробовал прикорнуть на стуле за столом, потом – улегся на столе с ногами. Затем меня все же отвели в соседний кабинет и разрешили расположиться там на полу.

Полтретьего меня разбудил солдат и начал доверительно вещать:

– Я шесть лет прожил в Штатах. У меня невеста русская, поэтому мне просто невыносима мысль, что рядом беспричинно страдает гражданин такой замечательной страны. Сделай милость, поужинай со мной, а в шесть утра тебя повезут в Каир – честное благородное!

Но я ответил:

– За последние несколько дней на меня навешали столько честноблагородной лапши, что поверить какому-либо египтянину я больше не смогу. И вообще, какого черта от меня надо в три часа ночи?!

Солдат еще потренировался в загрузке меня навороченными английскими фразами, но я притворился спящим (что, по причине заранее вставленных в уши пробок и естественной усталости, было несложно), и "огорченный потерей лица" посланец ушел.

Дальше – больше…

Утром меня разбудили, посадили в «воронок» вместе с попутным чемоданом, на котором я и сидел всю дорогу. Около девяти скоростной грузовичок уже достиг кафе на берегу канала, и дед-сопровождающий уговорил меня выйти и посидеть рядом за столиком. Уловка не удалась. Вид обильного завтрака мой уснувший аппетит не пробудил. Вообще, как выяснилось, «сухую» голодовку на первых порах организм переносит гораздо легче, чем обычную без болей в желудке и с помогающей в заключении сонливостью.

В Каир мы въезжали мимо парка развлечений "Sindbad". Сильно помятый чемодан выгрузили рядом с вокзалом, а меня с дедом на площади Тахрир. Мы прошли в большое серое здание на второй этаж в департамент паспортов и миграции. Чиновник, рассмотрев сопроводительные документы, сообщил:

– Служба безопасности требует твоей высылки из страны. А осуществить это можно лишь одним путем – купить авиабилет.

– У меня на это нет денег.

– Тогда позвони в посольство.

Как я и предполагал, из консулов там никого не было по причине выходного, но дежурный пообещал позвонить послу.

После звонка в посольство я возобновил нормальную жизнедеятельность: пока мы ехали в "место длительного содержания" (в просторечии – тюрьма) выпил воды, съел немного хлеба из дарованных дедом остатков завтрака.

Следственный изолятор неподалеку от Цитадели населен в основном иностранцами-нарушителями паспортного режима. При виде меня негр из-за решетки начал просить стражей:

– Давайте новенького сюда!

Однако, видимо, руководствуясь этническими соображениями, начальник приказал открыть камеру с арабским большинством.

Первым делом я выяснил режим питания. Ланч подавали рано утром, а обед – днем. Меню почти неизменно: несколько лепешек с фля-фля и чайный комплект (пакетики с заваркой, сливками и сахаром) на завтрак; тарелка пресного овощного супа, миска вкусного риса с макаронами, хлеб, два яйца, упаковка простоквашеобразной сметаны, помидор, несколько перчиков и апельсин или банан на десерт. Количества закуси вполне хватает для скромного полдника и ужина – тем более, что хлеб обычно остается у менее прожорливых соседей. Поскольку своей посуды у меня не было, мне пришлось есть из одной миски с гостеприимными сомалийцем Абдуллой и мавританином.

Пол камеры был устелен покрывалами, и все ходили босиком, привязав пакет с туфлями в туалете. "Очко" и душ с холодной водой отгорожены клеенчатой шторой от умывальника. Помимо радио к тройнику подключали самодельную плитку для кипячения воды и готовки куриц. Почти каждый рабочий день по вызову из департамента меня возили в "Immigration" – это позволяло хоть как-то разнообразить монотонную жизнь заключенного и посещать более приличные общественные сортиры.

На площади порядка 40 кв.м. ожидали депортации порядка тридцати иностранцев, но их состав ежедневно менялся, и иногда численность заключенных доходила до сорока! По периметру на каменных полках располагалось два десятка "паханов"-долгожителей. Ночевали они по двое, но проживающим на полу приходилось значительно хуже – сидеть неудобно, на территорию претендуют бодрствующие, и постели быстрее пачкаются.

Колония китайцев держалась обособленно, за исключением Уан-Пи-Си и Се-Уана с ними я быстро познакомился на почве общего увлечения игрой в карты. Они играли весьма умело, но без энтузиазма, а потому редко. Долгожитель Абдулла объяснил мне нюансы тюремной жизни и правила игры в "канкан" – восхитительную карточную игру, позволяющую с интересом проводить время даже двум участникам. К моему тайному сожалению, вскоре его освободили…

Нефан, гражданин Ирака, нелегально пересек границу Сирии, уплыл в Ливию и проник в Египет. Домой ему теперь путь заказан и вся надежда на ООН, благоустраивающую беженцев из Ирака, Эритрии, Эфиопии и прочих опасных для проживания стран в Штатах, Австралии и Западной Европе. Уже не один месяц сидит-ждет… Но живет с парнишкой-соотечественником на полу, хоть и в дальнем от "параши" углу. Над ними жил глава камеры – Юзеф, также житель Ирака. Помимо участия в пищераздаче он обладал уникальной привилегией спать и сидеть на полке без соседа.

Тезка-югославец, учивший русский язык до 19 лет, в свои 69 практически все забыл. Он был весьма богатым человеком (состояние в пять "зеленых лимонов" заработал в Южной Америке), но попался на уловку арабских партнеров и девять лет просидел в тюрьме в Эмиратах. Освободили его как-то несвоевременно: на родине начались бомбежки, и самолеты летать перестали.

Перед сном я раскрутил на хавчик запасливых китайцев и, почистив зубы, расположился у входа в туалет рядом с югославом (он долго ругался с арабами по поводу мокрого ковра – порог задерживает фязь, но когда вымывшие ноги мусульмане выходят, с их конечностей капает вода). Одеяло нам пришлось делить одно на двоих, а в качестве подушки я использовал свои покрывала и костюм.

До пяти утра никто не спал. Два араба подрались и бросались друг в друга грязью. Утром я обнаружил, что рюкзак перевесили, но, вроде, не открывали. Поиграл с Нефаном в карты (пока по неопытности проигрываю), а питаться пришлось с югославом из его посуды.

Когда тюрьму удостоила визитом дама из швейцарской церкви, меня растолкали и посоветовали написать ей о своих проблемах. Я пожаловался на недостаток англоязычной литературы. Тут же из камеры Абу мне одолжили две брошюры и Библию на английском языке. Из-за праздника в "Immigration" никого не вызвали. Зато привезли странного мужика с двойным гражданством Иордании и Штатов. Ругая на чем свет стоит страну глупых мавэфакеров, он рассказал о своем странном аресте (в аэропорту, когда он уже хотел улетать), посетовал, что забыл захватить свои американские документы, и выразил уверенность в завтрашнем дне.

Я поддался на уговоры соседей и принял душ разогретой в кувшине водой (до этого утверждал, что болен, и без разрешения врача холодной водой мыться не буду), сменив нижнее белье на одолженный чернокожим арабом белый балахон с карманами.

Утром мавры угостили меня молоком. После переклички партию счастливчиков сковали попарно наручниками. Везли нас долго, с тремя остановками. В конце коридора второго этажа департамента всех закрыли в тесной комнате. Я спокойно ждал вызова, но симпатичная крошка из Эфиопии посоветовала:

– Сегодня охранник – хороший. Попроси его разрешить тебе позвонить в посольство. Он разрешит!

Охранник пообещал принести телефон, но неожиданно все засобирались. Нас опять заковали в кандалы (напарник-негр научил вынимать руку из чересчур просторных для моей кисти браслетов) и повели на выход. Я, разумеется, пытался вырваться и начал ругаться:

– Террористы! Преступники! Требую соблюдения моих прав.

Но охранник лишь вопрошал с искренним удивлением:

– Я-то чем помогу? Приказ есть приказ…

Когда вернулись в камеру, югослав порадовал новостью – вечером его отпустят в Болгарию. Он обиделся, что я с большим удовольствием общаюсь с арабами и даже играю с ними в карты (научился выигрывать у Нефана!):

– Были тут до тебя двое русских, я очень с ними дружил, а ты…

Сириец Ахмет разрешил сидеть на своей полке (оказалось, раньше ему не нравилось, что я грязный и не хочу мыться).

Проводили югослава, тот забрал свою посуду и одеяло. Миску мне предоставил китаец, а с одеялом возникли сложности…

Опять меня вызвали в «Immigration», но наручники надели новые, меньшего размера. В департаменте их сняли и отвели к телефону в соседний кабинет. Я поговорил с сотрудником консульства. Он пообещал поговорить с консулом и помочь.

На обратном пути мы подобрали иорданца. А вечером к нам в камеру привели негритенка из Буркина-Фасо. Он страдал ментальной недостаточностью всем насильственным действиям хоть и сопротивлялся, но молча, а по их окончании сразу же "успокаивался", возвращаясь в свое обычное состояние напуганного до смерти паралитика. С него сорвали лохмотья, вымыли в душе и вырядили в одолженные кем-то шмотки. Я же в поисках места для ночлега нарушил границы многих владений, пока не получил право на половину одеяла алжирца.

Проспал до полудня. Негр передал мне потрясающий подарок от швейцарки – томик знаменитого триллера "The Pelican Brief!", а иорданец дал почитать пару религиозных книг и "Readers Digest". Читал их до полуночи. Для облегчения возникших в горле болей пил много воды. Попытался отстоять свое право лежать подальше от входа в туалет, но Ахмет отнял покрывало. Пришлось подчиниться…

Во время очередного визита в «Immigration» я встретился с Юрием – сотрудником российского посольства:

– Для приобретения авиабилета нужны деньги, но можно улететь и в долг. Если успеем, посадим тебя на самолет уже в субботу, иначе – только в следующий четверг. До завтрашнего рейса слишком мало времени.

Народу в камере прибавилось. Несколько турок перевели к нам из другой тюрьмы, а парнишку-палестинца – из эль-Ариша. На полу стало весьма тесно. Хорошо еще, что палестинец безропотно занял крайнее место.

Вечером возник конфликт между палестинцем Саидом и Нефаном с приятелем. Сайд помешал им молиться, и был неправ. Другой палестинец с рыжими волосами и бледной кожей притащил из туалета палку, которой проталкивали засохшее дерьмо, и угрожающе махал ей перед соотечественником.

Место перед порогом отныне занимал чернокожий гигант, одолеваемый странными приступами смеха.

Весь следующий день я провел читая англоязычную литературу и играя в карты. Алжирца увезли в Александрию. Юзеф попросил доставшуюся мне упрощенную Библию на двух языках, отдав взамен книгу Агаты Кристи «Смерть на Ниле». Когда затеяли уборку, я проявил чудеса неловкости в чистке ковров и мытье туалетов, за что был быстро заменен добровольцами.

Негр попытался насильно заставить вымыться в душе – отобрал балахон и выгнал в коридор, но охрана воспротивилась, и меня поселили в туалете. Подумывал уже устроить там локальный дестрой, но пошел навстречу и потребовал горячей воды, мыло и полотенце. Негр согласился и… отвязался!

Научил Нефана игре в «дурака». Подсели китайцы, опознав в ней слегка измененный «кандзюн». Нафан тоже «конкретно подсел» и отныне в «канкан» играть соглашался лишь для взятия реванша.

Вначале всем скопом вымыли негритенка из Буркина-Фасо, потом принялись за меня. Ахмет, неспособный объясняться по-человечески, тыкал пальцем. Но когда я ткнул его в ответ, он страшно обиделся. К счастью, в наш конфликт вовремя вмешались соседи и удержали на удивление агрессивного сирийца.

Чернокожий иорданец, попавший в тюрьму за употребление кокаина, сообщил посредством переводчика Юзефа:

– Я слышал, что тебя завтра отвезут в посольство.

Семнадцать мгновений весны. Окончание

Утром получила посылку группа арабов. Один из них сел на мой завтрак, но тут же возместил потерю четырехкратно. А его друзья надарили мне целый пакет продуктов. Отложив хлеб и фля-фля, я отдал яйца и сметану китайцам. Для поездки в «Immigration» приторочил к ремню поясной сумки часть еды в пакете, чем сильно насмешил негров:

– Ты выглядишь как египтянин!

В пару мне досталось косноязычное существо из Ливана. Оно не только пыталось помешать мне снять наручники, но и при высадке отказалось скрыть следы "преступления", а, напротив, сообщило о моей выходке конвоирам. Те, к счастью, не обратили внимания на стукача.

На обратном пути ливанец опять принялся меня подначивать, но я предпочел просто таскать его за собой.

Негритенок-дебил в чем-то провинился, и "пахан" отлупил его ремнем. На мой взгляд, не помогло, ибо пацан первым делом отнял у стоявшего рядом Нефана чашку с чаем и выпил. У Юзефа обнаружился толстенный томик романа Ирвина Шоу "Rich Man, Poor Man" приблизительно 620 страниц, без первых десяти и обложки. Осилить его я так и не успел, но получил в подарок.

Глядя на бегающего перед решеткой двери Се-Уана я решил заняться физкультурой – покачать пресс. Жаль, что последователей не нашлось, хотя и хвастались, глядя на меня, что в 20 раз выносливее.

Вечером чернокожий иорданец и Сайд устроили клоунаду, щекоча мне в ухе соломинкой. А поскольку причину беспокойства я обнаружил слишком быстро, они притворились, будто ловят в воздухе вокруг меня невидимых мошек и жгут их.

На следующий день дежурный из консульства сообщил, что завтра консул поедет покупать мне билет. Прошло еще двое суток…

Утром привезли молодого алжирца, он долго кричал и плакал у двери. В «Immigration» меня повезли в паре с глупым негром. Сидевший рядом алжирец вдруг полез в драку с Саидом, а негр стал их разнимать и оказался на другой стороне. Я же до этого читал и положил очки на колени, откуда они благополучно свалились на пол. Одна линза треснула и раскололась по всей длине, но осколки остались в оправе.

Домой!!!

Вскоре меня вызвали для разговора с Юрием Маровым. Он передал мне на подпись бумагу – обещание возместить посольству 170 долларов за билет до Москвы (без единственной даты!), оставил чистые листы для описания обстоятельств нарушений моих прав и пообещал:

– Во второй половине дня я заеду за тобой и отвезу в аэропорт.

По возвращении в камеру я добровольно принял душ, но Юрий приехал слишком рано, и я был вынужден криками отгонять всполошившихся заключенных, чтобы закончить помывку. Сменил одежду, собрал рюкзак и в последний раз вышел через двери ненавистного сооружения, провожаемый возгласами радости бывших сокамерников.

Вместе с сотрудником полиции, который должен был доставить меня в аэропорт на такси, Юрий быстро домчал нас на своей шикарной "Тойоте", а мужик еще и денег попросил на обратную дорогу.

Сопровождающий поспешил сдать меня в "комнату отдыха" – небольшое местное СИЗО. Начальник меня зачем-то обыскал – отняв аккумуляторы и отвертку, положил себе в стол. Я уже осмелел от близости свободы и вел себя не вполне корректно, ругаясь по-английски и крутя пальцем у виска, пытаясь дать понять придурку, что не стоит досматривать мои вещи в присутствии египтянки, пусть даже полицейской…

И еще я потребовал, чтобы мой рюкзак поставили в коридор за выходом так, чтобы я его видел:

– Знаю я вас, только и думаете, как бы кого ограбить.

В изоляторе обнаружилось несколько разнополых иностранцев арабской внешности, в том числе иракец с маленькой дочкой, которым вроде как дали уже ПМЖ в Европе, но почему-то не пускают.

Был еще и негр с юга Африки. Его без всяких объяснений сняли с рейса и привели сюда. Друзья к нему ходят, приносят еду и вести с воли.

Вообще, условия жизни там оказались гораздо более комфортные, чем в "моей" тюрьме комнатки с двухярусными деревянными кроватями и "цивильный сортир" – с умывальником и горячей водой. Этим я не преминул воспользоваться, выстирав свой комбез и почистив рюкзак.

Перед уходом из СИЗО я потребовал показать, все ли начальник вернул из "награбленных" вещей. А он отвертку спрятал в карман, и тычет в лицо горстью аккумуляторов:

– Стьюпид!

Я, конечно, не постеснялся объяснить ему, что он неправ.

Во вполне приличном самолете, летящем транзитом из Хургады, в обилии обнаружились спящие пассажиры. Яркий свет включать не стали, и наши "полуновые русские" при свете ночников пробирались на свободные места, с брезгливостью отмечая вонь, мне незаметную, и лежащих с ногами на рядах сидений арабов и китайцев.

На посадку в сложных погодных условиях мы шли аж пятнадцать минут. Багаж ждали почти час – проводили досмотр с собаками.

Первый автобус в Москву уходил только в 6.20, поэтому я чуть после пяти вышел на шоссе. Отфильтровав двух таксистов, остановил иномарку до Белорусского вокзала. Водитель-сотрудник польского посольства, увлеченный моим рассказом о шпионской жизни, забыл снизить скорость перед патрулем ГИБДД, но отделался парой фраз об удивительном попутчике. А ровно в шесть утра я уже спускался в метро, причем бабка-контролерша пропустила меня без лишних слов, поверив абсолютно правдивой истории о полном отсутствии российских денег.