Текст книги "Уроки автостопа или Как за 20$ объехать весь мир"

Автор книги: Валерий Шанин

Однажды забросила меня судьба в Гороховец, Владимирской области… Стоял сильный мороз. Машин – мало, в основном – локал. Сделав неудачную попытку вписаться в автобус «Икарус» с табличкой «Москва» (водитель отказался взять даже до Владимира) я с тоской смотрел на дорогу, выискивая подходящие машины и подпрыгивая на месте от холода.

Красные "Жигули" с владимирскими номерами. На передних сиденьях сидят два, как мне сразу показалось, очень важных человека. Обычно я избегаю стопить машины с пассажирами: во первых, им и так не скучно, во вторых, там может оказаться пассажир, заплативший деньги – в таком случае и мне и водителю будет неудобно перед ним.

Я не голосовал, но водитель, глядя на меня, сам сделал вопрошающий жест: "Тебе вперёд?" Я кивнул в знак подтверждения. Залез на заднее сиденье и положил рюкзак рядом. Неожиданно услышал:

– Не клади рюкзак на сидение, возьми на руки.

– Зачем? Он у меня чистый.

– Ещё кого-нибудь посадим.

С такой логикой я столкнулся впервые, но, "со своим уставом в чужой монастырь не лезь" – продумал я, и взвалил рюкзак на колени.

Оказалось, я был не так далёк от истины! Водитель оказался священником. А ехал он в один из Владимирских монастырей. Кто был его первый пассажир я так и не узнал, должно быть – тоже попутчик.

Святой Отец, видимо, считал, что все люди, которые встречаются ему в пути – посланы Богом, и, подвозя их, даже если они этого и не просят, он выполняет волю Всевышнего.

Вскоре я получил подтверждение своей догадке: На автобусной остановке стоял мужик в кожаной куртке, в позе "коченеющего попугая" и даже не пытался делать какие-либо согревающие движения. Видимо они, эти движения, были унизительны в его понимании.

Священник остановился, вышел из машины на мороз и стал уговаривать гражданина поехать с нами до Владимира, хотя мужик твердил, что ему надо в Москву. В конце концов, он сел-таки к нам. Придётся-таки мне держать рюкзак на коленях до самого Владимира.

Процесс вождения оказался интересным сам по себе: каждые 40–50 секунд (я засекал по часам на приборной панели) святой отец осенял Крёстным Знамением… нет, не себя, и тем более не пассажиров, а… руль собственного автомобиля. По прошествии каждых пяти минут, "степенного" я бы сказал, разговора он говорил: "А теперь, давайте пять минут помолчим…" и шептал молитвы, не отрываясь от управления машиной на обледенелой трассе, и даже – обгоняя грузовики. Ехал он 90-100 км/час.

Во Владимире он высадил всех нас в городе. "Мужик в кожанке" пытался всучить ему деньги (видимо за всё время пути он так и не понял, почему его везут), но, священник вежливо отказался.

Недалеко от Ялты есть интересное место – Ай-Петринское плато. Туда можно попасть по шоссе, которое серпантином взбирается на высоту 1200 метров. Есть и другой путь: из курортного посёлка Мисхор наверх ведет канатная дорога. Оказавшись в Крыму в сентябре 1998 года, я со своей попутчицей Олей решил подняться на Ай-Петри автостопом, а спуститься вниз по канатке.

Застопив шикарный "Джип" с музыкантами, которые собирались снимать новый клип, мы доехали прямо до смотровой площадки. Поглазев на плывущие внизу облака и посетив пещеру "Трехглазка" (спасибо ее смотрителю, спелеологу по прозвищу Чёрт, не только пустившего нас внутрь бесплатно, но и подарившему на память фотографию), мы отправились на канатку.

На канатной дороге есть три станции: "Верхняя" (на Ай-Петри), "Средняя", пересадочная (на склоне, чуть выше Севастопольской дороги), и "Нижняя" (в Мисхоре). Проезд в одну сторону стоит 5 гривен с человека (цена восьми буханок хлеба). Но известно, что там, где богатые туристы едут за деньги, вольные путешественники смогут проехать бесплатно.

На Верхней станции посадкой в вагончики руководит тётушка-контролерша. Она же проверяет у пассажиров билеты, купленные ещё внизу. Я подошёл к ней:

– Мы – путешественники-автостопщики из Москвы, приехали в Крым с малым количеством денег – только на хлеб. Сюда попали автостопом, а спуститься, с вашего разрешения, хотели бы по канатке.

Неожиданно тётушка проявила твердость:

– Меня уволят, если я пропущу безбилетников.

Я попросил разрешения поговорить с её начальством.

Но тётушка отказала:

– Контроль на "Средней" станции – там же и начальство, а связь у меня только с "Нижней".

– ?! А где же пассажиры, приехавшие, подобно нам, на машине, покупают билеты?

– Там же, на "Средней" станции.

– Тогда, как они попадают туда с "Верхней"?

После паузы, подумав над дилеммой:

– Я вас посажу в вагон, но только если вы пообещаете купить там билеты.

– Хорошо. Вы нас посадите, а там я попытаюсь переговорить с Вашим начальством, возможно, они нас пропустят и далее. Ежели нет, то мы покинем Вашу канатную дорогу. (Покупка билетов означала бы полное безденежье на протяжении всего остального маршрута по территории Украины)

– Ну, садитесь.

Мы отъехали с "Верхней" станции в почти пустом вагоне. На "Средней" станции проверкой билетов командовал плотный человек, сильно хромой, он все время опирался на толстую палку-трость. Мы повторили ему всю процедуру "научного впрашивания", но он, неожиданно оказался осведомлен о нашей сущности. Более того, ему сообщили, что "мы обещали приобрести билеты на "Средней" станции". (Видимо тетушка с "Верхней" все-таки нашла способ подстраховаться от увольнения).

Дальнейший разговор происходил на "повышенных тонах" – у меня от резкого перепада давления заложило уши (мы спустились почти на километр) и Хромому приходилось орать, чтобы услышал я, а мне приходилось говорить громче, чтобы переорать его.

– Вы злостные обманщики! Почему вы поехали без денег и обманули контролершу?

– Я никого не обманывал. Я предложил переговорить с ее начальством, а она сказала, что у нее нет связи.

– Но зачем Вы залезли в вагон?

– А как бы я тогда оказался перед Вами?

– А вот я сейчас сдам вас в милицию (ха-ха, ближайшая – в Ялте!) или отправлю обратно наверх! (мы так и будем кататься – ха-ха!)

– Ну что случиться, если в вагоне проедет вместо пяти, – семь человек? Вагон сломается? Он же человек на 15 рассчитан…

– Порядок есть порядок! Не знаю я никаких "автостопщиков". И не верю, что вас от Москвы сюда бесплатно везли! Раз приехали в Крым – платите за все!

Далее я объяснял ему (а заодно и всем собравшимся на крики пассажирам и работникам канатной дороги), сущность "Вольных Путешествий", рассказывал, как нас пустили во все музей Севастополя, пещеру "Трехглазка" – показал подаренную фотографию, подарил свою визитную карточку…. Но все это не помогло. Хромой повел нас в диспетчерскую. Там мы услышали из динамика голос "верхней" тетушки:

– Они обещали заплатить… – чуть не плачет, – боится потерять работу.

Кончилось все тем, что нас выдворили с территории станции. Прогулявшись пешком до шоссе, мы на "Жигулях" доехали до Мисхора, а оттуда на "Чайке" до Ласточкиного Гнезда.

Если Вы, уважаемый читатель, будете проезжать по этой канатной дороге, найдите Хромого, передайте ему от меня и Оли привет и объясните, что он был не прав, если все же уволил тетушку с "Верхней" станции.

Во время своих путешествий я никогда не страдал такой вредной привычкой, как трата денег на общественный транспорт. Обычно я ездил по городам ситистопом. Но, когда мы вдвоем с Ольгой возвращались из Крыма, я случайно порезал себе правое запястье. Голосовать стало трудно: рука забинтована и обездвижена. Пришлось вспомнить о существовании автобусов, троллейбусов и трамваев.

Мы проникали в них "мудрейшим способом": зайдя внутрь, я сразу же искал тетку-кондуктора и говорил ей: "Добрый день. Мы – путешественники. Возвращаемся домой из Крыма с 16-ю копейками в кармане. Можно мы проедем в Вашем автобусе до выезда из города (вокзала)?" Как правило (в 70–80 % случаев) этого было достаточно. Если же она не соглашалась: "Ну что ж, тогда нам придется искать более сговорчивого кондуктора в другом троллейбусе…" Мы выходили, а кондукторша оставалась, до конца жизни, должно быть, терзаемая собственной совестью (или гордясь непоколебимостью?)

Когда нас высадили на окраине Тулы, у нас еще оставалась надежда успеть на электричку в Москву, уходящую с вокзала через пол часа. И вот, замерзшие, с забинтованной рукой, мы сели на заднее сидение трамвая. К нам приблизилась женщина в красном пальто и с пачкой билетов в руке. Рассудив, что ждать следующий трамвай нам уже нельзя, я решил "не наглеть" и спросил Олю:

– У тебя есть еще два рубля?

Это был сильный удар по нашему бюджету. Мы берегли их на последний перекус, хотя бы хлеба купить. Два рубля нашлось, но женщина попросила еще 40 копеек. Тоже нашлось. Она дала нам три зелененьких билетика. Я вернул ей один лишний.

Успокоенные, гордые "цивильностью" своего проезда, мы в полудреме тряслись по Туле, а женщина в красном то появлялась, то исчезала, видимо, обилечивая пассажиров во втором вагоне.

Неожиданно, трамвай остановился. В вагон влетели два мужика и скомандовали:

– Предъявить билеты.

Довольный своим "шестым чувством на контролеров" я вяло попросил Олю показать им наши билеты. Кондуктор взял их:

– С вас по восемь рублей за безбилетный проезд!

У меня аж челюсть отвисла от такой наглости. В кои-то веки я покупаю в трамвае билет (наверное, впервые в этом году!) а на меня еще и наезжают!

– Да у Вас же в руке наши билеты!

– А они не пробиты. Так что давайте денежки поживее, или вон милиция на улице ждет, в отделение сведут.

– Да нам же их кондуктор продала. Она нас помнит, – ищу глазами женщину в красном и не нахожу, – Она, наверное, в соседнем вагоне – спросите ее!

– Никакого кондуктора здесь нет. Если вы и приобрели у кого-то билеты, то обязаны были их закомпостировать. Разбирайтесь с милицией.

И пришлось нам долго объяснять милиционерам, что мы приезжие и поэтому не знали, что в трамвае "с кондуктором" еще и "пробивать билеты" нужно. Милиционер лениво посмотрел мой паспорт, убедился в иногородней прописке и разрешил бесплатно сесть в следующий трамвай (никакого кондуктора там, естественно, не оказалось) и спокойно ехать до вокзала.

Вот так, даже самые благие намерения могут обернуться для вольного путешественника большими неприятностями. Люди Земли! Ездите по городам только автостопом или другими "научными способами", и никогда не доверяйте кондукторам!

На такси. Воскресенье, 14 марта 1999 г. 8-30 утра. Я голосую у АЗС недалеко от пересечения МКАД и Рижского шоссе. Над Москвой встает ослепительно-красное солнце. Оно светит мне прямо в глаза, поэтому я с трудом различаю цвет идущих на меня машин. Утешаюсь тем, что автостопщика с катафотами водители видят очень красиво и издалека. Останавливается желтая «девятка» с надписью на двери «Муниципальное такси. Тел (095)… – …-…»

Привычно говорю водителю:

– Извините, я не разглядел что это – такси. Я – автостопщик.

– А я понял, что ты – автостопщик. Я могу подвезти. Только если ты мне хоть что-нибудь заплатишь.

– Что значит что-нибудь? Вообще-то, я лучше другую машину подожду. А Вы езжайте работать…

– Нет, я не работать еду. Но и бесплатно возить не могу. Заплати хоть рубль, и я тебя довезу.

– Ну, вы заставили меня задуматься… У меня вообще-то 12 рублей на всю поездку… Ну ладно, поехали. Рубль вам достанется.

Едем, болтаем о том, о сем, слушаем музыку, обсуждаем обстановку. Заехали на заправку, заправились. Поворот ключа – и тишина.

– Вот черт, аккумулятор сел.

– Что делать будем?

– Если есть силы, – толкай.

– Хорошо, толкну.

Толкнул. Машина завелась.

– Ну, что. Плата еще уменьшилась! – улыбается таксист.

Вот и его поворот. Я достаю из рюкзака кошелек, протягиваю рубль.

– Подожди, сейчас сдачу дам, – ковыряется в кошельке, выбирает всю мелочь, какая есть – сорок пять копеек, отдает мне, – Счастливого пути.

На «КАМАЗЕ». В 11 утра мы с Наташей стояли возле километрового столба «712» трассы «Воронеж – Ростов» за мостом через Дон у Верхнего Мамона. Остановился длинный «КАМАЗ». Водитель возвращался из Саратовской области, сказал, что довезет до города Кропоткина, если доедет сам:

– …Выехал, соляр стоил 2-40. Сейчас еду обратно – 3-80! А разве даст мне начальник денег с запасом? Не дождетесь! Вот и еду уже сутки не жравши, покуда солярки хватит… как встану, придется бросать машину и ехать домой автостопом, как вы… все. Хватит! Вернусь домой – пишу заявление об увольнении. Сколько можно! Платят гроши, рейсов мало, а тут еще такие сюрпризы я должен терпеть… Все – последний рейс мой, лучше с женой на рынке стоять буду… – так рассуждал этот несчастный всю дорогу.

Когда проезжали Ростов, стало ясно, что до родных Гулькевичей он не дотянет. Все трое были голодные, но наше путешествие только начиналось, а камазист мечтал поскорее вернуться домой. Я предложил:

– Вот что. Давай, мы купим нужное количество солярки на свои деньги, чтобы ты смог доехать…

– Но у вас же совсем не много денег…

– Все равно мы их потратим на какую-нибудь ерунду типа мороженого. Дальнобойщики столько раз мне помогали: подвозили, кормили, давали продукты в дорогу… Так что, пусть тебя это не беспокоит.

После нескольких минут уговоров, водитель согласился:

– Ладно. Я возьму ваши деньги, но только взаймы. Заедем ко мне в Гулькевичи, и я с вами рассчитаюсь.

– Это для нас слишком большая потеря времени. Мы в Армавир лишь ночью приедем… а там еще к тебе заезжать… Лучше давай сейчас зайдем в кафе, мы сварим кашу с тушенкой и все вместе покушаем хорошенько…

– Нет уж. Лучше сейчас заправиться и поскорее домой…

Заехали на АЗС и залили 20 литров солярки по 3-50. В результате 588 км на этом КАМАЗе обошлись нам в 70 рублей. Получился "автостоп за деньги".

На пароме. 21 октября 1999 г. Почти ночь. Последний фонарь на выезде из Конаково в сторону парома. Дорога на Дубну и днем-то не слишком оживленная, с наступлением темноты просто «мертвеет». Голосую почти час, мерзну. Три машины, которые прошли мимо, направлялись в Сажино (4 км.). А до парома – 25 км по полям, лесам и редким деревням.

Стою и рассуждаю: это Судьба. Сначала все шло так хорошо: 40 минут в конце Тверской объездной, потом на "Джипе" с кандидатом в депутаты Тверской области… потом пешком от поворота на Завидово до поворота на Конаково (3 км.), потом автобус с рабочими до города. И вот теперь придется ночевать без спальника… б-р-р. +2 градуса, к тому же – ветер.

Вот еще одна машина. Наверняка тоже в Сажино. Но, на всякий случай спрошу:

– Добрый вечер, я автостопом в Дубну добираюсь… подвезите до парома…

– Садись. Я даже дальше еду…

– Дальше Дубны? Не поздновато ли?

– До Мельдино… но есть одна проблема….

– (Ну, вот. Я так и думал) Какая?

– У меня нет пяти рублей на паром.

– Уф. Так это – не проблема…

– Замечательно. Слушай, ты мне просто Судьбой послан… что бы я без тебя делал… Мне кровь из носу нужно в Мельдино, а я, как назло, бумажник дома забыл. Еду и думаю, что я скажу этой тетушке-паромщице…

– Если бы ты знал, о чем я уже думал! Это ты мне послан Судьбой! Если бы ни ты – пришлось бы мне ночевать в Конаково – на голодный желудок, да еще и под открытым небом…

– Значит, это СУДЬБА! Бери яблоко, угощайся, я тоже в молодости в Питер автостопом ездил…

 
Зимой растаману в Сибири не в кайф,
Где сансемилья? Где солнце и рэгги?
Bob Marley жил на Ямайке, и в этом был прав.
А я отчего-то в Сибири пускаю побеги.
 
 
Так же зимою в Сибири не в кайф хиппану.
Мерзнут, безбожно мерзнут, ноги и уши.
Он вышел на трассу, чтобы не идти на войну.
До вписки пятьсот километров и хочется кушать.
 
 
Мы два раздолбая, нам мороз нипочем,
Отсутствие хавки и прайса нас не стремает.
Мы идем вслед за Джа, Джа наш единственный дом,
Джа даст нам все, и нас эта вера спасает.
 

Привет! Это мы – Santa и Паук. Вообще-то мы едем из Красноярска в Читу, но сейчас добираемся от трассы до вокзала Тулуна. Такая у нас тактика: пока светло идем по трассе, а когда начинает темнеть, пересаживаемся на собак, оленей и прочих железных друзей «вольно тусующихся раздолбаев».

Настроение у Паука несколько минорное. Еще бы! До того, как нас подобрала "микра", мы часов пять простояли на морозе. На глухом повороте за Нижнеудинском. И хотя мы развели на обочине костер, все равно чертовски промерзли. Вот я и пою эту песню, чтобы хоть как-то улучшить его настроение. После третьего куплета Паук немного развеселился и начал подбирать на этот текст свою мелодию – моя ему почему-то не понравилась.

В Краснояске я постучал в дверь клуба «Элберет».

– Заходи, – дверь открылась, – меня Паук зовут.

Через полчаса, когда меня напоили чаем, мы с Пауком уже вовсю болтали о трассах и играх.

– Слушай, а куда ты сейчас едешь?

– В Читу, вернее за Читу, в буддийскую общину.

– Классно! А с тобой можно?

– Конечно! Я полезных перспектив никогда не супротив…

– Ты на трассу когда выходишь? Завтра утром? Черт, жаль…

– А что такое?

– Так… Дело одно обламывается. Я хотел в Абакан сгонять на пару дней.

– Какие проблемы, Паук! Давай сначала я с тобой в Абакан схожу, а потом ты со мной в Читу.

На следующее утро мы поехали на "пару дней" в Абакан и вернулись оттуда… через неделю.

 
Четыре тысячи до дома,
Четыре тысячи до неба,
Четыре тысячи звезд,
Четыре тысячи глаз.
 
 
По весенней воде душу греет стакан,
На этот раз в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
 
 
Летела комета, махнула хвостом,
Приглашала в гости за серебром.
Только мне не надо, у меня все есть.
Эти звезды на небе, их не счесть…
 
 
По весенней воде душу греет стакан,
Кому куда, мне в Абакан.
Без холода и сна,
Весна.
 
 
Четыре часа разрыва.
Четыре часа полета.
Я возлагаю большие надежды
На крылья «Аэрофлота».
 
 
По весенней воде я потерял следы
И попал в капкан.
Четыре часа утра…
…Я приехал в Абакан.
 

Эту песню пел Alex, когда мы все вместе завалились в кафешку в Абакане.

– О, хиппи, – обрадовались, сидевшие там молодые бритые люди, – "Рок-н-ролл этой ночью"… А вот спойте-ка нам!

И мы им спели. Червонец на пиво заработали.

"По весенней воде…" Ох, далеко нам до той воды, далеко…

На выездном посту мы появились рано, часов в семь. Темно, мороз за тридцать, машин нет. Приходится все время забегать погреться в коммерческий ларек. После того, как мы почтили его своим присутствием раз пять, хозяйка знает о нас все. Куда мы едем, как мы едем… Ее это само собой ужасает. Редкого цивильного человека не приведут в ужас два маньяка, добирающиеся в декабрьские морозы из Красноярска в Читу, и хозяйка чипка не стала исключением. Когда мы решили, что пора уже обратиться за помощью к дпсникам, чего я очень не люблю, и направились к выходу, она протянула нам пакет:

– Держите, ребята, дорога у вас дальняя, пригодится…

Мы поблагодарили, вышли и открыли пакет.

– Лаваш!!! – это мой радостный вопль.

– Прима!!! – а это уже Паук. Он без курева жить не может.

Дпсники, по причине мороза из будки еще не показывались.

Лишь один из них, очевидно, самый молодой, сметал снег с площадки.

– Здравствуйте, извините, не могли бы вы нам машину застопить. Мы с другом автостопом в Читу добираемся. Вот уже два часа, как на трассу вышли, а до сих пор уехать не можем. А мы вам подметем все здесь…

– Щас! Я и сам подмету, – отвечает постовой, – думаешь, я какого черта на мороз вылез и метлой махать начал? У нас там холодно, обогреватель накрылся – спираль лопнула. Вот я и вышел погреться малость. Вам, что сразу до Читы?

– Да нет, что вы! Хотя бы до Канска!

Если у меня по непонятной причине долго не стопится, я обычно начинаю предпринимать решительные действия – идти пешком, докапываться до гаишников, заходить в придорожные кафешки… После того, как я начинаю моделировать таким образом ситуацию, она начинает изменяться к лучшему. Появляются на трассе нормальные драйверы, которые и забирают меня с дохлой позиции. Так и на этот раз, едва мы успели отойти от поста, как к нам подрулил "Москвич" и забрал нас до Березовки. Там мы долго не стояли и N часов спустя, сменив кучу локальных машин, оказались на выездном посту Канска.

Помню как-то Дори, гнома из Омска, остановили дпсники, где-то на Урале, проверили ксиву и разговорились:

– А кто такой драйвер?

– Драйвер – это водитель, не любой, правда, а "правильный". Тот, который подвозит, или хотя бы как-то реагирует на твое присутствие. Покажет жестами, что мест у него нет, или едет он в другую сторону. А то многие проезжают, морда тяпкой, как будто меня и нет вовсе.

– А ты знаешь, – смеются постовые, – как называются те, что не останавливаются? С драйверами, как ты их называешь, и нам проще и приятней общаться, они на трассе не в первый раз, знают, что к чему. Ты к нему, плати, мол, штраф, за то-то и то-то, а он тебя куда подальше посылает… А эти, которые от Пырьевки до Пырьевки едут, те просто убитые, с ними объясняться запаришься…

– Верно. Я однажды в Ишиме сказал мужику на "шестере", что в Самару еду, на фестиваль Грушинский, так он на меня пару минут тупо пялился, а потом спрашивает: – А где это такое?

– Во-во, и у нас с ними примерно такие же базары. Ну, так знаешь, как они называются?

_?

– Водятлы. Не водители и не драйверы, а водятлы. Понял?

Наступление темноты застало нас неподалеку от станции Тинской. Мы знамо дело, решили пересесть на собаку, тем более, что, судя по времени, они должны были еще ходить. Так оно и вышло. Вписались мы в собаку до Тайшета. По дороге неплохо выспались, и, что было не менее приятно, согрелись. Но что ни говори, 370 км за день, даже учитывая, что нас двое, это мало. Ну да ладно. Попробуем увеличить расстояние между нами и Кырском с помощью детей Набу-Набу, то бишь поездов. С такими мыслями мы направились к расписаниям. Выбор у нас был невелик: скорый «Челябинск – Чита», почтовик «Москва – Владивосток», плюс великое множество товарняков. А как запасной вариант, утренняя собака до Нижнеудинска.

Не люблю я вокзалы. Вокзал он и есть вокзал. Суета сует и все суета. Гопота кругом, кругом гопота. Единственное, что радует в сибирских гопниках, так это их патологическая вежливость. Прежде чем бить в морду, они обычно здороваются, обращаются на вы…

Под Красноярском есть местечко Чернореченская. Занесло меня на вокзал оной станции часов в десять вечера. До утренней собаки девять часов, на улице метель страшенная, вылезать из сравнительно теплого помещения и впрашиваться в поезда не хочется. Зал ожидания, как, впрочем, и сама станция небольшой, я в нем один сижу. В смысле сидел. Заваливается с платформы человек семь местных и начинают с удивлением меня разглядывать. Понятно, таких здесь еще не видели. Продолжаю писать письмо, как ни в чем не бывало.

– Извините, пжалста, – поднимаю голову, все семеро стоят рядом, – мы тут с пацанами поспорили, вы что, типа художник?

А я, как всегда, – в черном берете, белом шарфе… У нашего народа, не избалованного высшим образованием, человек в берете ассоциируется только с художником. У кого кругозор чуть пошире, с Че Геварой.

– Да нет, ребята, не художник. Я музыкант, песни пишу.

– О, классно! Вы нам сейчас песню напишите! Музыку не надо, мы потом сами аккорды подберем. Вам полчаса хватит? А то нам уже уходить скоро.

Опаньки. Чуть не встрял. Пишу я, значит, песню для ребят, а сам думаю: "Хорошо, что я не сказал, что художник – рисовать-то я не умею". Песню написал жалостливую, за любовь. Долго меня "пацаны" хвалили. Руку пожимали, понравилась им песня. Ну, а как ушли они, расстелил я полиэтилен, спальник, да и спать лег.

 
На кухне «Геркулес» доели тараканы,
Пустых бутылок лес, немытые стаканы.
Гитара вновь не строит, истерты пальцы в кровь
За дверью ветер воет. Прощай, моя Любовь!
 
 
А ночью снег пойдет и станет белым город,
Я выйду из ворот, подняв повыше ворот.
Куда глаза глядят, по городу пойду,
Хочу забыть твой взгляд, хочу, но не могу.
 
 
Ладони площадей меня радушно встретят,
Я думаю о ней, единственной на свете.
На волосах моих, не тая, снег лежит.
Без милых глаз твоих, как мне на свете жить?
 
 
А утром я вернусь, меж спящими людьми.
Пройду и улыбнусь, да что ж я, черт возьми!
 Включу холодный душ. Все расскажу воде.
И смоет душ, как чушь, всю память о тебе.
 

Вот и в Тайшете к нам подвалила теплая компания человек в семь, и попросила, очень вежливо попросила, для них попеть. А нам что, жалко что ли? Чернореченская песня про «Геркулес» им тоже понравилась. Между песнями поспрашивали нас с Пауком за жизнь, за понятия. Хотел я их на денежку раскрутить, но не вышло.

– Нету у нас денег, мы сами у вас спросить хотели, а вы уж поди и забыли, когда их в последний раз в руках держали…

И с челябинским и с московским поездом мы обламываемся. Обошли все вагоны, со всеми переговорили, но вписаться так и не смогли. Что ж. Такова се ля ви. Придется искать будку путевых обходчиков и до утра в ней кашу варить. Сказано – сделано. Уже через полчаса блужданий по путям искомая будка обнаруживается. В будке – печка, доброжелательные обходчики… Все-таки хорошо быть научным путешественником. Бомжи, тюлени и глюки страдают от сквозняков и голода на вокзале, а мы с Пауком – в теплой будке варим кашу: Я специально вожу с собой зимой маленькую миску, вода в которой долго не закипает, и горох, который долго разваривается. За те три часа, на протяжении которых варится каша, успеваешь и согреться, и пообщаться с хозяевами, и даже выспаться. Я, правда, время от времени выбегаю на мороз, чтобы попробовать вписаться в локомотивы товарняков, идущих на Восток, но, в конце концов, бросаю это гиблое дело, и последовав примеру мудрого Паука, ложусь спать.

Лишь утром, погрузившись в электричку, и увидев там, тех же самых людей, с которыми мы встречались еще в Тинской, мы понимаем, насколько распространен в народе способ перемещения в пространстве посредством этих самых электричек.

К нам подходит парень, лет двадцати пяти, вещами не обременен, выражение лица глуповато-гоповатое.

– К вам можно подсесть?

– Конечно.

– Я в Хабаровск еду, к брату. А вы тоже далеко?

В ходе разговора выясняется, что зовут его Саша, едет он из Томска, в котором на него охотилась чеченская мафия. Чем бедный Саша ей досадил, мы так и не поняли, но он нам понравился, и мы решили приобщить его к великому учению автостопа. Так что в благословенном городе Нижнеудинске мы вышли вместе и втроем направились в сторону трассы. О ее местонахождении нижнеудинцы имели самое смутное представление. Каждый новый опрошенный излагал нам свою версию. Наконец нам удалось вычислить хотя бы примерное направление, в котором следовало двигаться, и мы побрели через огромный частный сектор, промзону и прочие прелести.

У одного из зданий Сашка притормозил:

– Чуете?

– У меня насморк хронический, – говорю я, – я ничего не чую.

– Пекарня, пекарня, там хлеба можно попросить. Зайди, спроси, может, дадут, хотя бы булку. Я всегда во все пекарни захожу.

Я подивился его продвинутости и зашел. Вышел я через две минуты со свежей буханкой. Идти стало веселее.

До выезда оставалось чуть меньше километра, когда я обратил внимание на кафе, стоявшее на правой стороне дороги. Размеров оно было преизрядных, из чего я заключил, что во времена коммунистические, там располагалась столовая.

– Ну-ка, подождите малость, я сейчас к ним зайду.

Ребята остались на улице, а я, как был, (чуть было не написал "в чем мать родила") в берете и с рюкзаком вошел внутрь. Навстречу мне вышел охранник.

– Здравствуйте, извините, у вас не найдется еды для голодных путешественников? (никогда нельзя конкретизировать. Если попросишь, хотя бы рубль, дадут именно рубль. Попросишь пару кусочков хлеба, дадут именно пару).

Охранник молча удалился в сторону кухни. Вскоре оттуда донесся его озабоченный голос:

– Там эта, турист с голода помирает.

Посмотреть на "помирающего с голода туриста" собрался весь коллектив кафе. Самым последним вышел менеджер (так было написано у него на бейджике):

– Те двое, что на улице, с тобой? Зови их.

Я спустился вниз и позвал Сашку с Пауком. Охранник показал нам каморку, в которой мы разделись и оставили рюкзаки. Затем нас провели в туалет, где имелась раковина, мыло и свежее полотенце. Мы с радостью воспользовались благами цивилизации, после чего все тот же молчаливый охранник провел нас в зал и указал на столик, за который нам следовало сесть. За столиком неподалеку сидели три человека "грузинистого вида" (как сказал бы Антон Кротов).

Дальше началось нечто из серии "наверное я умер и попал в хипповской рай". Сначала нам принесли первое. Когда мы с ним расправились и, поблагодарив, встали, нас остановили:

– Подождите, это не все.

Мы сели. По Сашкиному лицу, который уже два дня ничего не ел, кроме нижнеудинской буханки хлеба, было видно, что он и на самом деле решил, что попал в рай. Нам принесли пюре с сосисками. Когда мы расправились и с ними, я, склонившись к столу, прошептал:

– Не встаем, а вдруг они третье принесут.

– Жирно будет, – выразил сомнение Паук, – но остался.

Все та же безумно красивая официантка убрала посуду и принесла нам по чашке чая и дольке хлеба с маслом. У Сашки при виде такой роскоши на глаза навернулись слезы.

– Эй, братка, можно тэбя попросить?

Я обернулся. Вопрос задал один из грузинистых людей, явно заинтересованный нашими скромными персонами и возникшей вокруг них суетой. Я кивнул и подсел к их столику.

– Вы кто?

Следующие пять минут я рассказывал им, кто мы такие. Глаза у них раскрывались все шире и шире, а на пятой минуте один из них раскрыл еще и кошелек. Вытряхнув оттуда всю мелочь, что там находилась, он протянул ее мне:

– Бэри, вам еще далэко ехать, а мы дома.

Я, конечно же, поблагодарил, мы допили чай, оделись, записали в "Книгу жалоб и предложений" свою благодарность и вышли на улицу. Я достал из кармана деньги и пересчитал. Двадцать рублей с копейками.

– Держи, Сашка. Семь твоих и нам с Пауком тринадцать.

– Спасибо, Santa, а что ты им сказал?

– Правду.

 
Звякнул колокольчик на рюкзаке.
Мы, словно рыбы в трассе-реке.
Вот и наживка – красный «Камаз».
Клюем. Голосуем. Эй, вытащи нас!
 

Далеко нам оторваться от города не удалось. Грузовик, в кузове которого мы ехали, прошел около тридцати километров и высадил нас на повороте в глухоманскую деревню с труднозапоминаемым названием, а сам направился в лес, забирать рабочих с лесоповала. Сначала мы не поняли в каком пуждуке мы оказались. («Пуждук» на орочьем языке, пардон, задница). Машин от силы 5–6 в час. Это еще ладно. Но мороз, вьюга и глухой лес кругом – вот это уже нехорошо.

Мы само собой разошлись. Сашка ушел за поворот, а я с Пауком занял позицию перед оным.

Часа через три мы вконец охренели от всего происходящего и разожгли костер, чтобы хотя бы согреться. Я сходил за поворот, чтобы позвать Сашку. Его там уже не было. Порадовавшись за него, я вернулся к Пауку и мы принялись варить кашу в моей миске, естественно не гороховую, а пшенную. Я себе не враг, чтобы на костре, да в такой миске горох варить.