Текст книги "Секреты для посвященных"
Автор книги: Валерий Горбунов
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
…С самолетом ничего страшного не произошло. Внезапно НЛО пропал, свет за стеклами иллюминаторов потух. Звездная ночь вновь окутала все вокруг. Оставшийся путь в Москву ТУ проделал без приключений.
Однако в аэропорту его поджидал еще один сюрприз. Направляясь к стоянке такси, Вячеслав увидел своего соседа в сопровождении того нахала, который пытался занять место рядом с ним. «Нахал», вежливо отставая от старика на полшага, услужливо тащил его чемодан.
«Выходит, они знакомы! Зачем же им понадобилось морочить мне голову?»
Но мысли его снова вернулись к событиям в Сосновском леспромхозе. Сделал ли он все, что мог? Не рано ли уехал?
Вячеслав не мог, конечно, предположить, что он еще вернется в те места и пути его еще раз пересекутся с путями тех, кого он там встретил.
Сплошные неприятности
1
Редакция еженедельника «Радуга» располагалась в одном из старых московских переулков. Бело-розовое здание, которое она занимала, относилось к известному архитектурному стилю, возникшему на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Вячеслав как-то попытался разузнать, что это за стиль. В одном солидном труде говорилось, будто стиль этот отразил упаднические декадентские течения начала века. Другой труд (более поздний) утверждал, будто социальная природа этого стиля выражает конфликт между буржуа и обществом. Вот и верь после этого знатокам знаменитых стилей!
Подходя в этот день к «конторе» (так журналисты в шутку называли редакцию) и не без удовольствия оглядывая бело-розовое, как пастила, здание, Вячеслав, размышлял. Кто-то из философов, кажется, Бюффон, сказал, что человек – это стиль. Следовательно, ответственный секретарь Нефедов, нападая на стиль Вячеслава, нападает на него самого как на личность. И не должен ли в этих условиях Вячеслав защищать свой стиль, свое право писать о том, о чем ему хочется писать, и так писать, как он пишет?
Из этих рассуждений было видно, что Вячеслав заранее предвидел, что предстоящий разговор с Нефедовым об итогах поездки в Сосновский леспромхоз будет неприятным, и готовился к этому.
Редакционное здание шумело, как растревоженный пчелиный улей. Жизнь здесь била ключом. В небольшой узкой и длинной, как пенал, комнатке, будто наперегонки торопливо отстукивали свои новости телетайпы, крупные пишущие машинки, работавшие без помощи машинисток, сами по себе, в автоматическом режиме. Они покрывали ровными строками рулоны плотной желтоватой бумаги, и ни одна строка не оставляла равнодушным, она взывала о горе или сообщала о радости. Вячеслав по привычке пробежал бумажную ленту глазами. Правитель одной небольшой африканской страны не только угнетал своих подданных, но и лакомился некоторыми из них за своим обеденным столом. Когда об этом стало известно, тиран-людоед смотался из своей страны, но потом почему-то вернулся и был осужден… Причиной гибели американского космического корабля многоразового использования «Челенджер», сообщала другая информация, было понижение столбика ртути в градуснике. Оказывается, резиновые уплотнители топливных баков ракеты на такую температуру не были рассчитаны. Когда одного из работников НАСА спросили, почему архиважная информация об особенностях уплотнителей не была передана наверх, он объяснил, что эти сведения относились к тем, которые докладывались только руководителям «третьей категории», и таким образом до руководителей «первой категории», принимавших решение о запуске, они не дошли… Из третьего сообщения Вячеслав почерпнул сведения о том, что одиннадцать процентов населения ФРГ не исключают возможности существования ведьм. Пятнадцать миллионов человек (четверть всего населения) верят в магию и сверхъестественную способность некоторых людей к колдовству. 70 процентов опрошенных считают возможным лечиться от болезней с помощью всяческой чертовщины.
«Мир сходит с ума», – подумал Вячеслав и отправился к Нефедову.
Мрачный Нефедов с изжелто-бледным лицом сидел за своим огромным, заваленным бумагами столом и, казалось, составлял вместе с ним единое целое. Секретариат был тем узким горлышком, через которое вылилось содержимое вместительной редакционной «бутылки». Из вороха материалов, поступавших сюда от доброй дюжины отделов, нужно было отобрать лучшие, а эти «лучшие» довести до уровня «превосходных». Что говорить, задача не из легких.
Вячеслав с трудом погасил в себе внезапно вспыхнувшее сочувствие к Нефедову и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло, стоявшее за столом.
– Ну что у тебя? – недовольный тем, что его оторвали от дела, сердито спросил Нефедов.
Вячеслав, указав на стоящий у его ног ярко-желтый кожаный кофр, продекламировал:
– В этой маленькой корзинке ленты, кружева, ботинки, что угодно для души.
Нефедов снял очки, потер пальцами подглазья, стараясь разгладить оставленные очками красные рубцы, и сказал, как будто теперь признав Грачева за своего:
– A-а… вернулся?
На том же самом собрании, где Щеглов критиковал Вячеслава за несерьезность тематики его репортажей, досталось и Нефедову. Его обвинили чуть ли не в культе его, нефедовской, личности, в угрюмой мрачности, мешавшей созданию в редакции творческой атмосферы. Сейчас Нефедов, видимо, вспомнил об этом упреке и решил проявить по отношению к Грачеву максимум возможной терпимости и доброжелательства.
– Ну, рассказывай, как съездил… старичок.
«Старичок» рассказал. Проблемы леса не очень-то заинтересовали Нефедова. На его лице появилась скучная гримаса:
– Плакала Саша, как лес вырубали… Писали, тысячу раз… Какую газету ни откроешь – лес, экология. Этим уже никого не удивишь.
– У меня есть кое-что, чем можно удивить.
– Да? – Нефедов оживился. – Выкладывай!
Вячеслав рассказал о забастовке в гараже.
Нефедов поразмышлял:
– Нет. Мы о таких вещах не пишем.
– Но другие пишут.
– Это их дело. Нам дурная сенсационность не нужна. У тебя все?
– Еще кое-что есть…
Вячеслав поведал о двух убийствах в леспромхозе, о своем участии в следствии.
Нефедов криво усмехнулся:
– Хочешь похвастаться своими подвигами в роли Шерлока Холмса? Но ты ведь скорее помешал следствию, чем помог. Спугнул преступника, он скрылся. О чем писать?
Вячеслав заскучал. «Ленты, кружева, ботинки» не заинтересовали ответственного секретаря. Оставалось вытащить из своей «корзинки» последнее, что там оставалось.
– Встреча с НЛО вас тоже не заинтересует? – спросил он, уже заранее рассчитывая услышать отрицательный ответ.
– А кто встретился с НЛО? Уж не ты ли?
– Именно я.
Вячеслав поведал о подробностях воздушного рейса. Об увиденном, о его звонках в аэропорты, находящиеся на трассе Северогорск – Москва. Вячеславу повезло: воздушный диспетчер одного из аэропортов сообщил, что в ту ночь когда произошло ЧП, он видел огненные сполохи на горизонте. А затем на экране обзорной РЛС неподалеку от ТУ-154 был зафиксирован его двойник, хотя в это время в воздухе не было другого самолета.
Крикнув «ура!», Вячеслав принял решение дополнить свидетельства членов экипажа ТУ-154 (он записал их рассказ о происшедшем на пленку магнитофона по прибытии в Москву) комментарием.
– Точно? – недоверчиво вопросил Нефедов. – А рассказы членов экипажа документально подтверждены?
– Я подключил к телефону магнитофон. У меня есть запись переговоров.
– Это уже кое-что… – пробормотал Нефедов. – Вот что. Обратись к ученому и писателю-фантасту. Пусть прокомментируют этот случай. И побыстрее сдавай материал. Нам сейчас позарез нужен «гвоздь». А то тираж падает. Главный недоволен. Давай, друже… Действуй!
«Друже» особого подъема не чувствовал. Странный этот Нефедов. Еще полмесяца назад бранил его за пристрастие к сверхъестественным явлениям, а теперь сам толкает его на прежний путь. Вячеслав был переполнен впечатлениями от поездки в леспромхоз. История с НЛО, еще недавно наверняка вызвавшая бы у него энтузиазм, сейчас казалась мелкой и малоинтересной. Другое дело – драма, разыгравшаяся в глухих местах. Ну что ж, он предложит этот материал другим изданиям. Вот и все.
2
Квартира писателя-фантаста Коврова оказалась небольшой, но очень уютной. А сам он, хотя успел уже и написать, и издать целую библиотеку научных, научно-фантастических и вовсе ненаучных, приключенческих книг, был еще молод и исполнен сил. Густые темные усы (он во время разговора то и дело захватывал волоски нижней губой, как бы желая убедиться в их наличии) делали его похожим на Флобера в зените славы.
Вячеслав огляделся. Обшитые лакированными деревянными панелями стены увешаны дипломами. Тексты на незнакомых языках, но фамилия Kovrow прочитывалась легко. Станет ли когда-нибудь и он, Вячеслав, столь знаменитым?
С опаской покосившись на двухметровую кожу змеи, свисавшую с потолка, и с интересом оглядев плотные ряды пузатых бронзовых божков, молчаливых посланцев Азии, Вячеслав опустился в зеленоватое бархатное кресло и вкратце пересказал хозяину квартиры перепитии своего недавнего полета по маршруту Северогорск – Москва и поинтересовался его мнением об НЛО. Ковров пригладил рукой усы и вперил холодный взгляд ярко-синих глаз в точку, находящуюся в пространстве – позади и в стороне от Вячеслава. У того возникло неприятное ощущение, что он остался в комнате один. С нетерпением он ожидал ответа фантаста. Однако писатель уже первыми своими словами разочаровал его.
– Древние письменные памятники полны упоминаний о богах-космонавтах, сверкающих дисках, проносящихся над полями сражений или зависающих над ними, – размеренно и четко, как будто читал по бумаге, проговорил Ковров. – Однако не существует никаких серьезных доказательств существования ни в прошлом, ни в настоящем каких бы то ни было следов иноземной машинной цивилизации. Не обнаружено ни единого винтика, сделанного из неизвестного сплава. И разумеется, никаких заслуживающих внимания доказательств контактов с чужими формами жизни.
– Значит, единственное объяснение наблюдаемых явлений – оптические или атмосферные эффекты? – упавшим голосом спросил Вячеслав.
Ковров обратил на него пронзительный взгляд своих синих глаз. С интеллигентной мягкостью ответил:
– На этот вопрос я предоставляю возможность ответить вам самому, уважаемый Вячеслав Миронович.
«Ишь… имя-отчество запомнил, – подумал Вячеслав, – а выглядит так, будто не от мира сего…»
В передней звякнул колокольчик, хлопнула дверь и через мгновение в комнату заглянула миловидная женщина с крупными зелеными серьгами в ушах. Приветливо поздоровавшись, она спросила:
– Тимоша! Почему же ты не предложил гостю чаю? Вы любите чай с вареньем из плодов фейхоа? Учтите, оно излечивает от множества болезней!
В вагоне метро Вячеслав с грустью думал: есть недуги, от которых фейхоа наверняка не излечивает. Этот недуг называется «невежество». Человек, с которым Вячеслав только что познакомился, выглядел по сравнению с ним, средним питомцем гуманитарного вуза, как представитель иной, высшей цивилизации. Как много он видел, как много знает! А сколько книг написал! И сколько еще предстоит сделать Вячеславу, прежде чем он станет профессионалом в своем деле? Пройдя подземным туннелем, Вячеслав стал на нижнюю ступеньку эскалатора. Подумал: лестница, по которой ему предстоит в жизни подняться, не менее крута, чем эта. Но, в отличие от эскалатора, лестница жизни отнюдь не самодвижущаяся. По ней надо взбираться самому.
Поистине он вступил в полосу сюрпризов. Ожидал, что Нефедов зарубит идею с НЛО, но поддержит намерение Вячеслава рассказать о драме в леспромхозе, а вышло наоборот. Рассчитывал, что фантаст с жаром откликнется на рассказ о встрече с неопознанным летающим объектом, а тот ни пуха не оставил от этой современной, захватившей миллионы людей легенды. И вот – новая неожиданность. На сей раз – приятная. Член-корреспондент Академии наук Говорухин, к которому Вячеслав обратился после визита к Коврову и от которого, честно говоря, ожидал не поддержки, а сердитой выволочки за пристрастие к ненаучным гипотезам, выслушал его весьма благосклонно.
– Что ж, наблюдения, сделанные вами и летчиками во время полета, довольно точны… Случай бесспорно интересный. Что вам сказать? То, что объект мгновенно изменял направления своего движения, с высоты доставал землю световым лучом, безусловно аномально. Определяя природу явления, мы прежде всего руководствуемся признаком локальности. То есть если явление локально, ограничено в пространстве, оно уже может претендовать на аномальность. А размеры объекта, каким его видели вы и летчики, невольно настораживают. Уж очень он велик. Естественно предположить, что где-то далеко, за многие тысячи километров, происходит глобальный атмосферный или геофизический процесс уже известного науке типа. А летчикам лишь показалось, что он где-то близко – типичный, так сказать, обман зрения. Но поскольку, как вы утверждаете, летчикам удалось определить точное расстояние до объекта, а само явление зафиксировано на экране локатора, мы можем допустить, что в данном случае имеем дело с тем, что называют НЛО. Какая последовательная и подробная картина трансформации не отождествленного летающего объекта! Очень интересно.
У Вячеслава отлегло от сердца. Он уловил главное: в отличие от фантаста, ученый допускает существование НЛО. Он не только с вниманием отнесся к наблюдениям журналиста, но и высоко оценил их. Значит, можно садиться за репортаж для еженедельника. Он будет называться «Неопознанный летающий объект».
3
Вячеслав Грачев проснулся в своей комнате и пару минут пролежал неподвижно, стараясь определить, где это он. Глаза были устремлены на ярко-голубой потолок, на котором меж пухлых облаков проглядывали серебристые звезды.
И облака, и звезды были делом рук его знакомой – дизайнера Дины Ивановны. Ее усилиями стены были выдержаны в оранжево-фиолетовой гамме, а дверь изнутри окрашена в черный цвет, по ней порхали желтые бабочки. Оконная рама – ярко-красная.
Дина Ивановна, можно сказать, постаралась. Трудилась на совесть, как для себя. Но надолго здесь не задержалась, надо было готовить сына Жору к ответственному моменту – поступлению в «нулевку», которая готовила малышей для перехода в первый класс. «Нулевка» была нововведением. Вячеслав высказал предположение, что в ходе развернувшейся реформы школы наверняка появится еще один класс, который будет готовить малышей для поступления в «нулевку». Прогресс неудержим. На что Дина Ивановна, не понимавшая шуток, ответила всерьез:
– Нет, не думаю.
Одно время фиолетовые стены комнаты были обильно увешаны фотопортретами Дины Ивановны работы Вячеслава. На них она была сфотографирована в различных нарядах и позах. Может быть, обилие этих портретов стало в последнее время вызывать у Вячеслава ощущение, что в его жизни Дины Ивановны избыточно много.
Сейчас на стене остался только один ее портрет. На этом портрете Дина Ивановна, отличавшаяся пышной грудью и округлыми бедрами при необычайно тонкой, осиной талии и распущенными по плечам пышными волосами, была запечатлена у зеркала. В руке она держала другое, небольшое зеркальце, в котором опять-таки отражалась она же, Дина Ивановна, только в уменьшенном виде. Таким образом, отражаясь в зеркале, Дина Ивановна в то же время и сама отражала свое изображение. Глядя на когда-то нравившееся ему фото, Вячеслав подумал, что столь обильное умножение образа этой женщины мало что добавляло к постижению ее сути. Ничего нельзя было прочитать на ее гладком скуластом лице, в ее раскосых калмыцких глазах. Дина Ивановна оставалась изображенной, но непостижимой. Вячеслав так и назвал свой снимок – «Непостижимость». По сути, это было признание в своем поражении. Он не сумел узнать и полюбить эту женщину. Но это личное поражение обернулось на фотовыставке в Доме журналистов творческой победой. Ему присудили премию. На нее он приобрел зимнее пальтецо для маленького Жоры.
Вчера вечером они пили чай вместе с его отцом. Мирон Павлович быстро осушил чашку и удалился к себе.
– Он меня не любит, – констатировала Дина Ивановна. – Ничего, привыкнет.
Вячеслава покоробила та спокойная уверенность, с которой она произнесла эту фразу.
Они удалились в комнату Вячеслава. На Дине Ивановне было надето нечто вроде бархатного темно-зеленого камзола. Высокая грудь обтянута белым шелком с пышным жабо. Темно-коричневые брюки из тонкой кожи заправлены в высокие ботфорты.
– Правда, я похожа на пажа? – игриво сказала Дина Ивановна и повернулась вокруг оси на каблуках.
– Если и похожа на пажа, то на довольно упитанного, – заметил Вячеслав.
Она с рычанием набросилась на него, стала стучать в грудь кулаками. Делала она это шутливо, но кулаки были увесистыми, и Вячеславу было больно. Он поморщился. Ее лицо, почти вплотную приближенное к его лицу, было сильно заштукатурено и раскрашено. «Как стены этой комнаты, – подумал Вячеслав. – Надо немедленно вызвать маляров и привести помещение в прежний вид. Перед отцом стыдно».
– Вовсе я и не потолстела, – капризным голосом протянула Дина Ивановна и затянула золотистый широкий пояс на талии еще на одно деление. – Вот!
– Садись, поговорим, – предложил Вячеслав.
Он был переполнен впечатлениями от последней командировки, ему хотелось с кем-то поделиться теснившимися в его голове мыслями.
– Ты знаешь, в леспромхозе, где я был, почти на моих глазах произошло два убийства.
Но это сообщение не произвело на Дину Ивановну впечатления.
– А у нас на пятом этаже старуху ограбили. Вдову профессора, – сказала она.
Вячеславу расхотелось откровенничать.
– Завтра я иду на работу к двенадцати, – многозначительно проговорила Дина Ивановна и бегло пробежала пальцами по пуговицам камзола, как пианист по клавишам.
Вячеслав торопливо ответил:
– А мне с утра надо садиться за стол. Буду дописывать репортаж.
На лице Дины Ивановны проступило разочарование.
– Ну тогда немедленно ложись баиньки…
Она ожидала, что Вячеслав будет уговаривать ее остаться, но он быстро произнес:
– Я тебя провожу.
Он почувствовал, что ей хочется сказать ему что-нибудь неприятное.
– Да, кстати… Жоре нужна школьная форма, а я нигде не могу достать.
Вячеслав с готовностью отозвался:
– Не беспокойся. Я постараюсь достать.
Когда идешь поздно вечером с женщиной к станции метро и тебя раздражает дробный стук ее каблуков об асфальт, гулко разносящийся в тишине, то знай: все идет к концу.
…Репортаж для журнала уже закончен. Он спешит в редакцию. Радостный, возбужденный. Теперь написанные от руки, неряшливо выглядящие страницы начнут преображаться. Сначала их перепечатают машинистки, а потом, если материал будет одобрен секретариатом, они пойдут в набор. Линотипистки превратят печатные строки в металлические, отлитые из специального сплава, гарта. Наборщики их сверстают, выстроят строки в ровные колонки, снабдят их заголовком. А дальше…
Впрочем, лучше не забегать вперед. Прежде всего нужно, чтобы репортаж понравился.
Вячеслав устремляется к входу в редакцию, но с гранитного бордюра, ограждающего лестничную площадку перед дверью в редакцию еженедельника «Радуга», поднимается некое юное существо и встает на пути Вячеслава неодолимой преградой.
Девчонка в бесформенной куртке из серой мягкой, жеваной ткани и в таких же серых брюках (шароварах?), прихваченных у тонких щиколоток шнурком. Бесцветные волосы падают на лоб, но яростно-голубой взгляд вырывается из-под плотной завесы и жжет, словно старается прожечь насквозь.
– Вы! Вы! А еще корреспондент… Ненавижу! – слетает с ее бледных, искривленных яростью губ. – Телефон доверия, видите ли… До-ве-рия! А мы-то, дураки, поверили, купились! Эх, вы!
Вячеслав растерян. Он пытается ухватить мелькающую перед лицом тонкую руку, приостановить это бешеное верчение, разобраться, понять.
– Что случилось? Как вас… Вера?
– Лера!
– Да, Лера, извините. Я вас узнал. А где же он? Ваш друг?
– Где мой друг? И вы еще спрашиваете? Это же подло! Я на вас жалобу напишу!
Она задохнулась от гнева.
…Это было месяца три назад. Так же, как сегодня, Грачев подходил к редакции и встретил на ступенях двоих – парня и девчонку.
Вообще-то говоря, их в одинаковой степени можно было принять за двух девушек или за двух парней, по крайней мере со спины. Те же взвихренные, спутанные волосы, те же линялые майки, те же неопределенного цвета джинсы. По сравнению с этими джинсами даже потертые, видавшие виды на самых разных земных широтах и долготах Славины брюки казались новыми. На ногах у них одинаковые сандалии из перекрещивающихся веревочек. У парня в руках была гитара, с плеча свисала самодельная холщовая сумка-торба, над девчонкой реял бледно-салатовый надувной шарик, привязанный ниткой к поясу. Руки ее были заняты: она старательно пришивала к прохудившимся на колене джинсам ярко-красную заплатку в виде зубчатой шестеренки-цветочка. Девочка, увлеченная работой, молчала, ее спутник бренькал на гитаре, напевал хриплым голосом:
Когда я был чилдреном,
Носил я тертый «райфл»,
Хипповый макси-блайзер,
Лонговый модный хайр.
Парень держался вызывающе, странный он какой-то. В его лице всего немножко больше, чем нужно. Слишком густая шапка черных волос, слишком широкие брови, слишком большой рот с искривленными тонкими губами, слишком яркий, почти лихорадочный блеск в близко посаженных черных, как антрацит, глазах. Все это усугублялось выражением мрачной решимости.
Напевая, он глядел прямо перед собой. Там, на другой стороне улицы, стояли назначенные к капремонту строения с зашитыми на первых этажах фанерой проемами окон. У парня было недоброе замкнутое лицо. Казалось, его внутренний мир наглухо закрыт для посторонних, как вот эти заколоченные фанерой дома.
Хипповым поведеньем
Я перентсов извел…
«Перентсов – это, должно быть, родителей», – догадался Вячеслав. Парень ему с первого мгновения не понравился. Это нахальство – сидеть на редакционном крыльце и как ни в чем не бывало распевать блатные песни. Явный вызов. А вот девчонка, склонившаяся над своим нехитрым рукоделием, вызвала щемящую жалость. Подумалось о ее родителях, которые растили себе на радость это голубоглазое существо, а оно вдруг отдалилось от них, ушло из дому, чтобы принять над собою беспощадную власть какого-то амбала. Куда ее заведет?
– Вы что тут, ребята, взыскуете? – поинтересовался Вячеслав.
Девушка аккуратно перекусила зубами нитку и ответила:
– Мы к Вячеславу Грачеву. Нам сказали, что он скоро будет.
– А что вам от него надо? – удивился он. И тут же вспомнил: – Ах, да! Телефон доверия! Почему же вы пришли без звонка?
– Мы решили сразу. – Она усмехнулась: – А разве нельзя?
Честно говоря, Вячеслав точно сам не знал, что нельзя, а что можно. Легкомысленно было, конечно, открывать «Телефон доверия», предварительно не изучив проблему. Он решил больше спрашивать, чем отвечать:
– Где вы живете, ребята?
– Нигде. Мы ушли из дому.
– Ушли? А куда, если не секрет? Где вы теперь обитаете, чем кормитесь?
Девушка снова махнула рукой, и снова шарик покачнулся над ее головой.
– Где придется. В брошенных зданиях. Иногда ночуем в парках, когда холодно – на вокзалах. Вообще-то мы летом подаемся в теплые края.
– А чего вы хотите? Чего добиваетесь?
– Ничего. Хотим жить, как нам нравится.
– То есть не учась, не работая?
– Вот вы учились и работаете. А разве вы счастливы?
Вячеслав задумался: счастлив ли он? Ну, это долгий разговор. Сейчас – не время. Ему в голову пришла неплохая мысль: заставить этих двоих рассказать о себе.
– Вот вы говорите: вас не понимают. Так расскажите же о себе. А мы напечатаем.
Лера снова обменялась быстрым взглядом с хмурым парнем и сказала:
– Уже написали.
– Написали? Кто?
– Мы. Я и Дик.
– Так давайте… – Вячеслав протянул руку.
Она покачала головой:
– У нас сейчас нет. Мы сначала хотели на вас посмотреть.
– Ну и что, посмотрели?
Лера смутилась:
– Да…
Дику эта сцена не понравилась. Он нахмурился.
– Вот что, ребята. Я сейчас тороплюсь, меня ждут, – Вячеслав немного поважничал. – А вы подумайте и приносите свою писанину. Можно ко мне домой. Попьем кофе. Поговорим. Условились? Запишите адрес.
Лера снова посоветовалась с Диком взглядом:
– Хорошо.
– Можно, я щелкну вас на память?
Дик с неудовольствием передернул плечами. Лера взяла инициативу на себя:
– Снимайте. Только чур – нам по фотке. Договорились?
– Договорились.
Стоя на крыльце, Вячеслав проводил их взглядом. Лера шла, волоча за собой бледно-салатовый шарик, словно упирающуюся собачонку. Дик что-то с недовольным видом выговаривал ей.
…И вот теперь Лера одна, без своего спутника, стоит перед Вячеславом. И осыпает его проклятьями.
– Что же случилось? Расскажите толком.
Лера давится слезами:
– После того как вы напечатали свою гнусную заметку, они взяли и забрили его в солдаты!
– Призвали в армию? Так, наверное, пришел срок?
Она выкрикнула с яростью:
– В том-то и дело, что не пришел! Его призвали досрочно! Да-да! Из-за вашей паршивой заметки. Зачем вы его так сфотографировали? Он у вас похож на дебила. Это вы нарочно сделали. Эх, вы… Только о себе и думаете. Вам бы только покрасоваться. Трепач!
Ее миловидное лицо исказилось и стало некрасивым. Ссутулившись, она стала спускаться с лестницы. Сзади она была похожа на старушку, силы в ее теле не было, дунет ветер – и улетит.
Сдав рукопись в секретариат (заместитель ответственного секретаря пробежал материал по диагонали, воскликнул: «Ну ты, старикан, даешь!» – украсил статью размашистой подписью), Вячеслав отправился в библиотеку. Взял подшивку своего еженедельника за последнее полугодие и отыскал там злополучную фотографию, на которой были изображены угрюмый подросток с гитарой и девчонка с воздушным шариком в руке. Внимательно прочел текст, сопровождавший снимок. Сейчас написанное его собственной рукой не понравилось Вячеславу. Приходилось признать: девчонка права. Ему не понравился Дик, в результате тот предстал перед читателем в самом невыгодном свете. В нем как бы сосредоточились, слились воедино те отрицательные черты, которые сегодня беспокоили старших в молодом поколении, – цинизм, отрицание того, что сделано отцами, чувство безответственности и вседозволенности. Поглядев на доверчиво прильнувшую к плечу парня юную миловидную Дюймовочку, читатель испытывал страстное желание защитить беззащитное создание от губительного, развращающего влияния этого мрачного типа… А ведь Вячеслав, по существу, ничего не знал об этом парне в то время, когда публиковал свой снимок. Так ли тот плох, как показалось ему?
Дома, в шкафу, среди бумаг где-то валяется школьная тетрадка, исписанная детским угловатым почерком. Исповедь. Лера принесла ее Вячеславу в надежде, что он поможет ей и Дику разобраться в том, что с ними происходит. То был крик души. Или вернее, двух душ. Но он его не услышал. Тетрадка осталась непрочитанной.
У Вячеслава стало гадко на душе. Он подошел к зеркалу, прикрепленному к стенке шкафа с внутренней стороны. Однажды в сердцах он сильно хлопнул дверцей, зеркало треснуло, образовалось три осколка, которым распасться мешала рамка. Теперь это разбитое стекло напоминало зеркало в «комнате смеха». Но Вячеславу сейчас было не до веселья. Он поглядел в зеркало. Лицо его было деформировано: два глаза сблизились, подбородок скособочился и отъехал в сторону. На Вячеслава глядел урод. Причем злой урод. А может, он такой и есть?
На него иногда находили приступы самоотрицания. Он вдруг становился противен сам себе. Ему не нравилось в себе все – от внешности до внутренней сути. Сейчас был как раз такой случай.
4
С детства у Вячеслава сохранилась привычка – все неприятности немедленно тащить к бате. Еще второклашкой, схватив двойку, стремглав бросался к телефону-автомату, набирал отцовский служебный номер и звонким голосом сообщал:
– Пап! Я по русскому двойку схватил.
Как будто рапортовал о каком-то успехе. Ему было обязательно нужно, чтобы отец знал. Как только тот узнавал, неприятная тяжесть как бы переваливалась со Славиных плеч на могучие плечи бати.
– Двойка? Так ты ее, наверное, в следующий раз исправишь, сынок?
– Конечно, исправлю, пап.
– Ну и хорошо. Закончи уроки и иди играй.
Славик выбегал из телефонной будки, с удивлением замечая, что день, оказывается, сегодня солнечный и веселый. А до звонка отцу казалось, что пасмурный и скучный.
Вот и сегодня ему захотелось как можно скорее рассказать отцу о неприятной утренней сцене. Но бате, похоже, не до него. Он рассеянно целует сына, непривычно рано вернувшегося с работы (для чего ему нужно встать на цыпочки: сынок-то вымахал под сто девяносто сантиметров), бормочет: «Колбаса в холодильнике», и идет в комнату, ссутулившись и опустив плечи. Нестриженые седые волосы кучерявятся на загривке, придавая отцу вид запущенности и неухоженности. У Вячеслава щемит сердце. Что случилось с отцом?
Неделю назад, вернувшись из Северогорска, Вячеслав вручил отцу резную деревянную шкатулку от Луконникова. Отец помолодел прямо на глазах, с жадностью рассматривал пожелтевшие фотографии, пробегал глазами старые письма, записочки, возбужденно вскрикивал, радостно улыбался. В нем появилось что-то от того молодого и бравого лейтенанта, который глядел на Вячеслава с фотографии, прикнопленной к стене в отцовском кабинете. Честно говоря, прежде сын не усматривал сходства между лейтенантом и батей. А между тем, подумал он, отец, в сущности, остался таким же, как и был, – смелым, честным, в чем-то наивным, легкоранимым человеком. Просто с годами научился владеть собой, скрывать свои чувства в себе. Не теряют ли родители в глазах своих детей оттого, что с годами надевают на себя маску умудренных жизнью, знающих ответы на все вопросы умников? Ведь на самом деле они совсем не такие – страдающие, одолеваемые заботами и страхами, живущие мечтами и надеждами…
– Батя, что случилось? – взволнованно и требовательно спрашивает Вячеслав.
Отец поднимает голову, от тика у него дергается щека. Медлит, не знает, говорить или не говорить. Бледные губы разжимаются с трудом:
– Вот полюбуйся. – Тыча рукой с сторону валяющегося на столе бумажно-газетного кома. – Вон как костят твоего отца.
– Ну что там такое, – солидным баском произносит Вячеслав, будто они с отцом поменялись местами и теперь старший – он. Берет со стола бумажный ком, разглаживает страницы. В глаза тотчас же бросается набранный жирным шрифтом заголовок «Прожекты и прожектеры». Это об отце. Автор резвился, как мог. Цитировал Щедрина. Отец сравнивался с неким анекдотическим поручиком, который, прослышав, что англичане дают миллион тому, кто год будет есть только сахар, вознамерился сорвать огромный куш… Речь шла об отцовском вибробуре – последнем его детище. Несколько лет назад пространство между кожаным, потертым диваном и обеденным столом, покрытым клеенкой, занимал чертежный кульман. Потом кульман исчез, и на его месте появилось какое-то железное чудище с отходившей от него в сторону гофрированной трубкой, похожей на трубку противогаза, только более толстую. Это и был макет вибробура, затем исчез и он. Началось промышленное внедрение изобретения. «До сих пор, – рассказал батя, – работы в горных карьерах ведутся при помощи бурильных штанг. Техника испытанная, но малопроизводительная. Если бы удалось хотя бы треть бурильных оснастить электровибробурами, производительность возросла бы в сотни раз».