Текст книги "Секреты для посвященных"

Автор книги: Валерий Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Англичане и американцы не только убивали, но и грабили. Даже в этом разоренном северном краю они искали выгоды. В Америке была создана специальная колониальная компания, казначеем которой был Джон Фостер Даллес. Да, да, тот самый! За два года своего пребывания на нашем Севере англичане и американцы ограбили все государственные склады, бесплатно вывезли все: лен, лес, пушнину, пеньку. Что не могли вывезти, разрушили, разорили.

В тот вечер они расстались с ощущением, что видят друг друга в последний раз. Но на другой день англичанин вовремя появился на условленном месте. Разговаривал дружески, будто не было вчерашнего малоприятного разговора. Ваш отец тоже оттаял. Он пригласил Лонга на ужин, повел его к своей квартирной хозяйке, на Никольскую улицу. Одноэтажные, потемневшие от времени деревянные дома, покосившиеся заборы, лай собак, бурно реагирующих на появление чужаков.

– Мама! Мирон Павлович пришел! – послышался девичий голос, стукнула отброшенная щеколда, калитка открылась, и на улицу выбежала светлоголовая девушка. Увидев незнакомого человека, смутилась.

Мирон познакомил Лонга с Машей и ее матерью, пожилой учительницей.

Вечер удался. Джеймс Лонг был в ударе. Красноречиво описывал опасности похода от туманного Альбиона к берегам России. Рассказал о событии в порту. В корабль, стоявший на якоре неподалеку от английского судна, попала немецкая бомба. Не взорвалась, застряла в угольном бункере. Лонг вызвался принять участие в ее обезвреживании и выполнил эту работу вместе с русскими саперами. Все дружно восхищались его смелым поступком. Лонг был наверху блаженства. В конце вечера он сказал Мирону:

– Этой ночью я почти не спал, перечитывал записки моего отца. Поверьте, не все англичане были такими, как полковник Торнхилл и этот американец Альбертсон. Мне бы не хотелось, чтобы вы плохо о нас думали. В конце концов мы же с вами сегодня союзники?

Он рассказал историю своего отца, Дэвида Лонга. В 1919 году его перевели из Болгарии, где он служил, на новое место – временным консулом в Россию. Ему объяснили: большевики, пришедшие к власти в России, предали Антанту, заключили мир с немцами. Надо во что бы то ни стало спасти Россию от анархии и террора, удержать ее в войне на стороне союзников. С этой целью в район Мурманска и Архангельска были направлены войска – более тринадцати тысяч англичан и около пяти тысяч американцев.

Временный консул с жаром накинулся на работу. Им владело вполне понятное в его возрасте желание как можно лучше сыграть отведенную ему министерством иностранных дел роль. Дела шли. А тут еще встреча с Варварой, представительницей знатного и богатого рода, революция вышвырнула ее из поместья, и она оказалась в северном лесном краю без семьи, без средств к существованию, без будущего. Они полюбили друг друга и поженились. Со своей молодой русской женой Лонг провел в этих местах три года. Как впоследствии выяснилось, то были самые главные годы его жизни. Пелена мало-помалу спадала с его глаз. Он постигал суть великих событий, в которые оказались втянуты и он сам, и его родина.

Лонг пришел к выводу, что англичанам и американцам нечего делать в этой охваченной революцией стране. Русские разберутся во всем без посторонней помощи. Он обратился к своему начальству в Уайтхолле с просьбой предоставить отпуск «в связи с переутомлением». Не получив ответа на свою, надо признать, довольно-таки странную просьбу, он тем не менее вместе с женой погрузился на английский пароход «Эгбе» и отправился в путь. Увы, расположение небесных светил не благоприятствовало плаванию. В два часа ночи в шестидесяти милях от Оркнейских островов «Эгбе» столкнулся с американским судном и получил пробоину. Самого худшего, слава богу, не произошло, все остались живы.

Столкновение в море… Что это? Игра случая или зловещее предзнаменование ожидавших Лонга жизненных невзгод?

Едва ступив на лондонскую землю, молодой консул подал начальству письменное заявление, в котором охарактеризовал политику Англии по отношению к России неверной, идущей вразрез с национальными интересами двух стран. Этим он не ограничился. Вскоре в еженедельнике «Геральд» появилась его статья. «Британское правительство, – писал консул, – вело грязную двойную игру с Советской Россией».

Результатом этой публикации было увольнение Лонга с государственной службы без пенсии, которая ему полагалась. Положение его было плачевно. Оно усугублялось разладом в семье. Молодую русскую аристократку Варвару бесили взгляды Лонга, симпатизирующего русской революции, той самой революции, которая лишила ее и родины, и состояния. Они разошлись.

Спустя несколько лет Дэвид Лонг снова вступил в брак. Новая его избранница тоже оказалась… русской. Он встретил ее в Софии, куда снова забросила его судьба. Ее отец, бывший член Государственной думы, зарабатывал в Софии на жизнь в качестве ночного сторожа на маленькой фабричонке…

– Как видите, я сын вашего друга… И тоже ваш друг! – воскликнул Джеймс после окончания рассказа. Прощаясь, он пригласил Мирона нанести ему ответный визит на корабль. – Кстати, с вами очень хочет познакомиться один мой знакомый, американец, – добавил он. – Мы проведем хороший вечер.

…Через месяц после посещения английского корабля Мирона Грачева арестовали.

Поводом для ареста послужило письмо, пришедшее в военную прокуратуру. В нем сообщалось, что при случайной встрече с фронтовым товарищем Мирон Грачев пытался выведать у него секретные данные о состоянии немецкой техники с целью передачи этих данных английской и американской разведке, с представителями которой он, Грачев, состоит в постоянном контакте.

«Встреча с товарищем» произошла месяца за два до этого. Мирон стоял на городской площади с Машей.

Здоровенный парень в бушлате вразвалку подошел и остановился рядом, разглядывая Машу наглым, оценивающим взглядом. Мирон не виделся со своим однокашником Слободкиным года три, с тех пор как перевелся на заочное отделение и устроился на завод. Но тотчас узнал его. Удлиненное лицо. Наплывы бледной нездоровой кожи – сверху и снизу – на узкие, недобро сверкающие глаза. Хищный нос, нависающий над запавшей верхней губой – верхний резец выбит в драке. Сильно выпяченный раздвоенный подбородок. До учебы успел послужить на флоте. И вот снова на нем бушлат.

– Выходишь в море?

Он ругается:

– Нет, записали в пехтуру. В морскую.

Встреча с бывшим однокурсником вызвала у Мирона неприятное воспоминание. На одной вечеринке несколько студентов обнаружили, что из карманов пиджаков, развешанных по спинкам стульев, пропали деньги: накануне выдавали стипендию. После долгих размышлений решили сказать о пропаже хозяйке квартиры. Та схватилась за голову:

– Это Игорь!

Слободкин, с которым ее связывали хотя и официально не оформленные, но близкие отношения, часто прикладывался к бутылке, а в пьяном виде готов был на что угодно. На другой день девушка принесла деньги и раздала пострадавшим.

– Он пошутил, – отводя глаза, сказала она.

Все закивали головами:

– Ну да, конечно… Мы понимаем.

И вот теперь Слободкин стоял перед Мироном.

– Ты что здесь, в городе, делаешь?

– Раньше был чем-то вроде военпреда. Принимал на заводе военную технику. А сейчас что-то вроде гида, гужуюсь с союзниками. Англичане, американцы.

Слободкнн сплюнул:

– Вот повезло. У них выпивки – залейся. А мне завтра туда, – он махнул рукой на запад. По бледному отекшему лицу пробежала судорога.

Маша отошла, чтобы дать друзьям возможность поговорить.

– Я только что со спецкурсов, – прошептал Слободкин. – Изучали немецкую технику. Ну я тебе скажу… Умеют, сволочи! Одно слово – немчура.

– Что там у них? – машинально спросил Мирон.

Слободкин с внезапно вспыхнувшим подозрением воззрился на него:

– Ты чего спрашиваешь? Это же тайна.

– А если тайна, то зачем рассказываешь?

Слободкин заржал, сильно стукнул Мирона по плечу.

– Ну ты даешь… Мы же свои. Кореши. Беги, а то краля тебя заждалась. Ух, был бы вечер свободный, от меня бы не ушла. Ну, счастливчик, бывай!

Он повернулся и, сутулясь, зашагал по тротуару. Мирон задумчиво глядел ему вслед. Легкая рука легла на его руку. Маша.

– Он огорчил вас? Это плохой человек?

Мирон улыбнулся:

– Идите домой. Мама заждалась.

Итак, в военную прокуратуру пришло письмо. Вернее сказать, поступил донос. Беглая проверка подтвердила правдивость приведенных автором фактов. Сам он действительно прошел курсы по изучению немецкой военной техники и, следовательно, мог представлять интерес как источник информации. Грачев на протяжении последних недель регулярно встречался с англичанином, приглашал его к себе домой и даже ухитрился побывать на английском корабле, где ему была устроена встреча с американцем, наверняка представителем разведки. А иначе как мог оказаться американец в каюте английского моряка?

На допросе Грачев, естественно, решительно отрицал связь с англо-американской разведкой. Объяснил, что действовал в строгом согласии с полученным от командования заданием. Посещение Грачева Лонгом, так же как и его ответный визит, на корабле, тоже были санкционированы старшим начальником, майором Васильевым. Что касается советских данных, касающихся боевой немецкой техники, то он, Грачев, этими данными не располагает. Встреча со Слободкиным, сказал Мирон, была мимолетной. Продолжалась две-три минуты. Когда тут было разговаривать о технике…

– А свидетели встречи были? – спросили его.

Подумав, Мирон ответил: нет, свидетелей не было. Но по тени, промелькнувшей на его лице, по заминке было ясно: свидетель был. Позже, увидев под окнами прокуратуры хорошенькую белокурую девушку, приходившую не раз, чтобы навести справки о лейтенанте, следователь догадался, кто именно присутствовал при злополучной встрече. Однажды он пригласил девушку в свой кабинет. Она передала слышанный ею разговор Мирона с бывшим однокашником. Следователь заносить ее показания в протокол не стал, чтобы не компрометировать девушку, но его вера в невиновность лейтенанта укрепилась.

К сожалению, на беду Грачева майора Васильева отыскать не удавалось. Две недели назад он был спешно направлен в одну из боевых частей, попал в окружение, и судьба его была неясна.

3

– И что же сделал следователь? – спросил Вячеслав.

Он вспомнил рассказ отца о странном следователе, в руки которого попал в Северогорске. Тот вел допрос при полуоткрытых дверях. Такой был порядок, кто-то должен был слышать все, что говорится в комнате. Странным было другое. Улучив момент, следователь быстро достал из ящика стола полпачки шоколада и, приложив указательный палец к губам, быстро протянул коричневый брикет подследственному. Доведенный до голодных обмороков Мирон оценил поступок следователя.

– Так это были вы? – спросил внезапно осененный догадкой Вячеслав Луконникова.

Тот усмехнулся.

– Ваш отец понравился мне с первого взгляда. Молодой, горячий, прямой. И талантливый. Я сразу догадался о его таланте. Как? Талантливые люди держатся с особым достоинством. Вы разве не замечали? В общем, я дал себе слово сделать все, чтобы вытащить мальчишку из беды. Но это вряд ли удалось бы, если бы не объявившийся майор Васильев – ему удалось выйти из окружения. Он подтвердил, что ваш отец действовал строго в пределах данных ему указаний. Я сам вывел вашего отца на улицу. Его ждала та самая девушка, которую я допрашивал. Увидев Мирона, она бросилась ему на шею и расплакалась.

– Я догадываюсь, вы не случайно рассказали мне о клеветническом письме, которое чуть-чуть не погубило моего отца. Вы хотите сказать, что я мог по неопытности довериться письму о Святском и послужить орудием в руках его врага?

Вячеслав задумался: в какой-то степени Луконников близок к истине. Поначалу письмо и вправду показалось ему правдоподобным. Но он же разобрался в конце концов. А может, этим он обязан следователю Трушину, не пошедшему на поводу подброшенных ему вещественных доказательств?

Эта мысль вернула его к проблеме Зубова.

– Надо скорее брать Зубова! – воскликнул он. – А то уйдет…

– Уже ушел. Эти сведения – от участкового.

– От Фроликова? Выходит, я спугнул убийцу? – его щеки пылали от волнения и стыда.

– Мы вовсе не собираемся вешать на вас грехи следствия, пошедшего по неверному пути. Что сделано, то сделано.

– Одного я не могу понять. Если оба убийства совершил Зубов, то зачем нужно было скрываться Барыкину? Неужели он сообщник Зубова?

– Не думаю. Но к бегству его побудил, несомненно, Зубов. Наверное, обрисовал обстановку, сообщил, что все улики против него. В общем, запугал парня. Надо сказать, ловкий ход. Бегство Барыкина, с одной стороны, окончательно убедило следствие в его виновности, а с другой – лишило парня возможности защищаться. Теперь Барыкин на веки вечные повязан с Зубовым. Он целиком в его власти. Это дает основание предполагать, что Зубову для каких-то не известных нам целей нужен помощник.

– А для чего понадобилось Зубову идти на эти страшные преступления? – Вячеслава давно мучила эта мысль. – Не проще ли было самому скрыться?

– Вот тут мы подходим к главному моменту. – Луконников поднял кверху указательный палец. – Похоже, что Зубову во что бы то ни стало надо было отодвинуть разоблачение и еще какое-то время продержаться в Сосновском леспромхозе. Именно ради этого он пошел на два убийства. Готов был пойти и на третье… – Луконников осуждающе поглядел на Грачева. Тот отвел взгляд и стал глядеть в окно, где облака в это время затевали очередное перестроение. – Итак, надо ответить на вопрос: что удерживало Зубова в Сосновском леспромхозе? Стремление завладеть наследством Святского? Нет, иначе он не сунул бы столь крупную сумму в кабину лесовоза. Судя по его действиям и по тому, как он заметал следы еще до прибытия в наши края, это матерый преступник. И цель у него крупная. Он всячески оттягивал бегство, словно дожидался какого-то определенного срока. У нас есть догадки относительно того, что это за срок…

«Он говорит „у нас“, – подумал Вячеслав. – Речь идет о какой-то организации. О какой именно?»

Луконников, словно догадавшись о его мыслях, пояснил:

– Мы – это компетентные органы. Я еще не потерял связь с областным управлением. Руководство нередко прибегает к моим советам…

– У меня к вам три вопроса, – сказал Вячеслав.

– Первый?

– Кто вам сообщил о моем пребывании в ваших краях? Батя?

– Нет. Звонил совсем другой человек. Заместитель редактора районной газеты Косичкин. Проявил бдительность. Края-то наши особые… В общем, услышав знакомую фамилию, я навел справки и установил, что посетивший нас столичный журналист не кто иной, как сын моего старого знакомого. Я попросил Трушина привести вас ко мне. Второй вопрос?

– Вы рассказали о «временном консуле» и его сыне. Это тема вашего исследования?

– Да, я все-таки стал историком. Моя диссертация называлась «Англо-американская агрессия на севере России в 1918–1919 годах». В книге нашлось место и истории «временного консула», который, присланный к нам сюда для дипломатического прикрытия интервенции, сумел разглядеть правду истории… И стал нашим другом.

– Зубов уголовник или..?

Луконников ответил прямо:

– Не исключено, что за ним стоят те же силы, которые двинули к нам в 1919-м свои войска… Но это только предположения. Поимка Зубова – это наша забота. А вы немедленно возвращайтесь домой. И передайте отцу вот это.

Он протянул Вячеславу резной ларец, сопроводив свой дар словами:

– Нет, это не фамильные драгоценности. Всего лишь старые бумаги. Передайте отцу. Думаю, он им обрадуется.

Вячеслав не удержался, приоткрыл крышку, заглянул. Поверх пачки писем лежала фотография. На ней была запечатлена смеющаяся молоденькая девушка, которой предстояло стать его матерью. Она стояла возле сарая. У ее ног разгуливал петушок с задорно вздернутым гребешком.

Вячеслав ощутил крепкое рукопожатие. Оно означало, что последний акт разыгравшейся в глухих местах драмы закончится уже без него.

4

Залы аэропорта переполнены. С каждой минутой людей становится все больше и больше. Кажется, еще немного, и тонкие стеклянные стены не выдержат, людской поток прорвет непрочную запруду, хлынет на летное поле, вытеснит оттуда самолеты, которым останется только одно: взлететь в высокое голубое небо и растаять в его глубине, подобно облакам.

А может, это ощущение нарастающего многолюдства лишь оптический обман, порожденный зеркалами стен, перегородок, дверей, удваивающих, утраивающих людские фигуры и лица… Кто это? Вячеслав вздрогнул, почувствовав устремленный на него чей-то взгляд. Быстро повернулся. Человек в брезентовой куртке, в надвинутом на глаза капюшоне, стоящий за одним из столиков, низко наклонил голову. Вячеслав сделал несколько шагов, брезентовый человек повернулся и зашагал прочь.

Вячеслав резко отодвинул чашку кофе, выплеснув на блюдце буроватую, невкусную, даже вовсе не пахнущую благородными бразильскими зернами бурду и быстро направился к выходу на летное поле.

5

При посадке на рейс Североморск – Москва произошло небольшое ЧП.

Когда пассажиры уже заполнили салон и трап, качнувшись, готовился оторваться от серо-голубого, округлого бока самолета, по ступеням стремительно взбежал мужчина с «дипломатом» в руке.

– Открыть дверь! – громким командным голосом вскрикнул опоздавший, и трап замер у борта. Молодой человек застучал кулаками в металлическую обшивку. Дверца отворилась, в образовавшейся щели появилось удивленно-сердитое лицо бортпроводницы. Человек оттеснил ее плечом и проник внутрь.

Опоздавшего, предварительно проверив у него билет, попеняв ему за опоздание и бесцеремонное поведение, разместили в кресле. Ему велено было немедля надеть пристяжные ремни. Но он не торопился выполнять приказание. Окинув взглядом салон и высмотрев что-то, он вскочил, пробежал по проходу и, ухватив за плечо одного из пассажиров, молодого человека в очках, решительно потребовал обменяться с ним местами. «Очкарик» (это был Вячеслав), казалось, уже готов был сделать это, но опоздавший, проявляя нетерпение, повторил свою просьбу таким требовательным и властным тоном, что пассажир передумал и остался сидеть на своем месте.

– A-а, идите вы… мне и здесь хорошо, – произнес он. Его круглое лицо с пухлыми губами, коротковатым носом и большими голубыми глазами, еще более увеличенными линзами очков, поначалу добродушное, затвердело и обрело выражение неуступчивости.

Опоздавшему смириться бы и отступить. Но он вспыхнул, покраснел и с силой схватил упрямого пассажира за плечо. Тот с силой отбил его руку. Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не вмешался сидящий рядом с «очкариком» пожилой гражданин. Он пристально взглянул на буяна и холодно произнес:

– Вам же, кажется, ясно сказано: товарищу и здесь хорошо. Отправляйтесь на место.

Мужчина опустил голову и, буркнув под нос нечто вроде «извините», недовольный отправился восвояси.

Самолет загудел мощными двигателями, дрогнул, сдвинулся с места и покатил, направляясь к взлетной полосе. За стеклом иллюминатора, сменяя друг друга, замелькали знакомые всем кадры аэродромной жизни: бок огромного лайнера, из чрева которого грузчики извлекали и клали на багажную тележку разноцветные чемоданы, маленький, юркий ярко-желтый «газик» аэродромной службы, сновавший то туда, то сюда по бетонному полю, вереница прибывших пассажиров, тянувшаяся вслед за дежурной к входу в аэровокзал, серебристые полусферы бензохранилищ, темно-зеленый лес на окоеме.

Вячеслав усилием воли заставил себя отвлечься от мыслей о назойливом пассажире, только что вступившем с ним в схватку, и сосредоточился на другом, более важном. Увы, приходилось признаться себе: недавно там, в аэропорту, человек в брезентовой куртке с надвинутым на лоб капюшоном вызвал у него нечто вроде страха. Он ощутил неприятную слабость в ногах, лоб покрылся липкой испариной. А может быть, ощущение опасности пришло к нему впервые не сегодня? А когда? Да-да, в ту ночь, когда были убиты Святский и сторож Сидоркин. Еще не ведая о надвигающихся страшных событиях, Вячеслав, мотавшийся по ночному лесу – от Дома приезжих до общежития и обратно, чувствовал себя не в своей тарелке. Треск ветки за спиной заставлял думать о крадущихся шагах, шорох ветра в ветвях напоминал учащенное дыхание затаившегося человека. Откуда-то из темноты выныривали люди. Бригадиры Клычев и Вяткин, механик Зубов, сторож Сидоркин, уже хорошо знакомые Вячеславу, в тот поздний час казались странно изменившимися, отстраненно чужими. А может быть, он все придумал и уже позднее, после того как стало известно о двух убийствах, все происшедшее с ним в тот вечер окрасилось в особые, мрачные тона?

Нет. Пожалуй, он не ошибался. Над ним действительно нависала угроза. За ним следили, его преследовали. Почему? Ну, ответ тут ясен. Волею судеб Вячеславу довелось стать свидетелем происшедшей драмы. Нити следствия в какой-то степени оказались в его руках, какие-то улики стали известны ему одному. Да, он многое поведал и Трушину, и Луконникову. Сообщил им факты, детали… Но разве это все? Имеется кое-что такое, что подороже фактов. Что именно? Интуиция, например. Творческое воображение. Так не рано ли он покидает эти места? Его внезапный отъезд напоминает бегство. И это не нравится Вячеславу, рождает едкое недовольство собой. Он зря поддался на уговоры Луконникова и согласился уехать. Надо быть более твердым! Именно эти мысли и побудили Вячеслава, обычно мягкого и вежливого, проявить неуступчивость по отношению к нахалу, только что пытавшемуся согнать его с места.

– Молодой человек! Вы случайно в шахматы не играете? – раздался над ухом голос пожилого соседа.

– Играю.

Сосед тотчас извлек из дорожной сумки коробочку с шахматами. Это были не пластмассовые суррогаты, а нормальные, искусно выточенные из дерева фигурки, точь-в-точь настоящие, только очень миниатюрные.

– Сам выточил, – с гордостью объявил сосед.

Вячеслав поднял глаза на хозяина шахмат и увидел перед собой пенсионера с вздыбленным белым хохолком волос над высоким лбом. Щеки тщательно выбриты, под суховатой кожей на щеках проступают тонкие склеротические жилки, будто изображения рек и притоков на контурной карте.

– Шахматы! – воскликнул сосед. – А вы знаете, что означает это слово? Оно идет от персидского «шах мат», что означает «властитель умер».

– Умер?! – Вячеслав вздрогнул. Он все еще не отошел от ужаса, вызванного двумя смертями, и теперь хотел поскорей перенестись в мир древней игры, где царят условные правила и жестокие удары постигают не людей с их живой плотью, а бездушные деревянные фигурки.

– Учтите, игра в шахматы – это не такое уж безобидное дело, – посмеиваясь, говорил старик, и седой хохолок над его лбом подрагивал в такт словам. – Рассказывают, что когда будущий король Англии Вильгельм Завоеватель проиграл партию королю Франции, то так разъярился, что схватил доску и ударил французского суверена по голове.

– Обещаю в случае поражения вести себя более сдержанно, – ответил Вячеслав и отдался игре.

Однако ему не везло. На его ходы, которые он подолгу обдумывал, следовал мгновенный ответ, как будто его соперник заранее знал все, что он может сделать, и был к этому готов. У Вячеслава разболелась голова. Узнав об этом, сосед насмешливо скривил губы.

– Все проигравшие приписывают свои поражения плохому самочувствию. Это дало основание одному известному шахматисту не без сарказма воскликнуть: «Мне еще никогда не удавалось выиграть у здорового противника!»

Вячеслав покраснел и удвоил свою внимательность. Фигур на доске было достаточно много, причем поровну. Сосед констатировал:

– У нас с вами нечто вроде паритета…

– Паритета? – машинально повторил Вячеслав, обдумывая очередной ход.

– Паритет – это характерное соотношение сил двух сторон, когда они достигают примерного равенства.

– Но равенство в количестве фигур вовсе не залог ничьей. Выиграть, впрочем так же, как и проиграть, можно, имея больше или меньше фигур, чем у соперника.

– Согласен, согласен! – отозвался сосед. – Паритет в шахматах – это совсем не то, что скажем, паритет в соотношении боевых сил двух сторон.

– А в чем тут разница?

– В том, молодой человек, что в шахматах проигравшему грозит условный ущерб, как правило, моральный, а иногда и материальный – потеря приза. Тут не идет речь о жизни и смерти. Другое дело в политике. При современном уровне военной техники, в условиях паритета, сторона, развязавшая конфликт, не сможет уйти от возмездия.

– Но будь такая ситуация и в шахматах, мы с вами просто не решились бы сесть за игру?

– Именно! Именно! Мне нравится ваша манера мыслить.

Сосед сделал несколько продуманных ходов, и положение Вячеслава резко ухудшилось. Он потерял качество, а затем и фигуру. Его король беспомощно топтался в углу доски, собираясь сдаться на милость победителя.

– Что же вы! Ходите вот сюда… – сосед почти силой заставил Вячеслава сделать нужный ход. – Вот видите! Пат! Неизбежно повторение ходов. А следовательно, ничья! Поздравляю вас.

И опять Вячеслав испытал недовольство собой: кто-то снова вывел его из игры. Он насупился, втянул голову в плечи и попытался уснуть. Ему это удалось.

Очнулся Вячеслав так же неожиданно, как и заснул. За овальным иллюминатором – густая синева. На темном куполе неба посверкивают звезды. Но что это? Вячеславу показалось, что одна из них начала расти прямо на глазах. «Чепуха, обман зрения», – подумал он. И как раз в это самое мгновение звезда вспыхнула, родив тонкий и острый, как кинжал, луч света, который, развернувшись в конус, широким своим основанием упал на землю. И странное дело – там внизу, в кромешной тьме, вдруг высветился огромный квадрат и стали видны игрушечные островерхие дома, четко прочерченные ленты дорог, и даже ползущие по ним букашки автомашин тоже были отчетливо различимы.

– Что это?! – воскликнул Вячеслав.

Сосед повернул голову к иллюминатору и пробормотал:

– Мда, любопытно.

– Любопытно? И только? Смотрите, что она вытворяет!

«Звезда», испускающая луч, вдруг окуталась зеленым облаком («выхлопы двигателей», – с замиранием сердца подумал Вячеслав) и двинулась с места, постепенно приобретая сигарообразную форму.

– Рефракция света, – произнес сосед.

– Какая там «рефракция»! Это же типичный НЛО!

Видели небесное тело не только они. Многие пассажиры повскакали с мест и приникли к оконцам. И напрасно перепуганная вышедшими из-под контроля пассажирами стюардесса металась по узкому проходу между креслами, уговаривая людей вернуться на свои места – перемещение центра тяжести грозило самолету не вымышленными, а вполне реальными бедами. Но люди не подчинялись. С любопытством, а кое-кто и со страхом следили они за манипуляциями странного объекта.

– Разрешите! – сосед решительно поднялся со своего места и двинулся к пилотской кабине. По возвращении уселся в кресло и поделился с Вячеславом полученными сведениями. – Они там, в кабине, тоже не знают, что происходит, – недовольным голосом произнес он. – Командир тянет, хочет поглядеть, что дальше будет. Сейчас они пытаются на глазок определить расстояние до объекта. Хотя им-то как раз должно быть ясно, что на глазок этого не сделаешь. Второй пилот занялся рисованием. Старается запечатлеть то, что он видит. Я им посоветовал бросить самодеятельность и доложить о ЧП наземным службам. Нет, не нравится мне все это, очень не нравится! – тень тревоги промелькнула на лице соседа.

– Ну как об этом напишешь? Кто в это поверит? – вырвалось у Вячеслава.

– Не поверят – и правильно сделают, – почти сердито сказал сосед. – Нечего распространять всякие небылицы. В свое время этими «летающими тарелками» всерьез занимались серьезные люди – военные. Ведь каждая из сторон имеет основание считать «тарелки» секретным оружием противника, не так ли? Военно-воздушные силы США занимались НЛО в течение нескольких десятилетий. Были любопытные случаи. Однажды «летающие тарелки» пронеслись над Белым домом и Капитолием! Причем были четко зарегистрированы близ расположенной радиолокационной станцией. По команде подняли звено истребителей, но так называемые НЛО исчезли. В конце концов военные пришли к выводу, что «летающие тарелки» не могут быть делом рук землян: достигнутый даже в наиболее развитых странах уровень технологии пока не позволяет изготовить нечто подобное.

– Постойте, постойте… Вы сказали, что НЛО над Белым домом засекли радары?

– Так точно.

– Значит, можно запросить расположенные на трассе нашего нынешнего полета радиолокационные станции. Если они подтвердят нахождение в воздухе рядом с нашим самолетом неизвестного объекта, то можно взяться за перо.

– Все ясно: вы журналист, – констатировал сосед. – А я-то все гадаю, кто это может быть. Вы относитесь к числу людей, чей спектр интересов весьма широк…

– А знания весьма неглубоки, – ухмыльнулся Вячеслав.

– Я этого не говорил. Так вы пишущий человек. Ваша фамилия, если не секрет?

Вячеслав не без гордости произнес:

– Грачев. Еженедельник «Радуга».

Сосед оживился.

– Очень приятно. Вы знаете, молодой человек, женская половина моей семьи зачитывается вашими опусами. Про гражданок, видящих людей насквозь.

– Вам мои репортажи не нравятся?

– Не репортажи. А темы… В жизни есть кое-что посерьезнее.

– Может быть, вы сами подкинете мне стоящую тему?

– Не исключено, – ответил старик.

За иллюминаторами самолета тем временем продолжали происходить чудеса из числа тех, о которых, видимо, не любил читать старик: зеленое облако, окружившее НЛО, внезапно приобрело очертания громадного самолета и на большой скорости двинулось наперерез реальному самолету.

Вячеслава охватило смятение. Он вдруг ощутил беспредельность космоса и свою собственную ничтожность. Кто он в этой жизни – робкий гость, который должен быть благодарен уже за то, что его извлекли из небытия и на какое-то мгновение пригласили в этот сияющий красками мир? Нет. Что-то внутри него противилось самоуничижению. Да, он малая частица этого огромного мира. Но без частицы нет целого. Мир без него, без Вячеслава, не полон. А это значит, надо взвалить на свои плечи заботу о всем сущем. О деревьях… Каждый год в стране идет под пилу и топор почти два миллиона гектаров этих красавцев с бронзово-золотистыми, прямыми, как мачты парусников, стволами и сладко пахучей темно-зеленой хвоей. Они даруют человеку столь необходимый для его легких кислород, а он безжалостно сводит лес, бездумный, торопливый расточитель своих богатств… О людях, чья и без того короткая жизнь подвержена миллионам опасностей, главная из которых война. Его волновали и тревожили эти мысли – свидетельство происходящих в нем необратимых перемен. Он знал, что отныне он уже никогда не будет таким, как прежде. А каким будет? Он сам для себя – неопознанный объект.