Текст книги "Секреты для посвященных"

Автор книги: Валерий Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– А, Дэвид Гор! Это парень что надо! Не знаю, как это случилось, но он открывает двери ногой в кабинет президента, в подземные базы, на пункты управления. От него даже у нас в Лэнгли секретов нет.

– Нет?

– Почти.

– Значит, я тоже должен раскрыть карты?

– После фильма «На другой день», где они показали тебя и твой летающий катафалк всему миру, тебе уже нечего стыдиться и строить из себя девственницу. Говори все, что считаешь нужным. Создай впечатление полной искренности. Ну а как уж это тебе удастся, твое дело.

– Я пригласил его на уик-энд.

– Я бы тоже к тебе напросился, да занят. Вылетаю в Европу. Ну… повторим?

Официант уже спешил к ним с подносом. Из-под серебряной крышки струились заманчивые мясные ароматы. Рядом стояли стаканы, на четверть наполненные золотистым виски. И сиротливо возвышалась одна-единственная бутылочка с тоником. Для генерала. Пит предпочитал неразбавленное.

2

В нем проснулся азарт охотника. Словно скинув с плеч четверть века, молодой, сильный и ловкий, он вновь крался невидимой тропой в джунглях, стараясь не шуметь, не привлекать к себе внимание, потому что вокруг таилась смерть. Все клетки его тела, ум, нервы были подчинены одной задаче – выследить врага и поразить его, а самому остаться живым…

Под ногами треснула сухая ступенька, и он вздрогнул, покрылся испариной, как будто и впрямь под его ногами была чужая, кишащая змеями и прочими гадами земля, а не натертая до блеска воском деревянная лестница его дома, ведущая на второй этаж. Даже в старом человеке остается что-то от ребенка, призраки былого не отлетают в небытие, а остаются с нами, чтобы напомнить о себе в самую неподходящую минуту.

Конечно, он вел себя сейчас, как мальчишка. Казалось, чего проще – бросить Рэйс за обедом:

– А что, в наше отсутствие у нас побывала дорогая гостья?

Но он не сделал этого. Уход из дому Маргарэт, еще девочки, подростка, конфликт ребенка с отцом был незаживающей раной и для самого отца, и особенно для Рэйс. Она обожала свою взбалмошную дочурку и, безусловно, любила мужа. Ее сердце разрывалось между двумя близкими людьми. Было время, когда он начал серьезно опасаться за здоровье супруги. Она чахла на глазах. Побледнела, осунулась. Чуть что – на ее глазах появлялись слезы. В доме перестал звучать ее смех. Джеймс ломал голову, но ничего не мог придумать. Все получилось само собой. Как-то вечером за ужином он налил виски себе и Рэйс. Она удивленно взглянула на мужа: что случилось? Не отвечая на безмолвный вопрос, он выпил полстакана неразбавленного, как это обычно делал его приятель Пит О’Конорри. Сидел молча, ждал, пока подействует. А когда приятная теплота разлилась по телу и в голове зашумело, сказал:

– Дорогая… Я не могу смотреть, как ты теряешь жизненные силы. Может, это прозвучит эгоистично, но скажу: я не хочу терять тебя. Тебе надо взять себя в руки. Что, собственно говоря, случилось? Дочь живет у бабушки в Калифорнии. Ну и что? Маргарэт по-прежнему наша любимая дочь. Наш дом всегда открыт для нее. Она может бывать здесь при мне, без меня, как ей угодно. Ты должна почаще навещать ее в Сан-Франциско. Кстати, почему бы тебе не собраться и не съездить к ней на пару недель? Там рядом университет Беркли. Наверное, Маргарэт будет поступать туда, ты должна все разузнать, помочь дочери морально. Ну а злыдень-отец поможет материально.

Рэйс упала на грудь мужу и разрыдалась:

– О, Джеймс! Ты возвращаешь мне жизнь.

Рэйс съездила к дочери, вернулась помолодевшая, с ярким блеском в глазах.

– Джеймс, она сказала, что скоро побывает у нас.

– Вот и хорошо.

Джеймс почувствовал, что огромный камень свалился с его плеч. Конечно, конфликт с Маргарэт не потух. Но, по крайней мере, удалось восстановить отношения. Засохшая было ветвь вновь зазеленела. И Рэйс ожила, ее просто невозможно узнать. Так измениться за пару недель?!

То, что дочь бывает в доме в его отсутствие, было, конечно, ему известно. Он думал об этом с горечью, не теряя в глубине души надежды, что когда-нибудь контакт с дочерью восстановится. Максимализм юности пройдет вместе с юностью. И тогда все станет на свои места.

В разговоре с Питом О’Конорри Джеймса неприятно поразила его фраза о том, что ЦРУ держит его дочь в поле своего зрения, что ее незрелые выходки высокий государственный орган страны квалифицируют как опасную политическую деятельность. А это имеет непосредственное отношение к самому Джеймсу, к тому важному посту, который ему доверен президентом и конгрессом. Хорош «офицер судного дня», у которого в семье завелся красный агент.

Джеймс решил поближе присмотреться к тому, чем занимается Маргарэт. Но как сделать это, не привлекая внимания Рэйс? Он боялся нарушить то душевное равновесие, которое с таким трудом удалось обрести жене. Надо действовать самому. Ему пришло в голову, что участившиеся поездки Маргарэт в отчий дом объясняются не только желанием повидать мать. Должна быть еще какая-то причина. Он постарается докопаться до нее, осмотрев комнату Маргарэт, расположенную на антресолях.

И вот теперь, сняв ботинки и надев мягкие домашние тапочки, чтобы производить поменьше шума, он, как тать в ночи, крался по лестнице наверх, туда, где была расположена девичья светелка Маргарэт.

Подозрение, что за время его последней отлучки Маргарэт посетила отчий дом, появилось у него сразу, как только он перешагнул порог. Рэйс вся светилась, что нельзя было отнести только за счет радости, которую она испытывает от встречи с мужем. Ее радость была полной, а это происходило тогда, когда налицо были все слагаемые того конгломерата, который назывался ее семейным счастьем. И цветы. Цветов в доме было очень много, больше, чем всегда, все вазы заполнены ими. Он тотчас отметил, что цветы слегка привядшие, срезаны не сегодня, не вчера, а немного раньше. Поводом для этого мог послужить визит старшей дочери. Он ждал, что Рэйс сама скажет ему об этом, но жена промолчала, видимо, Маргарэт по какой-то причине просила не говорить отцу о ее приезде. Рэйс не могла ни лгать, ни хранить секретов, ее простая душа не была к этому приспособлена. Джеймсу ничего не стоило выведать у нее правду. Чем-чем, а технологией ведения следствия и допросов он владел – Вьетнам научил, но ему не захотелось допрашивать жену. Не хочет говорить на эту тему, не надо.

Но странно, разговор с Питом О’Конорри, его упоминание о миротворческой деятельности Маргарэт, то и дело всплывал в его мозгу, в свете услышанного от приятеля тайный приезд дочери приобретал неприятно будоражащее значение.

Он решил выяснить все сам, не обращаясь к Рэйс.

И вот сейчас, когда жена заняла место в холле у телевизора – гнали какой-то сериал, он бесшумно крался по лестнице наверх в комнату дочери.

Да, несомненно, Маргарэт совсем недавно побывала здесь. Сильный аромат стоявших на столике цветов перемешался с запахом французских духов – то был нежный аромат, который всегда распространяла вокруг себя Маргарэт. Она не была красавицей в строгом смысле этого слова, но обаяния в ней была бездна. Миловидное ее личико постоянно горело воодушевлением, на щеках играл румянец, в глазах светился ум. Да, она была умна, слишком умна, Джеймс предпочел бы, чтобы его дочь была попроще.

Он внимательно оглядел комнату, полки с книгами и стопки брошюр, заглянул в ящичек стола: при этом чувствовал неловкость, все время боялся, что на глаза попадется что-то интимное, женское. Но слава богу, ничего такого не попадалось. Он прикрыл ящичек и опустился на узкую девичью койку, раздумывая над тем, что же он хотел бы или, наоборот, не хотел здесь отыскать.

Его взгляд остановился на светлом квадрате бумаги, валявшемся под столом, возле батареи. Джеймс опустился на пол, пошарил рукой. То была фотография. Он перевернул ее, вгляделся.

Сердце его сделало скачок и замерло. Так и есть. Интуиция его не обманула. Он не зря строил из себя Ната Пинкертона. Улика находилась у него в руках. Он еще раз вгляделся в тусклое изображение. То был любительский снимок, к тому же сделанный давно, больше двадцати лет назад. Тот, кто снимал, не очень-то владел техникой фотографирования: недодержал снимок в закрепителе, отчего он был покрыт бурыми пятнами. Тем не менее нетрудно было догадаться, что изображала фотография: допрос вьетконговца. Строго говоря, допрос вел Пит О’Конорри, а Джеймс только присутствовал, но поди докажи, что это так, а не иначе.

Его охватило негодование. Как эта старая фотография попала сюда, в комнату дочери? Не иначе она проникла в его кабинет, рылась в его архивах. Кто ей позволил? Зачем ей это понадобилось?

Он выбежал из комнаты и отправился в свой кабинет. Стены были уставлены стеллажами до потолка. На одних были книги, на других картонные ящики с белыми квадратиками, которые он вот уже много лет собирался заполнить, чтобы можно было легко, без хлопот обнаружить искомое. Но все руки не доходили, времени всегда не хватало, да и в архивах особой нужды не было. Вот выйдет в отставку, тогда и займется старческими делами. Человек начинает интересоваться прошлым, когда настоящее не дает удовлетворения, а будущее не сулит ничего нового. Слава богу, ему еще рано думать об отставке. Несколько лет у него впереди, если кто-нибудь, например родная дочь, не сделает ему подножку.

Он быстро отыскал ящик с документами вьетнамской поры. Вывалил на стол. Вырезки из газет, фотографии лежали горой, напоминавшей сопку в районе Сонтай (рейд на территорию Северного Вьетнама окончился безрезультатно, точнее говоря, это был настоящий провал). Дрожащими руками Смит перебирал свидетельства давних лет. Зачем он хранил их? Он испытал запоздалое раскаяние. Почему он не сжег все это и не развеял пепел по ветру?

«Феникс»… Так называлась эта чудовищная операция, которая была разработана при активном участии Уильяма Колби, тогдашнего главы ЦРУ. В ходе кровавой бойни было уничтожено сорок тысяч вьетнамцев, подозревавшихся в принадлежности к вьетконговским организациям. Одного подозрения было достаточно, чтобы отправить человека на тот свет. Подразделение, убившее наибольшее число людей, получало премию в долларах. Счет убитых велся по обрезанным ушам, которые «волки» приносили и сваливали на стол перед своим командиром. Людей убивали по ночам прямо в кроватях. Такса: один человек – три доллара. Жизнь вьетнамца ценилась недорого.

Джеймс Смит содрогнулся. Собственно говоря, ему-то какое до этого дело! Лично он в убийствах не участвовал. После ранения ему дали небольшую передышку, он был на время прикомандирован к группе психологической поддержки, где и познакомился с Питом О’Конорри. Да, Питу есть что рассказать о тех страшных днях. Что касается Смита, то он тоже не без греха – сеял смерть из поднебесья. Дым и огонь от разрывов сброшенных им бомб – вот что он видел с высоты, только и всего. Так стоило ли хранить фотографии, на которых он снят рядом с Питом? Каждый, кто их увидит, подумает, что он тоже активно участвовал в операции «Феникс», проливал кровь невинных, поди докажи, что это не так!

Джеймс Смит похолодел. Сомнения нет. Его родная дочь Маргарэт воровски забралась в его хранилище, выкрала обличающие отца фотографии, а теперь готовится предать их огласке. Он скрипнул зубами, генералом овладело бешенство, окажись Маргарэт в эту минуту здесь, рядом, и он мог бы поднять руку на дочь, ударить ее… А эта курица Рэйс кудахчет над своим цыпленком, не понимая, что над их домом нависла страшная угроза. Дура!

Он постарался взять себя в руки. В конце концов это пока лишь догадка. Маргарэт неглупая девушка, вряд ли она не подозревает о последствиях своих разоблачений. С ней надо поговорить, объясниться.

Джеймс набрал в грудь воздуха, развел руки в стороны, сделал несколько резких движений – раз-два, раз-два. Сердце обретало свой обычный ритм. Он свалил бумаги в картонный ящик, но убирать его на стеллаж не стал. Завтра же он сожжет его содержимое на заднем дворе.

Жаль, очень жаль, что не сделал этого раньше.

3

Маргарэт, несмотря на свою молодость, уже знала: счастье всегда ходит под ручку с несчастьем. Стоит в ее жизни произойти чему-то хорошему, жди беды. Как будто кто-то там, наверху, специально следит за тем, чтобы ей, Маргарэт, не привалило счастья выше нормы.

В этот раз она приехала домой не одна. Вместе с ней был Генри Джилсон, сухопарый парень со светлыми, отдававшими в рыжину волосами и молочно-розовым лицом, покрытым рыжими веснушками. Должно быть, в нем текла ирландская кровь, во всяком случае Маргарэт представляла себе ирландцев именно такими. К числу их отличительных черт относились также честность, порядочность и упрямство. Последнего, правда, у Генри было многовато, больше нормы. Ей, например, стоило огромного труда привезти его под крышу отчего дома и оставить ночевать. Он был в курсе непростых отношений Маргарэт с ее отцом и считал для себя невозможным провести ночь в доме генерала без его приглашения.

То, что Генри наконец согласился на ее уговоры, Маргарэт расценила как убедительное доказательство его чувств к ней. Эго привело ее в восторг. Мать уложила дочку на ночь в ее детской комнате, а Генри в гостевой, но ночью Маргарэт пришла к нему, чем повергла своего друга в ужас. Она была счастлива, что все произошло под крышей ее родного дома, ей было не так страшно. Совсем другое дело Генри. Он чувствовал себя злодеем, проникшим обманным образом в чужой дом и похитившим драгоценное сокровище. Он требовал, чтобы они тотчас же, за завтраком, признались во всем матери Маргарэт и сообщили, что вскоре поженятся.

Маргарэт стоило большого труда уговорить его не делать этого. Более того, она убедила Генри остаться в этом доме еще на одну ночь. Он не устоял: они оба были потрясены случившимся.

Отложив отъезд еще на день, Маргарэт брала на душу большую ответственность. Там, в Сан-Франциско, на этот день была назначена антивоенная демонстрация, в которой собирался принять участие отец Генри – Томас Джилсон. И, конечно, она, Маргарэт, должна была быть рядом с ним. Она восхищалась этим человеком. Томас Джилсон прошел ад Вьетнама и вернулся домой в полном убеждении, что политика американского правительства в Юго-Восточной Азии противозаконна и противоречит интересам американского народа.

Вот таким Маргарэт мечтала видеть своего собственного отца!

Судьбы этих двух ветеранов вьетнамской войны сложились по-разному. Отца Маргарэт ожидала блестящая военная карьера, призраки прошлого не мешали ему спокойно спать и с чистой совестью исполнять обязанности одного из руководителей военной машины страны. Что касается Джилсона, то он, поработав помощником адвоката, а потом и адвокатом, не смог оставить прошлое за своими плечами, позабыть его. Он все больше и больше убеждался, что его родное американское общество – это больное общество: и в дни войны, и в дни мира дела шли не так, как надо. И он решительно вступил на путь борьбы. Став активным участником движения «Мирная акция ветеранов», он побывал с миссией мира в Никарагуа.

А завтра он с группой единомышленников должен заблокировать поезд с боеприпасами, предназначенными для никарагуанских контрас.

– Жаль, что нас не будет в этот час с твоим отцом, – шепнула Маргарэт за ужином Генри. Совесть у нее была нечиста. Она принесла Дело в жертву личному счастью. Но ей сейчас так хорошо!

Генри что-то промычал с набитым ртом. Маргарэт вздохнула. Какие они все-таки разные! Лично она без ума от его отца, не побоявшегося бросить вызов страшной, вооруженной до самых зубов силе, – американскому правительству. А Генри относится к отцовским акциям как к старческим чудачествам. Он, конечно, любит отца, но не понимает его. Самого его не оставляет честолюбивое желание добиться того, чего не удалось, по его мнению, отцу, – сделать карьеру адвоката, занять достойное место в процветающем американском обществе.

Да, если говорить строго, то ей ближе отец, чем сын, но не выходить же замуж за отца – она даже прыснула от смеха в чашку с чаем, отчего несколько капель его пролилось на накрахмаленную скатерть.

Наутро Маргарэт зашла в генеральский кабинет, забралась в ящик с вьетнамскими фотографиями, там нашлось кое-что интересное. Ей захотелось порадовать отца Генри, который готовил очередной выпуск плаката «Вьетнамские ветераны против войны» и нуждался в новых материалах. Ее застал за этим делом Генри.

– Как ты можешь без спроса рыться в ящиках своего отца! – возмущенно воскликнул он. Но Маргарэт, соскочив со стула, чмокнула его в щеку, и инцидент был улажен.

4

Если Пит О’Конорри угостил генерала Джеймса Смита шотландским обедом, то генерал своего гостя журналиста Дэвида Гора попотчевал блюдами французской кухни. Честно говоря, он и сам был не прочь полакомиться. Долгие годы жизни за границей убедили его, что американская кухня не самая лучшая в мире. Эти вечные овощные и фруктовые салаты. Почти нет супов. Здесь не допросишься заливной или копченой рыбы. Любителю колбас тут тоже нечего делать. Вся пища – неострая, недосоленная. Нет, он, Смит, хотя и страстный американский патриот, однако предпочитает съесть на обед что-нибудь вкусненькое.

Жена Рэйс любит сообщить гостям, что пользуется рецептами, которые якобы достались ей от бабушки-парижанки. Но он-то знал, что рецепты бабушки не более, чем миф. Свои рецепты Рэйс черпала из кулинарной книги француженки Жинет Матьо, правда, надо признать, у нее это неплохо получалось.

Гость явно понравился Рэйс, она хлопотала больше, чем обычно, ее лицо раскраснелось – то ли от жара кухонной плиты, то ли от возбуждения, и она выглядела помолодевшей.

Генералы женятся лейтенантами – эту поговорку произносят тогда, когда хотят объяснить простоватый вид некоторых генеральских жен. Но Рэйс не выглядела простоватой, хотя Джеймс женился на ней, действительно будучи лейтенантом. Она работала в баре на военной базе. Была тогда Рэйс молодая, длинноногая, румяная, и в поклонниках у нее недостатка не было. Тем более что в те далекие времена женщин в армии было мало. А вот недавно командование сухопутных сил США объявило, что американки теперь могут претендовать на армейские должности, которые ранее были доступны только мужчинам. Уже сейчас в американской армии каждый десятый воин – женщина. Скоро их станет вдвое больше. А это значит, подумал про себя Джеймс Смит, вдвое будет больше скандальных дел с прелюбодеяниями и разводами. Успокаивало лишь только что полученное уточнение: пилотами разведывательных самолетов они быть не могут. И за это спасибо!

Смит совсем уже было собрался открыть рот и, перебив разговорчивого журналиста, поразглагольствовать на тему «женщина в армии», но взглянул на Рэйс и запнулся. Сообщение, что женщин в армии прибавится, ей придется не по вкусу. С возрастом ревности у нее не поубавилось.

Так что инициатива застольной беседы осталась по-прежнему в опытных руках Дэвида Гора. Разделываясь с десертом – пирогом с сырыми сочными фруктами (сливами, абрикосами, вишней) по рецепту «французской бабушки», – он продолжал развлекать хозяйку дома комплиментами и рассказами из жизни сильных мира сего. Она слушала его, блестя все еще красивыми голубыми глазами и полуоткрыв рот.

– У вас отличный дом. Ничего лишнего, и в то же время есть все необходимое. Очень современно и изящно. Вот это старое вольтеровское кресло, видимо принадлежавшее вашей бабушке, отлично вписывается в модерновый интерьер. Этакий привет из прошлого. Чудесно. Угадываю ваш вкус, мадам, потому что мужчины на это не способны!

Рэйс метнула на мужа торжествующий взгляд: он устроил ей нахлобучку, когда она притащила эту, как он выразился, рухлядь с распродажи. Она приобрела эту вещь почти за бесценок и вот, как выясняется, не ошиблась.

Опытный гость тотчас же решил сделать пас и в сторону генерала.

– Ох, эти жены! – воскликнул он. – Они очаровательны, у них бездна вкуса. Но вот всегда ли они понимают реалии нашего жестокого века? Я расскажу вам один любопытный эпизод из жизни Кеннеди. Как только он перешагнул в качестве нового президента США порог Овального кабинета, тотчас же окинул его внимательным взором, стараясь обнаружить тот знаменитый красный телефон, который, как предполагалось, должен будет проинформировать его о начале ядерного нападения Советов. Но, к своему удивлению, не обнаружил аппарата. Он спросил своего советника по науке доктора Джерома Визнера. Визнер ответил, что генерал Эйзенхауэр, предшественник Кеннеди на посту президента, кажется, держал телефон в ящике стола. Но когда Кеннеди и Визнер выдвинули все ящики, телефона там не оказалось.

– Куда же он делся? – не выдержала Рэйс.

Обнаружилось, что жена нового президента очаровательная Жаклин Кеннеди решила обновить обстановку Белого дома и отыскала элегантный столик, подаренный в 1880 году президенту Резерфорду Хэйсу королевой Викторией. Когда этот столик, сделанный из шпангоута корабля «Резолют», был поставлен вместо стола президента Эйзенхауэра, красный телефон просто отсоединили и убрали из комнаты как ненужную вещь. «Как это могло случиться?!» – с негодованием воскликнул Кеннеди. Визнер объяснил: «У нас, господин президент, нет системы управления и контроля за ядерными силами».

– Вот так-так! – воскликнул изумленный генерал.

Подобного рода истории не доходили до ушей военных. Видимо, штатские так же упорно хранят свои «маленькие секреты», как военные – свои. У генерала мелькнула мысль – не сказать ли о постоянно отваливающейся от «Боинга» антенне, которую никак не соберутся отремонтировать, но сдержался. Вслух произнес:

– Уверяю вас, Дэвид, кресло моей жены не нанесло такого ущерба обороноспособности Соединенных Штатов, как тумбочка Жаклин.

Они посмеялись. Потом Джеймс Смит сказал:

– Постойте, постойте… Уж не этот ли пропавший красный телефон послужил для Кеннеди сигналом к созданию гигантской контрольной системы?

– Вот именно, генерал. Но уверяю, сейчас, через много лет, эта система не намного более надежна, чем в те времена.

Джеймс запротестовал:

– Вы, газетчики, скептики. И склонны к преувеличениям. Вам же обязательно надо запугать читателя, чтоб у него глаза от страха на лоб повылазили. Тогда он бросается покупать ваши книжки и отдает вам свои доллары.

– Не верите, – констатировал Дэвид. Его лицо оставалось спокойным. – Ну тогда послушайте, что я вам расскажу, но прежде всего надо, видимо, объяснить вам цель моего визита к вам. Вот она – я решил вскрыть наиболее тщательно скрываемые Пентагоном секреты, затуманивающие истинное положение дел в области управления стратегическими силами, и с этой целью вот уже целый год наблюдаю работу центров обнаружения, оповещения, обработки данных северо-американской системы противовоздушной и противоракетной обороны. Я уже проинтервьюировал десятки высокопоставленных военных и гражданских лиц. На очереди вы, генерал Джеймс Смит. Как вы сами понимаете, я веду свою работу с разрешения самых высоких инстанций. Почему они мне дали такое разрешение? Думаю, их самих подмывает взглянуть на дело своих рук как бы со стороны, в данном случае моими глазами.

Но прежде чем начну задавать вопросы, я сам вам кое-что расскажу. Вы, генерал, в полном смысле слова витаете в облаках и оттуда, из поднебесья, с борта своего сверхновейшего и сверхоснащенного суперлайнера, не видите всего того, что происходит на земле… и тем более под землей. Я просвещу вас. Это плата за обед по рецепту французской бабушки, – Дэвид бросил лукавый взгляд на жену Джеймса, и она зарумянилась, будто девушка. – Но у меня есть одно предварительное условие – разрешите мне пересесть в это замечательное старинное кресло. Кто знает, может быть, в нем сиживал сам Вольтер!

Такое разрешение Дэвиду, конечно, было дано. Хозяева дома с опаской наблюдали, как он размещает свое крупное костистое тело (фунтов 200, не меньше) в старом скрипучем кресле – не развалилось бы!

Дэвид начал:

– Вы видели фильм Стенли Кубрика «Доктор Стрэйнджлав», он вышел в свет в 1964 году? Если помните, капитан Мамдрейк – его роль играет Питер Селлер – в критическую минуту нарастания ядерного конфликта пытается дозвониться до Вашингтона с военно-воздушной базы Вэрпелсон, расположенной в Англии. Он хочет сообщить, что американские бомбардировщики с грузом ядерных бомб на борту летят в сторону России и что их надо срочно отозвать. Он охвачен паникой: передать важное сообщение не так-то легко. Он прикладом разбивает автомат по продаже кока-колы, чтобы достать оттуда несколько монет и позвонить по телефону-автомату. Этот выдуманный эпизод недалек от того, что происходит в действительности. Выступая в Техасском университете, лауреат Нобелевской премии Стивен Вайнберг иронически сказал: «Мы все хотели бы надеяться, что система связи министерства обороны не будет опираться на платные телефоны. А если этого нельзя избежать никак, то хотя бы надо запастись мелочью…» Как видите, дорогой генерал, многие наши системы, которые военные представляют нам чуть ли не как чудо совершенства, на поверку оказываются весьма уязвимыми.

Что ж, Джеймс Смит ничего не имел против того, чтобы этот журналист, вольно раскинувшийся в кресле с дымящейся сигаретой в руке, костил военные ведомства. Главное, чтобы он не старался вытянуть негативной информации из него самого. Честь мундира – это придумано военными, и не зря придумано. Корпоративные интересы существуют, и они должны быть защищены, на этот счет у Джеймса Смита было совершенно твердое мнение.

А что касается этого узколицего и горбоносого Дэвида Гора, то для него, кажется, нет ничего святого.

– Вы, военные, многое видите в излишне розовом свете. Извините, но иногда вы напоминаете мне римского центуриона, упоминаемого в Новом завете. Он кичился своей властью над подчиненными: «Говорю одному – иди, и идет, другому – приди, и приходит. Слуге моему – делай то, и делает». А вот у меня сложилось впечатление, что у нас ни один человек, облеченный властью, не может дать приказ, будучи в достаточной степени уверен, что это будет сделано.

Гор смахнул сигаретный пепел в услужливо поднесенную ему Рэйс фарфоровую пепельницу, изображавшую игральную карту – валет пик, и начал рассказывать о своих поездках на строго засекреченные базы США.

У Джеймса Смита волосы зашевелились на голове. Может быть, это провокация военной разведки? И этого парня нарочно подослали к нему, чтобы он своими россказнями вызвал Смита на ответную откровенность? Проверка умения держать язык за зубами? Он даже вспотел от возмущения. Его, генерала Смита, проверяют! А почему бы и нет? Пытались же они недавно усадить на детектор лжи самого государственного секретаря! Он, молодец, отказался, пригрозил отставкой, и они отступились. А что делать ему, Смиту? Может быть, вежливо выпроводить гостя? Но тут Джеймс вспомнил о письме генерала Донована, рекомендовавшего встретиться с известным писателем, подтверждение благонадежности Гора, данное Питом (уж он-то, сотрудник ЦРУ, должен все знать), и успокоился.

А истории, которые рассказывал журналист, и впрямь были забавны.

Он побывал в горе Шайенн, гранитном утесе в Скалистых горах, где в начале шестидесятых годов подрывники военного министерства США вырубили несколько пещер, где разместился главный штаб НЕРАД – объединенной системы аэрокосмической обороны Североамериканского континента. По идее поступающая отсюда – из глубины Скалистых гор – информация должна привести в действие конечный элемент системы, предназначенной для нанесения уже запланированных ядерных ударов.

– И что же я там увидел! – со смехом воскликнул Дэвид Гор. – Главный командный пункт. На стене огромный экран, семнадцать на семнадцать футов. Вы, конечно, не раз его видели во всевозможных фильмах о ядерной войне. В помещении почти темно. Свет как в преисподней, зеленоватый – отсвет сигналов компьютерных дисплеев. На столе у командующего – пять телефонов. Черный – прямая связь командного пункта с Пентагоном и президентом. Бежевый – с центром системы ракетообнаружения. Красный соединяет главный штаб с центром, получающим данные с разведывательных спутников. Четвертый – с главами комитета начальников штабов. Но самый главный – пятый аппарат.

– А он для чего?

– На тот случай, если… жена попросит командующего захватить домой батон хлеба.

Джеймс и его жена засмеялись. Но Гор предупредил:

– Подождите смеяться. Самое смешное еще впереди… Мне пришло в голову проверить, насколько безотказно действуют все эти аппараты. Я упросил дежурного офицера поднять трубку. И что же? Начали с черного аппарата. Мы прождали двадцать секунд, но никто не ответил.

Подняли трубку другого телефона. Тот же результат. Впоследствии выяснилось, что дежурный офицер попросту не умел пользоваться техникой. Он, вероятно, позабыл, что сначала надо было набрать ноль. Во втором случае – с бежевым телефоном – тоже было что-то не так.

– Что же из всего этого следует? – нахмурившись, спросил Смит. Ему не нравилось, что штатский делает из военных дураков.

– Из этого всего следует, что пора совершить моцион. Обед на французский лад следует переваривать стоя, – вмешалась Рейс, уловив в голосе мужа раздраженные нотки. – Ты не хочешь, милый, показать мистеру Гору свою коллекцию оружия?

Гор вскочил с кресла, продемонстрировав подвижность подростка.

– Коллекция оружия? Ракеты, танки, самолеты?

– Все гораздо скромнее, – улыбнулся Смит. – Прошу к выходу.

Ровно подстриженная зеленая лужайка, голубой кафель бассейна овальной формы, выложенное из красного кирпича прямоугольное строение в дальнем углу сада.

– Там тир, – объяснил генерал. – Люблю пострелять по мишеням.

– Любите пострелять? – В глазах журналиста зажегся насмешливый огонек, но он погасил его усилием воли. – Что ж, давайте, постреляем.

5

Генерал и гость вышли из дома. В лучах послеполуденного солнца ярко зеленел газон. Манила к себе паргола – деревянная конструкция, состоявшая из крытой толстыми досками мореного дуба площадки и вознесенной вверх тоже деревянной сетки. Брусины были заплетены лозами дикого винограда и образовывали полог, защищавший от прямых попаданий солнечных лучей. Четыре кресла и круглый столик, плетенные из вьетнамской соломки, довершали картину.

Но Джеймс Смит повел Гора в дальний угол участка, где стояло приземистое удлиненное строение. Задняя его часть упиралась в пологий холм. Генерал достал ключ, открыл замок.

– Входите.

Вспыхнул свет, освещая залу, по стенам которой было развешано оружие. Оно же лежало на низких столиках, громоздилось по углам. У журналиста разбежались глаза.

– У вас тут, генерал, целый арсенал. Вы готовитесь сражаться в одиночку, собственными силами?