Текст книги "Факультет Тёмной магии: Всё не то, чем кажется (СИ)"

Автор книги: Валентина Льер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Да, мы там могли укрыться – нежить на дух не переносила божественный свет, оттого улица и была пустой. Вот только и я с ним не слишком ладила.

– Что, все готовы к новому забегу? – коротко и чуть горько усмехнулась я. – Тогда кто последний, тот драит потом котлы!

Впрочем, подбадривать никого не требовалось: каждый из нас понимал, что белокаменные стены храма – наш единственный шанс на спасение. Шанс на передышку. И, возможно, смертельная ловушка, в которую мы сами же себя загоним и в которой нам будет суждено остаться навеки, так и не сумев пробиться сквозь восставшую нежить.

Но все это будет потом, как и судорожные попытки найти выход, а сейчас мы просто пытались прорваться туда сквозь качнувшихся нам навстречу мертвяков. Буквально выгрызая путь блеском стали, пением магии и отблеском злого колдовского огня.

Мы пробивались быстро, яростно, прекрасно понимая, что стоит лишь нам замешкаться, замедлиться, остановиться на миг, как нас сомнут и растерзают. Оттого нещадно хлестали плети тьмы, кру́гом, не жалея сил, разбегался магический огонь, пел, разрезая воздух и изгнившую плоть тальх. Ни я, ни Руан уже не подстраивались друг под друга, не обдумывали, как бы переплести нити, чтобы не сжечь заклинание, не просчитывали каждое переплетение – заклятия уже получались сами собой, словно мы с рождения работали в паре. И восставшие пеплом оседали у наших ног...

Но стоило лишь одному умертвию опасть сожженными хлопьями на землю, как на его место тут же вставало двое новых. Кукловод явно не жалел сил. Да и чего ему их жалеть – вон сколько мертвых поднял – всю площадь заполонили. А вот наши силы, к сожалению, были не

бесконечны: каждый новый шаг давался уже всё с большим́ трудом, все тяжелее и тяжелее было вновь и вновь поднимать оружие, все сложнее становилось вовремя увернуться от взмаха вражеского клинка, все чаще закрадывались ошибки в переплетения нитей и все чаще взгляд обращался к узкой улочке, ведущей к храму, в надежде, что до нее осталось совсем немного.

– Еще чуть-чуть, – процедила Катрин, быстро смахнув влагу с лица и яростно рубанув по чьему-то черепу. Я лишь передернула плечами: пропитанная потом одежда неприятно льнула к телу, а мышцы предательски налились усталостью, так что тратить драгоценные силы на ответ не хотелось. Тем более что они тут же понадобились: на редкость изворотливый остов какой-то крупной птицы едва не выбил не успевшей увернуться девушке глаз.

– Кэт! – брошенная мною в последнюю секунду сеть спасла ее. Вот только радости это никакой не вызвало – то, что магистр не успела среагировать, явно говорило о том, что она уже сильно устала. Если мы не прорвемся в ближайшее время к храму, то, похоже, останемся на этой площади навсегда. И будем ровно так же, как все эти несчастные, служить невидимому кукловоду.

– Вир? – Руан буквально на секунду обернулся, мельком взглянув на нас. Именно он шел первым и прокладывал путь, принимая на себя основной удар. Если бы не молодой мужчина, в руках которого пела смертоносная сталь, мы давно бы уже погибли бы. И в этот момент я была готова поверить не только в то, что он дракон, оборотень или даже демон, но даже в то, что он сам – Свер – один из давно ушедших богов. Иначе как он успевал не только буквально крошить умертвия – от соприкосновение с традиционным оружием его народа кости восставших буквально разлетались на осколки, – но и колдовать: почти во все мои заклятия были вплетены нити его силы.

– Идем, – выдохнула я и мельком взглянула на храм.

Однако добраться до столь вожделенной цели нам было не суждено: когда до каменной мостовой, ведущей к зданию и словно четко ограничивающей владение света, осталась всего пара шагов, с неба рухнул, обрушив одно из зданий и окатив нас каменной крошкой и пылью, виверн. И, надо сказать, где-то в глубине души я даже была рада, что нам помешали: глядя, как обугливается попавшее на ту самую брусчатую мостовую разодранное крыло ящера, как корчится и воет от боли давно уже ничего не чувствующее огромное умертвие, я отчетливо видела, что было бы со мной, стоило лишь мне перешагнуть эту грань.

к на миг я даже почувствовала, как, выжигая все внутри, хлынул по венам свет, как начала корчиться внутри меня тьма, как забурлила, не в силах справиться с магией, кровь... Ведь всем известно, что хоть Ночь-Хранительница и идет об руку с Пресветлым Днем, однако нет ничего опаснее для тьмы, чем свет. И как свет убивает ее, поглощает, стирает навеки, так и светлая магия, вьющаяся вокруг храма, не терпит тьму. Ровно как нет ничего опаснее для света, чем тьма. Способная скрыть до скончания времен в своих недрах. И столь же яростно, как и свет, ненавидящая свое отражение.

Потому и тяжело темным днем, а светлым – глубокой безлунной ночью. Потому и сложно плести некромагам свои нити подле светлого храма, а целителям и светлым – возле кладбища. Потому и хоронят внутри играды храма Пресветлого дня, чтобы не могли темные нити дотянуться до умерших, чтобы обрели души и тела покой, а не обратились в куклы и игрушки в руках искусного темного...

– Вир! – Эрударен резко встряхнул меня за плечи и дернул куда-то в сторону. Зубы клацнули, чуть не задев язык, и я оторвала взгляд от гибнущего чудовища. – Туда! – подтолкнул меня мужчина в сторону небольшого переулка. Ведь он, в отличие от меня, не допустил столь непозволительной ошибки, и не замешкался, когда виверн рухнул на землю.

Однако, стоило лишь нам вбежать на узкую улочку, как тут же пришлось сворачивать с нее: путь дальше нам моментально преградили и лишь выбитая Катрин в каком-то обветшалом заборе доска позволила избежать нового столкновения. Нырнув в образовавшуюся дыру, мы оказались в небольшом дворике. Но и тут нам не дали сделать передышку: с неба, словно камни стаей, посыпались мертвые птицы. Они замельтешили вокруг, стараясь если не выклевать глаза, то расцарапать когтями лицо. И, спасаясь, мы бросились в очередной разрушенный дом. Чтобы из него выбраться на разрушенную улицу. А затем вновь свернуть на другую улицу... пробежать через двор... пробраться через дом... перебраться через завал... И вновь в дом...

к почему-то с каждым новым поворотом мне все больше и больше начинало казаться, что это не мы убегаем, а нас гонят. Намеренно, планомерно, давая свернуть лишь туда, куда надо. Не давая под страхом смерти отступить ни на шаг от намеченного кем-то маршрута. И в то же время оставляя иллюзию, будто мы сами выбираем свой путь, сами выбираем свою судьбу... И, похоже, гнали нас на главную площадь, потому как дома, через которые мы пробирались, становились все более богатыми. Все чаще попадались хоть и запущенные, но весьма выразительные сады, да и улицы были не столь разрушены, как на окраине. Один раз нам даже попался небольшой парк с заросшими дорожками и обвалившимся фонтаном. Вот только полюбоваться осенью, позолотившей деревья и кинувшей тонкими рыжими мазками листья на черную гладь воды в чаше фонтана, нам не дали, большой стаей полуразложившихся собак напомнив, где мы находимся.

Потому я вовсе не удивилась, когда очередная улица, свернув, вывела нас на центральную площадь.

Ею должно быть когда-то очень гордились жители этого теперь навеки мертвого городка. И дело было даже не в почти полностью сохранившемся здании библиотеки – большом, монументальном, величественном строении, наличием коего не каждый и крупный город мог похвастаться, и даже не в затейливо выполненной ратуше, больше похожей на небольшой замок. Дело было в широком мосту, перекинувшемся через бурную реку, разделяющую площадь на две равные части.

Опоясанный кованными ажурными перилами, мост был некогда вымощен камнем и магическим стеклом, чтобы прогуливающиеся жители могли любоваться на стремительный

бурный поток, что буквально бурлит у них под ногами. Ночью впаянные в камень кристаллы, должно быть, едва заметно светились, добавляя мягкости темным сумеркам и нежности полуночным встречам влюбленных.

Но это была не единственная особенность моста – в самом центре его, на гребне, некогда располагался памятник королю Ильтану Основателю – первому правителю наших земель. Сейчас, правда, о скульптуре напоминала лишь груда разбитых камней у подножия трона, где некогда располагалась статуя, да откатившаяся в сторону отбитая голова короля.

Но трон не пустовал, нет. Другая фигура нынче занимала это место. Костлявая, скрытая складками темного истрепанного плаща, с наброшенным на голову глубоким капюшоном, под которым можно было только рассмотреть горящие синим пламенем глаза. Нынешний правитель этого города, кукловод, искусно дергавший за ниточки свою мертвую армию, тот, кому мы были обязаны столь изматывающим путем сюда.

– Лич, – едва слышно прошептала... и словно разбудила этим тихим словом древнее спящее лихо. Рука существа повелительно качнулась, рубином блеснул перстень на костлявом пальце, и рядом запела сталь. Тальх, спрятав свои смертоносные лезвия, выпал из внезапно ослабшей руки. Покатился по мостовой и замер в нескольких шагах от нас. Но Руан даже не обратил на это внимание: он безвольной одурманенной куклой шагнул вперед, повинуюсь жесту лича. Небольшая алая метка вспыхнула на его запястье.

– Руан! – схватив мужчину за руку, я резко дернула его назад, но услышала лишь смех в ответ. Холодный, мертвый, едва различимый смех короля мертвых.

– Отпусти его, ведьма, – зашептало разноголосьем у меня в голове, стоило лишь мне упрямо сжать руку Эрударена и не дать ему сделать еще один шаг.

– Отпусти...

– Вам не уйти...

– Ты же чувствуешь?...

– Чувствуешь, я вижу... – тонкая улыбка скользнула по иссушенным губам лича. И хотя я

endash не видела, но явственно почувствовала в глумливом голосе.

– Оставь его, и я отпущу вас. Тебя и огненную... Оставь его, и я дам вам уйти... Иначе вы не уйдете... Вам самим не уйти... – озвучил насмешливый голос в голове мои собственные мысли. И он был прав. Не только потому, что в одиночку лича почти невозможно убить – он продал свою и множество чужих жизней за это почти полное бессмертие, – но и потому что – я инстинктивно обернулась назад – король мертвых поднял древнее захоронение. Разбудил кровавых магов, тысячелетие назад упокоенных и запечатанных в своих могилах. Темных, злых, неимоверно опасных, несущих лишь смерть и разрушение. Мы не выстоит и полминуты против этих древних мертвецов. Нам не выбраться отсюда – из самого сердца мертвого города. А это значит, что некому будет предупредить о собранной мертвой армии – вряд ли король-мертвец останется коротать свой век здесь, а значит волна мертвецов нахлынет на Университет раньше, чем истечет срок, отпущенный нам на разведку. Нахлынет и двинется дальше, оставив после себя лишь пустые стены зданий и пополнив свои ряды новобранцами – отборными боевыми магами и недоучками. Сгинут под натиском близлежащие города и села, уйдут вглубь леса ведьмы – одни они не сумеют ничего сделать, а больше будет некому: весь целительский корпус ушел по приказу нашего императора, а темных осталось не так много... Сотни, тысячи, десятки тысяч жизней... против одной... Я взглянула на застывшего Руана.

– Оставь его... И вы уйдете...

Целые города, страны против одной жизни...

– Оставь...

– Хорошо... – опустив голову, едва слышно произнесла я.

– Вир, что происходит? – нахмурившись, прошептала Катрин, переведя взгляд с меня, на Руана

– Все хорошо, – горько улыбнувшись, соврала я. – Все будет хорошо.

– Отпусти... пусть подойдет, – вновь зашептал голос.

– Нет. Я... я сама... подведу, – сжав ладонь мужчины, я шагнула вместе с ним вперед.

Руан

Нет, он никогда не считал отступление с поля боя чем-то зазорным.. Уж лучше отойти назад, заманив тем самым врагов в заранее подготовленную ловушку, или отступить, скрыться в лесах и дать своим измученным кровавым боем частям передохнуть и переформироваться, сохранить солдатам жизнь, пусть и ценой небольшого поражения, чтобы потом ударить в самым неожиданный для противника момент и выиграть сражение. Более того, он искренне полагал, что зачастую хорошо продуманное отступление было способно принести намного больше пользы, чем бессмысленное, но героическое отстаивание своих позиций до последнего вздоха, до последней капли крови.

Вот только нынешнее бегство ему не нравилось абсолютно. Именно бегство: стремительное, недодуманное, на самой грани. Но что сделать, если и времени-то на размышления у них особо не было: любое промедление, любая задержка могла обернуться чьей-то оборвавшейся жизнью.

Поэтому раз за разом и ныряли в разломы стен, пролезали под обрушавшимися балкам, пробирались по завалам, ускользая едва ли не в последний миг от преследовавших их мертвецов. И кружились в смертельном танце сталь его клинков и темные нити Виррин.

Возможно, именно поэтому он и почувствовал знакомую магию слишком поздно: когда их путь оборвался на центральной площади. Всего лишь отголосок, осколок, неясный след магического кулона – одного из самых древних и ценнейших артефактов, который некогда был отдан во владение младшему принцу, и который был довольно дерзко украден у него.

Именно эта вещица и стала причиной их появления в Университете: желая скрыть сильный магический фон артефакта, воровка сбежала туда, где постоянно плелись и переплетались нити магии, где царил магический хаос и где за вечными экспериментами студентов никто бы не заметил ауру древнего магического украшения.

endash надо отдать ей должное, ее план почти сработал: воровка хорошо сумела замести свои следы. Однако все-таки она их недооценила: хоть и не саму воровку, но ее укрытие они найти сумели. Вот только найти беглянку в самом Университете оказалось не так просто...

Наверное, отборные ищейки и поисковые маги Повелителя справились бы намного быстрее, но, во-первых, путь в этот мир на долгое время им был закрыт, а во-вторых, на следующее утро после пропажи кулона из спальни принца состоялся короткий, но довольно емкий разговор младшего наследника с отцом.

Кто передал Повелителю о краже, так и осталось неизвестным, но Руан мог поручиться, что никто из их шестерки этого нее делал. Слишком старой была их дружба, слишком хорошо он знал всех остальных: еще со времен Академии, когда еще никто не знал, кто перед ним – наследник древнейшего рода или сын простого воина, младший принц или крестьянский ребенок. Как и в Университете, в Академии высочайшим повелением были запрещены все титулы.

– Ведь судить надо не по красивым словам, не по приставкам и родовому имени, а по поступкам, – когда-то хмыкнул Владыка, подписывая указ.

Так и родилась когда-то их дружба, переросшее со временем во что-то большее. Любому из них он безоговорочно мог доверить свою спину и за любым из них не раздумывая шагнул бы хоть во Врата, ведущие в царство Мертвых.. Большая роскошь и большая редкость для их мира...

Так или иначе, но Повелитель едва ли не первый узнал о пропаже, и разговор состоялся. Тяжелый, трудный, всю суть которого можно было передать в нескольких словах: "Вы потеряли, вы и возвращайте". И что значил тот разговор, Руан до сих пор так определиться и не смог: то ли Владыка выказал величайшее доверие своему сыну, поверив, что тот сам сможет найти и покарать вора, то ли столь изощренным способом наказал: ведь артефакт в чужих руках был опасен для принца: стоило лишь разобраться в привязках, в магии крови.

И, похоже, их воровка разобралась с кровными плетениями намного быстрее, чем они ожидали. Потому как по-другому объяснить вспыхнувшую родовую печать и опутавшую сознание вязь подчинения мужчина не мог.

– Попался, целитель!... – прошептал где-то на краю сознания женский голос и зашелестел сухим, неприятным смехом. – Так глупо попался...

О да, глупее некуда – попасть под власть артефакта, который сам же и зачаровывал... Только вот самого кулона здесь не было – Руан его не чувствовал, – как и не было воровки, а в том, что это именно она смеялась недавно, мужчина даже не сомневался. Должно быть, спряталась в руинах, куда изначально лежал их путь, и теперь руководила оттуда. Разбуженному явно в спешке личу же досталась лишь крупица силы артефакта – иначе молодой мужчина давно бы потерял собственную волю, превратившись в бессознательную марионетку.

А значит у него есть шанс вырваться: хоть в его жилах и течет кровь правителей, но он все же не принц, на чью кровь настроен артефакт. Да и у осколка нет столько власти, как у самого кулона. Так что...

Руан осторожно попытался потянуться к подчиняющей вязи. Попытался прощупать ее, поддеть, распутать, снять оковы с себя. Вот только усилия его оказались тщетны: заключенной в осколке древней магии не хватило, чтобы оплести его душу и подчинить, но для подчинения тела

endash оказалось достаточно. Лишь только пальцы чуть дрогнули на тальхе, едва заметно сжав всегда служившее ему верой и правдой оружие.

– А вот оружие тебе больше не за чем, – тут же насмешливо прошелестело в голове. – Брось его, целитель!

Сердце на секунду замерло, пропустив удар. Мужчина взметнулся, яростно забился. Рванулась, заревела внутри как раненый зверь магия, отозвалась поселившаяся под сердцем тьма Вир, и в какой-то момент ему показалось, что еще чуть-чуть, и оковы лопнут, не выдержав натиска, не выдержав ярости, но... Превратившийся в посох тальх выпал из ослабевшей руки, покатился по каменной мостовой и замер в нескольких шагах от них. Такой близкий и такой недоступный.

– Какая ирония, – вновь глумливо зашелестел голос воровки. – Тальх можно забрать у вас только после смерти, а ты же сам его выбросил. Впрочем, это упущение мы скоро исправим – жить тебе осталось недолго. Подойди!

– Руан! – стоило лишь ему сделать шаг, как его схватили за руку. Виррин?! Мужчине отчаянно захотелось зарычать на нее: он-то думал, что она более благоразумна и не сунется на площадь пред очи лича. Им стоило уйти, пока внимание умертвия и воровки было сосредоточенно на нем: вряд ли обе девушки хоть сколько-нибудь интересовали его визави. А, значит, у них был шанс затаиться где-нибудь в одном из разрушенных домов, а после выбраться.

Но Вир не только, не ушла, но и, более того, помешала воровке: тонкие пальцы, обвившие его запястье, внезапно родниковой прохладой приглушили горящую, словно свежее клеймо, родовую печать.

– Как интересно, – закрались в голову чужие мысли, наполненные женским насмешливым голосом. – По имени зовет. Кто она тебе? Очередная дурочка, очарованная тобой и твоей магией? Или, может, наш черствый целитель наконец-то в кого-то влюбился?

– Кто ты? – проигнорировав вопрос, зацепился за последнюю фразу Руан. Ее слова натолкнули его на мысль, что он встречается с ней не в первый раз. Возможно, они не знакомы лично, но она достаточно часто появлялась во дворце, чтобы быть в курсе гуляющих там сплетен. В том числе и о его личной жизни. А вот пропавшую любовницу принца они, похоже, зря подозревали: она всего лишь человечка в отличие от воровки. Более того, скорее всего, девушка уже давно мертва: ее предназначение по замыслу укравшей кулон было лишь в том, чтобы сбить их с пути. И, конечно же, ей абсолютно не надо было, что бы девушка внезапно объявилась.

– Всему свое время, целитель. Не бойся, ты узнаешь мое имя. И умрешь с ним на губах, – сухой смех неприятно заскрежетал в голове, но почти тут же оборвался. – Но вернемся к моему вопросу. Кто она тебе?

– Никто.

– Какая жалость, – глумливо заметила воровка. – А ведь это было бы так романтично – умереть от руки любимой женщины... Умереть, глядя в глаза предавшей тебя любимой. Вот была бы злая ирония, не правда ли? Или, думаешь, она бы тебя не предала? Не тебе ли, целитель, знать, что стоит предложить что-нибудь более ценное, как жизнь любимого, как все обещания будут забыты. А что может быть более ценное, чем собственная жизнь?

– Не веришь? – хмыкнула невидимая мучительница, когда ответа на ее слова не последовало. – Тогда слушай!

Стоило лишь ей это сказать, как в голову мужчины ворвалась сотня голосов. Они шептали, шипели, требовали, угрожали, уговаривали все как один оставить его, и обещали Вир свободу.

– Видишь, – тихим ядом разлился на самой грани сознания голос воровки, но Руан все равно различил его среди вороха других, – она молчит. Сомневается, колеблется. Разве она должна колебаться?

Если бы Руан мог, он бы горько улыбнулся. Воровка дала Вир лишь иллюзию выбора. И он бы предпочел, чтобы она выбрала свободу: если конечно, обещания лича не лживы. По крайней мере, он считал, что это было бы правильное решение. Вот только почему-то прозвучавшие слова Виррин внезапно отозвались глухой болью в душе.

Пожалуй, ни одна дорога в жизни не была для меня настолько тяжелой. С каждым шагом мне становилось все сложнее и сложнее идти, ноги словно налились свинцом и не желали подчиняться. Бремя принятого решения нещадно давило, с каждым шагом становясь все тяжелее

endash мучительнее. И хотя оно выглядело правильным – ведь, по сути, мертвому магу нужен был только Руан, а мы же с Катрин оказались случайно втянуты в его игры, да и, к тому же, хоть кто-то из нас должен вернуться, чтобы предупредить об опасности, а у нас с магистром на это больше шансов, – но внутри все противилось такому выбору. Мне даже пришлось призвать на помощь "тяжелую артиллерию" – воспоминания о шабаше. Но не те упоительно сладкие минуты, когда мы были вместе, когда огонь плясал вокруг нас в наших телах, когда свет звезд рассыпался серебристыми бликами на разгоряченных телах, а ту горечь осознания, что все это было лишь игрой, что мной воспользовались и что теперь меня оставили, как уже ненужную вещь, а ласки дарят совсем другие девушки.

Мы так и не поговорили с Руаном – днем он не спешил начинать разговор, как всякий мужчина, должно быть, полагая, что если не напоминать, то гнев и обида женщины сами собой сойдут на нет, и все вернется на круги своя без малейшего их вмешательства. Я же, честно говоря, тоже не торопилась вывести Эрударена на чистую воду. Потому что боялась. Боялась услышать то, что сделает мне еще больнее. А от того осторожно баюкала то хрупкое перемирие, что наступило.

Вечера же у нас оказались на редкость насыщенными, так что обсуждать все было особо некогда.

теперь, должно быть, уже и не надо. Не с кем станет, стоит лишь мне сделать последнюю пару шагов.

– Это правильное решение, – тут же зашептало на самой грани сознания. – Он предал тебя... ты ему не нужна, – зашелестели чужие вздохи. Настойчивые голоса неупокоенных душ, прежде моливших, звавших, предлагавших, угрожавших мне, сейчас почти смолкла. Превратились в почти неслышный гул, лишь изредка из которого можно было расслышать шепот тех, кто во веки веков обречен по прихоти лича скитаться по сожжённой, мертвой земле.

– Отдай его... и вы уйдете... только он... нужен... отдай...

Я чуть сжала пальцами чужое запястье там, где пульсировала, обжигая жаром мою ладонь, метка и... сделала последний шаг к трону. Чтобы тут же вскинуть голову и встретиться с

пылающим синим огнем взглядом восседающего на нем мертвого мага – единственным, что еще выдавало в нем хоть какую-то искру подобия жизни.

Иссушенные губы того, кто некогда продал чужие жизни за свое бессмертие, искривились в кривой улыбки. Костлявая, обтянутая тонкой бескровной кожей рука потянулось было в нашу сторону, но остановилась. Но лишь затем, чтобы в следующий миг дернуть на себя невидимый поводок. Руан дернулся, словно на его шее был тот самый ошейник, к которому и вела невидимая привязь лича, сделал шаг вперед. Метку обожгло огнем и я, не в силах выдержать жар, отдернула руку.

– Превосходно, – прохрипел повелитель мертвых. – Сними с его пояса кинжал.

– Зачем? – насторожилась я.

– Ты не в том положении, девочка, чтобы спорить, – послышался сухой ответ. – Впрочем... думаю, в рядах моей армии ты будешь более сговорчивой.

– Подожди! – я шагнула к Руану и осторожно, стараясь не смотреть в застывшее, холодное лицо мужчины, исполнила приказ. Рукоять, оплетенная кожей и украшенная вязью какого-то заклинания, чрезвычайно удобно легла в руку. Клинок, на миг вспыхнув рунами, легко выскользнул из ножен. Это ведь явно не простой кинжал...

И словно в подтверждение моих слов, лич прохрипел:

– Хорош-ш-шо... Архат... клинок, способный убить такого, как он...Навс-с-сегда... испепелив душу... Убей его!

– Убить?.. – едва слышно, переспросила я. На большее у меня не хватило сил – голос внезапно отказал.

– Убей!

И взглянула на клинок. Сжала в дрожащих пальцах рукоять, словно пятясь разбить смертельную сталь, раздробить оружие. Но оно, конечно же, осталось цело.

– Ты же хочешь жить, – вкрадчиво поинтересовался лич, – тогда...

– Хочу, – прошептала и вскинула кисть.

– Прости, – чуть слышно прошептали мои губы Руану, и моя рука с занесенным кинжалом рухнула вниз, вонзив клинок в плоть.

...Тишина, давящая, гробовая тишина упала на площадь вместе с опущенным кинжалом. Настолько звонкая, настолько оглушительная, что глухой перестук капель, сорвавшихся с окровавленного лезвия, которое только что рассекло грудь мужчины и распороло мое запястье, показался громче барабанной дроби. Громче боя часов, отсчитывающих последние мгновения до смерти.

Нет, я не промахнулась. И нет, моя рука не дрогнула в последний момент. И капающая с кинжала кровь не была результатом попытки Катрин остановить меня – магистр вообще дальновидно предпочла не вмешиваться. И зная ее, я могла с уверенностью сказать, что хоть это решение далось ей тяжело, но оно не было продиктовано ни трусостью, ни желанием сохранить свою жизнь. Катрин, скорее всего, просто побоялась помешать моему плану. Если таковой у меня имелся...

А он, как ни странно, имелся.

– Убить! Смерть! – взорвалась тысячью голосов тишина мертвого города, обманутого мною, и я поняла, что отмеренные нам кровавыми часами мгновения жизни закончились.

– Прощай, – я на мгновение вскинула голову, чтобы, возможно, в последний раз взглянуть в ярко-зеленые глаза того, кто стал моей болью. И чуть криво усмехнулась, искренне порадовавшись, что мужчина скован заклятием: в его зрачках полыхало столько ярости, столько обреченной злости, что у меня на секунду перехватило дыхание. Он злился не на меня – на себя. За то, что все понял без слов. За то, что не может помешать, не может остановить, за то, что я действительно прощаюсь, а он не в силах ничего сделать.

Руан рванулся, изо всех сил пытаясь вырваться, разорвать путы, но было уже поздно: мое браслет, прищемив кожу, защелкнулся на его запястье, а я же отпустила силу. Необузданную,

неуправляемую, ту, что была заперта этим самым браслетом, и подпитанную сейчас принесенной

endash жертву пролитой кровью.

почти сразу же вышедшую из-под моего контроля. Хотя, откровенно говоря, я и не пыталась даже ею управлять: разбушевавшаяся магия разом выпила у меня все силы, и я просто рухнула на колени на вздрогнувшую мостовую: там внизу, под нами взметнулась, забурлила река. Расхлесталась, яростно бросилась на камни моста, загрохотала, опадая, чтобы тут же вновь взметнуться.

По каменной мостовой поползли трещины, зазвенели впаянные в камни магические стекла, задрожали стены близлежащих домов. А в следующий миг мост стал стремительно рушиться: целые куски кладки, оторванные магией, один за другим с грохотом стали исчезать во взбесившейся реке. А вместе с камнями исчезала в бурном потоке и мертвая армия: хотя мне показалось, что мгновения растянулись на вечность, однако все произошло настолько быстро, что спастись тем, кто был на мосту, было просто невозможно. Даже лич не успел ничего сделать: отпущенная мною магия стремительно сметала все на своем пути.

Когда камень под ногами у меня треснул, разлетелся щебенкой, рефлекторно дернулась в сторону, но спастись не сумела: трещина стала стремительно разрастаться. Жалобно заскрипели перила, с противным звоном где-то рядом лопнуло магическое стекло и нас обдало стеклянными осколками вперемешку с брызгами. Мостовая под нами основательно вздрогнула, застонала в последний раз и рассыпалась, увлекая вместе с обломками в беснующуюся внизу воду.

Я вскрикнула и сжалась, понимая, что сейчас на меня обрушится каменный дождь. И если он не убьет, то доканает река, с радостью растерзав того, кто так дерзко ее поднял.

Радовало только одно, что ни Катрин, ни Руан не попадут вместе со мной в ледяную воду: в тот момент, когда мостовая ушла у меня из-под ног, сработало два портала – один активировала со своего браслета Катрин, а второй я, когда защелкнула на чужом запястье. Конечно, разбушевавшаяся магия, скорее всего, сбила настройки порталов, и обоих выкинет абсолютно неизвестно где, но они хотя бы будут живы.

Чего не скажешь обо мне: я не успела сориентироваться в царившем хаосе, и неожиданно сильный удар об воду выбил из меня дух. Река тут же подхватила потоком, больно ударила об камни, завертела, так что я тут же наглоталась воды и потеряла всякое представление, где в этой круговерти верх, а где низ; протащила по обломкам и кинула под самый рушащийся мост. Рядом, чудом не задев, рухнул огромный кусок брусчатки. Вспенив и без того беспокойную воду, упокоилась на дне секция ажурных перил. Царапнув кожу, исчез в бурлящих недрах осколок камня. А вместе с ним и я: река меня вновь подхватила, проволокла под водой и вытолкнула наверх, в оглушающий грохот.

Вот только на этот раз чуда не случилось: сильный удар по затылку заставил сознание померкнуть.

Глава 24

Мне всегда нравились сны, приходящие под самое утро. На самой грани яви и дремы. Яркие, красочные, и столь необычные: с одной стороны реальность словно плавится в твоих руках, ты можешь делать все, что хочешь, ты можешь быть, кем хочешь, ты – творец, и любые законы мироздания подчиняются лишь твоему сознанию – вольному или неосознанному. С другой стороны ты уже знаешь, что это сон, потому даже самый страшный кошмар не страшен – всегда можно проснуться, всегда можно напомнить себе, что это – всего лишь игры разума, сновидение.

Мне всегда нравились рассветные сны...

Вот и сейчас я плыла в одном из них – на грани сознания, на грани яви, на грани тьмы.

Укутанная мягким теплым покрывалом из тьмы без звезд моею покровительницей – Ночью.

Овеянная её уютной тишиной. Ни костров, коими так любят пугать грешников жрецы Пресветлого дня, ни страшных духов, терзающих несчастных, ни пронзительных криков и слезных просьб о пощаде – ничего не нарушало мой покой, мое посмертье.

Лишь тьма и тишина, в которой так лениво и в то же время так легко думается.

том, смогли ли спастись Катрин и Руан. И если за магистра я не переживала совсем – Катрин Далькре была намного сильнее, чем могло показаться, – то вот за молодого мужчину... Не была ли моя жертва напрасной? Не зря ли я разменяла свою жизнь на их свободу? И ведь я знала, что платой будет именно жизнь. Иначе было просто нельзя – мы бы не выбрались оттуда.