Текст книги "Факультет Тёмной магии: Всё не то, чем кажется (СИ)"

Автор книги: Валентина Льер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Вот и ведьмина сила до инициации такая же – яростная, безумная, дикая. Недаром ее запирают до прохождения обряда, оставляя лишь малые крохи, чтобы юная неинициированная ведьма не натворила бед, да сама не убилась. Вот как пройдешь, так ворожи сколько хочешь – там стремительный горный поток превращается в спокойную полноводную реку, совладать с которой очень легко. А до – ни-ни. Да и, честно говоря, не хочется. Я когда-то попробовала, когда еще не носила браслет. Маленькая еще была, лет пять мне едва исполнилось, и сила только-только проснулась. Вот я и попыталась заставить свою няньку отстать от меня со своими нудными уроками, да дать мне поиграть в куклы. Тот ужас, когда твое сознание, твоя душа рвется на куски от того, что ты не можешь удержать силу, не можешь справиться с подхватившим тебя водоворотом, я запомнила надолго. Как и серебристые пряди в темно-каштановых волосах моей матери, которые появились после того дня.

– Магистр? – негромко окликнул меня молодой мужчина.

– Прости, задумалась, – я встряхнула головой, и отвела, наконец, взгляд от леса. – Идем, – поманила за собой Руана и, обогнув печную трубу, направилась к одной из башен.

– Я подумал, – догнал меня Эрударен, – получается, что на ведьм аномалия не действует? Не пешком же они туда добираются.

– Верхом, – машинально буркнула я, потому как мысли все еще были завтрашним шабашем, и тут же выругалась про себя: это ж надо было так проговориться. – На метле, – почти тут же исправилась я. – Недаром же столько сказаний среди народа бродит.

– Угу, – едва заметная усмешка проскользнула по губам мужчины, – на рогатом демоне, управляя его же хвостом.

Я чуть улыбнулась, однако тему развивать не стала. Потому как в голову образы лезли по большей части пошлые. И к полетам имеющие отношение весьма отдаленное.

Впрочем, вскоре нам стало не до разговоров: черепица на довольно крутом скате крыши, куда мы перебрались буквально минуту назад, оказалась на редкость хрупкой, да еще и местами поросшей мхом, на котором я почти сразу же поскользнулась и едва не навернулась, лишь чудом

сумев сохранить равновесие. Так что шли мы медленно, внимательно каждый раз выбирая, куда поставить ногу. Поэтому, когда мы добрались до каменной кладки башни, я вздохнула с облегчением.

– Надеюсь, мы не полезем наверх, – вскинув голову, с мрачным сомнением проговорил Эрударен. И я его могла понять. Башня хоть и была сложена из камня, однако забраться на десятиметровую высоту представлялось весьма проблематичным: камни были настолько хорошо подобраны и подогнаны, что зацепиться было почти не за что.

– Полезем, – хмыкнула я в ответ и достала из поясной сумки небольшой камушек на цепочке. Проведя ладонью по стене, нащупала небольшую выемку и приложила кристальный ключ туда, – только по лестнице.

Стена, дрогнув, сдвинулась, открыв темный лаз.

– Здесь на верхнем этаже когда-то была обсерватория, – с моих пальцев сорвался светлячок

в мягко скользнул в разлом. Тусклый магический огонек осветил пустую пыльную площадку, усыпанную каким-то мусором, вырвал из тьмы ступеньки лестницы, идущей наверх. – Но потом было принято решение ее закрыть. Все входы на нижних этажах заложили, остался только этот, – я наклонилась и внимательно осмотрела пыль, но кроме цепочек следов мышей и крыс ничего не нашла. Здесь давно уже никто не ходил. Да и защита была цела. Правда, как показали последние события, это вовсе не препятствовало появлению нежити в самых неожиданных местах.

Подвесив еще несколько магических огоньков, я, наконец, шагнула на площадку и тут же немного посторонилась, пропуская Руана.

– Интересное место, – протянул молодой мужчина, подойдя к краю. Его взгляд скользнул по узкой лестнице без перил, по черным гладким стенам, по глубокому уходящему вниз колодцу, на дне которого белели кости крыс.

Я же нащупала очередную нужную мне выемку и вновь приложила ключ. Правда, на этот раз не за тем, чтобы закрыть дверь, а чтобы зажечь магический огонь, который яркой полосой, зажигаясь, пробежал вдоль лестницы, моментально осветив всю башню. И масштабы предстоящего нам подъема.

Я вскинула голову, рассматривая лестницу, но, не найдя ничего подозрительного, стала быстро подниматься.

Ох, повезло студентам, что здесь отменили занятия. На редкость неудобная лестница: ступень широкие и высокие, в то время как сама лестница довольно узкая, так что все время приходится едва ли не жаться к стене, чтобы, не дай Свер, не упасть вниз. Тем более что упасть и переломать себе кости тут как раз-таки вполне можно: по непонятным причинам внутри башни наложить такое же заклятие, как на стены, не удалось. Я-то уже запыхалась, поднявшись только со средней площадки башни, а каково же было бедным учащимся, которые поднимались с нижних этажей? Да еще и не по одному разу за день? Впрочем, если они были такими же, как Руан, который спокойно стоял подле меня, и, ожидая, пока я отдышусь, с интересом рассматривал дверь, ведущую в обсерваторию, то могли, наверное, и по десять раз туда-обратно бегать.

Дверь, кстати, так заинтересовавшая Эрударена, ничего примечательного из себя не представляла, но вот за ней вполне нас могли ждать сюрпризы. Поэтому я осторожно накинула на себя и молодого мужчину защитные плетения, которые сплела, пока мы поднимались, и, активировав боевые клубки нитей, приложила ключ к двери. Толкнула жалобно скрипнувшую дверь и... Даже магические светлячки не понадобились: комната оказалась пустой, если не считать немногочисленной мебели, укрытой чехлами; даже занавесей на окнах не было, так что луна щерилась через пыльные стекла, превосходно освещая комнату. Все, что было ценного, отсюда давно вынесли, когда запечатывали башню. И новой живности тут, судя по всему, не завелось. Хотя я на всякий случай проверила это магическим зрением.

– Почему ее все же закрыли? – негромко спросил Эрударен, зайдя следом за мной. Он обошел комнату, даже заглянул под один из чехлов, взвив при этом в воздух облако пыли, так что я, не удержавшись, чихнула. Пришлось спешно распахнуть двери на балкон, опоясывающий башню, чтобы еще сильнее не расчихаться.

– Среди студентов у башни бытовало два названия, – поманив Руана, я вышла на балкон, где обнаружилась лестница, ведущая на самый верх башни. Неизвестный мне архитектор почему-то решил, что она, лестница, должна быть снаружи. И по своему обычаю так же решил, что перила на ней – лишняя и мешающая деталь.

– Одно из них – башня самоубийц, – поднявшись на самый верх, обернулась я к молодому мужчине. – Думаю, почему, и так понятно, – я подошла к каменному ограждению и, перегнувшись через зубец, взглянула вниз, – эта башня – одна из самых высоких в Университете, да и лестница весьма впечатляющая.

– А второе?

– Второе? – задумчиво повторила я и перевела взгляд на раскинувшуюся перед нами Пустошь. В отличие от крыши, отсюда открывался прекрасный вид на горы. И на молочное лунное сияние, разлившееся над пустынной степью. А еще на далекое, обрамленное небольшой рощей озеро, формой напоминающее сердце. Пожалуй, я могла понять, откуда взялось второе название: все же вид отсюда открывался завораживающий. Тонкий, легкий и захватывающий. Чарующий. – Второе – башня влюбленных. Сюда часто приходили целоваться под луной, хотя ночью все, конечно же, запиралось. Но разве кого-то это останавливало?

– Здесь собирается какая-то магия? – прозвучал тихий вопрос и по обе стороны от меня на каменный парапет легли мужские ладони.

– Не знаю, – я повернулась в этом своеобразном кольце и, машинально чуть прикусив губу, взглянула на столь близко стоящего мужчину. – Не проверяла.

– Так почему бы, – легкая улыбка скользнула по губам Руана, прежде чем он наклонился ко мне, – не проверить?

Наверное, все же здесь переплетены какие-то нити, потому как целоваться здесь оказалось весьма... увлекательно. До нехватки воздуха, до бешено бьющегося сердца, до легкой боли в слегка прикушенной губе, до невообразимо острых и нежных прикосновений.

Магия, она такая. Сводящая с ума. Пьянящая. Это все она виновата, а вовсе не находящийся рядом мужчина.

Глава 19

– Вир... Ну, Вир, мы же так опоздаем и все пропустим. Хватит смотреть в окно. Вир!

– Что? Да-да, иду, – я с некоторым усилием отвернулась от окна, из которого была хорошо видна та самая башня, на верхних этажах которой когда-то располагалась обсерватория, и задернула занавески.

– Нет, я все понимаю, – пробормотала Сельвиль, аккуратно укладывая наши вещи в сумку,

– но нельзя же так...

легко пожала плечами и виновато развела руками. Подруга была права: я сегодня почти весь день летала где-то в облаках, почти ничего не замечая вокруг, а на моих губах то и дело проскальзывала едва заметная мечтательная улыбка. Это всё, конечно, было неправильно – ведь

endash – преподаватель, а Руан – мой студент, – но стоило мне лишь взглянуть на башню, которую мы вчера обследовали, как пальцы сами тянулись коснуться чуть припухших губ, чтобы уловить отголоски поцелуев, а мысли вновь возвращались к произошедшему вчера. И я словно наяву вновь чувствовала легкие и в то же время настойчивые прикосновения, слышала тихий, будоражащий кровь шепот, ощущала дурманящие ласки.

– Вир!

– Прости, – я резко отдернула руку от лица.

Это прям наваждение какое-то... И это ведь даже не первый мой поцелуй, да и отношения у меня до этого были, только вот ни от чьих прикосновений меня так раньше не бросало в жар, ни от чьих ласк так не горели губы и не заплетались мысли. Мне вообще раньше казалось, что все это – выдумки писателей.

– Ты все взяла? – наконец, я заставила себя собраться и сосредоточиться на сборах. Взглянула на сумку в руках подруги, на вещи, лежащие на кровати и ждущие, когда их уберут, на легкие беспорядок, что навела Сельвиль, пока пыталась найти у меня все нужное: я-то ей не слишком помогала в поисках.

– Сменная одежда, – девушка указала на сумку, – плащи, – кивок на кровать, – кое-какие травы, – мешочки, лежащие около сумки, перекочевали внутрь, – и твой рецепт. Вроде, все. Мы остановимся в Махновке – помнишь такую деревеньку около леса? – там и переоденемся.

– Помню, – я подхватила в след за подругой плащ и, накинув на плечи, застегнула фибулу.

– Там, если ехать в сторону города, есть довольно примечательная роща.

– Ты про тот источник, который почему-то считают святым и на который едва ли не молятся? – усмехнулась подруга. – Интересно, что будет, если сказать селянам, что ключ пронизывают черные нити? Это их сильно огорчит?

– Попробуй, – я подхватила сумку и окинула комнату взглядом, пытаясь понять, ничего ли мы не забыли.

– Нет уж, – Силь распахнула дверь. – Я не настолько смелая. Ну что, идем?

– И это говорит придворный маг, – тихо рассмеялась я и, захлопнув многострадальную дверь, накинула петли защиты. – Как же так?

– Знаешь, – заговорщицким шепотом произнесла Сельвиль, – нет силы страшнее разгневанных крестьян. Они как лавина. Их легко спровоцировать, но почти невозможно остановить. А последствия порой непредсказуемы. Так что я лучше выйду против полсотни обученных воинов, чем против толпы селян.

Спорить я не стала, тем более что Силь действительно было виднее, ведь, в отличие от меня, в большинстве своем "общающейся" с нежитью, девушке доводилось работать, как и с дворянами, так и с крестьянами.

До Махновки мы добрались без всяких приключений: никто не попытался наброситься из кустов на двух одиноких путниц, никто не сделал попытки навязаться в попутчики, когда мы ненадолго завернули в таверну в одной из деревень, чтобы прикупить медовухи. За нами даже никто не увязался из Университета, чего я больше всего боялась. Даже несколько раз оборачивалась и раскидывала поисковое заклятие. Однако никого из ребят по близости неизменно не оказывалось, так что я вскоре, успокоившись, бросила это дело.

В Махновке мы тоже надолго не задержались. Лишь оставили лошадей на небольшом постоялом дворе, да переоделись. Правда, переодеваться пришлось в каком-то сарае: оказалось, что все номера были заняты такими же, как мы, путниками. А все потому что, как узнали мы из подслушанного краем уха разговора, в ночь, когда ведьмы устраивали свой шабаш, источник начинал источать такую благодать, что все вокруг ключа озарялось божественным светом.

– Это шоб смыть черную ведьмину гниль, – прокаркала вещавшая старуха и поправила сухой рукой съехавший платок. – Шоб очистить нашу землю-матушку от ихнего колдовства. И водица эта самая шо ни есть целебная, божественная! Кому тарку под нее? Недорого!

Вот и съезжались сюда со всех окрестных сел, да городов паломники, чтобы посмотреть на чудо и воды божественной набрать. Что было только нам на руку: скучающий без клиентов трактирщик двух путниц запомнит легко, а вот среди полсотни человек двух девиц-паломниц – вряд ли. Да и затеряться среди толпы всегда проще.

Так что, накинув на головы платки, как истинные верующие, мы с Силь пешком направились к тому самому благодатному источнику. Но, совсем немного не дойдя, свернули в лес: ведь всяко бывает, прихватило от близкой божественной силы у паломниц живот, вот и потребовалось в кустики. А то, что мы так и не вышли к ключу – так кому какое дело. И то, что путь наш лежал к тем самым ведьмам – знать кому-то и вовсе незачем.

Ведьмин лес встретил нас непроглядной тьмой, залегшей под густым ельником. Неприветливой, настороженной, затаившейся. Ждущей одного лишь неверного шага, чтобы ветви, оплетенные паутиной, тут же попытались выколоть иголками глаза, зацепились за одежду, вырвали клок волос, исцарапали.

Все вокруг дышало враждебностью, шептало о густых непроходимых ельниках, гиблых трясинах, непролазных буреломах и голодном зверье. О смерти и забвенье. Все гнало прочь, подальше от этого темного, мрачного места.

– Как думаешь, далеко отошли? – отогнув очередную ветку, выдохнула слегка запыхавшаяся Силь. Это только на вид ковер изо мха казался мягким. Идти по нему оказалось на

удивление тяжело: он то коварно скрывал корни деревьев, то подло прятал ямы и норы, так что Сельвиль уже успела подвернуть ногу.

– Думаю, достаточно, – я брезгливо встряхнула рукой, пытаясь снять с нее паутину. – Предлагаешь, снять браслет?

– Да, – кивнула подруга. – Устала, сил больше нет лезть через эту чащу.

– Ладно, – на всякий случай еще раз раскинула поисковые нити, но не найдя рядом никого живого, осторожно сняла браслет. И тут же закрыла глаза, нащупывая тропу.

– Ох, так значительно лучше, – вздохнула Сельвиль рядом и я могла ее понять: гнет леса исчез. Больше ничего не выло, не пугало смертью, не гнало прочь, наоборот, лес раскрылся теплыми, нежными запахами, рассыпался звуками, зашелестел приветственно. И тропа тут же легла под ноги.

– Идем, – я схватила девушку за руку и потянула за собой.

– Надо было все-таки лошадей взять, – устало посетовала Силь.

Несмотря на то, что тропа сама буквально ложилась под ноги, а лес услужливо убирал ветви и корни, однако идти оказалось далеко: ведьмы постарались забраться в самую непролазную чащу, подальше от остальных людей.

– В следующий раз возьмем, – откликнулась я и остановилась, когда из густой тени, царившей под старым раскидистым дубом, нам навстречу шагнула женщина. Высокая, стройная, но не той девичьей стройностью, что бывает у юных девушек, а взрослой, зрелой. Густые, тяжелые, немного вьющиеся волосы насыщенного темно-каштанового цвета, едва прижатые кожаным плетеным ремешком, обрамляли красивое чуть бледноватое лицо и мягкой волной ниспадали на укрытые плащом плечи. Темно-серые глаза с едва заметной сеточкой морщин вокруг, хоть и казались добрыми, однако цепко подмечали все.

– Приветствую вас, сестры, – мягко произнесла она, шагнув на свет. Полы плаща на миг разошлись, явив нам простую, расшитую лишь по воротнику и рукавам рубаху и длинную юбку.

– Рада видеть тебя, Сельвиль. И тебя, Виррин. Давно ты не приходила, – укоризненно взглянула на меня ведьма.

– Да и в этот раз я ее едва уговорила, – Силь качнула головой.

– Времени не было, Ольха, – отозвалась я. – Скажи, а остальные Старшие уже здесь? Или Верховная?

– Здесь, – кивнула женщина. – Хотя не все. Поищи у костров.

– Спасибо, – негромко поблагодарила я и, повинуясь приглашающему жесту встретившей нас ведьмы, нырнула под ветви дуба, чтобы оказаться на краю Ведьминой поляны.

На самом деле это название не совсем правильное – полян, на котором происходит таинственный шабаш ведьм, несколько. На самой большой – обрядовой – располагается алтарь, посвященный Ночи-Хранительнице. В полночь его камни поят кровью жертвы. Чаще всего животного, но случается, что и человека. Все-таки ведьмы – не добрые волшебницы и хрупкие благородные девицы, – они строго блюдут свои границы и жестоко карают тех, кто их нарушил. В назидание другим. Хотя, в последние годы подглядеть за лесными красавицами (как почему-то считают сельские парни) особо желающих не нашлось, так что увитый плющом алтарь обагряла лишь животная кровь.

Но сюда, на обрядовую поляну, собирались ведьмы лишь к полуночи, все остальное время предпочитая проводить на других, где у костров варили крепкие настройки, где играли будоражащие кровь барабаны и лютни и где, вольготно устроившись на шкурах у тех самых костров, демоны рассказывали свои байки или нагло соблазняли понравившихся ведьмочек.

– Позвольте? – мягко попросил мужчина, и мы с Силь посторонились, пропуская его и его спутницу, которую он обнимал чуть пониже спины.

Я едва заметно криво усмехнулась. Да, во многом те фрески в храмах Пресветлого Дня, что изображают шабаши ведьм, были верны. Все-таки ведьмы и демоны собираются вместе не для совместного вышивания крестиком. А зачем? Так уж повелось, что ведьмина сила способна на время удержать в этом мире демона. Изгнанного, приговоренного своим народом,

скрывающегося у нас. Она, сила, на время роднит его с нашим миром и не дает отторгнуть. А магия же демонов, отданная ведьме, позволяет ей управлять нитями судьбы. Нет, мы, конечно, и без этих рогатых на это способны, но это все равно что смотреть на нити плохо видящему человеку без очков: и вроде и видишь, да только расплывчато все и зыбко.

Вот и меняются ведьмы и демоны силой к обоюдному согласию и удовольствию. Да еще и девочки, рожденные от таких вот обменов, обладают большим даром...

– Пойдем, сегодня настойку Вилина варит, а она у нее страсть как вкусна, – подхватила меня за руку подруга и, пропустив очередную парочку, потянула на соседнюю поляну, откуда слышался громкий смех и музыка.

Настойка действительно оказалась весьма приятной на вкус и пилась на удивление легко. А еще она оказалась на редкость коварной: после второй стопки я обнаружила, что пристукиваю в такт барабанам, после третьей – что мило улыбаюсь какому-то молодому демону. Причем улыбалась-то я совсем другим вещам, а именно радостным мыслям о зачете, который, слава Ночи-Хранительнице, не мне завтра сдавать. Ух, на ком-то я оторвусь! Ну а после пятой позволила Сельвиль утащить себя танцевать. Впрочем, танец было самое то, что мне требовалось. Яростный, резкий, первобытный, с резкими движениями и плавными переходами, с криками и стонами, рвущий наружу душу и выворачивающий ее, изматывающий, исчерпывающий все без остатка. Подобный бушующему пламени, вокруг которого мы танцевали. Заставляющий забыть, кто ты, оставить всю шелуху и раскрыться навстречу ночи, навстречу огню, раствориться в нем, ощутить его в своей крови, гореть вместе с ним.

И я горела, я плавилась, я дышала им, я породнилась с ним настолько, что когда барабаны оборвались, болезненно застонала от разочарования: огонь жег кровь, ему хотелось выхода, хотелось вновь течь.

– Полночь, – выдохнула Силь, остановившись рядом со мной. – Сейчас будет обряд.

ее молча кивнула и мы, вслед за всеми, вышли на обрядовую поляну. Пробрались мимо уже усевшихся женщин и опустились на край одной из шкур. И вовремя: едва только я одернула чуть задавшуюся юбку, как к алтарю вышла Верховная – невысокая женщина в самом рассвете сил.

Она была очень похожа на встретившую нас Ольху: такие же серые внимательные глаза, аккуратный прямой нос, чуть тонковатые губы. Так же густые пышные волосы, удерживаемые ремешком, ниспадали на плечи. И одежда была похожа, разве что на запястьях еще мелодично позвякивали браслеты. Вот только, в отличие от Ольхи, женщина была абсолютно седой.

– Хорошей ночи, сестры, – негромко произнесла она, вскинув руку, но в наступившей тишине ее слова были хорошо слышны даже в самом дальнем уголке. – Несколько лет этот алтарь обагряла лишь кровь животных. И я надеялась, что так будет и дальше, что люди, наконец, больше не будут беспокоить нас. Что темный лес развернет случайно забредшего, что дикие звери напугают проникшего, что топкие болота отпугнут. Но, видимо, нет предела людской глупости... Что ж, наша Хранительница – Ночь, получит нынче хорошую жертву, – Верховная ведьма мягко отступила в сторону и махнула рукой.

Повинуясь ее жесту, одна из женщин сдернула ткань, которым был до этого укрыт алтарь. Мягкая ткань скользнула вниз, открыв прикованную к камню жертву: молодого бессознательного мужчину. Я, как и многие собравшиеся на поляне ведьмы, подалась вперед, пытаясь рассмотреть этого безрассудного, для которого сегодняшняя ночь станет последней.

Из одежды на мужчине оставили только штаны из хорошей, явно дорогой ткани, да плетеный ремешок, что стягивал длинные черные волосы в хвост. Белая, лишь чуть тронутая загаром кожа явно свидетельствовала, что парень не был крестьянином. Да и крепкие, налитые мышцы говорили о том же. Мужчина скорее чаще держал рукоять меча, чем косу или лопату.

– Хорош, – прошептала рядом молодая девушка. – Жаль, только что отвернувшись лежит, лица не видно, – посетовала она. – Что он тут забыл-то?

Вот и я о том же думала. Может, какой рыцарский орден нашептал, задурил голову, да отправил истреблять злых ведьм во имя добра и света? Ведь явно забрел сюда не просто так. В такую глушь сквозь буреломы и болота случайно без всякой цели не забираются. Сколько еще таких же будет? Сколько еще таких же погибнет на этом алтаре?

– Он без сознания? – прошелестел старческий голос где-то за спиной и словно в ответ на этот вопрос Верховная резко вскинула руку. Короткая вязь заклинания, едва слышные слова и мужчина дернулся, приходя в себя. Зазвенели кандалы, когда он попытался освободиться, жалобно заскрипели звенья от резких рывков. В какой-то момент мне даже показалось, что начал крошиться камень от заметавшегося мужчины.

– Не вырвешься, не старайся – негромко произнесла Верховная. Пленник резко повернул голову на звук и замер.

А вместе с ним и я, потому что:

– Руан... – прошептала, чувствуя, как все внутри холодеет.

– Не в добрый час ты сюда забрел, – грустно качнула головой женщина и резко вскинула обе руки, занося ритуальный кинжал: – Так пусть же напьется Великая Ночь крови!

– Нет!

endash даже не поняла, что это именно мой голос разнесся по поляне, пока все взгляды удивленно не обратились ко мне. Вся поляна, все ведьмы и демоны, собравшиеся здесь, застыли

в ожидании. Даже Руан повернул голову и сощурился, пытаясь рассмотреть через разделявшее нас пламя пылавшего посреди поляны костра мою фигурку. Я зябко передернула плечами.

– Виррин? – мягко позвала Верховная, опустив кинжал.

– Я... – я запнулась на секунду, – я требую Право Ночи, – мой голос неестественно громко прозвучал в повисшей над поляной тишине, но стоило мне лишь озвучить свое требование как ее, тишину, разрушила сотня зашелестевших голосов: кто-то возмущался, кто-то недоумевал, а кто-то из совсем молодых просил объяснения у старших.

– Ты уверена? – внимательно взглянула на меня Верховная. Едва она вскинула руку, как все вновь замолкли. – Он ведь не...

Не демон, я знаю.

endash поймала взгляд молодого мужчины. Неестественно спокойный, и в то же время полный ярости где-то там на дне ярко-зеленых глаз.

Ночь моя Хранительница... Что я делаю?!

– Уверена, – кивнула в ответ.

– Ну что ж... Да будет так, – секунду помедлив, провозгласила Верховная и протянула в сторону руку. – Ильда.

Старая женщины, выглядящая именно так, как иногда принято описывать ведьм – сгорбленной, с крючковатым носом, глубоко посаженными глазами, кустистыми бровями и немытыми волосами – спешно подала чашу с густым белесым отваром. Который в следующий миг Верховная ловко влила в рот мужчины, слегка нажав на какие-то точки у челюсти. И хотя большинство он тут же сплюнул, однако, часть все же вынужден был проглотить.

Дурман – горько усмехнулась я про себя, наблюдая, как Руан тщетно пытается отплеваться,

– и возбудитель. Совсем легкий, лишь чтобы возжелать ту, что будет сейчас перед ним танцевать. То есть меня.

endash глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.

Ночь моя Хранительница, куда я влезла... И что я делаю...

Ведь недаром спросила Верховная, уверена ли я: хоть Ночи-Хранительнице и все равно чья кровь прольется: животного, человеческой жертвы или невинной девицы, однако у нас, ведьм, так с древних пор повелось, что чем больше магических сил у того, кто лишает невинности, тем сильнее потом раскрывается дар самой ведьмы. И лучше, если первым станет демон.

– Виррин, – вновь позвала меня Верховная, и я поняла, что могу еще отказаться, могу шагнуть назад, и никто меня не осудит. Могу отвернуться и не видеть, как взметнётся кинжал и оборвет чужую жизнь. Могу выбрать для себя другую судьбу и другую силу. Могу... и даже Руан, чей чуть затуманенный взгляд я вновь поймала на себе, ожидал от меня этого же.

Могу... но не хочу!

Я резко шагнула вперед и замерла посреди поляны, ожидая, когда же барабаны забьются в такт плещущемуся рядом огню.

Возможно, это было не логично, возможно, это было неправильно.

Но если не танцевать для того, кто тронул твое сердце, зачем танцевать вообще?

барабаны не заставили себя ждать. Сначала над поляной разнесся тихий, неуверенный, едва уловимый ритм, но уже через секунду он окреп, вобрав в себя переливы пляшущего огня. Налился силой, наполнился зовом. И я откликнулась на этот зов: сначала мягко, тягуче, чувственно, призывно прогибаясь и скользя ладонями по своему освещенному отблесками пламени костра телу, а затем все более яростно, все первобытнее, в такт бьющимся в агонии барабанам. Все более неистово и страстно. Не ограничивая себя никакими условностями, никакими нормами, забыв о том, что я – благородная леди. Сейчас мой танец бесстыдно соблазнял, звал, обещал наслаждение.

Это был танец страсти и обольщения, танец огня, танец жажды, за каждым движением которого следил внимательный, напряженный, немного затуманенный взгляд Руана.

Призыв для одного единственного человека, перед которым тот не смог устоять: стоило лишь мне, ступив на небольшую приступку у алтаря, опереться коленом рядом с бедром мужчины, как он потянулся навстречу, совсем забыв об оковах. Ну а я... ну а я мягко скользнула обнаженной грудью по его груди и впилась в губы поцелуем. Но лишь на миг, чтобы в следующую секунду, вырвав из груди Руана стон разочарования, дразня, чуть отпрянуть. Ровно на столько, чтобы он не смог дотянуться. А он пытался: зазвенели звенья цепи, когда мужчина яростно, раздосадовано дернул их, не в силах добраться до лукаво улыбающейся ведьмы, чьи губы и чье тело было так близко и так недоступно.

Я мягко, дразня, скользнула пальцами по его животу, чуть царапнула кожу, заставив мужчину едва ли не зарычать от бессилия и вновь рвануть цепи, и опустилась вниз, обхватив своими бедрами его бедра.

Ночь, ритм барабанов и близость Руана опьяняли, но еще больше пьянила его беспомощность, осознание того, что сильный, жесткий, самовольный мужчина сейчас полностью

Я моей власти, что он подчиняется мне, моим рукам, что он тянется за моими прикосновениями. Яростно, зло, желая вырваться и наказать зарвавшуюся ведьму, что заковала его в оковы и теперь дразнит, распаляет легкими касаниями и поцелуями, обещает, но не дает. И будь его воля, извивалась бы я сейчас уже под ним, кричала бы от стремительных, страстных ударов, которыми бы он вбивался в мое тело, даря наслаждение и наказывая за то, что играла с ним. Будь его воля, я не сидела бы просто так на его бедрах, а уже была бы пронизана его естеством. Впрочем, этого мне уже хотелось и самой: ощутить его внутри себя, заглушить ту тянущую, ноющую пустоту, унять сладкую боль, собравшуюся внизу живота. Хотелось жгуче, нестерпимо, так что я едва, слишком резко рванув, совладала со шнуровкой его штанов, вновь вызвав больше похожий на рык беспомощный стон мужчины. А потом, приподнявшись, откинулась назад и, закрыв глаза, мягко, осторожно опустилась, впуская его в себя, утверждая окончательно над ним свою власть, овладевая им... Но лишь на миг! Потому что в следующее мгновение сильные жесткие руки подхватили меня под бедра и слегка подбросили вверх, чтобы тут же вернуть обратно. Судорожно вздохнув, я распахнула глаза, чтобы встретиться с абсолютно ясным взглядом Руана, который со злой улыбкой сейчас и удерживал меня, задавая темп и заставляя хрипло стонать от нахлынувших ощущений.

Как он сумел освободиться?! А глаза... в них же не следа дурмана! И когда вокруг нас успела вспыхнуть огненная завеса, отделив нас от остального мира?

Впрочем, долго раздумывать над этими вопросами мне не дали – острый, резкий поцелуй вообще выбил все мысли из головы.. Ну а после... наверное, зря я его дразнила: месть вырвавшегося на свободу мужчины была долгой, страшной, выматывающей, но такой сладкой. Мне не простили ни единого прикосновения, ни единого взгляда, ни единого движения в танце, заставив расплатиться за все. Но мне отчего-то это так понравилось... Понравилось видеть страсть в его глазах, понравилось слышать свое имя из его уст, понравилось чувствовать его

прикосновения – бесстыдные, мучительно-сладкие, дурманящие, желанные; понравилось ощущать его внутри, быть наполненной им, сливаться с ним, ощущать единым целым...

Понравилось чувствовать себя желанной. Во всех смыслах.

И я ни одной секунды не жалела, что остановила кинжал.

Глава 20

– Виррин, – Ольха подобрала юбку и осторожно опустилась на край купели, в которой бил горячий источник и в котором я лежала, как в ванной, – как ты себя чувствуешь?

Меня привели сюда сразу после обряда: накинули на плечи плащ и почти что унесли, ничего не дав даже сказать. Впрочем, вряд ли я бы сказала бы что-то ценное: слишком вымоталась. Да и обряд, коим это действие и было, силы во имя Ночи-Хранительницы вытянул прилично.

– Пусто, – прислушавшись к себе, ответила я женщине. Вместе с кровью, что я принесла в жертву, ушла и магия, оставив внутри тянущую холодную пустоту. Туманящая голову и путающая мысли страсть схлынула, обнажив в душе неясную тревогу. Ушел и огонь из крови, уступив место тяжелой усталости и легкой саднящей боли внизу живота.