Текст книги "Сборников рассказов советских писателей"
Автор книги: Валентин Распутин
Соавторы: Нодар Думбадзе,Фазиль Искандер,Юрий Бондарев,Павел Нилин,Юрий Трифонов,Юрий Казаков,Богдан Сушинский,Олесь Гончар,Владимир Солоухин,Александр Рекемчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)
Багадур отвез домой сумку с покупками и предупредил жену, что едет в Бильгя за осетриной.
Она только пришла с работы и кормила Рафика жареными баклажанами. Мальчик, как и Багадур, очень их любил, и вообще ему нравилось все жареное: мясо, помидоры, яичница, чтобы масла было побольше и можно было бы хлеб в него макать. И аппетит хороший у него, других детей из-под палки заставляют есть, а он сам просит. Поэтому толстенький. Внешне совсем на Багадура не похож, кожа беленькая, щеки розовые, губки нежные, как у девочки. В мать пошел.
– Побрейся хоть, неудобно в таком виде ходить, – сказала жена Багадуру, когда он выложил бутылки и кур на стол. А про покупки ничего не сказала, дала понять, что все еще не согласна с его решением отпраздновать день рождения сына так пышно.
Багадур снял рубашку, умылся, вымыл шею и начал бриться. Да, совсем не похож на него Рафик. И глаза другие, и кожа, и волосы. Только зубы такие же: верхние чуть внутрь загибаются, под нижние. Но зубы еще меняться будут. Волосы у него не кудрявые, а у Багадура все в колечках, никакая прическа не держится, и начинаются почти от самых бровей. Поэтому кажется, что лоб маленький. А в самом деле лоб нормальный. Просто по глупости Багадур несколько раз сбрил их над бровями – мелкие они там были, почти пушок. А сейчас выросли такие же, как и везде. И на щеках, под глазами, он тоже сбрил пушок, теперь приходится брить все время. Поэтому жена права, чаще бриться надо, совсем другой вид получается. Молодеет он сразу.
Пока Багадур брился, жена убрала все, что он принес, в холодильник, отправила Рафика поиграть во двор и начала готовить обед.
– Я думаю, к семи часам вернусь, – сказал ей Багадур, чтобы завязать разговор.
Жена промолчала.
Из своей комнаты вышел отец.
– Что нового в газетах? – спросил Багадур и подумал, что послезавтра надо будет заставить отца поменять рубашку. Воротник этой совсем обтрепался и потемнел от времени.
Отец оставил вопрос Багадура без внимания, открыл холодильник и вытащил из него два баклажана. Он любил их печь на газовой плите: клал на раскаленную железку из-под чайника и время от времени переворачивал, чтобы не подгорели. Нашел время. Аня отошла от плиты.
– Разве без осетрины нельзя обойтись? – спросила она, когда Багадур надел рубашку.
Вопрос жены обрадовал Багадура, это означало, что она постепенно соглашается с его решением отпраздновать день рождения. Все же молодец Аня, никогда не доводит дело до того, чтобы прикрикнули на нее. Конечно, и то, что отец сейчас вышел из своей комнаты, тоже сыграло свою роль – они как-то лучше начинают относиться друг к другу в его присутствии, будто объединяются против чего-то чужого.
– Можно, конечно, – сказал Багадур, – тем более, жарко еще, рыба быстро портится… Но ведь ничем ее не заменишь на столе. Немного отварим, а остальное на шашлык пойдет.
– Не понимаю, зачем это нужно? – сказала Аня, но Багадур знал, что она уже на все согласна, а говорит просто, чтобы прошел холодок, который возник между ними в последние дни.
– В чем дело? – вдруг спросил отец.
– Багадур за осетриной хочет съездить в Бильгя, – сказала Аня.
– Ты мне лезвие обещал, – повернулся отец к Багадуру, он всегда делал вид, что не слышит, что ему говорит Аня, даже если сам ее о чем-то спрашивал. – Зачем тебе осетрина?
– Рафику пять лет исполняется десятого, – сказал Багадур, – хочу гостей пригласить.
– Ребенку это не нужно, – сказала Аня, – придут только взрослые люди… Если придут…
Она не посмотрела на Багадура, когда произнесла эти слова, и сказала их как-то незаметно, не желая его обидеть. И он не обиделся, но вдруг подумал, что, пожалуй, слишком поторопился накупить, выпивки, ведь может так получиться, что ребята опять не найдут времени прийти, будут заняты делом или вообще их нет в городе. Это вполне возможно: еще только начало сентября, многие не вернулись из отпусков.
– Лучше купить ребенку подарок, – продолжала Аня, – и созвать в гости его товарищей со двора, это ему гораздо больше понравится.
– Неправильно говоришь! – вмешался в разговор отец, резко отодвинув баклажаны. – Есть малая политика государства, есть высшая: тактика и стратегия, – он гордо посмотрел на Багадура.
…Конечно же, надо было сперва выяснить, в городе ли ребята, есть ли у них время, а потом уже тратить деньги на водку и коньяк, ругал себя Багадур, опять он может попасть в глупое положение из-за своей торопливости…
– Думаешь, государству нужны праздники? – сказал отец, он так и не повернулся к Ане, хотя говорил для нее. – Нет! Эти деньги можно потратить на тысячу других вещей. А с точки зрения высшей политики – это необходимо! Багадур прав, пусть придут гости, надо чаще устраивать праздники… А помощь слаборазвитым странам? Это тоже высшая политика! О ней нельзя забывать! Ты думаешь, это все просто, раз-два и все? Как бы не так, поэтому вы совершаете ошибки на каждом шагу. Русский язык преподавать легко, а есть вещи посложнее, политически надо развиваться! – Отец с сожалением посмотрел на Багадура: мол, твоя жена как хочет вертит тобой, необразованным дураком, но есть люди в этом доме, которые все видят и понимают, и пусть она не думает, что умнее всех.
– Ладно, ладно, – скривил лицо Багадур, – не выходи из себя, высшая политика… Рафику пальто нужно купить, какая уж тут высшая политика? – Он уже давно не придавал значения «умным» разговорам отца, с тех пор как одно его заявление попало к матери Эльдара, тете Лейле, и выяснилось, что отец малограмотный человек, хоть и работал когда-то прокурором.
– Вы что, хотите, чтобы я не доел эти баклажаны? – и, делая вид, что они обжигают ему руку, отец побежал в свою комнату.
Аня тихонько, чтобы не слышно было в комнате, рассмеялась. Багадуру было не до смеха.
– На обращай на него внимания, – сказала Аня, – в конце концов, не придут – не надо. Пригласим родственников.
– Почему не придут?! – вдруг закричал Багадур. – Кто сказал, что не придут?! Замолчи! Везде нос свой суешь! Вари свой обед, остальное не твое дело…
Когда он все это кричал и видел при этом, как морщится от обиды лицо жены и на глазах ее появляются слезы, он понимал, что делает не то, и удивлялся даже, что орет такие глупые и несправедливые слова, надув жилы на шее, как буйвол, но остановиться не мог, а, наоборот, разозлился еще больше, но уже на себя, и, хлопнув дверью, поехал в Бильгя за осетриной…
На вокзале он долго читал расписание электрички, потом автобуса и никак не мог понять, на чем доедет быстрее: автобус уходил позже, но по более короткой дороге.
Поехал на электричке. В Загульбе понял, что совершил ошибку, потому что из Загульбы в Бильгя электричка ходит только раз в два часа, а на автобусе он попал бы туда сразу.
Пришлось ловить попутную машину. Спросил у шофера, где можно взять осетрины. Тот назвал ему место, которое он и сам знал, у магазинчика на краю дачного поселка, рядом с переездом через железнодорожные пути.
– А еще где? – спросил Багадур.
– Трудно сейчас с осетриной, – сказал шофер, – три дня норд дул, рыбаки в море не выходили. Только у кого бассейн во дворе есть, у того, может быть, осталась рыба.
Он дал Багадуру адрес, где, по его мнению, осетрина всегда бывает.
У магазинчика осетриной не торговали. Старик продавец, сидевший в тени на ящике из-под лимонада, слово в слово повторил то, что сказал шофер, и назвал дом того же человека.
Багадур пошел в поселок. Пришлось снять туфли, в них набивался песок. Через пять минут, мокрый от пота, он весь покрылся пылью, на зубах хрустела земля.
Время от времени дорога раздваивалась, каким-то чутьем Багадур выбирал то правую, то левую, и в конце концов оказалось – правильно. Дорога вывела его на маленькую площадь с несколькими домами, окруженными каменными заборами. Дома были двухэтажные, с застекленными верандами. У одних ворот стояла «Волга», у других – молодой ишачок. Багадур подумал, что браконьер, у которого всегда есть осетрина, должен жить в доме, где стоит «Волга».
Он перешел площадь и постучался в голубые железные ворота. На стук выглянула девочка лет двенадцати. Багадур объяснил ей, что приехал из города за осетриной.
– Папы нету, – сказала девочка, – завтра будет.
– А рыба есть?
– Не знаю.
Тут подошла еще одна девочка чуть постарше, а потом две женщины. Все они сказали одно и то же. Кямиля нет, а есть или нет в доме рыба, они не знают. Но завтра Кямиль будет целый день, и они передадут ему просьбу Багадура, чтобы он оставил до вечера одну рыбину килограммов на восемь…
В город Багадур вернулся на автобусе. Жара и пыль утомили его, но он был рад, что рыбы не оказалось. Водка, коньяк, вино – вещи не портящиеся, пусть лежат дома, не пропадут. Куры тоже вещь неплохая, пригодятся… А высшая политика его не интересует. Аня права: лучше Рафику пальто купить, чем выкинуть столько денег на никому не нужный день рождения.
Домой идти не хотелось. Багадур встал в очередь, взял себе две кружки пива, купил в табачном ларьке два кулька гороха (старик татарин торговал им из-под полы) и спокойно, ни о чем не думая, выпил, закусывая горохом. И только потом пошел домой.
Мать уже вернулась с работы. Хорошо хоть сестер нет: одна на практике, другая отдыхает, тихо дома. Аня все еще была в кухне. Багадур прошел в комнату и, не снимая кепки, сел на стул.
– Устал, сынок? – ласково сказала мать и принесла Багадуру шлепанцы.
Она никогда не надоедала ему с вопросами. Вот сейчас очень хочется ей узнать, чем кончилась поездка в Бильгя, но молчит, надеется, что он сам скажет. Жалко ее, совсем постарела.
– Нет рыбы, – сказал Багадур.
Мать начала успокаивать его:
– И без рыбы прекрасно можно обойтись. Если купить еще пару кур, то сделаем прекрасный плов. С кишмишем. Рис, слава богу, в магазинах есть, а из мяса, кроме шашлыка, долму со свежими виноградными листьями можно сделать, так что гости останутся довольны.
Багадур почти ничего не слышал из того, что говорила мать, но сам ее голос успокаивал. А когда он выпил несколько стаканов чаю, который она ему принесла, раздражение и усталость почти покинули его, хотя он и отяжелел от большого количества выпитой жидкости.
– Я почему хочу устроить этот день рождения, – сказал он матери громко, чтобы слышала на кухне жена, – чтобы люди наконец к нам в дом попали, увидели, как мы живем. Сколько лет, как мы получили квартиру, а кроме родственников, никто у нас не был. Стыдно перед товарищами. Встречаю их где-нибудь, спрашивают: «Ну, как ты живешь? Как мама твоя, как ребенок? Ребенка твоего ведь мы ни разу еще не видели». А я не знаю, что ответить… Пять лет уже Рафику, а мои товарищи его не видели. Живем, как совы. Разве я не могу один раз за пять лет дома угощение устроить? Чтобы товарищи, с которыми я вырос в одном дворе, пришли в мой дом и погуляли как их душе угодно! Зачем тогда жить, если даже таких вещей человек себе позволить не может? Для чего я вкалываю, как ишак? Правильно я говорю, мама?
– Правильно, сынок, правильно, – соглашалась мать. – Люди должны ходить друг к другу в гости.
– Пальто тоже купим, – продолжал Багадур, ему нравилось, как он говорит сегодня, – слава богу, я еще не умер, еще десять пальто Рафику купим, что я, единственному сыну пальто не куплю? За кого вы меня принимаете? Но, кроме пальто, я и о других вещах должен думать. Хорошо, вырастет мой сын, спросит: а как прожил свою жизнь мой отец? Где его друзья? Почему никого у него нет в целом свете? Может, он плохой человек или подлец какой-нибудь, почему к нам в дом никто не приходил? Что я скажу своему сыну? Если бы у меня были плохие товарищи, пьяницы или хулиганы, я еще мог бы сказать: да, правильно, не надо устраивать для них день рождения, они этого не стоят. Но я не могу этого сказать. Не могу. И никто не может. У кого еще есть такие товарищи? Один лучше другого… Умные, образованные, воспитанные. Мое детство с ними прошло. Я с ними вырос. Почему я не могу потратить для них сто пятьдесят – двести рублей? Неужели я такой крохобор? В детстве они меня угощали, а теперь неужели я один раз в жизни не могу отплатить им тем же? Что я, не человек, что ли? Они, наверное, думают, как был Багадур нищим, так и остался, образования не получил, еле на хлеб себе зарабатывает. А я хочу, чтобы они пришли и убедились, хорошо живет Багадур, и увидели мой дом, мою семью, моего ребенка, порадовались за меня, выпили вместе со мной. Правильно я говорю, мама?
– Правильно, сынок, правильно.
– Я не хочу отрываться от своих товарищей! – Тут Багадур обратил внимание, что говорит очень громко, почти кричит, а окна во двор открыты, и соседи могут подумать, что у них скандал.
– Никто тебе не говорит, чтобы ты отрывался от товарищей, – тихо сказала из кухни Аня, – я давно с тобой согласилась. А ты сам раскричался и ушел…
Багадур встал.
– А почему я раскричался? – спросил он и пошел в кухню. – Я же не железный…
Кончилось все хорошо. Решили, что он сегодня же вечером поедет приглашать гостей, завтра утром возьмет мясо, а остальное не его дело, все сделают женщины. Но он все-таки сказал, что, если времени хватит, он и за осетриной съездит. И шашлык будет делать сам, никому его доверить не может.
В старом дворе у всех были телефоны. У Эльдара с Рамизом он стоял с довоенных времен, остальным поставили, когда заработала АТС-2. Поэтому, прежде чем поехать туда, Багадур решил позвонить родителям Эльдара, предупредить, что собирается к ним.
Трубку взяла тетя Лейла, мать Эльдара, обрадовалась Багадуру, поругала за то, что он исчез, не звонит, не приходит. Багадур сказал, что через полчаса приедет, и попросил передать Эльдару, чтобы никуда не уходил после работы, есть важное дело…
На Шемахинке, прямо на улице, продавали свежую рыбу – довольно крупных сазанов. Очередь была маленькая, а свежая рыба не часто бывает, поэтому Багадур решил взять несколько штук, чтобы поесть со стариками Эльдара. Чистить и жарить ее он умеет, почему бы не угостить стариков свежей рыбкой?
Дядя Гамид лежал на диване и, сдвинув очки на лоб, читал книгу.
– А-а-а, – обрадовался он, увидев Багадура, – беглец вернулся в родные края. – Спустил очки на нос и, покряхтывая, поднялся. У него была грыжа.
Тетя Лейла гадала на картах, она перестала красить волосы, стала совсем белой и поправилась еще больше. На стенах как были много лет назад наклеены обои в мелкую полоску, так и остались.
– Надо обои поменять, – сказал Багадур, – неудобно даже.
– Э-э, – махнула рукой тетя Лейла, – кто этим будет заниматься? Нам не до обоев, старые уже, а Эльдару сколько ни говори, бесполезно… – У нее сразу испортилось настроение, видимо, опять была недовольна Эльдаром, и вообще она была вспыльчивая женщина.
– Не в обоях счастье, – подмигнул Багадуру дядя Гамид. Он во всем уступал тете Лейле, но нет-нет и позволял себе шутки, которые выводили ее из себя.
– Не говори глупостей, прошу тебя, – сказала она мужу, – проходи, Багадур, садись.
– Дядя Гамид правильно говорит, – сказал Багадур, положив завернутую в газету рыбу на подоконник, – но все же приятно, когда в квартире порядок.
Каждый раз, когда Багадур приходил к Эльдару, ему становилось обидно, что тот, имея хорошие возможности – все-таки кандидат наук, – совсем запустил жилье, обои облезают, окна, двери давно не крашены, обивка на мебели порвалась. По сравнению с этой квартира Багадура была просто конфетка – все блестит, все покрашено, недавно опять небольшой ремонт сделал. Конечно, и от женщины, хозяйничающей в доме, многое зависит. Тетя Лейла не очень аккуратный человек.
– Рыбы я принес свежей, – сказал Багадур, – на Шемахинке продавали.
Дядя Гамид оживился.
– Молодец, – он потер руки, – а у меня как раз бутылочка есть.
– Спасибо, – сказала тетя Лейла, она опять принялась за карты, – с рыбой возни много, чистить ее надо.
– Я почищу, – успокоил ее Багадур, – только сковородку дайте.
– Пойдем, – сказал дядя Гамид, – я тебе покажу, где что лежит.
Но Багадур и сам все знал: в этой квартире ничего не изменилось с тех пор, как он уехал отсюда, даже мебель не переставили. Только в углу коридора стояч ли длинные никелированные трубы.
– Это зачем? – спросил Багадур, но уже и сам понял, что они для занавесей.
– Все никак мастера не можем найти, чтобы прибил.
– Я сделаю, – сказал Багадур.
Вместе с дядей Гасаном они почистили и начали жарить рыбу.
– Эльдар звонил, – сообщил дядя Гамид. Они каждый со своим ножом стояли у газовой плиты.
– Когда? – удивился Багадур и даже встревожился немного.
– Пока ты ехал к нам.
– Вы передали мою просьбу?
– Все передал. Обещал скоро быть.
Багадур успокоился.
– Знаете что, – сказал он, – вы пока пожарьте без меня, а я сейчас вернусь.
– Никуда не надо идти, – заволновался дядя Гамид. – Дома все есть.
– Я не в магазин, – уверил его Багадур, – на минутку к Фаику зайду и вернусь.
– Позови его тоже. Он любит жареную рыбу.
Багадур вытер руки и спустился во двор по старой деревянной лестнице, на которой они в детстве устраивали соревнования, кто прыгнет с более высокой ступеньки.
Двор наполнился пристройками. Соседи расширялись – строили себе кухни, душевые, туалеты, крытые балконы. А раньше даже в волейбол можно было играть во дворе – столько было места.
Фаик спал. Исмет еще не пришел с работы. Багадур вернулся наверх к Эльдару, по дороге ответил на тысячу вопросов, которые задали ему Лятифа, тетя Оня и тетя Салима, и дал слово в самое ближайшее время привезти к ним в гости свою мать…
Эльдар все не приходил. Они съели рыбу, выпили немного (тетя Лейла, конечно, не пила), потом Багадур пробил в стене дырки шлямбуром, который сам много лет назад подарил тете Лейле, укрепил карнизы для занавесей и обещал в следующее воскресенье замазать дырки алебастром.
Эльдара все не было. Дядя Гамид успокаивал Багадура: наверное, случилось что-нибудь непредвиденное, иначе бы Эльдар давно приехал, он ведь так обрадовался, что Багадур у них…
Багадур соглашался. А что он мог сказать? Смешно было бы доказывать старику, что друзья так не поступают, уже три часа он ждет Эльдара, а ведь, может быть, у него такое к нему дело, что каждая минута дорога, он же не сказал, зачем ему нужен Эльдар, просто просил передать, что важное дело, может быть, даже вопрос жизни и смерти. Целый год он не звонил Эльдару. Неужели один раз в год, если твой друг попал в трудное положение и звонит тебе, нельзя приехать домой вовремя. Или Фаик? Спит он, видите ли. Разве не разбудила бы мать Багадура, если бы кто-нибудь из друзей пришел к нему в гости. Даже если он десять суток до этого не спал, разбудила бы. А мать Фаика предложила ему чай, спросила про маму, про ребенка, но Фаика не разбудила. Не тот гость! Может и подождать…
Дядя Гамид продолжал уверять Багадура, что ребята его любят и часто вспоминают о нем, пусть он не вздыхает и выкинет из головы всякие глупые мысли. Сейчас они выпьют еще вина и все будет в порядке. А Эльдар придет с минуты на минуту, уже, наверное, рядом где-нибудь, к воротам уже подходит или даже по лестнице поднимается…
Фаик позвонил раньше, чем пришел Эльдар. К телефону подошел дядя Гамид.
– Да, он здесь, – сказал он и посмотрел на Багадура. – Нет, не пришел еще… Хорошо, скажу. А может, ты поднимешься? Понятно… – дядя Гамид повесил трубку и развел руками. – Сказал, чтобы ты спустился к нему. Что-то там случилось. Эльдар придет, скажу, что ты внизу…
– Пусть позвонит.
– Обязательно. Он или спустится к тебе, или позвонит. Обещаю.
Фаик сидел в пижаме на кровати в проходной комнате, а напротив на стуле сидел огорченный чем-то Исмет. По его виду и тону Фаика Багадур сразу понял, что произошло что-то серьезное, и ему стало легче. Значит, Фаик долго не звонил не потому, что спал, а из-за какого-то, видимо, важного дела.
– Как дела, Багадур? – спросил Исмет, вытаскивая из кармана сигареты. Он сказал это негромко, сдержанно, так, как расспрашивают друг друга о делах родственники или знакомые, встретившись на чьих-то похоронах: задавая вопросы и отвечая на них, они лицом и голосом дают понять окружающим, что дела, которыми они интересуются, конечно, ничто по сравнению с тем, что произошло с покойником, и интересуются они ими только из вежливости.
– Ничего, спасибо, – ответил Багадур. Вопрос Исмета окончательно убедил его в том, что он присутствует при важном разговоре.
– Ты должен еще раз поговорить с ним, – продолжал Фаик, обращаясь к Исмету, потирая опухшее ото сна лицо, – в конце концов, всему есть предел.
– Ее жалко, – сказал Исмет.
Постепенно из разговора Багадур понял, что речь идет о средней сестре Исмета, которая уже три года встречается с врачом из своей поликлиники. А у того, как выяснил Исмет, есть невеста в деревне. Сегодня он имел разговор с ним, часа полтора, как они расстались, и опять тот ничего определенного Исмету не сказал. То, что у него есть невеста, подтвердил, то, что любит сестру Исмета, тоже подтвердил, а чем все это кончится, сказать не смог. А девушке двадцать пять лет, ей надо судьбу свою решать, сколько может продолжаться эта волынка…
Фаик был за решительные меры, а Исмету было жалко сестру, она плачет ночи напролет, нажмешь на парня, сбежит, бросит бедную.
– А не нажмешь, – сказал Фаик, – погуляет с ней еще и все равно бросит. Иначе зачем он тянет. Давно бы женился, если бы не хитрил.
– Квартиры у него нет, – сказал Исмет, – деревенский же он, ждет, когда квартиру дадут.
– Пусть снимет. Другие же снимают, – настаивал Фанк, – за тридцать – сорок рублей можно снять приличную комнату. Или кооператив пусть построит, у родителей в деревне и сад есть, наверное, и скотина, фруктами небось торгуют. Сейчас у деревенских полно денег. Приезжают в город с набитыми карманами.
– Он не из таких, – сказал Исмет, – нет у него денег, на зарплате сидит.
– Ну, как знаешь, – поднялся с кровати Фаик, – сейчас все зависит от твоего поведения. Если он почувствует, что за ее спиной стоит крепкий брат, то вынужден будет жениться.
Разговор был действительно серьезный, продолжался он долго, и Багадуру, конечно, неудобно было влезать в него со своим днем рождения. Надо было подождать, когда разговор кончится сам собой. И он уже иссякал, но пришел Эльдар, и все началось сначала…
Эльдар пришел в начале двенадцатого, и до двенадцати они говорили только о сестре Исмета. Наконец Исмет пошел к себе переодеться и предупредить мать, что вернулся, и тогда только Эльдар спросил у Багадура, что у него за дело к нему. Он обнял Багадура, извинился за то, что приехал не сразу, но как назло, вылезло одно непредвиденное обстоятельство, а вообще-то все это чепуха, и главное, как он, Багадур? И куда он исчез? Почему его так долго не было видно?
Тут Багадур не выдержал.
– Хорошо, – сказал он им обоим, Эльдару и Фанку, – предположим, меня долго не было, но неужели никто из вас не мог поинтересоваться за это время, где Багадур? Что с ним? Почему он не приходит? А может, я умер? Разве настоящие друзья так себя ведут? А если бы я вообще сюда не пришел? Так бы никто обо мне и не вспомнил?.. Хоть раз вы открыли мою дверь, сказали: «Багадур, вот решили тебя навестить, посмотреть, как ты живешь. Женился ты, ребенок у тебя родился и вырос, уже большой мальчик стал, а мы его еще не видели»? Хоть раз вы сделали это? А еще друзья, называется. Мне же неудобно перед своими. Хорошо, говорят, ты все твердишь: друзья, друзья, а где они, твои друзья? Почему они тобой не интересуются? И я не знаю, что им ответить, Ну, скажите, что я могу им сказать? Сквозь землю я готов провалиться… – Багадур почувствовал, что голос его вдруг задрожал, и умолк. На ребят он не смотрел, не мог, взял со стула сигареты и закурил.
Они начали оправдываться: конечно, он прав, нехорошо, что они до сих пор у него не были, и вообще надо чаще встречаться, но жизнь такая пошла, все дела, дела, они и друг друга почти не видят, а живут в одном дворе. Но это, конечно, не оправдание, что за разговоры! Обязательно в самые ближайшие дни надо всем вместе собраться, тряхнуть стариной, в конце концов, что в жизни есть важнее дружбы? Дураки они, не ценят этого, а люди мечтают иметь друзей, но не так-то просто их заиметь, это как счастье, или оно бывает или не бывает, и потому обязательно, прямо на днях, надо собраться всем вместе и выпить.
– Десятого день рождения моего сына, – сказал Багадур.
– Дай бог ему здоровья, – сказал Фаик и посмотрел на Эльдара, – сколько ему?
– Пять.
– По-моему, – сказал Фаик Эльдару, – тут двух мнений быть не может, десятого мы у Багадура.
– Конечно, о чем речь? – охотно согласился Эльдар.
– Надо Октая и Тофика тоже пригласить, – сказал Багадур, – я сегодня не успел, базаром занимался, вас ждал…
– Это я беру на себя, – сказал Фаик. – И Октая, и Тофика, и всех остальных, – он имел в виду Бориса. – Все будут. Ты занимайся базаром.
– Кстати, я могу помочь, – предложил Эльдар, – ты же знаешь, я люблю ходить на рынок.
– Все уже готово, – уверил их Багадур. – Мясо заказал, кур купил, осетрину обещали завтра… Как вы думаете, шесть бутылок водки и четыре коньяку хватит?
– Ты что, угробить нас хочешь? – улыбнулся Фаик.
– Еще вино будет и шампанское. – Багадур тоже улыбнулся. – Пятилетие все же один раз в жизни бывает.
– Да, крупный поддавон намечается, – точно так же, как отец, потер руки Эльдар. – Я могу привести одну знакомую?
– Конечно, что за разговоры? Приводите кого хотите.
– Только я тебя прошу, не забывай о том, что ты в семейный дом идешь, – предупредил Фаик Эльдара.
– За кого ты меня принимаешь? – улыбнулся Эльдар, – прекрасная, чистая девушка, в хоре русской православной церкви поет…
Он любил такие шутки, а может, и правду сказал, от него и его старшего брата Рамиза всего можно ожидать…
Багадур приехал домой в третьем часу ночи. Тихонько разделся, лег. Даже ночью было душно, и Аня спала, прикрыв простыней только живот. Не просыпаясь, обняла его. И опять, в который уже раз, Багадур с удовольствием подумал, что она совсем не такая хрупкая, как кажется в одежде… Тело у нее крепкое и упитанное, просто она тонкокостая.
Сон у нее очень крепкий, он всегда раньше просыпается от шума. Когда Рафик был маленький, по ночам он больше с ним возился, чем она, жалко было ее будить. И вообще, она как ребенок. Есть вещи, которых даже он стесняется, когда они наедине, а она нет. Его иногда сердило это, он не говорил ей, конечно, но настроение у него часто портилось из-за ее бесстыдства, не подходящего совсем ее внешности и воспитанности. Потом только понял, что не бесстыдство это, а, наоборот, чистота, как у ребенка, который не знает еще, чего надо стесняться, а чего нет. И пахнет от нее, как от ребенка: молоком и травой какой-то. А может, кажется это ему, нанюхается за день краски, а потом думает, что все молоком пахнет и травой. Багадур улыбнулся и осторожно просунул руку под теплую и мягкую спину жены.
Она не проснулась еще, но, участив дыхание, уже жмурилась, как маленькая девочка, хотя глаза приоткрывались сами собой и блестели сквозь узкие щелочки, как черное стекло.
– Ребята придут, – уже совсем засыпая, сказал ей Багадур, – опозоримся, если завтра мяса не будет.
– Будильник поставил?
Он покачал головой. Она перелезла через него и завела будильник. Опять легла. И вспомнила, что не заштопала ему брюки от черного костюма. Решила заняться ими завтра перед работой. Полежала минуту с открытыми глазами. Спросила у Багадура, много ли денег у него осталось, но он ничего не ответил. Даже не услышал вопроса. Уже спал. Она тоже вскоре уснула…
Следующий день ушел на мясо, осетрину (пришлось проторчать в Бильгя несколько часов) и прокат посуды. С посудой была сильная нервотрепка. Паспорт Ани оказался просроченным. Багадур был со своим в Бильгя (взял, чтобы снять на обратном пути деньги со сберкнижки), паспорт мамы найти не удалось, хотя Аня перерыла весь дом, отец свой дать наотрез отказался. А без паспорта посуду напрокат не давали. Багадур все не возвращался из Бильгя и не возвращался, пришлось обратиться за помощью к соседям. И только с третьего раза Ане удалось наконец получить двадцать больших тарелок для плова и шашлыка, двадцать маленьких для рыбы, вилки и ножи. Графинов не было.
Вечером они резали мясо и рыбу, мариновали их с луком и гранатом. Мама чистила зелень (травы купили много, ее все любили, и гости, и хозяева). Уже совсем поздно переставляли мебель: диван и кровать Симы, сестры Багадура, перенесли в спальню, чтобы в столовой освободилось место для второго стола, взятого у соседей.
Перед сном Багадур позвонил Фаику и проверил, успел ли тот всех оповестить о его приглашении. Фаик успокоил его и сказал, что остался один Рамиз, но на завтра на утро он заказал междугородный разговор с Сумгаитом, и Рамиз тоже будет предупрежден. В крайнем случае, кто-нибудь из ребят съездит за ним на машине – сорок минут туда, сорок обратно.
Из-за суеты в доме Рафик долго капризничал, прежде чем уснул, и Аня забеспокоилась даже, не заболел ли он – во дворе был коклюш. Они все по очереди пощупали мальчику лоб – температуры не было… Утром он проснулся как ни в чем не бывало и разбудил родителей раньше будильника…
Багадур сразу же поехал за углем. Его продавали только в одном месте, недалеко от старого дома, рядом с маленьким базаром на Второй Параллельной.
За углем очереди не было. Угольщик предупредил, что товар сыроват и поэтому разгорается долго. Багадур взял семь килограммов – оказалось больше половины мешка – и поехал домой.
В шесть часов все было готово, стол накрыт к приему гостей, мясо частью нанизано на шампуры, частью ждало своей очереди в белом эмалированном тазу, наперченные и посоленные куски осетрины лежали в большой алюминиевой кастрюле, зелень уже была разложена по тарелкам, сыр, брынза нарезаны, любительская и краковская колбасы тоже, консервы открыты, рис для плова варился на медленном огне, угли аккуратными горками возвышались в обоих мангалах, свои ем и соседском, четыре бутылки водки, три коньяку, две шампанского и вино расставлены шеренгой на столе, минеральная вода занимала весь угол балкона…
Багадур еще раз осмотрел стол и убедился, что все готово. Гости обещали приехать в семь.
Багадур умылся, надел белую нейлоновую рубашку, брюки от черного костюма, походил по комнате и сел на стул, потому что почувствовал вдруг, что у него дрожат ноги в коленях. Это его удивило. Не так уж много он поработал из-за этого дня рождения, на стройке бывали и похуже авралы, не в работе дело – поволновался он сильно и с приглашением ребят, и с мясом, и с осетриной, и всем остальным. С непривычки, наверное…
Он был дома один. Аня пошла к соседке прострочить какой-то шов на платье. Рафик играл во дворе, отец ушел куда-то с утра (отказался от чистой рубашки, сколько его ни уговаривали), а мать пошла купить хлеба. О хлебе, как всегда, вспомнили в последнюю очередь. Хорошо, хоть вспомнили. А то однажды, много лет назад, когда они с ребятами справляли какой-то праздник, хватились, когда сели за стол.
