Текст книги "Азиаты"

Автор книги: Валентин Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Часть вторая
Смятение в Туркестане

I

Летом 1739 года многотысячная армия Надир-шаха вторглась в Индию. После ухода войск из Хорасана его селения приняли благообразный вид. Исчезли с базаров и улиц толпы солдат в синих куртках и барашковых шапках, обвешанных кинжалами и саблями. Появились люди степенные, отцы семейств, в чёрных сердари[25]25
  Сердари – сюртук со стоячим воротником и сборками сзади.


[Закрыть]. На порогах лавчонок толпились старики, наблюдая за игрой в нарды и успевая видеть, что делается вокруг и около. Шли отовсюду паломники в Мешхед к гробнице святого Имама-Резы, ехали в загородные сады на природу богачи в каретах.

В один из летних дней на Мешхедской дороге, со стороны Астрабада, появился целый кортеж золочёных карет, сопровождаемых кавалькадой воинов, одетых в красные куртки с золотыми позументами и шапки с белыми и чёрными перьями. Так ездил только Тахмасиб, перенявший в годы своего царствования европейскую моду. Потом, когда сел на персидский трон Надир-шах, Тахмасиб скрылся вместе с гвардейцами и каретами в глуши Мазандерана. И едва Надир-шах покинул страну, бывший повелитель Персии вновь появился на Мешхедской дороге.

Крестьяне и обыватели с любопытством смотрели на богатый кортеж Тахмасиба, строя всевозможные предположения, сводящиеся к одному: «Бывшая ось Вселенной, вокруг которой крутились материки и звёзды», выехал в Хорасан неспроста. По пути Тахмасиб ваехал в селение Гюнами, к гебрам-зороастрийцам, поклонявшимся Зенд-Авесте, присутствовал на похоронах их старца – мабета. Его вознесли на высокую скалу, висящую над пропастью, и, оставив, ушли. Вскоре прилетели грифы и расклевали тело старца до костей. Тахмасиб принял от жрецов чашу с целебной водой, несущей долголетие, и поехал дальше. Он побывал на источнике Кара-Казан и вместе с жёнами и детьми купался в горячей воде, бьющей фонтанами со дна бассейна. В Кучане Тахмасиб ходил по базару, а затем отправился в загородный сад Назар-баг, где наслаждался чистым воздухом и запахами цветов. Приехав в Мешхед, остановил свои кареты возле гробницы Имама – Резы и вошёл поклониться великому святому.

О каждом шаге Тахмасиба и его надимов[26]26
  Надим – приближённый.


[Закрыть] докладывали старшему сыну Надир-шаха Реза-Кули-мирзе – наместнику Хорасана. Мирза посмеивался над беззаботными причудами бывшего шаха и в то же время предполагал, что не зря выехал шах.

Мирза, провожая отца в Индию, просил оставить ему достаточное количество войск, а также своего дядю по матери Лютф-Али-хана. Дядя, возглавивший оставшиеся войска, сторожил дороги и тропинки со стороны Бухары и Хивы, боясь нападения узбеков и туркмен, но и он был озабочен приездом прежнего шаха. Когда Тахмасиб, после поклонения святому имаму, направил карсты к мешхедскому дворцу, царедворцы и гуламы[27]27
  Гулам – слуга, телохранитель.


[Закрыть] засуетились, не зная, как быть: принимать по-шахски или гнать прочь непрошеного гостя. Реза-Кули-мирза накинул на себя белый аба[28]28
  Аба – плащ без рукавов из верблюжьей шерсти.


[Закрыть], надел тюрбан с большим страусиным пером и остановился у окна, наблюдая за гостем. Тахмасиб, хорошо понимая, что сейчас на него смотрят из всех «щелей», склонился в низком поклоне и стал ждать приглашения. Реза-Кули-мирза, отойдя от окна, сказал с усмешкой везирю:

– Ну что ж, примите гостя и приведите ко мне.

Тахмасиб вошёл в комнату, изысканно убранную коврами и расписанную арабесками. Мирза, утопающий в подушках, показался ему большой куклой.

– Реза-Кули, где ты?! – окликнул Тахмасиб, делая вид, что не замечает его.

– Проходи, Тахмасиб, – отозвался наместник Хорасана, всё так же сидя в подушках и очищая кожуру в банана, давая понять, что не испытывает к вошедшему ни малейшего почтения и принял его только ради того, что сестра Тахмасиба всё ещё значится первой женой мирзы. Как он мечтал завладеть ею, но тогда Тахмасиб был шахом! И с каким небрежением относился к ней теперь, когда Тахмасиб сброшен с престола. – Здорова ли ханум? Здоровы ли дети? – спросил мирза, откусывая банан.

– Слава Аллаху, все живы-здоровы и передают своему брату и дяде низкий поклон, – отвечал добродушно Тахмасиб.

– Мне донесли о твоих заездах к мабетам и к источнику. Разве ты болен?

– Нет, дорогой мирза, здоров и полон желаний жить ещё долго, но жизнь моя, сам знаешь, очерчена близким концом, а нити от него держит в своих руках твой отец. И ты, дорогой мой мирза, не в особом почёте у Надир– шаха. У нас в Мазандеране люди говорят: дни Надира сочтены. Двинувшись в Индию, он затеряется там и будет растоптан многочисленным народом. Надира ждёт участь его брата Ибрахима, разгромленного и убитого в Дагестане.

– Зачем ты приехал, Тахмасиб? – Мирза отбросил кожуру банана.

– Я давно знаю о твоих тайных намерениях убрать отца и завладеть троном, поэтому я здесь. До этой минуты ты был один, теперь нас двое. Надир сбросил меня с трона, сделался сам шахом. Все его поступки противозаконны. Власть его призрачна, ибо я не давал согласия видеть твоего отца шахом. Я дам согласие на твоё коронование, и ты станешь законным повелителем этой страны. Найди в себе мужество, мирза, сейчас самое лучшее время для смены повелителя. – Тахмасиб высказал всё, что думал, и встряхнул мирзу за плечо:

– Мне от тебя многого не надо – сделаешь меня своим наместником в Хорасане.

Реза-Кули-мирза заколебался, но Тахмасиб и этим был доволен. Несколько дней провёл он в Мешхеде, сидя за щедрым угощением у своей сестры или бывая на охоте с соколами. Затем снова посетил мирзу, подогревая, дабы долго не раздумывал, а начинал действовать. Распрощался с уверенностью, что мирза готов к борьбе за шахскую корону. Уехав в Себзевар, Тахмасиб остановился там, чтобы наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Мирза поразмыслил немного: «Вестей из Индии от отца нет, хотя прошло уже несколько месяцев, как он отправился в поход. Да и слухи в народе идут, будто Надир-шах разгромлен и казнён Великим Моголом. А если так, то медлить нельзя. Не захвачу шахский престол я – захватит кто-то другой, а этого допустить невозможно!» Мирза послал гонцов за Лютф-Али-ханом, который стоял с войсками под Серахсом. Тот, приехав в Мешхед, сразу же навестил принца, и Реза-Кули поведал ему о приезде Тахмасиба и возможности захвата шахского престола. Лютф-Али-хан не стал долго раздумывать:

– Дорогой племянник, надо ехать в Тегеран, склонить всех знатных сефевидов на свою сторону! Без них не добьёшься верховной власти.

Не теряя времени, выехали они в Тегеран, по пути оповещая всех беглербегов[29]29
  Беглербег – губернатор, правитель области.


[Закрыть] и прочих правителей провинций, чтобы приехали к Реза-Кули-мирзе и дали ему отчёты о. приходах и расходах. Кое-кто воспротивился – и лишился головы. Другие съехались в Тегеран, расположившись с отрядами в городе и предместьях. Мирза отослал к беглербегам счётчиков, призвал мастеров золотых дел и приказал изготовить золотое писчее перо, чеканы на золотые и серебряные монеты с изображением Реза-Кули, новую государственную печать. Портных он усадил за шитьё множества богатых халатов, которые будут розданы вельможам.

Возбуждённый народ Персии с нетерпением ждал, когда глашатаи назовут имя нового обладателя персидского престола, и в это время, из Индии поступили донесения о крупных победах Надир-шаха. Пал под натиском персидских войск Пешавар, сдался Лахор. В Дели индусы подняли восстание против персидского завоевателя, но он подавил его, залив улицы индийской столицы кровью. Вскоре из Индии приехал гонец. Керим-хан с приказом, чтобы Реза-Кули-мирза ехал навстречу родителю в пограничный город Герат.

Известие это погрузило молодого мирзу в страх и раздумья. Лютф-Али-хан, видя, что племянник проявляет нерешительность, налетел на него, как коршун:

– Отец твой хорошо пожил, слава Аллаху! Возраст у него не тот – пора переселяться в мир иной. А тебе, мирза, надо брать престол. Поднимай войска, зови сердаров, пойдём под Герат и свяжем Надир-шаха!

– Нет, дорогой дядя, не поднимется у меня рука на родного отца, – отказался мирза. – Будем готовиться к торжественной встрече шаха.

– Глупец ты! – рассердился Лютф-Али-хан. – Всё равно теперь замыслов своих перед шахом не скроешь. Отец твой возьмёт за глотку Тахмасиба – и тот выдаст тебя. Тахмасиба надо немедленно убить, тогда тайна останется между нами.

– А печать?! А Деньги, которые уже отчеканены?! Разве их спрячешь?! Вся страна знает об этом!

– Скажешь отцу: Тахмасиб и его ашрафы сцепились между собой за персидский престол. Скажешь, зарезали сефевиды Тахмасиба, чтобы снова не сел он на трон. Скажешь, обстановка складывалась так, что ты должен был взять на себя обязанности государя персидской империи.

– Но Тахмасиб жив! Он в Себзеваре сидит, с гаремом и детьми! – отчаянно закричал мирза.

– Сегодня жив, завтра будет мёртв! – Лютф-Али– хан схватился за саблю, обнажил наполовину и резким движением водворил в ножны. Часом позже он поднял свой отряд и ускакал из Тегерана.

Тахмасиб со всеми его детьми и жёнами был убит ночью, когда Лютф-Али-хан приехал в Себзевар. После свершённого злодеяния встретились они с мирзой на Мешхедской дороге и вместе отправились в Герат.

Возвращение Надир-шаха, покорившего последнего Могола Индии, сопровождалось небывалыми торжествами. В дни большого салама во всех селениях по пути следования персидских войск трубили карнаи, пронзительно завывали тутаки и звенели бубенцами чаганы[30]30
  Карнай – духовой музыкальный инструмент; тутак – род свирели; чаган – бубен с подвешенными бубенцами.


[Закрыть]. На каждом привале между кибитками и шатрами устраивались пиршества: жарились на кострах туши коров и овец, трещали на шампурах шашлык и кебаб, лился ручьём щербет, крутились, словно чёрные дьяволы, цыгане-люли в диких плясках. Сотня слонов, нагруженных трофеями, тысячи верблюдов под вьюками показывали каждому, с какой богатой добычей возвращался из Индии Надир-шах. Казначеи его величества, пока войска шли из Дели, успели подсчитать. стоимость захваченной добычи – она исчислялась в сотни миллионов туманов. Таких богатых трофеев до сих пор не захватывал ни один полководец мира. Дворцы Герата сплошь были завалены индийскими сокровищами; войска же из-за тесноты расположились у стен цитадели в кибитках, среди которых выделялся большой жёлтый шатёр Надир-шаха, оцепленный конными сотнями н личной охраной – гуламами. К солнцу царей, великому и несравненному, могли приблизиться только те, кого он сам хотел видеть. Сотни высокопоставленных особ из персидских провинций и покорённых Надиром стран, расположившись в небольших походных лагерях и деревушках вокруг Герата, с тревожным томлением ожидали приглашения солнцеликого. Пока же он принимал тайных лиц, которые в его отсутствие следили за каждым беглербегом, сердаром и прочими правителями в городах и сёлах Персидской империи. «Глаза и уши» из Тегерана и ближайших к нему останов[31]31
  Остан – область.


[Закрыть] первыми донесли о своеволии Реза-Кули-мирзы, взявшего на себя всю полноту шахской власти. Доложили и о казнях за непослушание мирзе. А расправился он с наиболее преданными людьми Надир-шаха. Повелитель сразу же узнал в действиях старшего сына неладное. И особенно удручила его гибель Тахмасиба и его семейства. Надир пытался дознаться, чья злодейская рука посмела расправиться с Тахмасибом, но тайна лежала так глубоко, что ни один из осведомителей не смог открыть её.

Как только мирза с отрядом появился в окрестностях Герата, выехавшие к нему навстречу преданные люди сообщили о скверном настроении его отца и о том, что он возмущён расправой над Тахмасибом, Лютф-Али-хан, ехавший рядом с мирзой, тотчас оценил обстановку и сказал со злостью:

– А разве неизвестно народу, что Тахмасиб со своим семейством стал жертвой персов-шиитов?1

Мирза сразу сообразил, как вести себя с отцом. На задерживаясь в окрестностях, проехал через все заслоны и слез с коня в некотором отдалении от шахского шатра. Спешился и Лютф-Али-хан. Надир-шаху доложили о приезде сына. Медленно и неохотно, с опущенной головой вышел он из шатра и велел ему подойти. Реза – Кули, видя отца во гневе, заспешил к нему и, подойдя, упал на колени.

– Встань, сынок… Что-то ты встречаешь меня не так. Родному сыну после долгой разлуки с отцом следовало бы протянуть руки для объятий, а ты падаешь перед ним, как преступник, жаждущий пощады. – Надир-шах гневными зеленоватыми глазами ощупал с ног до головы поднявшегося на ноги сына.

Этот страшный взгляд и сама внешность Надир-шаха приводили в ужас и замешательство любого, кто соприкасался с ним! Надир был среднего роста, но весь словно сплетён из железных мускулов. Он ходил по земле легко, но всем казалось, что земля под ним прогибается. Лицо его, немного смугловатое, выглядело жёстким, как камень. Под чёрными колючими бровями горели большие зелёные глаза. Пышные чёрные усы до самых ушей шевелились или топорщились, когда Надир-шах гневался или смеялся. Глядя на саркастически настроенного отца, Реза-Кули-мирза против своей воли протянул к нему руки. Надир-шах смягчился, по его лицу скользнула улыбка и спряталась под усами.

– Все ли живы-здоровы, сынок?… Хорошо ли чувствует себя мать?

– Слава Аллаху, отец… Мать ждёт не дождётся, когда ты вернёшься. Внуки ждут гостинцев от деда.

– Хорошо, если это так. – Надир-шах взял сына под руку и ввёл в шатёр. Слуги поставили всевозможные кушанья, полили на руки отцу и сыну и подали полотенца. Вытирая руки, Надир-шах бросал искоса на сына полные значимости взгляды, затем, когда сели за трапезу, сказал:

– Слава Аллаху, Индия – страна очень богатая? привезли всего, что душа пожелает. А не будь у неё таких богатств, то пришлось бы впроголодь возвращаться моим войскам.

– Отец, о чём ты говоришь?! – спохватился мирза. – По первому твоему слову я бы выслал тебе всё, что у нас есть!

– Ты уморил бы меня с голоду, сынок. Чеканя свои деньги, ты пытался низвергнуть меня в пучину пропасти! За что ты предал казни тегеранского и мазендеранского правителей?

– Отец, твоя верховная власть предала тебя. Пользуясь слухами о твоей гибели в Индии, сефевиды пытались захватить власть и возвести на трон своего человека. – Мирза не сомневался, что отец ему поверит. Заглядывая в наполненные сомнением глаза отца, продолжал отчаянно лгать: – Когда Тахмасиб узнал, что беглербеги хотят посадить на престол своего сефевида, то воспылал желанием снова стать шахом и приехал за помощью ко мне. Я отказал ему в поддержке н прогнал прочь! Тогда он решил сесть на трон сам… Но персы пожелали другого сефевида и, чтобы Тахмасиб не мешал им в исполнении подлого дела, убили его вместе с семьёй… В этой страшной борьбе мне ничего не оставалось, как принять на себя верховную власть, заняться чеканкой монет и печатями… Я тоже поверил в твою гибель, каюсь, отец…

– Несчастный плут… – Надир-шах поднялся с ковра. – Как ты посмел допустить, что при твоей власти персы расправились с Тахмасибом? Не ты ли сам устранил его, чтобы не мешал тебе?! Советую, сынок, сознаться… Если услышу правду от других, прикажу вырвать твой лживый язык!

Реза-Кули опять упал в ноги отцу и зарыдал, как бывало в детстве, когда отец уличал его в какой-нибудь маленькой лжи и учил говорить только правду…

– Ладно, не мочи ковёр слезами… Кто-нибудь сядет на это место, штаны промочит. Встань, я тебе приказываю! – голос отца металлически зазвенел. – Жена-то твоя, сефевидская принцесса, жива ли?

– Жива, отец, что с ней сделается, живёт в тепле и роскоши, козьим молоком умывается, золотые перстни каждый день меняет,

– Знает ли она о смерти своего родного брата? – Надир-шах приподнял безвольно опущенный подбородок сына и заглянул в его глаза.

– Нет, отец, я не нашёл сил сказать ей о горе, постигшем её.

– Виноват, вот и не осмелился!

– Убей меня, отец, но только не вини в том, чего я не совершал. Мои руки чисты…

Руки его и в самом деле были чисты, ибо в ночь расправы над Тахмасибом Реза-Кули был далеко от Себзевара.

Несколько дней подряд Надир-шах принимал управителей провинций, ища в их подобострастно горящих глазах истинную преданность, и сомневался в ней. Не нравилось ему, что беглербеги, нажившиеся на рабском труде крестьян-рейятов, при первом же требовании Реза-Кули-мирзы понесли ему налоги и представили отчёты о трате средств на благо государства. Тех, которые вселяли ему недоверие, Надир-шах тут же отстранял от должности и повелевал своей хозяйственной службе заняться проверкой дел в останах. И тут же раздавал он высокие должности особо отличившимся в сражениях при Пешаваре, Лахоре и Дели полководцам. Наконец, после недельной стоянки, оставив при себе только гвардию, Надир-шах двинулся в Мешхед. С ним были его земляки, особенно преданные ему: дерегезцы, кучанцы, боджнурдцы. Под их недремлющим оком шли слоны и верблюды, нагруженные индийским золотом, серебром, коврами и шёлком. В Мешхеде шах сделал остановку. Старшая жена шаха, мать Реза-Кули-хана, встретив его, прослезилась, что и он, и сыновья его, Реза и Насрулла, живы и невредимы. Надир-шах вознаградил её и остальных Жён и наложниц. Вспомнив о многочисленных внуках, одарил и их. И с особой радостью переступил порог жены Резы-Кули-мирзы, сефевидской принцессы, подарившей ему смышлёного внука Шахруха, которому недавно исполнилось восемь лет. Надир-шах, войдя в покои госпожи, скупо улыбнулся. Внук бросился в объятия деда и был вознаграждён маленькой золотой саблей, усыпанной по ножнам и эфесу бриллиантами. Принцесса со скорбной– улыбкой пригласила Надир-шаха к дастархану, но он отказался, сославшись на занятость. Тогда она спросила:

– Ваше величество, отец наш, ходят страшные слухи об убийстве моего брата…

– Да, дочка, к сожалению, это так. – Надир-шах искренне огорчился и, скользнув руками по бороде, проговорил: – Да вознесётся чистая душа Тахмасиба в обитель Эдема. Я клянусь, что разыщу убийц и они сполна выпьют чашу смерти.

Реза-Кули-мирза в это время бледный, как саван, стоял за спиной отца. Машинально он произнёс «Аминь» и удалился вместе с ним. Оба слышали, как зарыдала принцесса, но не подали вида и не вернулись к ней, Надир-шах, уходя, клялся, что в следующую встречу с ней бросит к её ногам головы убийц. Мирза трусливо думал: «Убили бы эту тварь – некому было бы плакать и возбуждать жестокое сердце Надир-шаха!»

Из Мешхеда гвардия и гуламы шаха отправились в Келат – город великой славы Надира, откуда он начинал свои походы. Ныне, удостоенный почестей, рысил по дорогим сердцу местам и говорил племяннику Али – Кули-хану, ехавшему на коне с левой стороны:

– Сынок, дорогой, да будет тебе известно, что высшая слава рождается от любви и преданности своей родине. Эти прекрасные места, с речками и садами, е облаками на вершинах гор, – наша родина. А пришли наши предки сюда ещё при первом сефевиде Исмаил– шахе. Ты бывал в Дерегезе и знаешь крепость Дестджерд. В ней я родился, там жил до тех пор, пока не научился хорошо держать саблю в руках. А когда отросли у меня усы, послал сватов в Абиверд к Баба-Алибеку Кусе ахмедлю и женился на его дочери, твоей нынешней тётке. Тесть мой был старейшиной Абиверда, поэтому в первый же день я получил от него в распоряжение сотню молодых удальцов, таких же, каким был я сам. Мы сели на коней, поехали в Боджнурд, Кучан я другие города, и отряд наш скоро возрос в десять раз. Тогда мы облюбовали крепость Келат и сделали её своим главным пристанищем. Ах, какое это прекрасное место!

Племянник Надир-шаха, сам родившийся в Дерегезе в десятки раз бывавший в Келате, впервые увидел дядю таким радостным, и невольно воскликнул:

– Да, ваше величество, лучше Келата места на земле нет! Он не только красив, но и неприступен. Если ваше величество спрячет индийское золото в подземелье Келата, то ни один враг, ни один вор не найдёт эти богатства.

Надир-шах насторожился:

– Я тебе о красоте, а ты о золоте! Вот что я тебе скажу об индийском золоте, дорогой Али-Кули. Постарайся видеть, где спрячут драгоценности Индии: всякий, кто узнает об этом, будет убит. Надеюсь, ты меня понял?

– Да, я понял, ваше величество. Я останусь около ворот и не поеду в город.

– Гвардейцев и гуламов я тоже не пущу туда.

– А кто же спрячет драгоценности? – забеспокоился Али-Кули.

– Их спрячут сами индийцы, которых мы взяли с собой. Когда они сделают своё дело, мы их уничтожим.

Наступали сумерки. Караван из десяти слонов и верблюдов подходил к Келату. Высокая тумбообразная гора словно марила над зелёной лавиной. Она вздымалась над кишлаками, лежащими по берегам реки, на восемьдесят с лишним гязов[32]32
  Гяз или зар – персидская мера длины, равная 102–104 см.


[Закрыть]. Только две дороги вели к вершине, где над обрывом стояла крепость. Но подъём был так крут, что слоны подняли рёв и встали, как вкопанные. Пустили вперёд верблюдов, а тюки и ящики со слонов заставили нести пленных рабов. Шаг за шагом передвигали они поклажу по каменистой дороге. Надир-шах не стал дожидаться пока сокровища поднимут на вершину – уехал с племянником и личной охраной в Келат, заночевал в крепости. Проснулся он на рассвете от ружейной стрельбы, разносившейся эхом вдоль гор. Надир-шах прислушался и спокойно зевнул, догадавшись, что это гуламы стреляют в пленных рабов, чтобы навеки скрыть тайну индийского клада…