Текст книги "Пятьдесят девственниц (СИ)"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

30

Услышав о том, что в сундуках находится свинец, девица даже дар речи потеряла от изумления.

– Ты еще более ужасный негодяй, чем я о тебе думала, – призналась она, когда смогла вскорости говорить.

– Конечно, – согласился я. – Уж поэтому-то, коль скоро, решил сделать тебя нынче женщиной, то обесчещу любой ценой.

– Не мучай меня! – взмолилась Орна силясь, казалось, продавить каменную стену у себя за спиной.

– А я с вами не мучался? Столько тяжестей, как за последнее время, в жизни не таскал! А ваши бесконечные перебранки? Твоя девственность – послужит хоть какой-то наградой за мои страдания! На, смажь у себя там получше, что бы не было больно! – приказал я протягивая ей миску, но увидев, как падчерица набирает побольше воздуха в легкие, добавил чуть мягче. – Ну и кричи, если так угодно. Матушка опять тебя во всем обвинит, а я совру, что свинец мне подсунули обманщики-пираты. Конечно же, я не смогу уплыть завтра в поход, как собирался, и мы будем дальше жить здесь милой, душевной семейкой. Вы с матушкой будете ежедневно лаяться, я же, рано или поздно, вновь подпоив ее до бесчувствия, доберусь до твоего девства. Неужели ты сама не понимаешь, что так все и будет?

– О, Лулах, сделай так, чтобы этот мерзкий человек никогда не вернулся из своего проклятого похода, – всхлипнув взмолилась девица и дрожащей рукой взяв миску начала умащиваться в указанном мною месте.

– Никогда не вернусь в этот распроклятый город, клянусь виселицей! – совершенно искренне пообещал я. – Совершенно не имею такого желания. Подтяни коленки к груди и раскройся получше.

Дрожащая от страха Орна улеглась на спину и подчинилась.

– Не хнычь и ничего не бойся. По крайности, – опускаясь на падчерицу сверху понадеялся я, – это раз и навсегда отучит твою матушку бросаться на шею первому встречному пирату лишь только потому, что он спьяну болтает о каких-то сокровищах.

– Больно же… Потише!.. – охнула она.

– А ты как думала, первый-то раз, – возмутился я ибо проход который я собирался открыть и расширить оказался гораздо уже, чем у двух моих предыдущих девиц. – Еще немного потерпи, как по маслу пойдет… И перестань ты реветь, все через это проходят!

– Одно дело с законным мужем, другое… Тише… Я больше не могу… Ах!

Ахнула она именно в тот момент, когда я добился первого успеха.

– Все ты теперь можешь! – ободренный этой удачей сообщил я целуя ее в мокрую и соленую от слез щеку. – Немного осталось.

– И вообще, – после мига блаженства, я вновь вернулся к теме пиратских сокровищ. – Сейчас в нашей ватаге около трехсот человек. Сколько же надо захватить серебра, чтобы доля каждого составила три сундука? Знаешь, существуй неизвестный материк, где на каждом шагу попадаются серебряные шахты, а в руслах рек – золотой песок, и находись этот материк так, чтобы доставить оттуда металлы, можно было только по воде, вот тогда пиратство было бы выгодным промыслом. Сейчас же, захваченную добычу легко можно пропить за недельную стоянку в любом порту и исключения бывают крайне редко. Нет-нет, не мойся, пусть на тебе будет побольше следов бесстыдного надругательства.

– Руки-то вязать будешь? – хмуро спросила Орна.

– До рассвета еще несколько часов, – успокоил я. – Не собираешься же ты провести их со связанными руками и кляпом во рту? Давай попьем вина или завари травы. Я же еще расскажу тебе о своем нынешнем ремесле. Поверь, сердитая моя дочурка, что наибольшую выгоду от пиратства получают не те, что самолично ходят в море, а лишь те, кто об этом болтает. Придет такой болтун в таверну и давай заливать, как ходил он, дескать, боцманом при славном капитане Хромая Лошадь и какие у них были баталии, и какие несметные сокровища на вот-ну-никак-не-вспомню-каком острове.

Несмотря на нелюбовь ко мне и то, что я фактически силой лишил ее чести, моя семнадцатилетняя падчерица вдруг улыбнулась.

– Вот-вот, – кивнул я. – И расскажет этот болтун не об одном сундуке и даже не о трех, а о целой дюжине. И наполнены эти сундуки золотом самой высокой пробы. Сухопутные крысы, развесив уши, будут слушать, не замечая как путает он реи со швартовыми, а бушприт с компасом, да подливать побольше винца за свой счет. И никогда не признается бедолага, что пропиратствовал неполных два месяца, смывшись в первом же подходящем порту, что вся добыча его составила два десятка медяков и, что в пираты он попал лишь потому, что, надо было где-то прятаться от кредиторов.

– А ты как в пираты попал… папенька? – полюбопытствовала она отхлебывая свежезаваренное питье и, хотя в последнем слове была немалая доля ехидства, сердиться я не стал.

– Кому другому сочинил бы отличную историю, – сказал я. – Сообщил бы, что я незаконнорожденный барон, граф, герцог, а может даже и принц. А что? Намекнул, дескать, если б не судьба злодейка – на королевском троне вы не того, что сейчас видали бы. Тебе же скажу честно, в пираты попал случайно и, хотя в штурме Королевской каторги не последнюю роль сыграл, хотя в шкиперы выбился, но если б мне деньжат побольше, да не жениться спьяну на твоей матушке, выбрал бы другую профессию не задумываясь.

Так в приятной беседе провели мы большую часть ночи.

31

– Ложись, дочурка, пора, – распорядился я лишь только за окнами посветлело небо.

– Чего ты?! – возмутилась она, когда я вновь навис над ней.

– Послушай, Орна, я легко могу сделать это, после того, как свяжу тебя и заткну рот, но зачем? Почему бы, нам просто не повторить предыдущее, раз уж мы расстаемся навек?

– Если ты не уедешь, я, в точности, сегодня же повешусь, – пригрозила она.

– Я тебе виселицей поклялся, – нетерпеливо напомнил я.

– Мать проснется и застукает нас, – опасливо покосилась на храпящую Лу ее рассудительная дочь и раздвинула согнутые в коленях ноги.

– Мы сделаем все очень быстро, – клятвенно заверил я и не встречая сопротивления приступил к делу.

– Больновато еще, – пожаловалась она. – Это пройдет?

– Пройдет, доченька, – успокоил я, обильно залив семенем ее живот, дабы оставить наиболее явные следы. – Матушке скажешь, что я надругался над тобой раз пять за ночь.

Одевшись, я достал из кармана камзола свой последний золотой и остатки серебряного бруска, подаренного мне капитаном.

– Орна, ты умная, рассудительная девочка, – сказал я вручая ей все. – Не подумай, что это – плата за постель. Тот свинец, что лежит в сундуках у твоей матушки, много не стоит, поэтому возьми вот это и постарайся употребить с пользой для вас обеих. Можешь не бояться, серебро – самое настоящее.

– Знал бы ты, как я тебя ненавижу, папенька, – припрятав ценности в матрасе пробормотала падчерица. – Хотя ты и пытаешься быть таким любезным. Давай, вяжи.

Я скрутил ей руки разодранной ночной сорочкой, привязав их к спинке кровати, и, поцеловав на прощание, заткнул рот кляпом из небольшого платка.

– Мир этому дому, мне же пора уносить ноги, – пробормотал я выходя за порог.

Погода была ветреная, хмурая и я перепугался – а ну, как Свирепая Акула не решится выйти в море? По мере приближения к порту возникло другое опасение – вдруг ватага наша уже отплыла; и я поспешно ускорил шаг.

В порт я уже вбегал, успокоившись лишь тогда, когда собственными глазами увидел все корабли нашей ватаги и, в особенности, «Морскую Кобылку».

– Скоро ли отходим, мой капитан? – запрыгнув на борт сразу же поинтересовался я.

– Ты вовремя, шкипер! – обрадованная Быстрые Глазки наградила меня крепким рукопожатием. – Ждем сигнала с «Милашки».

А ко мне уже спешил Крикун и сияющая от восторга милая Трина. Хоть у нас и было правило насчет общения с женщинами на борту, мой маленький дружок тут же кинулась ко мне с поцелуями. Впрочем, товарищи по пиратскому ремеслу считали ее моей дочерью, так что никто не возмущался. К тому же, Трина была всеобщей любимицей и, как женщину, ее никто не воспринимал.

С поздравлениями ко мне подошло еще несколько человек, знавших о моей скоропалительной женитьбе. Кстати, выяснилось, что супругой обзавелся не я один. Еще несколько пиратов из нашей ватаги, по пьяной лавочке женились и кое-кто так и не смог вернуться на борт.

– А не пропустили мы сигнал? – взад-вперед расхаживая по мостику, я с волнением оглядывал причал – нет ли еще на нем моей заспанной жены в сопровождении толпы стражников.

– Потерпи, Бес, еще немного, – успокаивала Глазки.

Наконец, на «Милашке» взвились флаги и какой же счастливый я был, когда наша «Кобылка» отвалила от берега!

Судно уходило все дальше в море, Крикун и Трина застыли у борта вглядываясь в очертания остающегося все дальше и дальше города, в котором я поклялся никогда больше не побывать, а Быстрые Глазки позвала меня в нашу каюту.

– Поздравляю, Бес, ты выпутался из ужасной ситуации, – с облегчением вздохнула она и я понял, что все это время девица-капитан волновалась не меньше моего.

– Подумаешь, женился, – улыбнулся я. – Со всяким бывает.

– Не скажи, – рассмеялась она. – Ты женился обманом, поскольку наобещал этой женщине груды серебра, которого у тебя нет. За это тебя могли высечь кнутами на базарной площади. А, поскольку ты при обмане клялся, тебе наверняка проткнули бы язык раскаленным гвоздем.

– Да что ты! – ужаснулся я. По мне, так и кнуты – достаточно жестокое наказание.

– Это еще что! Они могли посчитать тебя святотатцем, поскольку, что-то из своего пьяного бреда ты повторял перед статуей Лулаха. А давать ложные клятвы перед статуей бога – самое настоящее святотатство.

– И какая же кара… – я от волнения запнулся, на мгновение представив, что вот, я бы проспал и не попал на борт, – святотатцу?

– Сдирание кожи заживо, – сообщила Глазки, – но ты не волнуйся, все уже позади.

– О, Боги! – взмолился я. – Значит в этом вонючем городишке, только за то, что я спьяну чего-то наболтал и женился, меня могли высечь, проткнуть язык раскаленной железякой, да еще и содрать кожу заживо?

– Нет, – покачала головой моя рыжеволосая спутница. – Перед тем, как содрать кожу, тебе еще отрубили бы руки, ведь из-за подмены серебра свинцом они наверняка посчитали бы тебя фальшивомонетчиком.

32

Доводилось ли тебе, любезный читатель, когда-нибудь, живя честной, достойной, пусть и не слишком обеспеченной жизнью, вдруг единым махом, волею судеб, разом оборотиться сначала плутом, потом пиратом, а в довершение еще и обманщиком, клятвопреступником, фальшивомонетчиком и святотатцем? Уверен, что нет, ибо такое бывает до крайности редко и, конечно же, не со всеми.

– Глазки, откуда ты так хорошо знаешь местные законы? – полюбопытствовал я, осмыслив наконец все, чем теперь являюсь.

– Специально поинтересовалась. Мой покойный отец всегда говорил, что незнание законов ведет к неприятностям, – ответила она.

– Твой отец тоже был плутом?

– Он был прокурором, – к моему величайшему изумлению ответила рыжеволосая. – Конечно же, как и все служители закона, он был знаком со многими его нарушителями. Некоторым иногда помогал – когда за мзду, когда за сочувствие. Но после его смерти – умер он, едва мне исполнилось семь – лишь плуты помогали моей матушке, а, когда умерла и она, позаботились обо мне с Маленьким Крикуном. Его и прозвали-то так, лишь потому, что он тогда был младенцем и беспрестанно плакал от голода.

– Не странно ли, что плуты, оказались самыми порядочными людьми, – еще больше удивился я. – Как? Король не позаботился о семье своего работника? Оставил прозябать после его кончины?

– Что дело королю до мертвых, если он и на живых экономит? – пожала плечами Глазки. – На низшей прокурорской должности, иначе, чем на мзду, не проживешь.

– Нелепо устроен мир, – признал я и, чтобы сменить тему нашей беседы, спросил. – А что полагается мне, если они узнают еще об одном деле?

И я не таясь рассказал спутнице обо всем, что произошло у меня с Орной.

– Бес, ты поступил очень нехорошо с бедной девушкой принудив ее расстаться с девственностью, – еще больше насупилась Глазки. – Тем более нехорошо, что она сирота, а ее матушка беспросветная дура.

– Но, друг мой и верный товарищ, – обиделся я, – ведь я же уходил в море! Быть может завтра грудь мою проломит стрела выпущенная из вражеской баллисты? Или камнем размозжит голову? Или в шторм смоет за борт и я утону? Быть может, это последняя девственница, коей я обладаю в своей жизни?

– Пойми, Бес, – не сдавалась она. – Пойми и представь те проклятия, которые она обрушит на твою голову, когда бесчестье ее станет всеобщим достоянием. А молитвы ее, тем скорее дойдут до Богов, что она ведь была перед тобой невинна, когда ты обидел ее. Мало тебе собственных злоключений, так ты еще хочешь кары Богов? Ведь я же не попрекаю тебя Мисой, но здесь ты, и впрямь, поступил плохо.

– Я знаю, ты права, – с грустью согласился я и, видят Боги, Быстрые Глазки, меня убедила. – Мне остается лишь сожалеть и молиться, чтобы у бедной девочки все хорошо сложилось в жизни и, чтобы она не держала на меня зла. И я никогда не вернусь в Жемчужный.

– Да уж, не стоит, – согласилась капитан. – Поскольку девушку найдут утром связанной, тебя обвинят в насилии, на лбу твоем выжгут клеймо и наложат денежный штраф. А, поскольку она твоя падчерица и ты муж ее матери, тебя обвинят в кровосмесительстве и вырвут раскаленными щипцами твои половые органы.

– Это будет до или после сдирания кожи? – на всякий случай решился уточнить я.

– Последней всегда идет казнь, прямо приводящая к смерти, – любезно объяснила юная девица. – Твое наказание будет происходить, скорее всего, в течение нескольких дней. В первый из них тебя отходят кнутами и проткнут язык раскаленным гвоздем. На второй – отрубят руки и перевяжут раны, чтобы не дать умереть. Не третий – оторвут половые органы; и, лишь на четвертый – сдерут кожу и дадут умереть. Хотя, если судьи сжалятся над тобой, они могут совместить отрывание и сдирание в один день, дабы уменьшить твои страдания.

– Было бы очень милостиво с их стороны, – удрученно согласился я и на некоторое время в каюте нашей царило тягостное молчание, но тут явилась маленькая Трина и, вновь кинувшись мне на шею, принялась одаривать поцелуями.

– Ах, мой ласковый и милый папочка, – лепетал наш нежный ребенок. – Ну не чудесно ли, что мы все вместе. Неужели лучше тебе было бы остаться с той ужасной женщиной и играть с ней, нежели с Глазками?

С улыбкой согласился я, что никакие женщины на свете не смогут заменить игр с нашей рыжеволосой спутницей, и, что, поскольку сегодня я ужасно устал, то предпочту играм сон, но уже завтра же непременно поиграю в нашу игру с ними обеими.

– Эй, Бес В Ребро, – рассмеялась Глазки. – Быть может я и не откажусь приласкать то, что столь благополучно избежало раскаленных щипцов. Быть может, я даже разрешу Трине попробовать, коль скоро ее уже долго гложет любопытство по этому поводу. Но не слишком ли быстро ты забыл о том, что поклялся виселицей не нарушать пиратские обычаи? Мы-то находимся в море.

– Знаешь, мой добрый друг Быстрые Глазки, – откровенно признался я, – сегодня ты нарассказывала мне таких ужасов, по сравнению с которыми, виселица кажется не самым плохим, что может ждать меня впереди.

33

Меж тем плавание наше проходило своим чередом и я ознакомился с целью предпринятого ватагой похода. Оказалось, что мы не меньше, не больше, как наняты.

Случилось так, что лет десять назад, во время бестолково и отнюдь не победоносно проведенной войны с язычниками, наше королевство чудом отбило у тех некую древнюю святыню дварфов. Король дварфов, прослышав про это, тогда же предложил несметное количество денег, но наш король, весьма кичившийся тем, что в столице его собрано так много святынь и религиозных символов различных народов, в гордыне своей, пренебрежительно отказал в продаже. Трудолюбивые усердные дварфы покручинились и ввели у себя особый налог, с целью собрать еще больше денег дабы однажды все-таки купить то, что было им столь дорого.

Денежные же дела нашего нынешнего величества пришли тем временем в такой упадок, что в этом году величество это согласилось уступить дварфам святыню за деньги вдвое меньшие тех, что они некогда предлагали. И вот, не так давно, дварфский король с несметной кучей золота переплыл Внутреннее море и выкупил реликвию к вящей радости своих подданных.

Предприятие это проходило в непрестанном отражении пиратских атак ибо, всякий из капитанов вольных мореплавателей, прослышав про путешествие, непременно желал испытать удачу. Поэтому, их дварфское величество решило не искушать судьбу и нанять при обратном пути кого-нибудь из пиратов для охраны, справедливо полагая, что друг с другом они воевать не будут. Поскольку же ватага Свирепой Акулы, на тот момент, была во Внутреннем море самая многочисленная, выбор пал на нас. Немало помогло и то обстоятельство, что, среди прочих узников, мы освободили с каторги на Сапфировых островах нескольких дварфов, а уж они-то и связали нас со своими соплеменниками.

Прошла неделя и совсем неподалеку от столь злосчастного для меня порта Смоляная Пенька, где общался я с мерзким бароном Зубень, корабли нашей ватаги, коих насчитывалось семь, встретились еще с двумя, на которых было численностью не менее двухсот дварфов.

Дабы сбить со следа возможного врага, некоторое число дварфов распределили по нашим кораблям – понятно же, что любой злоумышленник первым делом решит, что святыня везется именно там, где находятся представители этого народа.

Возможно так же, что дварфский король не доверял нам до конца, но в этом, должен заверить, он был не прав. Еще на первой сходке в Жемчужном, где я по причине женитьбы присутствовать не смог, наша ватага единодушно решила, что, хотя дварфы и славятся своей прижимистостью, слово их – крепче камня. И, уж коль скоро, король их пообещал нам хорошие деньги, значит и мы должны держать свое слово до конца.

На борт «Морской Кобылки» припало подняться шестерым дварфам с огромными секирами, обряженным в отличнейшие кольчуги и прочий боевой доспех. Прибытию их все были рады, ибо каждый знал, что, хотя моряки они никудышние – даже для столь важного предприятия корабли свои они наняли у Лиги Вольных городов – зато бойцы отменные и один из них стоит трех, а то и четверых наших.

Я же со своей стороны, будучи знаком с обычаями и привычками этого народа по книгам, строго на строго предупредил всю команду, чтобы не вздумали называть их, как обычно у нас водится, гномами или карликами, ибо сердит это дварфов необычайно.

Во многом, возможно, из-за такого уважения, дварфам и их командиру, достойному Грату, – был он самый высокий из них и достигал мне почти до груди, хотя в плечах превосходил по ширине в два раза – на борту у нас понравилось.

То, что капитаном у нас девица их даже не удивило, поскольку в их собственном королевстве представительницы женского пола иногда занимаются такими делами, кои мы по неразумности сочли бы только мужскими – я имею в виду горное и кузнечное дело.

Маленькая же Трина, которой я, в свое время, не мало рассказал сказочных историй о дварфах, вызывала в них столь много умиления, что они часами могли говорить с ней, рассказывая о своей стране и чудесных городах, расположенных, главным образом, под землей.

Путешествие по морю наши гости переносили отлично, не страдая ни от морской болезни, ни от однообразия питания. Уж если и тяготило их что-либо, так это – как признался достойный Грат – невозможность посетить ежевечерне баню, ибо это в дварфских поселениях любимое и всеобщее времяпровождение.

Я же нарадоваться не мог, тому, как легко на этот раз мы зарабатываем свою добычу, хотя, признаюсь, нет-нет, но иногда вспоминал сколь жестокосердно поступил со своей приемной дочерью и, особенно, мольбу ее Богам, чтобы я никогда не вернулся из своего похода.

Ах, если бы моя милая падчерица добавила при этом о том, что имеет в виду возвращение именно в Жемчужный. А в нынешнем виде мольба эта приобретала очень и очень зловещий смысл. Быстрые Глазки успокаивала меня, как могла, но все же, забыв на время об этом проклятии девицы, над которой я столь бесцеремонно надругался, я, рано или поздно, в мыслях моих, возвращался к нему.

Поэтому, когда однажды, во второй половине дня, на горизонте вдруг появились черные, как смола, паруса над быстрыми остроносыми судами, и наблюдатель с мачты истошным голосом закричал о том, что видит флот язычников, я даже не удивился.

– О, Боги! – воззвал я, до боли сжав рукоять висевшего на поясе кинжала. – Неужели вы покараете так много ни в чем перед вами неповинных и, в общем-то, неплохих людей только из-за того, что в их общество затесался один лгун, клятвопреступник, фальшивомонетчик, насильник, кровосмеситель и святотатец?